Не по совести

Глава VI. Знакомство с родителями

– Как проститутка? – воскликнул Холод, широко раскрыв от удивленья глаза и привставая с колена. – И… давно?

Этот вопрос невзначай вырвался у него слишком громко, и сидевшие рядом посетители ресторана невольно оглянулись в их сторону и презрительно зашушукались. Азмира, давно смирившаяся с выражением к ней подобного отношения, ни на кого вокруг не обратила внимания, а, напротив, ничуть не смутившись, сама в свою очередь поинтересовалась, утирая глаза от слез и «зажигая» их притягательной нежностью:

– Разве это что-то меняет? По-моему, если человек любит по-настоящему, то какая ему, «на хрен», разница, кем являлась его супруга до свадьбы и которой пришлось заниматься этим «грязным делом» с пятнадцати лет, чтобы прокормить себя и своих непутевых родителей – разве не все ли это равно любящему ее человеку?

– Да… но проститутка?.. – с крайне опечаленным видом сел влюбленный парень на свое место, продолжая вертеть в руке бесценный подарок. – Мои родители этого не поймут: они у меня из самых что ни на есть благородных кровей.

– Так я всегда и знала, что ты родительский, никчемный, сыночек и что у тебя вообще не существует своего личного мнения – и зачем я только с тобой, сопляком, связалась?! – Тагиева встала из-за стола резко, решительно собираясь покинуть здание ресторана. – Ты меня подвезешь?.. Теперь нет смысла скрывать в каких трущобах я проживаю.

Действительно, до этого случая Азмира всегда находила любые, даже самые неправдоподобные, предлоги, лишь бы только ее кавалер (имеющий, кстати, свой личный автомобиль, как нетрудно предположить, хорошей иностранной модели «тойота») никогда ее не сопровождал до ее обшарпанного, полусгнившего дома – она предпочитала ходить либо пешком (если было не так уж и поздно), либо же вызывала такси (если начинала уже властвовать темнота); Андрей же, ослепленный безграничной любовью, полностью доверял своей возлюбленной девушке; в итоге он так и не удосужился разузнать, чем же по-настоящему живет его избранница, мысленно себя убеждая: «Раз она так поступает, значит, так надо».

Итак, озарив лицо непринужденной улыбкой, Тагиева постояла, не двигаясь с места, ровно двадцать секунд, но, видя, что ее кавалер настолько ошарашен услышанной вестью, насколько никак не может оправиться от охватившего его шока, затем усмехнулась уже презрительно, приподняв чуть кверху правый край губ, и уверенной, горделивой походкой непринужденно направилась к выходу; она была уже почти у самых дверей, когда Холод наконец-таки вспомнил, что он, кроме всего прочего, еще и галантный молодой человек, в результате чего, бросив на стол оплату за ужин, содержащую в том числе и хорошие чаевые, кинулся догонять не нарочно обиженную им девушку.

Так получилось, что из здания они выходили вместе. Вдруг! В тот же самый момент (словно по какому-то роковому стечению обстоятельств) они столкнулись с родителями Андрея, точно так же решившими провести этот вечере вместе и потратить его на посещение самого респектабельного в городе ресторана, причем оказавшись там как бы случайно… однако на самом деле всё обстояло не так.

Отец молодого курсанта был полковником полиции УМВД России по Ивановской области и занимал там один из весомых руководящих постов; он был человек властный, облеченный огромным авторитетом; на своем жизненном пути Холод Вячеслав Александрович давно уже перешагнул сорокапятилетнюю возрастную отметку и уверенно стремился к сорока семи годам, прожитым от рождения; статный мужчина, при своем высоком росте, он имел стройную фигуру без видимых признаков полноты; одетый в дорогой светло-серый костюм, под белую мужскую сорочку с красивым галстуком, этот немолодой уже человек смотрелся просто изящно, а внешний вид его впечатлял безраздельно – широкоскулое, чуть вытянутое, лицо, имевшее на удивление гладкую кожу, было словно отлито из бронзы; голубые глаза казались настолько светлыми, что походили на бездонное небо (их уверенный «всепроникающий» взгляд словно сверлил любого, кто с ним общался, будто бы старался проникнуть в самую глубокую сущность); нос прямой, небольшой, без признаков «вздернутости» либо другой кривизны; небольшие продолговатые ушки чуть отступали от головы, не создавая притом и признаков лопоухости; неестественно блондинистые (словно у прекраснейшей девушки) волосы уложены аккуратной, короткой прической – словом, все те признаки, какие могли передать, что его высоконравственная натура отличается непререкаемыми принципами и каким-то даже великосветским снобизмом.

И именно Вячеслав Александрович, узнав, что его сын во время такой важной сессии беспричинно приехал в город, взял на себя труд поручить подчиненным сотрудникам, чтобы те незатейливо, не привлекая внимания, но и незамедлительно установили причину такого, казалось бы, крайне неразумного поведения; естественно, уже через пару часов ему доложили о Тагиевой всю ее подноготную, не позабыв впоследствии еще и уточнить, что у них назначена встреча в «элитной забегаловке», располагавшейся на площади Пушкина. Страшное негодование охватило этого закаленного человека: он в ту же секунду подумал, что истинной целью презренной личности, обладавшей очень заниженным чувством социальной ответственности, является только одно – затащить его сына в постель, а потом женить на себе, непристойной, испортив ему всю дальнейшую жизнь и карьеру. Последние известия ему принесли к концу рабочего дня, поэтому он и не успел попасть к самому началу провокационного и, как следовало полагать, презренного рандеву; итак, едва лишь получив тяжелую весть, он сию же секунду бросил все дела на работе и немедленно поспешил домой, где сразу же рассказал супруге о случившимся с их сыном несчастии, а заодно и предложил немедля вмешаться в его судьбу, чтобы тот – не дай Бог! – не наделал непоправимых ошибок. Мать, как ей и положено, всплеснула руками, чуть не повалилась без чувств, но все-таки сумела взять себя в руки, причем не преминула изъявить желание поучаствовать в вечернем посещении ресторана, где их сына в этот вечер попытается облапошить коварная и «грязная проститутка».

Холод Ирина Васильевна, давно уже немолодая, она тем не менее прекрасно смогла сохранить свою девственную фигуру, не наделив ее ни выделявшейся полнотой, ни излишне развитой худобой, то есть, достигнув сорокалетнего возраста, женщина, как принято говорить, находилась в своем естественном теле, где в этот тревожный день ее правильные очертания подчеркивались красивым зеленым платьем, плотно облегающим стан, расшитым золотой тесьмой и усыпанным бесконечными блестками; да и весь ее остальной облик выглядел невероятно эффектно: невысокий рост удачно компенсировали удобные черные туфли, отмеченные чуть завышенным каблуком и одетые в тон спускавшейся с плеча дамской сумочке; круглое симпатичное личико было чуть вытянуто, что придавало ему некоторую небольшую продолговатость; мягкая нежная кожа в области щек оказалась слегка напудренной; зеленые глаза, излучавшие доброту, окаймлялись густыми затушеванными ресницами; на веках присутствовал незначительный макияж, сочетавшийся с тоном коричневатой помады, украшавшей тонкие губы, плотно сжатые от общей нервозности и, конечно же, недовольства; маленький прямой носик был несколько вздернут, обозначая небольшую курносость; небольшие ушки, плотно прижатые к голове, на верхних своих окончаниях отходили чуть в стороны; светло-русые волосы, длинные и волнистые, были распущены с правого края пышной прической, с левого заложены за ухо, где в мочке виднелась золотая сережка с немаленьким изумрудом.

Вот с такими людьми и пришлось столкнуться в дверях элитного ивановского ресторана Азмире, а заодно и ее беспечному и крайне доверчивому приятелю. Отец, видя, что молодые люди собираются уже уходить, и, как водится, заподозрив неладное (как бы «девчонка» не начала уже осуществлять свой коварный план и склонять сына к разврату, а затем к прямому сожительству), остановил их обоих на выходе и властным тоном, не терпящим возражений, грозно промолвил:

– Вы куда это, молодые люди, собрались? Нет, не уходите, а давайте-ка вернитесь назад: нам нужно с вами серьезно поговорить.

Тагиева, выражая явное недовольство и еще не зная родителей кавалера, бесцеремонно спросила:

– А какого, извиняюсь спросить, непонятного перепуга я должна с вами беседовать? Ты кто, вообще, дядя, такой?

– Это мой отец, – промолвил Андрей, опечаленно опустив книзу глаза, но не забывая, однако, представить родителей, – Вячеслав Александрович, а с ним моя мама Ирина Васильевна.

– Извините, – чуть стушевавшись, искренне попросила прощенья Азмира, – я честно не знала… Насчет же разговоров?.. Здесь, я думаю, вы с ними чуть-чуть опоздали: мы с вашим сыном встречаться больше не будем.

Она, уверенная, что успокоила сомнения, возникшие к ее особе у родителей бывшего ухажера, уже хотела отправиться дальше, но тут… Холод-старший заметил в руке у сына крепко-сжимаемую подарочную коробочку; не будучи дураком, он сразу же предположил, что раз у его сына дошло до намерения сделать этой девушке предложение, то здесь, уж точно, ничего еще не закончилось; а значит, требовалось предпринимать самые скорые меры: открыть сыну глаза, причем осуществить это в обязательном присутствии этой «мерзопакостной шлюхи». Не теряя зря времени и продолжая напускать на себя грозный вид, офицер беспрекословным тоном промолвил:

– Задержитесь еще на минутку, а там можете отправляться, куда только не захотите; полагаю, дольше мы Вас не задержим.

Хотя Тагиева и была уверенной в себе девушкой, но под властным взглядом опытного полковника, излучающего своим внешним видом непревзойденную силу, невольно не смогла найти ничего лучшего, как податливо согласиться:

– Хорошо… если это так нужно.

Увлекаемые умудренными жизнью родителями, молодые люди прошли обратно в помещение ресторана, где направились прямиком к своему столику, только что ими оставленному и с которого еще ничего не успели убрать, за исключением, правда, оставленных в уплату вечера денег. Уселись друг против друга: отец смотрел на Азмиру, мать оказалась визави непутевого сына. Вячеслав Александрович, являясь бывалым оперативником, не спешил начинать основной разговор, предпочитая более плавное течение мысли. Чтобы как следует подготовиться к очень сложной для всех беседе, он подозвал к себе официанта и сделал заказ. Пока готовились горячие блюда́, они пили сухое вино и говорили на отвлеченные темы. Тагиева все это время нетерпеливо ерзала на «раскаленном стуле», показавшего ей в эти непродолжительные мгновения самой страшной пыточной дыбой; другими словами, находясь в тревожном ожидании, она мысленно недоумевала: «Что же интересно мне собирается поведать папа моего несостоявшегося супруга?» Наконец, когда принесли приготовленные изысканные яства, мужчина, приступая к еде, перешел уже к главной теме, волновавшей его сейчас более всего остального:

– Скажите, Азмира, – имя он знал еще из отчета своих подчиненных, – а как давно Вы знаете нашего сына?

Вопрос этот был очень обычный и не содержал в своей подоплеке никакого подвоха, поэтому красивая девушка не замедлила честно ответить:

– Мы вместе с ним учились в одной школе, но только… он – классом старше… а разве это так важно?

– Нет, – промолвил полицейский полковник, нахмурив и без того не отличавшееся довольством лицо, – просто мне любопытно: как давно вы встречаетесь и как далеко зашли ваши с ним отношения? Насколько я успел узнать, – здесь он с официального тона перешел на обычный, – ты хотя и не получила достаточного образования, но притом являешься девушкой абсолютно неглупой, а значит, отлично должна понимать, что для родителей такие вопросы стоят не на самом последнем месте. Надеюсь, здесь теперь все понятно, поэтому давайте вернемся к нашей главной проблеме; итак, потрудись все же ответить: давно ли вы так тесно дружите, раз у вас дошло до такого, что мой сын собрался сделать тебе предложение?

Тагиева одарила своего недавнего кавалера таким презрительным взглядом, что тот готов был провалиться на месте; она же беззастенчиво проясняла:

– Если Вы беспокоитесь в плане секса, – здесь она самым наглым образом усмехнулась, – то у нас его еще не было, а теперь никогда уже и не будет, потому что ваш сын оказался трусом и, вопреки своим сильным чувствам, испугался взять в жены какую-то там презренную проститутку; да, да, – отреагировала она на изумленный взгляд матери, – я ему честно во всем призналась, аккурат когда он делал мне предложение; извините, но я не хотела, чтобы между нами оставались такие серьезные недомолвки, – идиотка! – я предполагала, что если он действительно меня любит, то не испугается взять в жены в том числе и деви́цу, обладающую таким заниженным социальным статусом. Но чуда никакого не приключилось – все мужики одинаковы! – я же поступила в данном случае искренне, а главное, правильно… полагаю, я развеяла Ваши сомнения? Ведь именно это Вы хотели узнать?

Полковник, сохраняя напыщенный вид, выслушал эту, без преувеличения сказать, пламенную тираду тем не менее молча и никак не прерывая этой отчаянной и красивейшей девушки, отважившейся на такой беспрецедентный поступок – попробовать «поставить на место» полковника полицейского управления; однако одного такого признания ему оказалось мало, ведь отца еще очень заботил внутренний мир своего удрученного сына, поэтому, как только Азмира закончила говорить, он тут же снова спросил:

– Хорошо, пусть будет так, но зачем тогда ты влюбила в себя молодого, грешно говорить, несмышленого еще человека? Надо было при первой же встрече ему открыться, а не затягивать неразумного еще юношу в свои коварные сети – почему ты, – здесь Холод хотел назвать оппонентку «грязной шлюхой», но все же сдержался, – позволила парню зайти в своих желаниях так далеко?

– Она здесь не виновата… – попытался встать на защиту любимой девушки кавалер, до этого времени лишь стыдливо молчавший.

Закончить он свою мысль не успел, так как его беспардонно оборвал спесивый отец, «сверкнув» на сына яростным взглядом:

– Ты вообще, разиня, молчи, пока тебя не спросили! Ты уже и так чуть-чуть не натворил серьезнейших дел, связавшись с падшей до самого низкого уровня женщиной. Хорошо еще, что в тайне от нас она не успела тебя на себе женить – позору было бы на всю нашу огромную область!

Удивительное дело, но на этот раз молодой человек проявил такую яркую черту своего характера, как неотступную, принципиальную твердость, причем он даже не обратил внимания на разгневанный вид отца, не дающий возможности прекословить, а твердым голосом уверенно заявил:

– Я люблю Азмиру еще со школы, а точнее с пятого класса, когда она еще не была проституткой; долгое время, заметьте себе, она и не подозревала, что я питаю к ней какие-то чувства, так что если кого и винить в том, что сейчас приключилось, то только меня – а девушка здесь ни при чем!

Тагиева, удивленная таким благородным поступком, совершенным ее застенчивым кавалером, окинула его взглядом, выражавшим неподдельное восхищение, а в том числе и огромную благодарность, возникшую в результате его поддержки, как нельзя более вовремя оказанной в ее сложной словесной борьбе; вдохновленная отважным поступком, она не смогла обойти кавалера своим признательным изречением:

– Спасибо, Андрей, на этот раз ты, действительно, поступил как настоящий мужчина, – путана выразила ему радушие и, желая уже в конце концов закончить этот тягостный для нее разговор, приготовилась уже подниматься, а заодно и следом добавила: – Надеюсь, на этом можно считать вечер воспоминаний законченным? Если да, то, простите, я и так здесь у вас задержалась, а меня еще ждут состоятельные клиенты, за счет которых мне приходится жить, ведь у меня не было таких благополучных родителей и влиятельного папаши, чтобы дать мне возможность спокойно выучиться и добиться в этой жизни хоть каких-то успехов. Я прекрасно понимаю, что исключительно – каждый! – должен быть на своем месте, иначе говоря, я внизу – вы вверху; и недаром же говорится: рожденный низко ползать, летать высоко никогда не сумеет… ох! на что я только могла надеяться, связавшись с вашей чрезвычайно завышенной личной самооценкой? Найдите уже своему родительскому сыночку достойную девушку, а я свою жизнь устрою как-нибудь и без вашей поддержки – и не сомневайтесь! – сделаю это обязательно, а потом с гордостью смогу смотреть всем вам, богатеям, в ваши чопорные, высокомерные очи…

Здесь она, невзирая на обильные слезы, двумя нескончаемыми ручьями струящиеся по ее испачканным тушью щекам, ослепительно улыбнулась, поднялась со своего «позорного места», вдруг ставшего ей таким неудобным, и, распрямившись гордой осанкой, бесподобной походкой направилась к выходу.