Не отступать и не сдаваться. Том 4

Глава 20 Новые вершины

Рефери поднял мою руку. Зрители взорвались ликующими криками и аплодисментами. Когда церемония закончилась, я сошел с ринга и первым делом увидел Худякова. Тренер крепко двинул мне в бок.

— Молодец, Витя, молодец! Взял его скальп. Вырвал с мясом.

Я направился к выходу из зала, сопровождаемый криками толпы. Люди стояли рядом с проходом, набились битком, жареной колбаске негде упасть.

Многие хлопали. Некоторые протягивали ладони для рукопожатия. Другие кричали что-то ободряющее. Весело и приятно, однако.

Но когда я очутился в раздевалке, дело пошло по-другому. Здесь было полно боксеров, наших и иностранных. Когда я вошел, то услышал разговоры на самых разных языках.

Вот стоят чернокожие представители Африканского материка. Рядом выходцы из мусульманских стран, тоже смуглые и горбоносые. Светлые бородачи из северной Европы. Низкорослые японцы и корейцы с раскосыми глазами.

Некоторые боксеры одеты в самые экзотические национальные костюмы. Можно только догадываться, откуда они. Или судить по флагам, хотя я в этом не знаток.

На меня никто не обращал внимания. Наших, советских, боксеров почти не было. Только венгры и чехи неподалеку. Я начал переодеваться. Рядом кто-то остановился и сказал, растягивая слова:

— Ты трусливый шакал. Тебе нечего делать на ринге.

Ух ты, какие громкие заявления. Я не торопясь обернулся и увидел перед собой Алехандро Гарбея, боксера из Кубы.

Он стоял, насмешливо глядя мне в глаза. Ясно, это очередной прародитель трештокеров. Пытается морально задавить.

Странно, обычно у нас с кубинцами отличные отношения. Видимо, этот субчик очень хочет добиться победы. И не побрезгует ради этого самыми грязными методами.

Если он думал, что я испугаюсь, то глубоко ошибался.

— Ты хорошо говоришь по-русски, — сказал я, оглядывая кубинца с головы до ног. — Где ты этому научился?

Гарбей не поддался на смену темы.

— Ты что, глухой дятел? — спросил он, приблизившись ко мне вплотную. — Я тебе еще раз говорю, тебе не место на ринге. Свали нахрен отсюда. И не позорь славный советский бокс.

Мрачный угрюмый взгляд, большая чугунная голова, толстые губы и нос. Веселые кудрявые волосы. Какой душка.

Говорил кубинец с акцентом, как и все иностранцы, но слова произносил правильно. Долго, наверное, жил в СССР.

Я вздохнул и снова оглядел международного хулигана. Что же с тобой делать, чудило?

Драться нельзя, вмиг дисквальнут. Ты, видимо, горячий парень, не боишься, что выпнут с Олимпиады. Вот только зачем портить жизнь другим достойным людям?

— Хорошо, — смиренно сказал я. — Я прямо сегодня подам заявление и уйду с Игр. И вы меня больше никогда не увидите. Устраивает это вас?

Гарбей тоже смерил меня с головы до ног презрительным взглядом.

— Ты вздумал насмехаться надо мной? — спросил он. — Я слышал, что ты тот еще мошенник. Короче, если…

Да, я тоже уже хотел закругляться. За нашей разборкой следили другие боксеры. Разговоры стихли. Смех смолк. Все думали, что сейчас в раздевалке начнется кровавое рубилово.

И да, я тоже начал закипать. Черт с ними, с Играми, я не собираюсь спускать оскорбления какому-то ушлепку. Если он сейчас не отстанет, я выбью ему все зубы. Заставлю умыться кровью.

Но тут между нами встал Худяков. Подошли другие кубинские боксеры. Раздевалка заполнилась людьми. Крики, ругань, хватание за руки. В толпе я заметил Степанова, нашего главного тренера сборной.

— Что за хрень здесь творится? — кричал он. — Вы чего, совсем с дуба рухнули?

Гарбея оттеснили в сторону. Этот молодчик еще пытался что-то вякать мне вслед. Степанов пробился ко мне и яростно зашептал:

— Рубцов, ты совсем на голову пришибленный? Кто тебе разрешил здесь драку устраивать? Вон там в зале целая куча журналистов и фотографов. Они тебя вмиг ославят. Ты знаешь, что с нами всеми тогда будет?

Я сначала молчал, потом не выдержал.

— Он сам полез ко мне, идиот хренов. Пытался здесь драку начать.

Но Степанов мне не верил.

— Я тебя, Рубцов, хорошо знаю. Ты у нас тот еще бузотер. Предупреждаю, чтобы никаких драк, понял? Ты не только из сборной вылетишь, но еще и за хулиганку пойдешь, ясно?

Вот так всегда. В первую очередь страдают невиновные лица.

Горбея вытянули из раздевалки. И хорошо, а то бы я его все-таки воткнул в стену. Провокатор гребаный. Надо же, добился-таки своего.

Когда все разошлись, рядом остался Худяков. Он вздохнул и покачал головой. Посмотрел на меня, уперев кулаки в бока.

— Ну что ты за человек такой, Витька? Ни на минуту тебя одного нельзя оставить! Везде найдешь неприятности на жопу. Ладно, пошли отсюда.

Я уже чуток успокоился. Вспомнил уроки Касдаманова. Старик всегда предупреждал, что бой начинается задолго до выхода на ринг. И вывести противника из равновесия — это уже пол-победы.

Не знаю, почему кубинец был так уверен, что его не дисквалифицируют за драку. Может, безрассудный. Может, есть друзья в МОК. Но меня он мог легко вывести из игры.

Даже сейчас он достиг цели. Я уже разозлен, а значит, потерял покой. Могу принять неверную тактику на бой с Гарбеем. И проиграю.

Да, прав был Егор Дмитриевич, тысячу раз прав. Кто поражен, тот побежден. Зря я раскипятился под конец.

— Ты знаешь, кто мой следующий противник? — спросил я, когда мы вышли из здания.

Худяков покачал головой.

— Еще нет. Вечером скажу. Твой бой может состояться уже завтра. Так что готовься.

Я вдохнул полную грудь свежего воздуха. Огляделся. Почему я должен идти в гостиницу из-за одного токсичного урода? Да пошел он к дьяволу.

— Пойду, посмотрю, как гимнастки выступают, — сказал я, вспомнив Викторию Улофссон. — Там, говорят, наши какие-то чудеса вытворяют.

Худяков тут же перестал хмуриться. Улыбнулся даже.

— Да, есть такое. Пойдем вместе. Я тоже с удовольствием посмотрю. Никогда на гимнастику не засматривался, а тут вдруг увлекся.

Мы отправились в Олимпийский зал с причудливыми куполами крыш, где проходили соревнования по гимнастике. По сравнению с нашим стадионом, здесь могли поместиться свыше двенадцати тысяч человек. Полная дичь, честно говоря. Огромная скопление народу.

— Это что же, каждый день такая толпа? — спросил я, крутя головой во все стороны. — Может, мне надо было стать гимнастом?

Ага, а потом валяться с переломанными костями? Вид бревна, на которых прыгали гимнастки, всегда ужасал меня. Наверное, у меня слишком живое воображение.

Только представлю, как упаду на бревно, промахнувшись во время сальто… Бр-р, мороз по коже. Лучше получить десять нокаутов, чем упасть на бревно.

— Ты что, не слышал про наших гимнасток? — спросил Худяков. — По ним все болельщики с ума сходят. Особенно любят Корбут.

Он целеустремленно пробивался сквозь толпу к первым рядам. Я остановился, как пораженный громом. Как же я мог забыть?

Ольга Корбут, знаменитая советская гимнастка. Живая легенда. Да, точно, она стала знаменитой как раз в семидесятые годы. Она была известна своими невероятными элементами.

Неужели я увижу ее сейчас? Люди вокруг взорвались ликующими криками. Они снова и снова скандировали «Корбут!».

— Нам повезло, — сказал Худяков, обернувшись ко мне на ходу. — Сейчас она будет выступать. Эй, ты где там, не отставай!

Мы выбрались на трибуну, на самые передние ряды. Отсюда все отлично видно. В центре зала, на возвышении, стояли брусья для гимнастики. Длинные, разной высоты, закрепленные железными тросами. Вокруг люди: судьи, жюри, организаторы, тренеры, журналисты, кинооператоры. И рядом с брусьями — изящная маленькая девушка в белом гимнастическом костюме с красным отворотом.

Невесомо подошла к брусьям, запрыгнула сначала на нижнюю перекладину. Легко раскачалась, взлетела на верхнюю. Все происходило быстро, буквально доли секунды. Там, на верхних брусьях, она встала во весь рост и тут же рыбкой нырнула вниз.

Вернее, сделала грандиозное сальто назад. У меня екнуло сердце, но девочка с косичками снова уверенно схватилась за верхнюю перекладину. Как такое возможно? Слыханное ли это дело, что вот так можно делать сальто?

Теперь Корбут раскачивалась с сумасшедшей скоростью.

Тут же продолжила движение дальше. К нижней перекладине. Идеально синхронно, ноги вместе, как слитые воедино. Зацепилась ногами за нижние брусья, совершила немыслимый оборот вокруг них.

Как такое возможно, черт подери? Разве человеческое существо может совершать такие обороты вокруг железной жерди? Да еще и с таким неописуемым изяществом!

Клянусь, мне казалось, что широкая улыбка ни на йоту секунды не сходила с лица девочки. Люди вокруг восторженно замерли, не в силах пошевелиться. У девочки, летающей между брусьями, мелькали косички.

Совершив оборот вокруг нижней перекладины, Корбут тут же зацепилась за верхнюю. Чуть помедлила на ней. Повисла, продолжая раскачиваться. Взгляд устремлен на нижнюю.

Снова прыгнула вниз, изящно расставив ноги в стороны. Снова оборот вокруг нижней перекладины. Опять подъем оттуда на верхнюю. Снова подъем на обе ноги. Вот она опять выпрямилась на верхних брусьях.

Тут же скользнула вниз, будто пловчиха в воду. Снова оборот вокруг нижней перекладины. Только теперь ноги вытянуты, выпрямлены, идеально, но слишком длинно.

Что она делает? Она же сейчас ударится о верхнюю перекладину! Но едва у меня мелькнула такая мысль, как Ольга и в самом деле столкнулась ногами о верхние брусья. Но не ударилась, а согнула туловище, используя инерцию. И за счет этого снова взобралась вверх.

Выпрямилась на руках, развела ноги в сторону. Все очень быстро, молниеносно, как ласточка, порхающая в небе. Снова ухнула вниз. Ногами вперед.

Бамс! Приложилась всем телом о нижнюю перекладину, одновременно снова согнула ноги. И за счет этого изгиба погасила инерцию удара.

У меня снова все сжалось внутри. Как может хрупкое женское тело выдерживать такие чудовищные нагрузки? Разве можем мы, здоровенные боксеры, жаловаться на боль, когда наши женщины творят такое?

Погасив инерцию удара, Корбут легко взобралась на нижний брус, а оттуда снова на верхний. Подъем наверх, сначала за счет рук, потом и ногами. Девушка в который раз забралась на верхний брус.

Встала на нем на мгновение. Руки держатся за перекладину, ноги на ширине плеч. Голова опущена между колен. Стойка лебедя перед нырком в воду.

А затем она совершила нечто невероятное. Я даже и не знал, что люди могут сделать подобное. Продолжая держаться и руками и ногами за перекладину, Корбут завалилась вперед. Совершила оборот вокруг бруса, оттолкнулась и прыгнула в воздух.

Петля в воздухе. Задом наперед. Тело предельно собрано. И в то же время восхитительно раскованно. Голова прошла в убийственной близости перед нижней перекладиной. Но тут же девушка приземлилась на пол и тут же выпрямилась, подняв обе руки кверху. Вернее, выгнулась, округлив спину.

Затем задорно посмотрела по сторонам. Улыбка сияла на лице. Развернувшись, девушка легонько побежала с подиума, где стояли брусья.

Чудо завершилось. Такое простое и одновременно невозможное. А между тем зал пришел в совершенное неистовство. Люди вопили от восторга. Худяков рядом хлопал в ладоши, как безумный.

Я стоял с открытым ртом, не в силах произнести и слова. То, что я сейчас видел, превосходило человеческое разумение. Как можно быть такой невероятно дерзкой, грациозной, ловкой и отважной одновременно? Как можно сочетать в себе такую бездну обаяния и изящества? Как я вообще могу жаловаться на что-то, на какие-то невзгоды, после того, как видел такое выступление?

— Ты видел? — спросил Худяков, захлебываясь от переполняющих его чувств. — Нет, ты видел? Фантастика, просто фантастика!

Да, согласен, это настоящее чудо. Теперь я понял, почему Корбут была живой легендой. Даже там, в двадцать первом веке.

После Ольги выступали и другие гимнастки, но это уже было нечто другое. Им тоже аплодировали, восхищались, кричали похвалы. Но таких воплей, как во время выступления Корбут, я не слышал.

Через час мы вышли из зала для выступлений. Худяков отправился в буфет, а я в уборную. Прошел по коридорам, разыскивая нужную комнату, но она куда-то запропастилась.

Здесь оказалось множество переходов, между ними сновали люди. Преимущественно спортсмены. Я тоже был в спортивной форме, поэтому меня всюду пропускали.

Несколько раз я сунулся в разные комнаты, но это все было не то. Раздевалка, подсобка, комната для хранения спортивных инвентарей. А когда я отворил одну из последних дверей, то увидел, что это холл комнаты отдыха.

Само помещение для релакса находилось дальше, за следующей приоткрытой дверью. Я хотел выйти, но услышал звонкий женский голос:

— Я больше так не могу!

Звук доносился из комнаты отдыха. О нет, только не это. Опять напали на женщину.

Но только теперь меня не обдурите. Я не буду лезть в это дерьмо. Лучше пойду и вызову полицию. Но не успел я захлопнуть дверь, как услышал мужской голос:

— Ольга, нельзя сдаваться.

Начало мне понравилось. Незнакомец почти процитировал мой девиз. Ну-ка, послушаем, что там дальше. Ясно, что ничего запрещенного не происходит, просто разговор двух людей, мужчины и женщины, вернее, девушки, судя по молодому голосу.

— Ты же знаешь, что это самое мощное — это перебороть себя, — продолжал мужчина. Он, видимо, гораздо старше собеседницы. — Любая гимнастка боится исполнить собственный трюк. Любая хочет сбежать из зала. Но страху нельзя позволить одержать над собой вверх.

Я готов подписаться под каждым словом. Все верно, Егор Дмитриевич говорил мне тоже самое.

— Рен, ты же видел, я всегда боюсь эту гребаную петлю. Да, да, да! Я знаю ее до автоматизма, могу сделать с закрытыми глазами, но все равно боюсь. Мое сердце проваливается в адскую бездну при одной только мысли о ней, — возразила девушка. — Ноги не держат, в голове туман, все кружится перед глазами. Я каждый раз хочу убежать из зала. И пусть зрители кричат вслед, мне все равно. Ты прекрасно знаешь это, Рен! Я не знаю, чувствуют ли другие гимнастки такое, но у меня всегда так.

О да, неведомая спортсменка, смею тебя заверить. Все так себя чувствуют. И даже боксеры.

— Ольга, не говори так, пожалуйста, — продолжал мужчина. — Надо держать свои страхи в узде. Контролируй себя, так, как я учил тебя. Просто вдохни полную грудь, мысленно вытяни руки вперед и иди к брусьям.

Подслушивать их разговор было чертовски неловко, но я не мог оторваться. Кто это такие? Явно из нашей делегации, потому что разговаривают на русском.

— Я знаю, — глухо ответила девушка. — Я все это знаю.

— Если ты не сделаешь это сейчас, то не сделаешь никогда, — сказал мужчина. — Ты обязана перебороть все страхи, всю боль. Даже если ты упала и ушиблась, все равно надо идти и делать то, что боишься делать больше всего. Только так можно справиться со страхом. Никаких отговорок и жалоб, никаких оправданий. Только работа, только вперед, на свой страх и боль.

Он помолчал и добавил:

— Ты думаешь, тебя просто так прозвали «Девочкой с косичками»? Только ты, Ольга Корбут и способна на такое. И больше никто.

Я развернулся и вышел. Тихонько прикрыл за собой дверь. Постоял, прислонившись к стене.

Вот оно как, Витя. Оказывается, эта восхитительная девочка, эта легенда, вылитая из бронзы и железа, оказывается, она тоже боится. И боится побольше, чем ты.

Но каждый раз идет на брусья, делает подъемы, упоры и прыжки. Все эти невообразимые трюки и сумасшедшие элементы. Делает, превозмогая дикий страх.

Теперь у меня точно нет права жаловаться на жизнь. Теперь я точно должен выиграть эту Олимпиаду.

Я выпрямился и решительно вернулся к Худякову. Нашел его в буфете. Уборная комната, кстати, оказалась неподалеку от выхода из здания.

— Ну что, нашел гимнасток? — спросил Игорь Николаевич. — Может, позовем их в номера, погуляем?

Но мне было не до шуток.

— Пойдем, — ответил я. — Надо готовиться к следующему бою.