Небо над дорогой

Глава 11. Хрен редьки длиннее, но тоньше

— На Центр Мира очень похоже, — сказал задумчиво Артём, когда мы прошли пару кварталов, — как будто два куска одного города.

«Кофейное заведение» гласит большая рисованная вывеска, где золотистые, слегка облупившиеся буквы соседствуют с изображённой красками чашкой. Под вывеской стеклянная витрина, за ней — столики, за столиками — люди. Всего несколько человек, совершено обычных. Сидят, пьют кофе, беседуют, читают книги. Пахнет выпечкой и немного — хорошим табаком. Один из посетителей курит трубку. Очень мирная и какая-то немного неестественная картина. Наверное, потому что никто в телефон не пялится. Если бы они были одеты в стиле ХIХ века, было бы гармоничнее — джентльмены за ланчем. Но одежда самая обыкновенная, диссонирующая с ретростилем кафе.

Дальше по улице «Магазинъ» — закрыт. «Лавка бакалейныхъ товаровъ» и «Молочная торговля» — тоже. Вечерний шоппинг тут не в моде.

— И где нам искать навигационный модуль? — растерянно спросил Артём.

— А ты ожидал надпись «Матвеев был здесь» и стрелочку? — скептически ответил я. — Пойдём, посмотрим, что тут ещё есть. Спросим у кого-нибудь, в конце концов.

Спросить не у кого — городок практически пуст. Встретили прогуливающуюся даму с собачкой, которая окинула наш походный наряд неодобрительным взглядом и перешла на другую сторону улицы. Проехал одинокий автомобиль. Город такой винтажный, что я всё время ожидаю чего-то этакого, викторианского — капоров на дамах, цилиндров на джентльменах, пролётку или паровой экипаж на высоких спицованных колёсах. Тот, что мы оставили в ангаре, тут бы отлично вписался, кстати. Но дама выгуливала собачку в обычном летнем платье и спортивных туфлях, а автомобиль оказался похож на типового «американца» образца семидесятых — какой-нибудь «Форд» или «Бьюик». Прошуршал мимо, оставив дымок бензинового выхлопа.

На площади каменный постамент, на нём — не то замысловатый механизм, не то абстрактная скульптура. Гнутый металл, причудливые детали, вывернутые плоскости, тусклые сферы и полусферы.

— Не работает, — сказал Артём, подойдя поближе.

— А должно? — удивился Иван.

— В Центре Мира стоит похожая штука. Но от неё аж волосы на жопе дыбом, если близко подойти. А эта просто так стоит.

На краю площади здание, немного напоминающее маяк. Сразу видно, что именно стилизация, хотя сходство верхней части с залупой передано достоверно.

— Церковь Искупителя, — сказал Артём, — видел такую. Зайдём?

— Зачем? — удивился я.

— Они помогают путникам. Могут информацией поделиться, дать убежище и всё такое. Верить в Искупителя для этого не обязательно.

Внутри совсем не клерикально. Похоже на книжный клуб и лекционный зал одновременно. Полки, заставленные книгами, вдоль стен, кресла, столики с лампами. Небольшое пространство с рядами стульев перед кафедрой. В центре зала — тёмная колонна, уходящая в потолок, но не из загадочного камня Ушельцев, а так — декоративный элемент. Надо полагать, настоящих маяков на ритуальные цели не хватает.

В зале пусто и тихо, только в угловом кресле сидит кто-то с книжкой, свободно закинув ноги на низкий столик. Читает, не обращая на нас никакого внимания. Увлёкся. Знакомая физиономия, кстати, где же я его видел?

— Отец Олег? — изумлённо воскликнул Артём.

Точно. Он ко мне в башню приходил с визитом мира. Вот откуда лицо знакомо.

— Артём? — удивился тот не меньше нашего. — Рад видеть тебя! Только не зови меня «отцом», я теперь скромный послушник Церкви Искупителя.

— Но ты же пропал, мы считали тебя погибшим!

— Как видишь, я жив. Какими судьбами? О, и вы тут, Сергей! А вы, если не ошибаюсь, Иван Николаевич, главмех первого цеха. Мы не представлены, но я вас видел в Коммуне. Мы вам товар как-то сдавали, не помните?

— Не припоминаю, — развел руками Иван, — всегда такая суета на приёмке…

— Ничего страшного. Рад вас всех видеть. Вы, я вижу, прямо с маршрута? — он показал на нашу одежду и оружие. — Пойдёмте, я тут живу при храме. Накормлю вас с дороги, отдохнёте. У меня много места. Тут вообще много места…

Олег живёт в чём-то вроде общежития для паломников, в просторной комнате с кроватью, столом и встроенными шкафами. Для нас он просто открыл соседние помещения — они не заперты, а выглядят точно так же.

— Тут редко кто-то заселяется, уже с полгода я один, — пояснил он. — Душевая и туалеты в конце коридора, полотенца можно взять в шкафу. Это бесплатно, тут почти всё бесплатно. Потом подходите в столовую, она уже не работает, но можно посидеть за общим столом, я принесу чай.

Пока мы угощались простым ужином — хлеб, сыр, копчёное мясо, — он немного рассказал нам об этом месте.

— Здесь мало кто задерживается. Город почти пустой. Да вы сами видели… Постоянно живут только книжники и учёные — историки, архивариусы, любители копаться в пыльных бумагах. Ну, и такие пришлые искатели странного, как я. Тут огромные богатейшие библиотеки на множестве живых и мёртвых языков. И ещё есть машина для их изучения — думаю, по её образцу альтери когда-то построили свою. В общем, здесь рай для любителей вдумчивого чтения, но таких всегда было немного. Среди путешественников преобладают люди практического ума, им тут скучно.

Олег улыбнулся и развёл руками, как бы извиняясь за этот факт.

— Не очень понял, — признался я, — как такое возможно? Город выглядит ухоженным, в комнатах свежее белье, в душе — горячая вода, горят фонари, в кафе подают кофе, мы едим, — я потряс бутербродом, — свежий хлеб. Видел я упоротых книжников, всё это ничуть не похоже на бардак в их берлогах.

— Здесь довольно большое — по меркам нынешнего полупустого Мультиверсума — сельское население. Они не любят городов и не живут в них, но они нас обслуживают. Метут улицы, привозят продукты, убирают в домах. Не знаю, чем платит им Церковь, и на чём построена местная экономика. Я, уж простите, погряз в своих изысканиях.

— А что ты изучаешь тут? — спросил Артём. — И как вообще сюда попал?

— На наш караван напала боевая группа Комспаса. Ты помнишь, был самый разгар войны, все охотились за всеми. Мне повезло выжить… Хотя нет, это нельзя назвать везением. Меня захватили в плен, а судьба пленных операторов хуже смерти. Комспас делает с ними поистине жуткие вещи. Но тут мне действительно повезло — они столкнулись с отрядом рейдеров. Те ещё отморозки, но Комспас на дух не переносят. В общем, я оказался у рейдеров. Статус пленника Комспаса и духовный чин, которым я, признаться, малодушно прикрылся, определили мою дальнейшую судьбу — рейдеры меня подлечили от ран и, в конце концов, передали Церкви Искупителя. Наверное, я мог бы вернуться в Коммуну, но не видел в этом смысла. Здесь я нашёл занятие по душе и, в определённом смысле, обрёл покой.

— И чем же ты занят?

— Изучаю историю Искупителя.

— Историю? — удивился я. — Но ведь он даже не родился!

— Во-первых, приметы его рождения смутны и неточны, поэтому многие считают, что уже. Во-вторых, это же не первый Искупитель. Мультиверсум то коллапсирует, то рассыпается фракталом срезов, и этот цикл сопровождается появлением Искупителей, которые принимают в себя Вселенную и становятся ей… Во всяком случае, так гласят легенды. Жизнь некоторых Искупителей была настолько хорошо документирована, что переводы переводов и пересказы пересказов дошли до наших дней. Многие хранятся в здешней библиотеке, и я изучаю этот богатейший мифологический материал.

— Мифологический? — уточнил Иван. — Так это всё-таки история или сказка? И нынешний Искупитель — он живой человек или какая-то аллегория физических процессов?

— На это нельзя дать однозначного ответа. Вы же, Иван, работали с ихором, верно?

— Так, — признал Иван, — хотя это вообще-то секретно.

— Я не знаю ваших секретов, — отмахнулся Олег, — но знаю, что мантисы суть и существа, и физические явления разом. Никто не понимает, как такое возможно, но это не мешает использовать ихор, который суть жидкость на этом плане бытия, но при этом и первоматерия Мультиверсума.

— Так говорят учёные. Я просто инженер.

— Вот и Искупитель одновременно миф, история и человек. Но при этом он и защитный механизм Мультиверсума, порождающего его в определённые этапы своего бытия. Возможно, где-то вот-вот родится или уже растёт ребёнок, которому суждено стать Искупителем. Может быть, обстоятельства его зачатия и рождения указывают на это, но вполне вероятно, что они вполне обыденны. Легенды приводят условия и приметы, противоречащие друг другу, а люди склонны подгонять события под пророчества постфактум. Может быть, это вообще не определено рождением, и Искупителем станет тот, кто окажется в нужном месте в нужное время. Кто знает? Думаю, это не очень важно. Но изучать это чрезвычайно интересно.

— Вы нашли себе прекрасное увлечение, Олег, — сказал я, — рад за вас. Не могу сказать, что проникся, но в иных обстоятельствах я, возможно, сам почитал бы что-нибудь на такую занятную тему. Но мы тут с практической целью.

— Да-да, конечно, — кивнул Олег, — простите, я увлёкся. Часами могу рассказывать о своих изысканиях, да обычно некому. Чем я могу вам помочь?

— Мы получили информацию, что здесь обретался некий профессор Матвеев…

— Да, конечно, я знаю, о ком вы говорите. Но он давно покинул это место, и я не знаю, что с ним стало дальше. Это произошло задолго до моего появления тут. Я, собственно, узнал о нём только из записей о выданных книгах. Наши исследования во многом пересекались, хотя его интересовал в большей мере естественнонаучный, а не духовный аспект вопроса.

— А нельзя ли как-нибудь выяснить, где он жил и не остались ли… какие-нибудь его вещи?

— Нет ничего проще. Завтра утром я посмотрю записи о гостях и паломниках библиотеки. Здесь удивительный порядок во всех документах! Всё разумно структурировано, каталоги безупречны, всё фиксируется. Отдыхайте спокойно, это одно из тишайших мест Мультиверсума!

Не знаю, кто как, а я отлично выспался. Давно не чувствовал себя так спокойно. Место, что ли, такое — библиотека. Располагает. Выполз к завтраку, когда все уже сидели за столом. Творог, свежая выпечка, молоко — неплохо местные содержат паломников.

— Я с утра сходил в архив, — сказал Олег, — нашёл то, что вам нужно. У Матвеева было нечто вроде исследовательской лаборатории. Кроме библиотеки здесь большой артефактный музей и хранилище, он брал оттуда какие-то объекты, работал с ними. Результаты, как и положено, скопированы в архив, но я вряд ли смогу разобраться. Не понял даже, о чём там речь. Но зато я узнал, где эта лаборатория.

— Это же давно было, — вздохнул Артём, там, поди, давно другие люди.

— Ну что ты, — успокоил его Олег, — здесь слишком мало людей и слишком много помещений. Скорее всего, после Матвеева туда даже не заходил никто.

Поразительно, но Олег оказался прав. Дверь оказалась не заперта, за ней открылась большая пыльная комната с лабораторными столами и приборными стойками. Я повернул выключатель у входа, со щелчком зажёгся электрический свет. Порядок, столы чистые, всё убрано по полкам.

— Это я знаю, это тоже, — бормотал Иван, быстро осматриваясь, — о, а это у него откуда? Это хлам, это хлам… Какая занятная штучка! Это вообще не пойму, что такое…

Завидую, я почти ничего не узнавал — стимпанковское хренпойми, перемешанное с устаревшими приборами, вроде аналоговых тестеров и лучевых осциллографов. Ничего подходящего по форме и размерам к гнезду в рубке.

— А это что? — спросил Артём.

В углу комнаты стоит здоровенная штуковина, накрытая брезентом. Когда его сняли, обнаружилась полуоткрытая капсула с креслом, окружённая установочными панелями под резонаторы. Сами резонаторы отсутствуют, зато на четырёх выносных консолях торчат вертикальные моторы. Пропеллеры от них лежат стопочкой рядом. Похоже, что Матвеев пытался воспроизвести что-то вроде летающих платформ Комспаса, только в индивидуальном варианте.

— А вот и он! — с удовлетворением сказал Иван.

Перед креслом в капсуле смонтирован на держателе прибор, похожий на плоский ЖК-монитор дюймов на 20 по диагонали. Он зажат в металлической обойме, сзади подведены шинки питания и что-то там ещё. Похоже, это и есть навигационный модуль с дирижабля. Будем считать, что нам наконец-то просто повезло. Иван уже осторожно освобождал разъёмы и демонтировал модуль.

— Жаль, что недоделанная штуковина, — вздохнул он, накрывая капсулу брезентом, — круто было бы такую иметь на дирижабле. Для разведки и вообще…

— Спасибо, Олег, — сказал Артём, — ты очень нам помог.

— Не за что. Надеюсь, вы благополучно закончите ваши дела. Вы же уходите, я правильно понял?

— Да, — сказал я, — мы прямо к реперу. Нам пора.

— Удачи! — помахал он нам вслед.

И мы ушли.

— Я нашёл у Матвеева реестр реперов, — показал толстый блокнот Артём, — теперь не совсем вслепую. Не полная база, конечно, но у меня и такой не было. Можем вернуться короче и безопаснее. Всего один транзит, и тот зелёный. Есть пара серых, но они не транзитные, а это в любом случае меньше риска.

— Ну, я не знаю, — засомневался Иван, — самая короткая дорога — известная.

— Там тоже не факт, что удачно повернётся, фукинг буллшит, — не поддержал его я, — опять же, время дорого.

— Ладно, давайте срежем угол, — неохотно согласился капитан.

Ему понравилось на кораблике кататься. Но ему-то что, у него семья в безопасности, а меня идея добраться за несколько часов вместо нескольких дней очень привлекает.

— Двадцать две минуты, репер зелёный, — доложил Артём.

Миленько. Беседочка такая вокруг репера, лавочки. Сапоги мыть не предлагают, но и так недурно. Сад вокруг, немного запущенный, но симпатичный. Видны остатки побеждённого природой ландшафтного дизайна — стриженные под лошадок и слоников кусты разрослись в поражённых причудливыми опухолями зелёных мутантов. Дорожки, бордюрчики, мраморная жопа бабы… с чем-то. Может быть, с веслом. Отсюда не видно. Парк культуры и отдыха трудящихся. Или закрытый личный сад нетрудящихся. В любом случае, садовники сюда давненько не заходили.

— Четырнадцать минут, репер зелёный.

— Ух ты, красота какая! — воскликнул Иван.

Вид действительно роскошный. Репер стоит на обзорной площадке в горах, открывая подсвеченный утренним солнцем слегка туманный пейзаж. Горы, горы, зелёная долина. Встающее солнце красит розовым белостенный город вдали, превращая его в марципановый торт. Город далеко, подробностей не разглядеть, но это, наверное, и к лучшему. Можно думать, что тут так же благополучно, как и красиво. Хотя, конечно, вряд ли.

— Транзит, шесть километров, зелёный.

— Всего шесть? — обрадовался я, — роскошно. Полтора часа, и мы на месте.

— Да, дальше два простых и всё, — подтвердил Артём.

Входной репер в каком-то бункере без окон. Зажгли фонари. Железная дверь с рычагами, бетонные крашеные масляной краской стены, лампы есть, но не горят. Унылый интерьер, но нам тут не жить.

За дверью такой же коридор, прямо напротив на стене краской через трафарет стрелка и надпись по-русски: «Выход». Ещё одна дверь, лестница наверх. Коридор со стальными дверями и в конце — всем дверям дверь. Гермоворота с мощными винтовыми приводами.

— Убежище какое-то или КП, — сказал Иван. — Душновато тут, вентиляция не работает.

— Где крутить, чтобы открылось?

Нужные штурвалы заботливо отмечены стрелками и надписями «Открывать сюда». Крутить их пришлось долго, многооборотные приводы медленно сдвигали тяжелые ворота, которые оказались толщиной чуть ли ни полметра. С другой стороны плавный подъём наверх и надпись: «Выходя из транзитного бункера, задрай гермодверь! Позаботься о тех, кто пойдёт за тобой!».

— Какая вежливость! — восхитился Иван. — Как вы думаете, предупреждение ещё актуально?

— Почему бы и не задраить, раз просят? — сказал Артём.

Мы закрутили рукоятки, и дверь пошла обратно, пока с глухим щелчком не встала на стопоры. Пошли вверх по пологому коридору. Судя по пыли на полу, тут давненько никто не ходил.

— Странное местечко, — сказал Иван.

— Странней видали, — ответил я.

Поднялись до следующей двери, уже обычной, деревянной. Она оказалась не заперта, и мы вышли в небольшой глухой тамбур. Казённая окраска стен указывала на какое-то учреждение, скорее всего — военное.

«Бип, бип, бип, бип»

— Что пищит? — спросил Артём.

— Твою мать! — ответил с чувством Иван. — Быстро назад!

Он буквально затолкнул нас обратно. Пищание почти сразу прекратилось.

— Это датчик радиации, — пояснил он, — входит в стандартный комплект оператора, ты должен знать, Артём!

— Я и знаю… — ответил он неуверенно. — У меня был такой. Но ни разу не срабатывал, везло.

— И много там? — спросил я.

— Много, раз запищал. Насколько много — не скажу, померить нечем. У меня же не полный операторский комплект, просто прихватил то, что под рукой было.

— Зелёный транзит, говоришь? — спросил я у Артёма.

— Ну… может, был зелёный. Матвеев сколько лет назад пропал, база старая.

— А я говорил, что надо проверенным путём идти! — напомнил капитан.

— Что уж теперь, — сказал я, — уже пришли. Что делать будем?

— В аптечке есть радпротектор, надо принять, — достал из рюкзака контейнер с крестом Иван, — потом смотреть, что снаружи. Назад всё равно пути нет…

Заглотили по цветной капсуле, запили из фляжек.

— Надеваем дождевики с капюшонами, зимние бахилы на обувь, — командовал Иван, — перчатки. Заматываем лица… Да хоть майками, неважно. Дышать только через ткань. Ни за что руками не хвататься, ни к чему не прислоняться, тем более — не садиться. Стараемся идти аккуратно, не поднимать пыль.

— Воздушный взрыв, — определил Иван.

Бетонные здания лишились окон и дверей, но толстые стены низкоэтажных построек военной части устояли. Что нельзя сказать о городских домах за её забором. Бывшим забором — его плиты легли, обозначая направление, с которого пришла воздушная волна. Город вокруг был… Да не было уже никакого города. Горелые огрызки зданий и строительный мусор вперемешку с давлеными автомобилями на улицах.

Писк индикатора из «бип-бип-бип» стал непрерывным.

— Шесть километров? — спросил Иван.

Артём молча кивнул и указал пальцем направление куда-то в руины.

— Не дойдём, — констатировал очевидное капитан. — Тут несколько часов продираться придётся, а что на выходе — вообще неизвестно. Может, завалило к чертям. Радпротектор от такой дозы — как аспирином гангрену лечить. Другие предложения есть?

— У меня нет, — сказал Артём. — Назад мы не выйдем. В бункере чисто, но там долго не просидишь.

— У меня есть, — сказал я без большой уверенности. — Мне нужен гараж. У военных всегда есть какой-нибудь гараж.

Гараж оказался почти целым, только крыша с одного угла завалилась. Бетонная плита перекрытия накрыла какой-то осевший на пол под её тяжестью MRAP13. Рядом стоят несколько засыпанных кирпичным крошевом бронетранспортёров. Не успели никуда уехать, видимо, атака была неожиданной. Как самый последний вариант — попробовать завести. Если они стояли закрытыми, внутри, возможно, фонит меньше. Но это только от безнадёжности, скорее всего, мы наберём летальную дозу раньше, чем разгребём мусор от ворот.

— Я очень неопытный проводник, — признался я, стоя перед дверью в подсобку. — Совсем никакой. Это будет мой первый собственный проход, поэтому я не знаю, куда он получится и получится ли вообще.

Я держал руки на двери и вспоминал ощущение от проходов, пытался уговорить себя, что это то же самое, что рольставни на задней стенке моего гаража, что Гаражище Великое существует вовеки во множестве миров, и я сродни ему. Во славу УАЗика и именем его! И да пребудет со мной УАЗдао!

Тьма привычно толкнулась в ладони и, открывая дверь, я уже знал, что получилось.

— Одежду долой! Быстрее! Дождевики, бахилы, перчатки, всё! — командовал Иван. — Майками оботрите пыль с рюкзаков и тоже в кучу!

Индикатор ещё иногда вспискивал, но в этом гараже нашлась пустая бочка из-под масла. Когда мы туда запихали одежду и закрыли крышкой, замолк, наконец.

— Может, её сжечь? — предложил Артём.

— С ума сошёл? — возмутился Иван. — Чтобы вся гадость с дымом в воздух ушла? Давайте лучше по таблеточке протектора съедим.

Только сняв верхний слой одежды и отдышавшись, я понял, что тут очень жарко. Гараж каркасный, из дерева и жести, какой-то сарай просто. В многочисленные щели сияет солнце, бросая тонкие пыльные лучики на стоящую машину.

— Что это за ерундовина? — заинтересовался Иван.

— Какая-то большая внедорожная бага, — ответил я, разглядывая адски пыльный и грязный агрегат.

Большие колёса с крупным протектором, маркировка на боковинах отсутствует. Пространственная рама из труб, стальная сетка вместо лобового стекла, крыши нет, дверей нет, сиденья открытые, органы управления простейшие. Технический минимализм. Зато есть вертлюг для пулемёта на верхней поперечной трубе. Самого пулемёта, правда, тоже нет.

Грубые сварные швы, крашено кисточкой. Колхозный самопал, но выполнено неплохо, со знанием дела. Мотор…

— Стоп! Тихо! — сказал я. — Мотор горячий!

Скрипнули ворота.

— Вы что ещё, глядь, за черти? Откуда вы, глядь, повылазили?

Если бы не голос, и не поймёшь, что женщина. Голова с лицом замотаны коричневой пыльной тряпкой, здоровенные очки-консервы, тёртая кожаная куртка, драные грязные штаны и стоптанные берцы чуть ни по колено. И здоровенное пыряло в руках, по виду грубо откованное из рессорного листа. Длиной метра полтора, такой башку отмахнуть как нефиг делать.

— От баги отошли бегом, глядь! Это моя бага!

— Да ладно! — сказал я, чтобы что-то сказать.

— Ну, теперь моя, — уточнила женщина. — Уж точно не ваша.

Увидев мою винтовку, автомат Артёма и пистолет Ивана, она немного сбавила тон.

— Эй, если вы хотите отжать тачку, то имейте в виду, что движок гавкнулся. А насиловать я не дамся, лучше сдохну.

— А я вас лучше убью! — уверенно добавил детский голос.

— Бони, я же сказала не лезть!

— Ну, ма!

Пацанёнок лет десяти-двенадцати. Короткие, стоящие торчком от набившейся в них пыли волосы. Круглые чёрные сварочные очки на резинке. В таких же грязных лохмотьях, что и мать, но — с револьвером в руке.

— Да что за непруха, глядь! — расстроенно сказала тётка. — Откуда вы тут взялись, не было же никого, я проверила! Вас Бадман прислал, да? На моциках? Он меня выследил, да? Не, моцики я бы услышала… А ну, говорите кто вы, а то…

Женщина продемонстрировала свою заточенную железяку.

— Эй, эй, — примирительно сказал Артём, — мы не знаем никакого Бадмана.

— Гоните, — уверенно сказала она, — его тут все знают.

— Мы не местные, мы… как бы это объяснить… Прошли сюда…

— А, вы контры, что ли? Проводники с товаром?

— Ну, не то, чтобы с товаром… Но проводник у нас есть, да.

— Так бы сразу и сказали, чего пугаете? — не очень логично укорила нас женщина. — Бони, это контры, не надо их пока убивать. Но вы не туда вышли, контры, банда Бадмана не тут. На моё счастье. Я от них свалила. Мы свалили.

Она потрепала пацанёнка по выгоревшим вихрам, отчего в воздух поднялось облачко пыли.

— А чего так? — спросил я.

— Он козёл.

— А, ну, бывает.

— Если вы не к Бадману, то вам лучше свалить отсюда, контры. Он не любит контров, которые ведут дела не с ним. А те, кого он не любит, долго не живут.

— Печально слышать, — сказал я, ожидающе глядя на Артёма, напряженно втыкавшего в свой планшет.

— Эй, контры, — спросила женщина неожиданно жалобным голосом, — а возьмите нас с Бони с собой, когда свалите?

Она принялась разматывать тряпку на голове, освобождая длинные чёрные волосы.

— А то Бадман, хоть и тупая свинья, но, в конце концов, сообразит, что я свалила. Следопыты у него хорошие, а следы в пустошах стоят до дождей.

— Так свинья или козёл? — уточнил Иван.

— Свинья и козёл. И ещё шлюхин сын и подлая тварь.

— Ма, ну!

— Что «ну»? Твой папаша променял меня на эту толстую корову! А теперь я угнала и угробила его тачку! Как ты думаешь, что будет, когда он нас найдёт?

— Убьёт нафиг, — уверенно сказал лохматый ребёнок.

Поди ж ты, какие шекспировские страсти.

— Так что, контры, возьмёте нас? Ладно, так и быть, трахайте тогда. Только по разу, не больше, я вам не шлюха толстая!

Тетка распахнула полы куртки, демонстрируя, что да, не толстая. Под курткой оборванный грязный топ и голый живот над широким ремнем. Без тряпки на голове она даже симпатичная. Если хорошенько помыть.

— Ну, ма!

— Что «ма»? Не убудет с меня.

— Я не знаю, где тут репер, — сказал Артём, — даже не могу понять, здесь ли он. Направление не определяется. Может, если переместиться подальше от прохода… А ты не можешь, ну… переоткрыть свой проход куда-то ещё?

— Нет, — покачал головой я, — теперь по нему только обратно.

— Так вы не можете свалить, что ли? — мигом ухватила суть женщина. — Тогда хрен вам. Друг друга тогда трахайте. Как раз успеете, пока Бадман за мной не притащится и не привяжет вас голыми к выхлопным трубам своего трака. Он это называет «опера». Проверит, что громче — его движок или ваши вопли. Обычно движок побеждает.

— Какой приятный тип, — прокомментировал Иван.

— Козёл он, а не тип. И свинья.

— Ну, ма!

— Что «ма»? Я знаю, что говорю.

Она уселась прямо на песок перед воротами и замолчала расстроенно. Пацанёнок присел на корточки рядом, опасно играя с револьвером.

— Тут есть какой-нибудь ещё гараж? — спросил я женщину.

— Не, — сказала она грустно, — я до этого еле дотянула. Думала, тут моцик будет, но его кто-то подрезал уже. Ближайший гараж в городе, до него сорок миль. Не дойдём пешком.

За воротами простиралась красноватая пустыня, песок с редкими вкраплениями скудной растительности. Солнце жарит, ветер несёт пыль. Сорок миль — это больше шестидесяти километров, если мили тут такие же. Тащиться пешком не вариант, у нас воды столько нет.

— А что с движком?

— Сдох, — махнула рукой она. Загремел, задымил, температура вверх, давление вниз… Хорошо гараж этот рядом был. Но моцик какая-то падла свела.

— Я гляну?

— Да хоть обглядись…

Я залез в багу, нашёл выключатель зажигания и кнопку стартера. Движок железно загрохотал, но подхватился. То двумя, то тремя котлами, лампа давления не гаснет, маслом горелым воняет, стучит, как молотком по кастрюле, дымом в трубу плюётся. Как доехала-то вообще?

— Поршневая, — диагностировал я.

— Я без понятия, — пожала плечами тётка.

— Инструмент есть? А масло?

— Сзади посмотри. Масло тут должно быть, бочка у стены.

В ящике за задними сидениями нашёл довольно приличный набор инструмента. Для походного так даже отличный. Откинул крышку капота.

— Что там? — спросил Иван.

— V-образный карбовый воздушок, — ответил я, разглядывая грязный, в потёках масла агрегат, — не видал такого никогда. На «запорожский» похож, только побольше, литра на два с лишним.

— Два с половиной, папка говорил, — прокомментировал подошедший поглядеть пацан.

— Разбираешься? — спросил я его.

— Ну… так.

— Будешь ключи подавать. Для начала, найди корыто какое-нибудь плоское, масло сольём…

Скинув левую головку, сразу понял, в чём дело.

— Поршень оборвало, — сказал я Ивану.

— Это плохо? — спросил он. — Я по таким моторам не очень.

— Так себе, — признал я. — Цилиндр убит, клапан погнут, шатун, возможно, тоже. Сверху не понять. Эй, мадама, тут запчастей нигде не завалялось? Поршень, шатун, вкладыши, клапана? Лучше головка в сборе.

— Не, откуда, — ответил вместо неё пацан, — железо всё на базе или в техничке, когда в рейде.

— Ладно, никто и не обещал, что будет просто. Бери головку на десять, откручивай с той стороны, а я с этой. Ты мелкий, тебе подлезть легче будет…

Сняли поддон картера, я выкрутил болты шатунной крышки и вытолкнул наружу через цилиндр шатун с остатками поршня. Точно, поршень лопнул на уровне пальца. Верхнюю его часть шатуном забило в камеру сгорания, повредив клапана, а нижняя грохотала в цилиндре, убив его зеркало. Шатунные вкладыши раздолбало в фольгу, вот и давление масла упало.

— Угрели, что ли? — строго спросил я пацана.

— Ну… я мамке говорил, что надо встать, остыть. Но разве она послушает?

Воздушок по такой жаре перегреть — нефиг делать. Тем более, что прокладки дрянь, сальники сопливят, масло горит на оребрении цилиндров, на него попадает пыль, образуется шуба.

— На, вот, тебе щётку и тряпку с керосином, — вручил я пацану, — отскребай грязь. Только аккуратно, внутрь не натряси.

А я тем временем зачеканил масляный канал в шатунной шейке, забив туда болтик и прихватив его УИном, срезал коромысла привода двух клапанов, от самих клапанов отрезал тарелки и, прижав их к сёдлам, сварил лучом в монолит. Собрал обратно.

— Всё, — объявил я торжественно, — у нас теперь исправный трёхцилиндровый двигатель рабочим объёмом примерно один и девять литра. Бони, тащи масло, лей по верхнюю риску щупа. И с собой в какую-нибудь канистру налей, поджирать будет.

Движок тянул слабо, а вибрировал сильно. Что вы хотите — без одного поршня балансировка ни к чёрту. Но на второй-третьей, если больше трёх тысяч не крутить, ехать внатяг — то ничего. Всяко лучше, чем пешком. Завечерело, стало чуть прохладнее, и температура масла, хотя и держалась в верхней части шкалы, но в красную зону не заходила. Машину трясло, ребятам в тесном заднем отсеке приходилось нелегко, тем более, что он рассчитан на двоих, а им пришлось ещё и пацана посадить. Тётка села со мной впереди, дорогу показывать. Ну что же, посмотрим на их город…

Километров через двадцать Иван толкнул меня в плечо.

— Сзади кто-то едет! — крикнул он, перекрывая тарахтение мотора.

— Это Бадман, — заметалась женщина, — это он! Он меня выследил! Давай, гони! Да гони ты!

— Ну да, конечно. Много я тебе нагоню на трёх котлах! Ещё придавить, и зажарим мотор снова.

Зеркал нет, пришлось выглядывать, — сзади приближалось отчётливо видимое на фоне заходящего солнца облако пыли. Явно не одна машина идёт. И быстро, скоро догонят.

Впереди пёр, дымя вверх двумя трубами, здоровый капотный трак на больших колёсах. За ним, расходясь клином, неслась какая-то техника поменьше, плохо различимая в пыли против солнца. К моему удивлению, армада сбросила скорость, уравняв её с нашей, и теперь катилась сзади, мерах в ста, не приближаясь.

— Эй, Худая! — заорали сзади в хриплый матюгальник. Громкость у него такая, что легко перекрывает рёв десятка моторов без глушителей. — Худая, остановись, дарлинг!

— Это Бадман, — затрясла меня за рукав женщина, — не останавливайся.

— Дарлинг, вернись! — орал усилитель. — Это была случайность! Остановись, я тебя прощаю!

— Ма, может, вернёмся? — просунулся между спинками сидений пацан. — Ну, ма!

— Ни в коем случае! — заорала зло тётка. — Простил он, надо же! Я его на этой корове толстой поймала, а он меня простил! Козёл!

— Худая, ну что же ты! Я только тебя люблю!

Пыль закрывала нас, и оратор не видел, что в машине не только его любовь.

— Ну, трахнул разок толстую шлюху, подумаешь! Не всё же твоими костями греметь!

— Ах, костями! Да жми ты! — оскорблённая женщина попыталась придавить мою ногу к педали газа, нажав на колено, но я отмахнулся. Ещё чего.

— Остановись, дарлинг! Это бессмысленно! Ты всё равно тащишься по пустоши как подыхающий койот! У мужика может быть много толстых баб, но одна худая любовь!

— Ах, так их было много! Надо было с кем-нибудь перепихнуться ему назло! Эй, контер, хочешь, я тебе отсосу по-быстрому? — она потянулась к моей ширинке.

— Ты охренела? — я стукнул её по руке.

— Ма, ну, чо ты?

— Дарлинг, сына зачем впутала? — орал мегафон на всю пустыню. — Бони, сынок, папа тебя любит!

— Ма, ну тя к чёрту! — сказал пацан и резко дёрнулся в сторону.

Короткая борьба с не ожидавшими такого ребятами, и он покатился за машиной, кувыркаясь в пыли. Хорошо хоть скорость небольшая.

— Бони! — завопила женщина. — Бони! Да стой ты, придурок, тормози!

Она рванулась вылезать прямо на ходу, и я нажал на тормоз. Выпрыгнула и побежала к сыну, который уже вставал с земли. На вид он ничуть не пострадал, а стать ещё грязнее невозможно. Обняла его, встряхнула, поднимая пыльную бурю, и они пошли вдвоём в закат, навстречу остановившимся машинам преследователей.

Нас никто не стал привязывать голыми к выхлопным трубам. У нас даже машину не отобрали, только сказали, где её оставить в городе. Они, мол, потом заберут.

— Бабы — дуры, — вздохнул плечистый, татуированный по самое некуда бородач в кожаной жилетке на голом, накачанном как у культуриста торсе. — Но я её люблю.

Тот самый жуткий Бадман.

— Да кто вообще не изменяет? — горестно вопросил он.

Мы все трое отвели глаза. Что, и Иван? Вот про кого не подумал бы!

— Ладно, спасибо, что не обидели Худую. Пришлось бы вас убить. А убивать контров — портить бизнес, вас и так всё меньше. Жаль, что вы без товара, в следующий раз сразу ко мне. Я там списочек набросал…

Город не заслуживает такого громкого названия. Ржавый бидонвилль размером с глухую деревеньку. Большую его часть составляют раскомплектованные трейлеры и ржавые автобусы без колёс, окна которых затянуты тканью и забиты фанерой. Но здесь есть водяная колонка, где можно смыть с себя хотя бы верхний слой пыли, напиться и наполнить опустевшие фляги. А ещё тут есть церковь Искупителя, а в ней репер.

— Мы на удивление недалеко отскочили от маршрута, — обрадовал нас Артём, стоя в украшенном как индийская маршрутка храме.

Сваренные квадратом кузова четырёх автобусов установлены на песке, из которого торчит репер. Вокруг блестящая бахрома, поручни оплетены глянцевой виниловой лентой, стекол не видно под яркими наклейками, висят виселки, звенят звенелки, воняют вонялки.

— Вы готовы?

— Практически к чему угодно.

— Ну, поехали…