Не откладывай на завтра

ДОБРОЕ ДЕЛО

Наш пятый «А» славится своими тимуровцами. Про них даже в газете писали.

Не так-то просто, оказывается, стать тимуровцем. Тем, кто плохо учится, дороги в отряд нет.

Вчера после уроков у нас было пионерское собрание. Тимуровцы отчитывались о своей работе. Председатель совета отряда Анва́р читал письма с благодарностями от инвалидов и стариков, которым наши тимуровцы помогают. Приятно это было слушать. Приятно, но и обидно: для всех нашлись добрые слова, а про меня — молчок.

Тогда я встал и спросил:

— Что же, выходит, если я заработал двойку, то и добрые дела не имею права совершать? Так, что ли?

Староста нашего класса Рано́ ответила:

— Ничего подобного. Никто тебе, Шодиджон, не может запретить делать людям добро. Очень хорошо, если ты станешь помогать старикам и больным, но… Но в тимуровский отряд мы с двойками не берём!

И на том спасибо!

Моя бабушка правильно говорит, что ничего нельзя откладывать на завтра. И я решил немедленно, сегодня же начать совершать добрые дела.

Шёл я из школы по улице домой и высматривал, кому бы помочь. Вдруг вижу — совсем дряхлая старушка едет на стареньком ослике… Нелегко им, наверное. Обоим…

— Здравствуйте, бабушка! — говорю я ей. — Сало́м!

И слышу в ответ:

— Абдусало́м? Он, внучек, пошёл к приятелю…

Я понял, что моя старушка здорово туга на ухо. Я подошёл к ней поближе и закричал громко:

— Не нужно ли какую-нибудь помощь оказать?

— Что показать? Где живёт приятель Абдусалома? Иди прямо-прямо, а за третьим домом сверни налево… Там тебе любой мальчишка покажет, где дом Фаёза…

Поговори тут! Но отступать я не хотел. Набрал полную грудь воздуху и заорал прямо в самое ухо старушке:

— Я могу и телят пасти, и коз! — И, чтобы старушка не успела мне отказать, поспешно добавил: — Мне можно доверить любое дело. Я уже большой. Мне уже одиннадцать лет!

Старушка вдруг так рассердилась, что я даже немного перепугался.

— Сколько мне лет?! — ещё громче, чем я, Завопила она. — Ишь ты! Какое тебе, озорник, дело до моего возраста!

С этими словами старушка стегнула ослика хворостиной и уехала. Я отправился дальше…

Вскоре мне встретилась наша соседка по улице — Гульно́р-биби́. Она с трудом несла в одной руке тяжёлую сумку с овощами и фруктами, а в другой — сетку с тремя бутылками кефира.

«Вот кому надо помочь, — решил я. — С Гульнор-биби легче договориться, она хорошо слышит…»

Но соседка стала отказываться от моей помощи.

— Нет, сынок, не надо. Я и сама дотащу свои покупки. Ты вон и свой-то портфель еле несёшь… — Увидев, что я огорчился, добрая Гульнор-биби добавила: — Разве дать тебе сетку? Но ты такой коротышка… Боюсь, будешь волочить её по земле.

— Дайте, дайте мне сетку! — чуть не плача, взмолился я. — Я не буду её волочить… Я её на спине понесу!

Гульнор-биби пожалела меня и отдала сетку. Я шёл и радовался: наконец-то подвернулось доброе дело! Я уже представлял себе, как буду совершать добрые дела каждый день, как исправлю двойки, как меня примут в тимуровцы…

— Вот мы и пришли! — прервала мои мечты бабушка. — Спасибо тебе, сынок, — сказала она, открывая калитку.

И вдруг из-под калитки как выскочит чёрная собачонка, как набросится на меня!

Я от неожиданности выпустил из рук портфель и сетку. Двух бутылок кефира как не бывало! Кефир и портфель испачкал, и брюки мои забрызгал… Вот тебе и доброе дело! Я чуть не плакал от обиды.

— Ничего, ничего, — утешала меня добрая Гульнор-биби. — Что случилось, то случилось… Хорошо ещё, что одна бутылка уцелела… Давай-ка лучше соберём осколки, чтобы кто-нибудь не порезался.

Мы собрали осколки. Собачка вылизала портфель — тоже, видно, хотела мне помочь… Мы выбросили осколки, бабушка почистила мои штаны. Я собрался уходить. Гульнор-биби вынула из сумки два больших румяных яблока и протянула их мне. Добрая она, эта бабушка! Очень добрая!

Я шёл домой и всё-таки радовался. Радовался, что никто не видел моего позора. Но…

На следующее утро, как только я переступил порог класса, Вафо спросил меня:

— Что это ты надумал кормить кефиром собак?

И откуда мог пронюхать этот проныра Вафо о моей неудаче с добрым делом? Не собачка же ему рассказала! Насчёт Гульнор-биби я был спокоен — она-то не расскажет…

Оказывается, Вафо собственными глазами видел, как я испугался чёрной собачки.

Я взял с Вафо слово, что он никому никогда об этом не проболтается.

Вафо кивнул. Но я очень боюсь, что Вафо всё-таки проговорится.