Не просто лучший друг

Глава 33. Свидание №9, 10, 20, 30, 41… Все прелести конфетно-букетного периода

Глава 33. Свидание №9, 10, 20, 30, 41… Все прелести конфетно-букетного периода

За эти два месяца, проведенные в прогулках с Глебом, походах в кафе и в любовных переписках до часу ночи с ним, я заметила несколько интересных моментов. Например, зная, что у нас ограниченное время и придется расстаться на целую ночь, я стараюсь ценить и запомнить каждое мгновение, пропитаться эмоциями, которые испытываю, чтобы думать о них перед сном и вспоминать снова и снова с улыбкой на губах. Зная, что нам придется разойтись по домам, я говорю все, не таясь и не стесняясь, и конечно же жадно слушаю все то, что мне скажет Глеб.

Когда-нибудь я все же скажу Глебу спасибо за то, что он принял решение уйти в армию и оставить меня наедине с собой. Если бы мы поддерживали общение и он вернулся, то все было бы обычно: совместное проживание, любовь, секс… Я бы никогда не узнала этой стороны отношений, в которой нахожусь сейчас, и, конечно же, не научилась бы думать о себе, слышать себя.

Нам хорошо вместе с Глебом, мы, даже можно сказать, счастливы! А еще мы учимся быть самостоятельными и взрослыми. Я стажируюсь в клинике, как только закончится стажировка и я защищу диплом, Евгений Дмитриевич берет меня в штат на полную зарплату. Глеб со своим другом Борей уже несколько недель работают кинологами, вливаются в рабочий процесс.

Я не сразу поняла, с какой целью Глеб хотел меня познакомить со своим другом, но однажды они пришли встречать меня после работы вместе и к концу прогулки до меня дошел смысл этого жеста. Глеб пытался показать мне, что он не ограждает меня в общении со своими друзьями, не стесняется меня и, наверное глупо так думать, но это еще один фактор той самой “свободы выбора”. Но у меня был целый год, чтобы выбирать, кто же знал, что я однолюбка?

По Глебу видно, что он выматывается, нервничает и устает на работе, но все равно приезжает ко мне и мы гуляем до самой ночи. На работе, к слову, выматывается не только Глеб, но и Анубис. Когда парень приходит встречать меня с псом, то тот частенько выглядит непривычно спокойным, нежели его стандартное состояние неуемного волчка. Мне нравятся все эти изменения, причем в них обоих, иногда я задаюсь вопросом: а я в глазах Глеба тоже изменилась настолько кардинально?

Сегодня утром, собираясь на работу, я в полной мере осознаю, что в моем доме стали слишком частым явлением букеты цветов. Кажется, что я привыкаю к подобным знакам внимания. Правду говорят, что к хорошему быстро привыкаешь.

“Доброе утро и отличного дня, моя Веснушка! После работы Биса к Боряну и лечу к тебе!”

После таких утренних сообщений хочется, чтобы день пролетел как можно скорее, лишь бы уже обнять и коснуться любимого человека. Но на работе время всегда тянется слишком медленно, проверяя нервы на прочность. Богдан как обычно с похмельем и всю работу пытается спихнуть на меня, но мне все же удается направить его на осмотр двух пациентов.

– Кто у нас сейчас? – спрашиваю я у Евгения Дмитриевича, сидящего на ресепшене и листающего план записи.

– Сейчас у нас придут на процедуру усыпления, – спокойно говорит мужчина, а меня чуть ли не передергивает. – Кот, двенадцать лет, онкология, отказывают легкие, не операбелен. Вы или Богдан будете проводить процедуру?

Ужасно, ужасно, ужасно!

За все время прохождения стажировки и практики я ни разу не проводила эту процедуру сама, была лишь ассистентом и тоже потратила уйму нервов. Я знаю, как это делается, я изучала в учебниках, знаю методику и видела, но… Это единственное из всего курса ветеринарии, к чему нельзя выработать эмоциональный иммунитет. Ты привыкаешь ко всему: к скулящим от боли собакам с открытыми переломами и даже к крови во время операций – это порой даже не впечатляет, но к этой процедуре привыкнуть невозможно.

Часто хозяева плачут, а если это еще и пожилые люди, так и вовсе вся душа выворачивается наизнанку, самой сдержаться почти невозможно. А ведь ветеринар должен объяснять хозяину все, что он делает, при этом нужно быть спокойным, чтобы не заставлять хозяина паниковать. Но самое жуткое, что после принятия решения на усыпление в нашей клинике дается скидочный купон на кремацию. Разве может быть что-то ужаснее, чем предложить хозяину питомца брошюру со скидкой?! Это даже звучит, как насмешка.

С надеждой поворачиваюсь к Богдану и тот выставляет руку, сжатую в кулак:

– Чи-фи-фо на проигрыш?

– Ты серьезно? – стону я.

– Более чем, – кивает он и мне не остается ничего, кроме как доверить случаю принять решение. – Чи-фи-фо! – Богдан выставляет камень, а я выбираю ножницы. – Я выиграл, значит ты!

– Евгений Дмитриевич, я приму, – внутри все дрожит от страха, но когда-то это должно было произойти.

Мужчина кивает и я остаюсь у стойки ресепшена, ожидая хозяйку с котом. Нельзя всю жизнь бегать от этого, верно же? Рано или поздно придется этому научиться, иначе нужно забыть навсегда о карьерном росте и профессионализме.

Как по закону подлости, в клинику заходит немолодая женщина с переноской. Подобные процедуры оплачиваются перед их выполнением, чтобы после нее человек мог просто уйти, спасибо хоть за это…

Евгений Дмитриевич провожает женщину в кабинет, уточняет все у нее и зовет меня:

– Это будущий доктор Злата Николаевна, она проведет процедуру, вы можете ей полностью доверить жизнь своего питомца.

Пытаюсь улыбнуться, но выходит откровенно хреново. Главный доктор уходит и я остаюсь наедине с женщиной и ее полосатым котом. Протягиваю ей фонендоскоп и начинаю делать свою работу.

– Это вам нужно надеть, чтобы слышать дыхание и сердцебиение, – говорю я и хозяйка кивает, послушно надевая прибор. – Вам нужно время, чтобы попрощаться с котиком?

Она кивает и я выхожу из кабинета, чтобы набраться мужества за эти пять минут и подготовить препараты. Когда возвращаюсь в кабинет, хозяйка уже вся в слезах и я чувствую комок в горле, не предвещающий ничего хорошего.

– Сейчас я введу Барсику наркоз, чтобы он погрузился в вегетативную кому. Как только он уснет, я введу ему препарат, чтобы усыпить. Он уже ничего не почувствует, – говорю я, подготавливая шприцы с препаратами. – Вы готовы? – горько всхлипывая, хозяйка кивает.

Стараюсь держаться серьезной, но перед глазами все плывет, спасибо, что хоть руки не трясутся. В этот момент нужно думать о чем-то отстраненном, как нас учили, нужно заставить себя не концентрироваться на мысли об убийстве и не паниковать.

Я произвожу чисто механические манипуляции, говорю заученные фразы, а думаю о Глебе и о том, что совсем скоро увижу его. Увижу и расскажу, что сегодня прошла самое жуткое испытание, как будущий ветеринар.

Смотрю на женщину, держащую фонендоскоп возле сердца кота, и по ее лицу понимаю, что пульс прекратился. Надеваю свой фонендоскоп и проверяю.

– Процедура завершена, – констатирую я, разгоняя выступившие слезы. – Барсик уже бежит по радуге.

Оформляю документы, звоню в крематорий и вызываю их специальную машину. Провожаю женщину и облегченно выдыхаю, когда она уходит.

– С почином, Злата Николаевна! – с долей гордости и удивления произносит доктор. – Все прошло отлично, вы молодец.

– Спасибо, – чуть улыбнувшись, отвечаю я.

– У вас легкая и твердая рука, я не первый раз замечаю, что вы очень точны во всех манипуляциях, у студентов обычно руки дрожат даже укол сделать, а вы держитесь просто великолепно. Даже под эмоциональным давлением прекрасно справляетесь, ведь это был ваш первый раз? – спрашивает он и я киваю. – Твердая рука и воля – отличные качества. Не думали получить профиль хирурга, я могу замолвить словечко на кафедре и вас возьмут на бюджет вне очереди. Три года заочно и вы высококлассный ветеринар-хирург. В моей профессии такие как вы сейчас редкость.

Немного теряюсь от этого предложения и даже не сразу соображаю с ответом. Он это серьезно?

– Подумайте, Злата Николаевна.

Вот я и думаю, до конца рабочего дня и даже после него, когда выхожу из клиники и обнимаю Глеба.

– Привет, Веснушка! – радостно здоровается он, поправляя капюшон своей куртки.

– Привет! – улыбаюсь я и целую его в щеку. – Мне тебе столько всего нужно рассказать!

– Весь во внимании, – парень берет меня за руку и мы идем по нашему стандартному маршруту к моему дому.

Рассказываю Глебу о сегодняшнем дне и неожиданном предложении от Евгения Дмитриевича, делюсь пережитыми эмоциями и опасениями, а он внимательно слушает и, черт возьми, ему и правда интересно.

– Иди, конечно! – восклицает он. – Ты будешь многопрофильным специалистом и на хорошем счету, даже не думай отказываться, слышишь?!

– Я не отказываюсь, я просто очень растеряна, – прижимаюсь щекой к плечу Глеба. – Слишком много потрясений за один рабочий день.

– У нас сегодня тоже было весело, – усмехается он. – Проводили тренировочную операцию поиска по следу, Бис и еще один пес нашли первыми и подрались у точки, представляешь?

– С ним все в порядке?! – испуганно спрашиваю я.

– Все отлично, не переживай, мы их вовремя растащили, но сам факт смешной, – фыркает Глеб.

Гуляем по вечернему городу, то и дело останавливаемся под фонарями или занимаем лавочку, чтобы просто посидеть обнявшись или окунуться в безумие поцелуя. Я уже почти привыкла к запаху сигарет, исходящему от Глеба, он теперь у меня только с ним и ассоциируется, больше ни с кем. Парень конечно пытается спрятать этот запах мятной жвачкой или его любимым дезодорантом, но наоборот добавляет новых нот к сводящей меня с ума парфюмерной композиции.

Когда мы вновь облюбовали одну из лавочек рядом с моим домом, неожиданно начинает идти дождь со снегом и поднимается ветер. Пока добираемся до подъезда, уже все промокли, шарф мой хоть выжимай, да и у Глеба вся шапка отсырела.

– Нас погода решила разогнать по домам, – смеется Глеб и наклоняется к моему лицу уже для привычного прощального поцелуя.

Медлю, обдумывая свои дальнейшие действия, но все равно иду на поводу у своих желаний. Беру Глеба за руку и тяну к двери, одновременно доставая ключи из сумки.

– Обсохнешь и переоденешься, пойдем, – говорю я, открывая дверь. – Ты два месяца здесь не был.

Глеб не сопротивляется, идет за мной следом, а я все так же крепко сжимаю его ладонь, словно боюсь, что он сбежит. Поднимаемся на наш этаж и я мысленно молюсь, чтобы Мия не вышла и не напросилась в гости на чай. К счастью, либо она не услышала моего возвращения домой, либо проявила тактичность, которая ей вроде как чужда.

Заходим в прихожую и Глеб закрывает дверь, как только включаю свет, он осматривается вокруг, словно сравнивает что изменилось.

– Ничего не изменилось, как видишь, – говорю я и снимаю обувь. – Сейчас повесим вещи на батарею, через час-два точно высохнет. У меня есть суп, хочешь? – тараторю я, расстегивая пальто.

– Хочу, – отвечает он. Поворачиваюсь к Глебу и сталкиваюсь с пронзительным взглядом его карих глаз. – Я помню твои супы, вкуснее только у бабушки, – улыбается он.

– Я точно не буду конкурировать с твоей бабушкой, ее супы вообще легенда, – говорю я и подхожу к парню, до сих пор не начавшему раздеваться. – Тебе нравится стоять в сырой куртке и шапке?

– Нет, – качает головой он и несколько секунд думает, что ответить. – Мне нравится чувствовать себя гостем в этой квартире. Вот это чувство эйфории, я не могу его передать, но мне оно нравится.

Не успеваю уловить оттенок эмоции на его лице, поскольку почти сразу, после произнесенной им фразы, в квартире гаснет свет.

– Кажется где-то порвало линию из-за ветра, – говорит Глеб и я слышу, как он расстегивает свою куртку. Достает телефон и включает фонарик вспышки, после чего кладет его на тумбочку.

– Да, здесь это частое явление, – киваю я и начинаю развязывать мокрый шарф.

Снимаю его с себя, затем шапку и вешаю пальто на крючок. Глеб тоже раздевается и я то и дело смотрю на него, чувствуя, как сердце часто бьется в груди.

– Мой гость будет завтракать? – спрашиваю я и подхожу ближе к Глебу, стараясь рассмотреть его лицо в свете вспышки телефона.

– Завтракать? – приподнимает брови Глеб и до меня не сразу доходит моя оговорка.

Я краснею и непроизвольно задерживаю дыхание, потому как Глеб подходит почти вплотную и заглядывает мне в глаза. Смотрим друг на друга и, будто по щелчку, чувство моей мимолетной неловкости сменяется страстным порывом. Я обнимаю Глеба за шею и целую в губы, получая при этом всеобъемлющую отдачу. Каждый новый поцелуй отзывается в сердце волшебным трепетом, подающим сигнал, что все правильно, так и должно быть.

Завтракать – значит завтракать.

Тело жаждет его прикосновений и требует быть ближе, поэтому я хватаюсь за край свитера Глеба и дергаю вверх, заставляю парня раздеться. Глеб подчиняется и отстраняется на миг, разрывая наш поцелуй, в его глазах плещется безумие и страсть.

– Уверена, что хочешь? – притягивает меня к себе и тяжело дышит.

Его пальцы впиваются мне в талию, выдавая нетерпение парня. Вместо ответа забираюсь ладонями под его футболку и, приподнявшись на цыпочках, целую в шею. Так приятно ощущать тепло его кожи и чувствовать, как напрягаются мышцы под моими пальцами. Веду губами выше по шее и, дойдя до уха, чуть прикусываю мочку – стоп-кран срывает у Глеба в считанные секунды.

Парень подхватывает меня на руки и несет вглубь квартиры, к себе в комнату. Укладывает меня на лопатки и нависает сверху, снова хочет что-то сказать, но я приподнимаюсь на локтях и затыкаю ему рот новым поцелуем.

Не хочу разговоров, не хочу пояснений и опасений, я просто хочу заниматься любовью! Да, именно ею!

Глеб улавливает мою решимость и идет ва-банк: расстегивает мои джинсы и резким движением сдергивает их вместе с бельем и колготками. Говорят, что не существует сексуального способа снять колготки – врут! Если это делает возбужденный мужчина, то это действие еще как сексуально!

Пока Глеб покрывает мое лицо и шею поцелуями, я достаю один из презервативов из-под матраса. Уверена, что за год они точно не испортились. Парень снимает с меня кардиган и хлопковую кофту с длинным рукавом, все так же, одним общим заходом. Приподнимаюсь и позволяю ему добраться до застежки бюстгальтера, а сама торопливо расстегиваю его джинсы. Все происходит так быстро и слаженно, словно этот момент нами был прожит уже сотни раз.

Зубами вскрываю упаковку и Глеб надевает защиту, не теряя ни секунды, медленно входит в меня и я тихо скулю ему в рот, окунаясь в омут невероятных ощущений. Между нами нет ни смущения, ни стыда, лишь сумасшедшее обоюдное желание, скрашенное частым дыханием и стонами. Мы без слов понимаем и чувствуем ритм сердец друг друга, двигаемся им в такт, отдаляясь и вновь становясь единым целым, пока не вспыхиваем одновременно двумя яркими искрами нашей любви.