Ника стояла у настежь открытого окна в одной из комнат третьего этажа дома на улице Дифер, унаследованного госпожой Маргрит от своей матери.
Незадолго до этого она прошлась по жилой части особняка, обратила внимание на расположение четырёх комнат третьего этажа и вернулась в приглянувшуюся — её и займёт. Чихнула. Хенни только что отворила ставни и стянула чехлы с мебели. Поднятая пыль кружилась в воздухе, медленно оседая на грязный пол.
Утро выдалось тихое и по-весеннему тёплое. Солнечные лучи падали на окна домов, скользили по крышам городских строений, проникали в тёмные проулки, иссушали ночной туман, прогревая прохладный утренний воздух.
Окно выходило на небольшой задний дворик. За каменным забором, разделявшим соседние участки, виднелся дом соседей — двухэтажный, из красного кирпича с отделкой белым камнем, с остроугольной двускатной крышей и закрытыми ставнями окнами второго этажа.
Из-за высокого забора двор соседей рассмотреть не удалось, и Ника опустила глаза на их дворик.
К стене особняка лепился низкий сарайчик с черепичной крышей терракотового цвета, на которой раскинула гибкие ветви разросшаяся виноградная лоза. На неухоженном пятачке земли сквозь слой пожухлой прошлогодней травы пробилась нежная молодая зелень. Мощёная камнем дорожка вела от второго входа в дом к высокому каменному ограждению и через тяжёлую дубовую дверь выводила на соседнюю улицу.
В мясную лавку можно было войти только с улицы через парадную дверь. Вход в жилую половину особняка и в кухню запирался на замок.
Ника дёрнула за ручку дверь, ведущую в торговый зал, убеждаясь, что она закрыта. И правда, зачем лавочнику платить за лишние квадратные метры, если можно обойтись без кухни? Отметила удобное её расположение относительно зала для посетителей будущей кофейни.
В кухню Ника вошла вместе с Хенни. Пока служанка освобождала в буфете место для большой корзины с продуктами, осмотрелась. Всё как и должно быть: пол в привычную серо-коричневую клетку, белёный потолок, стены отделаны сине-белой керамической плиткой.
Два больших окна давали много света. Имелся и действующий насос, и камин со ступенчатыми выступами, и не один котёл. На полках стояли глиняные горшки для тушения, разновеликая медная утварь, всевозможные формы для выпечки. Середину помещения загромождал разделочный стол со свисающей над ним люстрой-колесом со свечами. В буфетах — столовая посуда из фаянса и глазурованной керамики, чуть грубоватая, но с интересной синей росписью.
Под окном на полу Ника нашла заляпанный грязью фаянсовый рукомойник* с отколотым углом.
Низкая узкая дверца вела в подвал, из которого тянуло холодом.
«Ледник», — догадалась девушка. Сейчас туда она спускаться не будет.
Заглянула в забитые пустыми ящиками и бочками кладовые.
На первом этапе осмотра особняка стало понятно, что при строительстве он задумывался как мини-отель, причём премиум-класса, и одно время таковым и являлся. С какого момента всё пошло не так, предстояло выяснить у Хенни.
От неё Ника узнала много интересного. Наводящие вопросы задавала осторожно, дополняя догадками недостающие звенья в цепи причинно-следственных связей.
Комнаты второго этажа являли собой плачевное зрелище. Чувствительный нос девушки уловил слабый запах гари.
— М-да, — горестно вздохнула Ника. — До сих пор пахнет.
Хенни торопливо открывала и закрывала одну дверь за другой, заглядывая в покои:
— Почитай два года прошло, а помню всё, будто вчера случилось. Хорошо, что никто не сгорел.
— Хорошо, — согласилась Ника, посмотрев в очередную комнату через плечо застывшей служанки. Потолок, стены и часть мебели пришли в негодность. Видно, пожар начался здесь. — Только вот… — замолчала выжидающе.
Хенни с ответом не задержалась:
— Да, всё пошло прахом. Были бы деньги на ремонт, то дела быстро поправились бы. А так постояльцы съехали, ваша бабушка умерли, а госпожа Маргрит… чего уж там говорить, не смогли наладить торговлю в лавке тканей без поддержки. Как только господин Якубус узнали, что оный дом и склад на Речной улице под видом благоприобретённой недвижимости* унаследовали госпожа Маргрит, то сразу же отошли от дел.
Хенни захлопнула дверь и отмахнулась:
— Зачем я вам говорю? Вы и сами знаете. Вот был бы живой старший брат госпожи Маргрит, всё было бы не так. Проклятущая война… — служанка шмыгнула носом и замолчала.
Что произошло в семье Ван Вербум за короткое время, догадаться было не сложно: бабушка Руз пережила смерть старшего сына, погибшего на войне, похоронила мужа и зятя и стала свидетельницей разорения семьи единственным наследником — внуком Якубусом. Возможно, именно сей факт вогнал её в могилу раньше положенного срока. После её смерти жилую часть особняка законсервировали до лучших времён. Когда лавка тканей перестала приносить прибыль, госпожа Маргрит сдала внаём помещение торговцу мясом.
Ника открыла последнюю восьмую комнату на этаже. Обставлена дорого и со вкусом, явно для состоятельных постояльцев. Только вот запах гари, казалось, пропитал весь дом и мешал сосредоточиться на деталях. В носу першило.
На третьем этаже обстановка в комнатах сохранилась в том виде, какой была при жизни матери госпожи Маргрит.
Чехлами укрыта красивая мебель, даже по меркам текущего времени считавшаяся антикварной. Плотно закрытые ставнями окна не позволили выцвести дереву и флоковым* обоям, похожим на бархатную ткань. Дорогостоящие, нежного салатового оттенка, сейчас они выглядели пыльными и неприглядными.
Не испортили мебель и грызуны. В углах комнат разбросаны смертоносные приманки, судя по их виду, успешно испробованные.
Ника любила уникальную мебель ручной работы и винтажные вещи с историей — настоящие, тёплые, сделанные с душой.
Ах, если бы вещи могли говорить! Мебель, как и люди, имеет свой характер, отражает внутреннюю суть их обладателей. Безмолвные свидетели чужой жизни, прошедшей эпохи. Кровати-шкафы, столы, стулья, туалетные столики, зеркала в широких рамах, бельевые шкафы с резными карнизами, буфеты, сундуки… Потёртости, царапины, трещины, сколы…
Ника немало удивилась, увидев книжный шкаф со шторками вместо стекла. Аккуратно сложенные книги лежали в сундуке. Она обязательно их полистает, когда будет вытирать и ставить на полки. Помнила похожий шкаф в особняке Ван дер Меера. А вот в доме госпожи Маргрит книгам места не нашлось.
Мимо окна, громко хлопая крыльями, пролетел голубь.
Ника вздрогнула и поёжилась, отходя вглубь комнаты. Задерживаться надолго в неубранном помещении не хотелось. Затхлый запах мышиного помёта и слежавшейся пыли с дымным привкусом оседал в горле удушающей горечью.
— Как думаешь, мне занять этот покой или тот, который напротив? — обратилась она к стоявшей позади Хенни. — Та больше, а из окна виден канал.
— Здесь потише будет и теплее. Солнце с утра в окна смотрит, — ответила служанка, отряхивая платье. Вздохнула: — Пойду-ка я и для себя угол поищу.
Ника посмотрела ей вслед, найдя её суждение разумным. Представила, как приятно будет просыпаться в комнате, залитой золотистым сиянием утреннего солнца. Осматривала стены, потолок, пол, оценивая объём предстоящей уборки.
Взгляд упал на горшок с примулой, подаренной Аланом Матфейсеном, переместился на шкатулку, которую вернул Ван дер Меер. В ней сорок восемь гульденов. Госпожа Маргрит не посмела присвоить деньги дочери, решительно забравшей шкатулку, не проронив при этом ни слова.
Хенни вернулась быстро.
— На чердаке есть три каморы для прислуги. Пылищи там… — протянула разочарованно с тяжёлым вздохом. — Мне бы в той поселиться, что рядом с кухней. Стена камина как раз туда выходит. В холода тепло будет, — смотрела на молодую госпожу просительно.
— Решай вопрос с хозяйкой, — согласилась Ника.
Служанка широко улыбнулась:
— Разве не вы теперь здесь хозяйка?
Ника не ответила. После смерти госпожи Маргрит так и будет, но не сейчас. Сказала:
— Работы непочатый край.
Прикинула, что на уборку кухни и приведение комнат третьего этажа в жилой вид уйдёт четыре-пять дней, если не больше. Второй этаж уберут с большего, чтобы избавиться от запаха гари. К его ремонту вернутся, когда появятся свободные деньги.
— Госпожа Маргрит велели нанять двух женщин для уборки, — сообщила Хенни, теребя кончик носа. Смачно чихнула в ладошку. — Пойду подводу с вещами встречать. Гуго обещал скоро быть. А вы ступайте отсюда, занимайтесь своими делами.
Ника слышала, как утром госпожа Маргрит обговаривала с Гуго Дудесом условия его работы в особняке на улице Дифер. У Ван дер Меера садовник работал три дня в неделю и был рад найти подработку ещё на три дня. По воскресеньям он помогал матери продавать на рынке не только цветы в горшках и кадках, включая их доставку покупателю, а и принимал заказы на поставку плодородного грунта, удобрения и песка.
«Занимайтесь своими делами», — мысленно повторила Ника последние слова Хенни. Боялась думать, чего и сколько предстоит сделать в ближайшие дни.
Служанка задержалась в дверях:
— Так вы этот покой выбрали?
— Да, — ответила Ника.
— До вечера его отмоем. Если надо мебель передвинуть, говорите сейчас. Гуго с возницей сделают всё в лучшем виде.
Ника указала, на сколько сдвинуть книжный шкаф и куда переставить сундук, на какую стену повесить зеркало. Закруглилась:
— Стол оставьте у окна. В одной из комнат видела этажерку*. Поставьте её у стола.
— Что видели? — вскинула брови Хенни.
— Открытая книжная полка, — Ника показала её высоту, — в последней комнате.
— Жардиньерка, — закивала служанка, — которая со шкапчиком внизу. Сюда её, значит, принести.
Девушка усмехнулась упрямству Хенни, с которым та продолжала коверкать простое в произношении слово. Подтолкнула служанку в коридор, потирая переносицу, чтобы не чихнуть. Пора спуститься в мясную лавку, обмерить все помещения первого этажа и нарисовать новые эскизы кофейни. К ним приложить рисунки и чертежи столов, диванчиков и стульев, которые придётся изготовить на заказ. Уверена, что подходящей под её запросы готовой мебели в Зволле не найдётся. Чем быстрее она сделает эскизы, тем быстрее её изготовят.
Вечером зайдёт Ван дер Меер. Сегодня у него первый рабочий день на новом месте. Он не обещал, но Ника знает, что обязательно придёт. Нужно обсудить с ним не только черновик договора, который, кстати, ещё не написан, а и составить список первых покупок.
«Отдать серьги», — вздохнула девушка. Пусть Кэптен уже сейчас ищет покупателя.
Взгляд упал на свёрток с заказом от господина Готскенса. Под ложечкой неприятно засосало. Времени, как и надлежащих условий для рисования буквиц, нет. Нужно сейчас же пойти в контору по переписи книг и документов и вернуть заказ. Только после этого с лёгкой душой можно приступить к обмеру первого этажа.
Ника надеялась, что никаких договоров в письменной форме на выполнение работ Руз не подписывала и устных обязательств не давала.
Через десять минут девушка вошла в контору господина Готскенса.
Над головой глухо звякнул дверной колокольчик. В нос ударил запах ламповой копоти, старой бумаги, клея и чернил из древесной сажи.
Ника на секунду задержалась на пороге, бегло осматривая небольшое полутёмное помещение с двумя узкими высокими окнами. У задней стены до самого потолка высился стеллаж, забитый небольшими ящичками, коробками, толстыми папками, пакетами и перевязанными бечёвкой стопками бумаги.
У окон за столами с наклонными столешницами сидели переписчики документов: молодая женщина в монашеском одеянии и сгорбленный седой старик в нарукавниках. Прищурившись, с преувеличенным вниманием он всматривался в лицо вошедшей.
Перед монашкой лежала толстая книга с закладками между страницами. В неё она вписывала заглавные буквы в начало строф, копируя с раскрытой книги со стихами, служившей образцом.
Из-за стоявшего напротив двери стола тотчас встал невысокий темноволосый щуплый мужчина средних лет. С беспокойством глядя на посетительницу, тихо сказал:
— Госпожа Руз?.. Чем могу помочь?
Сомневаясь, что перед ней хозяин конторы, девушка поздоровалась, шагнула к нему и положила пакет на стол:
— Пришла вернуть заказ.
— Почему? — спросил мужчина.
— У меня совершенно нет времени на его выполнение. К тому же изменились условия. Столь деликатная работа требует тишины, удобного рабочего места и хорошего освещения, чего у меня в ближайшие дни не будет.
Худое бледно-серое лицо мужчины вытянулось, глаза округлились, на лбу собрались глубокие морщины. Он обернулся на переписчиков и неспешно пододвинул пакет Нике:
— Вы не можете отказаться. Госпожа Маргрит ничего такого не сказали и взяли заказ.
Девушка подтолкнула ему пакет:
— Обстоятельства изменились после того, как моя мать принесла заказ.
Мужчина сглотнул сухим горлом — на худой шее дёрнулся острый кадык:
— Это невозможно, госпожа Руз, — его голос стал твёрже. — У нас с вами договорённость.
Ника поняла, что перед ней хозяин конторы господин Мейндерт Готскенс.
— Мы подписали письменный договор на выполнение работы? — уточнила она, чувствуя онемелый холод в желудке.
Мужчина произвёл на неё странное впечатление. В его внешности не было ничего неприятного или отталкивающего. Голос тихий, вежливый, угодливый. Но было что-то, что настораживало и не давало расслабиться.
Господин Готскенс заискивающе улыбнулся:
— Зачем нам письменный договор, когда есть устный? Вот и мои работники могут подтвердить нашу договорённость.
— Не могут, — глянула на них Ника. — Именно потому, что это ваши работники, и вы можете оказывать на них давление.
— Боже мой, какое такое давление? — мужчина голос не повысил, но в нём появилась нетерпеливость и плохо скрытая враждебность.
— Они не могут выступать свидетелями, — уверенно ответила Ника. — Вы платите им жалованье, они зависят от вас, от вашей воли, поэтому скажут всё, что вы пожелаете. Свидетельские показания принимаются в суде юридически незаинтересованными в исходе дела лицами.
Монашка вжала голову в плечи, её пальцы задрожали. Старик сгорбился больше и с отсутствующим видом приступил к срочной чистке пера.
— Какой такой суд? — выпрямился и расправил плечи господин Готскенс. Подобострастно улыбнулся: — Я понял вас, госпожа Руз, и удваиваю цену за выполнение заказа.
— Вы поняли меня неверно, — сказала Ника громко, поворачивая голову на судорожный вздох монашки, во все глаза смотрящую на неё. — У меня нет комфортных условий для выполнения вашего заказа. Я переезжаю в другой дом, и там идёт ремонт.
— Всего-то… — выдохнул мужчина с облегчением. Отвёл глаза в сторону, избегая прямого взгляда. — Вы можете приходить сюда и оставаться, сколь того потребует исполнение заказа. Можете занять любое место у окна. Здесь достаточно светло в дневное время.
— Но… господин Готскенс, — подал голос старик-переписчик, сидевший на самом удобном месте. — Тогда я не смогу исполнить нашу договорённость.
— После поговорим, — отмахнулся от него хозяин конторы. На его лице мелькнула тень раздражения и недовольства.
Разворачивая пакет, чтобы господин Готскенс убедился, что ничего не пропало, Ника подчеркнула:
— Мне необходима спокойная и привычная обстановка. Иначе я испорчу буквицы. К тому же пять дней — это слишком мало для выполнения столь сложного заказа.
— Вы подвели меня, госпожа Руз, очень подвели, — закачал головой мужчина и взялся тщательно перебирать листы, проверяя их с обеих сторон.
Ника смотрела на его длинные цепкие пальцы, похожие на лапы паука, и в её сердце просачивалась необъяснимая тревога. Сейчас он скажет, что чего-то не хватает. Возразила:
— Именно для того, чтобы вас не подвести, я возвращаю заказ своевременно. Вы успеете найти другого писца.
Когда Готскенс сдвинул пакет на край стола, Ника выдохнула с облегчением и миролюбиво сказала:
— Надеюсь, инцидент исчерпан, — направилась к выходу.
Хозяин конторы засеменил за ней:
— Госпожа Руз, всё же подумайте ещё раз. Я готов удвоить плату за работу как и сказал вначале.
Ника остановилась и повернулась к нему. Не сдержавшись, резко ответила:
— Думаете, я не знаю, сколько стоит выполнение заказа подобной сложности в столь короткий срок?
Господин Готскенс схватил несговорчивую девицу выше локтя. Косясь за свою спину на притихших переписчиков, чётко проговаривая каждое слово, напористо зашептал:
— С этого и следовало начинать разговор, милейшая госпожа Руз, а не указывать на надуманные причины отказа. Хорошо, я стану платить вам столько, сколько платил упокоившемуся господину Якубусу. Только вы отныне станете брать заказы в любое время и исполнять их в указанный мной срок без всяческих отговорок.
Он с силой удерживал Нику за локоть, и она чувствовала плесневелый запах его одежды. В прищуренных светло-карих глазах сверкал жёсткий, расчётливый ум. Губы сжались в тонкую прямую линию. Не осталось ни следа от его лицемерного благодушия и любезной угодливости.
Упоминание о Якубусе и его тёмных делишках резануло по нервам Ники мучительной болью. От ледяной руки мужчины сквозь ткань накидки её тело пробрал озноб. Неужели перед ней посредник между покойным Якубусом и тем самым заказчиком… мерзавцем-заимодавцем, документы для которого подделывала Руз? Виски прострелила острая боль.
Девушка выдернула локоть из цепких пальцев мужчины и со стальными нотками в голосе ответила:
— Господин Готскенс, знайте, что плясать под чужую дудку я не стану. С сегодняшнего дня исключите меня из числа ваших послушных исполнителей.
Мужчина раздул ноздри тонкого хрящеватого носа и с преувеличенной вежливостью открыл перед ней входную дверь. Придерживая её, с лакейским поклоном льстиво улыбнулся:
— Милейшая госпожа Руз, я прощаю вам вашу неучтивость. Вашу семью постигло большое горе, которое пережить крайне сложно, равно как и выйти из затруднительного материального положения, в каком находитесь вы и госпожа Маргрит. Надеюсь, вы столь же разумны, как и прекрасны, и в скором времени передумаете. Знайте, я всегда здесь и в любое время к вашим услугам.
— Не дождёшься, — прошептала Ника, косясь на закрывшуюся за собой дверь.
В ушах стоял глухой звон дверного колокольчика, после шёпота мужчины показавшийся зловещим. Такой же колокольчик она собирается повесить над входной дверью в кофейню. Только звук у него будет другим — весёлым и многообещающим.