Кажется, я не был здесь очень давно.
Наверно, с тех пор, как умерла бабушка - последний родной мне человек. Хотя, по большому счету, всю жизнь у нас с Давом только и было из близких, что мы друг у друга.
Стоя с удочкой на берегу озера, я думал о том, чем сейчас занят Штерн. Интересна ли ему Маша только как развлечение или что-то в его расчетливом мире все же пошатнулось? В моем собственном уж точно случился апокалипсис. По имени Агата Полянская.
Удочка резко дернулась и я, отвлекаясь от этих мыслей, переключился на свою добычу. Бросив пойманную рыбу к тем, что уже лежали в ведре, я решил, что на сегодня этого достаточно. Агата авось уже успокоилась и готова к новым приключениям в виде чистки рыбы.
В целом, из нее теперь могла получится вполне сносная жена. Готовила она, конечно, отвратительно, но это умение наживное. Ну а ее дурной характер я находил даже занимательным. До определенного предела.
Вернувшись в дом, я поставил на пол ведро с рыбой и, наклонившись снять обувь, спросил:
- Ты подмела?
В ответ - тишина. Вскинув голову, я понял, что Агаты на кухне нет.
- Агата! - окликнул, не скрывая тревоги. А вдруг эта чокнутая опять ушла куда-нибудь на своих дурных?
Ответа не было. Я быстро прошел по всем комнатам и с облегчением обнаружил Полянскую в последней спальне. Сидя прямо на полу с метлой в обнимку, она… плакала?
- Что случилось? - склонившись к ней, я взял ее за подбородок и заглянул в лицо. Она посмотрела в ответ взглядом потерянного ребенка.
- Я сломала ноготь, - всхлипнула Агата и я чуть челюсть на пол не уронил. Реветь из-за какого-то ногтя???
- И это все причины? - не веря переспросил я.
- Ты не понимаешь! - отстранившись от меня, Полянская поднялась на ноги и развела руки в стороны, выставляя себя на обозрение.
- Ты посмотри на меня! Ногти сломаны, руки поранены от чистки твоей проклятой картошки! Волосы несколько дней не видели укладки! Я не накрашена и вынуждена носить чью-то старую одежду!
От этой тирады я охренел окончательно. Даже закралось сомнение в том, что такие, как Агата Полянская, вообще способны измениться. И не думать о каждом сломанном ногте как о конце света!
А потом она вдруг сказала:
- Я стала некрасивая! - и заревела еще отчаяннее. А у меня внутри от этого что-то дрогнуло.
- Ты красивая, - сказал я искренне. - Даже без косметики. Даже со сломанным ногтем.
Взяв ее за запястья, я притянул руки Агаты к своим губам. И, глядя ей в глаза, поцеловал каждую царапину на коже.
Полянская сглотнула, а потом спросила:
- Правда?
- Что?
- Что я все еще красивая?
- Для меня - да, - ответил я просто.
И, поддавшись порыву, притянул ее к себе. Захватил поцелуем губы, не встретив в этот раз никакого сопротивления. Что было тому причиной, я думать в это мгновение не хотел. Может быть, просто действие момента. Может быть, случайная вспышка похоти. А может, даже месть Штерну. Париться обо всем этом у меня не было никакого желания. Да и шанса тоже. Потому что остановиться сейчас казалось смерти подобно.
Я просто желал эту женщину всем своим существом. Желал ее касаться. Желал ее целовать. Желать быть с ней. И особенно в ней.
Все больше распаляясь от поцелуя, я метался руками по ее телу. Хотелось охватить каждый его уголок. Сделать своей каждую точку на ее коже.
К моменту, когда мы оказались на кровати, я уже избавил Агату от брюк, а она меня - от рубашки. Скольжение ее рук по моей груди оставляло на теле пылающие следы. И я весь словно горел. От страсти. От нетерпения.
И она, казалось, хотела этого не меньше. Оказавшись сверху, стянула с меня джинсы и белье. Призывно потерлась лоном о возбужденный член. И больше я не выдержал.
Перевернул ее на спину и навис над ней, показывая этим жестом, кому она должна подчиняться. Сейчас. Впредь. Всегда.
Мне хотелось ласкать Агату медленно, испытывая терпение - свое и ее. Но она требовательно впилась ногтями в мои плечи, не оставляя мне никакого шанса на то, чтоб сдержаться.
Эта женщина признавала только силу. Силу, превалирующую над ее собственной. И я готов был ей это дать. Готов был укрощать и покорять. Если понадобится, то всю свою жизнь.
Я вошел в нее одним мощным толчком, заставляя выгнуться мне навстречу. Заставляя подчиниться. Заставляя признать мое главенство.
Я трахал ее быстро и резко, жадно вслушиваясь в каждый стон. А когда почувствовал, что она готова кончить, заставил себя остановиться.
- Проси, - прохрипел требовательно.
- Дай мне…
- Чего?
- Кончить! Я хочу кончить! - почти прокричала Агата, подаваясь ко мне.
- Назови меня по имени.
Глупо, наверно. Но все же я хотел знать, что она понимает, кто находится сейчас рядом с ней. Кто ее трахает.
- Лешааааа, - простонала она, и я снова задвигался, еще более остервенело, чем раньше.
И когда почувствовал, как Агата сжала меня собой и вскрикнула, быстро вышел из нее и излился ей на живот.
Склонившись к ее губам, я поставил на них печать своего поцелуя и сказал:
- Помни о том, что так хорошо тебе может быть только со мной.
А наутро я повез ее обратно в город. Потому что понимал - насильно удержать рядом с собой никого нельзя. Нужно дать свободу, чтобы к тебе захотели вернуться.
Но как оказалось, в случае с Агатой Полянской это не работало.