Не отступать и не сдаваться. Том 4

Глава 25 Перед главным боем

Я стоял в углу ринга и смотрел на Гарбея. А мой противник с усмешкой смотрел на меня. Знал, что я от него никуда не денусь. И еще он как будто знал о моем гребаном животе. О том, что его как будто раздирают демоны изнутри.

Это как же так получилось, что я стою на ринге и готовлюсь к главному бою этого года? Я ведь вполне мог оказаться среди заложников, убитых террористами. Но меня спас тот же живот, вернее, невыносимая боль в нем.

Когда Худяков услышал про то, что я собираюсь помочь заложникам, он скептически усмехнулся. И было от чего. Я ведь просто спортсмен, не спецназовец, не вооруженный до зубов полицейский. Не снайпер с винтовкой. Да и опыта боевого у меня с гулькин нос.

— Успокойся и сиди в номере, вояка, — сказал он и указал на телевизор. — Смотри новости.

Но я-то собирался помочь вовсе не вооруженным путем. Можно хотя бы предупредить власти о том, что попытка освобождения заложников обернется большими жертвами. Этого уже достаточно.

Хотя кто я такой, чтобы ко мне прислушались? Главный аналитик при генштабе НАТО? И вдобавок, я чувствовал, что мои внутренности разрывается на части.

— Слушай, дядя Игорек, — сказал я тогда. — И запоминай. Я сейчас буду валяться пластом, а вот ты сходи к нашему руководству и сообщи, что операция может закончиться полным провалом. Погибнут почти все заложники. Пусть пересмотрят план и придумают что-нибудь другое.

Теперь Худяков смотрел на меня с подозрением. Действительно, откуда у меня такие сведения? С чего это вдруг я заделался спасителем и пророком?

— Откуда ты все это узнал? — спросил тренер, пытаясь узнать во мне двойного агента разведки. — Или ты заглянул в будущее?

Я завалился на кровать и подрыгал ногами.

— Не спрашивай меня, дядя Игорь. Предположим, что я слышал это от террористов, будто они знают о планах полиции.

— А ты что, знаешь арабский язык? — с еще большим подозрением спросил Худяков. Он смотрел на меня как на чудовище, будто у меня из головы выросли рога, из задницы — хвост, а руки-ноги заканчивались копытцами. — И как ты мне предлагаешь объяснить это кураторам? Ты знаешь, что они меня распнут за это? И не только меня, но и тебя. Будут допрашивать нас сутками напролет.

Конечно я это знал, черт подери. Но что я мог поделать, когда был шанс спасти людей?

— Ничего не спрашивай, дядя Игорь, — попросил я. — Я бы и сам пошел, но еле двигаюсь. А они скоро начнут операцию по освобождению заложников.

Тренер продолжал смотреть на меня, как на врага народа.

— И вообще, что с тобой творится? Опять эти гребаные боли в животе? Нет, только не это? Где отвар Маши? Только не говори, что не взял!

Я грустно кивнул. Худяков выругался, оставил меня в покое и отправился на заклание к спецслужбам.

В итоге, мы тогда все-таки сумели вывернуться и пройти по краю пропасти. Сообщению Худякова поверили сразу, тогда немецкая полиция хваталась за любую спасительную соломинку, способную помочь в операции.

План спасения заложников скорректировали. Не скажу, что удалось спасти всех, но с помощью переговоров освободили восьмерых заложников. Еще троих террористы ранили, но не убили. Всех их захватили во время операции, одного застрелили при сопротивлении.

Правда, забегая вперед, скажу, что впоследствии всех террористов отпустили, после того, как через два года другая группировка захватила самолет авиакомпании «Люфтганза» и потребовала освободить товарищей из заключения. Немецкие власти выполнили требование террористов.

Ну, а наши спецслужбы были вполне довольны тем, что смогли помочь организаторам во время Олимпиады и тем самым сыграли важную роль в решении кризиса. Нас не допрашивали, а, наоборот, похвалили. На маленькую нестыковку насчет языка никто не обратил внимания.

К концу дня мое состояние улучшилось. Боли в животе почти пропали. Оказывается, мне повезло, что поединок в связи с терактом перенесли на пару дней. Я поправился за это время, хотя во время тренировок боль возвращалась.

Ну что же, по крайней мере, я мог ходить и бегать. Правда, после длительных занятий рези снова начинали обжигать нутро, но с этим можно было бороться. Я приучился терпеть боль. Вот вернемся домой, займусь этим недугом вплотную.

Вот теперь я стоял напротив Гарбея и с тревогой прислушивался к ощущениям внутри себя. Живот пока вел себя вполне сносно. Я вспомнил, как готовился к бою и усмехнулся. Если бы не эти боли, я был бы полностью готов.

Остаток времени до боя я потратил на плотную подготовку к поединку.

Первым делом я выспался. После теракта, когда все улеглось, в Олимпийской деревне ввели драконовские меры безопасности. Никого не пускали и не выпускали. Территорию патрулировали вооруженные охранники. Мы чувствовали себя, как заключенные.

Впрочем, были и плюсы. Все сидели в своих коттеджах, редко выходили тренироваться на улицу. Все занятия проводили в закрытых помещениях, в специальных спортзалах. Вокруг стояла тишина и я наконец заснул крепким сном.

Кстати, еще в день теракта я позвонил родным и сообщил, что со мной все в порядке. Правда, Маша сразу заподозрила по моему голосу, что у меня что-то неладно. Пришлось признаться про боли в животе.

— Я же говорила, возьми мой травяной напиток, — запричитала девушка. — Как ты там теперь?

Я успокоил ее, что боли почти прекратились. Кроме того, Худяков притащил мне какие-то немецкие пилюли, которые очень помогли. В общем, Маша кое-как утихомирилась. А я смог наконец выспаться.

Накануне вечером перед боем я сделал бой с тенью весь вечер и растяжку перед телевизором. Поставил развлекательный канал и слушал музыку на немецком. Глазел на девушек и ни о чем не думал.

Пусть все идет своим чередом. Выиграю поединок — хорошо. Не Выиграю, тоже неплохо. Я постарался сделать все для этого боя. Теперь настала пора расслабиться. После тренировки, во время которой живот почти не беспокоил меня, я завалился спать и проспал до самого утра сном младенца.

Проснулся, размялся и начал собирать вещи. Все, что нужно, приготовил еще вчера. Теперь осталось проверить, не забыл ли чего.

Список снаряжения боксера получился внушительным. Это только кажется, что для выступления нужны только перчатки, капа и сила духа. Нет, материальное обеспечение тоже важно. Нет ничего хреновее забыть важную вещь дома и потом бегать по залу, разыскивая, чем ее заменить.

Вот список: обувь, носки, шорты, футболки, штаны, чтобы не простудился после разминки и боя. Это только одежда.

Теперь для поединка: перчатки, марля, моток спортивной ленты. Конечно же, капа. Вспомогательные приспособления: ведро, вазелин, пластыри, ножницы, вата, тряпки, полотенца. Лекарства, таблетки, микстуры. Бутылка воды, с отверстиями в крышке, чтобы брызгать на голову во время перерыва. Фрукты и легкие закуски для перекуса, чтобы подкрепиться после взвешивания.

Вещи и снаряжение я тащил сам, вспомогательные приспособления должны принести помощники, но я все равно следил за тем, чтобы они ничего не забыли. Подготовив все, я спустился к завтраку, прошел в кафе, перекусил.

Худяков отсутствовал. Он уже уехал пораньше на стадион, решать организационные вопросы.

Позавтракав, я вернулся в номер. Помедитировал, вернее, пытался. Не получилось, в голову лезли посторонние мысли. Да еще живот чуток побаливал.

Когда пришло время, явился тренер сборной Степанов. Помощник утащил мой рюкзак с приспособлениями, я взял свою сумку с вещами.

Когда мы приехали в зал для соревнований, я уединился в раздевалке. Народу было не так много, все главные бои уже прошли. Претендентов осталось мало. Времени еще достаточно, пару часов до начала поединка.

Я устроил разминку и бой с тенью. Разогреваться надо не слишком рано, чтобы не остыть, и не расслабить тело. Чтобы растянуть связки, я делал динамические растяжки. Двигал руками и ногами, растягивал их.

Потом выбрасывал удары, бил по воздуху, по мешку, висящему в углу. Попрыгал на скакалке. Попил воды.

По старой привычке, которой меня научили еще в прошлой жизни, сейчас я пил столько воды, сколько хочется. И постоянно ходил в уборную. А вот за час до боя нужно пить уже только глотками, понемногу. Чтобы во время поединка живот не напоминал булькающий бурдюк. К еде я вообще не притрагивался.

Наконец, явился Худяков.

— Ну как, готов, чемпион? — спросил он. — Твой выход через полчаса. Ну, минут через сорок.

Я уже бинтовал руки, когда бил по груше, но сейчас занялся этим снова. Более тщательно и с помощью тренера.

Помнится, еще Егор Дмитриевич дал мне совет: накладывать дополнительный слой ленты вокруг запястья правой руки. Она у меня почти всегда расположена сзади. Это поможет придать чуточку больше силы для кросса.

Напоследок я еще раз проверил снаряжение. Перчатки в порядке, капа у Худякова. Вроде все на месте, прилажено и сидит ровно. Я почти готов к поединку.

Настало время для последних штрихов. Тренер нанес на лицо вазелин, чтобы удары противника проскальзывали от меня. Тонкий слой на лоб, брови, щеки и подбородок. Немного на грудь и плечи.

Все это походило на подготовку к рыцарскому турниру. Ну, а что это такое, по сути, как не ристалище на потеху публике?

Я провел еще один бой с тенью. Худяков наносил медленные удары, а я уклонялся и нырял или парировал их по желанию. Потом он вытянул руку перед собой и держал ее перед моим лицом. А я двигался перед ней, чтобы привыкнуть к ближней дистанции.

Я глядел на Худякова, но вместо него представлял Гарбея. А еще я старался представить, как Гарбей валяется на настиле передо мной в нокауте. Ну же, где этот живой и яркий образ? Пока что все картинки моей победы получались тусклые и серые.

Сейчас я пытался полностью освободиться от мыслей о поединке. Да, тот самый боксерский дзен буддизм, которому меня учил Касдаманов. Выкинуть все мысли из головы. Забыть обо всем, что подготовил. Очистить сознание. Перестать думать и бояться. Пусть все эти помехи уйдут из моей головы.

Худяков глядел на меня и молчал. Знал, что я готовлюсь психологически. Потом, когда увидел, что мой взгляд стал более осмысленным, спросил:

— Знаешь, Витя, что я тебе хочу сказать?

Я вопросительно поднял брови. Перед боем я старался разговаривать как можно меньше, не тратить энергию и концентрацию на слова.

— Спасибо! — сказал Худяков и пожал мне руку. — Я хочу тебя поблагодарить. За то, что я твой тренер и сейчас веду тебя на бой за звание лучшего боксера Олимпиады. Знаешь, я ведь сначала не верил в тебя. Думал, обычный пацан, звезд не хватает. И про себя так думал. И уже ничего не хотел, ни к чему не стремился. Топил себя в алкоголе. А ты вернул мне веру в жизнь, в себя. Спасибо тебе за это, Витя.

Я тоже пожал ему руку. Тоже молча. Что тут еще сказать? Разве что тоже поблагодарить. Худяков был рядом всегда, в самые трудные минуты.

Его поддержка была маленькой, но все равно очень важной. Это очень, очень важно, когда рядом есть кто-то, на кого можно положиться. И кто всегда тебя прикроет.

Я улыбнулся и постарался вложить всю свою признательность в рукопожатие. Мы об этом еще поговорим потом, после боя.

Ну, а теперь последние минуты перед поединком. Я уселся на скамейке и расслабил мышцы. Надо отнестись к предстоящему, как к игре.

Забыть о короне чемпиона. О сотнях тысяч зрителей, что будут смотреть этот бой. О надеждах фанатов бокса там, в СССР. О моих близких, жадно припавших к экрану телевизора.

Дьявольщина, это так трудно! И особенно трудно представить поверженного мной Гарбея.

— Рубцов Виктор Анатольевич, — с легким акцентом сказал помощник организаторов, войдя в раздевалку. — Ваш выход.

Ну вот и все, игры закончились. Настала пора испытаний. Я встал и вместе с Худяковым отправился в зал для выступления. И почти сразу ощутил боль в животе. Нарастающую боль.

Вот дерьмо. Я остановился, прислушался к ощущениям. Так и есть, живот опять начал шалить. И очень нехило шалить.

Но теперь уже ничего не поделаешь. Карты брошены, я за столом. Игра началась, ходу назад нет.

Буду работать на силе воли. Придется загонять боль обратно, не давать свалить меня окончательно.

— Ты как? — встревоженно спросил Худяков. — Опять брюхо?

Я улыбнулся через силу. Покачал головой, мол, все в порядке и продолжил шествие дальше. Пара поворотов, и вот я вошел в заполненный зрителями зал. Вокруг шум, топот, свистки, крики и аплодисменты.

Но мне на все плевать. Боль в животе становится слишком сильная. Я быстро прохожу все обязательные процедуры. Алехандро Гарбей уже стоит на своем месте, на ринге. Вернее, не стоит, а прохаживается туда-сюда, как волк в клетке. И поглядывает на меня с такой же свирепой ухмылкой.

Я забрался на ринг, прошел в свой угол. И вот я стою там, гляжу на Гарбея и мне кажется, что он знает про мою боль в животе. Там действительно как будто поселилась отвратительная личинка, которая поедает меня изнутри.

— Ну давай, порви этого ублюдка, — говорит Худяков и хлопает меня по плечу. — Принеси его голову, я поиграю ею в футбол.

Рефери зовет нас в центр ринга. Я подхожу медленно, стараясь не кривиться от боли. Черт, черт, черт! Все эти дни после теракта боль затаилась, как крыса в подполье. А теперь самым нахальным образом вылезла наружу.

— Вам понятны правила? — через переводчика спросил рефери, объяснив все знакомые условия.

Я киваю головой. Конечно, понятны, чего уж там. Давайте, скорее приступим. Пока я еще могу двигаться.

— Эй, ублюдок, — зовет меня Гарбей, глядя мне в глаза тусклым неподвижным взглядом. — Ты знаешь, что я сейчас выпотрошу тебя и раскидаю кишки по залу? Приготовься плакать от боли и звать мамочку.

Ну, хорошо. Надеюсь, эта боль будет полегче по сравнению с той, что я сейчас испытываю. Но пропустить такое нельзя. Слава богу, теперь я могу ответить врагу, как заблагорассудится. Нет нужды сдерживать себя.

— Я тебя раздавлю, как клопа, — обещаю я противнику. — Ты будешь валяться вот здесь и умолять о пощаде. И ты больше никогда не посмеешь выступить против меня.

Лицо Гарбея вспыхнуло от ярости. Да, я уже заметил в нем такую черту характера. Этот тип обладает редкостной способностью, может демонстрировать лютое бешенство, как тигр-людоед и в то же время оставаться дьявольски расчетливым.

— Ты труп! — зарычал он, придвигаясь ко мне. — Ты труп, слышишь меня?

— Смотри, не замарай трусики, — насмешливо ответил я, изо всех сил скрывая свое состояние. — Надо было надеть коричневые, чтобы не видно издалека.

Рефери оттолкнул рычащего Гарбея и развел нас в стороны.

— Эй, подождите! Я требую, чтобы вы соблюдать уважение друг к другу! Я не потерплю нарушений! Сразу отстраню от боя, если нарушите. Я вас предупредил!

Гарбей отошел назад под свист и улюлюканье зрителей. Прошелся взад-вперед, хлопнул перчатками, улыбнулся толстыми губами.

— Давай, я готов! Я готов!

Я глядел на него с изумлением. Этот парень не уставал поражать меня.

Только что он выглядел, как свирепый буйвол, а вот теперь весь засиял, будто ребенок, получивший леденец. Он мог на ходу менять настроение.

Такая смена эмоций недоступна большинству других людей. Не каждый может так перестроиться на ходу. Главное, что сейчас Гарбей выглядел совершенно увлеченным.

Он будто вспомнил, что играет в азартную игру и решил отбросить всю злость. Ох и опасный же это тип! Кажется, из всех, с кем я дрался, он самый опасный.

Я поднял кулаки и сжал перчатки, готовясь к бою. Ладно, была не была. Что мне остается? Только драться и идти вперед. Не отступать и не сдаваться.

Увидев, что мы полностью готовы, рефери дал сигнал:

— Бокс, начали!

И я тут же бросился на Гарбея.