В мае сорок первого года в Москве шел снег, а небо почти весь месяц было затянуто серыми облаками.
Кроме облаков, в небе висело предчувствие будущей войны, при том что действовал пакт о ненападении. Немцев можно было встретить во всех московских отелях, а советская пресса не писала ни одного антинемецкого слова, но в бытовых разговорах и настроениях собеседников чувствовалось скорое и неизбежное предчувствие войны. Москва, несмотря на гнетущую обстановку в мировой политике, оставалась городом, где кипела жизнь. Тысячи советских граждан со всей страны советов, приехавшие в столицу, чувствовали, как стремительно развивается союз рабочих и крестьян, каком почете у их Родины находился человек труда. Чтобы советские граждане приобщались к передовой европейской гастрономии, в столице работали сотни магазинов: сыров, шампанских вин, сырокопченых колбас и других деликатесов.
Коктейль «Ковбой» (абрикосовый ликер, ликер «Бенедектин», желток, джин и перцовка) в баре «Коктейль-Холл» на улице Горького. Лето 1941 г.
(Фото Маргаретт Бурк-Уайт)
Даже иностранные журналисты, в тот период находившиеся в Москве, по-хорошему удивлялись, когда посещали, например, магазин диетического питания на улице Горького (сегодня – улица Тверская). Внутри принимал врач, который бесплатно подбирал индивидуальную диету и давал рекомендации по здоровому питанию. Всех поражали диетические салаты и 32 вида хлеба. Многие стали ходить туда постоянно из-за шоколада. В обычном гастрономе плитка стоила 13 рублей 30 копеек, в диетическом же плитка специально изготовленного шоколада стоила всего 2 рубля 60 копеек.
Это через три месяца война сначала ограничит время работы всевозможных культурно-развлекательных учреждений, а потом им стали мешать бомбежки. А летом 1941-го люди еще до конца не осознали того, что случилось, и пытались по-прежнему в выходные отдохнуть.
Доминирующей 8-метровой скульптурой ЦПКиО им. М. Горького являлась «Девушка с веслом», уничтоженная при бомбардировке 1941 года. Москва. Лето 1939 г. (Фото Харрисона Формана)
Москва. ЦПКиО им. М. Горького. Торговые ларьки. Лето 1940 г. (Фото Харрисона Формана) – 14 –
Москвичка Надя Растянникова вспоминала: «Отправилась с подружками в соседний Измайловский парк культуры и отдыха. Как всегда, начали с аттракционов. Это было дешево и доступно. В те годы и много позже там был аттракцион, изображающий «мертвую петлю». Эта перекладина вращалась, и пассажиры по очереди делали «мертвую петлю», повисая вниз головой. Вдруг загудела тревога. От страха дежурный нажал не на тот рычаг, и самолеты зависли в воздухе, не поворачиваясь ни в какую сторону». Все убежали в укрытие, а они с подругой всю тревогу так и провели в «мертвой петле», причем Надя вниз головой. Больше она никогда в жизни не подходила к аттракционам.
Аттракцион «мертвая петля». Москва. ЦПКиО им. М. Горького. Лето 1940 г. (Фото Харрисона Формана)
В первую очередь стали закрываться кинотеатры города. Осенью была закрыта уже половина. Для москвичей, которые посещали кинотеатры регулярно, это было очень заметно. Кино любили, без него уже не мыслили своей жизни. В годы войны решили обратиться к нестареющим примерам из русской истории, основательно забытым в годы бурного строительства нового общества. На экраны стали выходить фильмы о русских полководцах и исторических сражениях.
Огромным спросом пользовалась книга Тарле «Наполеон». В магазинах МОГИЗа художественная литература исчезла вовсе. На рынке «Наполеон» Тарле стоит 25 рублей. Классики на вес золота! (Для сравнения: 25 граммов перца – 25 рублей, 1 килограмм картошки на базаре – 20–30 рублей.) Учитывая повышенный спрос, «Госполитиздат» выпустил книгу «Записки» Дениса Давыдова.
Но это было потом, осенью.
А пока Москва жила обычной жизнью….
В разговорах люди все чаще и чаще обращались к теме политики и войны. Стало ходить множество анекдотов про Гитлера.
А после «секретной» речи Сталина 5 мая 1941 года на приеме выпускников военных академий, в которой он дал ясно понять, что германская армия является наиболее вероятным противником, уже и профессионалы шепотом заговорили о войне.
Военные говорили о войне. О войне с Германией. Тем временем за пределами Москвы, куда очень редко пускали иностранных журналистов, СССР взял небывало высокий темп индустриализации (а сегодня он кажется невероятным): до 1941 года было построено около девяти тысяч крупных промышленных предприятий… Это было достигнуто через трудовое и творческое подвижничество всего народа при общем энтузиазме, по силе сходном с религиозным. История отвела СССР слишком мало времени для индустриализации страны, в том числе для строительства военных заводов и проектирования оружия для серийного производства. Сделать выбор всегда очень сложно, так как надо, чтобы оружие имело высокие боевые характеристики, не уступало или превосходило оружие потенциальных противников и в то же время было достаточно технологичным и недорогим в производстве.
В сентябре 1939 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «О реконструкции существующих и строительстве новых самолетных заводов». На 1940–1941 годы намечалось построить девять новых заводов и реконструировать девять старых. Уже в 1940-м авиационные заводы СССР выпустили боевых самолетов на 19 % больше, чем в 1939-м.
В январе 1940 года Политбюро ЦК ВКП (б) обсудило вопрос о работе Наркомата авиационной промышленности. Наркомом авиапромышленности был назначен член ЦК ВКП(б) А.И. Шахурин, его заместителем по опытному строительству – авиаконструктор А.С. Яковлев. К концу 1940-го в авиационной промышленности были осуществлены значительные организационные изменения. Из опытно-конструкторского бюро, возглавляемого А.Н. Туполевым, были выделены самостоятельные конструкторские бригады В.М. Петлякова, А.А. Архангельского, П.О. Сухого, В.М. Мясищева. Созданы новые авиационные конструкторские бюро, руководимые А.И. Микояном, М.И. Гуревичем, С.А. Лавочкиным, М.И. Гудковым и В.П. Горбуновым. Расширялись существующие и создавались новые конструкторские бюро моторостроения.
Выпуск современных самолетов советской авиационной промышленностью накануне Великой Отечественной войны
ЦАМО, ф. 130, оп. 25, д 199, л. 4–5.
Новые советские боевые машины по летно-техническим данным были на уровне требований того времени. Например, самолет МиГ-3 превосходил по боевым характеристикам истребители такого же типа Англии, США и Германии. Самолет Пе-2 был несколько лучше, чем ранние модификации немецких бомбардировщиков такого же типа Ju 87, Ju 88. Самолетов-штурмовиков типа Ил-2 ВВС капиталистических государств не имели. Советский Союз в 1939 и 1940 годах производил самолетов больше, чем Германия, но авиационная промышленность Германии выпускала самолеты новых типов, а наша авиапромышленность только осваивала выпуск новых самолетов. Вследствие этого на 22 июня 1941 года в составе ВВС западных приграничных военных округов еще находилось много устаревших самолетов, например истребителей И-16 – 1762, истребителей И-153 – 1549.
Летные характеристики основных (около 90 %) самолетов ВВС РККА в начальный период Великой Отечественной войны
История Второй мировой войны 1939–1945, т. 3, с. 424.
История Военно-воздушных сил Советской армии, с. 441.
25 февраля 1941 года ЦК ВКП(б) и СНК СССР специальным постановлением «О реорганизации авиационных сил Красной Армии» утвердили план Наркомата обороны по дальнейшему развитию Военно-воздушных сил. Намечалось увеличить численность авиации приграничных военных округов, улучшить подготовку авиационных кадров, реорганизовать авиационный тыл и провести широкие мероприятия по реконструкции и расширению аэродромной сети, способной обеспечить базирование и боевое применение новых типов самолетов. Уже к весне 1941-го численность самолетов ВВС по сравнению с началом 1939 года увеличилась более чем в 2 раза, а число авиационных полков возросло на 80 %. В начале 1941-го в Военно-воздушных силах началось формирование 106 новых авиационных полков, из которых к началу войны удалось сформировать только 19, в том числе 13 дальнебомбардировочных.
Многое делалось и по подготовке кадров. В декабре 1940 года был установлен новый принцип набора курсантов в военные авиационные школы – путем отбора кандидатов из очередных призывов молодежи на военную службу. Постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 25 февраля 1941 г. устанавливалась новая система подготовки летчиков, авиационных инженеров и техников. Было введено три типа военных авиационных школ с сокращенными сроками обучения: школы первоначального обучения с продолжительностью учебы в мирное время – четыре и в военное время – три месяца; школы военных пилотов со сроком обучения в мирное время – девять и в военное время – шесть месяцев; авиационные училища со сроком обучения в мирное время – два и в военное время – один год.
Принимались меры по расширению подготовки руководящих авиационных кадров с высшим военным образованием. На протяжении многих лет эта подготовка проводилась только в Военно-воздушной академии им. Н.Е. Жуковского и на авиационном отделении Военной академии им. М.В. Фрунзе. В марте 1940-го приказом народного комиссара обороны СССР из состава Военно-воздушной академии им. Н.Е. Жуковского (начальник – комдив 3.М. Померанцев, военком – бригадный комиссар М.И. Изотов) были выделены факультеты: командный, оперативный, заочный командный, штурманский и курсы усовершенствования начальствующего состава ВВС в самостоятельную академию, получившую название «Военная академия командного и штурманского состава ВВС Красной Армии». Среди последнего выпуска командного факультета академии им. Н.Е. Жуковского в 1940-м были: П.И. Ивашутин, С.Н. Гречко, С.А. Пестов, В.А. Новиков, А.И. Подольский, Н.Н. Остроумов, Г.А. Пшеняник, Г.К. Пруссаков, А.С. Кравченко, А.А. Карягин, Н.П. Кузьмин, М.Н. Кожевников, П.Н. Асеев, М.В. Афанасьев, А.В. Жатьков, А.В. Храмченков, А.Ф. Исупов,
А.С. Болотников, М.И. Максимов, А.Ф. Матисов, М.М. Оркин, А.Я. Ольшвангер, Г.М. Соколов, А.Т. Шевченко и др. В ходе Великой Отечественной войны выпускники командного факультета Военно-воздушной академии им. Н.Е. Жуковского работали на командных и штабных должностях, показали высокую теоретическую подготовку, хорошие организаторские способности, умение управлять войсками. Среди руководящих кадров академии были: начальник командного факультета полковник М.Д. Смирнов, комиссар факультета полковой комиссар А.Т. Чумаков, начальник штурманского факультета Герой Советского Союза комбриг И.Т. Спирин, офицеры-преподаватели – Н.А. Журавлев, А.С. Плешаков, А.И. Чугунов, Н.Ф. Кудрявцев, М.Д. Тихонов, Г.Д. Баньковский, В.П. Канокотин, Т.М. Артеменко, В.С. Пышнов и многие другие.
В марте 1941-го в Ленинграде была создана Военно-воздушная инженерная академия, названная впоследствии именем А.Ф. Можайского. Всего к началу войны действовали три военно-воздушные академии, которые готовили специально для советских Военно-воздушных сил кадры с высшим военным образованием. Основной кузницей подготовки командно-штабных кадров стала Военная академия командного и штурманского состава ВВС. Политработники для частей и соединений ВВС готовились в Военно-политической академии им. В.И. Ленина.
Проводились большие мероприятия по подготовке театра военных действий. Весной 1941-го широко были развернуты работы по строительству, расширению и реконструкции взлетно-посадочных полос более чем на 250 аэродромах. Значительная часть аэродромов строилась в новой приграничной полосе, образовавшейся в результате воссоединения западных областей Белоруссии и Украины и вхождения в СССР новых республик – Латвии, Литвы и Эстонии. С 8 апреля по 15 июля 1941 года было построено 164 аэродрома.
Для обеспечения высокой боевой готовности и осуществления маневра авиации предусматривалось на каждый авиационный полк иметь три аэродрома (основной, запасной, полевой). В целях ускорения строительства ранее начатых аэродромов было сформировано 100 аэродромно-строительных батальонов. Кроме того, в конце марта было переброшено 25 тыс. рабочих с дорожных работ на завершение строительства аэродромов. В западных приграничных военных округах на многих действовавших аэродромах, где должны были базироваться самолеты новых типов, шло бетонирование и удлинение взлетно-посадочных полос, строились склады горючего, боеприпасов и аэродромные пункты управления. Вследствие этого полеты с таких аэродромов на новых типах самолетов временно исключались, а на устаревших самолетах – ограничивались.
На основе решения ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 10 апреля 1941 г. перестраивалась структура тыла ВВС. До этого постановления части авиационного тыла входили в состав авиационных соединений. Боевая практика, особенно в советско-финляндской войне, показала, что такая структура снижает маневренность авиационных частей и частей тыла. В целях устранения этого недостатка авиационный тыл изымался из непосредственного подчинения авиационных соединений и организовывался по территориальному признаку.
Вся территория западных приграничных военных округов была разделена на 36 районов авиационного базирования (РАБ). Район авиационного базирования становился основным тыловым органом ВВС общевойсковой армии, военного округа (фронта) и предназначался для материально-технического, аэродромного и медицинского обеспечения трех-четырех авиационных дивизий. В состав каждого района входили авиационные базы из расчета одна на дивизию. Авиационная база непосредственно подчинялась начальнику района, а в оперативном отношении – командиру авиационной дивизии. База имела три-четыре батальона аэродромного обслуживания (БАО). Батальон аэродромного обслуживания являлся отдельной тыловой частью и предназначался для непосредственного обеспечения одного авиационного полка двухмоторных самолетов или двух авиаполков одномоторных самолетов. Командир батальона в оперативном отношении подчинялся командиру авиаполка. Такая структура тыла освобождала авиационные части от громоздкости тыловых органов, увеличивала бесперебойность всех видов тылового обеспечения и повышала маневренные возможности авиационных полков и дивизий. Предполагалось перестройку авиационного тыла завершить к 1 августа 1941 года.
Намечались мероприятия по рассредоточению и маскировке самолетов на аэродромах. Народным комиссаром обороны Союза ССР 14–19 июня 1941-го были даны указания командованию приграничных военных округов вывести с 21 по 25 июня фронтовые управления на полевые командные пункты. 19 июня были отданы приказы о начале маскировки аэродромов, воинских частей, важных объектов, об окраске в защитный цвет танков, машин, а также о рассредоточении авиации.
На отдельных аэродромах Западного и Киевского особых военных округов находилось до 100 и более самолетов. В процессе переучивания значительная часть самолетов устаревших конструкций на этих аэродромах оставалась без экипажей. По этой причине самолеты не могли подняться в воздух в момент нападения врага и являлись незащищенными объектами воздействия немецкой авиации. Все это резко ограничивало боевые возможности советских ВВС.
Соотношение родов авиации в составе ВВС западных военных округов: истребители – 59 %, бомбардировщики – 31 %, штурмовики – 4,5 %, разведчики – 5,5 %.
ВВС приграничных военных округов возглавляли: Ленинградского – командующий генерал-майор авиации А.А. Новиков, начальник штаба генерал-майор А.П. Некрасов; Прибалтийского особого – командующий генерал-майор авиации А.П. Ионов и начальник штаба генерал-майор авиации С.П. Синяков; Западного особого – соответственно генерал-майор авиации И.И. Конец и полковник С.А. Худяков; Киевского особого – генерал-лейтенант авиации Е.С. Птухин и генерал-майор авиации Н.А. Ласкин; Одесского – генерал-майор авиации Ф.Г. Мичугин и генерал-майор авиации А.З. Устинов. Командующие и начальники штабов ВВС приграничных военных округов были опытные и в оперативном отношении хорошо подготовленные военачальники.
ВВС внутренних военных округов, расположенных за приграничными военными округами, возглавляли: Московского – командующий полковник Н.А. Сбытов, начальник штаба полковник А.Н. Бурцев; Орловского – соответственно полковник Н.Ф. Науменко и полковник А.Ф. Ванюшин; Харьковского – генерал-майор авиации С.К. Горюнов и полковник М.А. Белишев; Северо-Кавказского – генерал-майор авиации Е.М. Николаенко и полковник Н.В. Корнеев; Закавказского – генерал-лейтенант авиации С.П. Денисов и комбриг С.П. Лаврик. На Дальнем Востоке накануне войны существовал Дальневосточный фронт, командующим ВВС был генерал-лейтенант авиации К.М. Гусев, начальником штаба – генерал-майор авиации Я.С. Шкурин.
ВВС внутренних военных округов в своем составе имели несколько авиационных соединений и частей, оснащенных устаревшей авиационной техникой, и большое число авиационных школ и училищ.
Дальняя бомбардировочная авиация накануне войны претерпела большие организационные изменения. В ноябре 1940-го в целях улучшения управления и ликвидации многоступенчатости в руководстве три авиационные армии особого назначения (АОН) Главного командования, созданные еще в 1936–1938 годах, были переформированы в бомбардировочные авиационные корпуса по две авиационные дивизии двухполкового состава каждый. Всего было создано пять авиационных корпусов и три отдельные авиационные дивизии. К началу войны в каждом авиационном корпусе было начато формирование по одной истребительной авиационной дивизии дальнего сопровождения.
В районе Новгорода, Смоленска, Курска, Запорожья, Скоморохи дислоцировалось 4 авиакорпуса, 1 отдельная авиационная дивизия, всего 9 дивизий
(29 авиационных полков), которые насчитывали 1346 самолетов и 931 боевой экипаж. Самолеты ДБ-3 в дальнебомбардировочной авиации составляли до 86 %, ТБ-3 – 14 %. Новейших самолетов ТБ-7 (Пе-8) в строевых частях было всего 11 машин. Накануне войны авиакорпусами командовали: 1-м бомбардировочным авиакорпусом – генерал В.И. Изотов, 2-м – полковник К.Н. Смирнов, 3-м – полковник Н.С. Скрипко, 4-м – полковник В.А. Судец и 18-й бомбардировочной отдельной авиадивизией – полковник А.М. Дубошин. 5-й авиакорпус находился на Дальнем Востоке в стадии формирования. Дальнебомбардировочная авиация как вид авиации Военно-воздушных сил возглавлялась специально созданным управлением авиации главного командования. Начальником управления до апреля 1941 г. был участник боев в Испании Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации И.И. Проскуров, а затем полковник Л.А. Горбацевич.
Накануне войны руководство советскими ВВС осуществлялось Главным управлением ВВС. Начальником Главного управления ВВС был генерал-лейтенант авиации П.Ф. Жигарев, сменивший на этом посту 12 апреля 1941 года генерал-лейтенанта авиации П.В. Рычагова.
Павел Федорович Жигарев пришел в авиацию из кавалерии. В 1927-м он окончил военную школу летчиков, а в 1932-м – Военно-воздушную академию им. Н.Е. Жуковского. Командовал авиаэскадрильей, авиабригадой и ВВС 2-й отдельной Краснознаменной армии на Дальнем Востоке. В декабре 1940-го он был назначен на должность заместителя начальника Главного управления ВВС Советской армии. Заместителем начальника Главного управления ВВС по политчасти был назначен корпусной комиссар П.С. Степанов. Организационно Главное управление ВВС состояло из штаба ВВС (начальник штаба генерал Д.Н. Никишев, с мая 1941 года – генерал П.С. Володин), управлений и самостоятельных отделов. Начальнику Главного управления ВВС подчинялись управление ДВА и ряд других управлений. К началу войны в составе центрального аппарата ВВС самостоятельной службы тыла не было. Указания по организации работы тыла ВВС военных округов (ВВС фронтов) исходили непосредственно от штаба ВВС Советской армии. Эти функции выполнял отдел тыла штаба, начальником которого был генерал П.В. Коротаев.
Штаб ВВС Советской армии к тому времени организационно состоял из нескольких самостоятельных отделов, ведущим из них являлся первый отдел. Начальником первого отдела был один из известных советских военных теоретиков генерал Б.Л. Теплинский, он же был заместителем начальника штаба ВВС. В штабе ВВС проходила реорганизация и доукомплектование ведущих отделов новыми офицерами. Среди начальников отделов и отделений были генерал Д.Д. Грендаль, полковники В.В. Стороженко, А.И. Богданов, майоры Н.Ф. Андрианов, Д.К. Карпович.
В штабе работали высококвалифицированные офицеры, в свое время летавшие на боевых самолетах и в большинстве окончившие командный или штурманский факультеты воздушной академии: И.П. Потапов, В.И. Артемьев, В.П. Пошехонцев, А.Я. Ольшвангер, И.М. Кузьмин, Е.С. Чалик, А.М. Власов, В.А. Дмитриев. Работа в штабе строилась по операционным направлениям, на каждом из которых работали один-два офицера. Они вели карты оперативной обстановки ВВС нескольких военных округов, изучали вероятного противника, учитывали и анализировали его боевой состав и аэродромную сеть, поддерживали постоянную связь со штабами ВВС военных округов, готовили проекты распоряжений и приказов в войска и донесения в Генеральный штаб, контролировали выполнение мероприятий по реорганизации и перевооружению ВВС, инспектировали авиационные части.
После оккупации нацистами Польши и Франции обстановка на наших западных границах становилась напряженной. Немцы все чаще и чаще стали нарушать воздушные границы СССР. Немецко-фашистское командование с 1 января по 22 июня 1941 года, ведя разведку, нарушало воздушную границу СССР и проникало в отдельных случаях в глубь нашей территории до 300–350 км. Был ряд случаев, когда советские истребители перехватывали немецкие разведывательные самолеты и вынуждали их к посадке. Применять пулеметный огонь по самолетам-нарушителям нашим истребителям Советским командованием было тогда запрещено. После вынужденной посадки в кабинах немецких самолетов нередко происходили автоматические взрывы. Такой случай произошел, например, 15 апреля 1941 года в районе Ровно, когда советский истребитель перехватил разведывательный самолет Ju 86 и вынудил его к посадке. Когда немецкие летчики отбежали от самолета, раздались два взрыва. Самолет загорелся, но его удалось потушить. На самолете было обнаружено три фотоаппарата, из которых уцелел только один. На фотопленке были зафиксированы железнодорожные узлы на участке Киев-Коростень.
Иногда немецкие самолеты-нарушители на требования наших истребителей-перехватчиков идти на посадку открывали по ним огонь и уходили за пределы нашей территории.
В центральном аппарате ВВС шло ускоренное укомплектование ведущих управлений и основных отделов штаба ВВС офицерами-летчиками, штурманами и инженерами, окончившими военные академии. Штаб ВВС и его оперативный отдел разрабатывали директивы и приказы войскам по вопросам оперативной и боевой подготовки. С участием штаба ВВС завершалась и подготовка всех авиационных уставов и наставлений, а также проекта Полевого устава 1941 года. Известно, что еще в январе 1940-го приказами народного комиссара обороны СССР были введены в действие боевые уставы бомбардировочной (БУБА-40) и истребительной авиации (БУИА-40), которыми руководствовались войска. В том же году приказом начальника Главного управления ВВС Советской армии был определен перечень индивидуальных теоретических тем для разработки командующими ВВС военных округов. В феврале 1941-го штаб ВВС разработал перечень оперативно-тактических тем для тренировки офицеров штабов ВВС военных округов и авиационных дивизий. Начальник Главного управления ВВС в своем распоряжении от 28 февраля 1941 года указывал, что разработка индивидуальной темы является одним из важнейших мероприятий по повышению оперативно-тактической подготовки высшего и старшего командного состава авиации. Эти темы полностью соответствовали требованиям ведения войны с мощным противником, были достаточно определенны и конкретны. Вот их перечень: действия ВВС по завоеванию господства в воздухе во фронтовой наступательной операции; действия ВВС фронта по срыву перевозок и сосредоточению противника: действия ВВС фронта по препятствованию выдвижения к месту прорыва оперативных резервов противника; во встречном сражении конно-механизированной группы; по уничтожению крупных механизированных соединений противника, прорвавшихся в глубину нашего расположения, по обеспечению воздушно-десантной операции, по отражению морского десанта противника. Командующие ВВС приграничных военных округов свои рефераты по заданным темам должны были представить в штаб ВВС к 1 апреля 1941 года, но в связи с обострившейся международной обстановкой и проводимыми в войсках мероприятиями по реорганизации и перевооружению авиационных частей и соединений ВВС приграничных военных округов сроки их представления были перенесены на июнь 1941-го.
Штабом ВВС Советской армии решались и вопросы организации, и взаимодействия между родами авиации и авиации с сухопутными войсками. Еще в октябре 1940-го было дано распоряжение командующим ВВС четырех военных округов (Западному особому, Ленинградскому, Закавказскому и Дальневосточному) о разработке проекта инструкции по организации взаимодействия авиации с наземными войсками, основные положения которой были использованы в начале войны.
Народный комиссар обороны СССР в январе 1941-го дал распоряжение командующим военных округов и начальнику Главного управления ВВС в целях повышения уровня подготовки штабов авиационных соединений и углубления навыков высшего командного состава в использовании крупных воздушных сил в операции прикрепить штабы авиационных соединений, в том числе и штабы авиакорпусов дальнебомбардировочной авиации, к соответствующим армейским управлениям, а часть штабов – к штабам военных округов.
Генеральным штабом и командованием ВВС проводилось много различных авиационных учений. В 1940 году было проведено более 130 полковых, дивизионных и окружных учений с авиационными соединениями и частями ВВС.
Накануне войны достаточно глубоко была разработана и теория оперативного применения Военно-воздушных сил в будущей войне. Советская военная наука учитывала, что авиации предстоит играть крупную роль в борьбе за завоевание господства в воздухе и в содействии сухопутным войскам и Военно-морскому флоту в проводимых ими наступательных и оборонительных операциях. В проекте Полевого устава РККА было записано: «Авиация обладает мощным вооружением, большой скоростью полета и большим радиусом действий. Она является могущественным средством поражения живой силы и технических средств противника, уничтожения его авиации и разрушения важных объектов. Авиация действует в оперативной и тактической связи с наземными войсками, выполняет самостоятельные воздушные операции по объектам в глубоком тылу противника и ведет борьбу с его авиацией, обеспечивая господство в воздухе». Особое внимание со стороны командования и штаба ВВС уделялось разработке вопросов участия авиации в наступательных, в первую очередь глубоких, операциях. Согласно теории глубокой наступательной операции, наступление войск должно «носить характер подавления всей оборонительной полосы с последующим прорывом, окружением и уничтожением противника». Считалось, что одновременный мощный удар пехоты, танков, артиллерии и авиации позволит взломать вражескую оборону на всю ее тактическую глубину, а последующий ввод в прорыв подвижных соединений (механизированных и кавалерийских) при активной поддержке авиации с воздуха в сочетании с решительными действиями в тылу противника воздушных десантов обеспечит окружение и уничтожение противника. Предполагалось, что Военно-воздушные силы в этих операциях будут решать следующие боевые задачи: завоевание господства в воздухе, содействие сухопутным войскам в прорыве тактической зоны обороны противника, прикрытие войск и объектов тыла от ударов с воздуха, нанесение ударов по оперативным, стратегическим резервам и объектам в тылу противника, обеспечение ввода в прорыв эшелона развития успеха, а также его боевых действий в оперативной глубине обороны противника, поддержка воздушных десантов, снабжение своих войск по воздуху и ведение воздушной разведки.
Завоевание господства в воздухе считалось одной из важнейших задач ВВС. Оно могло быть достигнуто в стратегическом и оперативном масштабах. На направлении главных ударов сухопутных войск господство в воздухе достигалось совместными усилиями ВВС двух или нескольких смежных фронтов, авиации главного командования и наземных средств ПВО.
Борьбу с авиацией противника рекомендовалось вести двумя способами: уничтожением авиации противника на аэродромах с одновременным ударом по его тылам – фронтовым базам, ремонтным службам, складам горючего и боеприпасов – и уничтожением вражеской авиации в воздушных боях.
Согласно предвоенным взглядам, самостоятельные воздушные операции Военно-воздушных сил подразделялись на стратегические и оперативные. К первым относились воздушные операции, проводимые Верховным главнокомандованием в интересах войны в целом. Они направлялись против важнейших военных, экономических и политических центров противника и имели целью подорвать его военно-экономическую мощь, дезорганизовать работу тыла, нарушить государственное управление и связь, морально подавить население и армию.
В интересах сухопутных войск и военно-морских сил предусматривалось проведение воздушных операций оперативного значения. Основными целями их являлись: разгром противостоящих авиационных группировок; срыв маневра (сосредоточения) войск противника; поражение его оперативно-стратегических резервов; ослабление военно-морских сил и разгром крупных вражеских морских десантов. Значительный вклад в разработку проведения самостоятельных воздушных операций был внесен профессором комбригом А.Н. Лапчинским, автором ряда научных трудов, в том числе и замечательного военно-теоретического труда «Воздушная армия». Основные положения его были использованы в практической деятельности командования и штаба ВВС Советской армии накануне и в ходе Великой Отечественной войны. О главной задаче, стоящей перед военно-воздушными силами, он, в частности, писал: «В конечном итоге, какую бы задачу в отношении земли ни выполняла авиация, перед ней всегда стоит вопрос о превосходстве в воздухе».
«Авиация вошла в войну как новый мощный фактор наступления. Отсюда логическим выводом является единство действий сухопутных и воздушных сил для достижения общего успеха». «Авиация не создает для наступления массовых армий триумфального шествия, она и сама не будет совершать триумфальных полетов. Борьба во всех последовательных операциях воздушных сил будет упорна и жестока. Авиация поможет земному фронту постольку, поскольку она предоставит ему большие наступательные возможности по сравнению с противником, проводя ряд своих последовательных самостоятельных операций».
«Раз налицо имеется массовая наступательная армия, основная задача воздушной армии – содействие продвижению этой армии вперед, для чего должны быть сосредоточены все силы. Раз ведется маневренная война, нужно выиграть воздушно-земные сражения, которые завязываются в воздухе и кончаются на земле, что требует сосредоточения всех воздушных сил».
В предвоенные годы вопросы боевого применения ВВС в различных операциях и в войне в целом были достаточно глубоко исследованы в ряде крупных научных трудов советских военачальников и ученых.
В работах комкора В.В. Хрипина и полковника П.И. Малиновского, написанных еще в 1936 году, указывались следующие основные задачи Военно-воздушных сил в начале войны: подавление воздушного противника на всю глубину его расположения с целью завоевать господство в воздухе; срыв сосредоточения армий противника; поддержка частью сил авиации боевых действий передовой армии сухопутных войск. При этом не исключались действия по экономическим и политическим центрам противника. В труде указывалось также, что для сохранения авиации в начальный период войны целесообразно своевременно отводить авиационные части с постоянных аэродромов на аэродромы полевые. Первые операции Второй мировой войны позволили советскому командованию уточнить содержание начального периода войны, его значение для хода и исхода вооруженной борьбы. Начальный период рассматривался как отрезок времени от начала военных действий до вступления в сражения основной массы Вооруженных сил.
С докладом «Военно-воздушные силы в наступательной операции и в борьбе за господство в воздухе» выступил начальник Главного управления Военно-воздушных сил генерал П.В. Рычагов.
В докладе указывалось, что надежно подготовить наступление фронта, предохранить от ударов с воздуха подвозимые войска, особенно конные и механизированные, быстро и планомерно осуществить прорыв укрепленной полосы противника и развить успех в глубину возможно только при наличии господства авиации в воздухе. «Завоевание господства в воздухе, – говорилось в докладе, – достигается уничтожением авиации противника на аэродромах с одновременным ударом по ее тылам (фронтовым базам, ремонтным органам, складам горючего и боеприпасов), а также уничтожением авиации противника в воздухе над полем боя».
Однако единой точки зрения по ряду вопросов оперативного применения ВВС в войне, особенно по вопросам борьбы за господство в воздухе, среди руководящего состава еще не было. Некоторые участники совещания, преувеличивая весьма ограниченный боевой опыт войны в Испании и свой личный опыт, недооценивали действия ВВС фашистской Германии по быстрому разгрому польской и французской авиации, достигнутому главным образом путем внезапных массированных ударов по аэродромам.
Различное толкование вопросов оперативного применения ВВС в войне сказалось в какой-то степени и на организационной структуре ВВС. Был сделан вывод, не оправдавший себя в Великой Отечественной войне, о необходимости деления авиации на армейскую, специально предназначенную для взаимодействия с войсками армий, и фронтовую, действующую по плану фронта. Этот вывод был сделан на основе боевого опыта, полученного в боях у р. Халхин-Гол (май – сентябрь 1939 г.) и в конфликте с Финляндией (30 ноября 1939 г. – 13 марта 1940 г.). Применительно к подобным малым войнам деление авиации на армейскую и фронтовую было вполне обоснованным. Однако в большой войне с сильным противником, где требовалось массирование усилий и централизация управления всех участвующих в операции сил авиации, такая организационная структура была неприемлема. Таким образом, в предвоенные годы в советском оперативном искусстве в основном правильно рассматривались вопросы оперативного применения ВВС в наступательных и оборонительных операциях. Многие положения теории оперативного искусства ВВС были проверены на крупных учениях и маневрах, проводившихся в предвоенные годы. Наряду с этим в нашей военной теории были и слабо разработанные аспекты. Недостаточно разработаны были проблемы отражения внезапного нападения противника, ведения совместных действий ВВС с сухопутными войсками при стратегической обороне, приведения войск и авиации в повышенную и полную боевую готовность.
С большой интенсивностью накануне войны проводилась боевая подготовка частей и соединений дальнебомбардировочной авиации. Только в первой половине июня 1941 года экипажи налетали 8614 часов, из них 1032 часа ночью, а 679 часов было затрачено на высотную подготовку. За это время было произведено 1400 маршрутных полетов, 1839 бомбометаний на полигонах и 1560 воздушных стрельб. Дальнебомбардировочная авиация имела и небольшой боевой опыт, полученный при участии в советско-финляндском конфликте. В январе-марте 1940 года она совершила 2129 боевых самолето-вылетов по железнодорожным узлам, станциям, военным заводам и портам. Мартовский (1940 г.) пленум ЦК ВКП(б) и специальное совещание руководящих командных и политических работников (апрель 1940 г.) потребовали перестроить боевую подготовку войск в соответствии с новым опытом, полученным в ходе боевых действий в Испании, у реки Халхин-Гол и на Карельском перешейке. В связи с этим в учебе авиаторов особое внимание обращалось на глубокое усвоение характера современных боевых действий, воспитание готовности к борьбе с сильным противником. В соответствии с требованиями мартовского пленума Центрального Комитета партии Наркомат обороны принял срочные меры по расширению сети летных военных учебных заведений, совершенствованию руководства ими и улучшению учебной и воспитательной работы.
Многие авиационные школы формировались на базе объединенных школ Гражданского воздушного флота, аэроклубов и школ Осоавиахима СССР. В 1940 году, помимо летных школ центрального подчинения, создаются дополнительно окружные школы пилотов, в которых к середине октября обучалось 4274 человека. 24 августа 1940 года приказом наркома обороны СССР начальнику Главного управления ВВС Красной Армии были подчинены авиационные академии, училища и школы. Еще ранее отдел ВУЗ ВВС был преобразован в Управление, объединившее руководство авиационными учебными заведениями. 17 мая 1941 года нарком обороны СССР принял решение о подчинении авиационных училищ, школ и курсов военным советам округов по всем вопросам, кроме учебно-методических. Для руководства их деятельностью в штат управлений ВВС восьми военных округов вводились отделы военно-учебных заведений во главе с помощниками командующих ВВС округов по вузам, а в ряде других округов – должности инспекторов по вузам. В декабре 1940 года по постановлению ЦК ВКП(б) и СНК СССР нарком обороны издал приказ «Об изменении порядка прохождения службы младшим и старшим начальствующим составом в ВВС Красной Армии». Приказ увеличивал срок службы солдатам и сержантам в ВВС до четырех лет, пилоты и стрелки-бомбардиры после окончания школы получали звание сержанта и продолжали срочную службу; с весны 1941 года весь летный состав до командира звена включительно, не прослуживший в армии четырех лет, переводился на казарменное положение. Такой порядок прохождения службы был вызван новой системой подготовки кадров, которая была утверждена наркомом обороны СССР 3 марта 1941 года в соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) и CHK СССР
от 25 февраля 1941 года «О реорганизации авиационных сил Красной Армии». По новому положению командир, штурман, начальник связи эскадрильи должны были обучаться в двухгодичных военных училищах, а сержанты-пилоты и стрелки-бомбардиры – в специальных годичных школах. Изменилась и система комплектования училищ и школ. С 1938 года они пополнялись исключительно за счет добровольных наборов пилотов, прошедших первоначальное летное обучение в аэроклубах Осоавиахима СССР. В предвоенные годы аэроклубы являлись основным источником пополнения военных школ курсантами. Только в 1938–1940 годах они направили в летные вузы более 24 тыс. человек. Однако в условиях быстрого увеличения сети училищ и школ такой принцип комплектования уже не обеспечивал необходимого набора курсантов. С декабря 1940 года комплектование летных школ осуществлялось за счет отбора курсантов из числа призывавшихся в армию, а также набора младших командиров и красноармейцев срочной службы. Однако попытка комплектовать военные авиационные школы первоначального обучения младшим командным составом всех родов войск не оправдала себя, так как уровень технических знаний не всегда соответствовал требуемому. Поэтому 19 июня 1941 года ЦК ВКП (б) и СНК СССР приняли решение в дальнейшем направлять туда лишь авиамехаников. Для увеличения численности этих специалистов предусматривалось в 1941 году создать 25 школ с переменным составом в 35 тыс. человек. По решению Советского правительства от 6 ноября 1940 года в системе наркоматов просвещения союзных республик было создано 20 специальных школ, обязанных ежегодно направлять в летные военно-учебные заведения не менее 1600 человек. В спецшколы принимались ученики, окончившие семилетку с хорошими и отличными оценками. В течение трех лет они наряду с программой средней школы изучали авиационные дисциплины, а летом в аэроклубах проходили летную практику. Одновременно в соответствии с Постановлением СНК СССР от 5 ноября 1940 года в 47 учебных эскадрильях ГВФ была организована подготовка пилотов на самолете У-2. К 1 октября 1941 года учебные эскадрильи закончили 9910 человек, из которых 7756 были направлены в школы ВВС. Кроме того, в военные школы пилотов принималась молодежь, прошедшая обучение на самолете У-2 в аэроклубах Осоавиахима СССР и во вновь создаваемых на базе аэроклубов 30 военных авиационных школах первоначального обучения. Большое внимание уделялось улучшению организации учебного процесса. Так, в 1941 году вводились новые учебные планы и программы для всех типов учебных заведений и школ. 8 апреля 1941 года был утвержден новый курс летной подготовки (КУЛП) военных авиационных школ первоначального обучения. По указанию ЦК ВКП (б)
Главное управление ВВС разработало также сокращенные программы подготовки летных кадров в военное время (10– и 6-месячные). В центре внимания командиров, политорганов и партийных организаций постоянно находились вопросы улучшения теоретической подготовки, летной выучки курсантов и обеспечения безаварийной работы. Большое значение в правильной организации летной подготовки играли методические совещания, введенные с января 1940 года в летных учебных заведениях. Они рассматривали вопросы летной работы применительно к местным условиям, совершенствования методики обучения курсантов, учебных планов подготовки эскадрилий и отрядов, обобщения опыта летного обучения. В соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 25 февраля 1941 года четко определялись задачи каждому типу летных учебных заведений. В военных школах пилотов курсанты должны были научиться пилотированию днем в простых условиях, групповым полетам в составе звена и получить практику полетов по маршруту. Кроме того, летчики-истребители обучались основам воздушного боя, а бомбардировщики – бомбометанию с горизонтального полета и пикирования на самолетах УСБ и СБ до углов 40 град. Общий налет на одного курсанта истребительных школ определялся в 24 часа, а школ бомбардировщиков – 20 часов. Курсанты военных командных училищ должны были в течение двух лет овладеть техникой пилотирования днем и ночью, научиться водить звено и эскадрилью на всех высотах днем, ночью и в сложных метеоусловиях, на предельном радиусе действия самолета с боевым применением, вести воздушный бой одиночно и в группе. Общий налет на одного курсанта устанавливался до 150 часов. Для организации качественной подготовки летных кадров в учебные заведения направлялось большое количество самолетов и учебных пособий.
Росло число преподавателей и инструкторов, имеющих опыт работы в учебных заведениях. Это были выпускники академий, училищ и школ, командиры строевых частей, прошедшие переподготовку на различных курсах. Большое внимание обращалось на совершенствование специальной подготовки, летного и методического мастерства преподавательского и инструкторского состава в ходе командирской учебы. Преподаватели и инструкторы-летчики принимали активное участие в воспитательной работе с курсантами. В утвержденной 2 июля 1939 года Управлением ВУЗ ВВС «Памятке инструктору-летчику по воспитанию и обучению курсантов» говорилось, что инструктор является основным непосредственным воспитателем курсантов, располагающим наибольшими возможностями воздействия на них. Он обязан воспитывать у них беззаветную преданность Родине, инициативу, смелость, дисциплинированность. Быстрое развитие ВВС потребовало значительного улучшения подготовки старшего командного состава для авиации. Поэтому в марте 1940 года Комитет Обороны при CHK СССР принял постановление «О разделении Военно-воздушной академии РККА им. Н.Е. Жуковского», в соответствии с которым командный, штурманский, оперативный факультеты, курсы усовершенствования высшего начальствующего состава выделялись в самостоятельную Военную академию командного и штурманского состава ВВС РККА. Занятия начались 1 октября 1940 года. Всего в академии обучалось 2240 слушателей, из них 450 – на командном факультете. В планах и программах новой академии предусматривалось главное внимание уделять оперативно-тактической, штурманской, огневой и совершенствованию летной подготовки слушателей. Для этого был сформирован учебный полк в составе 5 эскадрилий (73 самолета). К 22 мая 1941 года академия подготовила 255 авиационных командиров с высшим военным образованием. В борьбе за повышение качества подготовки летных кадров особое внимание обращалось на улучшение организации партийно-политической работы в учебных заведениях ВВС, направленной на воспитание идейно закаленных воздушных бойцов, готовых в любую минуту вступить в бой для защиты интересов Родины. Молодежь СССР, воспитанная комсомолом[1] и Осоавиахимом[2] в духе преданности Родине, активно готовилась к чему-то грандиозному. Молодые люди не осознавали, что они, рожденные в вихре революции и гражданской войны, – великие спасители не только своей страны, но и всего человечества!
Летчик-инструктор аэроклуба Осоавиахима разбирает полет с девушкой-курсантом. Лето 1939 г. (Фото из архива Центрального музея ДОСААФ России)
Парад физкультурников на Красной площади, организованный комсомолом. Москва. 1940 г. (РГАКФД)
Вся их юность прошла под знаком ожидания нападения на Советский Союз. И, надо сказать, их будущие противники (да и кое-кто из будущих союзников) исправно делали все от них зависящее, чтобы поддерживать в них это состояние ожидания. Еще школьниками они понимали, что друзей у нашей страны мало. Помнили они, когда произошел налет английской полиции на помещение АРКОСа – смешанного англо-советского акционерного общества в Лондоне и разрыв дипломатических отношений между СССР и Англией. Помнили демонстрации протеста против этой провокации (вот уж когда никого не приходилось уговаривать идти на демонстрацию!), сбор денег на постройку эскадрильи «Наш ответ Чемберлену», огромную челюсть и монокль самого сэра Остина Чемберлена на многочисленных плакатах и газетных карикатурах… Потом пошли бесконечные конфликты на границах с Японией. Угрозы из фашистской Германии – как неожиданно для нашей молодежи эта страна композиторов и мыслителей, страна Рот Фронта, Маркса, Тельмана превратилась в потенциального врага номер один!..
Девушка-курсант летной школы Осоавиахима готовится к запуску двигателя на самолете У-2. 1941 г. (РГАКФД)
Помнили и Испанию! Трудно рассказать сейчас, чем она была для них в то время. Многого в том, что окружало их в те сложные годы, они не понимали или во всяком случае понимали не до конца. Но в испанских событиях разобрались сразу: там шла первая проба сил, первая схватка с фашизмом. Враги там назывались врагами, друзья – друзьями. Благодаря блестящим съемкам отважных и талантливых кинематографистов Романа Кармена и Бориса Макасеева они зримо представляли себе, как это все там происходит, и трудно было назвать кинобоевик, который пользовался бы у зрителей таким успехом, нет, не успехом – таким личным, страстным, жадным отношением к себе, как сюжеты испанской хроники, демонстрировавшейся в маленьких, душных, далеко не шикарных залах, разных «Кинохроник» и «Новостей дня». Зал резко затихал, как только с экрана раздавались первые такты «Испанского каприччио», в сопровождении которого шла хроника, отснятая Карменом и Макасеевым. Не с той ли поры вошли в нашу жизнь разнообразные музыкальные позывные? Постепенно просачивались сведения о наших добровольцах, сражавшихся в Испании. В сущности, добровольцами, всеми силами стремившимися туда, были (по крайней мере, в авиации) едва ли не все. Но отбор желающих производился не то чтобы строгий, а какой-то очень выборочный, штучный. Впрочем, действовать иначе, когда требовалось послать одного из доброй сотни претендентов, было, наверное, просто невозможно. Гораздо незаметнее прошло участие наших летчиков в защите китайского народа от нападения империалистической Японии. Правда, и по масштабу своему это участие было значительно скромнее, чем в испанских событиях. Но для летчиков-испытателей бои в небе Китая представлялись особо примечательными тем, что в них приняли непосредственное участие опытные, профессиональные испытатели во главе с замечательным летчиком и очень симпатичным человеком Степаном Павловичем Супруном. Все эти события без слов объясняли каждому советскому юноше, что завтра будет война, большая война. Война, где будет новая техника и тактика, доселе непостижимые для человеческого разума. Будет новая скорость, неподвластная человеку ранее. Вся страна жила под гнетом ожидания. Ожидания чего-то нехорошего. Казалось, все думали: «Ну когда уже…» Как рыбы на суше, ловили ртом воздух. Воздух последних дней мирной жизни…
«В Вильно мы приехали вечером 21 июня. Добрались пешком до аэродрома. К великому удивлению, наших самолетов не оказалось (не считая нескольких неисправных). В проходной нас встретил дежурный. Он рассказал, что наш полк и полк Ивана (речь идет о брате Г.З. – Прим. ред.) перелетели днем на запасные полевые аэродромы, казарма опечатана, а нам можно переспать до утра в лагере. Если ночью будет автомашина на аэродром, разбудят. Пришли в ангар, набрали самолетных чехлов и вроде подходяще устроились с ночлегом – много ли надо военному. Так как на другой день было воскресенье, то все стали просить командира группы не торопиться завтра на аэродром, а отдохнуть денек в городе. Легли что-то около полуночи. Вдруг прибежал дежурный и сообщил, что едет машина в полк. Последовала команда: «Встать, садиться на машину!» Увы, наши расчеты погулять в Вильно рассеялись, как мираж. Полевой аэродром располагался километрах в 15–18 от Вильно в Кивишках. Туда мы добрались часа в два утра. Стоял такой густой туман, что буквально в трех шагах ничего не было видно. Нас развели по палаткам, но заснуть не удалось, так как прозвучал горн тревоги. Это было часа в три утра. Вскочили. Оделись. В тумане ничего не видно. С трудом нашли свой самолет и техников. Подбегаем к стоянке самолета. Там уже кипит работа. Включились и мы. Оружейник хлопотал у бомболюка, подвешивал боевые бомбы. Моторист помогал ему. Так как я был в экипаже комиссара эскадрильи Верховского, то спросил Кибалко, как мне определиться. Он посоветовал работать пока на его самолете (потом меня так и оставили у него). Начал налаживать пулемет, опробовать рацию. Летчик и штурман убежали на КП. Помаленьку стал рассеиваться туман. Нас, приехавших из Чкалова, заметили. Начались расспросы. Вдруг вдали, на высоте около тысячи метров, показалась группа самолетов в направлении на Вильно. Конфигурация незнакома. Нас стали расспрашивать, не видели ли мы таких в тылу. Хотя мы и не видели, но стали «загибать» (а на это все авиаторы мастера), что, очевидно, это Ил-2 (под чехлами мы их видели в Саратове). На самом деле это были немецкие самолеты Ju 87, немножко похожие на наши штурмовики. Незнакомцы летели просто группой, почти не соблюдая строя. Задрав головы, мы любовались приличной скоростью самолетов. А так как в июне ожидались большие учения, то полагали, что они начались и полет незнакомых самолетов, наш перелет сюда, да и тревога являются подтверждением тому.
Самолеты пролетели прямо над нами. Почему они нас не разбомбили, до сих пор для меня остается тайной. Или помешали остатки тумана, или их внимание было сосредоточено на г. Вильно и нашем стационарном аэродроме.
Немецкие бомбардировщики Ju 87 над советским аэродромом. 1941 г. (ЦАМО)
Одним словом, через несколько минут они оказались над нами. Разошлись в круг, начали пикировать. Появился дым. Любопытная (если можно так выразиться) деталь: первыми бомбами, как нам потом рассказали, был разбит ангар, в котором мы располагались на ночлег. Мы любовались этой картиной, думая: падают учебные бомбы, но почему такой большой дым? От дальнейших недоуменных размышлений на тему о том, что происходит, отвлекла ракета с КП, означавшая команду «Выруливай на вылет». Помню, что полевой аэродром был неважный, экипажи с него еще не летали, и Вася Кибалко на взлете еле успел оторвать самолет, задев за макушки елей. Так мы полетели на первое боевое задание. Это было часов в 5 утра. Полагая, что вылет учебный, я не надел парашют. Он прицеплялся на лямки спереди и очень мешал. Пусть валяется в кабине. И пулемет не зарядил – с ним много возни потом. До войны нашему полку давалась на случай войны основная и запасная цели. И маршрут прорабатывался в соответствии с этим. Основной целью был железнодорожный узел г. Кенигсберга. Считая вылет учебным, набираем высоту над аэродромом. А надо было набрать 6 тысяч метров. Набрали 2 тысячи. Кодом по радио запрашиваем землю подтвердить задание. Подтверждают. Набрали 4 тысячи. Запрашиваем опять. Подтверждают. Надо надевать кислородные маски. Набрали 6 тысяч, легли на маршрут. Не долетая до границы, увидели на земле пожары, а кое-где и орудийную стрельбу. Стало ясно, что это настоящее боевое задание. Срочно надеваю парашют, заряжаю пулеметы. Подлетаем к Кенигсбергу. Отбомбились, ложимся на обратный курс. Ни истребителей противника, ни зенитного огня не встретили. Немцы, видимо, не рассчитывали на такое нахальство с нашей стороны.
Вид с воздуха на башню Дона и Росгартенские ворота в Кенигсберге.
Место съемки: Кенигсберг, Восточная Пруссия, Германия. 1941 г. (Фото из Федерального архива Германии, нем. Bundesarchiv)
Но вот появились немецкие истребители, уже в районе границы. С ходу они сбили несколько наших самолетов. Длинной очередью немцу удалось поджечь наш самолет. Подлетев к нам метров на 20–30, он сделал крен, и стала видна его улыбающаяся морда. Без особого прицеливания успеваю всадить очередь из пулемета. К величайшей моей радости, фашист загорелся и стал падать. Горели, падали и мы. Что делать? Надо прыгать. Вот когда пригодился парашют. Срываю колпак над кабиной. Подтягиваюсь, чтобы выпрыгнуть. Но самолет падал беспорядочно, кувыркался, и все попытки оказывались бесплодными, отбрасывало от одного борта к другому. Смотрю на высотомер. Стрелка его упорно показывает уменьшение высоты: 5000 метров… 4000… А я никак не могу выбраться из горящего самолета. Так продолжалось примерно до 1000 метров. До сих пор перед моими глазами эта стрелка, упорно ползущая к нулю. Появилась даже мысль, что мне крышка. И вдруг я оказался в воздухе. Очевидно, меня при перевороте самолета выбросило из кабины. Не сразу сообразил, что делать. И уже совсем инстинктивно выдернул кольцо парашюта. Он раскрылся. Через 7–10 секунд я оказался висящим на дереве. Оказывается, все это происходило над лесным массивом. Расстегнул лямки парашюта, подтянулся к стволу дерева и спрыгнул на землю. Осматриваюсь.
Сбитый советский бомбардировщик СБ, совершивший вынужденную посадку. Район Вильнюса. 1941 г. (Фото из Федерального архива Германии, нем. Bundesarchiv)
Вблизи оказалась лесная дорога. Так как во время боя я потерял ориентировку, решил идти на восток. Прошел метров 300. Вдруг из-за дерева выскакивает человек с пистолетом в руке и предлагает поднять руки. Это оказался капитан Карабутов из нашего полка, тоже сбитый. Недоразумение разъяснилось. Идем вдвоем. К нам присоединились еще несколько человек из нашего полка. 3атем пехотинцы. Они сообщили, что немцы уже где-то впереди нас. Стали идти осторожнее, искали исправную машину из числа брошенных на дороге. Нашли. Сажусь за руль. Карабутов рядом. Вот где пригодилось умение управлять автомобилями, на которых мы гоняли в свободное время по аэродрому. Бензина оказалось в баке маловато, и мы решили подзаправиться. В брошенных машинах его не попадалось. Но вот видим на дереве стрелку-указатель на МТС. Повернули. Впереди показалась ограда и открытые ворота. Въезжаем. К нашему ужасу, метрах в 50 видим немецкие танки. Танкисты стоят группой в стороне. Панически кручу баранку, разворачиваю машину и краем глаза вижу, как танкисты бросились к танкам. Выскочили за ворота и петляем по лесной дороге. Над машиной взрываются снаряды, посылаемые с танков. Но вреда нам они не причинили, да и танки по лесной дороге не могли нас догнать. Пронесло. Через 8–10 км пути догнали отступающую пехотную часть. Узнали, что севернее проходит шоссейная дорога, по ней и движутся немецкие войска; оттуда их танки и завернули в МТС. Поэтому нам и не встретились немцы на этой дороге. Через день мы добрались до аэродрома г. Двинска, куда должны были сесть после боевого вылета».
Из воспоминаний Григория Сергеевича Зудилова, воздушного стрелка-радиста 54-го бомбардировочного авиационного Клинского Краснознаменного полка [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http: //samlib.ru/e/elena1958/035wosp.shtml.
Летчик В.И. Клименко. Лето 1941 г.
«Рядом, в 100–125 км от Шяуляя, проходила граница с Германией. Близость ее мы ощущали на своей шкуре. Во-первых, непрерывно шли военные учения Прибалтийского военного округа, во-вторых, на аэродроме дежурила в полной боевой готовности авиаэскадрилья или, в крайнем случае, звено истребителей. Встречались мы и с немецкими разведчиками, но приказа сбивать их у нас не было, и мы только сопровождали их до границы. Непонятно, зачем тогда поднимали нас в воздух, чтобы поздороваться, что ли?! Я помню, как во время выборов в Верховные Советы Эстонии, Латвии и Литвы мы барражировали на низкой высоте над г. Шяуляй. Непонятно, для чего это было необходимо – то ли для праздника, то ли для устрашения. Конечно, кроме боевой работы и учебы, была и личная жизнь. Мы обзавелись знакомыми и ходили с ними в Дом культуры военного гарнизона г. Шяуляй, где пели, смотрели кино или танцевали. Молодые же были – 20 лет! У меня была знакомая красивая девушка, парикмахер, литовка Валерия Бунита. В субботу 21 июня 1941 года я встретился с ней и договорился в воскресенье поехать прогуляться на озеро Рикевоз. Мы в это время жили в летнем лагере – в палатках возле аэродрома. Как раз шли учения ПрибВО. Проснулся часов в пять, думаю, надо пораньше встать, чтобы успеть позавтракать, потом сходить к Валерии и ехать на это озеро. Слышу: гудят самолеты. На аэродроме дежурила третья эскадрилья, на И-15, прозванных гробами, поскольку на них постоянно были аварии. Вот, думаю, налет с Паневежиса, а эти его небось прозевали. Открываю полу палатки, смотрю, над нами «кресты» хлещут из пулеметов по палаткам. Я кричу: «Ребята, война!» – «Да пошел ты, какая война!» – «Сами смотрите – налет!» Все выскочили – а уже в соседних палатках и убитые есть, и раненые. Я натянул комбинезон, надел планшет и бегом к ангару. Технику говорю: «Давай, выкатывай самолет». А дежурные самолеты, что были выстроены в линеечку, уже горят. Запустил двигатель, сел в самолет, взлетел.
Звено истребителей И-153 на взлете (ЦАМО)
Хожу вокруг аэродрома – я же не знаю, куда идти, что делать! Вдруг ко мне подстраивается еще один истребитель И-16. Покачал крыльями: «Внимание! За мной!»
Я узнал Сашку Бокача, командира соседнего звена. И мы пошли на границу. Граница прорвана – смотрим: идут колонны, деревни горят. Сашка пикирует, смотрю, у него трасса пошла, он их штурмует. Я за ним. Два захода сделали. Там промахнуться было невозможно – такие плотные были колонны. Они почему-то молчат, зенитки не стреляют. Я боюсь оторваться от ведущего – заблужусь же! Прилетели на аэродром, зарулили в капонир.
Пришла машина с командного пункта: «Вы вылетали?» – «Мы вылетали». – «Давайте на командный пункт». Приезжаем на командный пункт. Командир полка говорит: «Арестовать. Посадить на гауптвахту. Отстранить от полетов. Кто вам разрешал штурмовать? Вы знаете, что это такое? Я тоже не знаю. Это может быть какая-то провокация, а вы стреляете. А может быть, это наши войска?» Я думаю: «Твою мать! Два кубика-то слетят, разжалуют на фиг! Я же только в отпуск домой съездил! Лейтенант! Девки все мои были! А теперь рядовым! Как я домой покажусь?!» Когда в 12 часов выступил Молотов, мы из арестованных превратились в героев. А переживали страшно! Потери были большие, много самолетов сгорело, ангары сгорели. Из полка только мы вдвоем дали хоть какой-то отпор, не дожидаясь приказа.
Помню, после полудня на единственном бывшем в полку МиГ-1 вылетел кто-то из командиров эскадрилий, успевших его освоить. А тут как раз шел немецкий самолет-разведчик, он к нему пристроился и не стреляет. Я думаю: «Что же ты делаешь!?» Он отвалил, еще раз зашел – опять не стреляет. Когда он приземлился, мы подошли выяснить, в чем дело. Говорит: «Гашетка не работает». А она была прикрыта предохранительной рамкой! Ее просто надо было откинуть!
К концу дня на аэродроме осталось около 12 целых самолетов, которые опытные летчики перегнали в Ригу, через аэродром Митавы. Личный же состав полка отступал на грузовиках, бензо– и маслозаправщиках – на всем, что могло двигаться. Отступали вместе с пехотинцами, артиллеристами, танкистами. Приходилось вступать в бой с немецкими десантниками и какими-то бандитами. Поначалу у нас, кроме пистолетов, никакого оружия не было, но постепенно мы разжились у пехотинцев пулеметом и гранатами. В Елгаве нас встретили пулеметным огнем из окна второго этажа. Приблизившись к дому, мы в окно закинули несколько гранат. Пулемет замолчал, а мы поехали дальше».
Драбкин А. Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941–1942. Из воспоминаний Клименко В.И. – М.: Яуза, Эксмо, 2006.
«Утром, дежуря в готовности № 1, заместитель командира эскадрильи лейтенант А.В. Чирков получил команду вылететь на перехват двух вражеских самолетов. Быстро взлетев на новом истребителе Як-1, он по стреле, выложенной на земле, взял курс в сторону противника и после тщательных поисков вскоре увидел впереди себя и выше на 300 метров немецкие бомбардировщики «Хейнкель-111». Они шли без истребительного прикрытия. Противник был так уверен в превосходстве своей авиации, что вначале посылал группы бомбардировщиков даже без истребительного сопровождения.
Чирков зашел со стороны солнца и затем как снег на голову обрушился не ведущего Не 111. Бомбардировщик загорелся. А Чирков все стрелял и стрелял по нему, пока вражеский самолет не врезался в землю. Тем временем второй бомбардировщик, беспорядочно сбросив бомбы, повернул назад и скрылся… Это была первая воздушная победа, одержанная летчиками Ленинградского военного округа».
Лейтенант А.В. Чирков (в центре) ставит боевую задачу мл. лейтенантам С. Медведеву и Н. Шиошвили. 158-й иап, район Ленинграда. Лето 1941 г. (РГАКФД)
Минаева Н.Ф. Первая победа. – Л.: «Знание», 1962. – С. 93.
«На аэродроме в городе Риге мы встретили своих. Здесь мне удалось сделать один вылет на разведку. На следующий день мы должны были сопровождать наши бомбардировщики, ходившие бомбить наступающие войска. Они должны были зайти за нами на аэродром, но вместо них с моря появилась группа немецких бомбардировщиков, которая хорошенько пробомбила аэродром. Мы попрятались в щели. Вдруг на нас кто-то навалился сверху и что-то начало капать. Бомбежка закончилась, мы вылезаем и смотрим – это наш товарищ. Он сидел в туалете неподалеку, и взрывной волной его окатило содержимым выгребной ямы. Кровь кругом, убитые, а нас смех разбирает.
От полка осталось 5–7 истребителей, которые мы передали другим частям, а сами на попутках добрались до Смоленска, а оттуда на Ли-2 – и в Москву. Надо сказать, что во время этого отступления мы не задавались вопросом, почему мы отступаем. Считали это временным явлением, да и некогда было думать – надо было отступать.
Немецкий солдат на аэродроме в Прибалтике позирует на крыле учебного истребителя УТИ-4 на фоне уничтоженных советских самолетов. Июнь 1941 г. (Фото из Федерального архива Германии, нем. Bundesarchiv)
Немецкие военнослужащие осматривают уничтоженный на аэродроме советский истребитель И-16. Прибалтика. 1941 г. (Фото из Федерального архива Германии, нем. Bundesarchiv)
Уничтоженный на аэродроме советский истребитель И-16. Прибалтика. 1941 г. (Фото из Федерального архива Германии, нем. Bundesarchiv) – 46 –
Немецкие военнослужащие осматривают уничтоженный на аэродроме советский истребитель И-153. Прибалтика. 1941 г. (Фото из Федерального архива Германии, нем. Bundesarchiv)
Транспортный Ли-2 выгрузил нас на Центральном аэродроме в г. Москве. Здесь собирались остатки полков, разбитых в Прибалтике, Белоруссии, на Украине. Жили в общежитиях Академии им. Жуковского. Вот тут между нами пошли разговоры, как такое могло случиться, кто виноват. Но ответов не было».
Драбкин А. Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941–1942. Из воспоминаний Клименко В.И. – М.: Яуза, Эксмо, 2006.
«Вылет 25 июня сопровождался серьезными неприятностями почти с самого начала: один из моторов их самолета стал работать с перебоями еще на подходе к Констанце. Неожиданно появившийся неприятельский истребитель добил отставший бомбардировщик; нашим летчикам пришлось срочно освобождаться от бомб и приводняться. Они успели накачать спасательную лодку, подобрать имевшиеся небольшие запасы, после чего с сожалением констатировали: практически вся пресная вода, кроме двух бутылок с нарзаном, пропала.
На вторые сутки наши одиссеи-авиаторы наблюдали за артиллерийской дуэлью советских кораблей с береговыми батареями Констанцы, а на следующий день обнаружили плавающий дощатый щит, который постарались использовать себе во благо».
Сохранились воспоминания о тех днях штурмана экипажа Алексея Петровича Зимницкого:
«В обычной обстановке щит вряд ли привлек бы наше внимание. А тогда находка вызвала бурную радость. И неудивительно. Мы были уверены, что деревянный щит нам очень пригодится и приблизит час спасения. Мы отодрали от него две большие доски, смастерили из них весла и рею. Ножа не оказалось, использовали опасную бритву. Ориентируясь по солнцу, пошли на веслах в сторону Крыма. К счастью, скоро подул попутный ветер. В носовой части шлюпки установили что-то наподобие мачты, натянули на нее парашют и пошли под парусом. Управлять парусом умели только двое: я и стрелок-радист. Нам и пришлось нести вахту попеременно, пока не научились остальные…
Советские бомбардировщики ДБ-3ф на боевом курсе. Лето 1941 г. (ЦАМО)
На рассвете четвертого дня наш слух уловил гул авиационных моторов. Мы стали искать самолеты высоко в небе, но ничего не обнаружили. А звуки нарастали. Тут кто-то из летчиков крикнул: «Вот они, на горизонте». Действительно, прямо на нас очень низко летели два гидроплана. Мы решили, что это наши морские разведчики.
Быстро убрали парус и мачту, стали энергично размахивать руками. Но когда самолеты оказались совсем рядом, радость наша исчезла: то были немецкие летающие лодки «дорнье» с опознавательными знаками ВВС королевской Румынии.
Пролетев над нами, самолеты сделали разворот и вновь устремились к нам. Сомнений нет: экипажи определили, кто находится в шлюпке, и сейчас откроют огонь. Что делать? Но то ли вражеские летчики сомневались в том, что в шлюпке действительно чужие, то ли по какой другой причине, а только стрелять они не стали и взяли курс на восток.
На следующий день над нами появился немецкий разведчик «хеншель» на поплавках. Он летел высоко и, видимо, не смог обнаружить нашу утлую посудину…»
Летчик на спасательной лодке. Лето 1941 г. (ЦАМО)
Авиаторы героически переносили трудности и лишения, не теряли надежду на спасение. Лишь днем 1 июля стрелок сержант А.П. Кузнецов, выполнявший обязанности «впередсмотрящего», ослабевшим, но радостным голосом крикнул: «Вижу корабль». Это оказался морской охотник черноморского отряда пограничных судов, который осуществлял дежурство недалеко от мыса Тарханкут – западной оконечности Крыма. Вскоре ст. лейтенантам М.Г. Абасову и А.П. Зимницкому, сержантам В.А. Щекину и А.П. Кузнецову оказали первую медицинскую помощь, накормили, а затем доставили в Одессу.
Хазанов Д.Б. 1941. Война в воздухе. Горькие уроки. – М.: Яуза, Эксмо, 2006.
«На четвертый день войны все двадцать семь машин полка поднялись в первый боевой вылет. Из дивизии сообщили, что в нашем направлении идет группа бомбардировщиков Ju 87. С ведущим – командиром полка Локтевым мы устремились на сближение с противником.
Юнкерсы, штук тридцать, двигались слитной массой, а вокруг, не соблюдая строя, роем кружились «Мессершмитты-109Е», истребители. Каждая их пара не была жестко связана, ведомый пилотировал возле ведущего совершенно свободно, переходя с борта на борт, отставая или оказываясь впереди. Такое поведение немцев было для нас непонятным, ведь наш Боевой устав предписывал драться только в плотном строю.
Кортик офицера ВВС Германии (Luftwaffe) выпускался в 1937–1944 гг. Его носили только действующие офицеры
Мы подходили со стороны солнца, врага увидели первыми и вовремя успели перестроиться в боевые порядки. Но тут и немцы заметили нас, заметались вокруг бомбовозов. Вот и встретились. Через минуту – бой. Озадачивало «нестандартное» поведение мессеров, настораживало их большое количество: за первой группой из-за горизонта выплывала еще одна, такая же многочисленная.
Тревожила неопределенность: с кем начинать драку? Мессеры растекались, словно песок сквозь пальцы. Вот только что впереди сошлись четверо, я изготовился было броситься к ним, но они брызнули в стороны, расходясь, и снова стало непонятно, кого же атаковать. Что это – хитрость или их обычная манера начинать бой таким непривычным для нас образом? А может, это их первая встреча с русскими, и они просто знакомятся с нами, изучают выдержку и крепость нервов…
Немецкий пикирующий бомбардировщик Ju 87B в сопровождении истребителя Bf.109E. 1941 г. (Фото из Федерального архива Германии, нем. Bundesarchiv)
Одновременно с этими размышлениями нарастал азарт, мысли о возможной гибели не приходили в голову. Мы жили еще школьными представлениями о бое. Не доходило главное: теперь по нам будут бить не из кинопулеметов – из настоящего боевого оружия, теперь побежденного будет ждать не нагоняй на разборе полетов, а самая настоящая смерть.
Немцы разделились. Одни резко ушли вверх, а другие, отойдя чуть в сторону, нырнули к земле. В глазах зарябило от множества крестов на крыльях. Стало ясно, что нас хотят взять в «клещи», атаковать сразу с нескольких направлений. Качнув крыльями, командир эскадрильи подал команду: «Действовать звеньями самостоятельно!» Едва успел я перестроить звено в правый пеленг и войти в глубокий вираж – на нас обрушился огонь.
Немцы атаковали, двигаясь встречным виражом. Верхние снижались, а те, что были внизу, постепенно поднимались до нашей высоты. Самолеты моего звена образовали замкнутое кольцо, что давало нам возможность видеть друг друга и прикрывать товарища со стороны хвоста. И вот мы уже сами оказались в сплошном замкнутом кольце примерно из двенадцати мессеров. Сверху падают еще две пары, поливая свинцом наши машины. Только бешеное вращение по кругу спасает от попаданий. Тело наливается чугунной тяжестью, с усилием держу глаза открытыми – на веки словно гири подвесили, вокруг мелькают красные искорки и оранжевые круги.
Падение сбитого немецкого истребителя Bf.109. 1941 г. (ЦАМО)
Мы не сделали еще ни одного выстрела – сейчас это бесполезно. «А что, если резко выйти из виража и самим в лоб атаковать мессеров? Вот только бы те, что клюют сверху, не успели подловить нас в момент атаки… Ну, попытка не пытка». Рывком, неожиданно для немцев, вывожу звено из виража. Вражеские истребители оказываются прямо перед нами, почти в лоб. Ближний, стремительно надвигаясь, заполняет сетку прицела – и проскакивает мимо, уже разваливаясь на куски от залповых очередей моих пулеметов. Следом, петляя, повалился вниз еще один мессер.
Хотелось воскликнуть от распиравшего душу восторга: ура, я сбил противника! Я правильно рассчитал маневр и этим помог кому-то из моих ведомых расстрелять второго гитлеровца. Секунду, не более, длилась радость. Но в эту секунду решилась судьба Лени Савкова. Сверху на нас спикировали две пары мессеров, уходя от них, я бросил машину на крыло вправо, Щербаков рванулся за мной, а Савков на входе в скольжение попал в трассы пулеметов и пушек.
Все произошло моментально: и наша атака, и гибель двух немцев, и взрыв машины Савкова.
Стало окончательно ясно, что наша уставная тактика боя в плотном строю звена никуда не годится. Имей Савков возможность действовать самостоятельно, не будучи привязанным к строю звена, он, мастер пилотажа, ни в коем случае не допустил бы, чтобы по нему вели прицельный огонь! Отвесно падая в глубоком скольжении, я успел взвесить все «за» и «против» решения «отвязать» от себя Щербакова и работать с ним свободной парой.
У самой земли немцы нас потеряли. Я вывел машину в горизонтальный полет, подал условный знак: «Действуй самостоятельно!» Щербаков – как ждал этого – резко взмыл, перешел с борта на борт, развернулся, прошелся где-то позади и снова пристроился справа от меня, подняв руку с оттопыренным большим пальцем, дескать, так и надо, командир!
И тут же мы заметили низко идущий И-16. Он покачивался, иногда поднимался метров до ста, а затем снова как-то неуверенно и вяло опускался к земле. Это была «восьмерка» Ивана Винокурова. На самолете поврежден фонарь, изорвана обшивка хвостового оперения. Иван ранен. Голова склонилась, разбитые очки болтались на резинке позади шлема. Иногда он медленно поднимал голову, на секунду-другую выравнивал машину.
Мы над нашей территорией, до аэродрома километров сорок, ему надо срочно садиться, он же ранен, да и машина подбита. Но как подсказать ему это, как? Вновь недобрым словом помянул я тех, кто до войны не удосужился оборудовать наши машины радиосвязью, твердя, что рация на истребителе станет только помехой, будет якобы снижать в бою инициативу летчика, ожидающего подсказки каждому своему действию…
Мы с Щербаковым прижались вплотную к самолету Винокурова, попытались показать руками: «Садись, садись немедленно – прикроем!» Иван то ли не видел нас, то ли не понял наших сигналов. Машина его круто задралась, потеряла скорость и сорвалась в штопор. Вскинулись на месте падения бледные язычки огня, и ветерок закрутил над землей еще один шлейф черного дыма…
Качнув крыльями над местом гибели нашего друга, мы развернулись, заметив впереди по курсу выходящую из пике пару мессеров. На форсаже свечой бросаемся туда. Поймав прицелом вражескую машину и взяв упреждение на ракурс, я с дистанции метров в двести открываю огонь. От машины Щербакова тоже потянулись трассы пуль и реактивных снарядов. Сверкнули почти одновременно два взрыва, и я увидел, как оба мессера, густо дымя и разваливаясь на куски металла, падали на землю.
Внизу по всей видимой площади дымили костры сбитых самолетов. Сколько и чьих – сказать трудно. С кружащими в стороне юнкерсами вела бой вторая эскадрилья. Там, где дралась третья, все перемешалось: наши истребители и мессеры сбились в сплошную кучу, пронизанную дымной паутиной огневых трасс. Бросились на помощь, но тут мессеры прекратили огонь, развернулись, как по команде, на запад. В чем дело? Ах да, бензин у нас тоже на исходе – время уходить домой.
Современная реплика истребителя И-16 в полете (Фото из архива музея Вадима Задорожного)
Мы летели с Щербаковым навстречу яростному летнему солнцу. Под безоблачным небом весь видимый мир дышал тишиной и покоем. Не верилось, что совсем недавно я был в жестоком бою, который видится сейчас нереальным, мучительным кошмаром, что я стрелял и сбивал, что стреляли в меня, пытаясь сбить, что на моих глазах погибли Савков и Винокуров. Прошедший вылет казался чуть ли не половиной прожитой жизни. Отныне все разделилось на то, что было до боя, и на то, что будет после него».
Лобанов Л.З. Всем смертям назло. – Хабаровск: Кн. изд-во, 1985.
Сбитый советский истребитель И-16, совершивший вынужденную посадку на немецком аэродроме. На заднем плане немецкие самолеты: Hs.126 и Аr.66. Лето 1941 г. (Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv)
«Последовала команда: немедленно подготовить самолеты и перелететь на аэродром у станции Булацеловка. И вот туда мы с рассветом перелетели. Из инструкторов сформировали группу для отражения налетов. В этот отряд вошел и я. Вылетов двадцать сделали. Кто тогда считал эти вылеты?! Даже и в голову не приходило. Вели бои. Сложно приходилось. Мы на И-16, а они на Bf.109. У него скорость больше. Если наш И-16 за разворот набирал теоретически 400–450 метров, то мессер – 700–750. И скорость у него за 500, а у нас примерно 450 – и то весь дрожит. Прицелы у нас какие? Трубка. А что в нее увидишь? Только у командира группы был И-16 с коллиматорным прицелом. В этих боях погиб мой друг, Фирсов Валя с Орла».
Драбкин А. Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941–1942. Из воспоминаний Синайского В.М. – М.: Яуза, Эксмо, 2006.
«Ранним утром старший лейтенант Виктор Климов, заместитель командира третьей эскадрильи, перехватил в районе станции Выгода хейнкеля, летевшего на малой высоте. С такими «одиночками» приходилось иметь дело часто, они по-разбойничьи подкрадывались к цели, сбрасывали несколько бомб и спешили на всех парах убраться. Летали они в строго определенное время: ранним утром или же в вечерние сумерки, для лучшей маскировки.
Климов атаковал противника, но сбить самолет с первого захода не удалось. Раненый враг поспешно уходил на бреющем. Его заметили летчики Шевченко и Давыдов. Они-то и помогли добить фашиста. Самолет, не выпуская шасси, плюхнулся в пшеницу. Летчики попытались скрыться, им бросилась наперерез группа красноармейцев. Завязалась перестрелка, в которой двое летчиков были ранены и прекратили сопротивление. Но командир машины не пожелал сдаваться, засел в кустах и продолжал отстреливаться. Однако и его вскоре укротили: связав руки, привели в штаб.
Злющий оказался этот гусь, шипел, брызгал слюной, кусал себе губы в кровь. Как же, его убеждали, что в предстоящей войне он будет совершать на самолете что-то вроде утренних прогулок над степями, и вдруг – плен. Гитлеровец ругался по-своему, отворачивался, когда к нему обращались с вопросом.
Тихий, всегда уравновешенный Алешка Маланов долго молча смотрел на беснующегося фашиста, а потом сказал, ни к кому не обращаясь:
– Странное дело, будто и человек с виду: нос, уши, глаза… А изнутри – зверь. Вот ведь как получается…
Сбитый Виктором Климовым и двумя его помощниками вражеский самолет сослужил нам неплохую службу. Техники поставили его на колеса, прибуксовали на аэродром, замаскировали ветками. Все, кто был свободен от полетов, приходили изучать технику противника.
Машина была изрядно покорежена, побита осколками снарядов, лопасти погнуты, на плоскостях дыры, но приборы, оружие, оборудование остались целы, и мы ощупывали каждую деталь, стараясь найти уязвимые места. «Хейнкель» – крепкий орешек, но мы трезво оценили его достоинства. По тактико-техническим данным наши самолеты все же превосходили немецкие. Беда заключалась в том, что у нас просто мало было машин».
Сбитый под Одессой немецкий бомбардировщик Не 111. Лето 1941 г. (РГАКФД)
Череватенко А.Т. Небо Одессы, 1941-й. – Одесса: Маяк, 1978.
«Прикрывая город, Григорьев увидел группу вражеских истребителей Bf.109. Их было 4 пары. Возможно, они пришли для расчистки пространства, обеспечения спокойной «работы» своих бомбардировщиков. А может, с целью штурмовки. Немцы были уверены, что одиночный советский истребитель – их легкая добыча. Но Григорьев смело вступил в бой и вел его, пока в запасе было горючее и боеприпасы. После чего, обманув врага хитрым и смелым маневром, благополучно вышел из боя.
Правда, после посадки он насчитал немало пробоин в своем самолете, но это был один из редких воздушных боев, когда результат его встречи с противником не был отмечен в летной книжке очередной победой. Впрочем, если судить по правилам, то уйти невредимым, вырваться из огненного кольца врагов – это более чем удача, это тоже победа».
Истребители МиГ-3 ПВО Москвы осуществляют боевое патрулирование в небе столицы СССР. Лето 1941 г. (РГАФКД)
1. Федоров А.Г. Авиация в битве под Москвой. – М.: Наука, 1975.
2. Войска противовоздушной обороны страны. – М.: Военное издательство, 1968.
3. Хазанов Д.Б. Неизвестная битва в небе Москвы 1941–1942 гг. Контрнаступление. – М.: Издательский дом «Техника-молодежи», 2001.
«Когда звено Дмитрия Чумаченко бомбило переправы в районе Бобруйска, над целью зенитной артиллерией был сильно поврежден самолет Ивана Осипова, были ранены оба стрелка. Подбитый самолет, теряя высоту, стал отставать от звена. На него, рассчитывая на легкую добычу, набросились вражеские истребители. И тогда командир звена Дмитрий Чумаченко и второй ведомый Иван Дитковский пристроились к самолету Осипова и огнем своих пулеметов прикрыли его. И хотя в неравном воздушном бою Чумаченко был сбит, он в трудную минуту не бросил своего беззащитного товарища. Впоследствии за боевые заслуги отважному командиру Дмитрию Чумаченко было присвоено звание Героя Советского Союза. У таких, как он, мы учились действовать в бою.
После взлета мы дружно пристроились к своему ведущему, и пятерка с набором высоты легла на рассчитанный курс. На высоте четырех тысяч метров перешли в горизонтальный полет. Над нами рядом висели шапки кучевой облачности; когда мы пролетали под ними, самолет слегка вздрагивал и плавно покачивался с крыла на крыло. Утренняя прохлада, спокойный полет клонили ко сну. Чтобы побороть дремотное состояние, мы знаками переговаривались с членами других экипажей, веселились. В развлечениях не участвовали только наши стрелки, они, поворачиваясь вместе с турельными установками, бдительно несли боевую вахту.
Приближалась линия фронта, шутки сменила напряженная сосредоточенность, командиры кораблей и наши штурманы внимательно осматривали небосвод, особенно вблизи облаков, из-за которых нас могли внезапно атаковать вражеские истребители. Над линией фронта нас обстреляла зенитная артиллерия среднего калибра. Вблизи нас вспухли черные облачки разрывов. Ведущий несколько изменил курс, мы пошли за ним. Впереди, в синей дымке, на горизонте, вытянулось чулком Акатовское озеро, слева хорошо видно шоссе, забитое танками. На ведущем самолете открылись бомболюки, открывают их и наши штурманы. Как огромные черные капли, стали падать впереди нас бомбы… и вдруг застрочили башенные пулеметы на машинах Пономаренко и Богомолова, вокруг замелькали огненные стрелы очередей. Через мгновение сверху слева, навстречу нам, роем пронеслось несколько групп вражеских истребителей.
Начался неравный бой.
Врагов было восемнадцать – смешанная группа из одномоторных Bf.109 и двухмоторных Bf.110. Нас было всего только пять.
И тут, в самый ответственный момент, наш ведущий сбросил газ и резко снизил скорость полета. Это было так неожиданно, что мы не сумели удержаться в строю и, едва не столкнувшись с самолетом Ц., пронеслись мимо и потеряли его из виду.
Боевой порядок распался. Враг этого только и ожидал. Сразу же начались стремительные атаки с разных направлений, темп их нарастал. Наши стрелки успешно отражали их. Били по врагу из пулеметов и штурманы Соколов, Агеев, Перепелицын.
В самую критическую минуту воздушного боя Володя Пономаренко взял командование группой на себя. Он вышел вперед и покачиванием с крыла на крыло подал сигнал «пристраивайтесь ко мне».
Отбиваясь от непрерывно атакующего врага, нашим двум парам удалось соединиться в плотный боевой порядок, и теперь уже объединенными силами мы повели бой.
Пушечная очередь мессершмитта приблизилась к самолету Захара Пружинина, как бы на миг задержалась на нем, а через мгновение машина Пружинина перешла в отвесное пикирование, вниз, в бездну… В тот же миг Ермаков и Аркуша поймали в прицелы этот мессершмитт и буквально разрезали его на куски. Одновременно очереди наших друзей настигли еще одного врага; второй Bf.110, оставляя за собой длинный шлейф дыма, стал падать к земле…
Теперь нас трое, но мессеры, потеряв две машины, атакуют осторожнее и реже, одни из них производят отвлекающие атаки, другие парами атакуют с противоположных направлений. У стрелков нашего самолета израсходованы патроны, замолкли башенный и хвостовой пулеметы. Пара мессершмиттов ринулась на нас. Стрелки экипажей Пономаренко и Богомолова своим огнем прикрыли наш самолет. Но одному из мессеров удалось попасть в нашу машину и тяжело ранить Аркушу. Третий самолет врага при выходе из атаки попал под пулеметную очередь стрелка-радиста Хабарова из экипажа Пономаренко, загорелся, камнем полетел вниз. После этого атаки врага стали реже… Самолет Пономаренко под большим углом пошел к земле. Мы не отставали от него. У самой земли вышли из пикирования и перешли на бреющий. Немцы не преследовали нас.
Когда после посадки, разгоряченные схваткой, огорченные потерей товарищей, мы собрались обсудить обстоятельства боя, над аэродромом появился самолет. Разговор прервался. Мы напряженно старались разглядеть номер машины – какая же из двух потерянных возвращается домой? Не скрою, все мы надеялись на чудо, надеялись, что возвращается самолет Захара Пружинина. С особенным нетерпением ждал посадки прилетевшей машины Пономаренко: Пружинин был не только его первым инструктором в Батайской летной школе, но и самым близким другом. Но когда после посадки самолет подкатил к стоянке, мы увидели номер: на свое место заруливал Ц.
Оказалось, когда Ц. остался один, он вошел в облака. Благополучно избежав опасности, он и при возвращении использовал для маскировки гряды кучевой облачности…
Всем было тягостно в присутствии этого командира.
Забрав из своих самолетов летную документацию, мы пошли писать боевые донесения.
О случившемся доложили командованию полка. Был сделан подробный разбор нашего боевого вылета со всем летным составом. Командир полка Голованов обстоятельно вскрыл и разобрал ошибки, допущенные в начале боя, отметил наши правильные и согласованные действия, когда мы, оставшись без командира, сумели отбиться от значительно превосходящих сил противника и даже сбить три истребителя.
Через некоторое время Ц. покинул наш полк. Он был откомандирован на учебу. Очевидно, у нашего командования не было другого способа избавиться от потерявшего доверие летчика. Мы ничего не имели против, никто из нас не захотел бы лететь в бой вместе с ним.
Все летчики, близко знавшие Захара Пружинина, а таких в нашем полку было много, с большой горечью и сожалением восприняли весть о его гибели. Не хотелось верить, что среди нас не будет больше сильного, жизнерадостного, с задорными искорками в серых глазах, рано поседевшего старшего товарища, отличного летчика и мужественного воина.
Долгое время у Володи Пономаренко теплилась надежда, что его учитель и верный друг Захар Пружинин вернется. Но его надежда не сбылась».
Экипажи Пе-2 получения боевого задания. Лето 1941 г. (ЦАМО)
Богданов Н.Г. В небе – гвардейский Гатчинский. – Л.: Лениздат, 1980.
«Когда показались немецкие бомбардировщики, у нас на аэродроме находилось три звена. Шесть истребителей поднялись сразу и тут же были связаны боем. Звено Николая Терехина только возвратилось с боевого задания и еще не успело заправиться.
Заканчивал заправку и взлетал Терехин уже под бомбежкой. Накануне он сбил бомбардировщик (второй с начала войны) и вот снова повел звено в атаку на юнкерсы. Мы с тревогой следили, как взлетает звено, как Терехин точно вывел ведомых в прямом смысле из-под бомб, потом так же удачно сманеврировал и быстро пристроился к юнкерсу, но огня почему-то не открывал. Я сейчас уже не могу сказать, что у него произошло с оружием, но, помню, вместе с другими работниками штаба дивизии, наблюдавшими тот бой, был раздосадован тем, что Терехин не открывает огня. И вдруг И-16 на наших глазах винтом рубанул фашиста по хвосту!
А дальше произошло такое, чего за всю войну мне видеть больше не приходилось. Уже потом, после боя, мы это квалифицировали как двойной таран, и, как всякий редкий случай, эпизод этот передавался летчиками в устных рассказах, обрастая всевозможными домыслами. Но, по утверждению некоторых очевидцев, Николай Терехин после первого тарана ударил плоскостью другой, рядом идущий юнкерс.
Сейчас, по прошествии стольких лет, восстановить этот редкий эпизод в деталях очень трудно. Единственный человек, который мог бы рассказать о нем, – сам Николай Терехин. Но спустя полтора месяца после начала войны 161-й полк, в котором воевал Терехин, выбыл из состава дивизии на переформирование, и о дальнейшей судьбе этого славного летчика я ничего не знаю. Однако же, по рассказам некоторых однополчан Терехина, с которыми я вспоминал этот эпизод много лет спустя, дело обстояло следующим образом.
Юнкерсы шли в очень плотном строю. Над ними в ожесточенном бою сошлись наши истребители (два звена) и Bf.109. И оттого что бой истребителей протекал в непосредственной близости, немецкие бомбардировщики держались на минимальной дистанции один от другого. Когда Терехин таранил одного, тот стал заваливаться на крыло и зацепил своего ведущего. Ведущий резко отвернул влево и столкнулся с левым ведомым. Так все головное звено Ju 88 и рухнуло…
Это произошло очень быстро, и уже в следующую минуту в небе повисло шесть или семь куполов парашютов. Кучно, группой снижались уцелевшие гитлеровцы, и несколько поодаль, но на близком расстоянии от них, – Николай Терехин. Для Терехина бой не окончился, потому что немцы открыли по нему стрельбу из пистолетов. Наш летчик отстреливался. Вся группа должна была приземлиться в нескольких километрах от аэродрома в поле. Строй бомбардировщиков, конечно, сломался: юнкерсы, беспорядочно швыряя бомбы, уходили на запад. Бой истребителей оттянулся далеко в сторону, уследить за ходом боя с земли стало невозможно. В это время появилось возвращающееся с боевого задания еще одно наше звено и бросилось вслед за уходящими юнкерсами.
А за Терехиным я немедленно послал машину с бойцами, но раньше нас туда подоспели колхозники. Они помогли летчику обезоружить фашистов, связали их всех одной длинной веревкой, конец которой дали в руки Николаю Терехину. Так он и появился на КП дивизии – с пистолетом и одной руке и с веревкой, которой были связаны немцы, в другой. Старшим среди немцев оказался подполковник с двумя Железными крестами. Допросив пленных, мы передали их в штаб.
Группа летчиков 161-го иап (в центре – командир эскадрильи старший лейтенант Н.В. Терехин). Июль 1941 г. (ЦАМО)
Вид на немецкий подбитый бомбардировщик Ju 88 (ЦАМО)
Захаров Г.Н. Я – истребитель. – М.: Воениздат, 1985.
401-й иап понес первые потери в воздухе: четыре МиГ-3 были подбиты, а один сбит немецкими истребителями. Так, в разведывательном полете в районе Борисова звено МиГ-3 было атаковано Bf.109F из 12./JG 51. Капитан И.И. Дубовой погиб, а старший лейтенант А.Г. Кубышкин разбил самолет на вынужденной посадке, но на следующий день вернулся в полк. Победы над «Мигами» заявили лейтенант Хупперц (Lt. Herbert Huppertz) и фельдфебель Фрибель (Fw. Herbert Friebel). Ответом 401-го иап по итогам дня стал сбитый в бою между шестеркой МиГ-3 и девятью мессершмиттами севернее Борисова Bf.109F-2 W.Nr.8132 из
11./JG 51 – к сожалению, подробностей в документах обеих сторон нет. Всего за день было выполнено 52 вылета, из них на сопровождение СБ – 20, на разведку – 10, на перехват – 10, на патрулирование – три. Израсходовано 12 АО-25 и шесть РС, в пяти воздушных боях заявлено о победах над Ju 88 и двумя Bf.109. В ходе штурмовок мотоколонны в районе Борисова было уничтожено 15 автомобилей и подавлен огонь пяти зенитных орудий.
В этот же день начал полноценную боевую работу 402-й иап: 12 МиГ-3 прикрывали железнодорожные перевозки по направлению Идрица – Себеж. Выполнив 36 боевых вылетов, летчики заявили сбитый звеном Ju 88.
Кадры фотопулемета советского истребителя МиГ-3 из состава 401-го иап. Сбитый огнем советского истребителя Bf.109F. Лето 1941 г. (ЦАМО)
1. Перечень № 12 авиационных полков Военно-воздушных сил Красной армии, входивших в состав действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. – М.: Воениздат, 1960.
2. Приложение к директиве Генерального штаба от 18 января 1960 г. № 170023.
3. Анохин В.А., Быков М.Ю. Все истребительные авиаполки Сталина. Первая полная энциклопедия. – М.: Яуза-пресс, 2014.
Люфтваффе активизировали действия по уничтожению советской авиации на аэродромах. Пострадали аэродромы Пронцевка, где были уничтожены два И-153 169-го иап и повреждены два СБ 214-го сбап, и Бешенковичи, где жертвами атак стали семь неисправных самолетов 128-го сбап и 161-го резап: четыре И-15бис, два И-16 и один СБ.
401-й иап ответил штурмовкой аэродрома у Лепеля – предположительно Большие Ситцы. Было заявлено уничтожение 18 самолетов, что не подтверждается противником; ответным зенитным огнем четыре МиГ-3 были повреждены. Всего за 3 июля был выполнен 41 вылет, проведено четыре воздушных боя, сбито два Ju 88 и один He 113. Кроме того, в оперсводке 23-й сад отмечена победа подполковника Супруна над Hs 126 в районе Борисова.
402-й иап продолжал 12 экипажами прикрывать район Идрицы, выполнив 39 боевых вылетов и заявив за день три победы над Ju 88 (майор К.А. Груздев, капитан Н.П. Баулин и старший лейтенант М.Е. Чуносов). Один Hs 126 поделили между майором А.В. Плетюхиным и старшим политруком М.С. Шадриным, а старший лейтенант Л.Д. Анпилогов сбил «шторх». К сожалению, все эти победы на подтверждаются немецкими данными. Собственные потери составили два поврежденных в бою МиГ-3, один из которых был разбит на вынужденной посадке. К вечеру 3 июля дивизии 57-го мотокорпуса 3-й танковой группы вермахта вышли к Западной Двине в районе Полоцка, а 39-й мотокорпус взял Лепель и начал продвигаться к Витебску и Сенно. Части VIII авиакорпуса люфтваффе активно содействовали продвижению танкистов, обрушив на следующий день удары на советские аэродромы и войска 22-й армии.
Механики закатывают в укрытие истребитель МиГ-3 из 401-го иап ОСНАЗ. Июль 1941 г. (ЦАМО)
1. Стефановский П.М. Триста неизвестных. – М.: Воениздат, 1968.
2. Масликов В.С. Крылья Победы. 402-й истребительный авиационный полк особого назначения. – М.: ООО «Русавиа», 2006.
3. Перечень № 12 авиационных полков Военно-воздушных сил Красной армии, входивших в состав действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. – М.: Воениздат, 1960.
Этот день стал поистине черным днем для 401-го и 402-го полков. В 06.15 на аэродром Идрица состоялся налет немецких бомбардировщиков (вероятно, двухмоторных Bf.110 из эскадры ZG 26). В результате бомбардировки 402-й иап потерял пять «мигов» уничтоженными, еще семь были повреждены, а один сбит в воздушном бою.
Do 17Z W.Nr.3354 «5K+NT» из 9./KG в небе Восточного фронта. Лето 1941 г. (Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv)
Cбитый над Белорусской ССР немецкий бомбардировщик Do 217. Лето 1941 г. (РГАКФД)
Летчик-испытатель НИИ ВВС Степан Павлович Супрун (сидит в летном шлеме в центре) среди товарищей. Лето 1941 г. (ЦАМО) – 68 –
Несмотря на тяжелые потери, полк совершил за день 33 боевых вылета, прикрывая район Идрицы и Опочки. В воздушных боях были заявлены пять побед над Bf.110 и Do 217 (подполковник П.М. Стефановский, майор Д.Л. Калараш, капитан Г.Я. Бахчиванджи, старший лейтенант М.Е. Чуносов и лейтенант А.Ф. Асонов). Эти заявки имеют под собой основания: из вылетов в этот район не вернулось несколько немецких самолетов. Экипажи двух Bf. 11 °C-5 из разведывательной эскадрильи 4.(F)/33 (W.Nr.2259 «G7+VB» и W.Nr.2261 «H8+AM») пропали без вести, также в районе Полоцк – Невель был потерян бомбардировщик Do 17Z W.Nr.2841 «5K+HR» из 7./KG 3. Еще два Do 17Z – W.Nr.3354 «5K+NT» из 9./KG 3 и W.Nr.2797 «U5+ZT» из 9./KG 2 получили повреждения. В 19.30 шесть исправных «мигов» 402-го иап перебазировались на аэродром Великие Луки.
В 10.00–11.00 девять МиГ-3 подполковника Супруна сопровождали девятку СБ 213-го сбап в район Приямино – Крупки, где в районе цели был сбит Hs126. В 15.00–16.00 вылет был повторен в том же составе. В районе цели произошел бой с группой немецких бомбардировщиков, прикрытых истребителями.
Над целью наши самолеты были встречены 12 вражескими истребителями Bf.109. Сбросив бомбы на голову врага, девятка наших истребителей завязала неравный бой. Подполковник Супрун дрался один против четырех. На первой же минуте боя один Bf.109 вспыхнул и врезался в землю, второй был подбит и вышел из боя. К оставшимся двум стервятникам прилетела еще пара Bf.109. Свыше 20 минут вел товарищ Супрун этот неравный бой… В этом бою, сбив один самолет врага и один подбив, смертью героя погиб любимый командир полка – Герой Советского Союза Степан Павлович Супрун. Всего в этом бою нашей девятки против 20 истребителей и группы бомбардировщиков врага наши летчики сбили два He 111 и один Bf.109, а четырех подбили. Свои потери: погиб товарищ Супрун и выпрыгнул на парашюте старший лейтенант Астапов…»
Вишенков С. Дважды Герой Советского Союза С.П. Супрун. – М.: Воениздат, 1956.
В состав ВВС ЗФ прибыли еще два полка особого назначения. Утром на аэродроме Смоленск приземлились 18 Пе-2 410-го бап с задачей перелететь дальше в Витебск и войти в состав 12-й сад ВВС 22-й армии, а на аэродром Зубово перебазировались 22 Ил-2 430-го шап.
Ил-2 430-го шап на взлете. Лето 1941 г. (ЦАМО)
Советский летчик в кабине штурмовика Ил-2. Лето 1941 г. – 70 –
Немецкое наступление на правом фланге Западного фронта было в целом предугадано советской стороной, и для противодействия в авральном порядке выдвигались 7-й и 5-й мехкорпуса, а также собиралась группировка ВВС. Первую скрипку должны были сыграть три полка 46-й сад, переданной из МВО: ее 95-й сбап был полностью укомплектован новыми Пе-2, а 134-й сбап в две эскадрильи летал на Ар-2. Однако и прибывшие 410-й бап и 430-й шап с опытным летным составом были как нельзя кстати.
Кроме ударных частей, в состав 12-й сад направлялись и истребители: для усиления Витебского направления утром 5 июля был переброшены 10 МиГ-3 группы майора А.П. Анистратенко.
Немцы отметили усиление противодействия в воздухе и в тот же день вновь начали атаки советских аэродромов. В 10.45 две девятки бомбардировщиков атаковали смоленский аэродром, где сгорел один и получили повреждения четыре Пе-2 410-го бап. Однако это был только пролог, и основные события развернулись после полудня.
Оставшиеся 13 исправных самолетов, выполнив вылет на бомбардировку немецкого плацдарма у города Дисна, около 13.00 приземлились в Витебске. Это решение было спорным: из-за постоянной угрозы налетов командир 12-й сад еще накануне перебросил все исправные бомбардировщики дивизии на полевой аэродром Каменка. В итоге, по советским данным, с 12.25 до 17.20 аэродром Витебск четырежды подвергся атакам групп численностью до 12–14 истребителей.
Пилоты 161-го РезАП и группы Анистратенко смогли отбить две первые атаки. В воздушном бою были потеряны три самолета (МиГ-3, И-16 и И-15бис), еще по одному поврежденному МиГ-3 и И-16 были разбиты на посадке. Два последующих удара советские истребители отразить не смогли, в результате на аэродроме осталось только четыре способных подняться в воздух Пе-2. Жирную точку поставили экипажи 29 бомбардировщиков Do 17Z из III./KG 2 и III./KG 3, которые в 17.40 и 18.20 буквально засыпали аэродром бомбами. Согласно немецким данным, на земле сгорели 22 самолета, а еще 17 были повреждены.
При попытке взлететь попал под бомбы и сгорел Пе-2 командира 3-й эскадрильи 410-го бап капитана М.В. Чернышенко, а экипаж старшего лейтенанта А.И. Латенко смог взлететь и атаковал строй немецких бомбардировщиков… сбросив на них бомбы! Согласно отчету полка, два Ju 88 взорвались в воздухе. Интересно, что эскадрилья 8./KG 3 действительно потеряла «от огня противника» Do 17Z W.Nr.2889 «5K+HS» в районе Витебска, а еще один, W.Nr.1209 «5K+OS», произвел вынужденную посадку из-за отказа двигателя и был полностью уничтожен.
Потери советской стороны подсчитать практически невозможно. Была уничтожена неисправная техника 161-го резап и пяти полков 12-й сад, документы по учету потерь которых неизвестны. Группа майора Анистратенко потеряла все 10 МиГ-3, 410-й бап безвозвратно лишился пяти Пе-2, а еще шесть требовали серьезного ремонта. После налета в 410-м бап осталось всего семь боеготовых бомбардировщиков.
В 17.30 на аэродроме Великие Луки были уничтожены два МиГ-3 402-го иап, после чего полк Стефановского фактически сократился до размеров звена и реальной угрозы врагу уже не представлял. До 11 июля им было выполнено еще 140 боевых вылетов, в основном на прикрытие своего аэродрома. После этого, сдав три исправных и два неисправных МиГ-3, полк убыл в тыл за самолетами, где большинство летчиков-испытателей вернулись к прежним местам службы. Всего летчиками 402-го иап было выполнено около 250 боевых вылетов, заявлено 26 побед. Далее 402-й иап был переформирован в обычный армейский полк.
Фактически части VIII авиакорпуса люфтваффе 5–6 июля полностью расправились с авиацией 22-й армии, а последние самолеты 12-й сад, отведенные на аэродром Каменка, 8 июля были добиты немецкими самолетами.
Do 217 на боевом курсе (Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv)
Расстрелянный на аэродроме советский истребитель МиГ-3. Лето 1941 г. (Фото из Федерального архива Германии, нем. Bundesarchiv)
Пилот JG 51 Вернер Мельдерс после удачного боевого вылета позирует на фотокамеру в кабине своего Bf.109F. Лето 1941 г. (Фото из Федерального архива Германии, нем. Bundesarchiv) – 73 –
401-й иап продолжал воевать. 5 июля «на прочность» его проверили пилоты JG 51 во главе с самим Вернером Мельдерсом. Начало было положено в 12.25, когда мессершмитты из 1./JG 51 атаковали аэродром Зубово. Патрулирующие в воздухе МиГ-3 401-го иап приняли бой. Прикрыть аэродром удалось, однако в воздушном бою немцы сбили два «Мига». Победы заявили комэск обер-лейтенант Фридрих Эберле (Oblt. Friedrich Eberle) и лейтенант Хайнц Бэр (Lt. Heinz Bär). Уже через 40 минут в том же районе отметился и сам оберст-лейтенант Мельдерс. В 13.10 он заявил два И-17 (МиГ-3), сбитых в бою над советским аэродромом. Документы 23-й сад подтверждают потерю пары МиГ-3 в воздушном бою, кроме того, в ходе штурмовки на земле сгорел еще один истребитель. Противник потерь не понес.
Эти два боя были весьма болезненными для 401-го иап: были потеряны пять самолетов, погибли три летчика. На взлете был сбит и погиб капитан А.М. Ивакин (Ивахин), в бою погиб младший лейтенант И.И. Истомин, подбиты и выполнили вынужденные посадки младшие лейтенанты С.Д. Герасимов и Н.Е. Зорин. Самолет лейтенанта Л.Е. Башкирова после вынужденной посадки немецкие истребители сожгли на земле. Кроме того, своими зенитчиками в 17.30 был сбит и погиб капитан Е.Г. Уляхин. Несмотря на тяжелые потери, летчики 401-го иап выполнили за день 44 вылета. Было сброшено 18 ФАБ-50, 12 АО-12, выпущено 24 РС, уничтожено до 30 автомобилей, 15 танков, 10–15 повозок.
Бомбардировщик Пе-2 из 410-го бап в своем узнаваемом камуфляже, разбитый на посадке. Июль 1941 г. (Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv)
Советский истребитель И-16, уничтоженный немецкой авиацией на аэродроме. Лето 1941 г. (Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv)
Бомбардировщики Пе-2 из 410-го бап, уничтоженные авиацией противника на аэродроме Витебск 5 июля 1941 года. Самолеты окрашены в экспериментальный трехцветный камуфляж и несут схему расположения опознавательных знаков в четырех позициях, утвержденную 20 июня 1941 года. По фото известны белые тактические номера небольшого размера № 24, 27, 29, 33, 35 и 44, которые наносили на фюзеляж. В этом полку также использовали сквозную числовую систему нумерации
(Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv) Хазанов Д.Б. 1941. Война в воздухе. Горькие уроки. – М.: Яуза, Эксмо, 2006.
Настал черед 430-го шап: аэродром Зубово трижды подвергался налетам. Сначала в 12.15 пара Bf.110 сбросила бомбы SD-2, затем в 17.15 девятка Ju 88 под прикрытием Bf.109 бомбила 250– и 500-кг бомбами, а последний удар в 20.30–21.00 вновь нанесли Bf.110. «Миги» 401-го иап дважды вели бой, но отразить последний удар не смогли. На взлете был сбит истребитель старшего лейтенанта Е.И. Михайлова, повреждения получили 13 Ил-2. Штурмовики 430-го шап выполнили за день 13 боевых вылетов и сбросили на врага 52 ФАБ-50. Два самолета, получившие повреждения, произвели вынужденные посадки. На следующий день полк потерял еще четыре «ила», и в строю осталось всего четыре боеготовых самолета.
Летчики 401-го иап сделали за 6 июля 52 боевых вылета на штурмовку и провели пять воздушных боев. Было сброшено шесть ФАБ-50 и шесть АО-25, уничтожено 15 автомобилей, 25–30 повозок. Из разведывательного полета не вернулся младший лейтенант М.И. Ершов. На следующий день 401-й иап получил пополнение, которое привел на аэродром Зубово заместитель командира полка капитан К.К. Коккинаки.
Размещение прицела ВВ-1 на Ил-2 ранних серий. Лето 1941 г. (ЦАМО)
Медаль «За отвагу» была учреждена Указом Президиума ВС СССР от 17.10.1938 года.
Особо почитаемая медаль у военнослужащих РККА. Летчикам-штурмовикам в начале Великой Отечественной войны медаль вручалась за три боевых вылета, так как, по статистике, средняя продолжительность жизни штурмовика была 10 вылетов
Разгромленная Ил-2 немецкая автомобильная колонна. Лето 1941 г. (ЦАМО) – 77 –
Сбитый Ил-2, совершивший вынужденную посадку. Лето 1941 г. (ЦАМО)
1. Стефановский П.М. Триста неизвестных. – М., Воениздат, 1968.
2. Перов В.И., Растренин О.В. Штурмовая авиация Красной Армии. – М.: Издатель А.С. Акчурин,
2003. – Т. 1. Суровая школа.
«Ранним утром командир полка полковник Б. Янсен поставил задачу – разгромить колонну немецких танков и автомашин в районе Пропойска (ныне Славгород, Беларусь). Командование не случайно поручило мне выполнение этого ответственного задания: в отличие от многих других офицеров полка, я имела боевой опыт».
Спустя некоторое время группа бомбардировщиков Су-2, возглавляемая Екатериной Зеленко, поднялась в воздух. В четком строю они приблизились к указанному району. Обнаружили цель: вражеская техника двигалась по дороге на восток. Ударили зенитки.
Маневрируя среди дыма и огня, наши самолеты вышли на боевой курс. Путь им прокладывал Су-2, который вела Зеленко. По ее сигналу все устремились на цель. На земле возникли яркие вспышки разрывов, загорелись танки, автомашины, цистерны. Выполнив задание, группа без потерь возвратилась на аэродром. Фотоконтроль подтвердил точность бомбового удара.
1. Жукова Л.Н. Выбираю таран. – М.: Молодая гвардия, 1985. – С. 75–88.
2. Рытов А.Г. Рыцари пятого океана. – М.: Воениздат, 1968. – С. 63–70.
3. Кузьмина Л. Катя Зеленко идет на таран // Генеральный конструктор Павел Сухой. – М.: Молодая гвардия, 1983. – С. 71–75.
4. Крикуненко А. Воздушный таран летчицы // Крылья Родины. – 2001. – № 3. – С. 30–32.
«Я вместе с унтер-офицером Герхардом Кеппеном вылетел на свободную охоту и вскоре наткнулся на советские истребители. Я собирался потренировать Кеппена. Он был очень талантливым истребителем, но ему немного не хватало одного – регулярных побед. Когда мы вышли на позицию для атаки, я пропустил ведомого вперед и вслед за ним ринулся в атаку. Как тренер, подающий своему боксеру команды и подсказки во время боя, я наблюдал его атаку и руководил его действиями, в то время как он пытался зайти в хвост противнику.
«Левого в строю! – Хорошо! – Теперь убрать газ – приготовься! – Пока не стрелять! – Спокойно! – Ближе!»
В этот момент что-то ужасно громыхнуло за моей кабиной. Было такое впечатление, что весь самолет взорвался. Я услышал и почувствовал попадания по бронеспинке, и что-то ударило мне по черепу. Под шлемом сразу же хлынула кровь. Попадание в голову – я ранен.
Оборонительным маневром против моего невидимого противника я вышел из боя и, несмотря на ранение в голову, оставался в сознании. Видимо, все не так ужасно, как мне показалось сперва с перепугу. Да и мессершмитт тоже летит, несмотря на то что он должен быть весь изрешечен попаданиями.
А ведь я всегда буквально проповедовал новичкам, что в момент перед открытием огня вы сами становитесь мишенью, если вы сконцентрировались только на цели и не смотрите назад. В этот раз я испытал это на собственной шкуре и понял, как в таких случаях НЕ НАДО делать.
После приземления на ближайшем аэродроме я смог восстановить, что же произошло. Советский истребитель, атаковавший меня сзади, попал в один из кислородных баллонов, находящихся за кабиной. Его взрывом выбило из креплений бронезаголовник, и его острым краем мне повредило голову. Про траекторию отлетевшего крепления заголовника мы узнали, увидев мощную вмятину изнутри в левом борту кабины.
Самолет пришлось полностью списать».
Гюнтер Ралль в кабине своего Bf.109F (Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv)
Истребитель Bf.109F в полевом палаточном шатре. Лето 1941 г. (Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv)
Günther Rall: Mein Flugbuch. Erinnerungen 1938–2004. NeunundzwanzigSechs, Moosburg, 2004. – 80 –
Бои в районе Западной Лицы продолжались, немцы сосредотачивали силы на правом берегу реки и готовились к ее очередному форсированию. Корабли Северного флота осуществляли снятие и возвращение ранее высаженных двух десантов 6 и 7 июля, так как те находились на занятом противником западном берегу губы Западная Лица.
Cоветский истребитель И-16 авиации Северного флота готовится к боевому заданию. Лето 1941 г. (РГАКФД)
В связи с этим активно действовали боевые корабли Северного флота. В течение 28 минут, с 03.22 до 03.50, сторожевой корабль «Смерч» артогнем прикрывал отход десантников и их посадку. Корабль выпустил по наступавшему на десантников батальону противника 130 фугасных снарядов и рассеял его, нанеся значительные потери. В район действия боевых кораблей в 12.50 на перехват бомбардировщиков противника были вызваны истребители 72-го сап. Три И-16, летчики Сафонов, Антипин и Котов, прибыли в район и обнаружили в районе линии фронта одного бомбардировщика, который спикировал на наши войска и на большой скорости ушел на свою территорию. Больше вражеских самолетов обнаружено не было. Патрулирование над боевыми кораблями не велось до первых налетов на них, причина, очевидно, была в том, что истребителей не хватало и постоянный патруль вынудил бы отвлечь истребителей от выполнения других многочисленных задач. В 17.57 тральщик Т-890 (бывший рыболовный траулер) был атакован девятью бомбардировщиками Ju 87 в губе Западная Лица. Получив расхождение швов от близких разрывов, тральщик подошел к восточному берегу губы Западная Лица. Штаб флота поднял истребителей на перехват и отправил на помощь тральщику два сторожевых катера «МО». Однако вызов истребителей оказался запоздалым, так как самолеты противника успели второй раз отбомбиться и уйти раньше, чем прилетели истребители. По поврежденному тральщику отбомбилась группа в составе пяти бомбардировщиков и трех истребителей. На корабле погибли 10 человек и 20 получили ранения. Это была первая боевая потеря в составе боевых кораблей Северного флота. В 18.35 на прикрытие кораблей вылетело звено И-16 72-го сап, летчики Сафонов, Антипин и Яковенко. Истребители выполнили задание и произвели посадку через 50 минут, в 19.25, не встретив противника. То есть звено пробыло в воздухе столько, сколько могло летать без риска остаться без топлива. В 20.05 для прикрытия кораблей вновь были высланы 5 И-16 4-й эскадрильи 72-го сап. Таким образом, в течение дня по вызову ПВО флота группы И-16 три раза вылетали на перехват вражеских бомбардировщиков, но вылеты по вызову не позволили прикрыть боевые корабли, несмотря на то что готовность истребителей к вылету была на очень высоком уровне (2–3 минуты). Лишь непрерывное патрулирование истребителей могло обеспечить прикрытие кораблей, но истребителей явно не хватало, так как ими выполнялись разнообразные задачи. Так, И-16 эскадрильи Сафонова во главе с командиром в течение дня четыре раза вылетали на задания, начиная с вылета на отсечение истребителей противника от бомбардировщиков СБ в 09.45, заканчивая вылетом на прикрытие кораблей и наземных войск в 20.50. Всего в ВВС СФ в этот период времени имелось лишь 5–6 исправных И-16. И-15бис в этот день вылетали только на прикрытие аэродрома Ваенга, а И-153 – на перехваты и сопровождение бомбардировщиков, а также штурмовой удар по аэродрому Луостари. Помимо вылетов к кораблям, с утра советская авиация весьма активно действовала по вражеским войскам и базам. Утром в период времени 07.50–08.20 три группы самолетов 72-го сап совершили налеты по трем целям с небольшим интервалом. В 07.50 9 СБ отправились бомбить транспорты в порту Трифоново в районе Петсамо. Вторая группа состояла из 9 И-153, летчики Туманов, Алагуров, Адонкин, Васильев, Комиссаров, Кравченко, Родин и Юдин имели задание штурмовать аэродром Луостари, взлет они произвели в 08.00.
Третья группа в составе 6 СБ (один из них вернулся из-за неисправности мотора) взлетела в 08.20 для бомбардировки аэродрома Хебуктен. «Чайки» вышли на свою цель, но на аэродроме Луостари самолетов обнаружено не было, и штурмовка была произведена по автотранспорту и зенитным батареям. Девятка СБ с высоты 2000 метров сбросила по порту Трифоново бомбы, которые разорвались у причала. Вскоре появились два истребителя Bf.110, которые атаковали СБ, но безрезультатно. Эта группа бомбардировщиков вернулась без потерь. Не повезло третьей группе в составе 5 СБ, которые примерно в этом же районе были атакованы пятью истребителями Bf.109 и Bf.110. Эта группа бомбардировщиков летела бомбить аэродром Хебуктен, но ведущий капитан Антоненко, недавно прибывший с Балтийского флота, не нашел аэродром и решил бомбить запасную цель – аэродром Луостари, по которому и были сброшены бомбы. После этого бомбардировщики были атакованы в районе Петсамо истребителями противника, и два СБ из пяти были сбиты, оба экипажа лейтенантов Долина и Соловьева, к сожалению, погибли.
На отсечение бомбардировщиков от вражеских истребителей в 09.45 вылетели 5 И-16 4-й эскадрильи, ведущим был старший лейтенант Сафонов. Обнаружить какие-либо самолеты им так и не удалось, что было вполне естественно, так как атакованные вражескими истребителями бомбардировщики в назначенное время и место не вышли, а добирались до своих аэродромов самостоятельно различными маршрутами. Вечером бомбардировщики 72-го сап нанесли еще два бомбардировочных удара. Около 18.30 по пристани Трифона отбомбились 6 СБ, их сопровождали 6 И-153 во главе с командиром эскадрильи капитаном Тумановым. На обратном пути бомбардировщик лейтенанта Хмелева был атакован «Мессершмиттом-109Е» и подбит. Поврежденный мотор отказал при подлете к Мурманску, и летчик произвел вынужденную посадку на озеро. Самолет затонул, экипаж не пострадал и в этот же день вернулся в свою часть. Стрелкам сбитого СБ засчитали один сбитый Bf.109, но это не подтверждается данными противника. Примерно в 20.50 по артиллерийским позициям противника отбомбилась шестерка СБ 72-го сап, их сопровождали 5 И-153 этого же полка. Бомбардировщики хорошо отбомбились по цели, а истребители произвели атаки с бреющего полета. Артбатарея противника была выведена из строя, об этом позже сообщило наземное командование.
Советский истребитель И-15 в полете. Лето 1941 г. (РГАФКД)
Армейские истребители 21 И-16, 11 И-153 1-й сад в течение дня также нанесли ряд бомбо-штурмовых ударов по артиллерийским позициям, войскам и автотранспорту противника в районе Западной Лицы. Несколько «чаек» бомбили и обстреляли финские подразделения, действующие значительно южнее в районе реки Лутто. Здесь были обнаружены два транспортных гидросамолета, по которым «чайки» отработали бомбами и пулеметным огнем. Оба вражеских самолета были уничтожены, но с немецкой стороны нет сведений о потерях в гидросамолетах, возможно, что это были финские самолеты. Противодействие нашим штурмовикам оказали только зенитные пулеметы и пушки. Штурмовые действия армейских и флотских истребителей в районе линии фронта прошли без противодействия со стороны вражеских истребителей, хотя в 15.00 в этом районе были отмечены патрулирующие 9 Bf.109Е и Bf.110. Боеприпасы, применявшиеся нашими бомбардировщиками и штурмовиками, были следующие: РРАБ-3, ФАБ-100, ФАБ-50, ЗАБ-50, РС-82.
Истребитель-штурмовик И-153 в полете. Реконструкция (Фото автора с фестиваля «Летающие легенды»)
В районе аэродрома Мурмаши с истребителями противника произошла одна встреча, но достаточно примечательная. 3 И-16 145-го иап вылетели на воздушную разведку, но на подходе к аэродрому Мурмаши встретили пять истребителей Bf.109Е и Bf.110, с которыми завязали воздушный бой. Через некоторое время в район боя подошла тройка И-153. Мессеры увидели подошедшее подкрепление, вышли из боя и на повышенной скорости ушли в юго-западном направлении. Радиостанций на И-16 не было, поэтому летчикам указали новое направление подхода самолетов противника с помощью стрелы, выложенной на земле. Вскоре снова были обнаружены Bf.110, очевидно, решивших повторить атаку по аэродрому Мурмаши, но на этот раз они не пожелали вступать в бой с И-16 и повернули назад. И-16 пришлось произвести посадку из-за того, что боекомплект был на исходе. Задание по разведке этой группе выполнить не удалось, но зато наши летчики дали отпор противнику и хорошо провели воздушный бой без своих потерь.
На кандалакшском направлении в этот день сухопутные войска противника особой активности не проявляли, очевидно, немцы производили перегруппировку войск для продолжения наступления.
Марданов А.А. 1941. Воздушная война в Заполярье. – М.: Яуза, 2015.
В 19.47 в районе губы Вичаны до 15 бомбардировщиков Ju 87 нанесли бомбардировочный удар по двум катерам МО-141 и МО-142. Налет для немцев оказался неудачным, так как бомбардировка была безрезультатной, а зенитным огнем крупнокалиберных пулеметов ДШК с катера МО-141 был сбит один бомбардировщик Ju 87B-1 № 5424 из 12-го отряда, экипаж спасся на парашютах и вернулся в свою часть. Также в целях обеспечения прохода своего конвоя в губу Петсамо немецкие пикировщики Ju 87 в сопровождении Bf.109 в 11.10 и 16.10 нанесли два бомбовых удара по артиллерийской батарее № 221 на полуострове Средний.
В свою очередь, советские армейские и флотские истребители с утра начали интенсивные действия против переправившихся подразделений противника. В 08.00 9 И-153 72-го сап, ведущим был командир эскадрильи капитан Туманов, летчики Алагуров, Васильев, Воловиков, Комиссаров, Кравченко, Плотко, Родин, Юдин, нанесли бомбардировочный удар по наземным войскам противника, после чего проштурмовали цель пулеметным огнем. Через два часа, в 10.15, налет был повторен тем же составом эскадрильи, плюс старший лейтенант Адонкин, всего в налете участвовало 10 И-153. Армейские И-153 147-го иап в сопровождении И-16 145-го иап выполняли ту же задачу. В одной из штурмовок в 21.00 зенитками был сбит И-16 старшего лейтенанта Небольсина, летчик направил машину на таран автоколонны противника. Действующие на мурманском направлении И-153 147-го иап совершили 24 самолето-вылета на бомбардировку и штурмовку войск противника, И-16 145-го иап – 21 самолето-вылет. То есть три авиаполка ВВС СФ и 1-й сад за день выполнили 64 самолето-вылета на бомбардировку и штурмовку войск противника. На бомбардировку морских транспортов противника в 17.23 вылетали 3 СБ 72-го сап, их сопровождали 5 И-153, летчики Васильев, Верховский, Воловиков, Кравченко и Плотко. Кроме этого, 3 И-153, летчики Туманов, Воловиков и Родин, в 20.30 произвели разведку в районе Петсамо. Таким образом, в течение дня летчики 3-й эскадрильи 72-го сап выполнили по 3 боевых вылета на штурмовки, сопровождение и разведку, а старший лейтенант Воловиков – четыре. Еще 38 самолето-вылетов И-15бис и И-16 72-го сап и 145-го иап выполнили на прикрытие своих объектов, поиск и перехваты самолетов противника. Бипланы действовали в этот день только в составе звеньев по три самолета, а И-16 во главе с Борисом Сафоновым в течение дня вылетали четыре раза на перехваты вражеских самолетов, причем три из них были выполнены в составе пары Сафонов-Яковенко. Политдонесение 147-го иап в этот день отмечало, что старшие лейтенанты Фомин, Мерцалов, младший лейтенант Кукуркин образцово выполнили боевое задание, разбив бомбами командный пункт и артиллерийскую батарею противника. Эти сведения о результатах бомбардировок, очевидно, поступили от командования наземных войск. И-153 старшего лейтенанта Фомина получил 13 пробоин от зенитного огня противника, был пробит бензобак, но летчик нормально посадил самолет на своем аэродроме. Политдонесения в эти дни отмечали, что политико-моральное состояние личного состава здоровое, отрицательных настроений и явлений нет, личный состав горит желанием громить врага. В оперативной сводке ВВС СФ в этот день было отмечено: «В результате атаки истребителей попытки противника переправиться на восточный берег р. Западная Лица отбиты».
Немецкий бомбардировщик Ju 87 R-2 на боевом курсе (Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv)
Труп немецкого пилота у сбитого бомбардировщика Ju 87B (Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv)
Планка «Бомбардировщик» – Frontflugspange für Kampf und Sturzkampfflieger
Учреждена 30 января 1941 года. Существовало три степени знака: 1-я степень (в золоте) – 110 боевых вылетов; 2-я степень (в серебре) – 60 боевых вылетов; 3-я степень (в бронзе) – 20 боевых вылетов.
Мурманск, 1941 год. Дом культуры им. С.М. Кирова. Двухмоторный тяжелый истребитель (Zerstörer) Messerschmitt Bf.11 °C буквенный код LN+DR из состава 1-й эскадрильи (Staffel) тяжелых истребителей 77-й истребительной эскадры «Туз червей» (Jagdgeschwader 77 «Herz As» / 1(Z) / JG.77) W.Nr. 3588. Сбит 19.07.1941 г. в районе поселка Кола. Пилот Дитрих Клаппенбах, бортовой стрелок ефрейтор Рудольф Метке считаются пропавшими без вести (РГАКФД)
В районе линии фронта фашистские истребители так и не смогли оказать противодействия нашим штурмовым группам. Почти все попытки наших истребителей перехватить немецкие самолеты были также безрезультатными. Так, командир эскадрильи старший лейтенант Сафонов в паре с лейтенантом Яковенко трижды, в 18.42, 20.45 и 23.15, вылетал в район Титовки, Ура-губы и главной базы флота Полярное, но встреча с самолетами противника так и не состоялась. Вражеские самолеты успевали уйти на свою территорию до прихода наших истребителей. Лишь звену И-16 145-го иап старшего лейтенанта Писарева удалось атаковать в районе линии фронта одиночного разведчика-корректировщика противника. Летчикам засчитали сбитый самолет, но это не подтверждается данными противника.
Иная картина наблюдалась в районе аэродромов, где вероятность встречи с вражескими самолетами была велика. Стремясь оказать воздействие на советскую авиацию, ведущую активные боевые действия, немцы предприняли в 15.00 очередной налет на аэродром Ваенга. В это время над аэродромом патрулировали три И-15бис, летчики лейтенанты Чихман, Волков и Быков, которые атаковали подошедших 6–7 Ju 88 и заявили об одном сбитом бомбардировщике. Эта победа не находит подтверждения, но результат своевременной атаки И-15бис, очевидно, положительно сказался на результатах бомбардировки. Юнкерсы сбросили бомбы на аэродром, но лишь повредили осколками три И-153, сожгли бензиновую цистерну и повредили склад патронов, потерь в личном составе не было. Вылетевшие на перехват три И-16 капитана Сафонова попали в зону интенсивного обстрела своей же зенитной артиллерии и вынуждены были прекратить преследование противника.
Вечером, в 20.50, немецкие самолеты появились и в районе аэродрома Мурмаши. Действуя по отработанной тактике, два Bf.110 в сопровождении двух Bf.109Е в расчете на внезапность атаки подошли к аэродрому на бреющей высоте. Дежурное звено в составе трех И-16 145-го иап взлетело вовремя. Мессершмитты не стали ввязываться в воздушный бой и ушли в облака. 10 июля прорвавшаяся группа финнов была окружена, однако, по сообщению штаба 42-го СК, уничтожению ее мешала немецкая авиация, которая, пытаясь оказать помощь окруженным финнам, бомбила наши подразделения, участвующие в операции. По запросу сухопутного командования для противодействия немецким бомбардировщикам в район боя вылетели И-15бис 147-го иап с аэродрома Алакуртти, ведущим был старший политрук Тулупников. Вскоре летчики обнаружили четыре бомбардировщика противника, как отмечено в донесении, Ju 88, но очевидно, что это были Ju 87, так как именно они действовали на фронте кандалакшского направления.
Наши бипланы вступили в воздушный бой с вражескими бомбардировщиками. Лейтенант Семенов атаковал один самолет вместе с Тулупниковым. Старший политрук Тулупников после двух-трех минут боя атаковал противника в лоб, и после этого его самолет И-15бис задымился и упал на гору, занятую финнами, после чего взорвался: об этом доложил лейтенант Семенов. Немецкие самолеты ушли бреющим полетом, а наши летчики сделали по три круга над местом падения И-15бис, но ничего не обнаружили, так как наблюдались только пламя и дым. В боевом донесении участника этого воздушного боя лейтенанта Семенова об истребителях противника ничего не упоминается. Бой происходил на глазах пехотинцев, и они рассказали, что видели падение горящего самолета противника за гору. На следующий день сбитый немецкий самолет с воздуха обнаружил участник боя лейтенант Семенов, но тип самолета почему-то не уточняется. По немецким данным, 10 июля в воздушном бою в районе Кайрала был сбит бомбардировщик Ju 87R-2 № 6132, экипаж не пострадал, а самолет был разрушен на 80 %, после чего был списан. Еще один Ju 87R-2 № 5705 в ходе выполнения боевого вылета был сильно поврежден на 45 %, причина этой потери
Ju 87R-2 заходит на цель (Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv)
неизвестна, возможно, что также из-за боевых повреждений. Наша авиация на кандалакшском направлении не отставала от противника в своей активности. В течение дня бомбардировщики СБ 137-го ксбп выполнили 29 самолето-вылетов на бомбардировку вражеских войск и сбросили большое число авиабомб. Бомбардировщиков сопровождали истребители МиГ-3, выполнившие 12 самолетовылетов. Одно из боевых донесений 137-го ксбп в этот день отмечало следующее: «В период с 12.30 до 14.30 полк бомбардировал: 1) 1 Пе-2 в сопровождении 2 МиГ-3 артсклад и складские помещения в районе Иотсиярви… (произведено фотографирование); 2) Двумя звеньями бомбардировали цель согласно приказанию 385/3, в районе бомбардирования наблюдались небольшие группы войск противника и одиночные машины. Сброшено 6 ФАБ-100, 12 ЗАБ-50, 60 АО-15, 544 АО-2,5, 144 ЗАБ-1. Попадание хорошее, возникли пожары. Произведено фотографирование результатов бомбардировки».
Командир 4-й АЭ 72-го иап Северного флота, будущий первый дважды Герой Советского Союза старший лейтенант Б.Ф. Сафонов. Лето 1941 г. (РГАКФД)
Марданов А.А. 1941. Воздушная война в Заполярье. – М.: Яуза, 2015.
«Группа истребителей И-16 из состава 178-го иап, ведомая старшим лейтенантом В.А. Шишовым, успешно выполнив задачу по прикрытию своих бомбардировщиков, возвращалась на свой аэродром. Не долетев до линии фронта, самолет старшего лейтенанта Рыжухина стал отставать. Его атаковали 2 немецких истребителя. Тогда, оставив за себя лейтенанта В.С. Дулина, Владимир Шишов бросился на помощь товарищу. Искусно маневрируя, он отвлек всю семерку мессеров на себя и сбил одного из них. Однако и сам он был ранен в ладонь правой руки. Ведомые прикрыли командира и дали ему возможность выйти из боя. На высоте 100 метров Шишов выровнял машину и, управляя самолетом одной рукой, благополучно добрался до ближайшего аэродрома Елец и успешно посадил его.
Советский истребитель И-16 заходит на посадку (РГАКФД)
Журавлев Д.А. Огневой щит Москвы. – М.: Воениздат, 1972.
«К Смоленску истребители шли четырьмя девятками на высоте полторы тысячи метров. В районе Ельни на встречном курсе пролетела большая группа самолетов, и Жуков понял – немцы. На глазок определил: не менее шестидесяти машин. Они прошли, не обратив на его полк никакого внимания.
Приземлившись на смоленском аэродроме, Жуков приказал двум звеньям быть в полной боевой готовности, остальные самолеты – рассредоточить по краям аэродрома, а сам пошел в штаб дивизии, которая, как он успел узнать, была истребительной и вела с этого аэродрома боевую работу.
Не успел командир полка вернуться из штаба, как волна вражеских бомбардировщиков накрыла аэродром. Бежать к самолетам было поздно. Жуков прыгнул в первую попавшуюся щель с тяжелым чувством: казалось, для полка все кончено. Земля вокруг ходила ходуном, и невозможно было надеяться, что после такого налета что-то еще может уцелеть.
Тяжелые немецкие истребители Bf.110 на боевом курсе. Лето 1941 г. (Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv)
Несколько раз он порывался выскочить из щели, но боец-связист, оказавшийся рядом, удерживал его, приговаривая:
– Все одно не поможете, товарищ командир. А вас сразу накроет. Он тут по нескольку раз в день бомбит. Ничего, обходится…
Командир полка скрепя сердце ждал.
Бомбежка кончилась внезапно. Жуков выскочил из щели и сразу понял, почему немцы прекратили бомбить. Одно дежурное звено все-таки успело взлететь. Оно ринулось к бомбардировщикам и не дало им прицельно ударить по самолетам. Но на трех летчиков сразу же навалилось двенадцать истребителей прикрытия. Звено приняло этот тяжелый бой.
Он происходил на глазах всех летчиков полка. Начав его в чрезвычайно невыгодных условиях, три истребителя сорвали налет бомбардировщиков. Когда немцы убрались ни с чем и звено пошло на посадку, Жуков был в душе благодарен этим трем пилотам – он знал, какое значение имеет победа в первом бою. Подтвердилось то, во что он сам давно и истово верил и чему всегда учил своих летчиков, – если истребитель в совершенстве владеет машиной и грамотно дерется, сбить его в открытом бою очень трудно».
Захаров Г.Н. Я – истребитель. – М.: Воениздат, 1985.
Гидросамолеты 118-го орап совершили 29 вылетов на поиск кораблей противника, атаковавших конвой и потопивших в районе Териберской губы сторожевик «Пассат» и спасательное судно РТ-67. Уже в первом вылете пара МБР-2 обнаружила немецкие корабли и сбросила на них бомбы. По докладу летчиков, восемь ФАБ-100 упали с перелетом в 10–20 м впереди головного эсминца Z10 «Hans Lody». Корабельные зенитки вели интенсивный огонь, и ведущий МБР-2 (бортовой № 10), пилотируемый командиром 2-й эскадрильи к-ном В.М. Сечкиным, получил прямое попадание за вторым реданом. Были перебиты тросы управления рулем высоты, деформирована правая часть стабилизатора. Всего в результате обстрела самолет получил 49 осколочных пробоин. Несмотря на серьезнейшее повреждение, летчику удалось довести свою искалеченную машину до губы Грязной, однако при посадке летающая лодка разбилась. Экипаж остался цел.
Летающая лодка МБР-2 патрулирует советское побережье. Лето 1941 г. (ЦАМО)
Морской «Амбарчик» // Авиация и Время. – 2004. – № 1 (69).
Группа бомбардировщиков Ju 88 над территорией CCCР. Лето 1941 г. (Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv)
«Мы закончили полеты, и через наш аэродром на высоте где-то 800 метров – двенадцать Ju 88. Они тройками шли. Держат курс, видимо, на мост через Десну, идут через наш аэродром, мы стоим, смотрим, а тут по ним зенитки как начали лупить. Зенитки били сильно, разрывов много было, покрыли их кругом, но никого не сбили. И вот что интересно, один «ишак» с аэродрома взлетел – и к ним. И вот этот на «ишаке» – молодец, смело, хоть все юнкерсы по нему бьют, пристроился к ним, стреляет, ну а те подрастерялись: артиллерия, истребитель, – побросали бомбы куда попало, и мост остался цел. Нам показалось, что один из них пошел со снижением в лес. А «ишак» сел. Кто-то с юмором говорил, что это Коккинаки был. Нам тогда очень неприятно было это видеть, и главное – видим: кресты над нашими головами!!! И вот майор говорит: вот это ваши будущие цели, их надо уничтожать, к этому мы вас и готовим».
Из воспоминаний Рожнова Я.Б., бывшего в 1941 году курсантом Борисоглебской летной школы [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https: //iremember.ru/memoirs/letchiki-istrebiteli/ rozhnov-yakov-vasilevic.
Разведкой было обнаружено, что колонна противника переправляется через р. Луга в районе Сабека. 61-я иабр, 8-я бабр и 15-й ап (МБР-2) в течение дня бомбардировали и штурмовали танки противника в районах Ивановское, Сабек, Поречье, Волосово и озеро Долгое. Сделали 391 вылет. Только пилоты 13 коаэ (ведущий В.Ф. Голубев) совершили в течение дня шесть штурмовок колонн противника, прорвавшихся на участке Сабек – озеро Самро. После этого противник стал принимать действенные меры по маскировке и прикрытию своих войск зенитной артиллерией.
В 06.10 восемнадцать И-16 и Як-1 из 13-го иап (10 сабр, КБФ) над аэродромом Куммолово встретили три Ju 88. Лейтенант А.И. Агуреев в районе Котлы сбил два из них.
Шесть И-16 с аэродрома Ханко под командованием майора М.Т. Леоновича вылетели в район Эре с целью обнаружить броненосцы противника. Их летчики не нашли, но обнаружили восемь катеров, которые стояли между островами. С катеров был открыт огонь по советским самолетам. Леонович повел шестерку в атаку. После шести заходов катера были расстреляны. А.Ю. Байсултанов лично зажег один катер. Его самолет получил множество пробоин, оторвало половину руля глубины, были повреждены и не выпускались шасси. Несмотря на это, летчик благополучно довел машину и посадил ее на свой аэродром без шасси.
В 11.50 три И-16 из 13-й коаэ вели бой с самолетами противника. Не возвратились на свой аэродром два И-16 мл. лейтенантов Беликова и Панченко. Самолет лейтенанта Кочегарова имеет много пулевых пробоин.
В 14.55 А.К. Антоненко и П.А. Бринько по трагическому недоразумению приняли И-153, который пилотировал командир звена И.С. Козлов, за финский и в лобовой атаке сбили его.
В районе д. Ивановское лейтенант Гаврилов из 5-го иап произвел вынужденную посадку на И-153. Судьба летчика неизвестна.
Звено 2-й аэ 5-го иап (И.Р. Новиков, Г.Д. Костылев и Н.Н. Соседин) вылетело на штурмовку. На подходе к цели летчики заметили в стороне Bf.110. Костылев и Соседин хотели было броситься к нему, но Новиков, помахав крыльями, приказал идти на штурмовку. После штурмовки летчики снова заметили Bf.110, который ушел в дым, поднимавшийся с земли. Летчики пошли за ним, но при этом их начали обстреливать зенитки. Соседин подошел сбоку сзади и первой очередью убил стрелка-радиста. Костылев атаковал с хвоста на высоте 400 м. Соседин также пошел на подавление зенитных точек, а Новиков и Костылев вели огонь, пока Bf.110, снизившись до 50 м, не упал в районе Лосгалово. Отмечено, что у Bf.110 на плоскостях снизу – красные звезды, а сверху – свастика.
Летчики 5-го иап лейтенанты А.В. Солдатов и А.А. Барышников в районе Поречье вели бой с девятью Bf.109. Солдатов не возвратился на свой аэродром, на самолете Барышникова 18 пробоин. Летчик ранен в руку.
Истребитель 13-го иап (10-я сабр КБФ) готов к взлету. Лето 1941 г. (ЦАМО)
С.Г. Бондаренко из 5-го иап в районе г. Ст. Русса в бою с семью Bf.109 сбил один из них. На самолете Л.С. Копылова пробито управление и бензобаки. Летчик выбросился из поврежденного самолета на парашюте. При посадке на аэродром Ст. Русса летчик М.М. Федоров столкнулся с СБ. Самолет врезался в землю и сгорел. Летчик погиб.
Цапов И.И., Конев В.Н., Мясников Ю.А. Гвардейцы Балтики крылатой. – М.: ООО «Дельта НБ», 2006.
«Наш 27-й авиационный полк ПВО особого назначения до войны имел два или три комплекта личного состава. С началом войны на его основе были сразу же созданы три полка. 27-й иап остался в Клину, 177-й иап – в Дубровицах под Подольском, а нас, 178-й иап, посадили на полуторки, в кузова которых мы положили сено, и повезли под Серпухов на аэродром у деревни Липцы.
Первый бой я вел прямо над аэродромом где-то в середине июля. Пришел одиночный немецкий разведчик. Никто не дежурил, вели себя еще беспечно. Мы все еще считали, что война быстро закончится. Меня выпустили по тревоге, и я на глазах у всех опозорился. Облачность была плотная на высоте порядка 1500 метров. Я только к нему приближусь – он в облака. Я болтаюсь, жду, когда он из них выйдет. Он выскочит где-нибудь, я к нему, а он опять уходит. Я, конечно, пострелял по нему, но с большой дистанции не попадешь. Вот так он и ушел. Я тогда больше себя винил, но, видимо, надо было командиру полка поднять еще пару истребителей, рассредоточить их, и мы бы его сбили. Командиры были неопытные. Может, летный опыт у них и был, а тактического опыта управления не было никакого. Вообще с немецкими разведчиками воевать было сложно – если с первой атаки не сбил, то он тебе только хвост покажет, и ты его не догонишь. И еще один момент. Я когда свастику в желтом круге увидел, понимал, что это противник, но не мог избавиться от ощущения, что там такой же, как и я, летчик сидит. Психологически я был не готов убивать. Правильный тогда лозунг был: «Чтобы победить, надо научиться ненавидеть».
Летчики 178-го иап ПВО около самолета ЛаГГ-3. Лето 1941 г. (ЦАМО)
Драбкин А. Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941–1942. Из воспоминаний Дудника Н.Д. – М.: Яуза, Эксмо, 2006.
«Немцы ввели в прорыв румынский кавалерийский корпус, и ему противостоял один наш стрелковый батальон, к тому же потрепанный в бою. Наземное командование обратилось к командованию армии с просьбой помочь. Те дали указание действовать на свой страх и риск, чтобы помочь стрелковому батальону. Давидков послал разведку. Полетел Сигов.
Вернулся, помню, улыбается, смеется. «Что такое?» – «Румыны идут с духовым оркестром. Распустили знамена. Колоннами. Походным маршем». – «Давидков, что, они с ума сошли?» – «Не знаю, сошли или нет. Маршируют по голой степи, мы им покажем!» – «Навесить PC, сам поведу!» 20 машин с PC, всего 160 PC, Давидков повел. Пришел на бреющем, с ходу ударили PC по всей этой массе, а потом начали достреливать из пулеметов. Давидков вернулся, полетела очередная группа. Двое суток наши гоняли этот румынский кавалерийский корпус по степи. На третий день мы перелетали на У-2, и пришлось лететь над этим побоищем. Лететь ниже 200 метров нельзя было – трупный запах. Потом приехал генерал-лейтенант Корнеец, построил полк и сказал: «Вы разгромили 5-й румынский королевский кавалерийский корпус. Прорыв ликвидирован». Тяжелее всего переносилось в 41 году ощущение беспомощности. Ведь в мирное время по кино, радио все были убеждены, что мы подготовлены, ни пяди своей земли не отдадим, воевать будем на чужой территории. А оказалось, с первого дня войны непрерывное бегство.
Летчик В.М. Синайский. 1941 г.
Это было тяжело. Было желание как угодно, но только наступать. Было непонимание, почему это происходит? Что, мы не умеем совсем воевать, нет оружия? Ведь отдельные эпизоды были. Наши расстреляли летом 41-го румынский кавалерийский полк. Итальянскую пехотную дивизию расколошматили. Были эпизоды. Но в целом-то? А как Украина воевала? Ведь украинские части сдавались без боя. Мы ведь в украинских селах слышали: «…что нам москали талдычат, мы бачили Германа в 18-м году – человек как человек». Даже в мирное время нам говорили: «Москали приехали наш украинский белый хлеб есть». На Украине было действительно много немецких хуторов и массовое шпионство».
Драбкин А. Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941–1942. Из воспоминаний Синайского В.М. – М.: Яуза, Эксмо, 2006.
Экипаж СБ из 202-го сбап (41-я ад) мл. лейтенанта Бердникова выполнял воздушную разведку аэродрома Выскатка. В районе аэродрома самолет разведчика был атакован парой Bf.109. Завязался воздушный бой, в котором стрелок-радист сержант В.К. Калиниченко и штурман лейтенант Чернышов сбили один Bf.109. Другой мессершмитт после неудачной атаки вышел из боя. Самолет СБ, имея ряд пробоин, оставался управляемым, и пилот Бердников довел подбитый самолет до аэродрома базирования Сумск и благополучно произвел посадку.
Летчики 202-го сбап после боевого вылета. Лето 1941 г. (РГАФКД)
Боевое задание было выполнено, а экипаж был представлен к правительственной награде.
Скоростной бомбардировщик СБ. Лето 1941 г. (РГАФКД)
Гапеенок Н.И. Дороги победы. Боевой путь 81-го гвардейского бомбардировочного авиационного полка. Книга памяти. – Щелково: МУП «Редакция журнала „Щелково“», 2002.
«Части вермахта быстро продвигались вперед, и уже в июле Erg.Gr. JG.54 перелетела дальше на северо-восток, на аэродром Виндау (ныне Вентспилс, Латвия)». Вечером 19 июля Новотны вместе с ведомым вылетел на «свободную охоту» к острову Озель (ныне Сааремаа) в Рижском заливе. Это был уже его 34-й боевой вылет. Чтобы спровоцировать советские истребители подняться в воздух, меcсершмитты начали описывать круги над советским аэродромом в Аренсбурге (ныне Курессааре). Новотны не ошибся, и вскоре в воздух поднялись четыре И-153 из 153-го иап во главе с командиром эскадрильи старшим лейтенантом Александром Авдеевым.
Новотны быстро добился первого успеха, сбив в течение двух минут две «чайки». В какой-то момент он заметил позади себя самолет. Мельком взглянув назад, пилот успел отметить лишь белый кок винта. Он подумал, что это ведомый, но в действительности это был истребитель Авдеева. На некоторых И-153 из 153-го иап коки винтов были окрашены в белый цвет, точно так же, как и на истребителях JG.54.
Позднее Новотны написал: «Только когда по обшивке мессершмитта застучали пули, я понял свою фундаментальную ошибку, но, к сожалению, было уже слишком поздно». Однако он все же взял реванш, отправив своего «фальшивого ведомого» на землю. Авдеев был ранен, но сумел выпрыгнуть на парашюте и провел затем около месяца в госпитале. Но и немецкому пилоту не пришлось долго радоваться своей третьей в том бою победе, которую, кстати, ему затем официально так и не засчитали, поскольку никто не смог подтвердить падение «чайки».
Через несколько мгновений на его Bf.109Е7 W.Nr.1137 заглох двигатель, поврежденный ранее очередью Авдеева. Новотны развернул мессершмитт в сторону Рижского залива, чтобы как можно дальше улететь от острова, еще занятого советскими войсками. Прежде чем самолет коснулся воды, пилот успел передать сигнал бедствия.
Позднее Новотны рассказывал:
«Я забрался в надувную спасательную шлюпку. У меня не было ни еды, ни воды. И к счастью, как я потом понял, не нашел своих сигарет. Если бы я закурил, то это был бы конец, так как меня бы обнаружили русские и выудили из воды. Я лихорадочно пытался определить скорость и направление течения, чтобы определить свой курс. Наконец я понял, что меня сносит на юго-запад от Озеля. «Они найдут меня! – думал я. – Если не сегодня, так завтра!» Чтобы оказаться в безопасности, я должен был как можно ближе подобраться к побережью, которое, по моим расчетам, находилось в 40 милях к югу.
Я начал грести, с удовлетворением отмечая, что расстояние между мной и маяком, видимым на южной оконечности Озеля, медленно увеличивается. Странно, но на маяке не предприняли никаких попыток достать меня, возможно, они подумали, что я и так утону. Солнце медленно опустилось за горизонт, и вскоре стало совсем темно. Звезды были хорошо видны, и, ориентируясь по Полярной звезде, я продолжал грести на юг. Несмотря на то что на мне были только рубашка, брюки и носки, так как летные ботинки на меховой подкладке я сбросил сразу же после приводнения, я совершенно не чувствовал холода.
На следующее утро еще видимый мною маяк был ровно наполовину меньшего размера, чем накануне. В течение утра поблизости пролетели несколько мессершмиттов, но все мои попытки привлечь их внимание потерпели неудачу. Однажды, когда пара мессершмиттов прошла рядом со мною, я два раза выстрелил в воздух из своего пистолета и, сняв рубашку, начал размахивать ею. К сожалению, она была темно-синего цвета и поэтому не слишком выделялась на фоне моря. Но они не заметили и яркое пятно моей желтой шлюпки!
Теперь я должен был рассчитывать только на самого себя. Вскоре стало припекать солнце, и время от времени я должен был прикрывать рубашкой голову. Начала мучить жажда. Я должен был продолжать грести, но мои ладони горели, словно в огне. Тогда я попробовал другой метод движения, бросая вперед небольшой плоский якорь, а затем за веревку пытался быстро подтянуть к нему шлюпку. Спустя некоторое время я убедился, что с Озеля теперь меня не смогут заметить.
Наступила вторая ночь. Около полуночи тишину неожиданно разорвали разрывы, и совсем недалеко от меня в воздух поднялись фонтаны воды. Какие-то черные тени приближались ко мне. Первой моей мыслью было, что это советские военные корабли, которые стреляют в меня! Но тогда бы я должен был видеть вспышки от их выстрелов! Вскоре я увидел два советских эсминца, уходивших на полном ходу на восток и ведущих огонь куда-то в южном направлении. Испугавшись, что с них меня могут заметить, я начал всем, чем мог, прикрывать ярко-желтые борта своей лодки. Меня не заметили…
Это происшествие дало мне надежду, так как стрелять по эсминцам могла только немецкая береговая артиллерия. Поэтому расстояние до берега могло быть максимум восемь километров!
Но на второе утро я снова увидел вокруг себя только одну воду! Началась настоящая борьба с самим собой – жажда, судороги и боль во всем теле. Я подумал: «Это не имеет смысла, ты – пропащий человек! Лучше закончить все быстро». На борту шлюпки, надеясь, что хоть ее когда-нибудь найдут, я начал писать: «Дорогие родители». Но, едва написав «Дорогие…», бросил карандаш на дно и начал снова грести. Дважды я доставал пистолет и снимал предохранитель…
На третье утро я очнулся от сна с чувством какого-то беспокойства. Дул прохладный бриз, слегка покачивая мою шлюпку. Я дрейфовал сквозь туман, пока не увидел темную неясную полосу береговой линии, о которую разбивались волны. Я стал грести, и вскоре был выброшен из шлюпки на песок. Я прополз один или два метра и потерял сознание. Очнувшись, я пополз дальше сквозь ряды колючей проволоки береговой линии обороны, пока не увидел какую-то ферму. Там я заснул…
Когда я проснулся, то был на кровати, мои вещи лежали рядом на табурете, мой пистолет лежал сверху на них. К своему ужасу, тут же я увидел двух солдат в советской форме и схватился за пистолет. К счастью, я успел вовремя заметить их нарукавные повязки. Это были латыши из вспомогательных частей нашей береговой артиллерии. Я попал как раз на ту батарею, которая позапрошлой ночью обстреливала русские эсминцы. Солдаты сказали мне, что видели вдали в море что-то желтое, но думали, что это оторвавшийся бакен».
Возвратившись в эскадрилью, Новотны с удивлением обнаружил, что все его личные вещи были аккуратно упакованы и их уже собирались отправить его родителям, как это обычно делалось в случае гибели летчика. Он был сильно измотан как физически, так и морально, и потому его направили в госпиталь.
По дороге туда в очередной раз проявился его импульсивный характер. Несмотря на протесты унтер-офицера, управлявшего машиной, Новотны настоял, чтобы самому вести автомобиль. Но в конце концов сильное истощение сказалось, и он потерял сознание. Машина врезалась в дерево, стоящее на обочине, и в дополнение ко всему прочему Вальтер получил сотрясение мозга.
Это «приключение» очень отрезвляюще подействовало на молодого пилота. Новотны стал более спокойным по характеру и даже суеверным.
Лейтенант Вальтер Новотны. Лето 1941 г.
Фото дает наглядное представление о том, как будущий ас Вальтер Новотны
провел четыре дня, плавая в волнах Балтийского моря. Надувная лодка находилась
в кабине самолета, уложенная в виде подушки сиденья или подголовника
(Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv)
С тех пор, собираясь снова подняться в воздух, Вальтер всегда надевал летные штаны, которые были на нем в тот памятный день 19 июля и затем во время плавания по Рижскому заливу. Они стали своеобразным талисманом, оберегающим в боевых вылетах.
Зефиров М.В. Бриллианты на шее. Элита истребительной авиации люфтваффе. – М.: Полиграфиздат, 2011.
20.07.1941 г. Герман Штайгер, летчик-истребитель, Германия: «14 июля я был сильно приправлен осколками зенитного снаряда. Один пронзил мое легкое, другой прошелся по левой руке. Каким-то образом я смог вернуться обратно в Старый Быхов. Я был доставлен в военный госпиталь в Варшаве, а затем, по моей просьбе, в Берлин. Мельдерс выделил свой личный юнкерс, чтобы переправить меня туда. 20 июля, после того как он получил свои бриллианты, он оказался у изголовья моей кровати. Это было одной из тех вещей, которые сделали Мельдерса таким популярным командиром, – он никогда не забывал ни об одном из своих людей, в отличие от других
Командир 7. /JG51 Герман Штайгер. 1941 г.
Самолет Вернера Мельдерса – инспектора истребительной авиации имперского министерства воздушных сил (Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv)
современных асов. Я был еще совсем слабым во время его визита и не мог много говорить. Он просто улыбнулся мне и повесил Рыцарский крест на спинке моей кровати! Я был награжден им в результате его личного обращения к фюреру».
1. Зефиров М.В. Кто есть кто. Скорость. – М.: АСТ, 2010.
2. John Weal. Jagdgeschwader 51 «Mölders» / воспоминания командира 7. /JG51 Германа Штайгера /
Tony Holmes. Oxford: Osprey Publishing, 2006.
«Первый самолет противника, к которому я устремился, едва разглядев его в скрещении лучей прожекторов, растаял в воздухе раньше, чем я успел с ним сблизиться. Объяснялось это просто: он уже отбомбился и уходил на полной скорости в западном направлении. Прожектора еще сопровождали его, но с каждой секундой наклонная дальность от их рефлекторов до цели становилась все больше, освещенность самолета резко падала, и через короткое время он исчез. Все ясно: надо ловить не того, который на отходе, а того, который на подходе, с бомбами. Это вдвойне целесообразно: можно и прицельное бомбометание ему сорвать, и атаковать с большими шансами на успех, пока прожектора его надежно держат. Вот он – боевой опыт, который в ту ночь у новичков вроде меня формировался, можно сказать, даже не от часа к часу, а от минуты к минуте!
Лихорадочно осмотревшись, я обнаружил еще одну яркую точку в скрещении прожекторных лучей, образующих на этот раз не наклонную, а стройную, вытянутую вертикально вверх пирамиду. Скорее туда!.. Раза два моя машина попадала под слепящий световой удар прожектора. Это действительно воспринималось как физический удар – с такой силой действовал на глаза свет, особенно по контрасту с тьмой, в которой самолет был всего секунду назад. Рефлекторно каждый раз я прятался от луча – чуть не стукаясь носом о ручку управления, отвешивал энергичный поклон внутрь кабины. И эта инстинктивная реакция оказалась вполне правильной (едва ли не первым правильным моим действием в эту ночь, если не считать разве что взлета по звезде): вынырнув через несколько секунд из кабины, я неизменно обнаруживал, что снова нахожусь в темноте. Молодцы прожектористы – мгновенно опознавали свой самолет и выпускали его из луча. Свое дело они знали!
Кажется, ничто больше не мешает мне атаковать фашиста.
Но стоило этой мысли мелькнуть в моем сознании, как вокруг вспыхнуло несколько огненных шаров. Машину резко тряхнуло. Погаснув, огненные вспышки превращались в чернильно-черные, просматривающиеся даже на фоне окружающей мглы облачка. Врезавшись в одно из них, я почувствовал резкий пороховой запах (вот откуда пошло выражение «понюхать пороха»!)… И тут же рядом рванула новая порция сверкающих шаров… Понятно: попал под огонь своей зенитной артиллерии! Не знаю уж, как это получилось, – то ли я просто сам залез в заградительный огонь, то ли кто-то из артиллеристов, не более опытный в ратном деле, чем я, принял МиГ-3 за самолет противника. Но ощущение было – помню это до сих пор – чрезвычайно противное!.. Недолго думая, я сунул ручку управления в одну сторону, ножную педаль – в другую и энергичным скольжением вывалился из зоны артогня.
Горячий пот заливал мне глаза под летными очками. Как довольно скоро выяснилось, я был далеко не единственным летчиком, попавшим в подобный переплет. Во всяком случае, командование нашего корпуса вынуждено было поставить перед командованием Московской зоны ПВО вопрос о том, что зенитчики, недостаточно твердо зная силуэты советских самолетов, нередко обстреливают их. Причем обстреливают не только «миги», «яки» и «лаги», появившиеся сравнительно недавно, но даже такие, казалось бы, хорошо известные машины, как тот же И-16. Обстреливают – а иногда и сбивают.
Да, не сразу приходит умение воевать!
Не сразу – и, кроме всего прочего, не по всем компонентам, составляющим это умение, одновременно: осмотрительность приходит почти всегда позже, чем боевая активность.
Но вернемся к событиям ночи первого налета гитлеровской авиации на Москву.
Итак, я выскочил из зоны артиллерийского зенитного огня. Но где же противник? Не вижу его, второго упустил! Этак я выжгу все горючее, а немца не только не атакую, но и не увижу вблизи! До сих пор помню, как отчаянно я обозлился при одной мысли о подобной перспективе.
И в этот момент я увидел его. Того самого! В скрещении вцепившихся в него нескольких прожекторов он плыл с запада точно мне навстречу. Я немного отвернул в сторону, чтобы, описав полукруг, выйти ему прямо в хвост.
Смутно мелькнули в голове теоретически известные мне соображения о том, что атаковать самолет противника лучше всего сзади-сбоку – под ракурсом «три четверти», – тогда и его поражаемая площадь больше, и меньше шансов нарваться на ответный огонь. Но, стреляя сбоку, надо целиться с упреждением: не во вражеский самолет, а впереди него – в то место, куда он придет за время полета пуль, выпущенных из моих пулеметов. Стрельбы же в воздухе с упреждением – как, впрочем, равно и без упреждения – я до того в жизни не пробовал, ни днем, ни ночью. А посему решительно отмел этот тактически грамотный, но несколько туманный для меня по выполнению вариант.
«Черт с ним! – подумал я. – Буду бить его точно с хвоста. Без никаких там упреждений. По крайней мере, хоть попаду».
Дистанция быстро сокращалась. Из блестящей точки моя цель превратилась в самолет. Ясно видны угловатые обрубки крыльев, моторы, двухкилевое хвостовое оперение… Это – «дорнье-215». Или, может быть, 217. Не узнать его невозможно. Слава богу, что-что, а боевые самолеты фашистской Германии мы знали хорошо.
Я лечу ему точно в хвост. Настолько точно, что временами ощущаю характерное потряхивание – попадаю в его спутную струю.
Чем же он все-таки отличается от того «дорнье», который был у нас? Вроде точно такой же и в то же время в чем-то другой! Да нет, ерунда. Просто обстановка такая, что самое знакомое кажется необычным: ночь, горящая Москва, первый бой, до начала которого теперь уже остаются буквально секунды… И вдруг меня будто осенило: кресты! Кресты на плоскостях – вот что было непривычно! При каждом взгляде на фашистский самолет чуть снизу они четко выделялись на ярко освещенных прожекторами желтоватых крыльях. Вот что, оказывается, придавало немцу иной вид, чем «нашему» самолету того же типа.
И тут же, повинуясь инстинктивному побуждению, я дал длинную очередь по крылу с черным крестом.
Это, конечно, было тоже неправильно, причем неправильно со многих точек зрения. Во-первых, до «дорнье» оставалось еще метров четыреста и открывать огонь с такой дистанции не следовало: так я только демаскировал себя, не имея почти никаких шансов поразить цель (особенно если вспомнить блистательный уровень моей воздушно-стрелковой подготовки). Во-вторых, шпаря такими длинными очередями, я рисковал довольно скоро – как раз к тому моменту, когда они будут особенно нужны, – остаться без патронов. И наконец, в-третьих, не было ни малейшего смысла целиться в кресты, какие бы чувства их вид во мне ни вызывал. Даже если бы я в них попал, существенного вреда противнику это бы не причинило… К сожалению, все эти очевидные и убедительные доводы рассудка пришли мне в голову лишь после того, как я снял палец с гашетки, выпустив в безбрежное воздушное пространство изрядную порцию пуль.
Нет, надо ближе! Еще ближе!
Новая очередь – теперь уже с меньшей дистанции и не по крыльям, а по кабине, по моторам. И, кажется, удачная. Вроде попал. Что же будет дальше?
А дальше последовало то, что, будь я поопытнее, можно было бы без труда предугадать: с обоих пулеметных постов бомбардировщика – и верхнего, и нижнего – навстречу моему «мигу» протянулись трассы встречных очередей. Стрелки ожидали атаки истребителя – я, в сущности, сам предупредил их об этом той первой очередью издалека. Кроме того, я подошел к ним точно на их же высоте – без превышения или принижения – и этим дал возможность вести ответный огонь по себе обеим стрелковым точкам. Наконец, дав очередь, я продолжал идти за бомбардировщиком по прямой, никак не маневрируя, то есть оставался относительно него в одном и том же неизменном положении.
Словом, события развивались вполне логично. Встречного огня надо было ожидать.
Но, боже мой, до чего же отвратительное ощущение – когда в тебя стреляют! Трудно передать, как это мне не понравилось!
После войны мне не раз приходилось читать, что к опасностям всяческого рода, в том числе и к стрельбе по собственной персоне, привыкают. Не знаю. Сильно сомневаюсь. Подозреваю, что авторы подобных утверждений просто забыли свои собственные ощущения в такой ситуации (если, конечно, в них вообще кто-нибудь когда-нибудь стрелял). Я, во всяком случае, не привык. И если во многом другом мои первые впечатления впоследствии не раз менялись, то это оказалось на редкость стабильным.
Другое дело, что у обстрелянного человека постепенно вырабатывается умение действовать разумно и целесообразно, несмотря на ощущение опасности, но речь сейчас не о том.
Правда, в дальнейшем мне пришлось испытать ощущения еще более отвратительные, чем обстрел в воздухе, – штурмовой налет противника на земле, когда нет возможности ни взлететь, ни спрятаться куда-нибудь, кроме халтурно вырытой щели на краю летного поля (умение окапываться, столь полноценно освоенное пехотой, увы, никогда не принадлежало к числу воинских талантов нашего рода войск). Все это я в полной мере хлебнул позднее, на фронте. В первый раз даже выковырнул из земли в метре от себя и взял на память горячий, остро пахнущий осколок. Но хранил его недолго: вскоре же выбросил, ибо событие оказалось, увы, далеко не уникальным, а таскать с собой или тем более демонстрировать окружающим осколок, «который меня чуть-чуть не убил», стало, по понятиям фронтового этикета, просто неприличным. Такова, видимо, судьба всех и всяческих сувениров: мода на них недолговечна.
…Итак, стрелки с «дорнье» открыли по моему «мигу» встречный огонь. Почему они меня не сбили – ума не приложу. Наверное, на меткости их огня сказалось сильное нервное напряжение (вспомним, что они не ждали серьезного отпора), ослепление светом нескольких прожекторов, в то время как я-то все-таки находился в темноте, и, наконец, тот установленный экспериментально общеизвестный факт, что господь бог особенно оберегает пьяных и сумасшедших. Пьяным я в ту ночь, правда, не был, но вел себя, без сомнения, во многом как настоящий сумасшедший…
Следующий заход я сделал немного снизу – верхняя точка противника уже не могла вести огонь по мне, – дал короткую очередь по кабине с переносом на правый мотор и тут же ускользнул в сторону… Порядок: встречная очередь (только одна!) прострочила темноту там, где я был секундой раньше, но откуда уже успел вовремя убраться. На войне опыт приходит быстро! Впрочем, иначе и невозможно: попробуй он не прийти!..
Через несколько заходов ответный огонь с «дорнье» прекратился. Мои трассы упирались прямо в фюзеляж и моторы врага… Или мне это только кажется? Потому что если это так, то чего же он не падает?.. Хотелось крикнуть ему: «Падай же, сукин сын, наконец!..»
Долго, бесконечно долго бил я по фашистскому самолету. Так, по крайней мере, мне казалось, хотя часы, на которые я взглянул после выхода из боя, этого впечатления не подтвердили.
Очередь… Еще очередь… И вдруг «дорнье» как-то странно, рывком завалился в правый крен, на мгновение завис в таком положении, потом опять резко увеличил крен, занес хвост – и … вывалился из прожекторов.
Где он? Глаза, привыкшие к ярко освещенной цели, ничего в воздухе вне прожекторных лучей не различают. Кругом все черно. Куда он девался?
О том, что «дорнье», может быть, просто сбит, я в первый момент даже не подумал, хотя последние десятки секунд всем своим существом только этого и ждал. Не подумал, скорее всего, потому, что никогда не видел, как сбивают самолеты, и подсознательно прочно впитал в себя неоднократно читанное в произведениях художественной и не очень художественной литературы что-нибудь вроде: «Ярко вспыхнув, смердя дымным факелом, стервятник в последнем штопоре с протяжным воем устремился к земле».
А тут означенный стервятник не вспыхнул, не засмердил дымным факелом, а главное – неизвестно куда устремился. Хорошо, если к земле, а вдруг ни к какой не земле, а просто он таким хитрым маневром вышел из боя, сейчас летит себе домой и посмеивается над мазилой истребителем, который по нему бил, бил, да так и не сбил.
На земле, докладывая о выполненном боевом вылете, я закончил донесение тем, что противник накренился, занес хвост и вывалился из прожекторов.
По этому поводу один из моих коллег заметил:
– Чего тут копаться: вывалился – не вывалился. Доложил бы просто – сбил, мол, и все тут.
– А вдруг не сбил?
– Да нет, по всему похоже, что сбил. А потом, знаешь, сейчас это нужно. Каждая сбитая машина нужна. Для подъема духа.
Мой товарищ явно путал моральный эффект от сбитого самолета врага и от бумаги, где об этом было бы написано.
Во времена, о которых идет речь, еще не была разработана классификация правды по различным видам: «мобилизующая» и «демобилизующая», «окопная» и, видимо, «стратегическая», «малая» и «большая» и тому подобное. Но определенное стремление к разработке, а главное, внедрению в жизнь подобной классификации, как мы видим, уже намечалось.
– Нет, – сказал я. – Давай лучше подождем подтверждения земли. Вернее дело будет.
Подтверждение пришло назавтра».
Летчик-испытатель НИИ ВВС М.Л. Галлай в кабине И-153. Москва. 1930-е гг. (Фото НИИ ВВС)
Галлай М.Л. Избранное в двух томах. Том второй. – М.: Воениздат, 1990.
«В Рехильбицах летом очень жарко, в ту же минуту, когда служба заканчивается, мы ложимся на наши походные койки в прохладе палаток. Наш командир живет в одной палатке с нами. Нам не приходится много говорить, но у нас есть чувство взаимопонимания. Мы, должно быть, схожи с ним характерами. Вечером, после разбора полетов, он идет прогуляться в лес или по степи, а я если не сопровождаю его, то поднимаю тяжести, метаю диск и совершаю пробежку вокруг аэродрома. Так мы отдыхаем после тяжелого дня и просыпаемся свежими и отдохнувшими на следующее утро. После этого мы усаживаемся в нашей палатке. Он не любитель выпить и не имеет ничего против того, что я не пью. Почитав немного книгу, он смотрит на кого-то в кружке и замечает: «Ну что, Вейнике, ты, должно быть, сегодня совсем утомился?» И перед тем как это начнут отрицать: «Ну хорошо, значит, пора спать». Мы всегда ложимся спать пораньше, и меня это устраивает. «Живи и давай жить другому» – вот его девиз. Прошлый опыт Стина —
Группа немецких пикирующих бомбардировщиков Ju 87B на боевом курсе. Лето 1941 г. (Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv)
такой же, как у меня. Он использует его и хочет стать лучшим командиром, чем те офицеры, под командованием которых он служил сам. Во время полетов он оказывает на нас странное влияние. Он не любит плотный огонь зениток, так же как и все остальные, но ни одна ПВО не сможет оказаться настолько мощной, чтобы заставить его сбросить бомбы с большой высоты. Он отличный товарищ, исключительно хороший офицер и первоклассный летчик. Комбинация этих достоинств делает его поистине редкой птицей. Бортовым стрелком у Стина – самый старый солдат в нашей эскадрилье, унтер-офицер Леман. У меня – самый молодой, капрал Альфред Шарновски. Альфред – тринадцатый по счету ребенок в простой восточнопрусской семье. Он редко открывает рот, и, возможно, по этой причине его ничто не может вывести из равновесия. С ним я никогда не должен беспокоиться о вражеских истребителях, поскольку никакой Иван не сможет оказаться мрачнее моего Альфреда.
Здесь, в Рехильбицах, иногда случаются настоящие бури. На огромных пространствах России царит континентальный климат, и за благословенную прохладную погоду приходится платить штормами. В разгар дня внезапно все вокруг темнеет, и облака ползут почти по самой земле. Дождь льет как из ведра. Видимость сокращается всего до нескольких метров. Как правило, встречая бурю в воздухе, мы стремимся ее облететь. Тем не менее рано или поздно мне неизбежно придется столкнуться с непогодой поближе.
Мы оказываем поддержку нашей армии в Лужском секторе фронта. Время от времени нас также посылают на задания в далеком тылу противника. Цель одной из таких миссий – железнодорожная станция Чудово, важный транспортный узел на линии Москва – Ленинград. Из опыта прошлых миссий мы знаем, что там сильная противовоздушная оборона. Огонь зениток очень плотный, но до тех пор, пока не прибыли свежие истребительные соединения противника, мы не предвидим здесь никаких особых сюрпризов.
Прямо перед нашим взлетом наш аэродром атакован группой русских штурмовиков, которых мы прозвали «Железными Густавами». Мы бросаемся в укрытие, вырытое за самолетами. Лейтенант Шталь прыгает вниз последним и приземляется прямо мне на спину. Это еще неприятней, чем налет «Железных Густавов». Наши зенитки открывают по ним огонь, «Густавы» сбрасывают бомбы и уходят, прижимаясь к земле. Затем мы взлетаем. Курс – северо-восток, высота – 3000 метров. На небе – ни облачка. Я лечу ведомым у командира. Во время полета я догоняю его и заглядываю в кабину. Спустя какое-то время впереди начинают искриться темно-синие воды озера Ильмень. Сколько раз мы летали по этому маршруту на Новгород, расположенный у северной оконечности озера, или на Старую Руссу, на южной стороне. Когда мы приближаемся к цели, на горизонте встает черная грозовая стена. Перед целью она или за ней? Я вижу, как Стин изучает свою карту, и сейчас мы летим через густое облако часового грозового фронта.
Я не могу найти цель. Она где-то там, внизу, под грозовыми облаками. Если судить по часам, мы сейчас очень близко от нее. В этом монотонном ландшафте лоскутные облака затрудняют ориентировку на глаз. Несколько секунд мы летим в темноте, затем снова свет. Я приближаюсь к Стину на расстояние в несколько метров, чтобы не потерять его в облаках. Если я потеряю его, мы можем столкнуться. Но почему Стин не поворачивает обратно? Мы, конечно же, не сможем атаковать в такую бурю. Самолеты, летящие за нами, тоже начинают перестраиваться, наверное, им пришла в голову та же мысль, что и мне. Возможно, командир пытается найти вражескую линию фронта с намерением атаковать там несколько целей. Он спускается ниже, но облака на всех уровнях. Стин отрывает взгляд от своей карты и неожиданно резко накреняет машину. Скорее всего, он принял, наконец, в расчет плохую погоду, но не обратил внимания на близость моей машины. Моя реакция молниеносна: я резко бросаю самолет в сторону и закладываю глубокий вираж. Самолет накренился на такой угол, что он уже летит почти вверх колесами. Он несет 700 кг бомб, и сейчас этот вес тянет нас вниз с непреодолимой силой. Я исчезаю в облачном чернильном слое.
Вокруг меня абсолютная чернота. Я слышу свист и удары ветра. Дождь просачивается в кабину. Время от времени вспыхивает молния и освещает все вокруг. Яростные порывы ветра сотрясают кабину, и корпус самолета дрожит и трясется. Земли не видно, нет горизонта, по которому я мог бы выровнять самолет. Игла индикатора вертикальной скорости прекратила колебаться. Шарик со стрелкой, которая указывает на позицию самолета по отношению к его продольной и поперечной оси, прижат к краю шкалы. Индикатор вертикальной скорости указывает в ноль. Индикатор скорости показывает, что с каждой секундой самолет движется все быстрее. Я должен сделать что-то, чтобы привести инструменты в нормальное положение, и как можно быстрее, поскольку альтиметр показывает, что мы продолжаем нестись вниз.
Индикатор скорости вскоре показывает 600 км в час. Ясно, что я пикирую почти вертикально. Я вижу в подсвеченном альтиметре цифры 2300, 2200, 2000, 1800, 1700, 1600, 1300 метров. При такой скорости до катастрофы остается всего несколько секунд. Я весь мокрый, от дождя или от пота? 1300, 1100, 800, 600, 500 метров на альтиметре. Постепенно мне удается заставить другие приборы функционировать нормально, но я по-прежнему ощущаю тревожащее давление на ручку управления.
Я продолжаю пикировать. Индикатор вертикальной скорости продолжает стоять на максимуме. Все это время я полностью во тьме. Призрачные мерцающие вспышки пронзают темень, делая полет по приборам еще более трудным. Я обеими руками тяну на себя ручку управления чтобы привести самолет в горизонтальное положение. Высота 500, 400 метров! Кровь приливает в голову, я с всхлипом втягиваю в себя воздух. Что-то внутри меня просит прекратить борьбу с разбушевавшейся стихией. Зачем продолжать? Все мои усилия бесполезны. Только сейчас до меня доходит, что альтиметр остановился на 200 метрах, но стрелка слегка колеблется. Это означает, что катастрофа может последовать в любой момент. Нет, полет продолжается! Внезапно раздается тяжелый удар. Ну, теперь я точно покойник. Мертв? Но если бы это было так, я не мог бы думать. Кроме того, я слышу рев двигателя. Вокруг такая же темень, как раньше. И невозмутимый Шарновски говорит спокойно: «Похоже, мы с чем-то столкнулись».
Невозмутимое спокойствие Шарновски оставляет меня немым. Но я знаю одно: я все еще в воздухе. И это знание помогает мне сосредоточиться. Верно, что даже при полной тяге я не могу лететь быстрее, но приборы показывают, что я начинаю карабкаться вверх, и этого уже достаточно. Компас показывает строго на Запад, совсем неплохо. Нужно надеяться, что эта штука еще работает. Я не отрываю глаз от приборов, как будто гипнотизирую их силой воли. Наше спасение зависит от них. Я должен тянуть ручку со всей силы, иначе «шарик» опять соскользнет в угол. Я управляю самолетом осторожно, как будто это живое существо. Я упрашиваю его вслух и внезапно вспоминаю о Верной Руке и его лошади.
Шарновски прерывает мои мысли: «У нас две дырки в крыльях, и из них торчит пара березок. Мы также потеряли кусок элерона и закрылок».
Я оглядываюсь назад и понимаю, что вышел из самого нижнего облачного слоя и сейчас лечу уже над ним. Снова дневной свет! Я вижу, что Шарновски прав. Две большие дыры в каждом из крыльев доходят до главного лонжерона, и в них торчат куски березовых веток. Я начинаю понимать: дырки в крыльях объясняют потерю скорости, отсюда и трудности с управлением машиной. Как долго доблестный Ju 87 сможет это выдержать? Я догадываюсь, что нахожусь, должно быть, в 50 км от линии фронта. Сейчас и только сейчас я вспоминаю о моем грузе бомб. Я сбрасываю их, и лететь становится легче. Во время каждой вылазки мы встречаемся с истребителями противника. Сегодня одному из них даже не понадобится стрелять в меня, чтобы сбить, ему достаточно просто посмотреть недружелюбно в мою сторону. К счастью, я не вижу ни одного истребителя. Наконец, я пересекаю линию фронта и медленно приближаюсь к нашему аэродрому.
Я прикажу Шарновски немедленно прыгать с парашютом. Я отдам этот приказ на тот случай, если не смогу больше управлять самолетом. Я воссоздаю в памяти недавнее чудо, которое продлило мне жизнь: разразилась гроза; после того как я привел в инструменты в рабочее положение и выравнивал машину, я оказался очень близко к земле. На такой скорости я, должно быть, пролетел между двумя березами, и именно там я подцепил эти ветви. Невиданная удача – дыры находятся посредине крыльев, и березы не задели пропеллер, иначе полет закончился бы за несколько секунд. Сохранить стабильность полета после такого потрясения и доставить меня домой благополучно не смог бы ни один самолет, за исключением Ju 87.
Обратный полет занимает гораздо больше времени, но, наконец, прямо перед собой я вижу Сольцы. Напряжение спадает, и я снова распрямляю плечи. Над Сольцами патрулирует несколько наших истребителей, и до аэродрома остается уже совсем немного.
«Шарновски, тебе нужно будет выброситься с парашютом над летным полем».
Я абсолютно не имею понятия, на что моя машина похожа с земли и как дыры в крыльях повлияют на ее аэродинамику при посадке. Сейчас следует по возможности избежать лишних жертв.
«Я не буду прыгать. У вас все получится», – отвечает он своим обычным голосом. Что на это можно ответить?
Аэродром прямо под нами. Я смотрю на него новыми глазами. И вид у него какой-то домашний. Здесь мой самолет мог бы отдохнуть. Здесь мои товарищи, знакомые лица. Где-то там внизу висит мой китель. В кармане – последнее письмо, полученное из дома. Что в нем написала мама? Нужно было читать внимательнее!
Эскадрилья, похоже, на построении. Может быть, получают задание на следующий вылет? В таком случае мы должны поторопиться. Вот все уставились на наш самолет и разбегаются, чтобы освободить мне полосу. Я готовлюсь сесть и снижаю скорость насколько это возможно. Наконец-то приземление! Мой самолет еще долго несется по земле. Кто-то бежит рядом с нами последнюю сотню метров. Я вылезаю из самолета, за мной спускается Шарновски с безразличным видом. Вот коллеги окружили нас и хлопают по спинам. Я торопливо прокладываю себе путь через толпу встречающих и рапортую командиру: «Пилот Рудель вернулся с задания. Особый инцидент – контакт с землей в районе цели – самолет временно к полету не пригоден».
Стин пожимает нам руки, на его лице – улыбка. Затем он идет в штабную палатку. Конечно же, мы должны повторить свою историю всем остальным. Они рассказывают, как построились для того, чтобы услышать краткую поминальную речь командира: «Пилот-офицер Рудель и его экипаж попытались выполнить невозможное. Они атаковали цель, спикировав на нее через грозу, и смерть настигла их». Он только-только наполнил воздухом легкие, чтобы начать новое предложение, когда наш поврежденный Ju 87 появился над аэродромом. Стин побледнел от волнения и быстро распустил строй. Даже сейчас в палатке он отказывается поверить, что я не просто спикировал в бурю, а был поглощен чернотой, потому что летел слишком близко к его самолету в тот момент, когда он начал делать разворот.
«Я уверяю вас, это было не нарочно».
«Ерунда! Именно этого от вас и можно было ожидать. Вы намеренно остались, чтобы атаковать станцию».
«Вы меня переоцениваете».
«Будущее докажет, что я был прав. Мы сейчас опять вылетаем».
Часом позже я лечу рядом с ним в другом самолете на бомбежку целей в Лужском секторе. Вечером я снимаю внутреннее напряжение и физическую усталость в игре. После этого я делаю нечто чрезвычайно важное: сплю как убитый».
Звено пикирующих бомбардировщиков Ju 87B на боевом курсе. Лето 1941 г. (Фото из частной коллекции Wolfram Freiherr von Richthofen)
50 км северо-восточнее Смоленска. Несмотря на плотный зенитный огонь, железно-и автодорожный мосты через реку Вопь уничтожены. 22 июля 1941 г.
(Фото из частной коллекции Wolfram Freiherr von Richthofen)
Rudel H.-U. Stuka-Pilot. New York, Ballantine Books, 1963.
«Солнце уже склонилось к горизонту, его косые лучи светили сзади самолетов, и местность впереди хорошо просматривалась на многие километры. Над Смоленском было ясно. Константин в душе по-хорошему позавидовал умелому маневру командира полка: так точно вывести группу на цель мог только большой мастер. Вот бы ему так!
А цель все ближе. В дымке четче обозначились очертания древнего города. Немецких истребителей в небе над ним не было. Зенитки тоже молчали. «Петляковы» беспрепятственно приближались к аэродрому. Вскоре у черты города на огромном зеленом лугу проступила белая бетонная полоса, а за ней серые здания ангаров и служебных помещений, темные скобы капониров вокруг летного поля.
Но Константин вглядывался не в аэродромные сооружения, а в силуэты многочисленных самолетов, которыми был буквально забит аэродром. Большие и маленькие, группами и поодиночке, они стояли в капонирах и рядом, на рулежных дорожках и у зданий, на замаскированных и открытых стоянках. Преобладали двухмоторные. Отдельной длинной цепочкой громоздились четырехмоторные. Повсюду сновали люди, машины.
– Ух, сколько же их тут! – не удержал возгласа удивления летчик. – Похоже, готовятся к полетам, не ждут гостей.
– Обнаглели!
Ведущий Пе-2 уже подлетал к границе аэродрома, когда перед ним в небе появились первые разрывы, а по летному полю пополз тонкий шлейф пыли – на взлет пошли дежурные мессершмитты. Константин зло проговорил:
– Запизнылысь! Пока наберут высоту, проскочим!
Количество разрывов впереди нарастало с каждой секундой. Бело– и серо-черные хлопья появлялись в небе тут и там, сливались друг с другом, образуя распухающее облако. Но стрельба зениток пока была беспорядочной и опасности для бомбардировщиков не представляла. Богомолов лег на боевой курс, и вот его зелено-голубой «петляков» уже взмахнул двухкилевым хвостом, пронзил полыхающее взрывами облако и опрокинулся в крутое пике, устремившись с нарастающей скоростью навстречу врагу. За головной машиной мелькнул хвост второй, потом третьей машины – атака началась!
Но и враг вводил в бой все новые и новые силы. Теперь на земле огрызались десятки батарей. Облако разрывов быстро накатывалось на «петляковых», обволакивало их со всех сторон. А на стоянках немецких самолетов уже взрывались авиабомбы. Вокруг них появились языки пламени, загулял огонь, и к небу потянулись дымные шлейфы горящих машин.
– Командир! Разрывы справа – пятьдесят метров! – подал голос Георгий Збитнев. – Теперь слева – тридцать!
«Семерку» тряхнуло. Усенко наблюдал за хвостом григорьевской машины. Она начала противозенитный маневр. Летчик стал повторять его.
– Включаю ЭСБР! – доложил Лопатин. – Угол пикирования сделаем семьдесят градусов. Слышишь, друг? Выдержи!
– Вас понял! Выпускаю тормозные решетки!
В рев моторов вплелся резковатый шум, созданный открывшимися решетками. Пе-2 резко уменьшил скорость, будто кто-то схватил его за хвост и придержал.
– Потеряй еще двести метров! Так! Боевой!
Пилот прекратил маневр, мельком взглянул вниз.
– Давайте по целям, что у ангара! – приказал он.
– Так и хочу! – Лопатин уже склонился над прицелом. – Влево – восемь! Еще чуть-чуть! Стоп! – Он вывел бомбардировщик на уцелевший ангар, рядом с которым особенно густо стояли двухмоторные хейнкели. Бомбардиру были видны не только самолеты, но и мечущиеся фигурки людей, отъезжающие автомашины и рядом неистово стреляющая четырехствольная батарея малокалиберных пушек.
– Пошел!
Константин ждал эту команду. Он вмиг сложил губы трубочкой, протяжно свистнул и двумя руками с силой отжал штурвал. «Петляков» послушно опустил нос, голубое в дымах небо взлетело куда-то вверх, а зеленое поле аэродрома, серые рулежные дорожки с распластавшимися вдоль них чужими самолетами и кружочками рвущихся бомб, черная крыша ангара – все это встало перед Константином в прицеле и двинулось на него, стремительно увеличиваясь в размерах.
– Выводи! – раздалась команда Лопатина. Усенко вдавил кнопку в гнездо на штурвале, «семерка», дрожа, приподняла нос, выходя из пикирования, с держателей сорвались бомбы… «Петляков» с огромной скоростью помчался над аэродромными строениями и деревьями, над домами города. Справа и слева от него рвались снаряды, но он был уже далеко. Константин отыскал в небе григорьевскую машину и подвернул. «Петляковы» быстро собирались в общий строй.
Бомбы на аэродроме продолжали рваться, разгорались новые костры пожарищ, а сверху в пике срывались последние машины. Сбитых пикировщиков не было видно, и Костя вздохнул с облегчением.
– Видел: две бомбы попали в ангар. – Голос бомбардира был спокоен. – Остальные легли рядом на площадку с самолетами. Молодец, Костя! Выдержал уголок! Я ж говорил, что люблю точность! Не торопясь, поспешим!
– Внимание! – ворвался крик радиста. – Справа сверху вижу четыре мессера. Выходят на комэска.
Из синевы небес прямо на григорьевское звено падали две пары Bf.109. Стрелки передних Пе-2 встретили их дружным огнем, и вражеские истребители прервали атаку. Выпустив издали несколько очередей, они отвернули в сторону.
Но вражеских самолетов становилось все больше. Усенко прижимал «семерку» к ведущему, вертел головой по сторонам. С юго-запада наперехват группе мчалась четверка, за ней еще восьмерка мессершмиттов. Дальше у самого горизонта виднелись еще какие-то черточки. Положение «петляковых» осложнялось: на каждый Пе-2 приходилось уже по три Bf.109!
– Командир! Командир! – Георгий не докладывал, а кричал: – Справа еще четыре мессера! А вон еще!
– Ты чего раскричался, Сгибнев? – спросил Лопатин стрелка. – Мессеры летят? А что ж им делать? Пусть летят. Подойдут поближе, не волнуйся, поделюсь с тобой по-братски, будешь бить на выбор. А кричать зачем, Сгибнев?
«Ну и нервы у мужика! – с восторгом подумал Костя. – Тут такое! А он еще шутит!» Но удивительное дело – вовремя спокойно сказанное слово боевого товарища разрядило напряженность.
Радист опомнился и даже обиделся:
– Почему вы меня зовете Сгибневым, товарищ лейтенант? Моя фамилия Збитнев!
– Вот я и говорю: Сгибнев! – невозмутимо повторил бомбардир. – Ты должен перед фашистами не сгибаться, а сбивать их. Понял, Збитнев?
Количество вражеских истребителей перевалило за три десятка. «Петля-ковы» вместе с «мигами» шли плотным строем на большой скорости на восток. Гитлеровцы предприняли несколько атак, но, встретив сосредоточенный огонь стрелков и заградительные трассы «мигов», прекратили их, а затем повернули к Смоленску. Напряжение боя спало, и летчики заговорили, обмениваясь наблюдениями.
Летчик в кабине пикирующего бомбардировщика Пе-2. Лето 1941 г. (РГАКФД)
– Когда мы выходили из пике, – докладывал Георгий, – я видел, как к цели с севера подлетало штук двадцать «горбатых», а повыше их «эсбэ» с «лаггами». Куда они?
– Все правильно! Штурмовики и бомбардировщики должны развить наш успех! – объяснил Лопатин и вдруг спросил: – Вы не слышали свист в машине перед входом в пике?
Летчик, смутившись, помалкивал, а радист захохотал:
– То наш командир перед атакой всегда свистит! Он же голубятник!..
До полета Константин настороженно косился на «старика» Лопатина, не доверял ему. После полета он смотрел на него с восторгом и готов был выполнять все его приказания».
Цупко П.И. Пикировщики. – М.: Политиздат, 1987.
«Помню жаркий день июля 1941 года. Я сижу в кабине И-153 – «чайки» на аэродроме южнее Броваров, где сейчас птицекомбинат, перед вылетом. Через несколько минут мне вести восьмерку на штурмовку противника в район хутора Хатунок, что сейчас за Выставкой достижений народного хозяйства. За день до этого именно в этом месте мы потеряли летчика Бондарева, а в этом бою меня едва не сбили. В районе Хатунка скапливались немецкие танки, отлично прикрытые огнем очень эффективных немецких мелкокалиберных зениток «эрликон» и крупнокалиберных пулеметов, которые пробивали наши фанерные самолеты насквозь. К борту моего самолета подошел генерал-майор без должности, «испанский» Герой Советского Союза Лакеев, дивизию которого, где он был командиром, немцы сожгли на земле в первый же день войны, и он без дела болтался по нашему аэродрому. Летать Лакеев трусил и занимался тем, что вдохновлял летный состав. Решил вдохновить и меня: «Давай, давай, комиссар, задай им перцу». Очень хотелось послать воспетого в прессе, стихах и песнях героя подальше, но мне не позволила комиссарская должность. Лакеева послал подальше и показал ему комбинацию из кулака, прижатого к локтю другой рукой, один из пилотов соседнего второго полка, Тимофей Гордеевич Лобок, которому Лакеев предложил покинуть самолет и уступить ему, генералу, место, чтобы такая большая ценность вылетела из окружения, когда до этого дошло дело».
3-я эскадрилья 43-го иап. Слева направо: Л. Полянских, Д. Панов, В. Шишкин, А. Романов, А. Швец, П. Киктенко, М. Бубнов. Бровары. Сентябрь 1941 г. (ЦАМО)
Панов Д.П. Русские на снегу: Судьба человека на фоне исторической метели. – Львів: «СПОЛОМ», 2003.
«Раннее июльское утро. На Качинском аэродроме дежурит пара истребителей МиГ-3. В их кабинах находятся командир звена лейтенант Рыжов и молодой летчик лейтенант Телегин. Поступило сообщение службы противовоздушной обороны о том, что над морем появился вражеский самолет, идущий курсом на Севастополь. Дежурные истребители немедленно взлетели.
Летчики внимательно осматривались, но противника не было видно. Прошло несколько томительных минут. Пилоты были почти уверены, что фашист или вернулся назад, или уклонился куда-нибудь в сторону. Однако поиск все же продолжали.
Вдруг далеко впереди себя, над морем, они увидели темную точку. Увеличили скорость. Вскоре распознали двухмоторный «хейнкель-111», вооруженный шестью пулеметами. Враг найден. Но тут случилось непредвиденное. Петр Телегин по неопытности забыл открыть жалюзи водяного радиатора, мотор перегрелся, а потом его совсем заклинило. Телегину пришлось взять курс на берег и совершить вынужденную посадку в Евпатории.
Рыжов остался один. «Хейнкель» шел на высоте более 7000 метров. Вражеский летчик, видимо, заметил истребитель и попытался отклониться в сторону, но явно опоздал. Рыжов вывел свой МиГ-3 прямо на цель. Расстояние быстро сокращалось. Вот уже отчетливо видны опознавательные знаки фашистского разведчика, еще секунда – и тут застучал пулемет противника. Пули пробили козырек кабины истребителя и радиатор. Вода проникла в нижнюю часть кабины, обжигая ноги, горячий пар нестерпимо ударил в лицо.
Ситуация сложилась опасная. Но летчик продолжал натиск на врага. Он хотел дать очередь по «хейнкелю» с короткой дистанции, но оба пулемета почему-то молчали. А разведчик между тем начал безнаказанно уходить. Что делать?
«Иду на таран», – решил Рыжов и до отказа отжал сектор газа. Мотор взревел, истребитель рванулся вперед и на большой скорости ударил лопастями винта по хвосту «хейнкеля». Раздался сухой треск, и вражеский самолет, распадаясь на обломки, полетел в море.
От удара Рыжов на какое-то мгновение потерял сознание. Очнувшись, понял, что МиГ-3 находится в крутой спирали, теряя высоту. Напрягая все силы, летчик вывел его в горизонтальное положение. Высота не превышала и тысячи метров. Мотор сокращал обороты и, наконец, совсем смолк. Наступила гнетущая тишина. Неумолимо надвигалось море. Выход был один: спасаться на парашюте. Но высота уже не гарантировала безопасность, и летчик посадил сухопутный самолет на… воду. Море мгновенно поглотило машину. Рыжов едва успел выбраться из кабины. Спасательный жилет помог ему удержаться на воде. Это произошло западнее мыса Тарханкут.
Самолеты МиГ-3 авиации КЧФ на Качинском аэродроме. Лето 1941 г. (ЦАМО)
Вокруг расстилалось пустынное море. Евграф Михайлович снял с себя летную одежду: реглан и даже ботинки, так было легче. Осмотрелся, пытаясь сориентироваться по солнцу. Определив, где должен быть берег, поплыл. Через несколько часов обессилевшего летчика подобрал «морской охотник» и доставил в Одессу».
Дорохов А.П. Крылатые защитники Севастополя. – Симферополь: Таврия, 1981.
«К концу июля погода испортилась, и до начала августа авиация действовала ограниченно. Однако летчики-испытатели, отличавшиеся отменным мастерством, боевой работы не прекращали.
Чаще всего они прикрывали войска в районе Ярцево и патрулировали над Соловьевской переправой. В течение длительного времени переправа эта была в наших руках, и над ней ежедневно шли ожесточенные бои. В промежутках между вылетами летчики дремали прямо в кабинах, ожидая, пока самолет будет заправлен. Усталость часто пересиливала нервное напряжение, и тут же, в кабине, летчик успевал заснуть. Полковой врач привычно и деловито подносил к носу спящего ватку, смоченную в нашатыре. Тогда летчик, вскинув голову, выруливал на полосу, словно и не спал минуту назад…
В один из таких дней, которые, как правило, помечаются в сводках примечанием «авиация действовала ограниченно», звено МиГ-3 в составе командира полка Коккинаки, комиссара Погребняка и летчика майора Кубышкина прикрывало наземные войска в полосе Ярцево – Духовщина (севернее Смоленска). Очевидно, предположив, что в плохую погоду советских истребителей не будет в воздухе, немцы послали в этот район большую группу бомбардировщиков, которых, однако же, сопровождали истребители прикрытия. И звено МиГ-3 вступило в бой. Бомбардировка была сорвана. Один юнкерс сбит. Звено вернулось на аэродром, но вскоре Константин Коккинаки снова вылетел патрулировать в тот же район. На этот раз ведомыми у него шли летчики Барышников и Ященко.
И снова звену пришлось вести тяжелый бой. В этом бою Барышников погиб, а Коккинаки и Ященко были подбиты.
Аэрофотосъемка аэродрома Смоленска с немецкого самолета-разведчика Do 17Z. Лето 1941 г. (Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv)
Захаров Г.Н. Я – истребитель. – М.: Воениздат, 1985.
«Летчики-испытатели сбили бомбардировщик «дорнье-17». Затем в труднейшем бою с сильной группой истребителей противника наша девятка сбила два мессершмитта. Одного из них сбил майор Звонарев, другого – звено майора Кубышкина. Это звено приняло на себя основную тяжесть боя. Ведомый Кубышкина, летчик Попов, был ранен в руку, но сумел благополучно привести машину в Двоевку. Самолет другого ведомого, летчика Серкова, оказался сильно поврежден, и Серков приземлял истребитель на одно колесо.
Все попытки гитлеровцев нанести массированный бомбардировочный удар в этом районе были сорваны. Тогда фашисты совершили массированный налет на аэродром. В момент налета восемь летчиков находились в кабинах своих боевых машин, и группа тотчас пошла на взлет. Мессершмитты, налетевшие на аэродром, успели сбросить несколько бомб и стали уходить, но наши настигли их и сбили два вражеских самолета. Старший политрук Авилов, мужественный умелый летчик, продолжал преследовать уходящие Bf.109 и поджег еще один.
Сбитый и упавший на железнодорожный путь «дорнье» Do 17Z. 1941 г. (Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv)
Захаров Г.Н. Я – истребитель. – М.: Воениздат, 1985.
«В тот день над аэродромом Тульчин, где разместилась 13-я словацкая эскадрилья, без предварительного оповещения внезапно пролетел венгерский истребитель «Фиат» CR.42. Возникла суматоха, и взбешенный комендант аэродрома, немецкий полковник, распорядился догнать и сбить нарушителя. Немедленно на перехват взлетели три «Авиа В-534». Спустя некоторое время два пилота вернулись ни с чем, однако третьему, Яну Режняку, удалось приблизиться к «фиату» на дистанцию стрельбы. Издалека открыв огонь, он лишь повредил улетающий самолет. Тем не менее венгерское командование заявило протест, возник скандал, и Режняка едва не отдали под суд военного трибунала. Защитил его комендант, объявивший инцидент результатом малоизвестной конструкции венгерского самолета и его незнакомых опознавательных знаков. В конце концов, дело замяли».
Ян Режняк, словацкий пилот люфтваффе. 1941 г.
Истребитель Fiat CR.42. из состава венгерских ВВС
Корнюхин Г.В. Воздушная война над СССР, 1941. – M.: Вече, 2014.
«Настоящий воздушный бой с участием словацких пилотов впервые состоялся 29 июля. Взлетевшее вечером по тревоге звено истребителей из 12-й эскадрильи неожиданно встретилось в воздухе с большой группой советских самолетов И-16 и И-153. После кратковременной схватки ведущий словаков благоразумно решил покинуть место боя и на бреющем полете увел звено обратно на аэродром. В целом бой закончился безрезультатно, хотя за словацкими летчиками записали одну вероятную победу».
Ян Режняк с журналом «Воздушный флот Югославии», где на обложке красуется его собственный портрет (Фото из частного архива Руда Божика)
Ян Режняк в кабине своего Avia B.534. Лето 1941 г.
(Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv) Корнюхин Г.В. Воздушная война над СССР. 1941. – M.: Вече, 2014. – 129 –
«12-я эскадрилья занималась штурмовкой советских войск на шоссе Умань – Новоархангельск и понесла серьезные потери. Огнем с земли были сильно повреждены четыре истребителя, причем один из них был потерян безвозвратно, поскольку вынужденно сел на советской территории».
Из-за значительного количества неисправных самолетов словаки практически не участвовали в боевых действиях. Сказались боевые повреждения, износ техники, а также отсутствие запасных частей. После проведенной реорганизации, сдав оставшиеся истребители 12-й эскадрилье, убыли на родину летчики 13-й эскадрильи, и в том числе Ян Режняк. Через два дня отправилась на переформирование также 3-я разведывательная эскадрилья. Всего на Восточном фронте 13-я истребительная эскадрилья выполнила 349 боевых вылетов и потеряла 6 самолетов, уничтоженных зенитным огнем и разбитых в авариях. Никаких встреч с советской авиацией она не имела.
Нагрудный знак «Пилот I класса» ВВС Словакии. 1941 г.
Истребитель Avia B.534 словацких воздушных сил (Slovenské vzdušné zbrane) на Восточном фронте. Украина. Скорее всего, лето 1941 г. В состав словацких воздушных сил при разделе вооружения ВВС Чехословакии попало 65 или 66 таких истребителей. Из шести эскадрилий, отправленных словаками на Восточный фронт, три истребительные имели на вооружении Avia B.534 (Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv)
Ян Режняк на похоронах летчика Густава Ланга несет подушку с наградами своего товарища (Фото из частного архива Руда Божика)
Корнюхин Г.В. Воздушная война над СССР. 1941. – M.: Вече, 2014.
«День проходил в напряженной работе. После очередного вылета группа производила посадку. Внезапно появилась пятерка мессеров и атаковала. Самолет летчика Мальцева и штурмана Кравченко с большим креном врезался в землю на границе аэродрома. Самолет с экипажем Мохов – Денищук был атакован в момент приземления.
С турельных установок самолетов, находившихся на стоянке, штурманы открыли по мессерам пулеметный огонь. Производить атаку по аэродрому фашисты не решились и, набрав высоту, ушли на запад.
Гибель Мальцева, Кравченко и ранение Денищука послужили всем горьким уроком. За воздухом было установлено постоянное наблюдение, вплоть до заруливания самолетов на стоянку.
Летчики и штурманы экипажей Су-2 210-го бомбардировочного авиаполка на аэродроме Буденовка. Лето 1941 г. (Фото из архива дважды Героя Советского Союза Г.Ф. Сивкова)
Сивков Г.Ф. Готовность номер один. – М.: «Советская Россия», 1973.
Днем в районе ст. Волосово звено 2-й аэ 5-го иап (61-я иабр ВМФ, КБФ) (Г.Д. Костылев, Н.Н. Соседин и С.И. Сухов) на встречных курсах вступили в бой с шестью He 112 и тройкой Bf.109. Не отрываясь друг от друга и поочередно атакуя, летчикам удалось сбить один He 112 и один Bf.109.
Сбитый румынский истребитель He 112B2. Лето 1941 г. (ЦАМО)
Цапов И.И., Конев В.Н., Мясников Ю.А. Гвардейцы Балтики крылатой. – М.: ООО «Дельта НБ», 2006.
Противник нанес бомбовый удар по аэродрому Лагсберг, на котором базировался 71-й иап (10-я сабр, КБФ). К моменту подхода группы из 23 Ju 88 и Bf.110 в воздухе патрулировала пара И-153 (вед. А.В. Мурашев). Зенитная артиллерия и зенитные пулеметы в момент пикирования открыли заградительный огонь, мешая производить повторные заходы и разбивая замкнутое кольцо, в которое встали самолеты противника. Для отражения налета с аэродрома поднялись 16 И-16 и И-153 (ведущие А.П. Блинов и С.М. Боровских). Группа Блинова перехватила головное звено юнкерсов и залпами РСов заставила его свернуть с курса. Один Ju 88 был подбит, при снижении он загорелся и взорвался в воздухе. Сделав заход по второй группе юнкерсов, истребители вынудили их сбросить бомбы, не доходя до цели. В дальнейшем истребители производили атаки по одиночным самолетам противника, которые после бомбоудара с набором высоты стали уходить на восток. Поднявшиеся с аэродрома Яговаль истребители перехватили отходящего противника. Всего противник потерял три самолета. Одного из Bf.110 сбил лично А.И. Кузнецов из 13-го иап (10-я сабр).
Звено истребителей из 13-го иап (10-я сабр) с РС под крыльями готовится к взлету. Лето 1941 г. (ЦАМО)
Цапов И.И., Конев В.Н., Мясников Ю.А. Гвардейцы Балтики крылатой. – М.: ООО «Дельта НБ», 2006.
«III./JG 52 была перебазирована в район Белой Церкви, где проходили напряженные бои. Здесь Герман Граф одержал свою первую воздушную победу. 3 августа 1941 девятка Bf.109 вылетела на прикрытие бомбардировщиков, которые должны были нанести удар по аэродрому, где, по данным разведки, предположительно находился маршал Тимошенко. Ведущим второй двойки был лейтенант Граф. В паре с ним летел Леопольд Штайнбатц. На пути к цели бомбардировщики были перехвачены советскими истребителями И-16. В скоротечном и ожесточенном воздушном бою Графу удалось зайти в хвост противнику и короткой очередью в упор сбить его.
Первая победа всегда памятна – это очень важный этап в боевой жизни каждого летчика-истребителя. Она решительно снимает комплекс неполноценности, который преследует новичков, придает им уверенность в своих силах, ставит их в один ряд с боевыми товарищами.
Дальнейшие воздушные бои проходили в районе Киева. 9-й отряд, в котором служил Герман, по-прежнему дислоцировался в Белой Церкви, в сорока километрах западнее Киева. Бои были очень тяжелые, и отряд понес значительные потери».
1 августа 1941 г. III./JG 52 перелетела из Румынии на аэродром Белая Церковь.
На фотографии – летчики 9./JG 52 на Востоке: четвертый справа лейтенант Герман Граф, третий справа унтер-офицер Штейпбац и в центре обер-лейтенант Франц Геринг (Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv)
Хазанов Д.Б. Битва за небо. 1941. От Днепра до Финского залива. – М.: Яуза, Эксмо, 2007.
«В карьере гауптмана Шашке была поставлена финальная точка. Наступивший день был ярким и солнечным. Звено И-16 лейтенанта Звягина ушло на прикрытие Мурманска, а затем на КП аэродрома поступило сообщение: «К вам идут самолеты противника». Немедленно поднялись в воздух четыре ЛаГГ-3 под командованием командира 3-й эскадрильи 145-го иап капитана А.П. Зайцева. И вовремя! Уже на взлете ведущий увидел «стодесятого». Немецкий летчик развернул самолет так, чтобы его стрелок-радист мог бить по советскому истребителю, но на этот раз пулеметная очередь прошла в стороне. Осознав, с кем имеет дело, капитан Зайцев стал осмотрительнее. Но появившийся «охотник» был не один, и вскоре над аэродромом вспыхнул ожесточенный воздушный бой между четырьмя ЛаГГами, таким же количеством Bf.110 и прикрывавшими их двумя парами «стодевятых». В разгар схватки со стороны Мурманска подошло звено И-16 Звягина и с ходу вступило в схватку. Это улучшило положение наших истребителей, и на четвертой минуте боя капитану Зайцеву удалось поймать в прицел ненавистный «стодесятый». Пулеметная очередь прошла левее мессершмитта. Чуть довернув, Зайцев открыл огонь из всего своего бортового оружия. На вражеском истребителе сразу задымил левый мотор, и стервятник с резким правым креном, теряя высоту, стал уходить на запад. Бой, начавшийся почти у земли, переместился на высоту 1200 м и длился еще более тридцати минут…
Дорогой ценой обошелся сбитый Bf.110 гауптмана Шашке. 145-й истребительный полк в этом бою потерял один И-16 и три ЛаГГ-3. Опытнейшие летчики полка – старшие лейтенанты Пискарев и Шелухин, а также лейтенант Звягин – погибли. Лейтенант Старков выбросился с парашютом из горящего самолета и получил сильные ожоги. Как только подбитый «стодесятый» пошел со снижением курсом на запад, стало ясно, что он упадет недалеко от аэродрома. Командование оперативно выделило команду из техсостава, которая в трех километрах от летного поля обнаружила в лесу разбившийся при вынужденной посадке мессер. Подойти сразу к упавшему самолету не удалось, так как началась перестрелка, в которой был тяжело ранен стрелок-радист унтер-офицер Михаэль Виттман (Uffz.Michael Wittman).
Когда приблизились к «стодесятому», то оказалось, что гауптман Шашке уже мертв. По-видимому, при посадке он ударился головой о приборную доску. С немецкого пилота сняли все знаки различия, в том числе Железный крест, медаль «За Нарвик» и жетон, выданный за пятьдесят боевых вылетов. Летчика предали земле там же, на месте падения его мессершмитта, а стрелка-радиста на носилках понесли в санчасть авиаполка. В тот момент, когда его вносили на аэродром, Виттман умер.
Среди трофеев был и пистолет гауптмана Шашке, который командующий ВВС 14-й армии полковник И.Л. Туркель вручил капитану Зайцеву, поздравив с замечательной победой.
Командир 2-й эскадрильи 145-го иап капитан А.П. Зайцев (слева) у пушечного И-16, тип 17. Лето 1941 г. (ЦАМО)
В полете Bf.110 гауптмана Шашке из штабного звена ZG 76 и Bf.109 лейтенанта Леша из 14./JG 77. Лето 1941 г. (Фото из архива ZG 76)
Слева – адъютант командира эскадры ZG 76 гауптман Герхард Шашке. Справа – чаепитие на аэродроме Хебуктен, Герхард Шашке в центре. Лето 1941 г. (Фото из архива ZG 76)
Обломки мессершмитта Bf.110 гауптмана Шашке. Шонгуй, 4 августа 1941 г. (ЦАМО) – 137 –
Летчики 145-го иап, погибшие в бою 4 августа 1941 г. Слева направо: командир звена лейтенант Лев Николаевич Звягин, заместитель командира эскадрильи старший лейтенант (на фото лейтенант) Николай Владимирович Пискарев, адъютант эскадрильи старший лейтенант Николай Александрович Шелухин (ЦАМО)
1. ЦАМО, ф. 35, оп. 11285, д. 232.
2. ЦАМО, ф. 221, оп. 1374, д. 11.
3. ЦАМО, ф. 221, оп. 1374, д. 13.
4. ЦАМО, ф. 221, оп. 1374, д. 32.
5. ЦАМО, ф. 221, оп. 1374, д. 186.
6. ЦАМО, ф. 325, оп. 4570, д. 36.
7. ЦАМО, ф. 6 САД, оп. 1, д. 24.
8. ЦАМО, ф. 6 САД, оп. 1, д. 15а.
9. ЦАМО, ф. 148 ИАП, оп. 236190, д. 2.
10. ЦАМО, ф. 148 ИАП, оп. 518968, д. 1.
11. РГАЛИ, личный фонд писателя С.С. Смирнова.
12. Рытов А.Г. Рыцари пятого океана. – М.: Воениздат, 1968.
13. Стрельбицкий К.Б. Оборона Либавы в радиограммах ее защитников // Антология войны. – 2013. – № 2.
14. Gerhard Baeker. Kampfgeschwader 1 «Hindenburg» – Traditionsverb. Kampfgeschwader 1 Hindenburg, 2006.
15. Рыбаков Ю. Expertenstafef l за полярным кругом // АвиаМастер. – 1998. – № 4.
«Я вел в Двоевку группу истребителей после штурмовки смоленского аэродрома. Штурмовка прошла удачно: вместе с истребителями 43-й дивизии в ней участвовали несколько штурмовиков Ил-2. Я впервые видел наш штурмовик в деле и только сожалел, что в ту пору их было очень мало. На подходе к Смоленску нам пришлось вести бой с истребителями противника, однако звенья прикрытия четко выполнили свою задачу. Немецким истребителям сорвать штурмовку не удалось, и мы сожгли на аэродроме больше десяти бомбардировщиков!
Едва наша группа совершила посадку в Двоевке, появилась другая группа, вернувшаяся с боевого задания. Садились МиГ-3. Один из них, коснувшись земли, несколько десятков метров пробежал абсолютно нормально, а потом вдруг по необъяснимой причине пошел в сторону. Его несло прямо на самолеты – дело шло к аварии, и было непонятно, куда смотрит летчик. Люди бежали навстречу, кричали, показывали руками, но он шел на строй машин.
Остановился истребитель всего в нескольких метрах от самолета, в который он должен был врезаться. Летчик из кабины не выходил. Когда подбежали к его машине и открыли фонарь, он был мертв.
Так погиб майор Михаил Кабанов. Будучи смертельно раненным, он вывел машину из боя, приземлился и умер, очевидно, в тот момент, когда колеса истребителя коснулись земли».
Советские истребители МиГ-3 на аэродроме Двоевка. Лето 1941 г. (ЦАМО)
Захаров Г.Н. Я – истребитель. – М.: Воениздат, 1985.
«В ночь на 7 августа, когда фашистские бомбардировщики пытались прорваться к Москве, я по приказу командования поднялся в воздух на своем истребителе. Зайдя со стороны луны, я стал выискивать самолеты противника и на высоте 4800 метров увидел He 111. Он летел надо мною и направлялся к Москве. Я зашел ему в хвост и атаковал. Мне удалось подбить правый мотор бомбардировщика. Враг резко развернулся, изменил курс и со снижением полетел обратно…
Вместе с противником я снизился до высоты примерно 2500 метров. И тут у меня кончились боеприпасы… Оставалось одно – таранить. «Если я погибну, так один, – подумал я, – а фашистов в бомбардировщике четверо». Решив винтом обрубить противнику хвост, я стал вплотную подбираться к нему. Вот нас разделяют каких-нибудь девять-десять метров. Я вижу бронированное брюхо вражеского самолета.
В это время враг пустил очередь из крупнокалиберного пулемета. Обожгло правую руку. Сразу дал газ и уже не винтом, а сразу всей своей машиной протаранил противника. Раздался страшный треск. Мой «ястребок» перевернулся вверх колесами. Надо было поскорее выбрасываться с парашютом». Около 800 метров Талалихин летел затяжным прыжком. И только когда услышал гул от падения своего И-16, раскрыл парашют. Взглянув вниз, увидел, как факелом дочерчивал в небе дугу протараненный «хейнкель», как он, наконец, рухнул на землю. Через некоторое время летчик благополучно опустился на небольшое озеро.
Летчик-истребитель, Герой Советского Союза, младший лейтенант Виктор Васильевич Талалихин беседует со своим боевым товарищем, сидящим в кабине самолета. Август 1941 г. (РГАКФД)
Мл. лейтенант В.В. Талалихин из 177-го иап у обломков протараненного им немецкого самолета. Московская область. 7.08.1941 г. (РГАКФД)
Трупы немецких летчиков экипажа самолета He 111, протараненного мл. лейтенантом В.В. Талалихиным. 7.08.1941 г. (РГАКФД) – 141 –
Народная артистка СССР Любовь Орлова и Герой Советского Союза Виктор Талалихин на съемках «Боевого киносборника № 4». Лето 1941 г. (РГАКФД)
1. Рымарь Л.В. Талалихин В. Как я протаранил фашистский самолет // Известия. – 1941. – 8 авг. 2. Талалихин В. [Видеоинтервью]. – Режим доступа: https: //www. youtube.com/watch?v= RqehCzD2bWA.
«В 17.10, получив сообщение с КП аэродрома Тулы о полете к городу со стороны Сухиничей на большой высоте неопознанного самолета, мой заместитель капитан Круглов на МиГ-3 вылетел на перехват. Он набрал 7000 м и патрулировал около Мясково. В 17.30 на высоте 8000 м заметил следы конденсирования выхлопных паров. В это время по радио передали: «Противник – выше». Но Круглов никого там не обнаружил.
Спустя некоторое время летчик все же заметил приближающуюся точку выше по курсу истребителя на 200–300 м. Точка быстро росла в размерах и с дистанции 3000–4000 м Круглов опознал вражеский самолет. С расстояния 300–500 м он перешел в лобовую атаку, выпустив две очереди с кабрирования и на наборе высоты. Затем МиГ-3 свалился на левое крыло и прошел на 100–150 м от противника. Вероятно, немцы не заметили истребитель, поскольку экипаж ответной стрельбы не вел.
Капитан Круглов вывел самолет в горизонтальный полет, набрал высоту и повторил атаку снизу справа. Две длинные очереди поразили правый мотор самолета противника, который задымил. Нижний стрелок открыл ответный огонь. Круглов начал энергично маневрировать, смог выпустить по врагу еще две очереди с 200–300 м. Противник пытался уйти в грозовое облако. Тогда советский летчик решил добить неприятеля с близкой дистанции; после двух коротких очередей он подбил и второй мотор.
Несмотря на это, вражеский самолет скрылся в облаке. Попытки обнаружить его не удались. Круглов снизился до 2000 м и здесь не нашел противника. Тогда он восстановил ориентировку и благополучно сел на тульском аэродроме.
При осмотре МиГ-3 обнаружена одна пулевая пробоина. При стрельбе патроны калибра 7,62 мм израсходованы полностью, а патроны калибра 12,7 мм – на 70 %. В правом пулемете ШКАС при последних выстрелах оборвалась синхронная тяга, требуется ремонт».
После сообщения из местных органов НКВД о приземлении подбитого вражеского самолета около Малоярославца и задержании членов экипажа капитана Н.Я. Круглова наградили орденом Красного Знамени. В представлении отмечалось, что в первый день войны над государственной границей Николай Яковлевич сбил Do 215».
Советский истребитель МиГ-3 в полете. Лето 1941 г. (РГАКФД)
Захаров Г.Н. Я – истребитель. – М.: Воениздат, 1985.
«Мне дали приказ принять самолет в другой эскадрилье и в составе звена вылететь в район Кременчуга. Ведущим был зам. командира полка, воевавший в Испании майор Георгий Семенов. Своими ведомыми он взял лейтенанта Ивана Доценко и меня.
Задача наша была обеспечить нанесение бомбового удара самолетами И-15 по немецким войскам, которые прорвались через Днепр.
Вышли на цель в районе севернее Кременчуга. Самолеты И-15 начали штурмовать колонны немцев, и тут нагрянули истребители врага. В этом воздушном бою мною был сбит первый немецкий самолет – им оказался истребитель Bf.109. Удалось подбить и еще одного, который пристроился сзади к нашему самолету И-15, вел по нему огонь и даже отстрелил часть нижней консоли. Я заметил его сверху – сзади, немедля перешел в атаку, открыл огонь с дистанции 40–50 метров. Самолет противника сразу задымил и со снижением пошел за Днепр. В то время летчики наши были еще тактически неграмотны, плохо обучены, ведь юркий И-15, освободившись от бомб, мог вести воздушный бой, уж во всяком случае маневрировать, а летчик по прямой пытался уйти от атаки истребителя Bf.109. Мало было у нас грамотных по тому времени командиров, и в этом одна из причин того, что так безбожно били нас тогда немцы, как на земле, так и в воздухе. А летчикам, которые участвовали в боях, было запрещено делиться опытом – все держалось в секрете.
Первые надувные лодки (Gross Flosssaecke) с пехотой вермахта переправляются через Днепр на фоне разбомбленного советской авиацией моста (Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv)
Что осталось от того полета – благодарность летчика, которого спас от Bf.109, ибо еще мгновение, и он его поджег бы, кроме того, в том воздушном бою я открыл счет сбитых мною самолетов противника. Из трех наших самолетов был исправен только мой, а у других двух не стопорился дутик. В силу этого мне приходилось одному сопровождать девятки бомбардировщиков СБ в район Кременчуга, где они бомбили переправы через Днепр. Сколько было потеряно наших самолетов СБ, главным образом от огня немецкой зенитной артиллерии, вспомнить страшно. Ведь летали они днем, в плотных строях, на высоте 1500 м, легко загорались… Еще одну победу довелось одержать в вылете на сопровождение бомбардировщиков Су-2. Взлетев, я набрал высоту 2500 м и сразу же возле аэродрома заметил рядом справа бомбардировщик Ju 88, перешел в атаку, расстреливая противника «по-научному», как учили: вначале открыл огонь по стрелку, затем по моторам. Неприятельский самолет задымил и сел на нашей территории, неподалеку от аэродрома базирования».
Летчики Н. Савин и Ф. Архипенко на аэродроме Боринские заводы. Липецкая область, 1942 г. (ЦАМО)
1. ЦАМО, ф. 58, оп. 818883, д. 228.
2. Кн. пам. Т. 1, № 8, № 1224.
3. ЦАМО, ф. 449 БАП, оп. 223414, д. 1.
4. Архипенко Ф.Ф. Записки летчика-истребителя. – М.: НПП «Дельта», 1999.
5. Архипенко Ф.Ф. Я начал войну на «чайке». – М.: Яуза, Эксмо, 2007.
«Раннее утро. В полк прилетел наш командир дивизии комбриг М.В. Водопьянов.
Мы все знали о героическом подвиге Михаила Васильевича – о полете с посадкой на Северном полюсе. Имя Героя Советского Союза Михаила Васильевича Водопьянова, участвовавшего в спасении челюскинцев, тогда было известно всем, но мало кто знал его в лицо, и вот нам выпала такая честь.
На аэродроме – весь полк. Общее построение. В первой шеренге командиры кораблей – летчики. Во второй – штурманы, далее стрелки-радисты, воздушные стрелки, техники самолетов, механики, мотористы и другие. Строй замер. Всем хотелось видеть легендарного летчика М.В. Водопьянова.
Командир полка как-то особо четко и, может быть, громче обычного подал команду «Смирно».
– Товарищ комбриг! – доложил он. – Личный состав четыреста двадцатого бомбардировочного авиационного полка особого назначения построен. Командир полка полковник Новодранов.
Комбриг повернулся к нам лицом, внимательно посмотрел и спокойно, не повышая голоса, сказал: – Здравствуйте, товарищи!
Чтобы с особой торжественностью, громче, мощнее проявить свое уважение к известному всей стране человеку, мы набрали полную грудь воздуха и были готовы изо всех сил крикнуть «Здра!» (так раньше здоровался строй), как вдруг стоявший в первом ряду бывший пилот Аэрофлота, а теперь военный летчик старший лейтенант Хохлов опередил нас. Он четко и довольно громко сказал: – Мое почтение, Михаил Васильевич.
От неожиданности мы так и остались стоять с открытыми ртами. На несколько секунд на аэродроме воцарилась тишина. А потом, будто взрыв, из десятков мужских глоток вырвался хохот.
Михаил Васильевич на мгновение тоже растерялся, но потом разулыбался и, когда смех утих, сказал:
– Ничего, ребята, я Хохлова знаю как отличного пилота. И это в настоящее время – главное. Надеюсь, он быстро научится здороваться в строю. Далее командир дивизии перешел к делу.
– Времени для переучивания больше нет, – сказал Водопьянов. – Фашистская авиация бомбардирует наши города, гибнут советские люди. Наступила и для нас пора мщения. Для выполнения боевой задачи ваш полк должен сегодня перелететь на аэродром ближе к фронту.
Было приказано всем экипажам находиться в боевой готовности у самолетов и ждать команды. Она поступит с пролетающего над нами самолета У-2: из задней кабины человек махнет рукой. Это и послужит сигналом для взлета полка.
Комдив улетел, и мы стали ждать.
Проходит час, полтора. В небе действительно появляется У-2. Летит прямо над нами на небольшой высоте. Кто-то из задней кабины машет рукой…
– По самолетам! – раздается долгожданная команда. Мы быстро взлетаем, строимся в кильватер трех эскадрилий и берем курс на соседний аэродром, где должны пристроиться к полку тяжелых бомбардировщиков ТБ-7. К нашему удивлению, у соседей ни малейшего движения. Самолеты «на приколе». Не заметно никаких признаков взлета.
Сделав круг над аэродромом, ведущий первой эскадрильи капитан Степанов берет курс на Ленинград. За ним разворачивается вторая эскадрилья под командованием Брусницына. Третью веду я и тоже следую за ними.
Первый час полета проходит успешно. Но вот дальше на пути появляется коварная преграда. Именно ее многие из нас и побаивались. Впереди, сколько видит глаз, сплошная стена облаков. Обойти ее нельзя, и эскадрилья Степанова, не разомкнувшись, с ходу врезается в клубящуюся массу и исчезает в ней. Капитан Брусницын решает набирать высоту. Ведомые им самолеты, размыкаясь, тоже попадают в облака, пытаясь пробиться сквозь них снизу вверх. Я же со своей эскадрильей иду на снижение. В течение 15–20 минут летим под облаками, затем нас стало прижимать к земле. Высота уже пятьдесят метров. Полет строем дальше продолжать нельзя.
Покачиванием самолета с крыла на крыло даю экипажам команду разомкнуться и действовать одиночно. Некоторое время летим на бреющем, но видимость настолько плохая, что каждую секунду рискуем столкнуться с землей. Под крылом самолета мелькают деревья, столбы линий электропередачи, какие-то строения, впереди же не просматривается ничего. В такой сложной обстановке мне еще не приходилось летать. Даю команду штурману:
– Иди в нос и подсказывай.
Через минуту в шлемофоне раздается голос Куликова:
– Ничего не вижу. Давай, Саша, лезь вверх, там все-таки спокойнее.
Легко сказать – лезь вверх. А может быть, Саше в настоящих облаках и летать не приходилось. Разве что в аэроклубе однажды. Как-то забрались мы с Колей Онуфриенко (дружком моим по клубу) в облака, а из них вывалились хвостом вперед. Хорошо, самолет нас выручил: сам вышел в нормальное положение.
Но сейчас иного выхода не было. Надо «лезть вверх». Перевожу бомбардировщик в набор высоты. В облаках непривычно темно. Двести, триста, четыреста, пятьсот метров… Они даются с трудом.
Через некоторое время немного освоился, взял себя в руки. Я же учился летать по приборам, вслепую. Правда, это было не в естественных метеорологических условиях, а под «колпаком». Но учеба не пропала даром. Постепенно курс пришел в норму. Наконец, на высоте 4200 метров – чистое небо. Облака под нами. Экипаж облегченно вздыхает: первый прорыв облачного фронта прошел удачно. Но охватывает тревога за ведомых. Где они? Что с ними?
– Товарищ командир, – слышится голос Васильева, – вижу два самолета слева и три справа.
– Один за нами, – добавляет Панфилов.
– Два впереди, – сообщает Куликов.
Где-то на траверзе озера Ильмень облака словно кто-то обрезает ножом. Внизу блестит под солнцем озерная гладь.
Летчик-бомбардировщик А.И. Молодчий (в центре) со своим экипажем. Лето 1941 г. (ЦАМО)
– Слева по курсу Новгород, – докладывает штурман.
Продолжаем полет. Конечная цель – город Пушкин Ленинградской области. Здесь должны собираться самолеты нашего полка и полка тяжелых бомбардировщиков.
После посадки на аэродроме Пушкин мы недосчитались одного самолета. Как стало известно позже, экипаж Петелина потерпел катастрофу. Сам командир экипажа чудом остался жив, долго лежал в госпитале, но в полк больше не вернулся.
Во второй половине дня прибыли и самолеты ТБ-7. Капитан Степанов (как ведущий первой эскадрильи, в отсутствие командира полка выполнял его обязанности) доложил комбригу о результатах перелета.
– А кто вам его разрешал? – резко спросил Водопьянов.
Степанов с недоумением посмотрел на командира дивизии:
– Как и было условлено, сигнал получил с самолета У-два.
– Условлено-то было, но я никакого У-два не посылал и приказа о вылете не давал!
Только теперь выяснилось, что пролетавший над аэродромом самолет У-2 был случайным и что рукой махал, очевидно, пассажир в знак приветствия. Такая несогласованность действий могла обойтись очень дорого…»
Молодчий А.И. Самолет уходит в ночь. – М.: ДОСААФ, 1986.
Трагически сложилась судьба экипажа ТБ-7 № 42026 лейтенанта А.И. Панфилова. В донесении об этом говорится скупо: «Корабль № 42026 т. Панфилова произвел взлет в 22.00. Имея бомбовую зарядку ФАБ-250 – 8 шт., ЗАБ-50 – 16 шт., после взлета о корабле сведений не поступало».
Вскоре после взлета самолет попал под огонь нашей зенитной артиллерии. Почти сразу были убиты командир корабля лейтенант А.И. Панфилов и штурман старший лейтенант Г.С. Балабошко. Моторы сильно искрили, масло вытекало из поврежденной системы охлаждения, но, несмотря на угрозу пожара, экипаж пытался выдерживать маршрут. Видимо, вскоре пришлось освободиться от бомб, сбросив их в море, хотя существует вероятность, что летчикам все же удалось нанести удар по одной из запасных целей. На обратном пути два мотора уже не искрили, а горели. К тому же сказалось отсутствие штурмана – по ошибке вместо аэродрома Пушкин взяли курс на Хельсинки. Когда спохватились и стали разворачивать горящую машину, было слишком поздно, самолет падал в лес в районе Лапиньярви. При падении погибли бортинженер воентехник 1-го ранга А.Г. Гайнутдинов, бортмеханик воентехник 1-го ранга В.Е. Тюшкин, носовой стрелок лейтенант И.В. Шатров и стрелок-радист старший сержант В.И. Станевский. Уцелели второй пилот старший лейтенант М.И. Антипов и четверо стрелков: лейтенант С.И. Кизилов, сержант К.Г. Шарлыков и младшие сержанты Г.А. Кириллов и М.И. Крысин. При попытке пробраться к своим наткнулись на финнов. В 1944 году из финского плена вернулись лишь М.И. Антипов, М.И. Крысин и С.И. Кизилов.
Еще дымящиеся обломки самолета ТБ-7 А.И. Панфилова. Снимок сделан утром 10 августа 1941 г. в районе Лапиньярви
1. Наливкин Л.А. Авиация Краснознаменного Балтийского флота в летне-осенней кампании 1941 года (Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук). – СПб: СПГУ, 2007.
2. Из боевого донесения № 1 штаба 432-го авиаполка от 19.08.1941 г., 20.00.
Ранним утром 10 августа 12 ТБ-7 и 28 Ер-2 перелетели из Казани на передовой аэродром. По окончательно утвержденному плану лететь на Берлин должны были 10 ТБ-7 (для налета отобрали только дизельные машины) и 16 Ер-2. Присутствие на аэродроме командующего ВВС генерала Жигарева, вмешивавшегося в детали и самостоятельно решавшего вопросы на правах старшего по должности, путало все карты.
При этом состав экипажей был более чем странным – так, в налете не участвовали командиры полков Новодранов и Лебедев, а только что назначенный командиром 81-й авиадивизии, один из первых Героев Советского Союза, известнейший полярный летчик комбриг М.В. Водопьянов летел на Берлин рядовым пилотом в экипаже другого полярного летчика, будущего Героя Советского Союза Э.К. Пусэпа.
Не имевшие боевого опыта бывшие полярные летчики были вынуждены поднимать тяжелые новейшие бомбардировщики с максимальной бомбовой нагрузкой не с подмосковного аэродрома с бетонированной полосой, а с укороченного грунтового аэродрома.
В 20.52 ТБ-7 командира 1-й эскадрильи майора А.А. Курбана оторвался от земли, следом с пятиминутными интервалами взлетели самолеты старшего лейтенанта А.А. Перегудова и командира 2-й эскадрильи капитана А.Н. Тягунина. В 21.05 в воздух поднялась машина командира дивизии.
Взлетевшие машины с набором высоты направлялись к устью реки Луга, а оттуда – курсом 223° – в сторону Лиепаи. В 23.50 головному бомбардировщику открылся остров Рюген – контрольная точка на пути к Берлину. Штурман Молчанов дал команду повернуть строго на юг. На высоте 6500 м бомбардировщик проплывает над береговой чертой. Слева по курсу появляется ярко освещенный город Штеттин – одна из запасных целей. Англичане его не бомбят, и немцы пренебрегают светомаскировкой. В 00.30 бомбардировщик появляется над районом слияния Варты и Одера. Молчанов командует: «Доворот вправо на курс 270°. До цели семь минут полета!» Земля будто вымерла под самолетом. Он висит в небе в полном одиночестве, и экипажу порой кажется, что ТБ-7 неподвижен.
«Внимание! Под нами Берлин! Открываю створки бомбоотсека…» В самолет врывается холодная струя воздуха. Штурман слился с прицелом: «Курс нормальный! Так держать! Сейчас будет сброс… Первая пошла!» Резкий рывок вверх, всех на секунду прижимает к сиденьям, самолет дрожит, освобождаясь от груза. Вторая, третья бомбы. Что случилось? Почему не сошла четвертая? «Одна зависла», – сообщает борттехник. Аварийный сброс! Но четвертая ФАБ-500 остается на замке.
Молчанов сбрасывает еще две САБ – ориентиры для идущих позади экипажей. Попытки освободиться от зависшей бомбы ничего не дают. «Полтонны мы должны оставить здесь», – приказывает командир. Но и борттехнику, спустившемуся в бомбоотсек, не удается отцепить бомбу – погнулся замок держателя. «…мать», – оценивает ситуацию Курбан и поворачивает машину на обратный курс.
Когда бомбардировщик заканчивает разворот, внизу вспыхивают четыре взрыва бомб со следующего ТБ-7. И вот тут началось! Один за другим поднялись десятки прожекторных лучей. Спустя минуту открыла огонь зенитная артиллерия. Но немецкие зенитчики неверно определили высоту, снаряды рвутся ниже – на 4000 м. Видимо, они думали, что над Берлином снова ДБ-3, – накануне город бомбили самолеты морской авиации. Когда бомбардировщик вышел из зоны обстрела, экипаж с ликованием наблюдал за большим пожаром в юго-западной части города. Курбан приказал радисту: «Передай в Москву: бомбили основную цель. Наблюдали взрывы бомб и пожары на военных складах. Идем домой».
При подлете к острову Рюген самолет снова сильно встряхнуло: заклинило четвертый мотор, перестал вращаться воздушный винт. Автопилот пришлось выключить. Самолет тянет в разворот, триммера не хватает, и пилоту приходится помогать дачей ноги. Скорость упала на 55 км/ч. Начинается рассвет, а бомбардировщик по-прежнему летит над Балтийским морем, постепенно снижаясь и пробивая облачность. К береговой линии он подходит на высоте 300 м, а снизу, видимо с какого-то корабля, к нему тянутся огненные трассы. «Вот еще чертовщина», – сквозь зубы цедит Курбан и тянет штурвал на себя. ТБ-7 неохотно задирает нос и снова уходит в облака. Уже совсем рассвело. Отчетливо видны струйки дождя. Самолет снова снижается, пробивая облачность. Молчанов ведет отсчет высоты: «400 метров, 300… 200… 150…» Затем, не говоря ни слова, срывается со своего места в носу фюзеляжа и стремглав бросается назад, к корме. За секунду до этого отказал третий мотор, и уставшему Курбану не хватило сил, чтобы удержать бомбардировщик в горизонте.
Двадцатитонная машина валится на крыло и с креном 40° начинает крушить молодой ельник. К счастью, зависшая бомба не взорвалась. Московское время – 5 часов 30 мин. Члены экипажа, за исключением одного, отделались царапинами и ушибами. Руки у многих еще трясутся от пережитого. Они отправляются на восток – теперь уже пешком.
Не меньше приключений выпало на долю экипажа Водопьянова. Набирая высоту, ТБ-7 уже летел над Балтийским морем, когда верхний стрелок Зеку-нов передал: «Справа – сзади звено истребителей!» – «Это наши, И-16», – успокаивает его штурман Штепенко. Правда, эти «наши» не хотят признавать бомбардировщик за «свой». Они заходят в атаку и начинают стрелять, не обращая внимания на опознавательные знаки ТБ-7. «Огонь!» – командует Водопьянов. Бомбардировщик огрызается из всех стволов, и «ишаки» отворачивают. «Бараны», – бурчит комбриг сквозь зубы. «Всем смотреть в оба, истребители могут вернуться!» Но впереди их ждала встреча с немецкой ПВО. Летя над Германией, самолет уклонился к востоку и вышел прямо на Штеттин. Внезапно вспыхнувшие прожекторы, ударив по глазам, ослепили командира, и управление взял на себя второй пилот Э. Пусэп. Осколками близких разрывов в нескольких местах пробило правое крыло. Отказала маслосистема четвертого мотора, который пришлось выключить. Машина пошла со скольжением, немного боком. Удерживать бомбардировщик на курсе теперь удавалось лишь усилиями обоих летчиков. До Берлина оставалось менее получаса лета. Наконец, Штепенко командует: «Довернуть влево… На боевом! Внимание, открываю створки». В фюзеляже ТБ-7 засвистел ветер. Машину тряхнуло. Фугасные и осветительные бомбы полетели вниз.
Уклоняться от огня зениток удавалось с трудом – машина управлялась вяло, упорно не желая поворачивать влево, в сторону работающих моторов. Оставив за собой три разгоравшихся очага пожаров, ТБ-7 комбрига повернул на обратный курс. На отходе осколки несколько раз пробарабанили по обшивке. («Дырки, Михаил Васильевич, очень много дырок», – ответил борттехник на тревожный вопрос командира.) Принимая во внимание состояние моторов и многочисленные пробоины, Водопьянов решил возвращаться самой короткой дорогой, что позволяло выиграть примерно полчаса полета. Но самый короткий путь не всегда самый лучший. В районе Кенигсберга разрывы зенитных снарядов снова вспухают возле бомбардировщика. Осколки снова стучат по обшивке. «Товарищ командир, керосин вытекает! Он хлещет прямо на меня», – кричит по СПУ стрелок шассийной установки. «Осколок пробил третий топливный бак, – уточнил борттехник, – мы потеряем примерно тонну керосина». Водопьянов приказывает переключить на поврежденный бак все три работающих мотора, чтобы «дососать» то, что там осталось. Вскоре двигатели начинают чихать, и борттехник перебрасывает питание на другие баки.
По расчетам Штепенко, подбитый самолет уже где-то над Эстонией. Снижаясь, он продолжает лететь в сторону Пушкина. Моторы перегрелись и тянут плохо. Шансов дойти до аэродрома практически не остается. На высоте 700 м открывается земля, точнее, бескрайнее болото, покрытое мелким кустарником. Падать в него не хочется. Вдруг в отдалении появляется лесистый участок. «Мы садимся на лес! – кричит Водопьянов. – Все в корму!» Верхушки елей кувалдами застучали по обшивке. Вначале отрывается руль высоты, стабилизатор, за ним отламываются консоли. Прорубив наклонную просеку, фюзеляж с обрубками крыла зависает на деревьях и, завалив их, рушится на землю. Наступает гнетущая тишина. Из клубка изуродованного металла выбираются люди. Находится и повод для радости: никто серьезно не ранен. Впереди у них еще два дня блужданий по лесу в поисках своих.
Вслед за взлетевшей четверкой ТБ-7 в далекий путь стали отправляться бомбардировщики Ер-2 из 420-го полка. По указанию Жигарева бомбардировщики взлетали с грунтовой полосы, освободив бетонку для четырехмоторных машин. Это решение оказалось ошибочным. Дело в том, что для взлета с грунта бомбардировщику Ермолаева требовалась очень длинная полоса, а на аэродроме Пушкин она прерывалась канавой внушительных размеров. Впрочем, даже для ТБ-7 длины этой «взлетки» оказалось бы достаточно, но не для «Еров».
Первыми стартовали опытные летчики: заместитель командира полка капитан А.Г. Степанов, заместитель командира эскадрильи лейтенант В.М. Малинин и командир звена лейтенант Б.А. Кубышко. Их летное мастерство позволило буквально на последних метрах ВПП оторвать машины от земли. Четвертым был младший лейтенант А.И. Молодчий, впоследствии дважды Герой Советского Союза, но тогда – 20-летний новичок.
Его Ер-2 стоял на предварительном старте в ожидании своей очереди, и он видел, как взлетают товарищи. Это были не те обычные взлеты, которые привыкли наблюдать на аэродроме, а цирковые трюки… Когда под самолетом мелькнул край аэродрома, ничего не оставалось, как взять штурвал на себя, хотя скорость для отрыва была еще мала. Последовал резкий, огромной силы удар… К упавшей машине подъехало несколько легковых автомобилей. Выслушав доклад молодого летчика, генерал одобрительно похлопал его по плечу и сказал: «Молодец, лейтенант, своевременно убрал шасси». Попытку объяснить, что шасси лежат в канаве, генерал не стал слушать, он торопился к другому горевшему самолету…»
После аварии старт остальных машин 420-го полка отложили. На бетонную полосу вырулил ТБ-7 лейтенанта В.Д. Видного. В 21.50 его машина плавно оторвалась от земли. Следом за ним в 21.56 начал разбег самолет командира 3-й эскадрильи майора К.П. Егорова. И вот тут случилось настоящее несчастье. На взлете один за другим отказали два правых дизеля. Самолет развернуло боком почти на 90°, некоторое время он летел совершенно неестественно – крылом вперед, а затем накренился и ударился о землю. Четверо членов экипажа погибли на месте, остальные получили тяжелые ранения. ТБ-7 майора М.М. Угрюмова и старшего лейтенанта А.И. Панфилова, уходя на задание, пролетели над разгоравшимся на земле пожаром. Жигарев приказал прекратить взлет остальных машин, и на Берлин отправились только 7 ТБ-7 и 3 Ер-2.
Советский бомбардировщик Ер-2 (ДБ-240). Лето 1941 г. (ЦАМО)
Вариант вооружения Ер-2 двумя ФАБ-1000: теоретически существовал, был реализуем, но на практике никогда не применялся (ЦАМО) – 155 –
На машине лейтенанта Видного уже над оккупированной территорией загорелся левый внешний двигатель. Экипажу с трудом удалось потушить огонь, но самолет начал неудержимо терять высоту. Сдали нервы у штурмана – он открыл свой люк и собрался выпрыгнуть с парашютом. Видный немедленно приказал расстрелять труса. Но второй пилот Лисицын только отпихнул штурмана ногой и захлопнул люк. Ни о каком расстреле не могло быть и речи: кто же приведет бомбардировщик к цели? Вскоре штурман пришел в себя. Самолет уже не терял высоту и летел на 3000 м, но скорость полета сильно упала. Командир понял, что до Берлина им не долететь. Над Лауэнбургом, примерно в 370 км от столицы рейха, бомбы были сброшены на железнодорожную станцию. Сразу после поворота на обратный курс отказал второй мотор. С двумя работающими дизелями на правом крыле, то и дело попадая в обледенение, бомбардировщик едва держался в воздухе на скорости 170 км/ч. Трудно поверить, но после десятичасового (!) полета Видный сумел приземлить ТБ-7 на аэродроме Обухово.
Самолет Тягунина возвращался с боевого задания, имея отказ всего одного мотора. Но беда не миновала и его: над побережьем Балтики машину обстреляла своя зенитная батарея. Несколько близких разрывов, затем прямое попадание в крыло, и Тягунину пришлось поспешно сажать машину «на брюхо». В результате самолет был разбит. А бомбардировщик Кубышко на обратном пути в 6.20 атаковали И-16, с азартом напавшие на незнакомую машину. Несколько заходов – и пылающий Ер устремился к земле. Чего не удалось немцам, сделали свои. К счастью, экипаж сумел спастись, выбросившись с парашютами.
Бомбардировщики ТБ-7 из 14-го тбап. Аэродром Борисполь. Июнь 1941 г. (ЦАМО)
Сообщение майора Угрюмова поначалу звучало обескураживающе: «Куда сбросили бомбы – уточнить не удалось». Только по возвращении порядком запоздавший экипаж прояснил ситуацию: ТБ-7 успешно отбомбился по основной цели, хотя в ходе полета на большой высоте моторы несколько раз умолкали, приходилось снижаться и снова их запускать. На обратном пути, по причине потери ориентировки и нехватки топлива, Угрюмов взял курс на восток и, едва не перемахнув за Москву, вышел к аэродрому Торжок, где и совершил посадку. Керосина едва хватило, чтобы отрулить с полосы. Но проблемы на этом не кончились. На аэродроме имелся только «нормальный» бензин, абсолютно непригодный для дизелей. На просьбу «подсобить соляркой» удивленные местные авиаторы указали на расположенную неподалеку МТС. Тракторный керосин там действительно нашелся, но из средств заправки оказались только ведра, которыми экипаж два дня таскал горючее к огромному самолету.
Ранним утром 11 августа на аэродроме Пушкин приземлились только два самолета из десяти, ушедших на задание. Это были ТБ-7 старшего лейтенанта Перегудова и Ер-2 лейтенанта Малинина. Судьбы экипажей капитана Степанова и лейтенанта Панфилова оказались трагичными: Ер-2 Степанова пропал без вести, а обстоятельства его гибели так и не были выяснены. Известия о машине Панфилова пришли уже после войны из Финляндии. При подходе к цели самолет обстреляли немецкие зенитки. Повреждения оказались настолько серьезными, что командир экипажа принял решение сбросить бомбы и развернуться на обратный курс. Вскоре остановился один двигатель, а через некоторое время и другой. Панфилову пришлось сажать самолет. Примерно в 2.00 громадный ТБ-7 принялся рубить плоскостями лес северо-восточнее Хельсинки у местечка Ланинярвелле. В итоге аварийной посадки лейтенант Панфилов и еще пять членов экипажа погибли. Остальные пятеро, превозмогая боль от ушибов и ранений, пешком отправились на восток, к своим. Спустя еще пару дней, обессиленные, они были взяты в плен практически у линии фронта. Таким образом, результаты налета самолетов дальней авиации на Берлин в ночь на 11 августа 1941 года можно отразить в следующей таблице:
1. Медведь А., Седловский Г. «Обязать товарища Водопьянова…» // Авиация и время. – 1996. № 1. – С. 38.
2. Медведь А. Хроника дальнего бомбардировщика Ер-2 // Авиамастер. – 1996. – № 10. – С. 9.
3. Бочкарев П.П., Парыгин Н.И. Годы в огненном небе (Авиация дальнего действия в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.). – М.: Воениздат, 1991.
4. Молодчий А.И. Самолет уходит в ночь. – М.: ДОСААФ, 1986.
5. Пусэп Э.К. На дальних воздушных дорогах. – М.: Воениздат, 1975.
6. Пусэп Э.К. Тревожное небо. – Таллин: Ээсти раамат, 1978.
7. Скрипко Н.С. По целям ближним и дальним. – М.: Воениздат, 1981.
«В то утро группа советских штурмовиков И-15бис (по разным данным, 5 или 7 машин), ведомая Краснолуцким, получала задачу атаковать финские войска в районе Паннила. Около 9.30–9.45 группа бипланов взлетела с аэродрома Феньково и, пролетев 100 километров, обнаружила противника между озерами Шотозеро и Ведлозеро.
Советские пилоты начали индивидуально атаковать наземные цели, но в этот момент к району штурмовки подошла четверка MS.406C-1 из состава 1/LeLv 28 (советские пилоты доложили, что были перехвачены шестеркой
Bf.109). Пилоты «моранов» внезапно атаковали советские штурмовики, в результате в первой атаке вянрикки (прапорщику) Аарре Линнамаа (Aarre Linnamaa) удалось сбить И-15бис заместителя командира эскадрильи лейтенанта В.П. Горюна. К счастью, советскому пилоту удалось выпрыгнуть из сбитого самолета с парашютом, и через пять дней он вернулся в часть.
Далее, несмотря на то что финские пилоты действовали тактически грамотно и вели бой парами, а также имели гораздо более современные, чем у оппонентов, самолеты с пушечным вооружением, им не удалось развить успех. В завязавшемся маневренном бою советские летчики смогли не только собраться в группу, но и организованно и без потерь выйти из боя. Как вспоминал позже финский летчик вяапели (старшина) Йорма Норола (Jorma Norola), советские летчики действовали очень агрессивно. Один из И-15бис несколько раз пытался атаковать самолет Норолы, и в конце концов финский и советский летчики сошлись в лобовой атаке. Майор Краснолуцкий своим самолетом ударил правой нижней плоскостью по хвостовому оперению, в результате правая часть оперения была отбита. Оба пилота после столкновения потеряли друг друга из вида, но при этом и финский, и советский летчики сообщили о том, что атакованный вражеский самолет упал в лес. Несмотря на то что ни советский, ни финский самолеты не были потеряны, обоим участникам столкновения по итогам этого боя засчитали воздушные победы».
Капитан Митрофан Петрович Краснолуцкий после вылета 12 августа 1941 г. возле своего И-15бис. Видна обломленная в результате тарана законцовка правой нижней плоскости (ЦАМО)
Финские механики разглядывают повреждения крыла «Морана» Йормы Норолы. Август 1941 г.
1. ЦАМО, фонд 17-го Гв. ШАП.
2. Keskinen K., Stenman K. «Finnish air force» III. 1941.
3. Die Finnische Luftwafef Geschichte 4 Morane-Saulnier M. S. 406 Caudron. – C. 714.
Германская авиация впервые нанесла удар по аэродрому Когула. Во время бомбежки активно действовали группы из состава эстонского батальона «Эрна», которые осуществляли целеуказание с помощью сигнальных ракет. В результате было сожжено два ДБ-3. В этот же день были внесены дополнения в директиву № 34 за подписью начальника штаба верховного главнокомандования вермахта В. Кейтеля, в которых содержались следующие указания: «…следует совместными усилиями соединений сухопутных войск, авиации и военно-морского флота ликвидировать военно-морские и военно-воздушные базы на островах Эзель и Даго. При этом особенно важно уничтожить вражеские аэродромы, с которых осуществляются налеты на Берлин. Координация проведения подготовительных мероприятий поручается командованию сухопутных войск».
Диверсанты из состава эстонского разведывательно-диверсионного батальона «ЕRNA», переодетые в советскую форму перед разведывательным заданием со своими немецкими командирами. Финляндия. Август 1941 г. (Фото из частной коллекции Александра Бургова)
1. Estonian International Commission for Investigation of Crimes against Humanity. Conclusions. 1999.
2. Formation of the ERNA Platoon. Estonian State and People in World War 2. Volume 5, Stockholm, 1957.
3. Наливкин Л.А. Авиация Краснознаменного Балтийского флота в летне-осенней кампании 1941 года. (Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук.) – СПб: СПГУ, 2007.
«На нашем аэродроме приземлились два И-16. Мы решили, что прибыло долгожданное пополнение. Оказалось, что ребята прилетели с запада. Мы взялись за головы: как же так, ведь там оккупанты!
Летчики загадочно улыбались. Вскоре, однако, все разъяснилось: перед бомбардировщиками стояла задача не только оказывать поддержку защитникам Одессы, но и громить объекты в тылу врага. Ночные полеты исключались, выйти точно на цель с помощью тогдашнего навигационного оборудования было делом чрезвычайно трудным, а днем опять-таки вражеские истребители мешают. Как тут быть?
Черноморцы нашли выход: они подвешивали под плоскостями тяжелых бомбардировщиков ТБ-3 по истребителю И-16 и шли на задание в глубокий тыл врага. На подходе к цели «ястребки» отделялись и действовали в зависимости от обстановки. Основная же задача состояла в том, чтобы прикрывать свою «матку». Возвращались бомбовозы в Крым уже самостоятельно, а истребители садились для дозаправки в Одессе. Горючего до Крыма у них не хватало.
Наши ребята острили:
– Гляди, как приспособились! Вроде кенгурят, которых мамаша носит под брюхом… Не продувает, не сквозит?
– Уютно и тепло, как у бога за пазухой! – смеялись в ответ черноморцы.
Вскоре они улетели. Мы с надеждой глядели им вслед. Оттуда, с Крымского полуострова, давно уже ждали подкрепления, но его все не было. А наши ряды редели…»
Бомбардировщик ТБ-3 с подвешенными под крылья истребителями И-16. Лето 1941 г. (ЦАМО)
Череватенко А.Т. Небо Одессы, 1941-й. – Одесса: Маяк, 1978.
«В мою задачу входила доставка топографических карт для предстоящих боевых вылетов. Происходило это так. Вместе с летчиком, одесситом Виктором Григорьевичем Крыжановским, на самолете связи У-2 мы каждое утро, на рассвете, летели на склад с картами. Летчик сажал самолет в удобном для него месте, а я шла пешком до самого склада. У меня был список, какие карты и в каком количестве необходимо привезти. Нагрузившись картами, а их всегда было много, я отправлялась в обратный путь. Не знаю, как от этих тяжестей я не стала горбатой! Иногда же приходилось ходить по два, три и больше раз, ведь карты были нужны всем полкам без исключения. А Виктор Григорьевич, согласно инструкции, не имел права ни на шаг отойти от самолета, но он часто нарушал это правило, завидев меня издалека, согнувшуюся под тяжелой ношей. На обратном пути я выполняла роль воздушного стрелка. Во второй кабине, где я находилась, был установлен пулемет, и я должна была следить за небом. Но измученная походами на склад, невыспавшаяся, я ставила палец на гашетку и засыпала. Виктор Григорьевич, зная о том, что я могу уснуть, периодически проверял мою бдительность криками «Небо!». Если он заставал меня врасплох, то жутко ругался и обещал по прилету набить мне морду. Приземлившись, Крыжановский сначала вылезал сам, а потом открывал мой люк и помогал мне спускаться. Я вытягивалась по стойке смирно и докладывала: «Товарищ старший лейтенант! Начинайте бить морду!» Старший лейтенант отправлял меня к черту, но обещал обязательно так поступить в следующий раз».
Топограф звена связи Управления 219 бад Нисиченко (Мараховская) Е.М. 1941 г.
Из воспоминаний топографа звена связи Управления 219 БАД Нисиченко (Мараховской) Е.М. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https: //iremember.ru/memoirs/letno-tekh-sostav/ nisichenko-marakhovskaya-elena-mikhaylovna-/
«Наши армии наступали гораздо быстрее, чем ожидалось, и 16 августа после упорного боя взяли Сортавалу. Остальные армии, наступавшие на перешейке, вышли на берега быстрой реки Вуоксы. Форсировать Вуоксу было совсем непросто, ширина реки делала войска крайне уязвимыми во время переправы. Поэтому мы получили приказ прикрыть их, и, начиная с 05.00, мы мотались взад и вперед над местами переправы. Несколько плоскодонных лодок уже стояли у противоположного берега, теперь реку пересекали большие плоты с техникой и оружием. Вдали мы могли видеть Хейнйоки и Пааккола, которые пока оставались в руках русских, но там никто не проявлял никакой активности.
Минуты летели, а переправа проходила совершенно гладко, и через час я уже начал думать, что русские не попытаются помешать операции, но наконец чуть ниже облачного слоя появились шесть черных точек. Они быстро росли, и вскоре я сумел различить характерный профиль «чаек». Мы повернули, чтобы атаковать русских, и завязался безумный воздушный бой. Каждый финн выбрал свою собственную «чайку», и уголком глаза я заметил, что один из русских самолетов уже пошел к земле, дымя. Почти одновременно я увидел, как другая «чайка» на бреющем пошла в атаку на два понтона на реке. Единственным способом остановить ее было спикировать и броситься в лобовую атаку. Я опустил нос своего «Брюстера», и через мгновение мы неслись навстречу друг другу со скоростью 1000 км/ч. Когда столкновение уже казалось неизбежным, «чайка» внезапно дернулась в сторону и пошла вертикально вверх. Я проскочил мимо русского на расстоянии не более трех метров, а он потом врезался в деревья на берегу.
Бой закончился так же внезапно, как и начался. Для четырех «чаек» это был последний полет, а две уцелевшие удирали так быстро, как только могли. Мы не могли гнаться за ними, так как нашей основной задачей было прикрывать переправу. Однако двое наших новичков, Вилппу Лакио и Лила Лилья, одержали первые победы, так же как и Кайус Метсола. Мы покрутились над рекой еще 30 минут, а потом нас сменило другое звено. На обратном пути нас встретило огромное кучевое облако, вынудившее быстро набрать высоту. Но вскоре мы уже приземлились в Рантасалми, где механики сноровисто принялись заправлять и перевооружать «Брюстеры» для следующего вылета к Вуоксе. Мы были рады узнать, что еще один пилот увеличил свой счет, это был старый лис Века Римминен».
1. Эйно Луукканен. Я сбил целый авиаполк. – М.: Яуза-Пресс, 2015.
2. Stenman, Kari and Keskinen, Kalevi. Finnish Aces of World War 2 (Aircraft of the Aces 23). Botley, 2.
Oxford, UK: Osprey Publishing, 1998.
«Мы поэскадрильно взлетели, правда, еле собрались в строй и взяли курс на Ворошиловград, произвели посадку. Но увы! Горючего в Ворошиловграде не было, и лишь на следующий день нам заправили самолеты, и мы перелетели в район Харькова, где на полевом аэродроме возле города Богодухова произвели посадку.
После приземления погода ухудшилась, и вновь наше звено поставили дежурить в готовности № 1, а спустя минут десять я увидел с КП ракету на вылет и сразу запустил мотор. Ибрагимов и Сергов никак не могли запустить моторы, и я взлетел в одиночку. В полете перехватил несколько наших транспортных самолетов Ли-2 и… потерял в воздухе ориентировку. Пришлось ее восстанавливать: вышел на Харьков и от него стал выходить на Богодухов, взял было карту, чтобы сориентироваться, но ее вырвало из кабины. Запомнил, что курс на Богодухов примерно 330°, кроме того, увидел с воздуха железную дорогу Харьков – Богодухов. Подлетая к Богодухову, я узнал его и взял курс на аэродром, зная, что он в 10 км от города на колхозном поле. Из-за плохой погоды я выскочил на эту площадку на малой высоте, узнав ее по нахождению на ней самолетов, сделал заход и произвел посадку. Меня сильно отругал командир полка за то, что вылетел без командира звена. Этот полет пошел мне на пользу, я немного освоил в воздухе самолет и был этим очень доволен. Ведь это был уже пятый полет на ЛаГГ-3, я даже делился с другими летчиками своими ощущениями о его поведении в воздухе.
Сейчас с тайной гордостью вспоминаю этот случай, давший мне право называться воздушным бойцом, желавшим драться с врагами Родины. Тогда я отдавал себе отчет, что из-за плохой погоды мог вообще не вернуться на аэродром, не знал, где запасные аэродромы, мог при вынужденной посадке разбить самолет… Но в то время я о себе не думал, как не думал и о последствиях».
Самолеты ЛаГГ-3 на боевом задании. Лето 1941 г. (РГАКФД)
Архипенко Ф.Ф. Записки летчика-истребителя. – М.: НПП «Дельта», 1999.
Девять МиГ-3 и Як-1 из 61-й иабр (КБФ) прикрывали бомбардировщиков в районе Волосово, где встретили до 15 Bf.109 и Bf.110. Вступили с ними в бой. Подожжен МиГ-3 летчика П.П. Титова, который с задания не вернулся (в часть прибыл позже).
Девять И-16 из 5-го иап (61-я иабр) сопровождали штурмовиков на бомбоштурмовой удар по мотомехколонне и танковой колонне противника. В 11.30 в районе Волосово капитан И.М. Уманский сбил Bf.109.
Цапов И.И., Конев В.Н., Мясников Ю.А. Гвардейцы Балтики крылатой. – М.: ООО «Дельта НБ», 2006.
Пять И-153 из Эзельской авиагруппы вылетали на штурмовой удар по транспортам в Ирбенском проливе. Самолеты встречены четырьмя Bf.109. В воздушном бою сбили один Bf.109. Подбитый И-153 летчика Двориченко упал в воду и затонул. Летчик погиб.
Пять И-16 и три И-153 из 5-го иап (61-я иабр, КБФ) вылетали на перехват. В районе Котлы на высоте 2000–5000 м вели бой с 13 Bf.110 и 4 Bf.109. Построение советских самолетов было следующим: первый ярус на высоте 800 м, второй – 1000–1100 м, третий – 1300–1800 м. Все три яруса встали в замкнутый левый круг. При атаке верхнего яруса противник подвергался удару самолетов И-153 среднего яруса, при атаке на него – удару верхнего и нижнего яруса. Два советских самолета в бою с превосходящими силами противника лишь повреждены.
Подбитый советский истребитель И-153 в воздушном бою против немецкого Bf.109. Лето 1941 г. (ЦАМО)
Шесть И-16 71-го иап (10-я сабр КБФ) вылетали на разведку. В районе Голубовицы два Bf.109 атаковали на высоте 300 м отставший от группы самолет летчика А.Я. Бондарева. Самолет сбит, летчик погиб.
В воздушном бою в районе Хунгербург А.Ф. Мясников и М.И. Никитин сбили Hs 126.
Сбитый немецкий самолет Hs 126. Лето 1941 г. (ЦАМО)
Цапов И.И., Конев В.Н., Мясников Ю.А. Гвардейцы Балтики крылатой. – М.: ООО «Дельта НБ», 2006.
Пять И-153 Эзельской авиагруппы вылетали на бомбовый удар по кораблям противника и одновременно сопровождали торпедные катера. Во время сопровождения у полуострова Церель вступили в воздушный бой с двумя Bf.109. Летчик А.А. Ильичев сбил один Bf.109. Сбито два И-153. Спустившийся на парашюте летчик А.А. Трошин подобран нашими катерами. Он и пилот А.М. Тхакумачев ранены.
Знак военного летчика морской авиации СССР. 30–40-е гг.
В 15.40 летчики Ф.С. Киров и И.А. Каберов из 5-го иап (61-я иабр, КБФ) вылетели на перехват самолета противника в районе Кронштадта. В 15.50 на высоте 2500 м в районе Горы-Валдай встретили He 111 и атаковали. «Хейнкель» ушел в облачность. Обнаружив его вторично, атаковали шесть раз из пулеметов и РС. Подбитый «хейнкель» ушел в облачность в направлении Финского залива.
Немецкий бомбардировщик He 111, сопровождаемый истребителями Bf.109E (Федеральный архив Германии, нем. Bundesarchiv)
Цапов И.И., Конев В.Н., Мясников Ю.А. Гвардейцы Балтики крылатой. – М.: ООО «Дельта НБ», 2006.
Летчики 10-й сабр (КБФ) в течение дня бомбардировали и штурмовали войска противника, наступавшие на Таллин. Летчик Л.В. Плешаков из 13-го иап в районе Ягала сбил Hs 126.
При отражении налета на аэродром Лагсберг в воздух поднялись четыре И-153 из 71-го иап (10-я сабр). Они вступили в бой с 20 Ju 88 и с сопровождавшими их истребителями. А.Г. Батурин сбил один бомбардировщик.
Четыре МиГ-3 и четыре И-16 из 5-го иап (61-я иабр, КБФ) вылетали на отражение налета 20 Bf.109 и двух Hs 126. В 12.35 В.И. Акимов и Максимов на высоте 2500 м в районе Ропша вели бой с двумя Bf.109. В результате лобовых атак Максимов сбил один Bf.109.
Летчики Л.С. Копылов и С.И. Львов в этом же районе атаковали Hs 126 и гнали его до Бегуницы, где он горящим упал. Во время боя сбит МиГ-3 М.Г. Мартыщенко, который выбросился на парашюте в районе Ропша.
17.00–17.30. Группы самолетов Bf.110 и Ju 88 на бреющем полете под прикрытием Bf.109 пытались атаковать аэродром Беззаботное, но были отогнаны зенитной артиллерией. В завязавшемся затем бою в районе Горелово на высоте 500 м сбит летчик 5-го иап В.Г. Тенюгин. Летчик выбросился из горящего самолета на парашюте и вскоре прибыл в свою часть.
19.55–20.25. Шесть И-16 из 13-й коаэ (61-я иабр), патрулируя над войсками в районе оз. Бабинское-Чигиринка, были внезапно атакованы из облачности двумя Bf.109. Самолет лейтенанта П.П. Титова загорелся и упал. Ведущий, развернув звено на 180 градусов, атаковал противника. В завязавшемся бою зажжен И-16 С.С. Минакова, который упал в районе оз. Судачье. Не возвратился с боевого задания и самолет мл. лейтенанта Г.К. Сабгайды.
Захваченный советскими войсками Hs 126, сбитый в воздушном бою и совершивший вынужденную посадку. Лето 1941 г. (ЦАМО)
Самолет И-153 с белым бортовым номером 45 из состава 10-й сабр (КБФ). Лето 1941 г. (ЦАМО)
Цапов И.И., Конев В.Н., Мясников Ю.А. Гвардейцы Балтики крылатой. – М.: ООО «Дельта НБ», 2006.
«Затем произошла памятная победа над Кингисеппом. Пришел сигнал из штаба авиабригады о том, что к нам летит немецкий самолет-разведчик «Дорнье До».
Наступили сумерки, вылетаю на перехват один, без ведомого. Приближаюсь к цели, освещенной зенитным прожектором, со стороны станции Кингисепп. Сближаюсь и после опознания противника открываю огонь. С третьей очереди левая сторона вражеского самолета охвачена огненным шлейфом. Самолет упал в лесной массив. Сделав два круга, убедился в результате боя, после чего благополучно вернулся на свой аэродром. Был рад еще одной моей победе. Вскорости о ней узнал поэт Всеволод Азаров, корреспондент дивизионной газеты «Победа» и написал обо мне замечательную поэму «Комиссар Лукьянов». Уже после войны я узнал, что экипаж сбитого мной самолета был пленен группой кингисеппских партизан под командованием Владимира Спиридоновича Путина, отца будущего Президента России. Еще во время войны мы с ним встретились, и он рассказывал мне, как партизаны ловили фашистских летчиков».
И.П. Лукьянов
Сбитый в воздушном бою немецкий бомбардировщик Do 17
Из воспоминаний летчика 13-й оиаэ Лукьянова И.П. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://iremember.ru/memoirs/letchiki-istrebiteli/lukyanov-ivan-petrovich/.
Три И-15бис из 5-го иап (61-я иабр, КБФ) (А.А. Мироненко, В.С. Марков и И.И. Цапов) вылетели на разведку по маршруту Таллин – Тапа – Пайде. После бомбоудара по мотомехчастям и войскам противника в районе Раазику их атаковало четыре Bf.109. В течение получаса летчики, построив оборонительный круг и снизившись до высоты 100–150 м, отбивались от атаковавших их вражеских истребителей. Один Bf.109 после четырех лобовых атак хотел пройти ниже, но врезался в землю.
Утром истребители 71-го иап и 13-го иап (10-я сабр, КБФ) вылетели на штурмовку арт. батарей, обстреливавших Таллин. Западнее дороги Пярну– Таллин обнаружили батарею дальнобойных орудий. Летчик Л.В. Плешаков на пушечном И-16 должен был подавить зенитные средства в момент атаки другими самолетами артиллерийских позиций. При штурмовке зениток его самолет был подбит и упал в районе расположения батарей. Самолет взорвался вместе со снарядными ящиками.
Истребитель И-153 из состава авиации КБФ готовится к взлету. Лето 1941 г. (РГАКФД)
Летчики ВВС Балтийского флота разбирают минувший бой. Лето 1941 г. (РГАКФД) – 172 –
15.25–16.15. Три И-16 и три И-153, патрулируя над войсками на высоте 800 м в районе Жабино, атаковали в лоб 3 Ju 88 и 18 Bf.109. Два И-16 и два И-153 повреждены. Лейтенант Ю.Б. Залеев на И-153 южнее а. Купля с высоты 200 м свалился в штопор и упал в лес.
С 19.40 до 19.50 до двадцати одного Bf.110 под прикрытием двух групп Bf.109 на высоте 1500–3000 м пушечным и пулеметным огнем обстреливали аэродром Низино. Уничтожено два МиГ-3 и два И-16.
Восемь И-16 из 104-й оиаэ (61-я иабр) отражали воздушного противника в районе своего аэродрома и аэродрома Низино. С задания не вернулся лейтенант М.М. Волков. Летчик Д.Т. Корчига, будучи ранен, при посадке разбил свой самолет. В бою сбит И-16 из 5-го иап. Летчик ст. лейтенант И.Н. Сташко погиб.
Цапов И.И., Конев В.Н., Мясников Ю.А. Гвардейцы Балтики крылатой. – М.: ООО «Дельта НБ», 2006.
«Я внимательно смотрел на исчерканную вдоль и поперек разноцветными карандашами карту.
Командир дивизии генерал-майор Шевченко провел пальцем вдоль голубой извилистой линии:
– Это Днепр. А вот местечко Окуниново. По мосту через реку фашисты переправляют технику.
Саперам и морякам Днепровской флотилии взорвать его не удалось. А надо – это приказ штаба Юго-Западного фронта… Взлетели в 17.15. Высоту набирать не стали, пошли бреющим – так точнее можно было выйти на цель, да и от зениток врага укрыться.
«Ил» напарника Олейника летел рядом, буквально крыло к крылу с колыбинской машиной.
Сергей взглянул на карту. До цели оставалось километров пять-шесть. Знаками он показал Василию, чтобы тот несколько отстал и взял чуть повыше. А вот и Карпиловская Гута. Сверху ее дома казались игрушечными кубиками. Потом показался плавный изгиб Днепра.
«Сейчас будет Окуниново, – подумал Колыбин. – Где-то здесь должен быть мост».
И тут же он увидел мост и ползущие по нему похожие на больших жуков тупорылые немецкие машины, танки, самоходки, мощные тягачи с длинноствольными пушками.
Махнув крылом ведомому – «Внимание!», Колыбин стал выводить самолет на цель. И вдруг заговорили вражеские зенитки. «Ил» словно вздрогнул от сильного удара, яркая вспышка ослепила Колыбина. Кабина наполнилась едким дымом, запахом горелого масла, жженой резины.
– Угодили в мотор, – мгновенная догадка пронеслась в голове Сергея.
Он рванул назад фонарь кабины, перекрыл кран подачи горючего, чтобы самолет не взорвался, и автоматически стал отстегивать ремни сиденья – прыгать! «А задание… Оно должно быть выполнено…»
С трудом выровняв машину, Сергей направил ее прямо в середину моста. Чуть не долетев до цели и сделав поправку на ветер, он нажал рычаг сброса бомб.
«Все, прыгать поздно, да и высоты нет, – успел подумать он. – Теперь колонна…»
Объятая пламенем машина, словно смерч, пронеслась над головами обезумевших от ужаса фашистов и врезалась в колонну. Раздался страшный взрыв…
Уже на заходе солнца на полевой аэродром опустился весь изрешеченный Ил-2 лейтенанта Олейника. Он, с трудом разлепив запекшиеся губы, доложил:
– Задача выполнена. Мост взорван. Командир звена лейтенант Колыбин погиб смертью героя, направив горящий самолет в колонну техники.
Но никто не мог подумать, что смерть обошла Колыбина стороной!
Очнулся он от страшной боли, буквально разламывавшей все тело. Открыл глаза и увидел склонившихся над ним людей в матросской форме: «Свои!»
Арт-реконструкция подвига летчика С. Колыбина
– Где я? – еле шевеля разбитыми губами, спросил Сергей.
– Молчи, браток, – ответил ему один из моряков. – В плену мы….
В плену! Эти слова, словно молнией, пронзили Колыбина. Он попытался вскочить, но, потеряв сознание, рухнул снова на землю.
…Случилось так, что в момент взрыва самолета Сергея Колыбина выбросило из кабины на несколько десятков метров в густой кустарник. Здесь его и заметили пленные моряки Днепровско-Бугской флотилии. Воспользовавшись тем, что внимание фашистов было отвлечено пожаром и взрывами на шоссе, моряки подняли и укрыли в середине колонны искалеченного летчика, только что на их глазах совершившего подвиг.
Так смерть обошла Колыбина во второй раз».
1. ЦАМО, ф. 58, оп. 818884, д. 29.
2. Карелия: энциклопедия: в 3 т. / гл. ред. А.Ф. Титов. Т. 2: К – П. – Петрозаводск: ИД «Петро-Пресс», 2009. – С. 77.
«Примерно в 15 км к юго-западу от Брянска гауптман Йоппин заметил три Пе-2 справа под нами, летевшими в юго-западном направлении. В широком правом вираже мы подошли к советским самолетам снизу сзади. Подойдя ближе, заметили три русских истребителя типа И-16 в 100–200 метрах над бомбардировщиками слева. Истребители находились на высоте 500–600 метров и летели в 150–200 метрах друг от друга.
Пилот I. /JG51 Эрвин Флейг. 1941 г.
Гауптман Йоппин приказал атаковать истребители. Он взял на себя правого ведомого, а я левого. Мы атаковали сзади и снизу. Прежде, чем я открыл огонь по машине, летевшей впереди меня, я заметил, что истребитель, атакованный гауптманом Йоппином, потеряв управление, провалился вправо, выпуская толстый столб дыма. Я не наблюдал падение этой машины, так как открыл огонь по истребителю передо мной.
После того, как он также пошел вниз, оставляя густой черный дым, я увидел, что гауптман Йоппин вдруг потянул свой Bf.109 резко вправо. Я повторил его маневр и наблюдал, как самолет гауптмана Йоппина с высоты примерно в 600–700 метров сделал крутой переворот с неконтролируемым пикированием и, без попытки выхода из него, врезался в землю. Я наблюдал взрыв и пожар в месте удара.
Я не могу сообщить, был ли гауптман Йоппин сбит ведущим советских истребителей или же он был сбит огнем с одного из бомбардировщиков, летевших справа под ним».
1. Зефиров М.В. Кто есть кто. Скорость. – М.: АСТ, 2010.
2. John Weal. Jagdgeschwader 51 «Mölders» / рапорт пилота I. /JG51 лейтенанта Эрвина Флейга /
Tony Holmes. Oxford: Osprey Publishing, 2006.
В 14.20 летчик 12-й коаэ (61-я иабр, КБФ) А.Б. Григорьев вылетел на облет И-153 с аэродрома Купля. В районе аэродрома был внезапно атакован двумя Bf.109. И-153 загорелся и упал в районе аэродрома. Летчик погиб. На отражение налета авиации противника вылетел летчик Г.Г. Бегун, который сбил Ju 88.
А.И. Агуреев, летчик 1-й аэ 5-го иап. 1941 г.
19.07–20.15. Три И-16 и девять И-153 при патрулировании были обстреляны зенитной артиллерией в районе Пулково. В это же время были атакованы сверху из-за облачности четверкой Bf.109 и одновременно заметили еще до 15 Bf.110 и 4 Bf.109 выше себя. В ходе боя сбит Bf.110. Все самолеты с задания вернулись. Один И-153 поврежден пулеметным огнем.
В 20.10 истребители прикрытия, сопровождавшие Ил-2, в районе Котлы на высоте 100 м вступили в бой с двумя Bf.110 и одним Bf.109. Бой шел на виражах в течение 10 мин. Лейтенант А.И. Агуреев из 5-го иап (61-я иабр) сбил Bf.109.
Цапов И.И., Конев В.Н., Мясников Ю.А. Гвардейцы Балтики крылатой. – М.: ООО «Дельта НБ», 2006.
Авиаторы 44-го иап (7-й иак ПВО) совершили три групповых вылета. В первом из них звено истребителей, взлетевшее в 6 часов 3 мин., было атаковано сразу после отрыва от взлетной полосы; один из истребителей оказался сбит, летчик сгорел вместе с машиной. Через три с половиной часа над аэродромом появились четыре Bf.109, сделавших три круга. По каким-то причинам штурмовать аэродром они не стали.
В 12 ч. 33 мин. по тревоге в район Тосно вылетели семь МиГ-3. При возвращении они застали над своим аэродромом группу немецких самолетов (девять Bf.109 и четыре Bf.110), сбрасывавшую серии мелких осколочных бомб. Противник разрушил походную метеостанцию, убил одного и ранил трех военнослужащих. МиГи немедленно вступили в бой; их пилоты доложили об уничтожении трех мессершмиттов. Батальонный комиссар Шалыганов, сумевший поджечь Bf.109 и Bf.110, покинул горящий МиГ-3 с парашютом.
Последний вылет истребителей ПВО в этот день, который состоялся в 18.20, не обошелся без воздушного боя. В районе Лезье пять МиГ-3 (ведущий старший лейтенант Яшин) встретили на высоте 2500 м пятерку мессершмиттов. Ни одной из сторон не удалось добиться успеха, после чего немцы вышли из боя.
Итог дня: при 34 самолето-вылетах (налет 37 ч. 23 мин.) сбито три самолета противника, потеряно два МиГ-3, погиб один летчик.
Истребители МиГ-3 ПВО Ленинграда над Петропавловской крепостью. Лето 1941 г. (РГАФКД)
Медведь А.Н., Хазанов Д.Б., Маслов М.А. Истребитель МиГ-3. – М.: «Русское авиационное общество» (РУСАВИА), 2003.
К вылету на бомбардировку подготовились десять экипажей ТБ-3 из 3-го тбап (23-я тбад). Пять должны были уничтожать материальную часть самолетов на аэродроме Витебск, и еще одной пятерке предстояло ударить по аэродрому Зубово. Погода по маршруту крайне тяжелая: облачность 10 баллов, нижняя кромка на высоте 200–300 метров, дождь, переходящий местами в ливень с градом. Не дождавшись ее улучшения, командир полка принял решение отправить на задание только сильные экипажи. На задание ушли шесть ТБ-3.
Задание выполнили четыре экипажа. Два – командиров кораблей А.И. Мосолова и В.Е. Борисенко – по причине плохих метеоусловий до цели не дошли. Сели вынужденно с бомбами на запасных аэродромах. Несмотря на сложную метеообстановку, экипаж, в котором штурманом был В.В. Аникиенко, проявил упорство при бомбардировании аэродрома Зубово. В представлении к ордену Красного Знамени отмечено, что штурман вел корабль в дождевых облаках при плохой видимости, что, несмотря на это, вышел на цель точно и задание выполнил отлично.
К 15.00 28 августа стало известно о том, что корабль зам. командира эскадрильи капитана Гущина в районе станции Дурово потерпел катастрофу. Для выяснения причин на место происшествия выехал зам. командира полка.
Потерпевший катастрофу советский бомбардировщик ТБ-3 (ЦАМО)
Из дополнительного боевого донесения:
«В 9.00 30 августа 1941 года возвратились с места катастрофы корабля капитана Гущина заместитель командира 23-й тад полковник Дмитриев и заместитель командира полка майор Зумбулидзе, по донесению которых установлено:
Экипаж капитана Гущина, вылетевший на выполнение боевого задания в ночь на 28 августа 1941 года по уничтожению материальной части самолетов противника на аэродроме Витебск, дошел до цели, произвел бомбометание и на обратном маршруте в районе ст. Вышегор, что западнее ст. Дорогобуж, потерпел катастрофу. Корабль при ударе о землю полностью сгорел. Причины катастрофы не установлены. Предположительно корабль ударился о землю при пробитии облачности летчиком до высоты ниже 100 метров. При катастрофе погибли: заместитель командира эскадрильи капитан Гущин Дмитрий Никитович, пилот младший сержант Андреев Никита Денисович, штурман корабля адъютант эскадрильи старший лейтенант Феофанов Федор Антонович, техник авиационный бортовой воентехник 2-го ранга Тарасов Алексей Яковлевич, техник авиационный бортовой младший воентехник Матюшин Георгий Григорьевич, воздушный стрелок старший сержант Савенков Василий Васильевич, воздушный стрелок старшина Уткин Иван Андреевич, воздушный стрелок-радист старший сержант Кашкан Николай Александрович».
Есть упоминание того, что корабль был сбит истребителем. Но эта версия маловероятна, т. к. в таких тяжелых метеоусловиях ночные истребители сидели на земле.
Звено советских бомбардировщиков ТБ-3 на боевом курсе. Лето 1941 г. (РГАФКД)
Сергиенко A.M. История 23-го гвардейского Белгородского Краснознаменного авиационного полка дальнего действия. – Белгород: Константа, 2013.
«Я стартовал в один из поздних августовских дней по тревоге на перехват самолета-разведчика. Это был Пе-2, тянувший за собой инверсионный след на восток. Я хорошо его видел в 2000 метрах надо мной, когда сам летел на высоте 6000 метров. Глядя на противника, я внезапно замечаю боковым зрением какое-то шевеление на моей приборной панели и, опустив глаза, встречаю взгляд глаз-бусинок полевой мышки, глядящей на меня из отверстия, из которого буквально только что выкрутили неисправные бортовые часы.
Гюнтер Ралль, будущий ас люфтваффе. 1942 г.
Я глубоко удивлен и в то же время встревожен. Весь вид крошечного создания, все волосинки которого шевелятся от вибраций работающего мотора, говорит о том, что от меня ждут объяснений по поводу шума, тряски, холода и разреженного воздуха, в котором так трудно дышать. На мне кислородная маска, которая не дает увидеть мою улыбку, которой я приветствую гостя. Добро пожаловать на мое рабочее место и спасибо за участие в боевом вылете! К сожалению, я должен скоро атаковать того русского, возможно, он ответит мне тем же – тогда начнется карусель, беспокоящая желудок, и грохот оружия. Так что лучше тебе сейчас перейти под мое покровительство, тем более что никто не знает, какой кабель или иная деталь под приборной доской придется тебе по вкусу. Пока ты не перегрызла что-нибудь важное и не принесла нам обоим большие неприятности, сама того не желая. Я протягиваю руку и пытаюсь схватить мышь, но она элегантно ускользает в последний момент. Вражеского разведчика я также не догнал.
После посадки в Гончаровке мои механики безрезультатно перерыли все закоулки фюзеляжа моего мессершмитта в поисках недобровольного второго пилота. В конце концов, его записали как без вести пропавшего».
1. Лашкул В. Гюнтер Ралль: победы и поражения аса люфтваффе // Вооруженные силы стран мира. – 2015. – № 3.
2. Weal John. Bf 109 Aces of the Russian Front. Oxford, UK: Osprey Publishing, 2001.
«Наш полк выполнил первый боевой вылет на бомбардировку города Сары в Северном Иране. Да-да, в Иране, не удивляйтесь. Это одна из малоизвестных страниц войны. В августе 1941 года правительства СССР и Великобритании потребовали от шаха Ирана согласия на ввод войск на иранскую территорию, чтобы воспрепятствовать ожидаемой высадке немецких войск в этом регионе. Шах, Мохамед Пехлеви, ответил отказом, и несколько авиаполков получили приказ на бомбардировку приграничных иранских городов. Когда мы выполняли второй вылет, уже в воздухе была получена радиограмма с приказом сбросить бомбы в безлюдных районах и возвращаться на аэродромы. Шах принял ультиматум».
Советские морские самолеты разведчики Р-6 ведут наблюдение над акваторией Каспийского моря около побережья Ирана. Лето 1941 г. (ЦАМО)
Иранские шахские ВВС насчитывали 4 авиационных полка, укомплектованные в основном устаревшей авиационной техникой немецкого производства (Фото из Национальной библиотеки и архива Исламской Республики Иран, перс. ناﺮﯾا ﻲﻠﻣ ﮫﻧﺎﺨﺑﺎﺘﻛ)
Англо-американская военная помощь России через Персию. Английский плакат. 1941 г.
Комендатура РККА. Иран. Август 1941 г. (ЦАМО)
Из воспоминаний штурмана 661-го АПНБ Рапопорта Б.Э. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://iremember.ru/memoirs/letchiki-bombardirov/rapoport-boris-elevich/
Командир 3-й аэ 8-го иап (62-я иабр ЧФ) ст. лейтенант К.Д. Денисов получил по радио приказ – следовать на Севастополь. «Набрал высоту 1000 метров и тогда вгляделся в сторону города. Над ним сверкало множество разрывов зенитных снарядов, вокруг метались ослепительные лучи прожекторов. Сразу мелькнула мысль: «Как же преодолеть зенитный заслон, удастся ли в такой круговерти обнаружить цель и атаковать ее?»
Все поставил на место долетевший сквозь треск эфира приказ полковника Дзюбы, находившегося на КП в Севастополе:
– Денисов, атакуй!
Секундами раньше я уже увидел свою цель – He 111, летевший со стороны Инкермана на небольшой высоте. Схваченный лучами прожекторов, он буквально продирался через гущу разрывов зенитных снарядов, посылаемых с берега и кораблей. Дальше ничего, кроме цели, я уже не видел. Пожалуй, все-таки чудом проскочил сквозь разрывы, мимо секущих небо лучей прожекторов и со снижением на полных оборотах мотора сблизился с «хейнкелем» над серединой Северной бухты. Только тогда умолкли наши зенитки, предоставив мне возможность расправиться с противником.
И-153 62-й иабр ЧФ в небе Севастополя. Лето 1941 г. (РГАКФД)
А тот уже снизился не то что до бреющего, а до так называемого стригущего полета, лучи сопровождавших его прожекторов лежали почти на самой поверхности моря, и от ярких отблесков рябило в глазах.
Подхожу поближе, прицеливаюсь по пилотской кабине и даю одну за другой три короткие очереди. Трудно понять, попал ли я в летчика или пули повредили какой-то элемент управления самолетом, но громадный вблизи, неуклюжий на вид He 111 резко накренился, просел, зацепил плоскостью за воду и, вздыбив на ней пенистый бурун, за считанные секунды ушел на дно».
1. Денисов К.Д. Под нами – Черное море. – М.: Воениздат, 1989.
2. Морозов М. Воздушная битва за Севастополь. 1941–1942. – М.: Яуза, Эксмо, 2007.