Ника столкнулась с Ван дер Ваалом в коридоре у открытой двери в ванную комнату, и он был не один.
— Такая крошечная камора, — в нежном голоске Виллемины слышалось унылое недовольство. — Думается мне, что тут не так давно была кладовая.
— Так и есть, — не разочаровала её Ника, здороваясь. — Зато в холода здесь будет тепло. Мыться на сквозняке в кухне у камина в ускоренном темпе… эмм… с излишней поспешностью… удовольствие ниже среднего. К тому же полное уединение стоит не на последнем месте.
Виллемина густо покраснела, опустила глаза и отвернулась, спрятав личико за полями широкополой шляпы.
Ника попала в точку. Кому, как не ей, знать, где именно мелкая зараза, её брат и, возможно, отец моются в бывшем доме семьи Ван Вербум. Не исключено, что Юлиус подсматривает за сестрой.
Ван дер Ваал прочистил горло покашливанием и тронул девушку за локоток:
— Когда я рассказал дочери о вашем желании обустроить место для мытья, то она напросилась посмотреть.
— Рада вас видеть, — Ника вежливо улыбнулась красавице. Показывала: — Здесь будет стоять дровяной водонагреватель, умывальник переставим вот сюда. Ну и плитку уложим от пола до потолка.
— Плитку? — переспросила Виллемина, блуждая глазами по стенам и потолку. Посмотрела в сторону отца.
Оставаясь в коридоре, тот к чему-то прислушивался, глядя в сторону лестницы. Пустая беседа двух девиц его не занимала.
— Плитка будет голубая, как мои глаза, — Ника не отказала себе в удовольствии подчеркнуть необычный цвет глаз Неженки Руз. У её соперницы глаза были каре-зелёные, так себе, ничего примечательного. — Под цвет плитки изготовится и умывальник. Этот стоит временно, — похлопала по белому бочонку с водой и закрыла приоткрытую дверцу туалетного столика.
— А пол? — ангелоподобная дева кокетливо приподняла подол своего бледно-жёлтого платья, показывая острые носки туфелек из тончайшей кожи в тон платью с такими же бантами. Задела рукой кошель и зеркальце в серебряной оправе, прикреплённые к поясу. Всё в ней источало довольство и любование собой.
— На пол положим пушистый коврик. Стопы будут в нём утопать, — Ника самодовольно усмехнулась, невольно принюхиваясь. От девчонки пахло розовой водой. Ей шло.
— Ах, как всё будет красиво, — Виллемина сложила ладони в восторженном жесте. Её глаза загорелись и тут же погасли. Она печально и чуть театрально вздохнула: — У меня никогда не будет ничего подобного.
— Так обустройте одну из кладовых, как это делаю я. Господин Ван дер Ваал, прошу вас пройти в кофейню, — Ника бесцеремонно указала гостям в сторону двери в заведение. — Подождите меня там. Я принесу набросок браслета и камни, — поспешила к лестнице.
— Виллемина, иди к брату, — услышала она недовольный голос мужчины и тотчас за спиной послышались его быстрые шаги.
Ника невольно ускорилась. Ван дер Ваал проигнорировал её просьбу. Сзади улавливалось его участившееся дыхание. По телу девушки пробежал озноб. Не к месту вспомнился кошмарный сон и ледяные пальцы мужчины, сомкнувшиеся на её шее, его зловещий шёпот.
— Госпожа Руз! — окликнул её ювелир.
Ника не оглянулась и шаг не замедлила. Торопливо дойдя до мастерской, распахнула дверь в тот момент, когда мужчина настиг её. Не дав ему возможности что-либо сказать, выпалила:
— Подождите меня здесь, я сейчас вернусь.
Свой плохо поддающийся контролю панический страх перед Ван дер Ваалом объясняла приснившимся кошмаром. Больше и больше сон казался ей не таким уж далёким от действительности. У мужчины были веские причины избавиться от Ники.
Она не увидела в комнате клетки с Жакуем. Лина унесла его в кухню для купания.
Девушка достала мешочек с драгоценными камнями и задержалась у зеркала. Бледная, с лихорадочно блестевшими глазами, она походила на неуравновешенного, страдающего маниакально-депрессивным психозом человека. Всё ещё не могла отойти от разговора с Мейндертом Готскенсом. Его приход подлил масла в огонь. Пустые ожидания, постоянное раздражение, недовольство собой и страх разоблачения путали мысли и мешали искать разумный выход из создавшейся ситуации.
Да и Ван дер Ваал пришёл не вовремя, причём с дочерью, которая и без того своей приторно-мягкой кукольностью черт лица и преувеличенно правильным поведением действовала Нике на нервы. Почему девчонка решила прийти с отцом именно сегодня? Захотела убедиться, что Адриан ещё не вернулся?
У Ники встревожено застучало сердце. В поведении Виллемины виделся подвох, а в словах улавливался тайный смысл. Если Кэптен не приедет вечером, то не у одной мелкой заразы появится причина для беспокойства. Нервы не выдерживали увеличившейся нагрузки и разгулялись окончательно.
Нике очень не хватало телефона, как, впрочем, и много чего другого. Она с трудом привыкала к отсутствию таких привычных в двадцать первом веке вещей, как средства связи и быстрый удобный транспорт, как свет, отопление, свободный выбор одежды и обуви, не говоря о многом другом.
Она поправила траурный шарф и вернулась в мастерскую.
Ван дер Ваал стоял у стола и перебирал черновые наброски браслета.
— Вот этот недурён, — указал на один из них. — Сюда бы подошли круглые сапфиры. Не находите?
— Пожалуй, — согласилась девушка, не глядя на рисунок. — Можете использовать его, если он нравится вам больше.
Она высыпала камни на стол:
— Проверьте, все ли в наличии.
— Не говорите вздор, госпожа Руз. Я имею полное представление о вас, чтобы не сомневаться в вашей добропорядочности, — мужчина подошёл к окну, выходившему на проезжую часть, и отодвинул штору. Не оборачиваясь, продолжил: — Вы в последние дни изменились. Ничего не случилось такого, о чём мне следует знать?
Ника тяжело вздохнула и села на стул у стола:
— Я неважно себя чувствую. Устала.
Ван дер Ваал повернулся к ней и задержал взор на её поникших плечах, опущенной голове:
— Разумеется, устали. Нам с вами следует поехать на прогулку за город. Знаю одно чудесное место у реки: тихая заводь, лодка, хижина рыбака… Вам там придётся по душе.
— Виллемина с Юлиусом тоже поедут? — спросила девушка настороженно. Удобнее момента устроить ей несчастный случай с падением в воду и утоплением не найти.
— Зачем нам кто-то ещё? Разве нам с вами одним будет плохо?
Мужчина подошёл к Нике и она, быстро встав, метнулась за спинку стула. Пока думала, что ответить, Ван дер Ваал в недоумении вскинул брови:
— Вы меня боитесь. Почему? После того случая я кажусь вам опасным? — суетливо обтянул рукава полукафтана и заправил в них выбившиеся кружевные манжеты.
— Кажетесь, — ответила Ника честно.
— Отчего же? Испуганной вы тогда не выглядели. В какой-то момент мне показалось, что вам понравилось.
Девушка не успела отойти, когда мужчина шагнул к ней и накрыл своей ладонью её руку, лежавшую на спинке стула:
— Не нужно меня бояться. Через две недели…
— Вы хотели сделать мне какое-то выгодное предложение, — перебила его Ника, осторожно вытащив ладонь из-под его ладони.
Ван дер Ваал сцепил руки за спиной и расправил плечи:
— После вашего неожиданного предположения, прозвучавшего в гончарной мастерской… в том неподходящем месте для вас… я подумал, что и вправду могу выкупить вашу долю в кофейне.
Он сделал паузу:
— Более того, могу купить ваш дом целиком, — опустил глаза на губы девушки, от чего та смущённо отвела глаза. — Гостевой дом… так удобно… он отойдёт… Впрочем, об этом поговорим после. Так или иначе, вам некогда будет заниматься ни кофейней, ни гостевым домом.
На немой вопрос Ники, выразившийся в поднятых бровях, ответил:
— Как и надлежит замужней женщине, вы займётесь семьёй и домом. К тому же мы с вами не останемся в Зволле. В Делфте меня ждёт работа. После помолвки я ненадолго уеду и в скором времени вернусь за вами. До тех пор я решу вопрос с вашим домом.
Ника онемела от негодования. Подмывало крикнуть: «А меня спросить не забыли?», но она сдержалась:
— К дому прилагаются долги, причём, немалые. Я бы хотела отдать их сама.
— Улажу и сей вопрос, — Ван дер Ваал благосклонно улыбнулся и подошёл к Нике. — Вам не нужно беспокоиться о своей чести и чести семьи, госпожа Руз. По договорённости с вашей тётушкой она поедет в Делфт с вами. До венчания вы будете жить в моём доме в качестве моих дорогих гостей.
— Почему я не знаю о вашей договорённости? — возмутилась девушка.
— Тётя вам не сказала? — искренне удивился ювелир. — Что ж, теперь вы знаете.
Она не спорила и больше ни о чём не спрашивала. Знала, что если такое случится, то немалые деньги от продажи дома с готовым прибыльным бизнесом она не увидит. Большая их часть уйдет на выплату долгов, а оставшиеся — на подготовку к самому счастливому дню в жизни каждой девчонки.
Ника горько усмехнулась: тётушка Филиппина не пожалеет чужих денег, чтобы устроить племяннице свадьбу года.
— Виллемина останется в Зволле? — спросила она.
— Как и Юлиус, — охотно отозвался Ван дер Ваал, изучая обстановку мастерской. — Через год я заберу его и стану обучать ювелирному делу. Мальчик вырос. Виллемина тоже будет устроена должным образом, и мы с вами на несколько лет уедем в Аугсбург. Я намереваюсь открыть там мастерскую по изготовлению ювелирных изделий.
Ника молчала.
Мужчина удовлетворённо кивнул:
— Вы же приметесь обустраивать мастерскую и наш дом как вы это умеете. Станете помогать мне с эскизами украшений. В вашей прелестной головке обретает столько нужных мне мыслей, до воплощения которых путь весьма сложный, требует кропотливого труда и терпения. Не далее как сегодня я получил заказ на изготовление серебряных пряжек к туфлям и поясному ремню, а также рукоять трости. Заказ предполагается исполнить в единой изысканной манере. Пообещайте мне безотлагательно заняться сим вопросом.
Ника усмехнулась. Искушение отказать нуворишу, сославшись на занятость, было велико.
Ван дер Ваал понял её улыбку по-своему. Со словами:
— Вижу, вы меня уже не боитесь, — он приподнял её лицо за подбородок и невесомо коснулся её губ своими губами.
Когда девушка вздрогнула, чуть отстранилась и с немым вопросом посмотрела в его глаза, тяжело втянул воздух:
— Вы привыкнете ко мне, — провёл большим пальцем по её нижней губе, опустил глаза на грудь, на ряд мелких декоративных пуговиц, украшавших лиф скромного траурного платья. — В постели я нежный и терпеливый. А вы… — мазнул по её подбородку, шее, очертил вырез горловины, убрал с плеча конец кружевного траурного шарфа и коснулся пальцами кожи шеи. — Вы поймёте, как приятно пребывать наедине с опытным и щедрым на ласки мужчиной. Щедрым не только на ласки.
Ника проглотила судорожный вздох. В душу будто плеснули кипятком. В груди запекло; не хватало воздуха. Она вдруг представила себя с Ван дер Ваалом в постели. Представила не нежным и терпеливым, а напористым, жёстким и требовательным, каким он был тогда, когда поцеловал её в первый раз. Ей тотчас захотелось вытереть губы и сказать, что через две недели ничего не изменится, она никогда не станет ни его невестой, ни женой.
Ника подавила в себе желание высказаться. Связанная просьбой Ван дер Меера, она вынуждена молчать. Отстранилась от мужчины с такой быстротой, что тот не успел её удержать. Скороговоркой проговорила:
— Всё это будет потом, а сейчас, простите, мне нужно идти, — и едва ли не бегом бросилась в коридор, далее вниз по лестнице. На ходу тыльной стороной ладони тёрла губы.
Перевела дух, когда рванула на себя дверь кухни. Вошла настолько стремительно, что все работницы повернулись в её сторону.
Лина в дальнем углу у окна присматривала за купавшимся в глубокой миске Жакуем.
Попугай тоже заметил неожиданное появление хозяйки. Вытянул шею с мокрыми слипшимися перьями и прокричал испуганным голосом, схожим с голосом тётушки Филиппины:
— Тьфу, антихрист! Антихрист!
Ника подошла к буфету и отыскала в нём закупоренный кувшин с креплёным вином. Ни на кого не глядя, плеснула вина в стакан. Выпила залпом. Не почувствовав вкуса, повторила.
— Вам ещё медовый пряник собирать, — Хенни забрала у неё пустой стакан, поставила рядом с кувшином и плотно закрыла дверцы буфета. — Шапку из кремовых цветов на прянике завтра будете делать?
Ника смерила служанку оценивающим взглядом, сказала:
— Гори всё ясным пламенем, — прихватила с блюда пяток сырных палочек.
Подошла к раздаточному окну и осторожно заглянула в зал кофейни. Убедившись, что Ван дер Ваал с детьми сидит за столом напротив барной стойки и слушает, о чём говорит ему Юлиус, направилась к выходу. Оставшись незамеченной, вышла на задний двор.
Хотелось выплакаться. И высказаться.
Она знала, кто её выслушает и перед кем не будет стыдно показать свою слабость.