Нехоженые тропки

Глава 10. Умереть за…

Когда мы со Сьюзи Стрелком оказались в самом старом баре в мире, мы носили вещи друг друга. Поэтому, было ли это последним проявлением ярости оскорбленного божества или просто еще одним примером его невеликого ума, в результате оба мы были удивлены и уязвлены. Что в этом баре всегда чревато, вне зависимости от времени, когда вы в него попали. Громадная неповоротливая туша, завернутая в целую медвежью шкуру, шатаясь, направилась к Сьюзи, злобно скалясь. Сьюзи пнула его по яйцам с такой силой и энтузиазмом, что люди, сидевшие в десяти футах от них, сморщились от сочувствия, а я ударом в затылок убрал парня с дороги, исключительно в целях перевести свои чувства в материальную плоскость. Несколько друзей человека-медведя решили тоже поучаствовать и поднялись на ноги, вынимая оружие и издавая угрожающие звуки. Я вытянул дробовик Сьюзи из чехла на спине и бросил ей, и тут же кровь и мозги расплескались по всей ближайшей каменной стене бара. После этого все оставили нас в покое.

Люди за окружающими столами и длинными деревянными скамьями не обращали на нас никакого внимания, поэтому мы со Сьюзи разделись и обменялись одеждой.

Черт бы побрал эту благопристойность, я бы проклял каждый свой шаг по Темной Стороне, если бы пришлось его пройти в лифчике и трусиках Сьюзи. И судя по скорости раздевания Сьюзи, мысли ее шли по тому же пути. Мы обменялись одеждой, быстро оделись, и потратили какое-то время на проверку, все ли наше оружие и приспособления на своих метах. Нам совершенно не хотелось возвращаться в Клуб Londinium и подавать жалобу. Проверяли внимательно, тщательно и везде. Но все было там, где и должно было быть, и — это необходимо отметить — Клуб превосходную потрудился, отчищая нашу одежду. Нигде не было ни пятнышка крови, а мое белое длинное непромокаемое пальто не выглядело таким великолепно чистым, даже когда я покупал его. Они даже отполировали металлические заклепки на кожаном жакете Сьюзи и начистили все пули в ее патронташах. Восстановив чувство собственного достоинства, мы со Сьюзи широко улыбнулись окружающим и направились мимо переполненных столов и скамеек к длинной деревянной стойке в дальней части комнаты.

Место напоминало помойку: переполненное, отвратительно грязное, да и вонь стояла ужасная. Не было ни окон, ни какой-либо заметной вентиляции, и сальный дым висел в воздухе потеками рвоты. Факелы в держателях и масляные лампы в нишах голых каменных стен лишь отодвигали повсеместный мрак. На полу было кое-что липкое, и даже не хотелось думать, чем это могло быть. Не было ни одной крысы, наверное, только потому, что местная клиентура их всех съела. На первый взгляд клиенты бара казались, в основном, человекоподобными. Грубые отвратительные отбросы общества, большинство из которых, похоже, были головорезами и полным дерьмом — вот их ступень социальной лестницы. Они носили простые грязные туники и шкуры, причем, последние выглядели так, как будто были на животных еще этим утром. Все были вооружены до зубов и выглядели готовыми воспользоваться оружием по малейшему поводу.

Бар был буйным местом, с полудюжиной продолжающихся драк и целой кучей отвратительно поющих компаний. Кто-то, как будто опущенный в вайду (синюю краску) с головы до пят, татуировал сложный друидский рисунок на спине варвара при помощи костяной иглы, горшка вайды и маленького молотка, к чему варвар — к изумлению собутыльников — был совершенно равнодушен. К двум абсолютно невменяемым алкашам основательно клеилась полудюжина шлюх, скорее страшных, нежели сексуальных. Когда я проходил, одна из них мне подмигнула, и я с трудом удержался, чтобы не вздрогнуть. Была дюжина или около того волосатых типов, почти наверняка — оборотней, по крайней мере, один вампир, и компания особенно зверских типов, которых я не могу воспринимать как людей без детального генеалогического дерева и генетического теста.

— Ты водишь меня в лучшие места, Тэйлор, — сказала Сьюзи. — Надеюсь, я успею выстрелить во-время.

— Полагаю, это место еще не успело заслужить свою репутацию, — сказал я.

— Это никогда не поздно. У меня желание перестрелять здесь всех из принципа.

— Как всегда, Сьюзи.

— Точно.

По мере нашего приближения к стойке люди расходились, освобождая нам место. В подобной обстановке это было настоящим комплиментом. Я хлопнул ладонью по стойке, чтобы привлечь внимание персонала, и что-то мелкое, темное и извивающееся пробежало по моей руке. Я не закричал, но был близок к этому. Кто-то дальше по стойке поймал эту штуку и съел. За стойкой были мужчина и женщина, разливавшие вино в дешевые оловянные кружки и чашки. Мужчина для этого времени был высок добрых пяти футов и семи-восьми дюймов, и одет в грубую тунику, такую грязную, что ее первоначальный цвет не угадывался. У него было длинное бледное лицо, с черными, как смоль, волосами и густой бородой, хмурыми глазами, разделенными орлиным носом с раздувающимися ноздрями, и угрюмым ртом. Женщина рядом с ним была не выше пяти футов, но восполняла недостаток роста непрерывно излучаемой концентрированной враждебностью, даруемой всем до единого. Ее темно-русые волосы были собраны в два выступающих рожка при помощи некоторого количества глины, а лицо походило на задницу бульдога. Ее грязная туника с успехом скрывала любые женские чары, которые, у нее, возможно, имелись. Они вдвоем разливают выпивку, раздают ее, собирают деньги и громко отказываются давать сдачу. Время от времени они бьют людей большими деревянными дубинами, которые держат под стойкой. Не всегда было понятно, почему, но в подобном месте не вызывало сомнений, что жертвы заслужили не только это, а, наверняка, значительно большего. Пара упрямо игнорировала мои попытки привлечь их внимание, пока Сьюзи не разрядила дробовик в бутылки позади бара — один из ее любимых способов привлечения внимания. Клиентура вокруг нас отодвинулась еще дальше, некоторые из них громко сетовали, что их часы опаздывают, а им, на самом деле, пора домой. Мужчина и женщина за стойкой, ссутулившись, неохотно подошли к нам. Он выглядел еще более угрюмым, а она — еще более злобной.

— Вряд ли есть способ заставить вас заплатить за ущерб? — сказал мужчина.

— В аду нет надежды, — бодро заявил я.

Он мрачно фыркнул, как будто ничего другого и не ожидал. — Я — Марселлус. А это — моя жена, Ливия. Мы держим этот бар, за наши грехи. Кто вы, и что вам нужно?

— Я — Джон Тэйлор, а это — Сьюзи Стрелок…

— О, мы услышали о вас, — подхватила Ливия. — Нарушители спокойствия. Чужаки. Варвары без понятия о надлежащем поведении. — Она громко фыркнула, очень походя на мужа. — К сожалению, кажется, что вы также очень сильны и потому — опасны, из-за ваших грязных и неожиданных методов, а значит, мы вынуждены быть с вами вежливы. Видите — я вам улыбаюсь. Это — моя вежливая улыбка.

Больше это походило на крысу, попавшую в ловушку. Я посмотрел на Марселлуса. Его улыбка была не намного удачнее. Было чувство, что с такой женой, как Ливия, у него не было должной практики.

— Вас можно поздравить, — сказал он уныло. — Она не улыбается кому попало, знаете ли.

— Заткнись, Марселлус, я разговариваю.

— Да, дорогая.

— Полагаю, вам требуется напиток за счет заведения? — сказала Ливия тоном, обычно связанным с обвинением кого-либо в надругательстве над трупами. — Марселлус, две чашки хорошего вина.

— Да, дорогая.

Он тщательно вылил две весьма маленьких мерки красного вина в оловянные чашки, которые, похоже, делал кто-то изрядно пьяный. Или, по крайней мере, в очень плохом настроении. Сьюзи и я попробовали вино, а после скривили губы с одинаковой гримасой отвращения. Возможно, мне в жизни доводилось пробовать что-то похуже, но меня бы пришлось пытать, чтобы я сказал, когда.

Это походило на уксус, в который помочились, только не такое приятное.

— И это — хорошее? — спросила Сьюзи.

— Конечно, — ответила Ливия. — Это — то, что мы пьем сами.

Это многое объясняет, подумал я, но на этот раз имело смысл не говорить этого вслух. — Это ваш бар? — спросил я.

— Отчасти, — сказал Марселлус. — Место принадлежит одной старой ведьме, мы только управляем им для нее. Мы — рабы, связанные с этим баром законом и магией до конца наших дней. Мы хорошо работаем, потому что нас принуждают чары, но в редкие свободные моменты мы мечтаем сбежать и отомстить.

— И заставить страдать других, как заставили нас, — закончила Ливия.

— Ну да, это же так естественно.

— Мы ведь не всегда были рабами, — произнесла Ливия с хорошо отрепетированной горечью. — О нет! Мы были уважаемыми людьми, скажу я вам. Римские граждане с хорошим положением. Даже представить себе не могли место, наподобие этого… Но потом у него появились проблемы в делах…

Она яростно уставилась на мужа, который под ее пристальным взглядом сник еще больше. — Это были просто преходящие трудности, — угрюмо сказал он. — Проблемы оборота наличности. Такое бывает. Если бы мне дали чуть больше времени, уверен, я смог бы уладить все ко всеобщему удовлетворению…

— Но ты не смог, — категорично отрезала Ливия. — Поэтому наши кредиторы прикрыли наш бизнес, а нас самих продали в рабство на открытом аукционе, чтобы покрыть долги. — От нахлынувших воспоминаний она какое-то время всхлипывала. — Какое унижение! Все наши друзья и соседи были там, наблюдая. Люди, евшие за нашим столом, распоряжались нашими деньгами и влиянием! Некоторые смеялись. А некоторые даже торговались!

— Счастье, что нас продали в комплекте, дорогая, — сказал Марселлус. — Как мужа и жену. Мы могли быть разлучены навсегда.

— Да, — сказала Ливия. — Это так. Мы никогда не расставались и никогда не будем.

— Никогда, — сказал Марселлус. Они держались за руки, и, хотя ни один из них так и не перестал хмуриться, между ними была определенная близость. Для других, наверное, это смотрелось бы даже трогательно.

— Так или иначе, — продолжил Марселлус, — поскольку у нас был некоторый опыт управления питейным заведением, в нашей прежней жизни, нас купил владелец этого ужасного места, который экстренно нуждался в персонале. Мы были куплены посредником и никогда сами не видели владельца лично. Если бы мы знали, кто это, и что за бар, наверное, вызвались бы добровольно в соляные шахты. Персонал здесь меняется быстрее, чем на рабской галере. Последние муж и жена были убиты, приготовлены и съедены, на какой-то гулянке в субботу ночью. И никто даже не знает, что случилось с парой, бывшей до них.

— Никто еще не протянул так долго, как мы, — сказала Ливия с определенной гордостью. — В основном, потому что мы не берем деньги у кого попало. Необходимо быть твердыми, но справедливыми. Твердыми, а иногда — абсолютно безжалостными. Мой муж, возможно, так не выглядит, но он — просто страх божий, если его раздраконить.

— О, нет никого опаснее тебя, дорогая, — сказал Марселлус великодушно. Он нежно улыбался, поглаживая ее руку. — Никто не может подсунуть слабительное или яд в чашку с вином лучше тебя.

— И никто так опрятно не режет горло, как ты, дорогой Марселлус. Он как хирург, правда. Наблюдать за его работой — одно удовольствие.

— Кто настоящий владелец бара? — спросил я, чувствуя настоятельную потребность сменить тему.

— Одна сильная колдунья из прежних времен, — ответил Марселлус. — По общему мнению, она здесь целую вечность. Ее имя — Лилит.

— Ну конечно, — тяжело произнес я. — Это должно было случиться.

— Мы никогда не встречали ее, — сказала Ливия. — И не знаем никого, кто бы встречался. По-настоящему отсутствующая домовладелица.

Сьюзи посмотрела на меня. — Зачем Лилит понадобился собственный бар?

— Я спрошу у нее, — ответил я. — После того, как я задам все остальные вопросы из моего списка.

— Итак, — сказал Марселлус. — Что за несчастливое, но необходимое дело принесло вас в это кошмарное место? Какую помощь или совет мы можем предложить, чтобы вы ушли и оставили нас в покое?

— Мы ищем Могущественную Сущность, — сказал я. — Кого-то или что-то, обладающего магией, достаточной, чтобы отправить нас обоих назад во времени, по крайней мере, на несколько сотен лет. Вы можете кого-то порекомендовать?

Марселлус и Ливия посмотрели друг на друга. — Что ж, — сказала Ливия, наконец, — если вы этого хотите… Лучшим выбором для вас были бы римские боги и богини. У них больше могущества, чем они могут себе представить, и каждый из них открыт для молитвы, лести и взяток.

— Это не выход, — ответил я. — Говоря по правде, мы серьезно расстроили Посейдона

Марселлус громко фыркнул. — Не стоит беспокоиться, боги, так или иначе, не слишком нравятся друг другу. Одна большая извращенная семья, с кровосмешением и отцеубийством в меню. Я готов навскидку назвать полдюжины, кто помог бы вам, только чтобы досадить Посейдону.

— Сейчас ему следовало бы называть себя Нептуном, — сказала Ливия. — Но он настолько недалек, что все время забывает.

Я рассмотрел это предложение. — Можно ли доверять этим богам? — сказал я, наконец.

— Конечно, нет, — ответил Марселлус. — Это же боги.

— Есть другие предложения? — спросила Сьюзи.

— Ну, как вариант — маленький город где-то на Юго-западе, где можно встретить Землю-Мать во плоти и обратиться к ней за помощью, — сказал Марселлус глубокомысленно. — Но это путешествие займет, как минимум, месяц проходит через опасную территорию.

— Тогда есть боги друидов, — сказала Ливия. — Формально, согласно Римскому праву, за любую связь с ними — смерть, но это ведь — Темная Сторона, так что… Сколько у вас денег?

— Достаточно, — ответил я, надеясь, что правда.

— Шаманы друидов — могущественные маги, — сказал Марселлус. — Особенно вне городов, но они жестоки и коварны.

— Мы в состоянии о себе позаботиться, — сказала Сьюзи.

— Что они захотят за помощь нам? — спросил я.

— Руку и ногу, — ответил Марселлус. — Возможно, буквально. Когда речь заходит о получении покровительства богов друидов, живая жертва очень хороша. У вас есть на примете кто-то, кого вы не слишком бы возражали отдать друидам для ритуальной пытки и принесения в жертву?

— Пока нет, — сказала Сьюзи.

Ливия пожала плечами. — Большинство богов или существ будут хотеть оплату в виде крови, страданий, души — вашей или чьей-либо еще.

— Я полагаю… остается Герни Охотник, — сказал Марселлус с сомнением.

— Да! — воскликнул я, вновь хлопнув ладонью по стойке, и пожалел об этом, когда к ней прицепилось что-то липкое. — Конечно, Герни Охотник! Я забыл, что он был здесь, в этом времени.

— Герни? — сказал Сьюзи. — То потрепанное божество, кто бродит вокруг Крысиной Аллеи с другими бездомными?

— Здесь и сейчас он — Сила, — сказал я. — Высшая Власть, получающая силу из диких лесов старой Англии и всех живущих в них существ. Он был, или, скорее, будет учителем Мерлина. О да… У него более чем достаточно силы, чтобы выручить нас.

— Если вы сможете его убедить, — сказала Ливия.

— Я могу убедить любого, — сказала Сьюзи.

— Где мы можем найти Герни Охотника? — спросил я.

— Он живет в диких лесах, вдалеке от городов и человеческой цивилизации, — сказал Марселлус. — Никто не найдет его, пока он сам этого не захочет, и те, кто это сделал, в основном, жалеют об этом. Но у нас с женой в прошлом были контакты с Герни и его Двором. Мы можем отвести вас прямо к нему.

— Можем, — быстро подтвердила Ливия. — Но что нам с этого? Что вы дадите нам, чтобы мы отвели вас прямо к Герни Охотнику?

Мы со Сьюзи переглянулись.

— Чего вы хотите? — покорно спросил я.

— Свободу, — ответил Марселлус. — Свободу от этого ужасного места, нашей ужасной жизни, нашего незаслуженного рабства.

— Мы готовы на что угодно, чтобы опять стать свободными, — сказала Ливия. — А потом мы будем мстить всем тем, кто презирал нас и смеялся над нами!

— Освободите нас от цепей, — сказал Марселлус, — и мы все сделаем для вас.

— Все, что угодно, — сказала Ливия.

— Ладно, — сказал я. — Предлагаю сделку. Отведите нас к Герни, и я освобожу вас от любых чар, которые держат вас здесь.

Ливия только презрительно усмехнулась. — Все не так просто. Старая ведьма Лилит сильна, вы в силах остановить агентов, которых она пошлет за нами, чтобы вернуть свою собственность?

— Она прислушается ко мне, — сказал я. — Она — моя мать.

Мгновение Марселлус и Ливия смотрели на меня безучастно, тогда они оба отступили от меня, так же, как отступают от змеи, поняв, что она ядовита. На их лицах застыли шок, страх и, кроме того… было что — то еще, но они отвернулись, чтобы пошептаться, раньше, чем я смог понять, что это было. Сьюзи глубокомысленно смотрела на меня.

— А я думала, мы договорились, что будет плохой идеей, если Лилит в этом времени узнает, что ты был здесь?

— Дай мне передохнуть, — сказал я спокойно. — Я думаю на ходу. Я могу найти способ сломать их чары, и я этим занимаюсь, помнишь? Но не думай, что я доверю любому из этой парочки что-то большее, чем прошлогодний снег, и уж, тем более, не собираюсь посвящать их во все свои маленькие тайны, ОК?

Марселлус и Ливия вновь подошли к нам. Их лица были бесстрастны, но их язык тела выдавал крайнюю настороженность.

— Мы отведем вас к Герни, — сказал Марселлус. — Мы решили, что, если кто-то и может вернуть нам нашу свободу и нашу месть, то это — вы. Но знайте: иметь дело с Герни Охотником — это не самый лучший выбор среди других богов. Его не заботят смертные. Известно, что он использовал их как добычу в своих охотах. И он ненавидит все, что приходит из городов.

— Не волнуйтесь, — сказал я. — У нас есть кое-что, чтобы купить его помощь.

— И что же? — спросила Сьюзи.

— Знание того, что с ним случится в будущем, — ответил я. — Если он послушает, возможно, сможет изменить то, что судьба в настоящее время держит для него про запас. Но он, наверное, не станет: боги всегда думают, что с ними этого случиться не может. Но… Я никогда еще не встречал Существа, которое бы отказалось узнать будущее.

— Можно напомнить, что Посейдон вообще не захотел этого знать?

— Ну да; но Посейдон — просто половой член.

— И даже огромный, — сказала Сьюзи торжественно.

— Если вы оба уже закончили болтать друг с другом, — сказала Ливия строго, — я могу обратить ваше внимание, что мы с мужем не можем оставить этот бар, пока или не прибудет замена, или бар не опустеет?

— Нет проблем, — сказал я. — Сьюзи?

Несколько выстрелов дробовика, одна осколочная граната следом — и бар совершенно пуст.

— Как вы думаете, нам придется ехать на лошадях? — спросила Сьюзи, зловеще нахмурившись.

— Герни Охотника держит Двор в диких лесах, — терпеливо объяснил Марселлус. — Он никогда не входит в город. Поэтому мы должны пойти к нему. И, поскольку поездка будет неблизкая, нам понадобятся лошади.

Я посмотрел на четырех лошадей, которых Марселлус предложил купить. Лошадиный барышник беспрестанно кланялся, улыбался и расхваливал мой безошибочный выбор, но я не обращал на это внимания. Марселлус и Ливия выбрали этих четырех лошадей из множества предложенных, и я не собирался подставляться, сказав что-либо неуместное. Все, что мне было известно о лошадях, так это то, что у них в каждом углу есть нога, а также с какого конца предложить им кусок сахару. Лошади оглядывались назад на меня с медлительным презрением, а ближняя ко мне мимоходом пыталась отдавать мне ногу. Я уставился в Марселлуса.

— Откуда мне знать, что торговец не пытается надуть меня с ценой?

— Само собой, он вас обманывает, — сказал Марселлус. — Это ведь Темная Сторона. Но поскольку мы с Ливией имели с ним дела и прежде, он готов продать нам лошадей по специальной, лишь слегка грабительской цене. Если вы считаете, что у вас получится лучше, можете, конечно, торговаться сами.

— Мы не торгуемся, — надменно бросила Сьюзи. — Мы, скорее, склонны к запугиванию.

— Мы заметили, — сказала Ливия. — Но так как мы действительно не хотим привлекать внимания, заплатите человеку и поехали.

С неохотой я вытащил еще несколько монет из, по-видимому, бездонного кошелька Дедушки Время. Торговец ушел, всю дорогу кланяясь, усмехаясь и почесываясь, а я знал, что я заплатил, как турист. Мы вчетвером подошли к нашим новым транспортным средствам. Я в жизни не ездил верхом. Это было крупное животное, намного выше, чем я ожидал. Сьюзи уставилась прямо в глаза своей лошади, и та сразу робко отвела взгляд. Моя показала мне огромные зубы и многозначительно выкатила глаза. Дела стали еще сложнее, когда я выяснил, что в римские времена езда верхом не предусматривала седел, стремян или хотя бы поводьев. Только попона на лошадиной спине и какая-то крайне непрочная на вид узда.

— Я умею управлять мотоциклом, — сказала Сьюзи. — Насколько труднее это может быть?

— У меня есть ужасное подозрение, что мы это узнаем, — ответил я.

Марселлус подсадил Ливию в седло, а затем ловко запрыгнул на свою лошади, как будто делал это всю жизнь. Мы со Сьюзи посмотрели друг на друга. Несколько неудачных попыток закончились одним исключительно неловким падением, барышник предложил нам специальные приставные лестницы (за отдельную оплату), и мы со Сьюзи, наконец, верхом на лошадях, пытаясь удержать уздечки, как будто мы знали, что с ними делать. Казалось, земля где-то очень далеко. Внезапно защитные чары Дедушки Время снова ожили, и я сразу же стал знать все необходимое о верховой езде. Я сел прямее и ослабил узду. Лошадь успокоилась, поняв, что я не полный кретин, а быстрый взгляд на Сьюзи показал, что у нее тоже все под контролем. Я коротко кивнул Марселлусу с Ливией, и мы отправились.

Потребовалось немало времени, чтобы добраться до городской черты.

Темная Сторона была велика даже в свои первые годы, и так же, как и прежде, нам пришлось пройти длинный кружной путь, чтобы миновать Кромку времени и места, где направления, зачастую, зависели от настроения. Но, наконец, мы пересекли городскую черту, и все здания резко кончились. Перед нами были лишь широко раскинувшиеся покрытые травой равнины, простиравшиеся далеко вперед как большой зеленый океан, с темной массой леса, выделявшегося остроконечными силуэтами на далеком горизонте, гордо стоявшими на фоне вечернего неба. Редкие странные огни перемещались внутри этой темной массы, мимолетные и неестественные. Воздух был неподвижным и холодным, но приятно свежим после плотной городской вони.

Мы со Сьюзи следовали за Марселлусом и Ливией, когда они направились через поля. Они задали приличный устойчивый темп, но как только мы оставили город позади, травянистая пустошь, казалось, простерлась вокруг навсегда, нетронутая и неиспорченная на этой новой молодой земле, которую еще даже не назвали Англией. Ночь была удивительно тиха, и нигде вокруг не было ни признака каких-либо еще живых существ, но, тем не менее, я не мог отделаться от ощущения, что за нами следят чьи-то невидимые враждебные глаза. Время от времени мы проезжали длинные могильные холмы, выступавшие из высокой травы. Сложенные камни отмечали место последнего упокоения некогда важных персон, теперь давно забытых, и даже их имена затерялись в истории. Мне внезапно пришло на ум оглядеться, но вокруг в вечернем небе были лишь обычные звезды и нормальная полная луна. Мы оставили Темную Сторону позади вместе с городом.

Темный лес становился все больше, надвигаясь из-за горизонта, пока не заслонил весь обзор. По мере приближения лошади беспокоились все сильнее, и к тому времени, как мы достигли края леса, они стали громко фыркать, пытаясь сбросить седоков, и мы, фактически, силой заставили их пересечь границу леса. Они были умнее нас. В тот миг, когда мы вошли в дикие леса, я понял, что мы попали в чуждое место, которому смертные не принадлежат. Деревья были крупнее и выше всех, когда-либо виденных мною раньше, огромные и подавляющие своим многовековым возрастом. Это был старый лес старой Британии, древнее изначальное место, темное и угрожающее. Медленное движение меж вздымающихся деревьев походило на то, что ты снова стал маленьким ребенком, затерявшимся во взрослом мире. Единственную протоптанную тропу между плотно стоящими деревьями часто перегораживали низко висящие ветви, которые нам приходилось отодвигать.

— Никаких мечей и другого оружия, — шептала Ливия. — Мы ведь не хотим разбудить деревья.

Было по-прежнему невероятно тихо, как на дне океана. Никаких голосов животных, птиц и даже насекомых. Воздух был тяжелым, с острым мускусным ароматом земли, растительности и чего-то подобного. И время от времени налетающий ветер приносил невозможно сильный аромат какого-то ночного цветка. Копья мерцающего лунного света падали между деревьев, освещая естественные прогалины и давая нам ровно столько света, чтобы не сбиться с нашего подобия пути.

— Какие-нибудь люди здесь живут? — спокойно спросила Сьюзи.

— Они не посмели бы, — ответила Ливия так же спокойно. — Это — дикое место. Это — то, от чего мы пытаемся скрыться в городах.

— Тогда кто наблюдает за нами? — спросила Сьюзи.

— Леса, — сказал Марселлус. — И подданные Герни, конечно. Им известно о нас с тех пор, как мы пересекли границу. Единственная причина, по которой они не напали, в том, что они помнят меня и Ливию, и им любопытно. О вас двоих они могут подумать иначе.

И внезапно, без предупреждения между деревьями возникло движение. Тихое и грациозное, внутри лунного света, на границе видения. Что-то, что двигалось вместе с нами, убегая вперед или отставая, но всегда сохраняя наш темп. Время от времени оно останавливалось в пятнах света, показывая себя и мучая нас мимолетными видениями. Там были медведи и гигантские кабаны, и те, и другие давно исчезнувшие из тех немногих одомашненных лесов, что остались в современной Англии. Огромные олени с массивными ветвящимися рогами, и серые волки, длинные, тощие и дерзкие. Животные заполонили все вокруг, двигаясь в неземной тишине, медленно приближаясь, пока внезапно я не заметил, что мы сошли с тропы и движемся в каком-то новом направлении. Я быстро взглянул на Mарселлуса и Ливию, но те не казались ни встревоженными, ни даже удивленными. Сьюзи вытащила дробовик. Я жестами призвал ее к спокойствию, но она держала оружие на коленях, пристально глядя вокруг.

Сверкающие огни появились в темноте впереди, яркие и сверкающие, рисующие узоры, слишком запутанные для человеческих глаз; блуждающие бесплотные огни, недолговечные мгновения призрачного света, наполненные злым озорством и веселым безумием. Они сладко пели на нечеловеческом языке, маня нас. Птицы начали петь, кричать и выть, но это снова не было обычными птичьими звуками, слышанными мною прежде. Это были звуки, полные насмешки и опасности, явное предупреждение, что мы на вражеской территории. Один раз, в рваном просвете сверхъестественного сияния, я видел группу эльфов, танцующих в тихой гармонии, грациозно двигаясь в строгих фигурах, вообще не имеющих никакого смысла или, возможно, смысл настолько глубокий, что обычный человеческий разум не мог постичь или вместить его истинное значение. Процессия барсуков пересекла наш путь, а потом остановилась, глядя на нас мудрыми всепонимающими глазами. Я чувствовал, как дикие леса вокруг нас живут, показывают нам все те формы жизни, мимо которых Человечество прошло, так их и не поняв. Жизни, которая скрыла себя от нас до тех пор, пока нам не станет слишком поздно возвращаться или убегать.

Внезапно огромные деревья отступили назад и в стороны, а лошади получили неожиданную остановку. Их головы безвольно склонились, как от наркотика или заклятия. Перед нами лежала громадная прогалина, освещенная, как днем. Болотные огни закручивали безумные круги, и появились другие, странные создания, состоящие только из света. Они дрейфовали вверху назад и вперед, огромные и изящные, похожие на морских скатов из переливающихся лучей. И прямо перед нами, на противоположной стороне прогалины, сидел старый бог Герни Охотник, и все чудовищные создания его дикого Двора.

Марселлус и Ливия соскользнули с лошадей и ожидающе смотрели на меня. Я посмотрел на Сьюзи, и мы вдвоем спешились. Сьюзи несла дробовик небрежно, но, так или иначе, он всегда был нацелен точно в Герни. Мы вчетвером медленно шли через огромное открытое место, Марселлуса и Ливия возглавляли нас легко и спокойно, как будто они шли в церковь. А, возможно, так оно и было. С каждым шагом я чувствовал усиливающееся давление взглядов. Мы были окружены. Я чувствовал это. И, более того, я знал, что никого из нас не рады видеть здесь, в этом древнем изначальном месте.

Мы, наконец, оказались перед Герни Охотником, и он не выглядел тем маленькая, истощенным существом, известным мне по Крысиной Аллее. Тот Герни был старше на многие столетия, потерявший себя, свою власть за время безжалостного вторжения человека и его цивилизации, пронесшейся по бескрайним зеленым землям Англии. Этот же был Сущностью и Властью, богом природы в зените своего могущества и ее составной частью, и его широкая волчья усмешка ясно давала понять, что мы здесь исключительно с его дозволения. Мы были в его власти. У него была, как и прежде, приземистая и уродливая фигура, с изящной мускулатурой хищного зверя, но его плотное тело светилось примитивной мощью и божественным могуществом. Огромные козлиные рога круто загибались от низких бровей его огромной львиной головы, а в глазах стояла горячая ликующая злоба каждого хищника, который когда-либо существовал.

В нем были сила и живучесть, горящие как костер, и, лишь при одном виде его становилось ясно, что он может бежать без устали весь день и всю ночь и голыми руками разорвать добычу в конце охоты. Его темно-медная кожа была покрыта волосами такими жесткими, что напоминали звериный мех, а вместо ног были копыта. Он был Герни и Паном и смехом в лесах. Волынщик в воротах рассвета, и нечто с окровавленным ртом над бесчисленными убитыми. Его решительная улыбка показывала острые, тяжелые зубы, созданные рвать и ранить. От него пахло потом, дерьмом и звериным мускусом, и как раз в тот момент, когда мы смотрели, он небрежно мочился на землю, и острый кислый запах беспокоил зверей вокруг. Они тревожно шевелились и топтались. Их бог метил свою территорию.

Это был не тот Герни, которого я знал или ожидал увидеть, и я боялся его. Его жирный специфический запах будил во мне старые забытые инстинкты. Я хотел драться с ним, бежать от него или упасть ниц и поклоняться ему. Я был далек от дома, в чужом месте, и каждой клеточкой тела я знал, что никогда не должен был приходить сюда. Это был Герни, дух охоты и возбуждения от преследования, грубая животная сила, которая неизбежно порождает грубую неукротимую страсть, капая красным с зубов и когтей. Он был бурлением лесов и триумфом сильного над слабым. Он был всем, что мы оставили позади, когда мы вышли из лесов, чтобы стать цивилизованными.

И я рассчитывал явиться сюда, чтобы обмануть или запугать его в своих интересах? Должно быть, я рехнулся.

Герни Охотник сидел с величественной насмешкой на огромной иззубренном Троне, слепленном из старых выцветших костей. Шкуры и скальпы висели на расстоянии вытянутой руки от Трона, некоторые из них — с еще стекающей свежей кровью. Были также комплекты зубов и когтей, подарков и трофеев прошлых охот, слишком много, чтобы сосчитать. Сьюзи неожиданно нагнулась к моему уху — что-то прошептать, и я чуть не выскочил из кожи. Лицо ее как всегда было непроницаемым, а голос — обнадеживающе ровным.

— Марселлус и Ливия, по-моему, слишком просто нашли дорогу сюда, — пробормотала она. — И ни один из местных, кажется, не удивлен и не шокирован их появлением. Человек подозрительный мог бы подумать, что они здесь бывали прежде. Знаешь, на мой взгляд, еще не слишком поздно, чтобы застрелить или взорвать что-нибудь, что движется, во время нашего достойного, но поспешного отступления.

— По-моему, «слишком поздно» закончилось, когда мы вошли в лес, — сказал я спокойно. — Поэтому давай оставим убийство и погром как последний шанс. Кроме того, вряд ли мы можем рассчитывать на помощь Герни, расстреливая его Двор.

— Я не глухая, знаете ли, — подхватила Ливия. Так случилось, мы с мужем бывали здесь прежде, много раз.

— Да, — сказал Марселлус. — Много раз. Мы давно знаем бога Герни, а он знает нас.

— Мы, видите ли, были проданы в рабство не за деловые долги, — сказала Ливия с по-настоящему неприятной улыбкой. — Это, скорее, было связано с природой нашего бизнеса.

— Мы продавали Герни рабов, — произнес Марселлус оживленно. — Покупали их совершенно официально, на рынке, а потом доставляли сюда, в дикий лес, чтобы они были добычей для божественной Дикой Охоты. Видите ли, они действительно очень любят преследовать человеческие жертвы. Частично — из мести за вырубку лесов под строительство поселений, ферм и городов, но главным образом — потому что никто не бежит лучше или отчаяннее загнанного человека. Некоторое время все шло хорошо. Мы удовлетворяли спрос — за подходящую цену, Двор наслаждался своими Охотами, и все были счастливы. Ну, кроме рабов, конечно, но кого интересуют рабы. В этом суть. Но одной холодной зимой случилась отчаянная нехватка рабов, и цены подскочили до неба. И поэтому мы с Ливией начали похищать людей прямо с улиц. Никого заметного или того, кого могли потерять, — только слабые, глупые и бедные.

— Только они пропадали, — сказала Ливия. — Но кто-то поднял шум, всегда найдутся назойливые люди, сующие нос, куда не надо, и к делу подключились Легионеры. И они поймали нас на месте.

— Мы сделали очень хорошие деньги, — сказал Марселлус. — И большую часть потратили на адвокатов, но без толку. Я, как мне казалось, очень энергично защищался на суде, но судьи не стали слушать. Я имею в виду, не стали, как будто мы похитили Гражданина…

— Это был год выборов, — горько сказала Ливия. — И поэтому у нас отняли все, а самих продали в рабство. Но, благодаря вам, теперь у нас есть шанс для свободы и мести.

— Мести, — добавил Марселлус, — всем нашим многочисленным врагам. И оба рассмеялись.

Они резко отвернулись от нас и низко поклонились богу Герни. Я посчитал дипломатичным тоже поклониться, и даже у Сьюзи хватило здравого смысла коротко склонить голову. Чудовищные создания Двора Герни жадно наблюдали за нами, и мне в самом деле не нравилось, как они на нас смотрели. Ливия заметила мой интерес, и взяла на себя представление членов Двора. Голос ее был откровенно насмешливым.

Хоб В Цепях был громадной бесформенной человекоподобной фигурой добрых десяти футов росту, с огромными плитами мускулов и головой кабана. Крупные изогнутые клыки высовывались изо рта, а красные глубоко посаженные глаза были жестокими и безумными. Длинные железные цепи спускались по его голому уродливому телу от железного ошейника вокруг толстой шеи. Сковали его очень давно, но это ничего не значило. Его кисти и предплечья выглядели так, как если бы их опустили в свежую кровь, она все еще капала и парила на открытом воздухе. Полдюжины карликов с головами свиней сидела на корточках около его раздвоенных копыт, ворча и визжа в борьбе за место. Они смотрели на нас со Сьюзи голодными, нетерпеливыми глазами, и толстые потеки слюней бежали у них из пастей.

На некоторых из них все еще оставались тряпки и лохмотья с тех времен, когда они были людьми, до того, как Хоб В Цепях подчинил их своей воле.

Томас Квадратная Нога совершенно точно был неандертальцем. Не выше пяти футов роста он был почти так же широк, с приземистым неповоротливым телом и лицом, которое не было ни человеческим, ни обезьяньим. Подбородка не было, а рот был широкой и глубокой безгубой раной, но его глаза были странно добрыми. Он глубокомысленно рассматривал нас, беззастенчиво царапая свое волосатое голое тело.

Дюжина неестественно крупных волков была мне представлена как оборотни, и я не видел причин сомневаться в словах Ливии. В их глазах человеческий ум сочетался с нечеловеческим голодом. Были личи, так недавно поднятые из могил, что темная земля все еще цеплялась за их грязные одеяния. У них были мертвая белая плоть, горящие глаза, и руки как когти.

Были людоеды, пугала и гоблины, и другие, еще более худшие существа, чьи имена и происхождение были забыты человеческой историей. Двор Герни — дикий, жестокий и смертоносный. А в дополнение, плотно окружив со всех сторон, собрались все дикие лесные звери — в единственном месте, где у них могло быть своего рода перемирие. Они разглядывали нас со Сьюзи как жюри с Герни в качестве верховного судьи. Бог неожиданно подался вперед на своем костяном Троне, и болотные огни безумно кружились над его рогатой головой живым ореолом.

— Марселлус и Ливия, — произнес Герни голосом горячим, как летнее солнце, и грубым, как крик козла. — Было время, когда вы были удостоены права почтить наш Двор своим корыстным присутствием. Мы слышали, что вы лишились этой милости, в том проклятом городе.

— Так и было, дикий лорд, — льстиво ответил Марселлус. — Но мы сбежали от тех, кто сделал нас рабами, и прибыли сюда, чтобы восстановить все, как было раньше. Мы с женой приносим вам в дар двух путешественников по имени Джон Тэйлор и Сьюзи Стрелок. Они думают, что они здесь, чтобы просить вашего покровительства.

— По правде, они не слишком умны, — добавила Ливия.

— Выбирай, — пробормотала Сьюзи. — В кого первого выстрелить?

— Воздержись ненадолго, — пробормотал я в ответ. — Еще остается шанс, что я разговорами выведу нас отсюда.

— Я всегда могу добавить еще две жертвы к своей Охоте, — лениво ответил Герни. — Но потребуется что-то большее, чтобы вернуть мое расположение.

— Но мужчина особенный, — сказала Ливия. — Он — сын этой старой ведьмы Лилит.

И тут все монстры Двора поднялись на ноги как один. Герни вскочил с Трона, ревя гигантским медведем, но дикий звук был почти заглушен массовым ревом и воем его Двора. Они ринулись вперед, со всех сторон сразу, вытянув руки и когти и оскалив зубы, и ненависть в их голосах сотрясла воздух, как живое существо. У Сьюзи даже не было времени, чтобы навести дробовик на мишень прежде, чем создания дикости были вокруг нее. Они вырвали дробовик у нее из рук и повалили ее на землю, постоянно избивая.

Со мной обошлись не лучше. Марселлус профессионально ударил меня за ухо залитой свинцом дубинкой как раз в момент, когда его жена продала меня Герни, и я оказался на коленях, в полубессознательном состоянии, когда Двор навалился на меня со всех сторон. И долгое время были лишь удары, пинки, боль плоти, разрываемой зубами и когтями, и кровь, щедро льющаяся на грязную землю вокруг меня.

Наконец, или они устали от этого спорта, или Герни отозвал их, но монструозный Двор неохотно отодвинутся, занимая свои прежние места вокруг прогалины. Они пыхтели и смеялись, и на каждом были капли нашей со Сьюзи крови. Парни со свиными головами подняли нас на ноги и установили прямо перед Троном. Герни царственно сидел перед нами и с улыбкой удовлетворения оценивал ущерб, нанесенный нам его людьми. Кровь была у меня на лице и во рту, болело везде, где только можно, но моя голова уже прояснилась. Меня обрабатывали такие профессионалы, к которым это стадо животных даже не приближалось. Дайте мне собраться с мыслями, и я покажу этому лесному богу несколько штук, которые он никогда не забудет. Я жестоко усмехнулся Герни, игнорируя кровь, заливавшую мой подбородок из рассеченных губ, и на мгновение он выглядел неуверенно. Он сделал ошибку, не разрешив своим созданиям убить меня, пока они могли, и я поклялся сделать так, что и он, и они пожалеют о подобной глупости.

А затем я осмотрел Сьюзи и забыл обо всем, кроме нее. Ее кожа была изодрана и покрыта кровью, а голова низко опущена. Только свиноголовые удерживали ее вертикально. Кровь, не прекращая, капала с ее разбитого лица. Они действительно ее уделали, потому что Сьюзи Стрелок никогда не прекращала бороться, пока в ней оставалась хоть капля сил. А сейчас она висела между свиноголовыми как окровавленная тряпичная кукла, и не отвечала, когда я звал ее по имени. Марселлус и Ливия смеялись надо мной, и Двор тоже смеялся на разные голоса. Я как безумный боролся с держащими меня руками, но их было слишком много, а моя голова слишком повреждена для достаточной концентрации, чтобы сработали мои обычные уловки. Я не мог даже залезть в карманы пальто.

Они били меня еще какое-то время, просто потому, что была возможность, а я попытался не кричать. Но, конечно, я кричал. Потом я тупо понял, что они прекратили, а Герни обращается ко мне. Я поднял голову и впился в него глазами.

— Сын Лилит, — голос Герни был жирным и злорадным. — Ты даже не представляешь, насколько все мы рады, что ты здесь. Рядом с нами, в нашей власти. Нет имени более ненавистного для нас, чем Лилит, которая создала Темную Сторону во имя абсолютной свободы, а потом объявила нас вне закона. Потому что мы дикие и любим ломать то, с чем играем. Потому что мы в силах уничтожить город и искоренить ее любимую человеческую цивилизацию. Есть город, и есть дикие места, и победит только кто-то один. Мы всегда знали это. Лилит предложила свободу для всех, но только на ее условиях. И только мы были достаточно мудры, чтобы видеть в этом противоречие, поэтому только мы и были высланы. Лилит сделала нас прошлым, вещью, мимо которой прошли и забыли, и мы отомстим за это.

— Все это — новость для меня, — ответил я так ясно, как мог. — Но мы с матерью никогда долго не беседовали. Что ты хочешь от меня, Герни?

— Причиняя боль тебе, причинить этим боль Лилит, — ответил Герни. — Ты станешь дичью в нашей Дикой Охоте, а мы будем преследовать и гнать тебя по всем диким лесам, раня и убивая по дюйму, загоняя, пока ты не сможешь двигаться дальше. А когда ты станешь унижаться и просить о милости — разделаем на части. Только твою голову нужно оставить неповрежденной, чтобы мы могли послать ее твоей матери, как признание нашего к ней отношения.

— Она не знает меня, — сказал я. — И моя смерть для нее ничего не будет значить.

Герни смеялся, и монстры его Двора смеялись вместе с ним.

— Это все касается меня, — сказал я. — Женщина для этого вам не нужна. Позволь ей уйти… и я обещаю, у вас будет лучшая гонка, чем когда-либо.

— Думаю, что нет, — небрежно ответил Герни. — Она — твоя женщина, и если больно ей, больно и тебе. Поэтому она бежит первой. И когда ты увидишь те ужасы, которые мы с ней сделаем, это даст тебе причину бежать быстрее.

— Знаешь, — сказал Сьюзи, поднимая разбитое лицо, — в гробу я видела каждого, кто скажет, что я — женщина Тэйлора.

Ее локоть выстрелил назад, прямо в живот свиноголового, и тот отлетел с громким визгом. Она сбросила державшие ее руки и пнула свиноголового прямо по яйцам, фактически оторвав его от земли. Он сложился и беззвучно рухнул на землю. Схватила второго за голову, она провернула ее вокруг, пока шея громко не хрустнула. Отбросив тело в сторону, и устремилась к Герни, сидящему на Троне. Свиноголовые роились вокруг, пытаясь задавить одной только численностью, но она была высокой, гордой, сильной и не поддавалась. Ее горящий пристальный взгляд прилип к Герни, и шаг за шагом она пробивалась к нему. Я отчаянно сражался с держащими меня руками, но я никогда не был столь же силен, как Сьюзи Стрелок. И я никогда еще так не гордился ей, видя, как она борется против такого перевеса в силах и отказывается падать. А потом вперед вышел гигантский Хоб В Цепях, и одна из его длинных железных цепей метнулась вперед, чтобы обвиться вокруг горла Сьюзи. Холодные звенья безжалостно натянулись, выбивая из нее дыхание и силу, пока, наконец, она не упала на колени, а свиноголовые вновь не взяли ее под контроль.

— Нам действительно пора уезжать, лорд Герни, — немного нервничая, сказал Марселлус. — Мы принесли вам великий дар и в замен просим лишь простое благо.

— Вы застали меня в настроении давать, — лениво сказал Герни. — Чего вы хотите?

— Власти, — сказали Ливия, ее голос был холоден, мертв и порочен. — Власти отомстить нашим врагам, посеять страх и страдания среди тех, кто унижал нас. Превратите нас в Сущности Власти, лорд Герни, что мы могли бы присоединиться к Вашему Двору, и охотиться на Человека, как вы это делаете.

— Вы оба этого хотите? — спросил Герни.

— Оба, — ответил Марселлус, его голос дрожал от нетерпения. — Дайте нам Власть, что мы никогда не разлучались, и мы будем видеть, что все страдают, как страдали мы.

— Да будет так, как вы пожелали, — сказал Герни, и презрительное звучание его голоса должно было насторожить их. Конечно, что-то они чувствовали, при всех их глупых широких усмешках, и двигались, прикрывая друг друга. Герни улыбнулся этому. — Вы будете Властью, вместе навсегда, моим проклятием, спущенным на Человечество и город под названием Темная Сторона.

Он рассмеялся, и вновь его целый чудовищный Двор смеялся вместе с ним, ужасными адскими звуками. Герни сделал резкий жест, и Марселлус с Ливией схлопнулись вместе. Они оба вскрикнули, когда их тела сжимались так, что трещали и ломались ребра. Их плоть зашевелилась и стала жидкой, сливаясь и смешиваясь вместе. Их лица перетекали друг в друга. К этому времени они кричали уже единым ужасным голосом. И очень скоро перед лесным богом стояло единое существо, которым они стали, — размером с двух человек, с выступающими костями и слишком большим количеством суставов, с ужасным безумным пристальным взглядом, горящим в его единственном наборе глаз. Существо попыталось говорить своим единственным ртом, но из-за шока не могло этого сделать и, поэтому, лишь жалобно мяукало и выло. Оно упало вперед на четыре конечности, неспособное удерживать равновесие в единой форме, вновь и вновь тряся бесформенной головой.

— Ступайте и будьте чумой в городе, называемом Темной Стороной, — сказал Герни. — Все, кто страдает, должны притягиваться к вам, и в их боли найдете вы Силу и Власть, которой жаждете. Боль, ужас и отчаяние сделают вас сильными, а страдание, которое вы вызовите, в свою очередь будет вашей местью бесчувственному миру. И по воле моей, вы никогда не будете снова разделены. В конце концов, именно этого вы и хотели.

Он опустился на Трон и высокомерно размахивал руками, а создания его Двора изгнали новорожденную Силу с прогалины. Она по-звериному, на четвереньках, поскреблась прочь, воя и визжа как безумная, ее долгое мучение только начиналось. И из всех присутствовавших только я знал, что однажды его назовут Плакальщиком, ангелом страдания, а я стану тем, кто уничтожит его.

Время очень любит двигаться по кругу.

Хоб В Цепях внезапно шагнул вперед, и все глаза немедленно устремились на него. Он жестоко дернул цепь, выдергивая Сьюзи вперед, чтобы поставить на колени перед Герни. К этому времени из нее полностью выбили бойцовский дух. Герни глубокомысленно посмотрел на гиганта с кабаньей головой и кивком разрешил ему говорить.

— Для Охоты у нас есть эта женщина, — сказал Хоб В Цепях. Его голос состоял из ворчания и визга, лишь чары Дедушки Время позволяли мне его понять, но, тем не менее, голос его звучал резко и дико — голос того, кто никогда не должен был учиться говорить. — Давайте отдадим сына Лилит. Вернем его ей. Кто знает, что она могла бы дать нам взамен? Чтобы избавить его от мучений и смерти.

Повсюду раздались одобрительные лай и вопли, но большая часть Двора молчала, ожидая ответа Герни. А лесной бог уже качал своей огромной косматой головой.

— Лилит слишком горда, чтобы уступить кому-то, даже из-за собственной плоти и крови. Она никогда не бросит ни унции власти, независимо от того, чем мы будем угрожать ее сыну. Она скорее убьет его сама, чтобы не дать использовать его против себя. Нет, все, что нам остается, — это возможность причинить ей боль, разрушая то, что принадлежит ей. Показать наше презрение к ее городу и ее ограничениям. Шанс доказать — что бы они ни делала, мы можем это разрушить, как однажды мы сотрем с лица земли ее проклятый город.

— Я бы правда не рассчитывал на то, что она расстроится, — сказал я так рассудительно, как только мог. — Я из будущего. За много веков от этого времени. Она даже не знает о моем существовании.

Двор тревожно зашевелился, попытаясь понять смысл сказанного мною, и вновь они уставились на Герни, ожидая руководства к действию. Они вправду не были созданы для абстрактных размышлений. Герни медленно потирал свой бородатый подбородок.

— Я слышу правду в твоем голосе…, но в прошлом, настоящем или будущем, ты — по-прежнему ее сын. Она признает это в тебе.

— Ладно, — сказал я, быстро ориентируясь на ходу. — А как насчет этого — поскольку я из будущего, я знаю, что должно случиться с тобой, Герни. Знаю твое будущее и твою судьбу, и тебе действительно необходимо знать, что будет, если ты хочешь использовать любую возможность, чтобы избежать этого.

Герни раздумывал, пока весь его Двор смущенно переглядывался, а потом кивнул свиноголовым, державшим меня, и те стали жестоко меня избивать, снова вынуждая меня встать на колени, прикрывая голову от ударов. Сьюзи вскрикнула и попыталась до меня добраться, но железная цепи сжимала ее горло, пока не вынудила остановиться, чтобы получить возможность дышать. Я отступил глубоко внутрь себя, подальше от боли. Наконец, избиение прекратилось, и я медленно поднял голову, чтобы посмотреть на Герни. Я пытался что-то сказать, но все, что у меня получилось, это вяло выплюнуть кровь изо рта. Герни рассмеялся мне в лицо.

— Ничто не имеет такого значения, сколько боль и ужас, которые ты испытаешь в моих руках и по моей воле. Месть будет моей. — Он поднялся с Трона и поднял руки над своей рогатой головой. — Пусть начнется Охота! Дикая Охота, по старым правилам и самой древней традиции!

Весь Двор ревом и лаем выразил свое одобрение, топая по земле ногами, копытами и лапам и задрав лица, рыла и морды к полной луне над пустошью. В воздухе витали свежий голод и крайняя необходимость, горячие и безрассудные, пульсируя, как биение гигантского сердца. Жажда преследования была в их крови и умах, они уже предвкушали кровавую резню, которой все закончится. Они смотрели на меня горящими счастливыми глазами, и мускусное зловоние наполняло воздух.

— Начнем с женщины, — сказал Герни, глядя вниз на Сьюзи с почти нежной улыбкой. — Попроще, конечно, но все же сладкая и дикая гонка, чтобы разогреть наш аппетит для основного состязания. По смотри на свою женщину в последний раз, сын Лилит. Когда ты увидишь ее снова, или то, что от нее останется, вряд ли ты сможешь ее узнать.

Он смеялся надо мной, наслаждаясь мыслью о моем ужасе и беспомощности, и его Двор — вместе с ним. Но я — Джон Тэйлор, и я никогда не бываю беспомощным. Я выкинул из головы боль и слабость, яростно размышляя. Я не мог позволить этому случиться. Не мог позволить Сьюзи страдать и умирать за меня. Я поклялся истечь кровью, страдать и умирать, но не допустить этого, и каждое слово моей клятвы имело для меня значение.

— В чем дело, Герни? — громко спросил я. — Кишка тонка для настоящей Охоты? Маловаты яйца преследовать сына Лилит, так вы должны набраться храбрости, для начала охотясь на женщину?

Смех резко прервался. Весь Двор смотрел на Герни. Он шагнул вперед, поднимая руку, чтобы меня ударить, и я рассмеялся прямо ему в лицо. Он замер от внезапной неуверенности. У меня не должно было остаться сил для борьбы. К этому моменту я должен был быть сломан телом и духом. Но я все же был сыном Лилит… и впервые Герни начал осознавать действительное значение этого. Он оглянулся на свой Двор, чтобы увидеть, как они это восприняли, и увидел в их глазах такую же неуверенность. Я посеял сомнения и в его, и в их сознаниях, что он предложил охотиться на Сьюзи лишь для того, чтобы оттянуть момент, когда у него хватит храбрости для охоты на меня. Я публично бросил вызов его гордости и отваге, и он знал, что он не мог позволить себе казаться слабым перед своими людьми. Перед сыном Лилит.

— Отлично, — сказал он наконец, и махнул свиноголовым, чтобы держали меня на коленях, так что он мог вплотную приблизить свое лицо к моему. Я и забыл, какой он невысокий. — Забудь про женщину. Она умрет здесь и сейчас, прямо перед тобой, и ты будешь завидовать ее быстрой и легкой смерти, когда мы станем гнать тебя, кричащего и окровавленного, с каждым шагом теряющего куски своей кожи, через дикие леса, по капле выдавливая твою кровь страданиями и ужасом, убивая тебя дюйм за дюймом… до тех пор, пока ты не в силах будешь бежать дальше — а потом мы вскроем тебя и на твоих глазах вырвем и сожрем твои потроха.

— Да и черт с ним, — я был категоричен. — Если вы ее убьете, я не побегу. Я останусь стоять здесь и умру, лишь бы досадить вам и лишить вас удовольствия Охоты. Нет. Предлагаю сделку: получите меня вместо нее. Оставьте ей жизнь, и я обещаю вам гонку, какой прежде вы не видели.

Герни нахмурился. — Считаешь, что можешь вести со мной переговоры? Думаешь, что ты можешь ставить условия Герни Охотнику?

— Конечно, — ответил я. — Я же сын Лилит.

Неожиданно он рассмеялся и отвернулся от меня, чтобы пролаять приказы своему Двору. Хоб В Цепях ослабил захват на Сьюзи, и железная цепь яркой змеей скользнула назад к нему. Возникли бесконечные споры и раздались рычащие голоса, когда создания принялись обсуждать старшинство, предлагать маршруты Охоты, и другие вопросы, за которыми я из-за усталости и ран уже не следил. Я собрал все силы, чтобы медленно, не вставая с колен, подползти к Сьюзи. Казалось, для этого понадобилась целая вечность, но, наконец, мы были рядом. Мы опирались друг на друга, плечом к плечу, держа друг друга. Свиноголовые пристально следили за нами, но никто не отдал им приказа делать что — нибудь еще. Поэтому Сьюзи и я какое-то время сидели вместе некоторое время, успокаивая друг друга своим присутствием, наши окровавленные лица были рядом.

— Это не лучшая твоя идея, Тэйлор, — сказала она, наконец.

— Вынужден согласиться, — ответил я, проверяя языком. Сколько зубов я потерял — Не волнуйся. Я вытащу нас отсюда. Как всегда.

— Я в лучшем состоянии, чем выгляжу, — сказала Сьюзи спокойно. — Кровь оборотня, помнишь? Мои силы уже вернулись. Все, что мне нужно — чтобы свиноголовые на мгновение отвернулись, и…

— Они не отвернутся, — ответил я. — Они уже совершили такую ошибку. И, в любом случае, что ты смогла бы сделать? Напасть на Герни с одним из кинжалов, которые у тебя за голенищем? Ты не приблизилась бы к нему и на десять футов, как его создания раздавили бы тебя. Ты могла убежать, но они поймали бы и убили тебя. В конечном итоге.

— Я бы не побежала без тебя, — сказала Сьюзи.

— Если я все сделаю правильно, тебе не придется бежать, — сказал я. — У меня есть план.

Она коротко улыбнулась. — Как всегда, Джон.

Я ненадолго закрыл глаза. Я никогда не чувствовал себя настолько усталым, настолько избитым. — Боже, мне плохо, Сьюзи. Жаль, что я втянул тебя в это.

Прекрати, Джон, — она впервые казалась взволнованной. — Сдашься сейчас, и мы оба мертвы.

— Я в норме, — сказал я, заставляя глаза открыться.

Она осмотрела меня, ее холодное лицо становилось как обычно спокойным, по мере того, как она оценивала тяжесть моих ран. — Ты выглядел и получше, Тэйлор. И мне вряд ли понравится дискуссия по этому поводу. Ты не в той форме, чтобы бежать впереди Дикой Охоты. Ты вряд ли сможешь даже покинуть прогалину. Позволь мне сделать это. Как только кровь оборотня окончательно приведет меня в чувство, я смогу обогнать любого, кого они пошлют за мной.

— Не сможешь, — сказал я. — Кого-то другого — может быть, но не Герни с его Двором. Они живут для охоты. Это должен сделать я, Сьюзи. Поверь. Я знаю, что я делаю.

Она долго смотрела на меня, лицо ее было, как обычно, холодным. — Ты не должен так поступать, Джон. Не для меня.

— Должен, — ответил я.

Я не мог сказать ей, почему. Я не мог сказать ей, что я готов умереть, чтобы спасти ее от того будущего, которое я видел. Я не мог сказать ей, что я должен сделать это, чтобы доказать самому себе, что я не был просто безжалостным ублюдком — как Томми Забвение назвал меня. Чтобы доказать, что я был чем-то большим, нежели только сыном моей матери. Поэтому я бы побежал, и, возможно, умер, спасая ее жизнь и свою душу.

А еще у меня был план.

Я резко оглянулся, поняв, что на прогалине неожиданно стало тихо. Каждый зверь и каждое создание Двора замерли на своих местах, все чудовища и Сущности пристально следили, как Герни Охотник и Неандерталец известный как Toмас Квадратная Нога встали в стойку друг против друга, пристально глядя друг другу в глаза, и ни один не собирался отступать. На прогалине возникло напряжение, столкновение воли и старшинства. Герни свирепо нахмурился, Том был как всегда спокоен, но в Неандертальце было древнее достоинство и непреклонность, которыми, при всей своей власти, не мог похвастаться лесной бог.

— Я самый старый здесь, — произнес Томас Квадратная Нога, голос его был неторопливым и надежным, как течение реки. — Я был здесь до тебя, Герни. Я ходил по этой земле, этому лесу задолго до появления лесного бога или любой из Сил, которых ты собрал вокруг себя. Я был здесь до Темной Стороны. Я один помню, когда лес был на самом деле живым, а деревья еще говорили медленными, тяжелыми голосами. Я помню духов камня, воды и земли. Я видел смерть и исчезновение всех своих людей, и возвышение Человечества. Ты пришел после людей, лесной бог, хотя ты и предпочитаешь этого не помнить, я здесь самым старый, и я говорю, что ты забыл путь Дикой Охоты.

— Ты стар, — признал Герни. — Но возраст не всегда дарует мудрость. Я здесь главный, а не ты. Я сделал Дикую Охоту тем, чего будут бояться, и о чем будут рассказывать беззвучным шепотом по всей земле. И ты смеешь бросить вызов моему главенству на Охоте?

— Введя более строгие правила, ты дал Дикой Охоте новую силу и власть, — спокойно ответил Квадратная Нога. — Ты создал правила, которые ею управляют, к большему удовольствию всех ее участников. Ты не можешь нарушить эти правила теперь, только потому, что твоей гордости брошен вызов. Потому что если хозяин Дикой Охоты не следует собственным правилам, почему кто — либо еще должен это делать? И потом, где конечная точка игры?

Рычащий ропот согласия прокатился по Двору. Герни слышал это, но не решился признать.

— Какие правила я нарушил? — он сказал. — Какие границы попрал? Я говорю, что это Охота пойдет как обычно, следуя всем правилам и границам.

— Тогда добыча должна знать, куда бежит и почему, — сказал Томас. — И приз, который все же может выиграть, если он силен, быстр и верен. Добыча, которая бежит без мысли или надежды, становится действительно плохой добычей.

Угрюмость Герни усугубилась. — Если ты собираешься вмешаться в эту Охоту…

— Конечно, нет, — спокойно сказал Неандерталец. — Это противоречило бы правилам. Это — твоя Охота, Герни. Так назови же условия, место назначения и приз, который может быть выигран.

Какое-то оживление прошло по Двору, когда существа увидели, насколько Герни загнан в угол, но звуки моментально стихли, как только Герни посмотрел на них. Он резко отвернулся от Квадратной Ноги, чтобы встать перед Сьюзи и мной. Он сделал резкий жест, и свиноголовые подняли нас на ноги. Я по-прежнему чертовски плохо себя чувствовал, но краткая передышка добавила сил моим ногам. В голове стучало, но мысли снова стали ясными. И мои руки были близко к карманам пальто. Я злобно усмехнулся Герни. Он действительно должен был убить меня, пока у него был шанс.

Герни усмехнулся мне в ответ.

— Вот правила Дикой Охоты, сына Лилит. Ты будешь бежать, а мы — тебя преследовать. Ты будешь бежать по дикому лесу в любом направлении, которое ты выбираешь, любыми путями, которые сможешь найти; и если каким-то чудом ты найдешь выход из леса обратно в город, все, что от тебя требуется, — это пересечь городскую черту, и ты останешься жив, в безопасности от любого преследования. А чтобы добавить в игру остроты, ты бежишь не только ради своей собственной жизни, но и ради жизни твоей женщины тоже. Она будет на границе города, под охраной. Добеги, и она — свободна. Вы оба будете жить. Но если ты не сможешь, она будет умирать так же медленно и ужасно, как и ты сам. Думайте об этом, пока бежишь. — Его улыбка стала шире. — Наверное, я должен уточнить, что никто на памяти живущих никогда не проходил дикие леса, не говоря уже о возвращении в город.

— Я ведь не просто кто-то, — сказал я, удержав его пристальный взгляд. — Я — Джон Тэйлор. Сын Лилит. И я умнее, хитрее и коварнее, чем ты когда-нибудь станешь.

Он повернулся ко мне спиной и отошел. Сьюзи глубокомысленно смотрела на меня.

— И это твой грандиозный план? Ты бежишь, и если умираешь, я умираю тоже? Похоже на дерьмо, Тэйлор. Ты не в состоянии выдержать никакую гонку.

— Ты же слышала этого ублюдка, — сказал я. — Я должен бежать. По крайней мере, так у меня появляется шанс спасти нас обоих. А он не знает о моем даре, моих небольших уловках и даже о содержимом карманов моего пальто. Я смог уже перехитрить кое-кого поумнее, чем он и его весь его проклятый Двор. Не создавай проблем, Сьюзи. Позволь им доставить тебя в город. Там твои шансы выше. И тогда, если получится убежать, беги.

— Ничего из этого мне не нравится, — сказала Сьюзи. — По-моему, ты говорил, что не можешь себе позволить использование дара в этом Времени.

— Черт с ним, — сказал я. — Я буду волноваться о последствиях использования дара, если и когда переживу Охоту.

— Если ты умрешь, — медленно произнесла Сьюзи, — я отомщу за тебя, Джон. Я убью их всех. Я сожгу дотла дикий лес и всех в нем за тебя.

— Я знаю.

Герни назвал мое имя, и я оглянулся. Все чудовищные создания его Двора выстроились в две длинных шеренги, обращенные лицом друг другу. Они усмехались, пускали слюни и топали ногами, показывая мне зубы и когти. У некоторых были дубины. Герни восторженно жестикулировал со своего Трона, в окружении Хоба В Цепях и Toма Квадратной Ноги.

— Итак, Охота начинается. Беги сквозь строй, Джон Тэйлор, сын Лилит. По проходу между твоими врагами. Они не станут тебя убивать, не сейчас, но они прольют достаточно твоей крови, чтобы оставить ясный след, куда ты побежишь. Когда ты, наконец, пройдешь, то окажешься по направлению к Темной Стороне. Наш подарок тебе для старта.

Несмотря ни на что, я задрожал. Они порвут меня в клочья, пока я достигну другого конца. Итак…

— Тот еще подарочек, — ответил я. — Я найду собственный путь.

Тут я повернулся спиной к ожидающему строю и побежал в обратную сторону, с залитой лунным светом прогалины в темноту ожидающего леса. Позади послышались возмущенные вопли и завывания, и я усмехнулся. Когда играете в игру, и правила против вас, меняйте их. Я всегда был сторонником всестороннего подхода к делу.

Я погрузился во мрак между высокими деревьями, оставляя освещенную прогалину позади. О направлении побеспокоюсь позже, а сейчас я просто должен был создать дистанцию между собой и преследователями. Я бежал уверенно, держа хороший темп, осторожно, чтобы сохранить имеющиеся силы и дыхание. Пока что я по инерции бежал на адреналине, но я знал, что это не будет длиться вечно. Я был весь изранен, но голова была ясной. Позади я услышал начало Охоты, гнев и жажду крови в их возбужденных голосах. Я усмехнулся. Пусть ваш противник рассердится, и половина победы у вас в кармане. Я надеялся, что они не станут вымещать злобу на Сьюзи… Нет. Я отбросил размышления. Сьюзи могла позаботиться о себе. Я должен был сконцентрироваться на своих собственных проблемах.

И так я бежал, зная, что они могут бежать быстрее, но доверяя своему разуму, своему дару и своему вредному ослиному упрямству, которое еще меня переживет. Мне доставалось и похуже, но я всем утер нос. Лесной воздух был прохладным и бодрящим, и я вдыхал его полной грудью во время бега. Мои ноги были сильными. Болели руки, и поэтому я скрестил их на груди. Было достаточно света, чтобы видеть дорогу, но деревья стояли так плотно, что Охота не сможет навалиться на меня всей своей массой. Я мог слышать их приближение. Я попытался вспомнить, как далеко до города, но поездка прошла верхом. Нет. Я не мог позволить себе думать об этом. Я должен был сконцентрироваться на здесь и сейчас.

Я покопался в карманах пальто и вытащил одноразовый фонарик. Я включил его, и свет запрыгал передо мной, теплый, желтый и успокаивающий. А затем снова выключил, чтобы не привлекать внимания. Мои глаза уже достаточно приспособились к мраку. Но он может пригодиться позже, и я был рад, что он у меня есть. Я убрал фонарик и продолжил ощупывать другие полезные вещи в своих карманах. Они на самом деле основательно искали меня, но делали это так, как делают люди, а не животные. А может, они не беспокоились, уверенные в своем превосходстве и жестокости. Возможно, они вообще не рассматривали меня, как угрозу. Я неприятно усмехнулся неприятно. Это я изменю.

Я снизил темп, потому что стало не хватать дыхания. Я надеялся, что духу хватит на большее, но неоднократные побои меня ослабили. Я спешил, не обращая внимания на усиливающуюся боль в боках. По сторонам маячили огромные деревья, и я намеренно выбирал самые узкие пути, чтобы любой, кто пойдет по моим следам, должен будет делать это в одиночку. Разделите команду, и уберете преимущество. Скрюченные ветви постоянно вставали у меня на пути, и я должен был нырять и уклоняться, чтобы миновать их. Толстые корни выпирали из земли, постоянно угрожая мне падением, что тоже замедляло меня. Плотно слежавшаяся земля под ногами была твердой и жесткой, и каждый шаг дрожью отдавался во вне.

Внезапно в ночи у меня за спиной раздался крик, резкий и скрипучий, и недалеко от меня что-то тяжелое стало ломиться сквозь ветви. Звуки становились громче, ближе. Что-то меня почуяло. Настало время снова нарушить правила и воспользоваться своими, неизвестными им преимуществами. Я включил мой дар. Пусть мои Враги меня найдут, Охота позаботиться о тех, кого Враги отправят за мной. А Лилит, настоящая или будущая… будет проблемой в другое время.

Моему дару понадобилось мгновение, чтобы найти направление в город, и я изменил курс, немедленно снова закрывая дар. Ясновидение в диком лесу слишком сбивало с толку. В кратком проблеске своим третьим глазом я Видел призраков и фантомов, отчаянно бегающих путями, которых больше нет, и огромных старых Существ, живших в лесах задолго до этого, но с тех пор ушедших в другие места и другие миры. Я Видел вещи, которых не понимал, и не мог надеяться понять, существ Силы и Могущества, все еще остающихся за пределами ночи, древних и ужасных, вне человеческого понимания. Думаю, некоторые из них Видели меня.

Я продолжал бежать, как можно тише проскальзывая между большими деревьями, отделяющими прогалину Герни от города. Согласно тому, что я Видел своим даром, путь был не близким. Я перешел на трусцу, чтобы сберечь дыхание. Я срывал мох и листья с деревьев, мимо которых бежал, и растирал их по пальто и голой коже, чтобы отбить свой запах. Может, я и городской мальчик, но опытный. Кое-какие уловки знаю.

Я уже слышал зверей, бегущих с обеих сторон меня, быстро и свободно. Эти ублюдки даже не запыхались. Я резко остановился, дыша через нос, чтобы сохранить тишину, и тщательно осмотрелся. Появились волки, прячась за деревьями, их серый мех сиял в рассеянном лунном свете. Настоящие волки обычных размеров, не оборотни, но от этого не менее опасные. Они решили остановиться, поняв, что я прекратил бег, и крутились вокруг меня. Я присел в самой глубокой тени, которую смог найти. Серые морды задрались, пытаясь поймать мой запах. Я остался на месте. В холодном ночном воздухе не было ни малейшего ветерка. Волки собрались слева от меня, и уткнулись мордами в землю, ища следы. Я услышал новые звуки справа и медленно повернул голову туда. Появилось полдюжины огромных кабанов, с громким сопением направляясь ко мне через лес, хрюкая и мотая чудовищными головами, а лунный свет мерцал на их ужасных кривых клыках. Итак, враги от меня и слева, и справа Отлично.

Я побежал прямо, намеренно создавая как можно больше шума. Волки и кабаны бросились вперед, и каждый старался настичь меня первым. Я ждал до последнего, а потом резко остановился и бросился на землю. И пока я лежал, закрыв голову руками, звери столкнулись. Запутанные неожиданным нападением, они вслепую начали рвать друг друга. Завывания, рев и визг боли заполнили ночной воздух, когда все они забыли обо мне в гневе от нападения. Они бросались друг на друга огромной дерущейся массой, а я в это время осторожно поднялся и спокойно ускользнул сквозь тени.

Я даже не заметил появления медведя. Он внезапно возник из мрака прямо передо мной, огромная темная фигура на фоне, большая, как дерево.

Одна гигантская когтистая лапа понеслась ко мне с лунным светом, мерцающим на ужасных когтях, и как-то небрежно хлопнула меня по боку. Это походило на удар тараном. Я взлетел в воздух и и тяжело рухнул на землю, чтобы потом откатиться и врезаться в ствол дерева. Столкновение полностью выбило из меня дыхание. Плечо горело огнем, и было такое чувство, что половина моих ребер треснула, возможно — сломалась. Я приподнялся и оперся спиной на древесный ствол, пытаясь вернуть в легкие немного воздуха. Медведь уже подходил ко мне с сопением и рычанием. Он бросился снова, и я смог избежать удара, лишь упав на бок. Жуткие когти вырвали из дерева огромную щепку. Я с трудом поднялся на ноги и скользнул вокруг дерева. Запутавшись, медведь помедлил, не видя меня больше, а я сорвался с места и снова побежал. Я чувствовал, как кровь течет из рваной раны на левой руке, а вся левая сторона вопит от боли.

Волки снова увязались за мной. Они появились, летя через копья лунного света, серые, как призраки, с ярко переливающимися глазами. Слишком много, чтобы сосчитать, двигаясь плавно, как ветер. Они забежали вперед, а затем стали сжимать кольцо, чтобы блокировать мне дорогу. Я выхватил пакетик перца из кармана пальто, порвал его и бросил целую горсть им в морды. Они сошли с ума, когда огонь заполнил их чувствительные носы и глаза, и отступили, с воем и визгом, огрызаясь на воздух и друг на друга, неспособные сконцентрироваться ни на чем, кроме страшной боли в головах. Я пробежал прямо через них. Некоторые рычали и рефлекторно рвались ко мне, и я, несмотря ни на что, вскрикнул, когда меня снова ранили, а потом миновал их и продолжил бежать дальше, в ночь. От боли я стискивал зубы, тяжело дыша.

Теперь мне приходилось заставлять себя поддерживать хороший темп. Я не мог останавливаться, чтобы отдохнуть и осмотреть свои раны. За мной тянулся ясный кровавый след. Я уже мог слышать Охоту, на разные голоса кричащую позади меня. Мое дыхание было рваным, и болела вся грудь. Проклятье, я был не в форме. Я слишком привык драться, а не бежать ради спасения жизни. Я рвался вперед сквозь тени и лунный свет, терпя удары веток и иногда врезаясь в деревья, — туда, куда указал мне мой дар.

А сзади настигала Дикая Охота.

Я пробегал поляну, и целая толпа эльфов без малейшего любопытства проводила меня взглядами. Они медленно двигались в странном узоре, оставляя позади длинные следы эктоплазмы, создающие запутанную светящуюся сеть. Я не просил у них помощи. Эльфы никогда ни черта не дают никому, кроме себя любимых.

Казалось, что уже весь лес наполнен воем и криками, словно каждое живое существо этой ночью не спит и идет по моим следам. Давно похороненные инстинкты заставили мою кровь течь спокойнее и подняли шерсть у меня на загривке. Старые, атавистические инстинкты, из отдаленного прошлого Человечества, когда Человек был добычей. Я отчаянно усмехался. С тех пор все изменилось, и я покажу им, насколько. Я должен показать им всем. Я продолжил бег, борясь за дыхание, игнорируя боль от ран и отчаяние, а упрямое упорство поддерживало движение, когда изнеможение должно было поставить меня на колени.

На следующей прогалине, которой я достиг, меня ждал Хоб В Цепях в окружении своих свинорылых. Он стоял гордо и прямо в мерцающем молочном свете, а его огромная кабанья голова смотрела прямо на меня, когда я остановился на краю поляны. Железные цепи Хоба громко дребезжали, пока он размахивал вокруг себя огромным молотом. Толстая деревянная рукоять была не меньше четырех футов длиной, а сам молот был литой железной болванкой, покрытой коркой из старой засохшей крови и волос. У меня, наверняка, возникли бы огромные трудности просто поднять эту штуку, а Хоб лениво махал им взад-вперед, как будто он ничего не весит. Гигант улыбнулся мне сквозь огромные клыки и издал громкий, глубокий, удовлетворенный звук. Свиноголовые, толпившиеся у его ног, ворчали и визжали вместе с ним, как свиньи в ожидании помоев, которые выльют в их корыто, сдерживаемые только волей хозяина. Они смотрели на меня с жадностью, в глазах не осталось ничего от людей, которыми они когда-то были. Хоб В Цепях двинулся, и они разбежались, чтобы освободить ему дорогу. Я стоял на месте. Он знал, что я не побегу. Отставшая Охота была уже слишком близко. Я должен был пройти через прогалину.

Но даже при этом, я думаю, что он был слегка потрясен, когда я шагнул вперед, направляясь прямо к нему. Он поднял свой огромный молот, жадно ворча, и ждал, когда я буду в пределах досягаемости. Я усмехнулся ему, что, по-моему, вывело его из себя еще больше. Он привык охотиться на жертв, который кричат, рыдают и просят о милосердии. Он решил не ждать, и шагнул ко мне, поднимая обеими руками молот над головой. Свиноголовые, истерично визжа, отступили, чтобы дать ему простор. А я использовал свою самую старую уловку, что вынимает пули из оружия, чтобы вынуть весь воздух из их легких. Свиноголовые как один попадали в обморок, валясь на землю кучей волосатых мешков. Хоб В Цепях качнулся назад, опуская молот, как если бы тот внезапно стал для него слишком тяжелым. А потом он упал на колени, и большая кабанья голова глупо разинула пасть. Я прошел рядом и даже не обернулся, услышав, как он рухнул на землю.

Но грохот его железных цепей дал мне новую мысль, я остановился и оглянулся. Цепи могли бы послужить хорошим оружием, а я должен был использовать каждое преимущество, до которого мог дотянуться. Я вернулся, встал на колени около Хоба В Цепях и потянул одну из длинных железных цепей, но она была накрепко приварена к ошейнику вокруг его горла. Как и все остальные. Хотелось заплакать от разочарования. Я поднялся на ноги, бездумно пнув Хоба В Цепях по ребрам.

И он поднялся. Он неустойчиво качался на ногах, фыркая, ворча и качая кабаньей головой, пока он втягивал воздух обратно в свои огромные легкие. Я изо всех сил ударил его в живот, но единственное, чего добился — повредил себе руку. Он протянулся к молоту, а я пнул его по яйцам, вкладывая в удар всю свою силу. Воздух по-новой вылетел из легкого Хоба В Цепях, его глаза — бусинки закрылись, пока он снова оседал на колени, напрочь забывая о своем молоте. А я побежал дальше.

Охота была по-прежнему прямо позади меня. Создания и чудовища появлялись то с одной стороны, то с другой, чтобы ударить, укусить или порвать меня когтем. Не пытаясь даже сбить меня с ног. Только внося свою лепту, чтобы причинить боль и измотать меня, и насладиться Охотой. Некоторых я избежал, на некоторых напал, но все они оставили на мне свои отметины. Я даже не пытался больше не вскрикивать, просто сконцентрировавшись на продолжении движения. Я смертельно устал, спотыкался и шатался во время бега, кровь насквозь пропитала мое изодранное пальто.

Кровь и пот смешивались, стекая по моему лицу, оставляя привкус меди и соли во рту. Моя левая рука висела бесполезной плетью, разодранная от плеча до запястья кем-то, кого я даже не заметил. Леса вокруг были наполнены хохотом. Я был изранен так сильно, что боль вспыхивала всякий раз, когда моя нога ударялась о твердую землю, но голова оставалась ясной. В любое другое время, такая сильная боль и накопленные повреждения давно бы свалили меня с ног, но я бежал не только ради самого себя. Я бежал для Сьюзи.

Дикая Охота роилась вокруг меня, по очереди бросаясь, чтобы ужалить меня еще, только чтобы подстегнуть меня. И во главе Охоты, сидя на великолепном лунном жеребце спереди и слева стороны от меня, ехал Герни Охотник. Смеясь, наблюдая страдания своей добычи. Его конь была соткан из чистого лунного света, великолепное сияющее существо, легко несущее на себе Эрн. Группа оборотней следовала по его следу, воя лишающими присутствия духа человеческими голосами.

Я понятия не имел, как долго бежал. Как далеко я забрался, или как далеко мне осталось пройти. Было такое чувство, что я бежал всегда, как в одном из тех кошмаров, когда вы вечно бежите и никогда никуда не добираетесь. Я мог лишь едва двигаться вперед, задыхаясь, борясь за каждый дополнительный фут. Каждый вдох отдавался болью в груди, в боках, в спине. Я не мог даже чувствовать больше своих ног и рук. Я больше не бросался на зверей, нападавших на меня, экономя силы.

У меня был план.

Наконец, Герни Охотник направил своего лунного жеребца прямо передо мной, перегородив мне путь, и я вынужден был остановиться. Я рухнул на землю, дыша так тяжело, как мне еще не доводилось слышать. Но я по-прежнему мог видеть, как он смеется. Слышать остальную Охоту, окружающую меня. Герни склонился с конской спины, чтобы обратиться ко мне, и я жаждал стереть улыбку с его лица. Темные беспокойные тени заполонили леса вокруг меня, в нетерпеливой жажде убийства, сдерживаемые только волей Герни. Он наклонился, приблизив лицо вплотную к моему, чтобы быть уверенным, что я услышу его слова.

— Ты хорошо бежал, для смертного. Возглавил веселое преследование, к нашему огромному развлечению. Но теперь все кончено. Охота заканчивается, как всегда было и всегда будет, медленной и ужасной смертью добычи. Постарайся кричать громко, чтобы твоя женщина могла услышать тебя и узнать немного о судьбе, которая ожидает и ее.

— Она не моя женщина, — пробормотал я бессильными окровавленными губами. — Сьюзи может позаботиться о себе. А, может быть, позаботится и о тебе тоже.

Герни рассмеялся мне в лицо.

— Умри же, сын Лилит, один и в мучениях, и знай, что все, что ты сделал и вынес, было напрасным. Твоя женщина будет страдать и умрет, точно так же, как ты. После того, как мы с ней позабавимся.

Он наклонился ко мне, чтобы выплюнуть эти последние слова прямо мне в лицо, и, наконец, был так близко, что я мог схватить его окровавленными руками и стащить с сияющего лунного жеребца. Перевесившись, он свалился легко, и я ударил его о землю. Я дал ему в зубы, ради собственного удовлетворения, а потом использовал остатки сил, чтобы схватить зачарованную уздечку лунного жеребца и забраться к нему на спину. Жеребец яростно заплясал на задних ногах, размахивая передними и мотая головой, но уздечка была в моих руках, и когда я направил жеребца в сторону города, у него не было другого выбора, кроме как нести меня туда. Я безжалостно понукал его, гнал быстрее и быстрее, и мы летели через дикий лес как мечта, легко лавируя между деревьями, не замедляясь или останавливаясь, в то время, как я отчаянно собирал остатки сил.

Позади я слышал обманутые завывания Дикой Охоты и Герни, выкрикивающего что-то в гневе и позоре, и я беззвучно смеялся.

Я погонял лунного жеребца все сильнее, потому что Охота преследовала нас, и мы неслись сквозь ночь, под дробный стук копыт, казалось, едва касающихся земли. Вся Дикая Охота шла по моим следам, но они далеко отстали. Я упал на шею лунного жеребца, ужасно усталый, но мои руки сжались вокруг зачарованной уздечки хваткой, которую ослабит только смерть. Я ухватил второй шанс на самом краю поражения, и я шел домой — в город, к Темной Стороне и Сьюзи Стрелку.

Гигантские деревья вспыхивали по сторонам позади меня, по-видимому, столь же бесплотные, как мечта, возникая и исчезая невероятно быстро. И, тем не менее, Дикая Охота шла следом. Пока внезапно высокие деревья не остались сзади, а лунный жеребец помчался по открытым лугам. Я медленно поднял свою больную голову и увидел огни города, горящие впереди. Я кинул взгляд назад через плечо. Все чудовищные создания Двора Герни рекой лились из леса, настолько охваченного кровавой жаждой погони, что были готовы оставить безопасность дикого леса, чтобы догнать меня. Я не смог увидеть Герни. Возможно, у него были проблемы с передвижением пешком. Я усмехнулся, потом закашлялся, тогда я кашлял, и кровь снова побежала вниз по подбородку. Проклятье. Недобрый знак. Моя голова безумно кружилась, и я мог лишь чувствовать лунного жеребца под собой. Впервые я задался вопросом, хватит ли остатков моих сил, чтобы продержаться, пока мы не достигнем города. Но, в конце концов, решил, что должно хватить, потому что нужно. Сьюзи Стрелок ждала меня.

Лунный жеребец, разогнавшись, проскочил луга как вспышка света, город и его огни уверенно вырастали передо мной. И почти до того, как я это осознал, мы проскочили через границу в город, к улицам и зданиям, камню и штукатурке, и лунный жеребец встал. Он — создание дикого леса и дальше не пойдет, с уздой или без. Я долго оставался на месте. Я сделал это. Мысль, медленно повторявшаяся в моей голове. Я смотрел вниз на свои руки, покрытые моей собственной кровью, но по-прежнему так крепко сжимавшие зачарованную уздечку, что побелели суставы. Я заставил свои пальцы разжаться, выпустил уздечку, потом скользнул по боку жеребца и упал на землю. А лунный жеребец немедленно развернулся и умчался назад через городскую границу, через поля, назад в дикий лес, которому принадлежал. Я медленно сел и смотрел, как он уходит, яркий и сияющий, как уходящий рассвет. Я сидел, голова склонилась, руки лежали на коленях, сломанные и окровавленные. Спереди все мое длинное непромокаемое пальто представляло из себя изодранное окровавленное месиво, но я слишком сильно устал, чтобы чувствовать большинство своих ран. У меня, казалось, не было сил, чтобы сделать хоть что-нибудь, и это серьезно меня беспокоило, но я вернулся в город; и это было единственным, что имело значение. Я спокойно смотрел, как Герни Охотник бежал через поля. Вне леса он казался таким маленьким, таким незаметным.

Остальная часть его чудовищного Двора явилась следом, но выглядели они нерешительно. Я медленно улыбался. Пусть приходят. Пусть все приходят. Я побил его. Сьюзи теперь спасена.

Я замерз, как же я замерз. Я начал дрожать и не мог остановиться. Возникло сомнение — а может я умираю.

Сзади приближались звуки шагов, но не было сил оглянуться и посмотреть. А потом Сьюзи Стрелок опустилась рядом со мной на колени, свободная и без охраны. Я попытался ей улыбнуться. Она осмотрела меня всего и издала низкий, потрясенный звук.

— О Боже, Джон. Что они с тобой сделали?

— Все не так плохо, как выглядит, — сказал я, или подумал, что сказал. Едва я разлепил губы, как кровь снова залила подбородок. Это была лишь маленькая неприятность после множества гораздо худших, но она стала последней соломинкой, и я начал кричать. Просто от шока и усталости. Я отдал все, что мог, и больше ничего не осталось. Все мое тело сейчас билось и содрогалось просто от изнеможения. А Сьюзи обняла меня и прижала к себе. И как бы плохо мне ни было, я знал, чего ей стоило сделать это. Она медленно качала меня, моя голова лежала на ее затянутом кожей плече, пока она успокаивая и баюкая, приговаривала.

— Все в порядке, Джон. Все кончилось. Я свободна, а у тебя все будет замечательно. Придет волшебник и приведет тебя в порядок.

— Я думал, тебя здесь сторожат, — медленно и отчетливо проговорил я.

Она громко фыркнула. — Мигом выбив из них дерьмо, я благополучно вернулась в город. Здесь не осталось никого, кто мог бы навредить нам.

— Я знал, что ты можешь о себе позаботиться, — сказал я. — Но я не мог рисковать… ошибиться

Сьюзи фыркнул снова. — Чертовы свинорылые. Ты не поверишь, сколько раз они меня лапали меня по пути сюда. И, к тому же, они реально вонючие. Не смогла убить их достаточно быстро. Может, сделаем барбекю, попозже?

— Звучит здорово, — сказал я. — Мне холодно, Сьюзи. Очень холодно.

Она прижала меня покрепче, но я едва почувствовал это. — Держись, Джон. Держись.

— Поездка заканчивается…

— Встречей влюбленных? — закончила Сьюзи, прижавшись щекой к моему лбу.

— Может быть, — сказал я. — Если бы у нас было больше времени…

— Будет время для многого…

— Нет. Вряд ли. Я умираю, Сьюзи. Я хочу…

Она что-то говорила, но я уже не слышал этого из-за рева у меня в голове. Я смог увидеть, как кровь перестала течь из меня, и все погружалось в темноту, когда мир вокруг стал сужаться. Я действительно умирал; и, если это имело значение, то будущее, в котором я видел Сьюзи и Темную Сторону, в конце концов, не могло наступить.

— Я спас тебя, — сказал я.

— Я знала, что ты сумеешь, — ответила она. — Я знала, что они никогда не поймают тебя.

Я имел в виду другое, но это уже не имело значения.

Потом я почувствовал, как все ее тело напряглось, когда она резко подняла голову. Усилием воли я отогнал темноту и поднял голову, чтобы взглянуть. Это был Герни Охотник, стоящий по другую сторону границы города, с лицом, темным от гнева. Позади, на значительном удалении растянулся его Двор. Герни аж приплясывал от гнева, он был наполовину безумен от проигрыша.

— Ты сжульничал! — кричал он мне, и слюни летели с каждым словом. — Ты не прошел строй! Ты использовал уловки и магию! Ты украл моего прекрасного лунного жеребца! Мошенник! Мошенник!

Я усмехнулся ему, даже не смотря на то, что это причиняло боль. — Говорил же, что я умнее тебя. Единственное, что имеет значение — я выиграл. Я дошел сюда. Ты и весь твой проклятый Двор не смогли меня остановить. Я побил тебя, Герни, поэтому убирайся и приставай к кому-нибудь меньше себя.

— Ты не побил меня! Никто не может меня побить! Ты жульничал! — к этому времени Герни почти кричал, настолько сильны были его эмоции, а его Двор беспокойно заворочался сзади. Он погрозил кулаком мне. — Никто не победит, пока я не скажу, что он победил! Ты труп, слышишь меня? Я заберу тебя отсюда обратно в леса, и потом, и потом… Я сотворю с тобой чудовищные вещи!

Toмас Квадратная Нога вышел вперед, и Герни злобно обернулся, уставившись на него. Неандерталец спокойно стоял перед лесным богом, а голос его был холодным и непреклонным. — Ты не можешь преследовать их дальше, Герни. Теперь они в городе, и вне нашей досягаемости. По правилам твоей собственной Охоты они в безопасности от тебя.

— Я — бог диких мест! Шторма и молнии! Я — торжество охоты, бегущий волк и рога оленя во время гона! Я — власть дикого леса, и я никогда не отступаю!

— Он бежал хорошо и смело, — сказал Квадратная Нога, и часть Двора одобрительно завыла и зарычала сзади него. — Он победил, Герни. Пусть он идет.

— Никогда!

— Если ты собираешься это сделать, — медленно произнес Квадратная Нога, — то только сам.

— Значит, сам! — выплюнул Герни, поворачиваясь ко всем спиной, и больше не оглядываясь на них, пока Toмас Квадратная Нога возвратился, чтобы присоединиться ко Двору, и все они вместе отправились через поля к дикому лесу, которому принадлежали. Герни медленно наклонился вперед, как если бы проверял силу какого-то невидимого, неощутимого барьера, его загнутые козлиные рога вздрагивали от нетерпения. Его взгляд был жестокими, пристальным и почти полностью безумным.

Сьюзи осторожно положила меня на бок и встала между Герни и мной. У нее отняли дробовик, поэтому она вытащила из-за голенищ два длинных ножа. Она стояла прямо и гордо, и, похоже, понадобится целый проклятый мир, чтобы сбить ее с ног. Герни хитро оценивал ее, по-птичьи склонив к плечу свою косматую голову

— Ты не сможешь меня остановить. Я — бог.

— Ты будешь не первым богом, которого я убила, — сказал Сьюзи Стрелок. — И теперь ты на моей территории.

Это могло быть блефом, но, зная Сьюзи, могло и не быть, однако, мне было полезно услышать, как она это говорит с таким презрением и уверенностью. И я понял, что буду проклят, если останусь сидеть и позволю ей встретить опасность одной. Я привстал на одно колено, а потом поднялся на ноги и шатко шагнул вперед, чтобы встать около Сьюзи. Я качался, но стоял. Если мне пора уйти, я собираюсь сделать это на своих ногах.

— Сын Лилит, — прошептал Герни. — Дитя города и ненавистной цивилизации. Ты стер бы все леса и все дикие места. Я увижу тебя мертвым, даже если буду за это проклят навеки.

Он шагнул вперед, и мы со Сьюзи приготовилась встретить ярость лесного бога. И в этот момент темноволосый человек в длинной развевающейся одежде, с высоким деревянным посохом в руках, появившись из ниоткуда, встал между нами и Герни. Сьюзи аж подскочила, а я вынужден был захватиться за ее руку, чтобы не упасть. Герни удержался на ногах, негромко рыча на незнакомца, который воткнул посох в землю перед ним. И тот сам по себе стоял вертикально, чуть дрожа.

— Я — Владыка Терний, — сказал вновь прибывший. — Недавно назначенный наместник Темной Стороны. А тебя здесь быть не должно, Герни Охотник.

— Кем назначенный? — ухватился Герни. — Этим новым богом, Христом? На тебе есть его запах. Я был здесь до него, и буду править лесами после того, как о нем забудут.

— Нет, — сказал Владыка Тений. — Он пришел, и ничто больше не будет прежним опять. Мне дана власть над всей Темной Стороной, чтобы проследить, что соглашения соблюдаются. Ты устанавливаешь правила Дикой Охоты, и поэтому связан ими. Ты вложил в Охоту собственное могущество, чтобы сделать ее значительнее, чем она есть по сути, и таким образом она получила власть над тобой. Ты не можешь ступить сюда.

— Нет! Нет! Я не потерплю обмана от собственной добычи! Я получу свою месть! Я наслажусь и его сердцем, и твоим!

Герни схватился за стоящий посох Владыки Терний, чтобы вырвать его из земли и, наверное, использовать как оружие; но в тот момент, когда он коснулся посоха, земля вздрогнула, вспыхнул яркий свет, и лесной бог отчаянно вскрикнул от боли, шока и ужаса. Корчась, он упал на землю, свернулся в клубок, и рыдал в ногах Владыки Терний, печально смотревшего на него.

— Ты сделал это с собой сам, Герни. Из-за своих действий теперь ты в городе, отрезан от лесов и диких мест, ты лишь малая частица того, чем когда-то был, теперь и навеки.

— Я хочу домой, — сказал Герни, как маленький ребенок.

— Тебе нельзя, — сказал Владыка Тений. — Ты выбрал для себя войти в город, и теперь ты принадлежишь ему.

— Но что я должен сделать?

— Жить дальше и заслуживать искупление. До тех пор, пока, наконец, не научишься жить в мире с наступающей цивилизацией.

Герни с долей старого вызова зарычал на Владыку Терний, а потом свергнутый бог, уменьшившийся и сильно ослабленный, прополз мимо Владыки Терний и исчез на улицах города.

Я смотрел, как он уходит, когда внезапно обнаружил себя лежащим на земле. Падения я не помнил. Я устал, все плыло и казалось очень далеким. Я слышал, как Сьюзи с нарастающим отчаянием звала меня по имени, но не мог найти в себе сил, чтобы ответить ей. Она схватила меня за плечо, чтобы попытаться усадить, но мое тело было лишь мертвым грузом, а я не мог ей помочь. Я подумал: «Так вот какова смерть. Она выглядит не такой уж плохой. Возможно, я, наконец, немного отдохну».

Тогда Владыка Терний встал на колени рядом со мной. У него было доброе бородатое лицо. Он положил руку мне на грудь, и мое дело как будто получило стартовый толчок. Сила и жизненная энергия хлынули через меня, как электрический разряд, вытесняя боль и усталость, а я сидел, вытянувшись в струну и крича от шока и наслаждения. Сьюзи осела обратно, громко пискнув от удивления. Я внезапно радостно рассмеялся от того, что я жив. Я поднялся на ноги сам, поднял за собой Сьюзи и прижал ее к себе. Я отпустил ее лишь после того, как почувствовал, что ее тело снова напрягается. Некоторым чудесам для результата требуется больше времени, чем другим.

Я ощупал себя всего. Мое длинное непромокаемое пальто было грудой тряпок и лохмотьев, скрепленных, в основном, засохшей кровью, но все мои раны исчезли, излеченные, как если бы их никогда не было. Я был снова цел. Я тупо смотрел на Владыку Терний, а он улыбнулся и слегка поклонился, как эстрадный фокусник в подтверждение хитрого трюка.

— Я — наместник, и мои право и обязанность — восстанавливать порядок там, где он был нарушен. Как вы себя чувствуете?

— Чертовски изумительно! Как будто в моих руках весь этот проклятый мир! — Я смотрел вниз на свое изодранное пальто. — Я не думаю…

Он твердо покачал головой. — Я — наместник, а не портной.

Я повернулся к Сьюзи и улыбнулся ей, а она улыбнулась в ответ. Царапины и ушибы сошли с ее лица, хотя шрамы остались. — Ты должна чаще улыбаться, — сказал я. — Тебе очень идет.

— Неа, — ответила она. — Это вредно для моей репутации.

Мы оглянулись на Владыку Терний, который многозначительно кашлянул. — Как я понимаю, вы намереваетесь отправиться еще дальше назад во Времени, прямо к самому созданию Темной Стороны. Это так?

— Да, — сказал я. — Как…

— Я знаю лишь то, что необходимо. Обусловлено работой. В конце концов, я здесь, чтобы помочь. Это — то, чего должно быть достаточно — по мнению Церкви Христа. Помощь, забота и обучение других отвечать за свои собственные поступки.

— Даже в таком месте, как это? — спросила Сьюзи.

— Особенно в таком, — ответил Владыка Терний.

Он еще раз ударил о землю своим длинным деревянным посохом, и весь мир улетел, когда мы снова упали в реку Времени, несясь назад, во Вчера.