Я нам не враг. Понимала, что совсем убить — не вариант, а вот сильно напугать себя — стоит. Поэтому полоснула острым краем материнского кулона себе по венам. Больно — до жути, крови — страх сколько. Голова закружилась, сердце мгновенно забилось как сумасшедшее, а разум орал слова дракона «дуры», и к несчастью, я с ним абсолютно согласна!
Дракон уложил маму и метнулся к дверям. Едва он успел их затворить, как с той стороны обрушился грохот.
— Мама, — простонала я, падая рядом с ней на колени.
— Нет времени выть и сожалеть! Открывай портал, — крикнул дракон, подвигая к дверям стол. Добротный и тяжелый, он на какое-то время сдержит натиск неприятеля, но, если я не соберусь, все будет напрасным. Именно об этом дракон и сказал следом, только он не стеснялся в словах и выражениях.
Из глаз брызнули слезы. Я взяла мамину руку и сжала в своей. Голубые глаза безжизненно смотрели в потолок и внутри меня разожглась ярость. Ярость от несправедливости. Я только встретила ее, а кто-то решил, что может распоряжаться моей жизнью⁈ Не позволю! Не отдам!
Крик вырвался из моей груди неожиданно и был настолько оглушительным, что дракона откинуло в сторону, со столов полетели вещи, а мои барабанные перепонки заложило, будто уши набиты ватой. Взметнулся бело-черный вихрь. Дракон быстро сообразил, взял меня за руку и наши рисунки, разгоряченные эмоциями, засияли ослепительно ярко. Из-за слез я видела мир яркими осколками и кривыми цветными разводами. Все смазывалось, сияло, кружило и вертелось, а я сжимала в одной руке материнскую ладонь, а в другой — ладонь дракона. Мир сжимался, давил со всех сторон, растворяя звуки и пространство.
Я слышала, как вылетела дверь и в комнату ворвались люди, но не могла пошевелиться. Сила ревела и рвалась ввысь, пыталась расплющить меня так, что невыносимая боль не позволяла дышать, и в итоге я потеряла сознание.
Получилось?
Мы спаслись, или…
Эл’хард Дженгернард
— Я предупреждал, что будут последствия если ты притащишь необузданную силу в наш мир! — проревел Дракон Смерти, за миг принимая полубоевую ипостась. Его огненные крылья полыхали яростью хозяина.
— Я всего лишь прошу воскресить две души. Даже не так, я сделаю всё сам, сними вето.
Владыка вспыхнул ярким пламенем и остыл. Вернув себе человеческий образ с ярко-красными глазами и костными наростами на лбу, фыркнул, опустился в кресло и подвинул к себе кипу рабочих свитков, имитируя рутинную деятельность.
— И зачем мне это делать? Чтобы эти ненормальные разнесли все миры?
— Они не станут этого делать, — я опустился на кресло перед столом владыки.
— Потому что честно обещали? — он метнул в меня ироничным взглядом.
— Они не станут этого делать, — повторил тихо и предельно спокойно. Любовь зверь считает этот тон, вон и владыка считал. Сброшены маски.
— Эл’хард. Они, может, и не станут. Но как думаешь, когда все узнают, что появилась парочка, способная разнести вселенную, что произойдет?
Алфирея первая на очереди, и не единственная.
— За ними выстроится толпа сумасшедших идиотов, желающих проверить, «а что будет»!
— Я улажу.
Владыка смерил меня долгим взглядом и отрезал:
— Нет.
С таким «нет» спорить бесполезно, я слишком хорошо его знаю.
— Что ж, — я тяжело вздохнул и поднялся. — Только по старой дружбе я даю тебе время до утра. Если на рассвете Бриана с матерью ко мне не придут, нашей дружбе конец.
В руке владыки сломалось перо. Тишина превратилась в густое марево, текущее по телу предвкушением неприятностей.
— Ты объявляешь мне войну? Ты? Мне? — с пробирающим до костей холодом проговорил дракон.
— Я от безысходности принимаю твой вызов.
Дракон смерти поднялся, подошел ближе, возвышаясь надо мной почти на две головы, по-отечески положил руку на мое плечо и произнес:
— Ты еще молод и не понимаешь, как все устроено. Я не могу вернуть их по многим причинам. Во-первых, девчонка — твоя слабость, во-вторых, она — угроза для моего мира. В-третьих, ты не можешь нарушать мировой баланс как и когда тебе вздумается. Я — гарант стабильности, гарант нерушимости. Я — правило, которое безукоризненно соблюдается. Подданные и без того считают, что я слишком много тебе позволяю.
Кто этот смертник?
— Я не пойду на преступление против мира даже ради тебя.
Я усмехнулся и пошел ва-банк:
— Поговорим о том, как ты пришел к власти?
Дракон смерти изменился в лице, а его рука на моем плече окаменела.
Пожал плечами, сбрасывая ладонь.
— Если эта информация просочится…
Для начала, конечно, неплохо бы ее вообще найти.
— Ты не посмеешь! — прорычал дракон, прочитав решимость на моем лице.
— Мне кажется, принцип «зуб за зуб» как нельзя лучше сочетается с принципом мирового баланса. Или я ошибаюсь?
Владыка усмехнулся.
— Дерзкий. Как я в молодости. Хорошо. Я дам тебе выбор и разрешу воскресить одну из них: либо Бриану, либо ее мать. Ни больше, ни меньше. Иначе обреку тебя на вечное существование.
Если я верну Бриану, она никогда не простит мне смерть матери, если воскрешу ее мать, то навсегда потеряю Бриану. И жить вечно с давно забытым чувством вины? Изверг.
— Мне больше нравится тот вариант, где все случайно узнают твой мерзкий секрет, а я, пользуясь случаем, воскрешаю обеих, — я поднялся и отряхнул несуществующие пылинки с брюк.
— Делай, что считаешь верным, — неожиданно мягким голосом произнес Владыка. — А я буду делать, что должен.
И как это понимать?
Я кивнул и вышел из кабинета.
Через дверь.
Сам в шоке.
Впервые за всю историю нашего с Владыкой общения. Обычно он-таки вышвыривал меня порталом в мир живых, а тут такое. Я хотел вернуться и уточнить, ничего ли он не забыл, но в кабинете раздались голоса.
— Владыка! Верховный совет считает, что вы слишком много ему позволяете. Вам бросили вызов, — это что еще за говорящий труп?
Дракон Смерти усмехнулся.
— А своим детям они позволяют меньше? Скажи, что я приму всех недовольных на Арене Мертвых сегодня в полночь.
— Зачем так рисковать ради него? — говоривший использовал полог молчания. Он старался, чтобы разговор остался в тайне и с большинством высших потусторонних сущностей это бы сработало. — Вы рискуете миром, хозяин!
— Я переродил ключ и на этот раз его никто не найдет. Им просто в голову не придет искать там. Что бы ни сделал Эл’хард — мир в безопасности. А возрождение его возлюбленной — последнее испытание перед восхождением на трон. Мое время уходит, Гилббердхенген. Рассвет Черной звезды грядет и многие лишатся не только своих мест, но и жизней.