Небо над дорогой

Глава 8. Икар летел и нам велел

— Иван Николаевич, — крепкий, высокий, седоватый мужчина, коротко стриженый, слегка за сорок. Открытое волевое лицо, правильные мужественные черты: как есть «военный, красивый-здоровенный». Хорошо бы ещё вменяемый оказался.

— Сергей, можно Зелёный.

Рукопожатие у него хорошее, чёткое, энергичное, без лишнего давления. Первое впечатление положительное.

Добрались удивительно буднично — Артём скомандовал «Вправо!», перехватил управление, и мы прямо с дороги вкатились в каменный тёмный коридор какого-то чёрного каземата. Выключили резонаторы — и зажёгся свет. Обычные ртутные лампы, ничего зловещего. Длинный ангар без окон, переходящий в коридор со стальными дверями. Прохладно, сумрачно и так тихо, что пыхтение машины и клацание колеса по каменному полу кажутся оглушительными. Я ждал чего-то более драматичного — штурма, перестрелок с охраной, взятия заложников, ультиматума, силового прорыва обратно… Но Иван просто вышел к нам с торчащим из кармана комбинезона электрическим тестером, вытирая грязные руки ветошью, прищурился на наш подозрительный дилижанс, а потом узнал — и обрадовался.

— Артёмка! Ничего себе! Тебя по всему Мультиверсуму с собаками ищут, знаешь?

— Нашли уже, — откликнулся мой спутник, вылезая. — Её Величество временно не имеет ко мне претензий.

— Простила, что ли?

— Куда там! — рассмеялся Артём и они, сойдясь посреди коридора, поздоровались рукопожатием. — Просто ей сейчас не до меня. Но мы намерены поменять её приоритеты прямо сейчас, похитив главного механика Коммуны. Как тебе такая мысль?

— Звучит заманчиво, но хотелось бы подробностей. Я же не один.

Поздоровавшись со мной, Иван внимательно посмотрел на Эли, но ничего не сказал. Машина привлекла его внимание куда больше.

— Судя по транспорту, вы, во-первых, добрались до дирижабля, а во-вторых, не сумели его запустить. Иначе вы бы прилетели прямо на нём или не прилетели бы вовсе — нафиг бы я вам тогда нужен. Я верно уловил суть ситуации?

Умный мужик, поди-ка.

— Примерно, — уклончиво ответил я, — я запустил все сервисные системы, но главный силовой агрегат вне моего понимания. И Артём в любом случае был настроен вам помочь.

Тут я не то чтобы приврал, просто изящно сформулировал. Был настроен? — Был. Собирался ли что-то предпринять в эту сторону — понятия не имею. Вряд ли в первую очередь, если честно, других проблем хватает. Но, при случае…

— Понятно.

Он не кинулся к нам с распростёртыми объятиями и криками «заберите меня отсюда», но и не послал с порога. Просто крепко задумался. Я немного нервничал — всё же мы на территории Коммуны и нам тут если и обрадуются, то только как трофею. Но не торопил — не самое простое решение перед человеком: остаться в комфорте и безопасности, пусть и под ограничениями, или ломануться на волю с непредсказуемыми последствиями? На нём же семья, ответственность. Опять же коммунары просто так его не отпустят, будут искать. Серьёзный выбор.

— Я с вами.

Вот так всё просто? Мужик. Уважаю.

— Подождите минуту.

Он зашёл в дверь — за ней оказалась аппаратная с подковообразным пультом, набитым индикаторами и переключателями, и стеной с чёрно-белыми зернистыми экранами. Впрочем, несколько штук с краю были заменены на цветные плазменные панели современных бытовых телевизоров, а ещё несколько отсутствовали, видимо ожидая такой замены. Иван подошёл к пульту, откинул стеклянную крышку, повернул красный переключатель.

— Как у вас с грузоподъёмностью? — спросил он, вернувшись.

— Так себе, — признался я.

— Тут много ценного. Сильно грабить не стану, не по-человечески это, но инструменты и материалы для работы с агрегатами Первой Коммуны есть только здесь. В том числе и с того дирижабля изъятые.

— А нас не накроют в процессе?

— Я запустил защитный протокол, все входы заблокированы. Здесь ночь, сотрудники по домам, только дежурная смена в цеху. Но я их там закрыл. Сюда можно проехать по Дороге, но для этого надо сначала понять, что что-то не в порядке. Надеюсь, время у нас есть. Мне ещё семью собирать. Вы же понимаете, что я с семьей?

— Разумеется, — кивнул я. — Семья — это святое. Дистиллированная вода есть?

— Много надо?

— Литров… — я посмотрел на водомерное стекло, — литров тридцать было бы недурно.

— Найду даже бидистиллят.

— Светлана, — представилась симпатичная женщина средних лет.

Короткая стрижка не скрывает первой седины, макияжа по ночному времени нет. Возраст уже виден, но ещё хороша собой. Спокойная, собранная, не мечется с кудахтаньем, не зная, за что хвататься.

— Уходим, Свет, — коротко командует ей муж, и она, кивнув, принимается быстро паковать какие-то вещи.

Никаких вопросов «Куда? Зачем? Как же дети?» — и прочего такого, чего я, признаться, ожидал. Моя бы задёргалась точно, разбуди я её посреди ночи и объяви срочную эвакуацию. Одно слово — жена офицера. Выдёргивает из шкафов уже собранные сумки. Типа «тревожный чемоданчик» всегда наготове. При этом умудряется между делом ещё и кофе всем варить.

— Вась, нарежь быстро бутербродов, мы уезжаем, — кидает она девочке лет пятнадцати, которая растерянно хлопает зеленущими глазами спросонья, стоя в дверях.

— Э… Пап?

— Васькин, сначала бутеры, потом — вещи, — Иван, проходя мимо, лохматит ей чёлку с осветлёнными прядями. — Только самое важное. И инструменты свои не забудь, пожалуйста. Мы сюда не вернёмся.

— Вау, круто, — девушка, наконец, проснулась и заметила нас. — Вы Артём, я вас помню. Это вы за нами приехали?

— Я, с товарищем.

— Сергей. Или Зелёный.

— Василиса, капитанская дочь. Папка так и думал, что вы за нами вернётесь, Артём.

— Умный, значит, у тебя папка, — вставил я.

— А то! — подтвердила она, берясь за нож и колбасу. — Все бутеры будут?

На шум из своей комнаты вышел мальчик лет семи-восьми, ровесник моей Машки. Если дочка похожа на мать — то этот в отца, уменьшенная копия прямо. Серьёзный молодой человек, глаза серые нахмурил, стоит, смотрит молча, ждёт разъяснений. Возле его ног крупный сиамский кот глядит на нас неодобрительно. Коты не любят перемен и переездов.

— Лёш, одевайся, умывайся, зубы чисти, — капитанская жена пробегает мимо с очередной сумкой, — съешь бутерброд и собери игрушки. Мы уезжаем.

Молча развернулся, пошёл.

— Помогайте грузить, — Иван сунул мне в руки тяжеленный сумарь, внутри что-то стеклянно звякнуло, — осторожно, стекло!

Ну да, первым делом офицеры спасают детей, женщин и алкоголь. Пассажирский кузов уже проседает на своих рессорах, а мы всё мечем туда вещи. Ну что же, проблемы с загрузкой задней оси на обратном пути не будет.

— Иван, что у нас творится? — сказала вдруг коробка селектора на стене. — Почему я не могу выйти из цеха?

— Доброй ночи, Анатолий Сергеевич, — Иван нажал кнопку связи, — не волнуйтесь, это я активировал протокол блокады.

— И я поэтому не должен волноваться? Иван, что случилось, прорыв агрессоров?

— Нет, Анатолий Сергеевич, считайте это моим заявлением об увольнении. По собственному желанию.

— Иван, не делайте глупостей, — сказал селектор после долгой паузы.

— Это хорошо обдуманное решение. У меня нет к вам претензий, Анатолий Сергеевич, мы нормально сработались, но держать меня взаперти было плохой идеей. У пленных худо с лояльностью.

— У вас допуск! Иначе никак!

— Уже неважно. Я разблокирую вас через полчаса. Торговать секретами Коммуны не собираюсь, не бойтесь. Но не хочу, чтобы мои дети так и выросли в этом подземелье.

— Иван… — но капитан уже выключил селектор.

Я почему-то ждал, что на обратном пути мы проедем те же срезы, но в другую сторону. Оказалось — ложный стереотип. Движение «дорожным зигзагом» перебирает колоду миров случайно, и даже двигаясь туда же, скорее всего, попадёшь в другие фрагменты Дороги. Семья Ивана с котом и вещами расположилась на шикарных диванах вип-салона, а мы с Артёмом заняли свои насесты. Хотел отправить в тепло хотя бы Эли — но она отказалась ехать с незнакомыми людьми, хотя дети ей активно интересовались, особенно младший, с которым они оказались почти одного роста.

— Кто эта тётя-девочка? — прямо спросил он у меня. — Она тётя или девочка? Ваша дочка или жена?

— Это Эли, — объяснил я, — она не девочка, но и не совсем тётя. Она мне не дочка и не жена, она мне…

Чёрт, а кто она мне? «Она мне кот?»

— Она мне друг, — немного покривив душой и упростив ситуацию, закончил я.

Внезапно ощутил в ответ волну одобрения от Эли. Поди ж ты, страсти какие. Не всё равно ей?

Нам пока везло — «зигзаг» вёл нас по безлюдным срезам с пустыми дорогами. В одном мы даже остановились на привал — на ухоженном когда-то пляже у красивого приморского шоссе. Здесь было лето, пахло морем и йодом, солью и солнцем, и мы все с большим удовольствием искупались, особенно дети. Они с веселым визгом (Василиса) и солидным видом (Лёшка) плескались в тёплом прибое, носились по берегу, брызгались и кувыркались в волнах.

— Давно о таком мечтали, — признался Иван, — засиделись дети в подземельях.

Его взгляд, однако, непроизвольно сползал с детей на Эли, которая отказывалась понимать смысл купальников. За время нашего путешествия я заметил, что она умеет выглядеть ребёнком, как будто заставляя окружающих не замечать свои формы, но сейчас специально дразнилась, нарочито медленно вышагивая голышом к воде. Демонстрировала себя, как на подиуме.

— Мда, — прокомментировала наши застывшие на этой игре ягодицами взгляды капитанская жена, — может вы, не знаю, машину, проверите?

— Кхм, — смущённо отвернулся Иван, — и правда, Зелёный, покажи мне, что там к чему. Может пригодиться.

Показал ему устройство паровика, объяснил управление. Схватывает на лету, видна привычка к работе с техникой. Даже указал мне на то, что я упустил из виду — отопление пассажирского салона. Я как-то и не обратил внимания на этот вентиль, отбирающий часть горячей обратки от конденсора в радиатор встроенной печки. Я вообще на салон не очень смотрел, времени в обрез было. А знать бы раньше — на прошлом зигзаге не так бы мёрзли. Там мы три часа тащились малым ходом по сугробам, угадывая дорогу по снежным холмикам заметенного ограждения. Нам с Артёмом это один черт бы не помогло, но хоть остальные в тепле бы сидели. А нормальный вообще мужик, Иван этот, соображает.

Очень кратко пояснил ему свой интерес — семья, заложники, альтери, башня, Вещество.

— Не повезло, — покивал сочувственно Иван, — хотя как поглядеть. Может, ещё и обойдётся. А насчёт Вещества — в ближайшее время не жди. Ты знаешь, как его производят?

— Скорее догадываюсь.

— Ну, подробности тебе ни к чему, но исходный материал — не такая уж большая тайна. Это ихор — телесная жидкость мантисов, которые сами хрен пойми что. Не то существа, не то физические явления, сопровождающие захват фрагмента рекурсором. Поэтому никто кроме Коммуны его и не производит, рекурсор только у нас… Точнее — у них. Уникальный штучный артефакт. Но есть нюанс — после присоединений фрагмента Коммуна на какое-то время открыта для прохода через кросс-локусы. Потом фрагмент как бы «прирастает», физика стыкуется, и эффект пропадает, но этого времени достаточно для атаки подготовленного противника. Раньше такого противника не было, теперь есть. Вторжение через реперы предотвратить относительно легко, это известные точки. А кросс-локус опытный проводник чуть ли ни в любой сарай откроет, можно большие силы перебросить. Изнутри Коммуна практически беззащитна. Поэтому все работы с рекурсором запрещены, Вещество не производится, запасы строго контролируются. Нечем тебе выкуп заплатить.

— Да я и не особо рассчитывал, если честно. Что про дирижабль скажешь?

— Я его пока не видел. Но с высокой вероятностью пойму, в чём засада. Силовые машины в нашем «цеху номер один» производства Первой Коммуны, принцип тот же. Но пока не посмотрю — обнадёживать не буду. Плохая примета.

Следующий зигзаг — и мы посреди колонны беженцев, бредущих по разбитой осенней дороге. А я так надеялся, что в этот раз обойдётся без аборигенов…

Холодно, пасмурно, под ногами идущих хрустит ледок в лужах. Одетые кое-как взрослые, замотанные в тряпьё и одеяла дети, тележки с вещами. Измождённые, серые от усталости лица. На нас никто не обращает внимания, только молча расступаются, пропуская машину. Провожают равнодушными взглядами прилипшие к стеклам пассажирского салона, застывшие в ужасе от этого зрелища лица семьи Ивана. Даже сквозь шум машины слышу отголоски бурной дискуссии внутри — помочь, подвезти, дать еды…

— Уходим как можно быстрее! — кричу Артёму.

Чёрта с два мы им поможем. Их сотни или даже тысячи. Увязнем, застрянем, разделим их судьбу. Что бы там не решили в салоне, я не сброшу ход, даже если придётся расталкивать толпу бампером. Десяток метров серой дороги, два десятка серых людей. Бледный мальчик с огромными темными глазами на иконописном печальном лике остается шрамом на совести, когда нас окутывает туманный шар Дороги. Внезапно остро хочется выпить, но фляжка в рюкзаке, а рюкзак в салоне. Да и вообще — я за рулём.

— Это было ужасно, — сказала Василиса на следующей остановке.

Алексей захотел в туалет, и мы встали посреди красивой лесной дорожки на покрытой прелой листвой дороге. Тут вовсю цвела и шумела молодой листвой весна.

— Не отходите далеко, — сказал я Светлане, сопровождающей сына, — мало ли что тут в лесу…

— Это кошмар, — повторила Василиса. — Так нельзя.

— Мы не могли им помочь, Вась, — примирительно ответил Иван, — никак. Это проблемы целого мира, точнее даже — всего Мультиверсума.

— Тогда надо спасать Мультиверсум, — упрямо наклонила голову девушка.

— Нужен супергерой, — уверенно сказал возвращающийся из кустов Лёшка, — супергерои всех спасают! Железный Человек или Человек-паук.

— Человек-«хрюк-хрюк», — придавила ему кончик носа кверху, превращая в пятачок, Василиса, — супергероев не бывает.

— Отстань, — шлёпнул её по руке мальчик, — ты ничего не понимаешь в супергероях! Это не для девчонок.

Удалился гордо в машину. Ну и нам пора в путь. Если встретим по пути Супермена с Бэтменом — оставим им заявку на спасение этого мира. В порядке общей очереди.

Никого, к счастью, не встретили. Три безлюдных пустых зигзага, и мы финишируем в ангаре.

— Но он же…

— Да-да, не сможет летать с таким баллоном, — перебиваю я Ивана, — но его проблема не в этом. Разгружаемся, и я покажу…

Я запустил сервисные системы, вернув в гнездо акк, и мы с Иваном, даже не умывшись с дороги, полезли в хвостовые гондолы. Невозможно же утерпеть. Пусть пока моются дети и женщины. К моему удивлению с нами увязалась и Василиса.

— Привыкла дочка возиться с техникой, — вздохнул, извиняясь, Иван, — развлечений там маловато было, сверстников и вовсе никого. Вот и выросла среди взрослых инженеров, как техномаугли. Хлебом не корми, дай в железках поковыряться. Уж и не знаю, как она социализироваться будет.

— За такой красоткой социализация сама прибежит, ещё с ружьём отгонять придётся! — немного польстил я его отцовским чувствам.

Но совсем чуть-чуть, правда. Василиса не то, чтобы писаная красавица, нет — курносая, со светлыми веснушками, с приятными округлыми чертами полудетского пока лица, которые по мере взросления могут как развернуться в неотразимый женский шарм, так и остаться на уровне «симпатичная». Но есть в ней какое-то удивительное обаяние открытости и непосредственности. От неё исходит та лёгкость и позитивный интерес к жизни, которые превращают людей во всеобщих любимцев куда надёжнее красоты. Нас, скучных Свидетелей Унылого Говна, составляющих основную часть Человечества, тянет к таким неудержимо. В них нечто для нас недоступное — искренняя радость бытия.

— Ух ты! — восхитилась Василиса. — Какая круть! На нашу главмашину похоже, да, пап? Ну, то есть, уже не нашу, конечно, но всё равно круть!

Зелёные глаза сияют восторгом.

— А это главный вал, ага… Ух, какой здоровый, крутящий момент передает, наверное — отвал башки! А куда он?

— В центральный баллон, который на самом деле не баллон, конечно, — пояснил я, — а что именно там приводится таким конским моментом я и сам, признаться, не знаю. Думаю, что-то меняющее плавучесть аппарата, но как?

— Разберёмся. А это куда трап? — спросил Иван, с улыбкой глядя на скачущую белкой по машинному отделению дочь.

За несколько минут она успела сунуть курносый нос во все углы, подёргать привода, проверяя люфт, покачать рычаги, проверяя свободный ход, постучать по трубам, прислушиваясь к звонкому эху. Видно было, что это не бестолковая детская суета, а вполне осмысленные и даже привычные действия.

— Пойдём, покажу, — я жестом пригласил его спуститься вниз, в загадочную шарообразную гондолу.

По пути он несколько раз стукнул по центральной колонне, вокруг которой завит спиралью трап, и что-то про себя задумчиво пробурчал.

— Вот эта хрень мне тоже непонятна, — сказал я, показывая на цилиндрический металлический кожух, занимающий почти все пространство, — не пойму, что это за штука и что должна делать. С остальными частями её связывает только этот столб…

— Энерговвод. Это не столб, а энерговвод. А под кожухом — энерготанк. Судя по индикаторному стеклу — пустой.

Он показал на нечто, по форме похожее на зажатую в латунную обойму рюмку. Она подсвечивалась, как приборы в рубке, но ничего не показывала. Просто молочно-мутное стекло.

— Светлое — танк пустой. По мере заполнения танка — темнеет.

— Как акк? — догадался я.

— У танка с акком много общего, да. Но энерготанк гораздо большей ёмкости и иначе заряжается-разряжается.

— Гораздо больше, чем в акке? — поразился я. — Да зачем дирижаблю такая прорва энергии?

— Самому дирижаблю столько не надо, верно. Но летающий флот Первой Коммуны возил в первую очередь не грузы и пассажиров, а энергию. В отличие от акка, в танк её можно не только залить, но и слить. Не только через работу — тепло или электричество, — но и перекачать в такой же танк. Например, чтобы запитать машины, которые стояли на здешнем производстве. Каждый дирижабль Первой Коммуны — в первую голову танкер-батарейка, а уже потом всё остальное. Они привозили энергию в разные срезы, сливали часть её на местные нужды и летели дальше. К нашему сожалению, ходовая машина тут запитана от него же. К сожалению — потому что он пуст.

— А откуда они брали энергию, чтобы заполнить энерготанки?

— Предполагается, что от маяков. Возможно, не только.

— А от акков нельзя? У меня есть несколько заряженных.

— Нет, ДядьЗелёный, — шустрая Василиса ссыпалась по трапу и уже шуршала в отсеке. — Акк — это исполнительный источник. С него можно снять электричество или тепло. А Тёмную Энергию туда можно только залить.

— Тёмную Энергию? — вплеснул руками Иван. — Вась, квантовая физика тебе ещё не по возрасту!

— Пап, ну она же тёмная! Чёрная даже. И энергия! Как её ещё называть?

— Но в целом она права, — признал Иван. — От энерготанка можно зарядить акк, если есть подходящий интерфейс. Наверняка тут где-нибудь найдется, если поискать. А вот наоборот — никак.

— Да что его искать, — засмеялась девочка, — вот же он!

Она сдвинула металлическую заслонку, которую я считал декоративной заглушкой — под ней действительно оказалось гнездо для акка. Какая наблюдательная и сообразительная у Ивана дочь.

— Я в рубку, ладно, пап? Там столько интересного…

— Беги, Вась. Маме только напомни, что хорошо бы ужин организовать.

— Оки! — и резво загрохотала ботинками по трапу наверх.

После ужина сидели в кают-компании. Семья Ивана осваивалась в новом пространстве, я осваивался с их присутствием. Пили чай, мы с Иваном и Артёмом — с добавкой шикарного домашнего бренди. И правда, весьма приятные напитки делает бывший главный механик Коммуны. Василиса, сняв крышку с меднотрубчатого кухонного девайса, увлечённо ковырялась внутри — у меня до этих камбузных прибамбасов пока руки не доходили. Младший Лёшка, сидя на полу, собирал какую-то плоскую головоломку, типа сложного геометрического паззла, Светлана наблюдала за ним из кресла. Эли сидела у меня на коленях, хрустела печеньем, излучала сытое довольство жизнью. Хотя, если вдуматься, поводов для него пока не было.

— Устроились? — спросил я Светлану.

— Да, заняли вторую каюту по правому борту. Ну, ту, трёхкомнатную. Можно?

— Занимайте любую.

Мы с Артёмом заняли небольшие каютки для экипажа, из тех, что возле рубки. Вот заберу семью — жена пусть выберет из пассажирских люксов, а с одной Эли там слишком пусто и просторно.

— Кофеварка! — заявила вдруг Василиса.

Воцарилась недоумённое молчание.

— Это кофеварка! — радостно пояснила она. — Я разобралась, как она работает. Хотите кофе?

— Не на ночь, Вась, — отказался Иван.

— Угу, — ответила она, хищно подбираясь к следующему устройству.

— Послушай, — сказал я Ивану, — я вот чего не понимаю. Рабочая гипотеза — что в этом ангаре дирижабль стоял на плановом обслуживании или на консервации.

— Почему? — заинтересовался нашим разговором Артём.

— Тут нет условий для комфортной посадки-высадки пассажиров — значит, это не вокзал. Нет склада или путей подвоза грузов — значит, не логистический хаб. Нет стапеля — значит, не сборочный цех, его не построили тут. Он сюда прилетел своим ходом, здесь с него слили воду, очистили кладовки и каюты, откачали энергию из танка, обесточили внутренние сети. Зачем? Либо для техобслуживания, либо для консервации. Больше мне ничего в голову не приходит.

— Ну… логично, да.

— Но вот что мне непонятно — как он должен был отсюда потом улетать?

— В смысле? — спросил Иван.

— Ну вот, обслужили его или дохранили, пока не понадобится. Пришла пора возвращать на маршрут, или чем он там занимался. Что должно произойти? Грузчики, матерясь, волокут по трапу ящики с устрицами и шампанским, бельё для постелей, шампунь для ванных, бумагу с запахом лаванды для сортиров…

Из потрохов очередной камбузной машины послышалось веселое фырканье Василисы.

— Она без запаха, я нюхала!

— Выветрился, — отмахнулся я. — Я о другом. Чтобы залить воду в бак — есть водопровод и труба. Чтобы подвезти барахло — есть грузовая аппарель. Но энергия для танка откуда должна была взяться? Её слили, ладно — но куда? И как собирались вернуть обратно?

— Здесь был завод, — сказал Иван. — Сам я его не осматривал, я не выездной, но видел много фотографий. Демонтаж оборудования пошагово протоколировался, чтобы потом собрать линию у нас. Раз был завод, то, скорее всего, где-то есть его энерготанк.

— А разве его не вывезли? — спросил Артём.

— Нет, что ты, он огромный. Тут тогда сняли только рабочие части станков, потому что всё выносили на себе, через реперы. Цеха номер один ещё не было, линию собирали на коленке, с электрическими приводами, тот ещё колхоз был.

— Да что вообще делает этот «цех номер один»? — спросил я.

— Неважно, — строго ответил Иван, — моя лояльность Коммуне не высока, но мое слово чего-то да стоит. Ну и чем меньше вы об этом знаете, тем вам же легче.

— Ладно, — согласился я, — к чёрту чужие тайны. Но энерготанк меня очень интересует. С утра первым делом займёмся.

— Хлебопечка! — оповестила нас о своём очередном открытии Василиса. — Ма, у нас мука есть? Давай булочек к завтраку замутим? А лучше — кексов!

Эли так бурно одобрила идею кексов, что почувствовали, кажется, все, включая кота.

Утро встретило меня в коридоре запахами кофе и выпечки. От этого так повеяло домом, что сердце защемило. Скорее запускать это летающее недоразумение — и лететь за семьёй. В кают-компании завтракали Светлана с Василисой. Эли немедленно ухватила себе ближайший кекс, а я растерянно огляделся с чашкой в руках — откуда так кофе пахнет?

— Давайте покажу!

Девочка дошлёпала пушистыми тапками до замысловатого агрегата.

— Вот сюда кружку ставьте, ДядьЗелёный. И вот этот рычаг…

— Вась! — укоризненно сказала Светлана.

— Ой, да. Сергей… Как вас по отчеству?

— Брось, Василиса, пусть уж будет «ДядьЗелёный». Вижу, не избежать мне этого. Как тут крепость регулируется?

— Вам чёрный?

— Как тыльная часть афроамериканца в угольных шахтах Алабамы глухой полночью.

Девочка захихикала, Эли эмоционально одобрила кексы на такой широкой волне, что Светлана машинально сказала ей «На здоровье, дорогая».

— Вжух, вжух, пиу-пиу-пиу! — ворвался на камбуз и застыл в позе атакующего супергероя Лёшка. — Земляне, я пришёл за вашими кексами!

Думаю, они отлично подружатся с моей семьёй. Осталось её вернуть.

Здоровенный конусный наконечник энергвоввода идеально входил в такой же приёмный конус на борту шаровидной гондолы. Это стало очевидно, как только мы сообразили, что он там есть. Кстати, как его открыть первой сообразила Василиса. Или она просто дёргала всё подряд и угадала, не знаю. Мы с Иваном в это время были снаружи, и откинувшаяся крышка люка чуть не прилетела мне по башке.

Высунулась в иллюминатор:

— Извините, ДядьЗелёный! Я не специально!

Иван ей только пальцем погрозил.

Энерговвод оказался смонтирован внутри опорной конструкции, на которой лежит дирижабль, и, не зная, что искать, я его просто не замечал. Ну, торчит на одной из ферм чёрный конус. Мало ли, что это. Но если ферму повернуть на оси, то он входит в приёмное отверстие гондолы, как тут и росло.

— Я, кажется, нашёл, — крикнул снизу Артём.

Он после завтрака отправился осматривать заброшенный завод, пока мы тут с Иваном ковырялись.

— Что-то есть, — подтвердил Иван, разглядывая тёмно-серое стекло индикатора. — Не так чтобы много, но и не совсем пусто, как я опасался. Вот этот рычаг, я думаю…

К обеду начал темнеть и индикатор в гондоле. Уж не знаю, что за «тёмная энергия» содержится в энерготанках, но сейчас она понемногу переливалась в наш.

Неугомонная Василиса нашла, как опустить грузовой трап главной гондолы, но моя тайная надежда, что туда можно будет закатить паровик, не оправдалась. Слишком он большой. Ну, или проём маленький. Не грузовой этот дирижабль, всё-таки. А вот УАЗик, пожалуй, вошёл бы. Жалко его.

— Закончили, отсоединяй! — крикнул Иван в иллюминатор, и я повернул ферму, отводя конус энерговвода.

— Много получилось?

— Тут не поймешь, я не знаю цену деления. Навскидку — процентов пятнадцать от максимума. Чёрт его знает, много это или мало…

Надписей на консоли управления нет, не считали здешние инженеры это нужным. Видимо, не предполагали появления за штурвалом людей, не знающих, что тут к чему. Но я давно уже разобрался, отследив управляющие шины по маркировкам и группам. Вот этот рычаг дает питание на машину привода главного вала.

— Крутится, крутится! — закричала карманная рация Васькиным голосом. — Пошёл момент!

Этот — регулирует её обороты. Что она там крутит в центральном баллоне — так и не знаю. Благодаря прихваченным Иваном инструментам, я снял технический люк и залез внутрь — но не понял ровно нихрена. Церковный орган, срощенный с авиатурбиной и кузнечными мехами. На вид всё было столь же совершенно, сколь и непонятно, и я просто тихо вылез обратно. Будет досуг — буду изучать.

Панель под руками вздрогнула.

— Смотрите, смотрите! — закричала в рацию оставшаяся в машинном отделении Василиса. — Выйдите на галерею, гляньте!

Мы пробежали по коридору и высыпали на открытую палубу вокруг гондолы. Я не сразу понял, что так удивило девочку, но Артём сказал:

— Он разве такого цвета был?

Дирижабль, до сего момента снежно-белый, теперь сиял, как полированный металл, слегка переливаясь оттенками от тёмно-бронзового до начищенного серебра. Перья руля то темнели, то становились полупрозрачными.

— Что там у вас? — спросил в рацию оставшийся за штурвалом Иван.

— Чудеса эстетики, — ответил я, — корпус обрёл модный цвет «металлик».

— А отрыв-то есть?

Тьфу ты, забыл про самое главное. Подошёл к месту, где ферма обвязки баллона опиралась на ложемент ангара.

— Есть, есть отрыв! — между ними теперь можно было провести рукой, что я не без опасения и проделал.

Аппарат висел в воздухе, имея нулевую плавучесть относительно атмосферы.

— Осторожно, я сейчас моторы опробую. Возьмитесь там за что-нибудь.

Светлана увела Лёшку внутрь, а мы с Артёмом ухватились за комингс двери галереи. Двухлопастной пропеллер левой моторной гондолы дёрнулся, провернулся и вдруг сорвался в бешеное вращение, сливаясь в мерцающий круг. Заревел воздушный поток, сдувая мусор и пыль со смотровой палубы, дирижабль чуть дёрнулся вперёд, снова налегая на фермы.

— Воу-воу, полегче! — заорал я в рацию, перекрикивая шум.

Пропеллер замедлился, замерцал, проявляясь, и, сделав несколько оборотов, встал.

— Рули смотрим! — сказала рация.

Хвостовые перья плавно и беззвучно пошли вбок.

— Привода работают! — доложила из машинного Василиса.

— Есть перекладка влево! — сообщил я.

— Горизонталь смотрим, команда! — Иван как-то незаметно принимал на себя капитанские обязанности. Я не возражал, командовать — не моя стезя.

— Есть привода!

— Есть перекладка!

— Ну что же, команда, — подытожил Иван, когда мы собрались в кают-компании. — Поздравляю! Причальные и доковые испытания проведены успешно. Следующий этап — ходовые. В этой связи я принимаю на себя обязанности шкипера!

Он торжественно водрузил на голову фуражку с высокой тульей, которую мы нашли в одной из кают. На её «крабе» красовалась та же эмблема, что на верхнем хвостовом пере дирижабля — вписанный в шестерёнку микроскоп с буквами «РК».

— Возражения?

— Нет-нет, поздравляю с возвращением к капитанству, — ответил я.

— Сергей, позывной «Зелёный», назначается на пост бортмеханика.

— Служу… э… чему-нибудь, — озадаченно ответил я.

— Артём, позывной «Писатель», назначается на пост штурмана-навигатора.

Артём молча кивнул.

— Василиса, позывной «Васильиваныч», назначается вторым механиком с обязанностями «на подхвате везде».

— Ну, паап! Анекдоты про Чапаева устарели задолго до моего рождения!

— Алексей, позывного по малолетству не имеющий, назначается юнгой с обязанностями самообразования.

— Так точно, капитан! — отрапортовал мальчик. — А можно я буду ещё немножко пилот?

— По мере допуска к штурвалу в присутствии других членов команды.

— Светлана, позывной «Жена», назначается замкомом по хозделам с обязанностями кока по возможности, а также суперкарго в перспективе.

— Кот, позывной «Изюм», назначается корабельным котом с обязанностью контрмышиной деятельности.

— Мря, — согласился кот.

— Эли… — капитан задумался, — ну, пусть для красоты пока побудет.

Эли маякнула импульсом эмоционального одобрения. Не имеет ничего против красоты.

— Теперь важное! — постучал кружкой по столу Иван. — Поскольку название на корпусе не обнаружено, равно как не найдено никаких судовых документов, наш корабль пока является безымянным. Это, дорогая команда, совершенно недопустимо. Поэтому объявляется конкурс на поименование дирижабля.

— Нет! — остановил он раскрывшую уже рот Василису. — Первое, что пришло в голову называть не надо. Подумайте хорошенько, имя для корабля — это важно!

Ну да, мне пока только «Небесная залупа» на ум пришла. За форму баллона. Но я не силён в брендинге. Как по мне, именовать стоит предметы, существующие более чем в одном экземпляре, чтобы отличать один от другого. А дирижабль этот, вполне возможно, единственный на весь Мультиверсум остался.

Створки ангарного купола должны раскрываться, как раковина. Весит эта конструкция из стекла и металла немеряные тонны, не открывалась бог знает сколько. К счастью, здешние конструкторы были поклонниками стиля «просто, как кирпич, надёжно, как топор». Пришлось полазить и поразбираться, но решение оказалось восхитительное — гидронагружаемые противовесы. Водяные баки, подвешенные на рычагах. Достаточно было найти нужный вентиль — и вода зашумела, неспешно наполняя емкости. Подозреваю, что раньше это происходило как-то быстрее, но напор в магистрали уже не тот. Ничего, и самотёком наберётся. А пока мы с Артёмом и Иваном сидели на галерейке гондолы, морально готовясь к взлету. Ну, то есть, чай пили, в общем.

— Сначала погоняем в разных режимах, — разъяснял порядок ходовых испытаний наш новоназначенный капитан. — Надо понять, как он управляется на ходу, какую скорость даёт, какую высоту набрать может.

— Сильно затягивать тоже не стоит, — отвечал Артём, — время уходит, а у меня — особенно быстро.

— Да и продуктов у нас немного, — добавил я. — Пройдёмся над джунглями туда-сюда, и на Дорогу. Заберём моих, найдём срез побезлюднее — и там хоть высший пилотаж изучать будем.

— Эй, на дерижопеле! — послышался знакомый женский голос снизу. — Гостей принимаете?

— Ольга? — удивился Артём.

— А ты думал, бывший дорогой, я тебя не найду?

Мы перемигнулись с Иваном и он, сидевший ближе всех к комингсу, быстро ушёл в гондолу, благо снизу его было не видно.

— Послушайте, молодые люди, вы, кажется, приняли мою доброту за слабость. Артём, я не стала тащить тебя на трибунал, который ты заслужил. Сергей, я не стала выгонять тебя из башни, которую ты присвоил. И что же? В благодарность вы похищаете главного механика с семьёй и собираетесь угнать у нас дирижабль. В Совете с меня уже смеются, хотя должны писаться.

— Здравствуйте, Ольга Павловна, — припомнил её отчество я, — хорошо ли добрались?

Внизу рядом с ней стояли Борух с неизменным пулемётом, Андрей с кислой физиономией и Марина, которая бывшая «Третья», — с таким видом, как будто оказалась тут случайно.

— Вашими молитвами, Сергей. Благодарствуйте на добром слове. А теперь опустите, пожалуйста, трап.

— Привет, Марин, — сказал я, игнорируя ответ, — а Македонец где?

— Ранен. И «Тачанка» повреждена. Неудачный выход. Так что я пока с ними.

— Привет ему и мои наилучшие пожелания.

— Трап! — напомнила Ольга.

— Ольга Павловна, знаете, что погубит вашу Коммуну? Не Комспас, нет. Жадность. Неумная жадность и привычка считать своим всё, на что взгляд упал.

— Сергей, мне плевать на ваше мнение. Опустите трап.

— Да, привычка плевать на чужое мнение тоже. Вы фактически взяли в плен Ивана, который попал в Коммуну случайно и не по своей воле. Вам было плевать на его мнение, а теперь вы удивляетесь, что он сбежал.

— Я не удивляюсь. Я пришла его вернуть. Он носитель критически секретной информации.

— На него и его семью вам плевать?

— Да. Общество выше личности. Вы опустите трап, или нам начинать стрелять?

— Ольга, вы сами себя слышите? Вы готовы убивать женщин и детей ради своих целей?

— Это цели Коммуны. И да — готова. Идёт война, и с предателями поступают по её законам.

— Иван — не предатель, он фактически похищен Коммуной и насильно принуждён к труду на её благо. Артём не дезертир, а человек, попавший к вам случайно и не сразу разобравшийся. Башня — не ваша, она построена за столетия до появления вашей жадной компашки. Дирижабль не ваш, а просто стоит на ограбленном вами чужом заводе. Даже название «Коммуна» не ваше, а присвоено ради краденой чужой репутации. Настоящая Коммуна снабжала Мультиверсум энергией, а не мародёрствовала, не грабила и не тащила всё, что гвоздями не приколочено! Знаете, Ольга, я начинаю в чём-то понимать Комспас.

— Отличная речь, Сергей, — спокойно ответила она, — а теперь опускайте трап. Борь, прострели им чего-нибудь для начала.

— Борис, это плохая идея, — сказал Артём.

— Тём, я давно выбрал сторону, ты знаешь. Эти разговоры за всё хорошее — в пользу бедных. Извини, дело военное.

— Я не об этом. Видишь, он цвет меняет?

Обшивка дирижабля начала отливать тёмным серебром, по рулям побежали волны полупрозрачности. Иван запустил ходовую машину.

— Ну.

— Корпус под нагрузкой. Если в него сейчас неудачно попасть, он взорвётся так, что разнесет здесь всё к чертям на километр в окружности.

— Он блефует, Борь.

Пулемётчик с сомнением поглядел на Ольгу, потом на дирижабль. В ангаре раздался громкий треск. Что-то основательно бумкнуло, сотрясая пол.

— Это ещё что? — спросила Ольга.

Никто ей не ответил. Створки купола вздрогнули и с тяжким скрежетом стали расходиться. С них посыпались вниз пыль и мусор. Вода в противовесы набралась.

— Плевать, я рискну, — сказала Ольга и подняла свою винтовку.

— Чёрта с два, — сказал внезапно Андрей и направил на неё пистолет, — опустите оружие все.

— Вот сейчас не понял, — сказал Борух, но пулемёт опустил.

— Зелёный, забери мою семью, слышишь?

— Обязательно, — пообещал я.

— Оль, можно я его, наконец, пристрелю? — спросила Марина. — Давно пора же.

Дирижабль плавно пошёл вверх, мы с Артёмом медленно отступали к двери гондолы.

— Тут кто-нибудь кроме меня думает не жопой? — возмущённо закричала Ольга. — Вы понимаете цену вопроса?

Взревели пропеллеры, и я не расслышал ответ. Вроде бы внизу хлопнул выстрел, а может, и не один — но я уже задраил дверь, притянув её рычагами фиксаторов. Под ложечкой неприятно ёкнуло — сработали резонаторы. Иван не стал дожидаться, пока кто-нибудь пальнёт по нам, и ушёл на Дорогу.