Не упусти свой шанс

Глава 3

На следующее утро, ровно в семь тридцать, я проснулся от гулких ударов по железному гонгу. В семь сорок пять мальчик-индеец в белой визитке принес мне апельсиновый сок. После того, как в восемь я выпил кофе, в дверь постучалась Долорес.

— Доброе утро, Дональд. Как спалось?

— Лучше не придумаешь.

— Через полчаса состоится конная прогулка с завтраком на открытом воздухе, но если не хочешь кататься, то в любое время можешь поесть в столовой.

— А что за прогулка?

— Она длится минут двадцать, — ответила Долорес. — После нее аппетит просто замечательный. Вас будет ждать походная кухня, вдобавок разведут костер и приготовят кофе, и как только вы прибудете на место, сразу подадут яичницу с ветчиной и гренками; кроме того, предложат пышки с пылу-жару, жареный окорок, сосиски.., и много-много других вкусных вещей.

— Довольно обременительно для лошадей, правда? — спросил я.

— Что?

— Им тяжело будет везти объевшихся гостей.

— О, лошади любят такие прогулки, — рассмеялась она. — Они терпеливо ждут, когда пижоны.., то есть гости насытятся.

— Пижоны? — удивился я.

— Господи, нет, конечно, — смутилась она. — Да это мы их зовем между собой. В глаза так не называем, просто гости.

— Я уже готов ехать, — сказал я. — Ладно, уговорила.

— Ты не пожалеешь.

Вдвоем мы направились туда, где седлали лошадей. Пару раз она как бы невзначай касалась своим бедром моей ноги. Потом, видя, что я реагирую прохладно, проговорила:

— Нам придется часто видеться, Дональд. Сам понимаешь, работы у нас будет полно. После Хелменна Бруно последуют другие, ведь так?

— Много их?

— Думаю, что да.

— В таком случае я хотя бы научусь ездить на лошади.

Она косо посмотрела на меня:

— Ты сможешь научиться не только этому. Перед тобой открывается широкое поле деятельности. Только не ленись получать образование.

Когда мы подошли к конюшне, Бак Крамер смерил меня оценивающим взглядом и спросил:

— Дональд, тебе какую лошадь?

— Самую захудалую.

— Хочешь с норовом?

— Занимайся пока другими, а я возьму, что останется.

— У нас найдется на любой вкус.

— Ну, тогда на твой выбор.

— Вон там стоит гнедая под седлом. Садись и примерь стремена.

Я прыгнул в седло, приподнялся в стременах на пятках, покачался влево и вправо, затем взад-вперед и снова сел. Потом слегка натянул поводья, направил лошадь влево, вправо и после этого слез.

— Полный порядок. Стремена как раз по мне.

— Стремена, но не лошадь, — заметил Крамер.

— В чем дело?

— Ты заслуживаешь лошадь получше. Он кивнул помощнику конюха, тот поднял вверх палец, и через минуту мальчик подвел ко мне перебирающего ногами красавца.

Крамер забросил ему на спину седло и, накинув уздечку, сказал:

— Забирай его, Лэм… Ты где научился ездить?

— Я не езжу… Я просто сижу в седле.

— Каждый бы так сидел! — похвалил он. — Этот конь немного пуглив, поэтому когда заартачится, натяни слегка поводья.

— Понял.

Один за другим стали подходить любители верховой езды из числа отдыхающих, почти всех Крамеру и мальчику пришлось подсаживать.

Мы медленно двинулись по труднопроходимой тропе, на которой можно было различить следы копыт и колес, оставленные тяжелыми повозками. Наш маршрут пролегал среди горных отрогов вдоль каньона, мы направлялись в царство теней. Бак, ехавший впереди, пустил свою кобылу легким галопом.

Городские жители, не привыкшие к передвижению верхом, коленями и ногами крепко обхватили крупы животных, некоторые судорожно вцепились руками в луку седла, а третьи и вообще болтались, как сосиски. Очень немногие держались в седле прямо.

Несколько раз Бак оглядывался назад и внимательно смотрел в мою сторону.

Конь мой ступал на редкость легко. Сидеть в седле было одно удовольствие — точно в кресле-качалке.

Минут пятнадцать мы петляли по пересохшему руслу реки, пока не оказались в поросшей полынью низине, по краям здесь были вкопаны столбы для привязи, а центре находился грубо сколоченный стол. Над костром крепилась решетка с мясом, а колдовал над ней очень старый, весь седой мексиканец в поварском колпаке и белом фартуке. Три или четыре мальчика, тоже из мексиканцев, помогали ему управляться с дюжиной сковородок, дымившихся на огне.

Кряхтя, тяжело вздыхая и шатаясь от непривычки к такому способу передвижения, городские жители собрались вокруг кострища с раскаленными углями, протягивая руки к теплу и постепенно занимая места за большим столом с широкими скамьями.

Все набросились на еду, похватав эмалированные кружки с кофе, сметая яйца, бекон, сосиски и ветчину с тарелок; с такой же скоростью были съедены бисквиты с медом, поджаренные хлебцы, мармелад и варенье. Когда солнце поднялось из-за гор и залило ярким светом низину, все, уже насытившись, отдыхали, а мужчины, довольные собой, закурили.

Бак провел опрос и установил, что одна половина хочет отправиться вниз, обратно на ранчо, а другая — готова продолжить подъем в горы по крутой тропе.

Вверх я поднимался рядом с Крамером.

— Ты здорово сидишь в седле, — снова похвалил он меня. — У тебя легкая рука, и это лошади нравится.

— Я люблю лошадей.

— Это пустяки, — сказал он. — Лошади вроде людей… А ты как попал сюда?

— Один мой приятель очень нахваливал ваше ранчо.

— Кто такой? — спросил Бак. — Я практически помню всех, кто побывал здесь.

— Парень по имени Смит, — ответил я. — Я вообще-то плохо его знаю. Так, пару раз встречались в одном баре. Он только что вернулся из этих мест и здорово загорел. Ну и парень мне все уши прожужжал, как здесь, дескать, хорошо отдыхать.

— Понятно, — проговорил Крамер, не прибавив больше ничего.

Тропа, по которой мы двинулись вверх, вскоре увела нас из каньона, резко вильнув влево у высокого каменистого плато, откуда хорошо просматривались прерии на западе и на юге, затем стала круто обрываться вниз, женщины испуганно закричали, наш проводник старался заглушить их крики своими энергичными возгласами: «Эй, эй! Легче, легче!»

Крамер на миг повернулся в седле и подмигнул мне.

Я слегка пришпорил коня, а он между тем уверенно стал спускаться вниз по крутому склону, поросшему полынью, и около одиннадцати мы уже подъезжали к ранчо.

Расседлав лошадей, мы сразу направились к бассейну, возле которого уже обносили гостей кофе.

Многие были уже в воде.

Долорес вышла в шикарном эластичном купальнике, туго облегающим ее стройную фигуру.

— Мокнемся, Дональд? — спросила она.

— Я, пожалуй, чуть позже. — Она наклонилась к бассейну, зачерпнула ладонью воду и брызнула мне в лицо. — Ну, же, пошли, подбодрила она и бросилась бежать легко и грациозно, как газель, по пандусу.

Я направился в кабинку, переоделся и тоже нырнул в воду.

Долорес находилась на другом конце бассейна, но вскоре подплыла ко мне.

— Ты не гигант, Дональд, но сложен очень хорошо, — заметила она, касаясь рукой моего плеча.

— Зато у тебя нет изъянов, — сказал я, оглядывая ее с ног до головы.

— Правда? — спросила она, приводя меня в сильное возбуждение своими пальцами, к счастью, в следующую секунду она отплыла чуть-чуть и перекинулась парой слов с дородной женщиной лет пятидесяти, плескавшейся на мелководье, затем направилась к одиноко плававшему мужчине, чтобы просто подмигнуть ему, и наконец присоединилась к его жене.

Я два раза прыгнул с трамплина, вылез из бассейна и растянулся на синтетическом матраце. Пролежав минут десять под ласковыми лучами солнца, я поднялся, принял душ и уселся за один из столиков, стоявших неподалеку.

Вскоре возле меня очутилась Долорес и доложила:

— К ланчу здесь будет Мелита Дун. Она прибыла утренним рейсом. Бак отправился встречать ее.

— Что о ней известно? — спросил я.

— Только то, что она медсестра.., ей двадцать с хвостиком. Ничего собой.

— Эй, Долорес, покажи, пожалуйста, моей жене, как правильно держаться на спине, — попросил какой-то мужчина.

— С удовольствием, — ответила она и, наклонившись ко мне, проникновенно заглянула в глаза, прошептав, — увидимся позже.

Она отошла и принялась давать квалифицированные советы женщине, которая хотела научиться плавать на спине, потом переключилась на другую гостью, желавшую сбросить несколько лишних фунтов.

Вскоре все постояльцы потянулись в душевые, так как приближалось время завтракать.

Мелита Дун прибыла приблизительно в половине первого. Долорес Феррол вышла встречать ее, а Бак Крамер, как обычно, перенес ее вещи из машины в номер. Ей досталась хижина под ь 2, рядом со мной.

Когда девушки проходили мимо меня, Долорес пристально посмотрела на меня, потом с ног до головы окинула взглядом фигуру Мелиты Дун, сделала это так, как умеют одни только женщины, оценивая друг друга.

Мелита оказалась блондинкой лет двадцати шести или семи, ростом чуть больше пяти футов с идеально сложенной фигурой. Все было при ней, хотя она и смотрелась миниатюрной. Походка ее отличалась грациозностью, от стройных ног вообще невозможно было оторваться.

Больше всего меня поразили ее глаза.

Она бросила на меня беглый взгляд, но я успел заметить в карих глазах промелькнувшие беспокойство и испуг.

Девушки, оживленно беседуя, проследовали мимо, и Долорес, понимая, что я буду провожать их долгим и томительным взглядом, кокетливо завиляла бедрами, давая мне понять, что я должен смотреть только на нее.

Они оставались в хижине ь 2 до тех пор, пока не прозвенел гонг, созывающий к завтраку.

Столы были накрыты прямо у бассейна. Завтрак состоял из фруктового салата, консоме, свежего бисквита и мелко нарезанной говядины в собственному соку.

Бак Крамер небрежной походкой подошел к моему столику и поинтересовался:

— В полном одиночестве, а?

Я молча кивнул.

Крамер опустился на стул, стоявший напротив.

Это не входило в мои планы. Я рассчитывал, что Долорес приведет Мелиту, и у меня появится повод завязать знакомство, но от Бака не так-то легко было избавиться, а выглядеть грубым мне не хотелось.

— Проголодался? — спросил я.

— Я этого не ем, — ответил он, указывая рукой на разложенную закуску. — Питаюсь обычно на кухне. По мне лучше побольше мяса и поменьше фруктов. Как тебе понравилась лошадь?

— Класс!

— Да, ничего. Она у нас не для всякого.

— Спасибо.

— Не благодари меня. Ей необходимо было размяться, но знаешь, как бывает: даешь хорошую лошадь плохому ездоку, и не успеешь глазами моргнуть, тот начал ездить еще хуже, а хорошая лошадь мигом превратилась в клячу… Люди не отдают себе отчета в этом, но лошади очень чувствуют седока. Едва ты сунул ногу в стремена, взял в руки поводья, лошадь мгновенно знает, что ты из себя представляешь. Когда ты уселся в седле и впервые направил ее, она точно знает даже, какой кофе ты сегодня пил: черный, с сахаром или со сливками.

Крамер ухмыльнулся.

— Ты как будто неплохо разбираешься в седоках, — сказал я.

— Когда долго занимаешься этим делом, приходиться… К примеру, возьмем парня, того, что приехал в новых ковбойских сапогах, сшитом на заказ костюме из кожи и шляпе с широченными полями, а на шею повязал платок. Вот он подходит с важным видом и заявляет, дескать, подавай, мол, ему лошадь получше, а то он не намерен плестись в хвосте. Тебе остается смерить парня взглядом, и, если он при шпорах, сказать ему, что это против правил, установленных на ранчо. Затем ты смотришь, как он снимает свои шпоры, и понимаешь, что самое лучшее — дать ему смирную, старую клячу… В тот же день он сует тебе десятидолларовую бумажку и говорит, что назавтра хотел бы получить что-нибудь получше. Оказывается, у него есть подружка, и ему хочется произвести на нее впечатление. Он нудно и долго втолковывает тебе, как лихо он разъезжал в Монтано, Айдахо, Вайоминге и Техасе.

— Ну и как ты поступаешь?

— Беру десятку и на следующий день подсовываю другую клячу. Если дать такому самоуверенному парню стоящую лошадь, то она понесет его и в конце концов где-нибудь сбросит.

— А он не катит на тебя бочку после того, как получил клячу за свои десять баксов?

— Бывает, что катит, — спокойно пояснил Крамер, — но у меня на этот случай припасена отговорка. Говорю ему, что нужно быть осторожным, что лошадь вообще-то спокойная, но всякое может случиться, и если он готов рискнуть, то, пожалуйста. Заливаю ему, что она в прошлом году сбросила двух седоков, что ее можно отдавать только в руки опытного наездника… Парень уходит и передает своей крале весь наш разговор, а потом сует еще десятку, поскольку, дескать, это то, что нужно, и он не прочь закрепить за собой эту лошадь на все время…

Крамер зевнул.

Долорес вышла из хижины ь 2, остановилась на пороге, явно чего-то ожидая, потом увидела меня в компании с Баком и опять скрылась за дверью.

— Ты уже поел? — спросил я Бака.

— Нет, сейчас пойду поем.

Он с шумом отодвинул стул, встал и, пристально глядя на меня, заметил:

— Знаешь, Лэм, не сердись, но в тебе есть что-то такое.., э.., особенное.

— С чего ты взял?

— Ты не очень-то разговорчивый.

— Я обязан быть разговорчивым?

— Черт, нет, конечно, но приезжающих сюда, порой, невозможно остановить, в особенности тех, кто любит кататься верхом. Они рассказывают мне о других ранчо, на которых им удалось побывать, о своих путешествиях, сколько часов провели в седле… Черт возьми, где ты все-таки научился ездить?

— Я не езжу. Я просто сижу в седле. Он недовольно фыркнул и пошел прочь. Как только Бак скрылся из виду, из хижины снова вышла Долорес, а следом за ней Мелита Дун. Они направились к главному корпусу, потом Долорес резко остановилась и сказала:

— Мисс Дун, разрешите представить вам моего друга, Дональда Лэма.

Я встал и галантно поклонился.

— Очень рад.

Ее карие глаза уставились на меня так откровенно, что я невольно засмущался.

— Привет, — проговорила девушка, протягивая мне руку.

У нее оказалась холодная ладонь с сильными пальцами.

Теперь на ней была амазонка, которая выгодно подчеркивала все достоинства ее фигуры.

— Подошло время завтрака, — сказала Долорес, поворачиваясь к Мелите Дун, — и я проголодалась… Слушай, Дональд, к тебе можно подсесть? Ты как будто один.

— Да, прошу вас.

Долорес кивнула одному из официантов, и тот подошел к нам. Я подвинул девушкам стулья, и они сели.

— Мы с Дональдом большие друзья, — продолжала Долорес. — Он.., славный.

Мелита одарила меня очаровательной улыбкой.

После того, как официант принял заказ, Мелита принялась изучать мою физиономию с таким неподдельным интересом, который трудно было ожидать от девушки, приехавшей на отдых и случайно повстречавшей здесь незнакомого мужчину.

Я вдруг запаниковал: что, если Долорес специально познакомила меня с Мелитой. Долорес сама явно не из тех, кто любит попусту тратить время, а уж эта Мелита своего не упустит.., да, бывают моменты, когда Долорес слишком откровенна.

Наша трапеза уже подходила к концу, когда к нашему столику подошел Бак Крамер и доложил:

— Хелменн Бруно прибывает самолетом в три тридцать.

— Вот и отлично, — сказала Долорес. — Ты встретишь его, Бак?

— Разумеется, я встречу его.

Когда Бак передавал Долорес это телефонное сообщение, я не сводил глаз с лица Мелиты и готов был поклясться, что тень страха промелькнула на нем, но в следующую секунду она опустила глаза, уткнулась в тарелку и с невозмутимым видом стала помешивать ложечкой кофе в чашке, и я подумал, что это просто плоды моего разыгравшегося воображения.

— Новый постоялец? — спросила она, поднимая глаза на Долорес.

— Да, очередной новый постоялец, — беспечно подтвердила Долорес. — Они вечно то приезжают, то уезжают.

— Бруно… — задумчиво проговорила Мелита, — необычное имя. Хелменн Бруно.., что-то мне оно напоминает. Он случайно не писатель? Может, написал какую-нибудь книгу?

— Нет, — ответила Долорес, — он победил в одном конкурсе, завоевав двухнедельную поездку сюда. Думаю, что он не без способностей, раз одержал победу среди многих претендентов.

— Вот, вот, — согласилась Мелита. — Скорее всего, я об этом прочла в каком-нибудь журнале или газете.

— Я особенно не стараюсь вникать в такие тонкости, — откровенно призналась Долорес. — Моя задача — создать все удобства для отдыхающих и не лезть в их личную жизнь.

Последние слова «Не лезть в их личную жизнь» она произнесла с особым нажимом.

Мелита бросила на нее беглый взгляд и снова уткнулась в свою чашку с кофе.

Долорес быстро посмотрела на меня, и я прочел в ее глазах немой вопрос.

Когда с едой было покончено, Долорес сказала:

— А теперь время для сиесты. После завтрака все немного отдыхают, потом каждый занимается тем, чем хочет. Кто играет в гольф, кто плавает.., у нас также есть теннисные корты, и случаются интересные матчи. А тебе нравится теннис, Мелита?

— Нет. Я больше предпочитаю плавание, зато от лошадей я вообще без ума. Ну, а так.., в других видах спорта я не очень сильна.

Я встал и, сославшись на усталость, отправился к себе.