Нефтяной принц

Глава 7 Освобождение

Как известно, обоих вызволил из пуэбло Нефтяной принц. И теперь они вместе с ним, Батлером и Поллером скакали на север, пока к полудню, в горах Моголлон, не достигли первого леса, под сенью которого их ожидали прохлада и вода. Там они спешились и сели у ручья, чтобы передохнуть и дать отдых лошадям. Здесь Нефтяной принц рассказал банкиру небылицу о событиях прошлого вечера, стараясь объяснить их по-своему, что ему полностью удалось. Роллинс теперь окончательно убедился в честности Гринли и радовался тому, что нашел таких храбрых и почтенных спутников, как Батлер и Поллер.

Отдохнув, они снова сели на лошадей и поскакали дальше, пока к вечеру не нашли место, подходившее для ночлега. Там была вода и достаточно сушняка, чтобы всю ночь поддерживать огонь. Ни Роллинсу, ни Баумгартену не бросилось в глаза, что Нефтяной принц, Батлер и Поллер везут с собой слишком много провизии, которую они могли прихватить только в пуэбло. Когда Поллер разжег огонь, Батлер с легкой озабоченностью в голосе заметил:

— Пока мы еще недалеко от индейцев нихора. Может, лучше не разжигать огня, чтобы он нас не выдал?

— Нет никакой опасности, — тихо пояснил Нефтяной принц. — С нихора у меня хорошие отношения.

— Но ведь они вырыли топор войны!

— Ничего страшного. На боевой тропе мне они не опасны.

— Возможно. Они живут севернее этого места, а южнее расположены земли индейцев гиленьо. Таким образом, мы оказались на границе между двумя племенами, а такие пограничные районы крайне опасны, именно здесь обычно начинается вражда. Тут вечно шляются одинокие бродяги. Они-то опаснее всего, поскольку не щадят ни врага, ни друга, если только видят в этом какой-то расчет для себя.

— А я говорю, ты можешь быть уверен, что во всей округе, кроме нас, нет ни одного человека. Месторождение хорошо укрыто, и я, знающий эти края и часто здесь бывавший, не встречал тут ни единой души и ни малейшего следа. Мы здесь совершенно одни и спокойно можем жечь костры.

Нефтяной принц был полностью убежден в своей правоте, однако он ошибался. Чуть севернее ночного лагеря в этих пустынных краях ехали еще два всадника. Друг друга они не видели, но стремились к одной цели — к тому самому месту, где расположились на ночлег Гринли и его спутники. Всадники, находившиеся от лагеря на расстоянии около трех английских миль, словно сговорившись, оба держали путь прямо на юг.

Один из них, белый, ехал на великолепном жеребце вороной масти, с красными ноздрями и гривой длинных закрученных волос, которые индейцы считают верным признаком превосходной породы. Седло и сбруя на жеребце были тонкой индейской работы. Фигура всадника, не слишком длинная и не слишком широкая, казалась все же наделенной чрезвычайной силой и ловкостью. Светло-русая борода обрамляла опаленное солнцем мужественное лицо. На нем были леггины и охотничья рубашка, расшитые по швам бахромой, высокие сапоги, натянутые выше колен, и широкополая фетровая шляпа с привязанными к шнуру ушами серого медведя. За широким, сплетенным из отдельных ремней поясом торчали два револьвера и нож «боуи». Вдоль пояса, по кругу рядком размещались патроны. Кроме того, на поясе висели многочисленные кожаные мешочки, две пары подков и четыре круглые и толстые тростниковые плетенки с приделанными к ним ремнями и пряжками. От левого плеча к правому бедру спускалось лассо, сплетенное из многих ремешков, а на шее, на крепком шелковом шнуре, висела отделанная кожей колибри трубка мира, на чашечке которой были выгравированы какие-то индейские знаки. В правой руке белый держал короткоствольное ружье с затвором особой конструкции — двадцатипятизарядный штуцер мастера Генри, а за спиной болталась тяжелая двустволка «медвежебой».

Настоящему охотнику прерий не нужно блеска и лоска: чем потрепаннее он выглядит, тем больше ему почета. На каждого, кто хоть немного заботится о своей внешности, он смотрит свысока, а наибольшее отвращение вызывает у него вычищенное до блеска оружие. По убеждению настоящего вестмена, у него просто нет времени на такие пустяки. Однако в этом человеке все было так ухожено, будто он только вчера выехал на Запад из Сент-Луиса. А ружья его, казалось, не далее часа назад вышли из рук мастера-оружейника. Сапоги его были безукоризненно начищены, а на шпорах никто бы не нашел ни малейшего ржавого пятнышка. На одежде не было заметно никаких следов дорожных перипетий. Более того, похоже, что этот всадник мыл не только лицо, но и руки! Любой вестмен сказал бы, что это какой-нибудь горе-охотник, выехавший на воскресную прогулку.

Таким его, благодаря опрятному виду, частенько и считали впервые встретившиеся с ним люди. И только услышав его имя, они понимали, как сильно ошибались, поскольку человек этот был не кто иной, как Олд Шеттерхэнд, самый известный, самый отважный и опытный охотник на Диком Западе, непоколебимый друг индейцев и неумолимый враг всех злодеев, которых много бродило с той стороны Миссисипи, да и в наши дни они еще не перевелись.

Олд Шеттерхэнд — это боевое прозвище, образованное от английского слова shatter, то есть «разбить», «поразить». Кровь врага он проливал только тогда, когда по-другому поступить было нельзя, но даже и в этом случае он старался не лишать жизни. В рукопашной схватке он мог свалить любого противника одним-единственным ударом по голове. Так возникло это имя, ставшее легендой, как среди белых, так и среди краснокожих.

Другой всадник двигался всего лишь в одной миле западнее. Это был индеец. Конь, на котором он сидел, очень напоминал жеребца Олд Шеттерхэнда. Есть люди, которые с первого взгляда, еще не сказав ни слова, производят на нас глубокое и неизгладимое впечатление. Ты еще не успел отнестись к незнакомцу ни дружески, ни враждебно, но сразу ясно, будешь ли ты его любить или ненавидеть. Именно таким человеком казался этот индеец.

Одет он был в белую охотничью рубашку с красивой индейской вышивкой. Того же цвета были и его леггины, украшенные бахромой и скальпами врагов, вшитыми по бокам штанов. Маленькие стопы индейца украшали вышитые бисером мокасины, выделанные из шкуры дикобраза. На шее у краснокожего висели дорогой работы мешочек с «лекарствами», искусно украшенная трубка мира и тройное ожерелье из когтей гризли, самого страшного хищника Скалистых гор. Тонкая талия индейца была перетянута широким сантиловым поясом. Как и у Олд Шеттерхэнда, из-за него выглядывали рукоятки двух револьверов и ножа для скальпирования. Голова индейца оставалась непокрытой. Свои длинные густые иссиня-черные волосы он забрал в высокий пучок шлемообразной формы, оплетенный шкурой гремучей змеи. Ни орлиное перо, ни какой-либо другой знак отличия не украшал эту прическу, и все же с первого взгляда было ясно, что это вождь, и притом необычный.

Черты его прекрасного, по-мужски серьезного лица напоминали древнего римлянина. Скулы едва заметно выступали вперед, полные губы на безбородом лице выглядели изящно, а матовая кожа индейца была светло-коричневого оттенка с легким налетом бронзы. Поперек седла красовалось ружье, ложе которого было густо усеяно шляпками серебряных гвоздей.

Любой, кто не видел индейца прежде, сразу бы признал его по этому ружью, о котором ходило столько легенд. На Западе такой широкой известностью пользовались только три ствола: штуцер «генри» и «медвежебой» Олд Шеттерхэнда, а также Серебряное ружье Виннету. Итак, краснокожим всадником был Виннету, вождь апачей, самый знаменитый среди вождей Запада, вернейший и преданнейший друг своих друзей и опаснейший противник всех своих врагов.

Он держался на лошади несколько необычно, сильно наклонившись вперед. Взгляд его казался усталым, в задумчивости всадник устремил его в землю, но любой мог быть уверен: от глаз Виннету и от его невероятно острого ума не скроется ничто и никто.

Внезапно вождь выпрямился, в ту же секунду Серебряное ружье оказалось в его руках, и он направил его в сторону какого-то дерева. Грохнул выстрел, и индеец погнал коня прямо к дереву. На ходу выпрыгнув из седла, он сунул руку в дупло, расположенное под самой нижней из ветвей и вытащил оттуда то, что послужило ему мишенью. Это нечто оказалось зверьком размером с собаку, с желтовато-серым мехом, с черными кончиками щетинок и хвостом, разросшимся до половины длины тела. Это был енот, которого американцы называют coati или racoon, весьма желанная добыча для любого охотника.

Едва индеец взял в руки енота, — а с момента его выстрела не прошло и десяти секунд, — как где-то восточнее раздался второй выстрел, отличавшийся каким-то особенно гулким, тяжелым и глубоким звуком.

— Уфф! — не сдержался индеец. — Акайя Сэлки-Латар. [46]

Чуть раньше Олд Шеттерхэнд, ехавший, глубоко задумавшись, своей дорогой, услышал выстрел и остановил коня:

— Это Виннету! Узнаю голос Серебряного ружья.

Быстро схватив «медвежебой», белый охотник тотчас выстрелил из него, и по звуку этого выстрела Виннету мгновенно узнал своего друга. Европейцу или любому другому человеку, плохо знающему Запад, это покажется невероятным, но опытный вестмен знает звук каждого встречавшегося ему ружья. Его чувства всегда напряжены, ибо от их остроты может зависеть их жизнь. Кто не сумеет развить такую остроту чувств, погибает. Как различны человеческие голоса! Но голос знакомого человека выделишь из тысячи. А как насчет собачьего лая? Разве не узнаешь по голосу своего Филакса, Цезаря, Ами или Нерона? То же самое и с оружием. У каждого свой особенный звук, но знает его и различает только опытное ухо.

Когда раздались выстрелы, по которым друзья сразу узнали друг друга, они с радостью поскакали навстречу друг другу, Олд Шеттерхэнд с востока, Виннету с запада. Чтобы уточнить свое местоположение, они выстрелили еще раз, а потом, когда встретились, спрыгнули с лошадей и бросились друг другу в объятья.

— Мой брат много пережил с тех пор, как мы виделись в последний раз? — первым спросил Виннету.

— Виннету прав. Далеко не каждый день прекрасен, а в прериях многие цветы ядовиты. Вот и эта прерия напоминает о прошлом. Сидя ночью у костра, мы рассказываем о том, что пережили и узнали. Знает ли мой брат место, где можно хорошо отдохнуть?

— Если проехать прямо еще около часа, мы доберемся до маленького ключа, который со всех сторон окружают кусты, непроницаемые для самого острого глаза. Там мы сможем даже разжечь костер, на огне которого поджарим того енота, что я только что застрелил.

Белый и индеец поехали дальше под сенью высоких деревьев. Здесь было гораздо темнее, поскольку солнце уже приблизилось к горизонту, хотя в лесу это и не сразу заметишь.

Прошел час, и они добрались до маленького ручейка, о котором говорил Виннету. Они подъехали к нему и … резко придержали коней, потому что заметили в траве вытоптанную тропку, ведущую к воде. Оба спешились, чтобы изучить след, а через несколько мгновений озабоченно переглянулись.

— Пятеро всадников, — произнес Олд Шеттерхэнд, — на довольно усталых лошадях.

— Проехали всего несколько минут назад, — дополнил Виннету. — Недалеко отсюда они встанут лагерем. Что решит мой брат Шеттерхэнд?

— Нужно посмотреть, кто они. Мой брат знает, что сейчас томагавк войны не зарыт, поэтому надо быть осторожными.

Они подошли к густым зарослям, находившимся поблизости, завели туда коней, привязали их и прикрыли конские ноздри руками. Для дрессированных индейских животных это служило сигналом успокоиться и не выдавать себя громким фырканьем. Потом люди вернулись к реке и пошли по следу медленными неслышными шагами. Оба были мастера подкрадываться, они использовали для прикрытия каждое дерево, каждый куст, каждый изгиб русла ручья.

Прошло минут пять. Виннету остановился, втягивая в себя воздух. То же самое сделал Олд Шеттерхэнд и сразу почувствовал запах дыма.

— Их костер недалеко, — шепнул он Виннету. — Должно быть, это белые, потому что индейцы никогда не поведут себя так неосторожно, выбрав место для лагеря в наветренной стороне.

Виннету кивнул и пошел дальше. Ручей пробивался между двумя деревьями, под которыми торчало множество высоких кустов, послуживших отличным прикрытием обоим охотникам. Вскоре они заметили огонь; костер горел прямо у самой воды, и пламя его поднималось на несколько футов вверх. Настоящий вестмен так никогда бы не поступил.

Землю в лесу покрывал мягкий мох, так что шаги даже куда менее опытных, чем Олд Шеттерхэнд и Виннету людей были бы неслышны. Четыре дерева, за которыми пылал костер, теснились рядом, а окружавшие их кусты образовали как бы ширму, за которой легко могли укрыться оба подслушивающих. Они осторожно проползли вперед и залегли на земле, глядя сквозь безлистные стебли, торчавшие у самой земли. Совсем рядом они увидели пятерых мужчин, сидевших у костра, горевшего шагах в четырех от деревьев. С ближней стороны сидели Нефтяной принц и Батлер, его брат, облокотившись спинами о стволы. Банкир и его бухгалтер находились по другую сторону огня. Справа от них сидел Поллер, он ломал веточки сушняка и подбрасывал их в огонь. Они, похоже, чувствовали себя очень уверенно, потому что не считали нужным даже приглушить голоса во время общей беседы. Иногда они говорили так громко, что их слова разносились шагов на двадцать вокруг, а фразы легко достигали ушей обоих подслушивающих.

— Да, мистер Роллинс, — проговорил Нефтяной принц, — уверяю вас, что сделка, которую вы совершите, будет великолепной. Нефть плавает там на воде слоем толщиной в палец. Должно быть там, под землей, она скопилась большой массой. Будь это не так, я не открыл бы это место, поскольку оно так запрятано от мира, что готов биться об заклад: никогда еще нога человека туда не ступала, хотя на Челли довольно много охотников, да и индейцы бывают там часто. Я сам бы прошел мимо, если бы не унюхал запах нефти.

— Он на самом деле такой сильный? — удивился банкир.

— Будьте уверены! Я находился почти в полумиле от озера, и все-таки мой нос унюхал запах. Можете себе представить, сколько ее там. Убежден, что надо немножко углубиться в недра, чтобы наткнуться на подземный нефтяной бассейн. А если туда забуриться, ударит хорошенький фонтан. Давайте поспорим, сэр, что он рванет в высоту футов на сто!

— Я не держу пари, — ответил Роллинс спокойным тоном, на самом деле еле сдерживая волнение, о чем свидетельствовали искорки в его глазах. — Но я надеюсь, что все обстоит именно так, как вы мне говорите.

— Может ли быть по-другому, сэр? Могу ли я вас обманывать, если вы легко обнаружите мой обман, как только мы прибудем на место! Я не потребовал от вас ни единого доллара, вы заплатите мне только тогда, когда убедитесь, что никто вас не надувает и сделка готовится честная.

— Очень похоже, что я могу считать вас честным человеком. Охотно с этим соглашаюсь.

— Учтите также, что вы платите мне не наличными, а переводом через банк в Сан-Франциско.

— Не хотите ли вы этим сказать, что сомневаетесь, будет ли оплачен этот чек во Фриско?

— Нет, что вы! Я знаю, что вашей подписи достаточно даже для миллиона. Но скажите, не носите ли вы этот чек уже заполненным в кармане?

Опытный наблюдатель, пожалуй, заметил бы, что Гринли, задавая этот вопрос, не смог полностью подавить выражение напряженности на своем лице. Взгляд его с плохо скрытой алчностью был направлен на банкира, и на то имелась своя причина.

Предполагаемое нефтяное месторождение было фикцией, Роллинса надо было обмануть, а после платежа — просто убить вместе с его бухгалтером, чтобы не оставлять свидетелей. Если бы деньги банкир вез с собой, это давно бы произошло. Если бы он вез в кармане подписанные чеки, это было бы равнозначно наличному капиталу, и с банкиром нечего бы было дольше возиться. Пуля в голову, другая — бухгалтеру, и Нефтяной принц почти становился владельцем денег. Если же бумаги были не готовы, то комедию предстояло ломать до самого конца.

— Почему вы так этим интересуетесь? — Роллинс пока не заметил ни злобного взгляда, ни особой интонации спрашивавшего.

— Потому что это крайне важно, и для меня, и для вас. Мы находимся в диких местах, где никто не уверен в сохранности жизни или, по меньшей мере, богатства. В этом вы могли убедиться уже в пуэбло. А если на нас нападут и ограбят, если у вас отнимут бумаги, если кто-то из грабителей поспешит с чеками во Фриско и получит деньги?

— Этого не случится — кое-что я предусмотрел заранее. Правда, я захватил с собой два формуляра, но они пока не заполнены и не подписаны.

— Вы поступили правильно, и это меня успокоило. Но как вы их собираетесь заполнять? Полагаете, что на Челли растут перья, а в озере вместо воды плавают чернила?

— Не беспокойтесь! Я прихватил с собой и перья, и маленькую бутылочку чернил. Что касается вчерашних событий в пуэбло, то я удивляюсь тому, как этому Трехпалому не пришло в голову обшарить наши карманы. Никак не могу себе этого объяснить.

— О, между тем все просто. Краснокожие так занялись захватом пленников, что у них просто не осталось времени на грабеж. Они не успели.

— Вы считаете, что они покушались и на нашу жизнь?

— Разумеется! В любом случае вас до утра поставили бы к столбу пыток.

— В таком случае мы оба очень благодарны вам троим, и тем более мне жаль наших бедных спутников. Возможно, среди них уже никого не осталось в живых.

— Да, — согласился с ним Баумгартен, — я очень упрекаю себя за то, что мы ускакали и думали только о себе. А ведь нашим долгом было сделать все для их спасения.

— Вы так говорите только потому, что сейчас находитесь в безопасности и теперь вам кажется необыкновенно легким делом вызволение этих людей из пуэбло. Уверяю вас, что это необыкновенно трудное дело, если только вообще возможное. Мы просто глупо подставили бы свои жизни, больше того, непременно потеряли бы их, но так и не помогли бы нашим товарищам. Я свыкся с Диким Западом, и вы можете верить каждому моему слову. Мы не должны ни в чем упрекать себя; напротив, я утверждаю, что нашим спутникам побег этот полезнее, чем наше пребывание там, когда бы мы потеряли свои жизни без всякой выгоды.

— Как это?

— Мы выигрываем время. Краснокожие, раскрыв наш побег, сразу же бросятся в погоню. Значит, у них сегодня уже не будет времени пытать пленников. Я считаю так: день они будут гнаться за нами, день возвращаться — вот уже два дня, а за эти два дня многое может произойти, по крайней мере, если речь идет о деятельных, бывалых и смелых людях. Вы можете быть совершенно спокойными!

— Хм, — пробормотал банкир, — то, что вы сказали, кажется, не лишено оснований. Хромой Фрэнк, правда, чудаковат, но, разумеется, он не из тех, кто позволит себя просто так прикончить. То же самое я мог бы сказать о Дролле, а те три охотника, что называют себя Троицей, едва ли позволят шутить над собой.

— Вы говорите про Сэма Хокенса? — спросил Батлер.

— Да, про него, Дика Стоуна и Уилла Паркера. Это настоящие вестмены, словно прописанные в книге. Вы их не видели, мистер Батлер и мистер Поллер, а я вам еще не рассказывал, как они встретились с переселенцами. Вам непременно надо об этом услышать

— Вы были с ними? — спросил Поллер.

— Нет, но по дороге с ранчо Форнера до пуэбло об этом много рассказывали. Мне известно это со слов других.

И он стал рассказывать все, о чем наслышался. При этом он и понятия не имел, что Батлер и Поллер дело знают гораздо лучше. Окончив рассказ, банкир спросил:

— Разве не дельные это парни, которые таким вот образом обошлись с печально известными искателями?

— Да уж, — ответил Батлер, натянуто улыбаясь. — Особенно хитрая бестия этот, как его, Хокенс.

— Бестия? Да как вы смеете так его называть? Это звучит почти враждебно, сэр. Может, вы его знаете? Может быть, он чем-то вас обидел?

— Нисколько. Я никогда его не видел, да и не слышал даже его имени. Но главное в том, что — как вы сами убеждены и как вам уже сказали — вам нечего беспокоиться о пленниках в пуэбло. Люди, о которых вы вспомнили, знают, как помочь себе в любом положении. Я убежден в том, что нашей помощи им и не понадобится. Готов побиться с вами об заклад, что краснокожие, когда вернутся из погони за нами, уже не найдут упорхнувших пташек.

— Я не люблю спорить, но был бы рад, если бы вы оказались правы. Тем более, что мы, возможно, находимся в гораздо большей опасности. Вы ведь говорили, что нас преследуют.

— Разумеется.

— А если они на нас наткнутся? Если увидят наш костер, который так ярко и сильно пылает?

— Бросьте. Они нас не догонят

— Не будьте так уверены, сэр! Я не знаю Дикий Запад, но много слышал о нем и еще больше читал. Эти индейцы — жуткие люди. За несчастным, которого они решили поймать, они способны месяцами ходить буквально по пятам.

— С нами этого не случится. Я уж позабочусь о том, чтобы наш след потерялся. Вообще-то это не нужно, потому что они не смогут ликвидировать полученное нами преимущество, не смогут догнать нас.

— Почему? Им просто надо скакать вперед, пока мы сидим. Еще до полуночи они будут здесь.

Нефтяной принц разразился громким смехом:

— Вы ведь признались, что ничего не понимаете в Диком Западе, и были правы, сэр. Вы здесь совершенно ничего не разумеете. Вы утверждаете, что краснокожие будут преследовать нас и ночью. Как же они это сделают? Разве они знают, куда мы поехали?

— Им и не надо ничего знать. Они просто поедут по нашему следу.

— А разве ночью можно видеть, сэр? Или наши следы чем-то пахнут? Краснокожим придется подождать до утра. Нет, сэр, здесь нам совершенно некого бояться, мы сможем добраться до Глуми-Уотер, и по возможности удачно закончить наше дело

— Что такое Глуми-Уотер?

— Это как раз то место, где я открыл нефть.

— У этого места есть название? А вы мне говорили, что там еще не ступала нога человека.

— Говорил, но что-то я вас не понимаю.

— Место, у которого есть название, должно было кем-то посещаться, не так ли? Значит, про ваше место уже кто-то знает. Почему же он не увидел там нефти? Он должен был ее увидеть, как сумели это сделать вы.

Последний аргумент заставил Нефтяного принца призадуматься. Он никак не мог найти удовлетворительного ответа и заполнил наступившую паузу коротким смешком, звучавшим несколько вымученно. К счастью, его выручил Батлер:

— Мистер Роллинс, вы полагаете, что привели очень остроумный довод, не так ли?

— Остроумный? — послышалось в ответ. — Нет, не думаю. Но деловым его можно назвать. Тот, кто назвал это место, должен был посещать его не один раз. Почему же в таком случае он ничего не рассказывал о нефти? Если он открыл ее, значит, ему не нравилось трещать об этом на каждом шагу и ради собственной выгоды он должен был молчать о своем открытии. Видите, здесь есть некоторые противоречия, которые и привлекли мое внимание.

— Противоречия эти только кажущиеся.

— Можете вы их разъяснить?

— Нет ничего легче! Только мне тоже кажется в высшей степени странным, что вам надо что-то объяснять, а сами вы не смогли найти решение! Тот «некто», о котором вы говорили, и есть наш мистер Гринли, Нефтяной принц.

Банкир был очень удивлен.

— Вы и назвали озеро Глуми-Уотер [47], потому что…

— Потому что, — быстро прервал его Нефтяной принц, — там очень мрачно, а вода почти черная.

Он был очень рад, что Батлер выручил его в затруднительном положении, и с благодарностью взглянул на него. Тот ответил на этот взгляд неодобрительным покачиванием головы. Но Роллинс с Баумгартеном не заметили ни взгляда, ни едва приметного ответа. Нефтяной принц, казалось, сразу потерял интерес к продолжению разговора. Он встал и удалился, заметив, что пойдет соберет хворост для костра.

Для двух подслушивающих наступило самое время уходить, иначе они могли быть раскрыты Гринли. К их счастью, он пошел вверх по ручью, ни разу не взглянув в ту сторону, где лежали охотники. Посмотри он туда, непременно бы их увидел. Прежде, когда он сидел к ним спиной, да еще за стволом и кустами, они не могли его видеть. Но теперь, когда Гринли встал и повернулся, Олд Шеттерхэнд с Виннету узнали его черты. Они отползли назад, в лес, где отсвет костра уже не мог их выдать. Оба тихо встали и отправились к тому месту, где находились их кони.

Оба вестмена понимали друг друга без слов и говорить начали только тогда, когда пришло время. Виннету вывел своего коня из кустарника и держал его в поводу, пока удалялся в лес. Олд Шеттерхэнд последовал за ним, не задавая никаких вопросов. Он ничего не спрашивал, потому что знал причину и сам бы действовал точно так же, как и Виннету.

Они сделали большой крюк по лесу, по моховой подстилке — мягкий мох не позволит утром прочитать следы от подков. Все происходило молча, Олд Шеттерхэнд спокойно следовал за апачем.

Привычные к темноте глаза охотников позволяли им двигаться в зарослях, не натыкаясь на стволы. Они шли с такой уверенностью, будто дело происходило ясным днем. С четверть часа они пробирались между деревьями, потом свернули направо, возвращаясь к ручью. Как раз в том месте, где они остановились, в него вливалась тоненькая струйка небольшого ключа. Они переступили ее и последовали вверх по этому мелкому водотоку, пока не оказались у источника. Именно здесь Виннету собирался переночевать, о чем уже говорил раньше. Просто удивительно, как вождь в кромешной тьме, в густом лесу безошибочно вышел к источнику!

Они расседлали коней и пустили их пастись. Их жеребцы были верны как собаки, повиновались малейшему зову и никогда не удалялись от своих хозяев. Только теперь Виннету обратился к своему белому брату:

— Еда у моего брата при себе?

— Только кусок сушеного мяса, — ответил Олд Шеттерхэнд. — О большем я не позаботился, ибо завтра мы должны быть в пуэбло у Трехпалого.

— Пусть мой брат сбережет свое мясо. Мы зажарим енота.

Сказав это, апач удалился. Олд Шеттерхэнд не спрашивал, куда. Он хорошо знал, что Виннету сейчас бродит вокруг источника, чтобы убедиться в безопасности. Минут через десять апач вернулся и принес полную охапку сухих дров и сообщил, что поблизости нет ни одного живого существа. Исключительно чуткое ухо Олд Шеттерхэнда не слышало ни треска, ни хруста сучьев, что было новым доказательством несравненной ловкости индейца.

Вскоре запылал маленький костерок, устроенный на индейский манер, после чего апач снял шкуру с мертвого енота. Через некоторое время поджаривавшееся мясо стало распространять тот особый тонкий аромат, которого не бывает ни на одной кухне и который присущ только лагерному костру. Ели медленно и молча, наслаждаясь вкусным мясом. Кое-что оставили на завтра. И только после всего этого Виннету сказал:

— Есть ли у моего брата ремни?

— Штук двадцать, — ответил Шеттерхэнд, точно знавший, почему апач спросил о ремнях. Вестмен всегда заботится о ремнях.

— И у меня столько же, — сказал вождь, — тем не менее мы должны разрезать шкуру этого енота на полоски. Завтра нам понадобятся много ремней.

— Для воинов Трехпалого? — улыбнулся Олд Шеттерхэнд. — Вождь этот, правда, никогда не встречал нас враждебно, но можно ожидать, что завтра нам придется заставить его делать то, что нужно нам.

— Мой брат прав. Знает ли он тех людей, которых мы только что подслушивали?

— Только одного из них я видел раньше. Это Гринли, которого называют Нефтяным принцем. Припоминаю, что когда-то видел его в банде разбойников.

— Даже не зная его, я подумал бы, что он опасный человек. Мой брат бывал со мной на реке Челли, о которой они говорили. Разве там есть нефть!

— Ни капли!

— А этот Гринли открыл Глуми-Уотер и так назвал его?

— Нет. Несколько лет назад я попал на это маленькое озерцо. Оно уже тогда называлось Глуми-Уотер. Нефтяной принц затеял крупную аферу, а может быть, и кое-что похуже.

— Двойное убийство!

— Да. Двое из пяти мужчин, которых мы видели, подвергаются риску быть обманутыми, а потом убитыми. Им придется сначала оплатить открытие нефтяного месторождения, а потом… они исчезнут.

— Мы должны их спасти.

— Само собой разумеется.

— Мой брат хочет заняться этим прямо сейчас?

— Нет. И тебе это не приходит в голову, иначе ты не ушел бы от их лагеря так далеко. Если бы мы занялись сейчас их спасением, то потеряли бы драгоценное время, которое нам нужно, чтобы освободить пленников Трехпалого.

— Да, этим людям помощь может понадобиться уже завтра, поэтому мы оставим Нефтяного принца с его спутниками. Позже мы вызволим и этих несчастных.

— Значит, мой краснокожий брат решил изменить наш первоначальный план?

— Да. Мы собирались встретиться на ранчо Форнера, чтобы оттуда направиться в Сонору [48], к апачам, но это мы сможем сделать и позже. Теперь же нам предстоит спасти жизнь двум бледнолицым и вызволить пленников из пуэбло. Что скажет мой брат о наших друзьях, что находятся среди них?

— Я был удивлен, услышав их имена.

— Что делают здесь Хромой Фрэнк и Тетка Дролл?

— В свое время я обещал Фрэнку, что напишу ему. Я выполнил свое обещание и при этом указал, где и когда я смогу с ним встретиться. В этом маленьком комике снова пробудилась западная лихорадка и его понесло сюда. Дролл, как всегда, охотно поехал с ним.

— Хокенс, Стоун, Паркер тоже там! Уфф!

Это был возглас изумления и неодобрения. Причину последнего тут же прояснил Олд Шеттерхэнд:

— Такие бывалые люди не должны были дать себя пленить. Им не надо было заходить в пуэбло, не раскурив прежде трубку мира с Трехпалым. Только вчерашняя непогода могла им помешать в этом.

— Мой брат прав. Видимо, непогода загнала их в пуэбло, а времени завязать дружбу с вождем не оказалось.

— Насколько я знаю, этот вождь дружески настроен к белым.

— Похоже, Трехпалый сговорился с Нефтяным принцем, который и направлял действия вождя. Завтра мы узнаем, верно ли это предположение. Пусть мой брат Виннету подумает вот о чем. Наш Хромой Фрэнк приехал с кузеном Дроллом на ранчо Форнера. Там они должны были встретиться со мной. Фрэнк был уверен, что мы появимся точно в срок, почему же он нас не подождал? Почему он присоединился к каравану переселенцев?

— Нефтяной принц!

Виннету сказал только два этих слова, но доказал, что для него не представляет труда ответить на любой сложный вопрос.

— Верно. Хромой Фрэнк услышал на ранчо о предполагаемой находке Нефтяного принца и не поверил в эту басню. У него рыцарская душа, и он часто взваливает на себя больше, чем может вытянуть. Он и Дролл взялись исполнить наши роли и позаботиться о двух джентльменах, которых хотят надуть. Об этом они, естественно, рассказали Сэму Хокенсу и двум его знаменитым спутникам, после чего те пустились с ними в путь. Нефтяной принц, вовремя смекнув, что они могут ему помешать, устранил вестменов, договорившись с Трехпалым, который задержал караван, а потом позволил удрать кандидатам в жертвы.

— Мой брат Шеттерхэнд высказал мои собственные мысли. Как он думает, когда нам выехать к пуэбло и освободить пленников? Теперь же?

— Нет, ты ведь тоже так считаешь. Если мы отправимся сейчас, то подъедем к пуэбло днем, и нас легко обнаружат. Наш замысел можно выполнить только ночью. Если отправиться рано утром, мы доберемся до пуэбло в самое подходящее время.

— К вечеру мы будем вблизи пуэбло, — согласился Виннету, — чтобы осмотреться до наступления темноты.

— Да, разведка нужна. Мы все рассмотрим в мою подзорную трубу, не подходя слишком близко. А теперь гасим костер!

В то время как Олд Шеттерхэнд заливал пламя водой из ключа, Виннету еще раз обошел лагерь, желая убедиться, что можно спать спокойно. Затем охотники растянулись друг подле друга в мягкой траве. Они не сочли необходимым дежурить всю ночь, ибо понадеялись на хороший слух своих животных, которые привыкли подавать фырканьем сигнал о приближении чужаков.

Проснувшись пораньше, друзья прежде всего принялись поить лошадей, потому что знали: в течение целого дня пить коням больше не придется, да и в пуэбло на воду рассчитывать не стоило — его обитателей теперь следовало считать врагами. Позавтракав куском оставшегося с вечера мяса, оба вестмена вскочили на коней и помчались навстречу дню, вечер которого обещал быть очень тяжелым.

От места их ночлега до пуэбло был день езды, но им вовсе не надо было подстегивать своих превосходных коней, чтобы к вечеру добраться до места. Все утро они скакали, и только к полудню остановились, чтобы дать животным немного отдохнуть. До тех пор они ничего не говорили о предстоящих событиях. Во время отдыха Виннету сказал:

— Итак, мой брат уверен, что Трехпалый вступил в союз с Нефтяным принцем.

— Конечно, — кивнул Шеттерхэнд. — Если бы это было не так, вождь преследовал бы беглецов, и мы либо наткнулись бы на преследователей, либо встретили их следы. Я уверен, что подтвердятся и все прочие наши предположения.

Когда до пуэбло осталось меньше часа, настало время быть осторожными. Они спешились и еще немного отдохнули, поскольку намеревались прибыть к пуэбло незадолго до заката. Местность вокруг была ровной и песчаной. Эта равнина постепенно втягивалась сужающимся языком неплодородной земли внутрь горного массива Моголлон. То здесь, то там попадались лежащие каменные блоки. За одним таким блоком они и укрылись. Из-за угла они могли наблюдать за расположенным к югу пуэбло, но тот, кто покидал строение, не мог видеть ни двух братьев, ни их коней. Они посидели еще немного, потом Виннету повернулся направо и сказал удивленно:

— Теши, тлао чате!

Эти три слова на языке апачей означали: «Смотри, много косуль!» Но это были не косули, а подвид американской антилопы [49], крайне редко встречающийся в Аризоне. Апач очень удивился. С каким желанием он и Олд Шеттерхэнд поохотились бы на этих быстроногих зверей, славящихся очень нежным мясом, но поставленная самим себе задача препятствовала этому.

Прекрасные животные элегантными прыжками удалялись на юг, где скоро скрылись за линией горизонта. Если гнаться за ними, то непременно надо заходить со стороны, противоположной той, откуда дует ветер.

— Великолепная дичь! — заметил Олд Шеттерхэнд. — Только пришла она к нам не вовремя.

Он проверил направление ветра: оно было южным.

— Звери легко могут навести на нас врага, — возразил Виннету. — Стадо идет прямо на пуэбло. Если его оттуда увидят, краснокожие охотники скоро будут здесь. Ветер ведь дует оттуда.

Оба посмотрели в сторону южного горизонта внимательнее, чем прежде. Прошло полчаса, потом еще несколько минут — но никого не было видно. Казалось, антилоп индейцы не заметили. Вдруг на юге показалось множество маленьких точек, которые быстро приближались.

— Уфф! Идут! — сказал Виннету. — Теперь нас раскроют.

— Может, и нет, — произнес Олд Шеттерхэнд. — Они скачут толпой. Если проскачут с одной стороны нашего валуна, то мы успеем перейти на другую.

Оба застыли в напряжении, держа коней на коротком поводке.

Действительно, антилоп заметили. Теперь они возвращались, а позади стада показались четыре всадника, во всю подгонявшие своих лошадей.

— Только четверо! — констатировал Виннету. — Был бы еще и вождь среди них!

Олд Шеттерхэнд быстро достал подзорную трубу и направил на всадников.

— Он там, — кивнул белый охотник. — Скачет на самой быстрой лошади впереди всех.

— Отлично! Мы его схватим?

— Да, и не его одного, а вместе с тремя соплеменниками.

— Уфф!

Виннету вскочил в седло и взял в руки Серебряное ружье. В тот же миг Олд Шеттерхэнд оказался на своем вороном со штуцером Генри в руках. Это произошло так быстро, что с того мгновения, как друзья увидели возвращающихся антилоп, едва ли прошло более минуты. Вспугнутая дичь промчалась в какой-то тысяче шагов. Четверо индейцев пока отставали, но слышны были их резкие крики, которыми они подгоняли лошадей.

— Пора! — крикнул Виннету и выскочил из-за каменной глыбы. Олд Шеттерхэнд — за ним, и оба понеслись наперерез индейцам. Увидев двух внезапно появившихся на их пути всадников, те растерялись.

— Стой! — приказал Олд Шеттерхэнд, осаживая вороного, то же самое сделал и апач. — Куда направляется Ка Маку со своими воинами?

Индейцам было тяжело остановить коней на полном скаку, но они сделали это. Разгневанный вождь закричал:

— Почему вы остановили нас? Теперь мясо ушло!

— Вы бы его и так не получили. Разве на пугливую газель охотятся так же, как на медлительного койота? Разве вы не знаете, что их мясо можно заполучить, только окружив их, чтобы они из-за своей пугливости не смогли найти выход?

Только теперь краснокожим удалось кое-как успокоить лошадей, и они смогли приглядеться получше к помешавшим охоте всадникам.

— Уфф! — выкрикнул вождь. — Олд Шеттерхэнд, великий белый охотник!

— Еще помнишь меня? А узнаешь ли ты моего друга?

— Виннету, знаменитый вождь апачей!

— Ты не ошибся. А теперь слезай с лошади и следуй за нами вместе со своими в тень вон той скалы, где мы отдыхали, пока не увидели вас.

— Зачем? — спросил Трехпалый.

— У нас есть разговор.

— Разве нельзя поговорить здесь?

— Можно, но солнце кажется мне слишком жарким, а под камнем есть тень.

— Может, мои знаменитые братья отправится со мной в пуэбло, где мы с таким же удобством можем поговорить о чем угодно.

— Хорошо, мы поедем с тобой в пуэбло, но прежде ты должен раскурить с нами трубку мира.

— А нужно ли это? Я курил ее с вами раньше.

— Тогда были мирные времена. Сейчас идет война, потому мы верим только тем, кто готов раскурить с нами калюмет. А того, кто медлит это сделать, мы считаем врагом. Решайся быстрее!

Шеттерхэнд играл стволом своего штуцера так, что давно уже нагнал страху на вождя. Трехпалый хорошо знал это оружие, которое краснокожие считали волшебным, и понимал, что означает, если Шеттерхэнд так демонстративно держит его в руках. Ему ничего не оставалось, как согласиться:

— Если мои знаменитые братья так желают, мы сделаем это.

Конечно, он с большим удовольствием ускакал бы прочь, но знал, что этого сделать не сможет. Лошадь его была далеко не такой быстрой, как пули Шеттерхэнда и Виннету. Правда, у него имелось гладкоствольное ружье, у троих его спутников — такие же, но им было далеко до нарезных ружей знаменитых охотников, так что Трехпалый чувствовал себя все равно что безоружным. Он слез с лошади, его люди последовали за ним. Ведя лошадей в поводу, все подошли к скале и опустились на землю. Затем Трехпалый снял с шеи свою трубку мира и сказал:

— Мой кисет пуст. Может быть, у моих старших братьев найдется кинникинник, чтобы наполнить калюмет?

— Табака у нас хватит, — ответил Олд Шеттерхэнд. — Но прежде чем мы раскурим трубку и поедем в пуэбло, чтобы стать твоими гостями, могу ли я узнать, что за воинов мы там встретим?

— Моих воинов.

— И больше никого? Мне говорили, что ты приютил у себя каких-то чужих воинов. Сейчас время раздоров между некоторыми индейскими племенами, а также между краснокожими и бледнолицыми. Ка Маку понимает, что теперь приходится быть осторожным.

— Если мои братья приедут ко мне, они не найдут у нас чужих воинов.

— И все же от ранчо Форнера к вашему пуэбло идут следы, их много. А от пуэбло уходят следы всего пяти всадников.

Трехпалый испугался, но сумел не показать этого и заверил твердым голосом:

— Мои братья заблуждаются. Я ничего не знаю про эти следы.

— Вождь апачей и Олд Шеттерхэнд никогда не ошибаются, если дело касается следов. Они не только знают отпечатки конских копыт и человеческих ног, но и знают имена этих людей.

— Тогда мои братья знают неизвестные мне имена.

— Разве ты никогда не слышал про Гринли, Нефтяного принца?

— Нет.

— Ка Маку лжет!

Вождь схватился за рукоятку ножа и гневно закричал:

— Неужели Олд Шеттерхэнд хотел оскорбить храброго вождя? Тогда ответ ему даст мой нож!

Белый охотник равнодушно пожал плечами и ответил:

— Почему Ка Маку совершает такую большую ошибку, угрожая мне? Он знаком со мной и прекрасно знает, что получит пулю, прежде чем острие его ножа коснется моего тела или он успеет направить на меня свое ружье.

Продолжая говорить, Олд Шеттерхэнд одним махом выхватил оба револьвера и направил их дула прямо на вождя. Тотчас и Виннету выхватил свои револьверы, держа под прицелом остальных индейцев. А Шеттерхэнд тем же спокойным тоном продолжал:

— Клянусь вам Великим Маниту, которого почитают все краснокожие мужи, что при малейшем движении вашего оружия наши стволы выстрелят! Шеттерхэнд никогда не нарушает своего слова, и вы это хорошо знаете, как и другие индейцы! Вы знаете, что в каждом из этих револьверов по шесть патронов. Пусть мой брат Виннету соберет ваши ножи и ружья. Кто попробует защищаться, кто сделает хотя бы одно легкое движение, немедленно получит пулю. Я сказал. Хуг!

Последнее слово у индейцев всегда считается подтверждением сказанного. Тем самым Шеттерхэнд дал понять, что свою угрозу он непременно осуществит. Взгляд его сверлил вождя, когда тот, боясь даже пошевельнуться, позволил апачу отобрать у себя нож и ружье. И трое других не шелохнулись, когда их обезоруживал Виннету. После этого Олд Шеттерхэнд продолжил:

— Краснокожие воины видят, как обстоит дело. Они находятся в нашей власти. Только правда может их спасти. Пусть Ка Маку ответит на мои вопросы! Почему он дал двум пленникам убежать вместе с Нефтяным принцем?

— У нас нет никаких пленников, — свирепо гаркнул вождь.

— Еще раз говорю: Ка Маку лжет! Или он считает Виннету и Олд Шеттерхэнда мальчишками, которых легко обмануть? Сэм Хокенс, Уилл Паркер и Дик Стоун находятся у вас!

Дрогнувшие веки вождя показали, что он испугался, но ничего не ответил.

— И еще двое белых воинов, Фрэнк и Дролл, томятся у вас в плену. К ним надо добавить сына вождя навахо и его молодого белого друга, еще четверых белых мужчин с женами и детьми. Ка Маку все еще не хочет отвечать?

— Нет! — раздалось в ответ. — Ка Маку не жалкая шелудивая собака, чтобы позволить так с ним разговаривать.

— Хо! Буду говорить с тобой яснее! Может быть, трое других краснокожих воинов признают, что вождь их лжет слишком глупо?

— Он говорит правду, — сказал один из тех, к кому обращался Шеттерхэнд. — У нас нет пленников.

— Ну, ладно. Отправимся в пуэбло и проверим эти слова, а вас, чтобы не мешались, мы свяжем. Виннету, начинай с Ка Маку.

Когда апач вынул из своей сумки ремни, трехпалый вскочил и в гневе закричал:

— Меня связать? Тогда …

Он не закончил, потому что кулак Олд Шеттерхэнда обрушился на его голову и вождь тотчас упал без сознания. Это был как раз один из тех ударов, за которые знаменитый вестмен получил свое прозвище — Разящая Рука. Шеттерхэнд угрожающе повернулся к трем другим индейцам:

— Видите, к чему приводит упрямство! Мне продолжить? Стойте смирно, пока вас не свяжут, иначе с вами произойдет то же самое.

Сердитый охотник, способный свалить одним ударом даже очень сильного человека, произвел нужное впечатление. Индейцы дали себя связать безо всякого сопротивления; потом и Ка Маку связали по рукам и ногам. Лошадям спутали ноги, а оба брата позаботились о том, чтобы пленники не могли сдвинуться с места и не сумели оказать помощь друг другу. Ружья индейцев закопали в песок, на довольно значительных расстояниях одно от другого. Тем временем к Трехпалому вернулось сознание. Увидев себя в столь жалком положении, он заскрипел зубами. Олд Шеттерхэнд услышал это и сказал:

— Ка Маку сам виноват, что мы так с ним обошлись. Попытаюсь еще раз установить истину. Если вождь обещает мне отпустить всех пленников и вернуть все, что им принадлежит, я развяжу его.

Трехпалый ничего не ответил, а только сплюнул. Олд Шеттерхэнд снисходительно усмехнулся. Он еще раз внимательно проверил, не смогут ли пленники, сделав какое-то невероятное усилие, убежать. Затем друзья вскочили на коней и поскакали к пуэбло, оставив индейцев лежать.

Трехпалый бросил им вслед полный презрения взгляд и прошипел:

— Эти собаки были моими друзьями, но теперь они мои смертельные враги. Они думают, что смогут освободить бледнолицых, но вскоре убедятся, что им не удастся обмануть наших часовых. В пуэбло им не пролезть!

Ка Маку, похоже, надеялся, что его воины в пуэбло станут его искать, но он сладко обманывался в своих расчетах. Его подданным совсем не пришло в голову отыскивать его и еще трех воинов, словно заблудившихся детей. Никто не обеспокоился тем, что охотники не вернулись домой. Преследование быстрых как ветер антилоп могло увести их далеко и вернутся они теперь только утром.

Пуэбло находилось с южной стороны скалистой горы, и наблюдение оттуда можно было вести только в южном направлении. Вот почему Олд Шеттерхэнд с Виннету, желая добраться до цели незамеченными, вынуждены были отклониться далеко на север. При этом они проявляли величайшую осторожность, ибо каждую минуту в поле зрения мог оказаться индеец, которому ничего не стоило заметить их. Солнце уже спряталось за горизонтом, когда апач и белый охотник увидели расположенное на крутом склоне горы пуэбло. Они остановились, и Шеттерхэнд вынул подзорную трубу. Через несколько минут он протянул трубу Виннету. Взглянув в нее, Виннету сказал:

— Пленники не сидели сложа руки. Мой брат видел дыру в стенке третьего этажа?

— Да, — ответил Олд Шеттерхэнд. — Они пробили стену, но не смогли воспользоваться этим отверстием, потому что за ними следили. Возможно, они пытались пробиться и через потолок.

— Похоже, и это им не удалось — там тоже стоит стража.

— Пока удовлетворимся тем, что мы видели дыру и знаем теперь, под какой террасой находятся пленные. Внизу стоит лестница. Вероятно, ее оставили для вождя. Было бы чудесно, если бы они не убрали ее на ночь!

Оба спешились и стали ждать наступления ночи. Когда стемнело, в пуэбло загорелись огоньки. Друзья привязали своих коней к колышкам и медленно пошли к тому месту, где им сегодня предстояло проявить все свое мастерство.

Собственно говоря, время для такого смелого предприятия еще не наступило, и было бы лучше подождать пару часов, пока индейцы не угомонятся. Тогда останется всего несколько часовых, с которыми и предстоит иметь дело. Но у двух друзей были свои основания не оттягивать выполнения своего предприятия. Во-первых, приходилось считаться с тем обстоятельством, что связанный вождь и сопровождавшие его воины могут освободиться. Если Ка Маку вернется в пуэбло, то вызволение запертых людей станет почти невозможным. Во-вторых, неизвестно было, в каком состоянии находятся пленники и что им грозит. И в-третьих, краснокожие пока еще не обеспокоились отсутствием вождя и могло статься, что его хватятся сегодня. Тогда за ним пошлют, будут ждать возвращения посланцев и усилят бдительность. Именно поэтому, на всякий случай, братья решили начать дело пораньше. Когда они уже достаточно близко подошли к пуэбло, Виннету сказал:

— Пусть мой брат пойдет направо, я — налево. Встретимся в центре, где стоит лестница.

Шеттерхэнд согласился с Виннету, потому что сначала им придется осмотреть окрестности пуэбло, узнать, охраняются ли они и есть ли кто-то из краснокожих вне поселения. Олд Шеттерхэнд выполнил требование своего друга и не нашел ничего, что бы его удивило. Когда он встретился с Виннету, оказалось, что лестницу уже втянули наверх.

— Уфф! — вырвалось у апача. — Ее убрали. Никто больше не сможет попасть наверх.

— Да, никто, — Олд Шеттерхэнд кивнул. — Но это не должно нам помешать попасть на нижнюю крышу. Прежде всего мы должны знать, как разделились враги и где они находятся.

— Смотри — горят два огня.

— Верно. Это сторожевые огни. Один на террасе, под которой спрятаны пленные, а другой, что на нижнем этаже, освещает дыру, через которую можно выбраться. Там стоят посты: три человека снизу, три сверху. Но где же остальные?

— Внутри здания. Разве мой брат не видел, что там горит свет?

— Судя по огням, краснокожие со своими скво и детьми живут на верхних этажах. Два нижних нежилые и, вероятно, используются для хранения припасов.

— Мой брат прав. Несколько лет назад я бывал в этом пуэбло и видел внутренние помещения.

— Вряд ли что изменилось с тех времен. Однако мы должны вести себя осторожно. Сегодня чудный вечер, и можем предположить, что не все индейцы находятся внутри. Вполне вероятно, что кто-нибудь, кого мы не видим, лежат на крышах под открытым небом.

— Остановит ли нас это?

— Нет.

— Тогда стань к стене, а я залезу тебе на плечи!

Олд Шеттерхэнд сделал так, как сказал его брат, который быстро забрался ему на плечи. Однако до края нижней платформы Виннету не смог достать руками.

— Вытяни вверх обе руки, — прошептал он, — я заберусь на них.

Даже это не помогло.

— Не получается, — произнес апач.

— Много осталось? — спросил Олд Шеттерхэнд.

— Ладони три.

— Это немного. У тебя же стальные пальцы. Если ухватишься ими за край, то спокойно подтянешься, хотя никому другому такое ни за что не удастся. К тому же я помогу тебе длинным стволом «медвежебоя». А сейчас я сосчитаю до трех и подброшу тебя вверх. Постарайся ухватиться за край! Раз … два … три!

При счете «три» охотник сильно подбросил апача, и тому, как кошке, удалось зацепиться за край террасы и держаться на нем железной хваткой. Олд Шеттерхэнд быстро схватил свое длинноствольное ружье, чтобы поддержать стопу Виннету. Опираясь на эту твердую точку, апач, пока Шеттерхэнд изо всех сил проталкивал ружье наверх, перевалился на террасу и на некоторое время застыл там неподвижно. Шеттерхэнд лежал, готовый резко подпрыгнуть, подобно пантере, и броситься на любого часового, успеть сдавить ему горло, прежде чем тот подаст сигнал тревоги. Его зоркий взгляд обшарил всю террасу: на ней не было никого. Недалеко от себя апач увидел четырехугольное входное отверстие, ведущее на самый нижний этаж, рядом лежала лестница.

Неслышными шагами, похожими на змеиные движения, подкрался он к отверстию и прислушался. Вниз вела еще одна лестница, но там было темно. Никакого движения Виннету не уловил, казалось, там вообще никого не было. Он подполз назад к лестнице и опустил ее Олд Шеттерхэнду. Когда тот забрался наверх, лег рядом с апачем и спросил:

— Внизу кто-нибудь есть?

Бесполезно было спрашивать, есть ли кто на террасе — это и так было видно: они здесь находились одни.

— Я ничего не слышал, — ответил Виннету.

— Лестницу будем поднимать?

— Нет.

— Хорошо! Может, нам придется бежать, тогда мы ею воспользуемся. А теперь пошли на следующий этаж.

Лестницу на ночь не убирали, но воспользоваться ею было нельзя, потому что приставлена она оказалась в середине этажа, возле горящего костра, у которого сидело трое часовых. Их оставили следить, чтобы пленные не выбрались через пробитую дыру. Они сразу бы заметили посторонних.

Терраса над ними была шириной в четыре шага и длиной в восемьдесят. Зажженный костер, как это принято у индейцев, дымил слабо, и его свет не доходил ни до левого, ни до правого конца террасы. Апач и белый охотник решили действовать с левой стороны. Решение такое они приняли неспроста. Многие, пожалуй, и не заметили бы одной детали, но эти двое, опытные и проницательные вестмены, пользовались всем, даже самым малым, что могло послужить достижению цели.

А дело было вот в чем: трое индейских часовых располагались у огня так, что лица двух из них смотрели на дыру, а третий сидел на корточках чуть левее, заслоняя собой свет и отбрасывая длинную тень, благодаря которой к сторожам можно было подобраться ближе.

Олд Шеттерхэнд и Виннету осторожно втянули наверх лестницу и отнесли ее к левому концу этажа. Там они приставили лестницу к стене и поднялись по ней. Наверху какое-то время они были столь же осторожны, что и прежде, осматривая террасу.

— Часовые одни, — прошептал апач.

— Это хорошо, — отозвался его белый друг. — Тем не менее задача чрезвычайно трудная. Здесь нет никакого укрытия, за которым можно было бы спрятаться.

— А тень?

— Ее недостаточно. Мы можем подобраться не больше чем на двадцать шагов, но если часовой шевельнется, свет упадет на нас, и тогда нас обнаружат еще раньше.

— Надо отвлечь их внимание.

— Чем? Камешками? Конечно, если они достаточно глупы, то позволят себя обмануть. Тогда эти двадцать шагов легко проскочить. Я бью того, кто сидит к нам спиной, ты берешь на себя следующего, а я потом третьего. Естественно, все должно произойти без малейшего шума, иначе услышат часовые на верхнем этаже. Но даже если нам удастся подкрасться, достаточно только одному из этих краснокожих просто взглянуть вниз, и нас раскроют. Что делать в этом случае?

— Свалить тех, что внизу, и быстро бежать наверх. Когда обезвредим верхних часовых, получим доступ к тем, кого хотим освободить.

— Поднимется слишком большой шум, и сюда сбежится все пуэбло!

— Виннету и Олд Шеттерхэнду нечего бояться. Мы загасим костер, и нас не увидят, а тогда мы сможем стрелять.

Как выяснилось позже, этот разговор оказался не лишним, ибо вскоре их действительно заметят. А пока они наклонились и нашли столько камешков, сколько им было нужно. Потом они легли и осторожно поползли к часовым. Шеттерхэнд рассчитал очень точно: когда они оказались шагах в двадцати от сторожей, Виннету слегка приподнялся и подбросил камушек так, чтобы он упал с противоположной стороны террасы. Звук от него был слабым, но достаточным, чтобы привлечь внимание часовых, повернувших головы вправо.

Виннету бросил еще несколько камешков, и часовые, предполагая, что к ним кто-то крадется, быть может, враг, прислушались более внимательно.

— Пора! — тихо сказал Олд Шеттерхэнд.

Оба быстро вскочили. Пять — шесть длинных, почти неслышных прыжков, и они появились перед тремя индейцами. Кулак белого охотника обрушился на голову ближайшего — тот беззвучно рухнул на террасу. В следующее мгновение оба кровных брата вцепились в горло двум другим сторожам. После пары ударов и эти индейцы потеряли сознание. Их быстро связали, в рот засунули кляпы.

— Повезло! — прошептал Олд Шеттерхэнд. — Теперь надо скорее отнести лестницу к дыре, проделанной пленными. Я поговорю с ними, а мой брат пусть в это время не спускает глаз с верхнего этажа. На краю крыши в любой момент может кто-нибудь появиться.

Охотник быстро залез по приставленной лестнице и тихо позвал у дыры:

— Сэм Хокенс, Дик Стоун, Уилл Паркер! Кто-нибудь есть там?

— Слышите! — раздалось в помещении. — Нас зовут! У нашей дыры человек!

— Наверное, краснокожий негодяй! — ответил второй голос — Пошлите в него пулю!

— Глупости! — возразил третий. — Индеец не осмелился бы так выставлять свой череп, чтобы мы выбили из него последние мозги, если не ошибаюсь. Это кто-то другой, может быть, даже Олд Шеттерхэнд или Виннету. Пустите-ка меня!

По любимому обороту «если не ошибаюсь» Шеттерхэнд тотчас узнал говорившего, поэтому спросил:

— Это ты, Сэм?

— Хотел бы им быть, — раздалось изнутри. — А вы-то кто?

— Олд Шеттерхэнд.

— Неужели?

— Да. Мы хотим вызволить вас.

— Хотим? Значит, вы не один?

— Со мной Виннету.

— О! Мы вас уже заждались! Но это действительно вы? Может, это вы, мистер Гринли?

— Ты не узнаешь мой голос, старина Сэм?

— Голос здесь, голос там! В этой дыре все голоса похожи, особенно когда говорят шепотом. Не такой уж я глупый енот. Мне нужны доказательства!

— Какие?

— Если у вас при себе штуцер «генри», просуньте его сюда, чтобы я мог его пощупать.

— Вот он, только давайте побыстрее — дорог каждый миг. Убедившись в подлинности оружия, Сэм произнес:

— Слава богу, что вы приехали! Мы не можем выбраться наружу, черт возьми! Как вы думаете нас выудить?

— Лестница есть?

— Эти мошенники ее убрали.

— А оружие?

— Есть, они не смогли отобрать его у нас. Позже я вам расскажу, как мы вляпались в эти чернила.

— Видимо, очень занятно начиналось. А что за народ там у вас собрался?

— Все ваши хорошие знакомые: я, Стоун, Паркер, Дролл, Хромой Фрэнк и так далее. К сожалению, здесь есть и дети.

— Хорошо, теперь внимательно слушайте, что я скажу! Сначала вы передадите нам детей. Только им нельзя даже пикнуть. Потом настанет очередь дам. Надеюсь, они тоже будут вести себя тихо. Потом пойдут те, кто еще не знает Запада. Желательно всех их освободить прежде, чем нас обнаружат. Здесь сидят трое часовых, которых мы оглушили, а над вами еще трое, которые легко могут нас раскрыть. Если это произойдет, мне придется быстро вмешаться: я поднимусь наверх и уложу их. Если мне это удастся, я открою крышку и спущу вам лестницу, по которой те, кто еще останутся там, быстро поднимутся ко мне. Итак, самые опытные остаются до конца. Вы все поняли? Тогда за дело! Я жду детей.

Через короткое время в дыре появился мальчишка. Олд Шеттерхэнд передал его Виннету. Тот принял его и приставил к стене. Точно так же поступили с другими детьми, а потом с женщинами. Это была тяжелая работа, и стоявший на лестнице Шеттерхэнд должен был прилагать все свои силы. Когда Сэм Хокенс сообщил ему, что теперь пойдут мужчины, немецкие переселенцы, знаменитый охотник заметил:

— Им моя помощь не нужна. Пойду посмотрю, что там делают сторожа сверху.

Он спустился к Виннету, дал тому несколько пояснений и, плотно прижимаясь к стене, пробрался к лестнице, по которой они поднялись на эту террасу. Теперь он поднялся по ней на следующий этаж. Осматривая освещенное костром место, он увидел большие камни, наваленные на крышку. Рядом лежала лестница, вытянутая индейцами перед закрытием люка. Еще одна лестница вела на верхнюю террасу. Охранники сидели так, что двое из них были повернуты к охотнику спиной.

Олд Шеттерхэнд тихо поднялся на этот этаж, готовый действовать в любую минуту. Если бы пленникам, всем до последнего, удалось бы выбраться на волю, он спустится вниз, не выдав себя. Пока он спокойно лежал и ждал. Охотник рассчитал, сколько времени надо одному человеку, чтобы протиснуться через дыру, и теперь прикидывал, сколько пленников уже освободились. Когда он полагал, что настал черед шестого мужчины, ночь прорезал резкий женский крик:

— Черт вас побери, кантор! Не падайте же на меня! Трое часовых немедленно вскочили, подбежали к краю террасы и посмотрели вниз. Они увидели освобожденных белых, заметили и апача, который, гордо выпрямившись, стоял у костра. Они его сразу узнали, и один из часовых закричал так громко, что голос его пронесся надо всем пуэбло:

— Акхане, акхане, арку Виннету, нонтон, шис инте! [50]

Едва раздался этот крик, как за их спиной столь же громко прозвучало:

— А здесь стоит Олд Шеттерхэнд, пришедший освободить пленников! Виннету, прими-ка этих парней!

Белый охотник вскочил одновременно со сторожами. Теперь он бросился на них, сбил одного, а двух других столкнул с края платформы вниз, где о них позаботился Виннету. Потом Олд Шеттерхэнд откинул ведущую на верхний этаж лестницу, чтобы ни один краснокожий не смог спуститься вниз. Дальше он сумел сдвинуть стокилограммовый камень с крышки и снял ее. Сунув в отверстие лестницу, он крикнул:

— Быстрее наверх! Может дойти до схватки.

Потом белый охотник обеими ногам запрыгнул в костер, пытаясь затоптать пламя, и ему это удалось. Виннету между тем загасил нижний костер, и стало совершенно темно. Тут из люка к Олд Шеттерхэнду вылезали последние пленники. На верхней террасе было оживленно, раздавались громкие голоса, кто-то кого-то о чем-то спрашивал. Принесли факелы, и стали видны темные фигуры, свешивавшиеся с лестниц. В этот момент раздался громкий голос Шеттерхэнда:

— Пусть краснокожие воины остаются наверху, если не хотят умереть! Здесь стоят Олд Шеттерхэнд, Виннету и их люди. Кто отважится спуститься сюда, погибнет от пули!

Белый охотник не хотел убивать индейцев, но должен был доказать, что это именно он появился в пуэбло, а доказать это он мог только одним способом: позволить заговорить его штуцеру, всем хорошо известному. Шеттерхэнд прицелился в первого индейца, пытавшегося спуститься вниз с факелом в руках.

— Хахи, лата-ши! [51] — вскрикнул пораженный меткой пулей воин, роняя факел.

Последовали еще три выстрела, и огни быстро погасли. Кто-то закричал:

— Это Олд Шеттерхэнд с его волшебным ружьем! Все наверх, назад!

— Все выбрались? — крикнул в темноту Олд Шеттерхэнд. — Есть еще кто-нибудь внизу?

— Никого, — ответил Хокенс:

— Тогда спускайтесь к остальным! Думаю, что краснокожие теперь оставят нас в покое.

Сам охотник спустился последним. На нижней платформе обо всем позаботился предусмотрительный апач. Освобожденные переселенцы стали торопливо спускаться на землю. Виннету даже приходилось сдерживать их, особенно женщин и детей, убеждая, что не следует излишне торопиться, потому что индейцы, устрашенные именами знаменитого охотника и вождя апачей, на время затихли.

Когда, наконец, все оказались на земле, Олд Шеттерхэнд произнес:

— Удалось, причем гораздо легче, чем я ожидал, — и, прерывая посыпавшиеся возгласы благодарности, спросил: — Где ваши лошади?

— Там, в коррале, за каменной стенкой.

— Оружие у всех при себе?

— Да.

— А вещи?

— То, что было при нас, они отобрать не смогли, ну а оставленное в седельных сумках, вероятно, разграбили.

— Вьючные лошади были?

— Да, они везли вещи переселенцев. Не знаю, что там осталось. Буря началась так быстро, что даже не было времени разгрузить и расседлать их.

— Хм! Если весь ваш скарб на месте, мы можем сразу отправиться прочь отсюда. В противном случае придется вынуждать краснокожих отдать нам похищенное. Сэм Хокенс проведет меня в корраль, остальные остаются здесь. Внимательно следите за всем, что происходит в пуэбло. Как только появится какой-нибудь краснокожий, сразу же стреляйте в него, но не прицельно. Понятно? Вполне достаточно, если пуля только просвистит мимо. Эти люди должны знать, что мы все еще здесь. А мой брат Виннету приведет наших коней.

Когда все трое удалились, кантор заметил:

— Так вот они какие, эти великие герои, которых я так хотел увидеть! В темноте я не смог их рассмотреть, но даже сама встреча с ними мне очень импонирует. Они сыграют выдающуюся роль в моей опере.

— Нет, вы уж взгляните на них при свете дня! — обратился к нему Хромой Фрэнк. — Едва увидев их в первый раз, я понял: это неординарные личности! А разве не пророчески я сказал? Стоило только им появиться — и мы уже на свободе.

— Прямо-таки геройский поступок, — согласился Дролл. — Ни одного волоска не упало с наших голов. Все прошло бы еще лучше, если бы фрау Эберсбах поменьше болтала.

— Я? — быстро вмешалась вездесущая фрау. — Вы считаете, что это я виновата в том, что у меня вырвался крик?

— Конечно! Кто же еще?

— Кантор.

— Покорнейше попрошу! — отозвался названный. — Кантор эмеритус! Вы не имеете права утверждать, что я нарушил эту тишайшую тишь. Через мои губы не просочилось ни единого звука, будь он произнесен даже пианиссимо [52]. Это вы кричали, фрау Эберсбах.

— Не отрицаю, но почему я кричала? Если бы вы крепче держались, герр отставник! Когда вы в следующий раз возымеете удовольствие срываться с лестницы, не делайте это в тот момент, когда внизу стоит дама, да еще с моей репутацией! Если вы не будете крепко держать в руках свои гаммы, хорошенькая будет у вас опера! Понятно?

— Понятно, глубокоуважаемая, но вы-то не понимаете, что с сыном муз надо обходиться учтивее. Обещаю, что подумаю о вас в свое время и вложу вам в рот арию для сопрано.

Он хотел еще что-то сказать, но Хромой Фрэнк прервал его:

— Замолчите! Там, наверху, кто-то появился. Вон он вытащил какую-то зрительную конструкцию. Верно, хочет рассмотреть, где мы стоим. Сейчас он заглянет в дуло моего флинта!

Хромой моментально поднял ружье и, почти не целясь, выстрелил. В то же самое время вернулись Олд Шеттерхэнд и Сэм Хокенс. Знаменитый охотник тут же поинтересовался, кто стрелял.

— Я, — ответил Фрэнк. — Там, на крыше номер один появился краснокожий сеньор, который, очевидно, хотел узнать, который час. Я ему охотно показал, сколько пробило. А он тут же компетентно удалился.

— Пуля попала в него?

— Ну, что вы, я целился намного правее, локтя на два, наверное. Если только у него уши фута по четыре, то пуля могла пройти ему через правую мочку, что, надеюсь, будет для него фисгармоническим предупреждением.

— Значит, они уже спустились до первой террасы. Видеть нас они, конечно, не могут, но стрелять будут. Нам надо держать глаза открытыми и не дать им спуститься на землю. Фрэнку и Дроллу хорошо бы подкрасться к стене и, когда они увидят силуэт индейца на фоне неба, попугать краснокожих пулей.

— Снова промахнувшись? — уточнил Хромой Фрэнк.

— Я не хотел бы жертвовать чьей-то жизнью.

Тогда к Олд Шеттерхэнду приблизился Ши-Со и попросил разрешения участвовать в наблюдении за пуэбло.

— Вы еще молоды, — ответил охотник, испытующе разглядывая лицо незнакомого ему юноши. — У вас хорошие глаза? А опыт?

— Я ученик своего отца, — скромно ответил Ши-Со.

— А кто ваш отец?

— Нитсас-Ини, вождь навахо.

— О, сын моего друга? Значит, вас зовут Ши-Со, про которого я знал, что он находится в Германии. Вот вам моя рука, юный друг. Очень рад вас здесь встретить, Будет время — мы еще поговорим. Что ж! Могу смело доверить вам это задание. Идите и расположитесь так, чтобы под вашим наблюдением оказалась вся стена.

Сын вождя удалился, очень гордый тем, что его желание осуществилось. Сразу же после этого вернулся Виннету, привязавший коней на достаточном удалении от пуэбло. Он поинтересовался, кто стрелял и почему, Олд Шеттерхэнд рассказал, после чего Виннету продолжил:

— Лошади освобожденных нами путников стоят в коррале, но вся сбруя, весь груз исчезли. Придется остаться здесь и добиваться их возвращения.

— Добьемся: вождь-то в наших руках.

— Надо привезти его сюда. Виннету возьмет командование на себя, а мой брат пусть с Хокенсом, Паркером и Стоуном отправляется за Ка Маку.

Троица охотно согласилась. Лошади, которых они вывели из корраля, были без седел и уздечек, но всадников это не беспокоило. Вскоре они помчались в северном направлении. Разумеется, по дороге Олд Шеттерхэнд стал выпытывать, как же это они попали в плен вместе с переселенцами. Времени было предостаточно, и вестмены подробно обо всем рассказали, давая каждому персонажу образную характеристику. Внимательно их выслушав, Олд Шеттерхэнд покачал головой:

— Что за непредусмотрительность! Значит, вы решили о них позаботиться и согласились сопровождать их?

— Да, — ответил Сэм. — Они нуждались в нашей опеке, а нам было все равно, куда ехать. Что скажете на это, сэр?

— Хм! Я собирался вместе с Виннету пересечь границу, но теперь считаю своим долгом позаботиться о переселенцах, по меньшей мере, в тех краях, где они погибнут без помощи опытных людей. Краснокожие, которые им повстречаются по пути, вряд ли им помогут. Мне кажется, надо быть очень осмотрительным. Придется и за кантором присматривать.

— С удовольствием прогнал бы его к дьяволу, но этого сделать нельзя. И потом, эта история с Нефтяным принцем. Что вы об этом думаете?

— Надувательство!

— Конечно, и я так считаю. Можем ли мы позволить погибнуть двум порядочным людям?

— Ни в коем случае. Мы последуем за этим Гринли, или как там его зовут по-настоящему? Думаю, что мы еще успеем. Очень интересно, каким это колдовством он выманил нефть из недр?

Они находились уже недалеко от того места, где остались связанный вождь и его воины. Шеттерхэнд кратко рассказал вестменам, как индейцы попали к ним в руки и добавил:

— Вождь откровенно лжет, поэтому заслуживает наказания. Но меня считают другом краснокожих, я живу с ними в мире и хотел бы обойтись с Ка Маку помягче. Как только он увидит вас, то сразу поймет, как обстоят дела. Я поеду впереди, а вы чуть сзади. Если будете держаться прямо на север, то упретесь в скалу, под которой мы оставили пленных.

Олд Шеттерхэнд обладал исключительным чувством места, а потому выехал к одиночной скале, словно это было днем. Он был убежден, что найдет пленников в том же самом положении, в каком их оставил, но все же решил соблюдать осторожность. Заранее спешившись и осторожно шагая к скале, он подошел ближе, после чего стал передвигаться ползком, опасаясь какой-либо случайности или хитрости краснокожих. Бесшумно обогнув место, Олд Шеттерхэнд сначала нащупал рукой закопанное в песок одно из ружей, к которому и был привязан Ка Маку. Ремни были крепки, как и прежде. Проверив все, охотник выпрямился перед пленником, словно возник из-под земли.

— Для Ка Маку время шло долго. Он даже не мог переговорить со своими спутниками. Я верну ему голос, — и Олд Шеттерхэнд вытащил изо рта вождя кляп. — У тебя было время на раздумье. Если ты готов признать, что в пуэбло есть пленники, я освобожу тебя, и все на этом закончится.

Ка Маку, похоже, решил, что Шеттерхэнд так ничего и не узнал, потому собрался до конца упорствовать в своем отказе. По поведению охотника он заключил, что его жизни ничто не угрожает. Значит, можно полежать связанным, пока с наступлением дня его люди не начнут поиски и не наткнутся на него. Сначала он молча смотрел на Олд Шеттерхэнда. Но где же Виннету? Желая узнать это, Ка Маку все же спросил:

— А почему вождь апачей не пришел поговорить со мной?

— Он остался возле пуэбло и наблюдает.

Услышав такой ответ, вождь предположил, что усилия обоих охотников до сих пор были безуспешными, и попытался прояснить ситуацию. Он заговорил с заметной издевкой в голосе:

— Виннету не увидит и не услышит ничего другого, кроме того, что я сказал: пленников у нас нет. Что вынюхивают двое храбрых воинов возле нашего пуэбло? Почему они не отправятся со мною прямо в дом, чтобы убедиться в правоте моих слов?

— Потому что мы не доверяем тебе и убеждены, что вы нападете на нас.

— Уфф! Куда подевалась мудрость Олд Шеттерхэнда? Великий Дух отнял у него разум. Я остаюсь его другом, а он обходится со мной, как с врагом.

— Значит, ты продолжаешь утверждать, что никаких белых пленников в пуэбло нет? Ни мужчин, ни женщин, ни детей? Подумай, нам с Виннету нетрудно было бы освободить их! Но тогда тебя постигнет кара. Если ты признаешься, мы по-прежнему будем считать тебя своим другом и братом.

— Олд Шеттерхэнд может делать и думать, что хочет. Я сказал правду и отомщу за себя!

— Ну, как хочешь! Тогда слушай! Кто бы это мог ехать?

Послышался приближающийся стук копыт. Трехпалый выпрямился, насколько позволили ремни, и вскрикнул от радости. Подъезжающие всадники должны быть его людьми. Они ищут его! Вот они повернули к скале и остановились. Он не мог различить их лиц, но так уверился в своем предположении, что крикнул:

— Я Ка Маку, тот, кого вы ищете. Подойдите и развяжите меня!

— Охотно верю, что ты Трехпалый, — смеясь, ответил Сэм Хокенс, — а вот в то, что я тебя развяжу, вряд ли. Олд Шеттерхэнд решит, что с тобой делать. Ты узнал мой голос, старый мошенник?

— Сэм Хокенс? — в ужасе вскрикнул вождь.

— Да, Сэм Хокенс, а рядом с ним Дик Стоун и Уилл Паркер, — подтвердил Олд Шеттерхэнд. — Ты все еще убежден, что Великий Дух отнял у меня разум? Или оправдалось мое обещание, что нам совсем не трудно будет освободить пленников? Положение изменилось, и вы сами стали пленниками. Ни один из воинов не сможет покинуть пуэбло, потому что любой, кто попытается это сделать, получит пулю в лоб. Мы приехали за тобой. Мы привяжем вас к лошадям, и советую не сопротивляться, если вы не хотите испытать прочность стали наших ножей.

Трое вестменов спешились и занялись индейцами, которые были настолько ошеломлены, что им и в голову не пришло даже подумать о сопротивлении. На пути к пуэбло все молчали. Несмотря на темноту, краснокожие воины, за которыми было установлено тщательное наблюдение, сразу убедились, что все их пленники свободны. Белые, особенно самые резвые из них, охотно проболтали бы всю ночь, но Шеттерхэнд напомнил, что назавтра предстоит трудная и долгая дорога, и потребовал, чтобы все, кроме регулярно сменявшихся часовых, отправлялись отдыхать.

Ночью краснокожие больше не осмеливались покидать пуэбло. Когда забрезжил рассвет, его обитатели потянулись на верхнюю платформу. Большинство индейцев всю ночь проспали, и только теперь были разбужены часовыми. Собравшись, они затеяли разговор на повышенных тонах, еще не зная, что их вождь находится в плену.

Олд Шеттерхэнд и Виннету решили не терять времени, поэтому оба отправились переговорить с Трехпалым. Остальные, образовав вокруг собеседников круг, прислушивались к разговору. Виннету привык молчать, говорил он только в случае крайней необходимости, а поэтому слово взял Шеттерхэнд:

— Теперь Ка Маку видит, что бывшие его пленники свободны?

Вождь не ответил, и тогда вестмен продолжил с угрожающей интонацией в голосе:

— Я не привык бросать слова на ветер. Мне хотелось обойтись с тобой помягче, но ты молчишь, а значит, сам обрекаешь себя на жесткий приговор.

— Вижу, что они свободны, — злобно пробурчал наконец вождь.

— А что твои воины стали пленниками, не видишь? Ни один из них не сможет покинуть пуэбло без нашего разрешения. И мы не будем долго терпеть этой толкотни на крышах. Наши ружья бьют далеко, и мы вынудим всех убраться во внутренние помещения. Где они тогда будут есть и пить? Они не смогут попасть ни к источнику, ни выйти за припасами. Кроме того, некоторые твои люди у нас в ру ках. Как ты думаешь, что мы с ними сделаем?

— Ничего!

— В самом деле?

— Я же не причинил никаких страданий никому из ваших.

— За это они должны благодарить только меня и Виннету. Итак, многие вещи наших людей остались в пуэбло. Если им вернут все до единого, мы освободим вас и уедем отсюда. Будешь упорствовать, мы застрелим тебя, а скальп твой сожжем, чтобы в Стране Вечной Охоты ты появился без него. За тобой последуют трое твоих воинов. Так что, решай! Смотри, солнце восходит. Когда оно поднимется над горизонтом на ширину ладони, ты должен мне ответить. Дольше я ждать не намерен. Я все сказал!

Белый охотник с апачем поднялись и отошли. Слова больше тратить не стоило. Ка Маку мрачно глядел прямо перед собой. Он знал гуманность своего победителя и не верил в исполнение только что высказанной им угрозы. Лишиться же всей добычи — показалось ему чрезмерным требованием. Когда солнце поднялось на должную высоту, оба вестмена вернулись, и Олд Шеттерхэнд спросил:

— Что решил Ка Маку? Получат переселенцы добро, им принадлежащее?

— Нет!

— Отлично! Мы готовы к этому. Отведите парней вон к той скале, снимите с каждого скальп, а потом всадите им по пуле в череп! У меня нет удовольствия бросать слова на ветер.

Сэм, Дик, Уилл, Фрэнк и Дролл повели пленников в указанное место. Индеец, умерший и погребенный без скальпа, теряет право на радости, ожидающие его в индейском раю — Стране Вечной Охоты. Поэтому вождь, когда Хокенс левой рукой ухватил его за волосы, а правой выхватил нож, взмолился:

— Стой! Вы все получите!

— Хорошо! — кивнул Олд Шеттерхэнд. — Самое время! Только не вздумай отказаться: пощады не будет! Я требую, чтобы все было возвращено, даже мелочи. Ваши скво могут выносить вещи и складывать их. Если появится мужчина, его немедленно пристрелят. Понял?

— Да, — кивнул Ка Маку.

— Вот этот человек, — Шеттерхэнд указал на одного из пленников, — пусть сообщит о нашем договоре всем твоим. Если через пять минут не начнут выносить вещи, ты погиб.

Пленника развязали, и он по лестнице поднялся в пуэбло. Только тогда индейцы узнали, что их вождь в плену. Поднялся ужасный вой, сверху посыпались угрозы в адрес белых, но посланник, кажется, внятно разъяснил им положение, потому что через пять минут появились первые скво со скарбом. Они сбросили его вниз. Теперь каждый из ограбленных узнавал свои вещи и забирал их себе. Много труда ушло на то, чтобы проследить за полным возвращением украденного. Наконец, все было отдано и разделено. Вождь злобно крикнул:

— Мы сделали то, что вы хотели. Теперь развяжите меня и убирайтесь прочь!

— Ошибаешься, — спокойно ответил ему Олд Шеттерхэнд, — вы еще не все возместили.

— Чего же ты еще хочешь?

— А время, потерянное нами?

— Разве я могу подарить вам время? — искренне удивился Ка Маку.

— Наверстать потерянное на наших плохоньких лошадях нам не под силу. В вашем коррале я видел прекрасных животных. Мы заменим на них своих подуставших лошадок.

— Попробуй только! — выкрикнул Ка Маку, и глаза его засверкали гневом.

— Хо! Ты вообразил себе, что я боюсь тебя? Кто запретит нам устроить обмен? Ты в нашей власти, а твои воины не могут даже спуститься. Наше оружие лучше, и они это знают очень хорошо.

— Но это же воровство!

— Всего лишь возмездие! Мы наказываем воров. Итак, твои возражения не помогут. Пойдемте отберем лошадей!

Сказав это, белый охотник направился в корраль вместе с Виннету, Хокенсом и Дроллом. Вождь был вне себя от гнева, он извивался в стягивавших его ремнях и вел себя так, словно потерял разум. Тогда разъяренная фрау Розали подошла к нему и завопила:

— Ну ты, вечный крикун, заткнись! И ты зовешь себя вождем? Если ты считаешь, что и я так думаю, то зря! Ты подлец, настоящий висельник! Понятно? Тебе стоило бы задать хорошенькую порку! Ты запер нас, а теперь, когда пришло справедливое наказание, словно перец в суп, ты юлишь и прикидываешься невинным. Берегись и не попадайся мне в руки, иначе я вырву по одному волоску всю твою шевелюру! Теперь ты знаешь, с кем имеешь дело.

Смерив вождя уничтожающим взглядом, она отвернулась. Он не понял ее слов, но тон ее голоса подействовал. Вытаращив глаза, он смотрел на фрау Розали и молчал. Когда выводили лошадей из корраля, он так и не нарушил молчания. Зато весьма красноречивы были его взгляды. Уловив хотя бы один из них, можно было понять: Ка Маку помышлял о мести.

Как только находившиеся на крыше пуэбло индейцы заметили, что белые готовятся к отъезду, они начали спускаться по приставным лестницам на нижние этажи. Если бы им позволили продолжать спуск, могли возникнуть проблемы с отъездом. Олд Шеттерхэнд направил свой штуцер в сторону пуэбло и пригрозил:

— Всем оставаться наверху, или мы будем стрелять!

Приказ его не возымел никакого воздействия, поэтому вестмен выстрелил два раза в воздух. Послышались крики, и краснокожие отхлынули вверх. Хотя никто, кроме раненого ночью факельщика, не получил каких-либо повреждений, вождь сурово спросил у Олд Шеттерхэнда:

— Почему ты стреляешь в моих людей? Разве ты не видишь, что у них больше нет враждебных намерений?

— А ты разве не видишь, что мои планы тоже мирные? — ответил охотник. — Или ты думаешь, что я промахнулся случайно? Я хотел только предупредить их.

— У некоторых моих воинов связаны руки. Они поднимают их, чтобы показать мне, что они ранены.

— Пусть благодарят бога, что я целился в руки, а не в их головы.

— А то, что ты забрал наших лошадей, ты тоже называешь добрым делом?

— Конечно, и вы должны поблагодарить нас за столь малое наказание.

— Это сказал ты. А знаешь, что скажу я?

Олд Шеттерхэнд пренебрежительно махнул рукой, отвернулся и, ни слова не говоря, взлетел в седло. Остальные путники давно уже проделали это. Трехпалый, возмущенный таким обхождением, гневно прокричал ему вслед:

— Каждому, кто придет ко мне, я скажу: Виннету и Олд Шеттерхэнд стали конокрадами, которых у вас, бледнолицых, положено вешать!

Шеттерхэнд, казалось, не слышал этого оскорбления, но маленький Хромой Фрэнк подогнал свою лошадь к вождю и рассерженно крикнул ему в лицо:

— Замолкни, мошенник! Такой выдающийся негодяй должен радоваться, что его не повесили на капитальной веревке. А еще лучше тебе бы оказаться с мельничным жерновом на шее в самом глубоком омуте Индийского океана. Вот тебе мое мнение!

Сплюнув, Фрэнк повернулся и поскакал, так и не узнав, к сожалению, что Трехпалый так и не понял его тираду, произнесенную по-немецки.