Не ДРД единой

Глава 12

Общий разговор не заладился. Шелагин бросил Живетьевой пару уточняющих вопросов, а потом начал гипнотизировать меня. Я на него не смотрел, но понимал, что поговорить придется. Расставить, так сказать, все точки над i. Но, разумеется, не при Живетьевой, которая с таким умилением на нас смотрела, как будто действительно радовалась воссоединению семьи, а не действовала, будучи припертой к стенке.

— Арина Ивановна, вы не обидитесь, если я вас покину?

— Неожиданно, да, Илюша? Прожить до восемнадцати лет и узнать, что твой отец — совсем другой человек, — вроде бы участливо сказала она.

— Я бы предпочел этого не знать.

— Нельзя закрывать глаза на правду.

— Извините, мне нужно все обдумать.

Я встал, показывая, что не собираюсь здесь оставаться.

— Я распоряжусь, чтобы тебя отвезли в гостиницу, — сообщила «добрая бабушка».

— Я поеду с ним, Арина Ивановна, — решил Шелагин. — Я вам очень благодарен за помощь, но…

— Но пообщаться с обретенным сыном важнее? Разумеется, Александр Павлович, не буду же я вас задерживать.

Она распорядилась подать машину, но ждать в гостиной я не стал, попрощался и вышел, не забыв настроиться на Живетьеву. Шелагин не разочаровал:

— Арина Ивановна зачем вы так? Я предпочел бы узнать это раньше Ильи, чтобы иметь возможность осознать ситуацию.

— Уж простите старушку, Александр Павлович, хотела порадовать вас обоих. Но видно, не вышло, — с деланой досадой сказала Живетьева. — Мое сообщение вас ни к чему не обязывает ни по отношению ко мне, ни по отношению к Песцову. Не признаете, так от меня никто не узнает.

— Благодарю вас, — сказал Шелагин и покинул гостиную, судя по тому, что Живетьева почти тут же начала раздавать команды, требуя проследить за нашей встречей.

Внуку она позвонила уже после того, как мы сели в машину, старательно глядя в противоположные стороны, и выехали из поместья. Я даже начал опасаться, что ничего больше не услышу.

— Эрни, как все прошло?… Да ты моя умничка. Заподозрил, но не стал говорить, потому что не был уверен? Прекрасное объяснение. Шелагин съел?… Ну в принципе так я и думала, что при наличии наследника признавать пацана не будут. Вытаскивать грязное белье на всеобщее обозрение никто не любит.… Да-да, я тоже пообещала молчать.… Именно, они теперь нам со всех сторон должны. А еще будут бояться лишний раз вякнуть против нас — рычаг у нас теперь в руках будь здоров, если не признают.

Она тоненько и противно захихикала. На этом связь оборвалась — мы слишком далеко отъехали. Но я и не ожидал, что они продолжат по телефону обсуждать свои планы: все там было уже пережевано на несколько раз и изменений в ближайшее время не намечалось.

Машина остановилась около нашей гостиницы, водитель повернулся и сказал:

— Господин Шелагин, мне было приказано отвезти вас туда, куда вы скажете.

— Мне нужно поговорить с с… господином Песцовым, — недовольно бросил Шелагин.

— Не о чем нам разговаривать, — сказал я, выходя из автомобиля.

Шелагин выскочил за мной, остановил, взяв за плечо, и активировал защиту от прослушивания:

— Илья, нам действительно нужно поговорить.

— Александр Павлович, смысл? Ничего нового вы сегодня не узнали, а план борьбы с Живетьевыми вы предложить не можете. Давайте отложим беседу на пятницу, встретимся в Полигоне.

— Я не уверен, что буду в Верейске. Мы караулим…

— Можете с чистой совестью возвращаться. То, что вы караулите, из этого Прокола не вынесут, — отрезал я. — Сейчас мы должны показать, что поругались, именно это передаст Живетьевой водитель, который за нами внимательно наблюдает.

Я дернулся, сбрасывая руку Шелагина с плеча, развернулся и пошел в гостиницу, рассчитывая, что со стороны наш разговор был похож на серьезную ссору. Единственное, о чем жалел: не было возможности послушать Живетьеву дальше. Очень уж интересные вещи она говорила. Меня вообще удивляло, что делала она это, абсолютно ничего не опасаясь.

Шелагин за мной не пошел. Я не оборачивался, поэтому не мог сказать, уехал ли он сразу же или постоял, страдальчески размышляя о том, как сложно быть отцом взрослого сына, которого у тебя до этого дня не было.

В номере Олег на меня сразу набросился с вопросами. Лихолетов к этому времени ушел к себе, но я все равно поставил защиту от прослушки перед тем, как все рассказать, после чего вывалил все: и то, что говорилось для меня, и то, что говорилось внутри живетьевской банды, и мои размышления по всем вопросам.

— Я бы сказал, что это дает нам передышку, — признал Олег. — Но насколько она будет большой? Еще возможна помощь Шелагиных.

— Возможна, но во что она нам встанет? Нет уж, лучше не помощь, а партнерство. Закрыли вопрос с Живетьевыми — и разошлись как в море корабли.

— Боюсь, не выйдет, — возразил Олег. — У них нет наследника, кроме тебя.

— Это только предположение.

Младшего княжича я так до сих пор и не видел, так что сомнения все равно оставались. Строить планы на непроверенных данных — занятие неблагодарное.

— Да брось, — фыркнул Олег в излюбленной манере Песца — наверное, такие навыки передаются ментальным путем. — Предположение. Да там практически прямым текстом говорилось.

Хотел было я бросить, что других настрогают, но вспомнил живетьевское «Детей у него больше не будет». Мне и самому не понравилась та серость, что осталась после снятия блока. Блока-то не было, но что-то он конкретно нарушил, не зря же Песец говорил, что во времена его создания блоки надолго не ставили. Значит, была на то веская причина.

В возможном признании меня Шелагиными больше всего мне не нравилась перспектива опять идти кому-то в подчинение (а признают меня только на таких условиях), когда над тобой куча условностей, а за тебя решают буквально все. Меня устраивало, как сейчас складывается моя жизнь, где я сам себе хозяин и имею несколько независимых источников дохода. Вот сбросить с себя Живетьевых — и все станет еще лучше, не придется нестись сломя голову за знаниями, пытаясь выиграть жизни свою и дядину как приз в этой гонке.

— Хочется стать единственным Песцовым? — подколол я дядю.

— Почему единственным? У меня, можно сказать, в перспективе вырисовывается много чего, — возразил Олег. — Блок ты мне снял, так что Песцовых может появиться очень и очень много…

— Будет гордый археологический род?

— Именно. Кстати об археологии, — спохватился он. — Доклад мы тебе написали, я за тебя сказал, что ты чувствовал и как действовал, Лихолетову пришлось с этим согласиться. Держи. Выучишь — и вперед. Цени. Даже фотографии подобрали.

Он всунул мне пару листов, на которых воды было куда больше, чем смысла. Но выглядело это все солидно особенно иллюстрации: Лихолетов явно оказался специалистом в том, как красиво подать материал. Причем умело создавалось впечатление, что я знаю, что нужно делать, но прямо этого не говорилось, так, полунамеками. Очень прозрачными полунамеками.

— Олег, я после такого выступления не огребу? — заволновался я. — Решат, что я разбираюсь, как оживлять артефакты Древних.

— Разве не разбираешься?

— Мы это в тайне собирались сохранить, — напомнил я.

— Оно и останется в тайне. Думаешь, кто-то в это поверит? Таких умников, которые утверждают, что нашли подход к активации артефактов, знаешь сколько? Почти на каждой конференции один-два всплывают. Вот на этой, кстати, никто не заявлен, так что глава Гильдии просто решил закрыть один из пунктов почти обязательной повестки за твой счет. Короче, тебя снисходительно выслушают и решат, что ты набиваешь себе цену. Что, в сущности, так и есть.

Выучил я все быстро, а перед сном решил прогуляться, потратить хоть полчаса для прокачки ДРД и целительства, для чего скастовал невидимость и направился в облюбованную детскую больницу. В конце концов, силами трех целителей там мало чего сделать можно будет, а значит, работа останется и для меня.

Прибыв на место, я выяснил, что недооценил активность Огонькова. Он привлек к работе еще четверых и как раз сейчас им объяснял, почему блок с них не слетел:

— Значит, ваше желание исцелить неискренно. Значит, требуется его чем-то подтвердить. Поработать обычными санитарами, например.

— Но мы больше пользы принесем магией, — возразил один из заблокированных.

— Больше, меньше — решать не нам, а высшим силам. — Огоньков заложил руки за спину и принялся расхаживать вдоль неровной линии неудачников. — Только готовность жертвовать собой принесет нужный результат.

— Мы готовы. Детей больных здесь много, — робко возразила какая-то совсем молоденькая целительница. — Скольких бы мы успели спасти, если нам вернули бы магию?

Не успела она это выговорить, как я снял с нее блок. Она охнула, счастливо засмеялась и побежала в ближайшую палату. Проводили ее завистливыми взглядами.

— Вот видите, что желание животворящее делает, — наставительно заявил Огоньков, который важничал все сильнее и сильнее. — Она переживает за других, а вы — за себя, что настоящему целителю не свойственно. Целитель должен исцелять, а не прикидывать, как это сделать с меньшей затратой сил и с большей прибылью.

Говорил он вдохновенно и чувствовал себя явно на своем месте: месте человека, который указывает другим, что и как им делать. Честно говоря, смотрелось это не вдохновляюще, а раздражающе. Сильно раздражающе.

— Ну и фиг с вами, — внезапно сказал один из заблокированных. — Мне блок уже завтра снимут, и я буду жить нормальной жизнью, с нормальными доходами. А вы хоть заисцеляйтесь бесплатно.

Он развернулся и с презрительной миной на физиономии пошел на выход. Но оставшиеся двое за ним не пошли, один закатал рукава и спросил:

— Куда идти помогать?

Блоки я снял с обоих. Как правильно сказал Огоньков, главное — желание, а оно у них есть. А потом я отправился сам прокачивать целительсво, в этот раз осторожно, с перерывами на медитацию, поскольку понимал, что и без меня тут есть кому помогать детям. И хотя часть первых моих пациентов уже явно выздоравливала, но здоровье само по себе у них оставляло желать лучшего, поэтому волну исцеления я не жалел. Целители же работали куда филигранней, воздействуя именно на очаг или очаги поражения, поэтому энергии тратили меньше и успевали больше. Поэтому после очередной медитации я взял их метод на вооружение, тем самым улучшив свои целительские навыки. Вообще, наблюдать за работой настоящих обученных целителей оказалось не только интересно, но и познавательно. Такое с модулем, увы, не передалось, потому что там находились, можно сказать, инструменты, а учиться ими пользоваться приходилось интуитивно. И сейчас я понимал, что тупо лупил по площадям, когда было достаточно минимального воздействия.

В гостиницу я возвращался умиротворенным и уснул, стоило только голове коснуться подушки.

Утром я встал раньше Олега и успел сделать разминку. Урезанную, конечно, — для полной не хватало места. Но и с урезанной я чувствовал себя уже готовым на подвиги.

«Теоретически вечером можно брать артефакторику, — внезапно сообщил Песец. — Побочек вылезти не должно. В норме-то, конечно, лучше перерывы брать подлиннее перед такими сложными модулями, но у тебя цейтнот, а состояние организма позволяет».

В его голосе явственно звучало сомнение: то есть сообщить он мне сообщил, но ответственность на себя брать не хотел, собираясь переложить ее на мои плечи.

«Позволяет — значит, возьмем, — решил я. — Тем более ночевать будем в Верейске».

Песец довольно потер лапы.

«В Верейске — это хорошо. Пора уже сок давить из яблок. Нам же нужно, чтобы они сахаристости добавили, но не высохли. Здесь главное — не передержать».

«Я не забыл».

Забудешь тут, если почти все разговоры сводятся к сидру, и только разговоры об ухе из ежовчиков — к водке.

«Но если вдруг забудешь — я напомню. Никакого тебе модуля, если сок не выдавишь».

В принципе, к процессу извлечения сока из яблок у меня было все готово: пресс и емкости с гидрозатвором нашлись в полном кулинарном модуле. И сидровые дрожжи нескольких типов я закупил заранее, потому что Песец, читая описания, так и не смог остановиться на определенном типе, поскольку все они наверняка отличались от тех, которые он знал. Поэтому он решил выяснить все экспериментальным путем.

Вскоре встал Олег, и мы отправились на завтрак, где Лихолетов насел на меня с просьбой прогнать текст выступления перед ними двумя до того, как мне придется рассказывать все на публику. Я отказался, мотивируя тем, что готов к докладу и вместо повторения предпочитаю нормально поесть. Перед выступлением я почему-то совсем не волновался. Наверное, взял пример с Песца и переложил ответственность на Олега с Лихолетовым как инициаторов этого балагана.

Предполагалось, что я выступлю перед закрытием конференции, но внезапно мое выступление поставили третьим, вместо неожиданно заболевшего археолога, который даже подойти не смог, и я удачно закрыл собой дыру в программе.

Слушали меня с интересом, вопросы задавали с подвохом, но я удачно из всех ловушек выпутался, оперируя фразами из доклада в произвольном порядке и напуская тумана еще сильнее. Когда время, отведенное на доклад, закончилось, провожали меня весьма заинтересованными взглядами, наверняка прикидывая, не подкатить ли со своими артефактами, чтобы я доказал на конкретном образце свои умения. Лихолетов с честью пресекал все посягательства на мои рабочие навыки, намекая, что все будет проходить через него в порядке очереди и за небольшую плату.

После конференции мы отправились сразу на самолет, пропустив банкет, о чем я совершенно не переживал, потому что хотел убраться как можно дальше от Живетьевых. Да и тащиться на мероприятие, где каждый второй будет прикидывать, как меня можно бесплатно использовать, не хотелось.

Лихолетов остался конференцией очень доволен: и чужого археолога, попытавшегося своровать наши достижения приструнил, и показал, что в нашем княжестве археологическая наука не просто не стоит — несется семимильными шагами вперед. Вот он бы непременно остался на банкет, если бы не опасался, что меня по дороге в Верейск возьмут в оборот «нечистоплотные» археологи и я дам непродуманные обещания. Лихолетов собирался стоять на страже моих интересов, как он говорил, разумеется, подразумевая свои.

Продолжил он делиться впечатлениями и в самолете, но уже только с Олегом, потому что я, сев в кресло, очень быстро сделал вид, что сплю. На самом деле, я всю дорогу потратил на медитацию — когда еще удастся уделить столько времени этой, как я выяснил, весьма важной дисциплине.

По прибытии в Верейск мы наконец с ним расстались, потому что его ждала супруга на собственной машине, а мы вызвали такси, в котором Олег устало откинулся на спинку сиденья.

— Общение с Лихолетовым в таком количестве опасно для моего душевного здоровья, — пожаловался он. — Он пока не пережует все на десять раз, не успокоится.

— За полет можно было на сто раз пережевать все выступления.

— Ты думаешь, он только про конференцию болтал?

Я ничего не думал: общение с Лихолетовым меня самого утомляло. И я понимал, почему главой выбрали его — проще было согласиться, чем выслушивать одни и те же доводы по кругу.

Такси довезло нас до самого дома, и мы уже собирались нырнуть в спасительный Туман родного убежища, как я внезапно услышал:

— Илья, ты уже вернулся?

— Дарина? Прекрасно выглядишь.

Не знаю, какие инструкции она получила от Живетьевой, но выглядела ослепительно: было видно, что в свой образ вложила не только желание понравиться, но и кучу денег.

— Ну, я пойду, — сказал дядя, понимающе подмигнул и позорно сбежал, предоставив мне полное право разбираться с этой мелкой акулой самостоятельно.

Грабина тем временем торопилась ко мне, призывно улыбаясь.

— Как ты себя чувствуешь, Илья?

— Прекрасно, Дарина, прекрасно. Спасибо за заботу.

— Не хочешь ли заглянуть в гости? — она подошла совсем близко.

«Какие гости? — взвился Песец. — У нас сидр на носу. А тут она со всякой ерундой».

— У нас с тобой прошлая встреча вышла несколько скомканной… — продолжила Грабина, правильно интерпретируя мое молчание как нежелание к ней идти. — Я хочу реабилитироваться.

— Дарина, пойми меня правильно. Ты — одна из самых красивых девушек, которых я знаю, если не самая красивая. Но твое заклинание, которым ты пыталась меня привлечь дополнительно…

— Илья, вовсе я не пыталась тебя дополнительно привлечь! — возмутилась она.

— Я почувствовал твою магию до того, как свалился на пол. И что это было? Может, ты меня решила убить? — пошел я в нападение.

Грабина аж попятилась и решила выбрать меньшее зло.

— Илья, что ты такое говоришь? Как я могла хотеть тебя убить, если ты мне настолько нравишься, что я действительно решила прибегнуть к запрещенным чарам. Ты же никому не расскажешь, правда?

Она умоляюще сложила руки на груди.

— Твое заклинание сработало очень криво и очень болезненно, так что, прости, Дарина, но я не готов второй раз идти к тебе в гости. Я не подопытная крыса, понятно? Жаловаться я не буду, но…

Я решил, что остальное она додумает сама, и прошел в Туман, отрезая Грабину от себя. Она что-то там еще жалобно пропищала вслед, но я даже внимания не обратил, подгоняемый симбионтом, чья мечта была совсем рядом.