Мы с Викой сидели у меня дома и пили чай. По телевизору шла «Красотка», которую мы уже видели тысячу раз, но сейчас говорить было не о чем, поэтому приходилось смотреть.
— Везет же иногда кому-то, — вздохнула подруга, отставляя чашку.
— Угу.
— Ладно, Катюх, ты чего такая убитая?
Она еще спрашивала! После признания шефа и того, что он мне не поверил, такие вопросы мне казались оскорбительными. Я посмотрела на Вику, красноречиво давая ей понять, что думаю по поводу ее вопроса.
— Поняла я, поняла. Слушай, а хочешь я к нему сама схожу? Как представитель конторы, через которую ты все выяснила?
— Вик… он сам во всем признался.
— Блин, точно.
— Поэтому пока подожду, что там за расследование предложит Богуцкий.
Мы снова уткнулись в телевизор, где Гир как раз лез на балкон к Робертс. Вот бы и ко мне так приполз будущий отец моего ребенка, жаль только, что шеф совсем не обладал талантом быть настолько романтичным.
— Это еще кто? — удивилась Вика, когда в дверь позвонили. Я вынырнула из мечтаний о балконных приключениях и посмотрела на часы. А вдруг сам босс собственной персоной? Нет, это очень сомнительно.
— Не представляю, — шепотом ответила я подруге. — Может уйдут?
Но звонок в дверь повторился и я, поднявшись с дивана, прошла на цыпочках в прихожую.
— Черт! — выкрикнула я, когда посмотрела в глазок.
— Что? Богуцкий?
Вика уже была рядом в виде моральной поддержки.
— Не настолько черт, — вздохнула я. — Родители.
Они приезжали ко мне редко и в основном вот так — без предупреждения, но в этот раз были совсем некстати. С мамой и папой у меня сложились не очень теплые отношения. Оба родителя были увлечены всякими религиозностями, в которые пытались погрузить и меня, я же, в свою очередь, активно была против, чем вызывала у отца строгое выражение на лице.
— Привет! — как можно радостнее произнесла я, открывая родителям дверь, когда они настойчиво нажали на кнопку звонка в третий раз.
— Мы уже думали, что ты не откроешь.
Папа, отодвинув меня с прохода, вошел в квартиру и недовольно посмотрел на Вику. Она ему не нравилась, о чем он постоянно мне говорил.
— Драсьте, — поздоровалась с отцом подруга и начала совать ноги в туфли. Предательница! Хотя, отчасти я ее понимала.
Мама вошла за отцом и, вручив мне сумки, в которых были какие-нибудь иконы или что-нибудь похожее на них, с осуждением посмотрела на Вику. Та засобиралась из моего дома с удвоенной скоростью и вскоре вышла из квартиры, уверив, что позвонит мне потом.
— Почему вы не предупредили? — поинтересовалась я у родителей, которые прошли на кухню и стали разбирать свои гостинцы. Икон пока не было, зато были всякие крупы про запас и даже три пачки соли.
— В новостях передавали, что может быть гастрономический кризис, — пояснил папа в ответ на мой удивленный взгляд.
— А больше ничего не передавали? — хмыкнула я.
— Кажется, нет. А что? Мы что-то пропустили?
Ага, новость о том, что ваша дочь непорочно зачала от собственного босса. Ну или предположительно от него, что не отменяло факта непорочности.
— Ничего не пропустили, — поспешила ответить я.
— Ты все еще дружишь с Викой?
— Да, я все еще дружу с Викой.
— Она тебя до добра не доведет.
— А я и не хочу доводиться до добра.
— Екатерина!
О, я знала прекрасно, что скрывается за этим самым возгласом. Он обычно ставил передо мной ту черту, за которую было опасно заходить.
Екатерина! И мама начинает креститься, а папа грозно хмурит густые брови. Сколько раз я слышала свое имя, произнесенное таким тоном, и сразу же замолкала. Притихла и сейчас, чтобы не вводить родителей в грех. Заодно надеялась на то, что они надолго не задержатся и не введут в грех меня.
— Кстати, мы приехали не просто так, — примирительно сказала мама и уселась за столом, указав напротив себя, чтобы я села тоже.
— Я слушаю.
У меня было нехорошее предчувствие. Что еще могли задумать родители? Записали меня в церковный хор? Это мы проходили несколько лет назад, когда мне было тринадцать.
— Мы нашли тебе мужа, и ты его очень хорошо знаешь, — начал папа, улыбаясь так довольно, что сомнений в «прекрасности» кандидатуры у меня не осталось.
— Даже не представляю, почему нам и раньше в голову не пришло намекнуть ему, что ты давно заневестилась.
— Теперь я спокоен за твое будущее, Екатерина.
— И я тоже спокойна. Степан Ипполитович будет тебе прекрасным мужем.
— Чтооооо?
Я выронила пачку макарон, которые как раз собиралась пристроить в одном из кухонных шкафчиков. Ладно родительское желание выдать меня замуж! Этим ведь так или иначе занимаются почти все матери и отцы. Но Степан Ипполитович! Да на него же без слез не взглянешь, хоть мужику всего тридцать восемь. И как вообще в голову пришло такое?
— Как вам вообще такое в голову могло прийти? — вскричала я, в ужасе глядя на родителей. — Вы что, считаете меня настолько… настолько неприглядной?
— Почему ты так говоришь?
Так. Так-так, спокойно! Ребенку от этого будет только хуже, а мне надо теперь думать в первую очередь о нем.
— Потому что выйти замуж за Степана, прости господи, Ипполитовича может только слепая старая дева, на которую уже никто никогда не позарится!
— Ты что, перестала быть старой девой?! — округлил папа глаза.
Какой ужас! Я ведь так и не перестала ей быть, он прав. Все такая же незамужняя и невинная, даром что уже ношу ребенка.
— А это что?! — взвизгнула мама, тыкая пальцем в салатового цвета распашонку, первую одежду моего будущего малыша, которую сегодня принесла в подарок Вика. А я ведь говорила, что купленные так рано вещи для ребенка — это плохая примета.
— Это распашонка. У меня будет ребенок, — выдавила я из себя то, что являлось абсолютной правдой. Мама упала обратно на стул, с которого вскочила в порыве удивления, закрыла глаза и зашевелила губами. Наверно просила для меня прощения грехов. Вот и пусть займется делом, это правильно.
Папа же смотрел на меня так, как будто собирался отречься от своей единственной дочери здесь и сейчас, и я бы совсем не удивилась подобному исходу, но вместо этого он спросил тихо, даже угрожающе:
— И кто его отец?
Я решила не скрывать правду и дальше. Вообще конечно правда эта была весьма условной, но не рассказывать же родителям, что я залетела непорочно, когда парилась в бане. А может, вообще не там. Хотя, может в этом случае папа бы от меня отстал до момента родов, пока не понял бы, что у него родился самый обычный внук.
— Его отец мой босс. Даниил Леонидович. Это имя вам о чем-то говорит?
Я произнесла свой вопрос с вызовом, готовая до победного отстаивать право рожать от кого я сама захочу, но растерялась, когда услышала голос отца. И звучал он непререкаемо.
— Теперь говорит. Говорит то, что прямо сейчас мы едем с ним знакомиться. Одевайся, Екатерина и вези нас к своему боссу!