Небо для крылатых

Последний полет

Время текуче, время беспощадно, время равнодушно. Оно одинаково для всех и разно для каждого.

Если спешить и торопиться — оно едва ползет, а если просто живешь и ни о чем не думаешь — оно летит с космической скоростью.

И еще… время — бесповоротно, его нельзя повернуть вспять, оно идет только вперед, и никакими силами — назад.

Тщетно пытаюсь вспомнить размеры мамы, но я её уже не помню, что-то огромное и полосатое…

Дело в том, что я продолжаю расти. Я уже больше самого большого коня. Да что там конь, я с элефанта. И с трудом помещаюсь в пещерке-гроте в саду Колеманов. И мне грустно, неужели придется покинуть это чудесное место? Не хочу…

Мой взор все чаще и чаще обращается на север, туда, где синеет едва видная цепочка гор Драконьего лога.

Что-то тянет меня туда, на Родину. Слетать, что ли? Но боязно, очень уж далеко…

И я отмахиваюсь от своих непонятных желаний. Несколько дней мечусь по долине, тоскуя непонятно по чему.

Отправляюсь к развалинам замка Горро, тихо брожу среди руин, забираюсь на остатки стен и бездумно смотрю в никуда. Я сам себя не понимаю, я не знаю, чего хочу…

Может быть, дракона? В смысле, драконицу. А где её взять?

Взгляд мой против воли снова устремляется к северу. Нет, точно пора. И, ни с кем не попрощавшись, просто вдруг ни с того ни с сего я срываюсь с места и лечу прочь, без горя и сожаления оставляя Тихий дол.

Дракон вырос, дракону пора уходить.

Долгий одинокий тихий, молчаливый полет. В одном месте, повинуясь голосу, сжигаю заросли мандрагор, ни к чему их столько… В другом краду бесплодную телочку, зря хозяин от неё потомство ждет… А так, ну съели её и съели.

Гору Лонглейдер нахожу сразу, её вершина самая длинная и самая белая, а вот и родное плато на Орлиной высоте. Задумчиво осматриваю старое логово — вот скорлупа старых яиц, вот кости, а здесь скала натерта до зеркального блеска, здесь лежало и грелось на солнце не одно поколение драконов.

А я что тут делаю? Я — самец, я-то с какого боку?

«Построй гнездо и приведи самку, оплодотворенную».

Еще самку искать…

«Не найдешь, сам станешь… самкой».

Эта странная мысль меня не пугает, я уже точно знаю, что я — гермафродит. Меня зовут Скайнесс, но я же и Несси, а это вполне женское имя.

Начинаю прибираться, выбрасываю старые кости, потом новые прибавятся, накопятся… Следующие несколько дней честно ищу самку, но их нету, то ли покинули эти горы, то ли вовсе истреблены…

Лежу на краю плато и наслаждаюсь… одиночеством, то есть тем, чего так боялся в детстве. Одиночество не страшно, это гармония с самим собой и окружающим миром, это тишина и покой, это ожидание чуда.

Перестройка организма это… болезненно, ненужные органы заменяются нужными, накопленный материал расходуется очень медленно и очень дозированно.

Оплодотворение произошло синхронно с появлением яйцевода, одновременно началась линька.

Я был ни там, ни здесь. Я узнала… узнал… неважно. Теперь я знаю, что такое звезды. Что такое космос.

А еще я поняла наконец, почему я родился один. Моя мама тоже была гермафродитом, она создала меня от самой себя.

Все тайны мироздания открылись мне. Все, кроме жизни до рождения и смерти, они остались за пределом.

И однажды мой покой нарушился. В одну из ночей на край плато опустился Джесси. Оглядел меня и, свирепо сощурившись, прошипел:

— Так и знал, что найду тебя здесь. Как тебе не стыдно? Они там похоронили его, оплакивают, а он, гад, прохлаждается… тут.

Я холодно спросил:

— Джесси Аркон, что происходит?

— Ах так! Я уже Джесси и даже Аркон, я больше не «дядя Джесси»? Ты засранец, Несси, очень большой засранец. Как ты посмел покинуть Тихий дол?

— Я не имею права вернуться домой?

— Ты не имел права покидать их!

— Кого?

Грифон подошел к стене, зачем-то постучался в неё головой, зло посмотрел на меня, скрипнул клювом и прорычал:

— Жителей долины, ты оставил жителей долины, Несси, ты оставил Калеба, Лизу и всех остальных. Они все думают, что ты умер и плачут по тебе.

Я прислушался к себе, есть ли что-то? Нет, ничего, ни боли, ни раскаяния. Вообще ничего. А Джесси взмолился:

— Несси, ну прошу тебя, вернись в долину.

— Зачем?

— Затем, что все скучают по тебе, а Калеб… Калеб вообще слег, к тому времени, как я догадался, где тебя искать, он был очень плох.

Некое беспокойство зацарапалось в груди, все же я не совсем сволочь, и какие-никакие чувства все же имею.

— И что с ним?

Грифон отвел глаза. Ясно, надо проведать Калеба, а то как бы он копыта не откинул. Я распахиваю свои шестиметровые крылья и тяжело срываюсь с обрыва в свой последний полет. Ради Калеба, ради Дружбы, ради Жизни. И пускай Жертвой будет моя жизнь.

Обратный путь занял немного меньше времени, чем полет домой, все же я летела напрямик и без остановок.

Джесси летит рядом, он ничего не знает, а я не говорю. Зачем? Все равно я все уже решила.

Мое возвращение вызвало страшный переполох, и я их понимаю, меня уже не ждали. Лиза, уже девушка, с плачем обняла мою огромную голову, сбоку появились Лютер, Конор. А вон два кентавра ведут третьего — Калеба. Он спотыкается, чуть не падает, но идет, спешит ко мне.

Я осторожно обнимаю его лапой и легонечко прижимаю к своей груди. Ну здравствуй, Калеб, здравствуй, мой хороший. Соскучился?

На следующий день долину всколыхнуло ещё одно событие: Несси снесла яйцо!

Все были в шоке. Конечно, все полагали, что я мальчик, и к смене пола никто не был готов.

А что делать, если я единственный дракон в данной местности… Лететь на край света ради гипотетической самки, которую еще поди найди?

Вот природа и придумала выход из безвыходного положения, создала вот таких существ — меняющих пол по мере необходимости.

Драконы живут недолго, но ярко и страстно. Их жизнь — подобна сверхновой, яркая, короткая вспышка в бесконечной тьме вечности. Подобно бабочке-однодневке, для которой один день — целая жизнь.

В этом яйце находится Линн, так зовут будущего дракона, и ей предстоит повторить путь отца-матери, а может, и не придется, ведь она не будет одна, она родится среди друзей, и она с самого рождения будет знать, что она — девочка.