Неисторический материализм, или ананасы для врага народа

– Ну и злые они будут, пока Серега добредет, – озабоченно сказал Андрей.

Они действительно были очень злы. Андрей счел, что этому способствовало отсутствие коньяка и двадцатиградусный мороз. Вероятно, работа филера в основном сводится к мечтам о коньяке, горячем чае и теплой постели. Каждый мечтает о том, чего не имеет. Зато, когда они увидели приближающегося к дому Сергея, их радость не знала границ. Борщ, ожидавший их дома под рюмочку водки, стал ближе. Они пропустили его вперед шагов на пять и не таясь пошли за ним следом. Сергей, если и почувствовал их, не подал виду. Он спокойно поднялся на второй этаж, не оглядываясь на звук шагов за спиной, и вошел в квартиру.

– Андрей, внимание, за мной пришли, – сказал он, глядя в камеру прямо от порога, и тут же раздался требовательный стук в дверь.

Андрей раздраженно ругнулся. В том, что его слабохарактерный друг сейчас нажмет на диск и вернется, он нисколько не сомневался. «Маменькин сынок», – презрительно пробормотал он сквозь зубы и отвернулся от монитора, ожидая, когда Сергей материализуется в лаборатории. Однако Бахметьев почему-то медлил. Удивленный Андрей, не дождавшись его появления, снова повернул голову к монитору. Никаких признаков нервозности Сергей не проявлял, справедливо полагая, что раз он в любую минуту может удрать, то почему бы и не удовлетворить свое любопытство.

Впустив непрошеных гостей в квартиру, он спокойно уселся на диван, закинув ногу на ногу. Поскольку на стульях стояли огромные сумки с вещами, суровые стражи закона несколько растерялись. Садиться на один диван со своей жертвой им не позволяла гордость и обида на то, что из-за него они почти три часа промерзли на улице, когда, по их расчетам, он должен был быть дома после работы. Снимать сумки со стульев, чтобы сесть, они считали ниже своего достоинства. Поэтому они топтались посреди комнаты, не совсем представляя себе, что делать дальше. Развалившись на диване, Сергей насмешливо смотрел на них.

– Можете садиться, – милостиво разрешил он, предоставляя им самим думать, куда сесть.

Видимо, к таким нахалам советская милиция пятидесятых не совсем привыкла. Секунд пять продолжалась пауза, во время которой все трое накапливали справедливую ярость.

– Встать! – наконец прогремел один из кожаных товарищей.

– Зачем? – удивился Сергей.

– Милиция! – прорычал второй кожаный.

– Позвать милицию? – уточнил Сергей.

– Мы сами милиция, – зловеще сказал первый кожаный, который был ниже и коренастее второго.

Сергей зевнул.

– Вы пришли, чтобы сообщить мне об этом? – спросил он.

– Встать! – снова зарычали они теперь уже хором.

– Погодите, ребята, – нестерпимо поучительным тоном произнес Сергей. «Ребята» дернулись было, но он продолжал:

– Вы сначала предъявите документы, как положено, представьтесь, объясните цель вашего визита. Вы что, не знаете, как это делается? Наша советская милиция не научила вас как следует работать? Или… – голос его стал вкрадчиво тихим, – вы не соблюдаете законы нашей советской милиции?

– Ты тут не воображай, интеллигенция, – огрызнулся коренастый, сожалея о том, что у него нет повода сказать что-нибудь типа: «А еще очки надел!» или «А еще в шляпе!», поскольку ни шляпы, ни очков на Сергее не было. – Ты, между прочим, в убийстве обвиняешься.

Сергей вытаращил глаза:

– Ну, это еще не дает вам оснований мне «тыкать». Кстати, не откажите в любезности, меня мучает любопытство. Кого я убил?

На первый план протиснулся человек в драповом пальто. Жестом он приказал своим кожаным соратниками очистить стулья от барахла. Тот, что повыше, мигом сбросил сумку на пол и услужливо подсунул стул под зад человека в пальто. Тот неторопливо уселся, открыл портфель, щелкнув сначала одним замочком, потом другим, и вытащил картонную серую папочку с завязками. Судя по толщине, в папке лежала одна-единственная бумажка.

– Вчера, – сказал он, – свидетели видели, как вы в одиннадцать часов пятьдесят минут вечера во дворе этого дома убили своего друга Андрея, – фамилия и отчество неизвестны, – который при свидетелях помогал вам вчера вечером делать ремонт.

– И куда я дел тело? – поинтересовался Сергей.

– А вот это вас надо спросить, – язвительно сказал человек в пальто.

– Вы не представились, – заметил Сергей.

– Убийцам не представляюсь! – гордо заявил сей достойный служитель закона.

– Да с чего вы взяли, что Андрей убит? – поразился Сергей. – Вы место происшествия осмотрели? Неужели вы не видели, что там, где мы вчера с ним стояли, нет следов борьбы, орудий преступления, крови, в конце концов… Да вы дома-то у него были? Может, он сейчас себе спокойно чай пьет.

Как видели сидящие у мониторов по ту сторону времени, места происшествия никто не удосужился осмотреть. Поэтому, естественно, напоминание о такой лишней, с их точки зрения, процедуре, когда и так все ясно, было оскорбительным. Видимо, «товарищи» были из НКВД и привыкли арестовывать политических.

– Проверим, – угрожающе сказал следователь. – Мы все проверим. Назовите адрес потерпевшего!

Вот тут Сергей растерялся, но виду не показал.

– Он еще не устроился, – сказал он, понимая, что назвать какой-нибудь реальный адрес он не мог по той простой причине, что боялся назвать несуществующий еще номер дома или дать адрес какого-нибудь нежилого помещения.

– Да что вы? – обрадовался следователь и вынул из портфеля перьевую ручку. Он оглянулся в поисках чернильницы, но не нашел ее.

– У вас что, в доме чернильницы нет? – поразился он. Сергей любезно вынул шариковую ручку из кармана и подал следователю.

Тот с недоумением взял ее и, не увидев того кончика, которым можно писать, стал вертеть ее в руках.

– Нажмите на верхнюю кнопочку, – подсказал Сергей.

– Да? – хитро прищурился следователь и подал ручку обратно Сергею. – Жми-ка сам.

Сергей взял ручку. Кожаные товарищи напряглись и слегка пригнулись. Следователь вдруг сообразил, что это хитрое устройство сейчас выстрелит, и закричал:

– Стой!

Сергей, улыбаясь, неторопливо щелкнул ручкой и протянул ее обратно. Смущенный следователь осторожно взял ее и нашел искомый кончик.

– А куда макать? – спросил он.

– Не надо макать. У нее чернила внутри, – объяснил Сергей, наслаждаясь ситуацией.

Следователь провел ручкой по бумаге и увидел чернильный след. Он не блестел, как после авторучки. Следователь потрогал его пальцем, увидел, что не мажется, и с удовольствием провел еще линию. Потом он снова принял полный достоинства вид и продолжил допрос.

– Итак, адрес его вы сообщить не можете.

– Могу, – вдруг сказал Сергей. – Он живет в лесу под елкой.

– Вот паразит! – выругался Андрей, который не отрывался от монитора. Барсов чертыхнулся, схватил телефон и вызвал Митю с Иваном. Тем временем следователь продолжал проявлять чудеса проницательности.

– Значит, вы закопали его в лесу под елкой, – догадался он.

– Как же вам хочется, чтобы его кто-нибудь закопал! – вздохнул Сергей. – Нехорошо. Накличете еще. Он живет в лесу под елкой.

– Позовите свидетеля, – распорядился следователь.

Свидетель, видимо, ждал под дверью. Им оказалась пожилая, но очень энергичная женщина с короткой стрижкой.

– Входите, Зоя Сергеевна, не бойтесь, – приветствовал ее следователь.

– Я не боюсь, – с вызовом ответила та и подошла к дивану, на котором продолжал невозмутимо сидеть Сергей.

Следователь оглянулся на своих кожаных оперативников. Один из них встал и придвинул женщине свой стул. Соседка села и уверенно заговорила.

– Рассказывать, что ли?

– Да, расскажите все, что видели вчера.

– Все я видела, – начала женщина, поправляя коричневую полукруглую гребенку в зачесанных назад волосах. – Они вчера стояли, разговаривали.

– Спокойно разговаривали или ссорились? – уточнил следователь.

– Ссорились, – закивала женщина, – еще как ссорились. Вот этот, – ткнула она пальцем в Сергея, – так и наступал на него, и толкал, и толкал, и…

– А дальше? – поторопил следователь.

– А дальше вот так махнул рукой, так тот и упал. Захрипел, рукой за горло схватился и упал.

– Так, – довольно кивнул следователь. – И кто это был?

– Его друг Андрей и был.

– Откуда вы знаете? – удивился Сергей. – Вы же его не видели!

– И видела! – торжествующе сказала женщина. – И как за водой бегал, в тулупчике, – еще у моего зятя такой есть, желтенький. И как по коридору к Хворовым он с вами шел, видела. Да я его из тысячи узнаю. Носатенький такой.

– Да, – повернулся Сергей к видеокамере. – Носатенький.

– Пригласите Хворовых, – распорядился следователь.

Один из кожаных вышел и через минуту вернулся с перепуганной Раисой Кузьминичной.

– Сергей Александрович, – растерянно сказала она. – Что же это?

– Да сам не пойму, – улыбнулся Сергей. – Добрый вечер, Раиса Кузьминична.

– Скажите, пожалуйста, – обратился к ней следователь. – Вы видели вчера здесь друга этого молодого человека по имени Андрей?

Раиса Кузьминична растерянно посмотрела на Сергея. Тот ободряюще улыбнулся.

– Видела, – нехотя подтвердила Раиса Кузьминична. Она нервничала и, как девочка, теребила кончик косы, перекинутой через плечо. – Он что, враг?

– А сегодня вы его видели? – не отвечая, продолжал допрос следователь.

– Сегодня – нет еще.

– Вот видите? – торжествующе сказал следователь. – А знаете, почему?

– Почему? – испуганно пролепетала ничего не понимающая Раиса Кузьминична.

– Потому что он убит! – выпалил следователь.

Сергей развел руками.

– Потрясающая логика, – признал он.

– Опишите убитого! – потребовал следователь. – Во что он был одет?

– Ну, комбинезон такой, синий, – стала перечислять Раиса Кузьминична. – Под ним…

– Да нет, – досадливо поморщился следователь. – Верхнюю одежду!

– Тулупчик такой светло-желтый.

– Ага! – поднял указательный палец следователь.

В это время в дверь постучали. Сергей привстал.

– Сидеть, – скомандовал следователь и бесшумно пошел к двери. Однако она уже открылась сама, и в квартиру, безмятежно улыбаясь, вошел Андрей, одетый в светло-желтый тулупчик.

– Вот именно он и есть, и тулупчик тот, – торжествующе воскликнула соседка. Потом она привстала со стула, сказала «ой!» и тихонько пошла к двери. Один из кожаных преградил ей дорогу.

– Здравствуйте, Андрей, – обрадовалась Раиса Кузьминична. – Так вы живы?

– Здрас-сьте, – почти натурально удивился Андрей. – А почему бы и нет?

Следователь и товарищи в кожаном медленно наливались краской.

– Минуточку, – протянул следователь. – Вы – Андрей?

– Серега, что за шутники у тебя? Ну, Андрей я. А вы что, меня встречаете? – поинтересовался Андрей.

– Так Сергей вчера не пытался вас убить?

– Меня? Убить? Зачем?

– Позвольте-позвольте, – заволновался следователь. – Вот тут у меня записано: «Захрипел, схватился рукой за горло и упал».

– Это с какой же стати мне падать? – грозно сказал Андрей, в упор глядя на соседку. Та пряталась за спину кожаного. – Или я припадочный какой?

– Так вот же – означенный Бахметьев Сергей Александрович вас ударил по голове.

– Что же это делается, товарищи, а? – вопросил со своего дивана Сергей. – Просто нельзя по-дружески положить руку товарищу на плечо. Всего оклевещут.

– А как же елка в лесу?

– По-моему, – решительно сказал Андрей, – надо вызвать врача.

– Не надо врача, – остановил его следователь. – Будьте добры, – жалобно попросил он, – ваш адрес?

– В лесу под елкой, – невозмутимо ответил Андрей.

Во взгляде следователя появилось затравленное выражение. Андрей с трудом сохранял серьезность. Его подмывало завыть или надеть игрушечные клыки и взять кого-нибудь за горло.

Следователь ожил:

– А как же прописка?

Андрей покопался в карманах и достал самый удивительный документ в истории жилищного делопроизводства.

«Вплоть до получения постоянного жилья в черте города, – гласила желтая бумажка с розовой полосой, делящей ее пополам по диагонали, – Трошин Андрей Алексеевич, одна тысяча девятьсот двадцать восьмого года рождения, временно зарегистрирован в передвижном доме по адресу: Сосновая роща, квадрат С4, ячейка 32, ели 186–189. Председатель Исполкома Совета Народных Депутатов Ведин Д.П.». После подписи Ведина Д.П. стояла расплывшаяся лиловая печать.

Следователь долго читал этот документ, шевеля губами. Потом вздохнул.

– Что ели? – пытался он понять.

– Ели – это есть искомые елки в лесу, – холодно сообщил Андрей.

– Искомые? – следователь наморщил лоб. – А передвижной дом – это как?

– Хотите, приходите в квадрат С4, ячейка тридцать два, – гостеприимно пригласил Андрей. – Только елки не перепутайте. Мой передвижной дом – между елками сто восемьдесят шесть и сто восемьдесят девять.

Следователь молчал, силясь представить себе каменный дом на колесах в лесу.

– Ну что, – потребовал Андрей, – едем в лес?

Следователь взглянул в окно, за которым разливалась черная темнота.

– Ячейка тридцать два, говорите? – деловито переспросил он.

Андрей кивнул головой, следователь с удовольствием записал это шариковой ручкой Сергея.

– В ближайшие дни проверим, – сообщил он и поднялся. – Ну

что ж, – сказал он. – Раз убийство не состоялось… – Он недовольно посмотрел на соседку. – Надо быть сознательнее, гражданка Алексеева, и не заявлять непроверенные факты.

Гражданка Алексеева не смутилась.

– Я не могла промолчать. Мой гражданский долг – делиться подозрениями. Бдительность еще никому не мешала.

Следователь, которого бдительность гражданки Алексеевой продержала на морозе три часа, только махнул рукой и увел за собой недовольных кожаных. Сергей вежливо проводил их до дверей и на прощанье легонько прикоснулся к портфелю следователя, проведя пальцем под крышкой.

Когда соседки тоже исчезли, Андрей уставился на Сергея:

– Ну скажи, ради Бога, – простонал он. – Почему в лесу под елкой?

– Сам не знаю, – развел он руками. – Ляпнул, а потом сам удивился.

– Не ты один удивился, – прорычал Андрей и вытащил сотовый телефон.

– Ой, – удивился Сергей, – уже работает?

– Тут из-за твоих приколов что только не заработало, – проворчал друг, набирая номер. – Алло, Дмитрий? – Яростно глядя на Сергея, он включил громкую связь. – Вы с Иваном фургон уже установили?

– Нет пока, – раздался усталый голос Мити. – Темно уже, ничего не видно. Елки никак не можем найти – сосны одни. И дороги нет – мы с этим фургоном по пояс в снегу. А что, вы едете уже?

– Нет, не едем, – Андрей продолжал в упор глядеть на Сергея. – Тут наш общий друг Бахметьев передает вам с Ванькой пламенный привет!

– Ах, чтоб его!.. – выругался Митя, и было слышно, как запыхавшийся Иван тоже желает ему всего доброго. – Еще один такой финт, и я с ним лично разберусь. – Из трубки донеслось неясное ворчание. – Мы оба разберемся, – добавил Митя. – Ладно, если что – езжайте на маячок, только вот как вы без дороги… А вместо елок включим иллюзион.

Иллюзионом они называли устройство для передачи голограмм, которые могли возникать на фоне светящегося поля, в лучах которого они, собственно, и отражались, или сливаться с окружающей средой. Для этого потребовалось еще восемь околоземных спутников. Денег на это не пожалели и заготовили изображения действующих руководителей государств и прочих исторических фигур, которые открывали и закрывали рот. Поэтому в их уста можно было вкладывать любые речи. Американцы и англичане озаботились поиском фонограмм с несколькими речами, на все те случаи, которые они предусмотрели. Барсов решил, что фонограммы ограничивают возможности, и пригласил пародиста – умного ироничного Яблонского, который не только талантливо имитировал речь, но еще мог замечательно импровизировать. Яблонский должен был дежурить в лаборатории с завтрашнего дня, а пока, на случай приезда следователя, запаслись молчаливой картинкой с тремя заснеженными елочками.

Но Андрей решил, что в темноте следователь в лес не сунется. Таинственную ячейку тридцать два было не то что ночью, и днем не найти, поэтому он отослал обрадованных Митю и Ивана домой вместе с фургоном.

Сергей пристыжено молчал.

– Ладно, деятель, – мрачно сказал Андрей. – Поехали домой. Там твой Артемьев тебя ждет не дождется. Похоже, Курицына совсем необучаема. Съездишь к нему, ну и в лаборатории есть дела.

– Шеф очень зол? – боязливо спросил Сергей, прежде чем нажать на диск.

– Плюется огнем, – пообещал Андрей.

Барсов действительно был мрачнее тучи, когда Сергей предстал перед его пылающими очами.

– Да ладно, Анатолий Васильевич, – заискивающе сказал Сергей. – Ну, растерялся, так я бы выкрутился потом.

– Он бы выкрутился, – саркастически хмыкнул Андрей. – Нажал бы на диск и улепетнул бы домой к мамочке.

Сергей обиженно засопел. Барсов вздохнул.

– Шутник! Вы хоть понимаете, что ваши шутки ставят тут людей в тяжелейшее положение? Ну что вам стоило сказать, что вы просто не знаете его адрес?

– Да я уж потом сам понял, – вздохнул Сергей. – Мне его позлить захотелось. А где Митя с Иваном? – осведомился он.

– Фургон во дворе ставят. Сейчас придут.

– Ну, мне пора в банк, – заторопился Сергей. – Сколько у меня времени?

– Сейчас пять, – посмотрел на часы Барсов. – До восьми справишься?

Сергей кивнул и в дверях столкнулся с входившими в лабораторию Митей и Иваном.

– Привет, ребята. Здорово в зимнем лесу погулять, когда на дворе июль, правда? – сказал он и успел выскочить до того, как пущенный Митей валенок попал в захлопнувшуюся дверь.

– Еще издевается, – проворчал Митя, поднимая валенок.

VIII

Красивые ноги не спасли Курицыну от жестокого разноса. Ворча, что лучше уж он доплатит ей из своего кармана, только пусть она вообще ничего не делает, Сергей все же выкроил часок, чтобы забежать домой. Дома был большой сбор – в гостиной сидели родители, дядя Сергея с женой и дед. Дед печально поздоровался с Сергеем.

– Вот, попрощаться зашел, – было первое, что сказал дед, увидев Сергея.

– Может, сначала все же поздороваешься, – удивился Сергей. – Ты куда собрался-то?

В ответ дед начал плести что-то невразумительное про то, что жизнь его была полна и насыщенна, но, когда разум угасает, надо вовремя уйти…

– И вот так целый вечер, – пожаловалась мама.

Дед поднял глаза и посмотрел на Сергея в профиль.

– Погоди, – сказал он внуку. – Не двигайся.

Сергей испуганно застыл. Дед долго смотрел на профиль внука, потом грустно вздохнул.

– Елена, – обратился он к матери Сергея, – у вас с Александром, по-моему, в библиотеке было что-то про раздвоение личности.

– Конечно-конечно, – Елена Валентиновна с готовностью бросилась к книжному шкафу.

– Не суетись, – обиделся дед. – Я ведь еще не умираю.

– Что ты, что ты, – всплеснула руками мать. – Ты только не волнуйся.

– Ничего я не волнуюсь. Я что, по-твоему, уже впадаю в маразм?

Сергей с жалостью смотрел на деда. Бедный дед. Невинная жертва эксперимента. Он начинает вспоминать вторую реальность, которую сейчас строит его родной внук.

– Кстати, – начал он, придумывая, как бы поделикатнее изложить ему суть дела, – ты знаешь, я видел такой странный сон, как будто я работаю в пединституте.

Из глаз деда ушло лунатическое выражение, и он вполне осмысленно взглянул на внука.

– И будто я преподаю физику у вас на кафедре.

– Так-так, – оживился дед.

– И вот, представляешь, – вдохновенно продолжал Сергей, – я захожу к вам на кафедру первый раз, знакомиться. И ты там совсем молодой. Как будто на тебе темно-синий пиджак в полоску…

– У меня это был единственный костюм, – подтвердил дед. – Потрясающе. А дальше?

– Ты как будто сидел за столом – знаешь, такой деревянный, а посередине дерматином покрыт.

– Какого цвета дерматин? – оживленно спросил дед.

– Темно-коричневый.

– Точно!

– У тебя была такая тетрадка – в такой же обложке, как этот дерматин, с лекциями?

– Была, была, – дед совсем оживился и перестал говорить умирающим голосом. – Ты лучше расскажи, что ты там делал?

– Ну, ты на меня сначала наехал.

– И правильно, наехал, – согласился дед. – Приехал там, весь… Слушай, – осенило деда, – а одет ты как был? – Он подозрительно осмотрел внука. – Вот как сейчас?

Сергей сегодня не успел переодеться после института и вынужден был признаться, что именно так он и был одет.

– Ах ты свинтус, – начиная что-то понимать, заявил дед.

Внук сделал невинное лицо. Вообще-то, ему бы следовало помнить, что дед ученый и заставить его поверить в параллельные миры, переселение душ и прочую мистику было невозможно.

Мама сердито смотрела на него и исподтишка грозила кулаком. Александр Павлович с независимым видом рассматривал обои, а дед, обретя былую мощь, встал посреди комнаты.

– Ну, орлы, – сердито сказал он, – рассказывайте. А ты, – хлопнул он внука по спине, – хоть и взрослый, а мал еще деда дурачить.

– Вообще-то, – сказал Сергей, – мне пора.

– Куда пора? – немедленно поинтересовался дед. – Вот в чем весь вопрос. Куда это тебе пора, а? А ты, Александр, – обратился он к зятю, – как ни старайся, а врать не умеешь.

– Вообще молчу! – обиделся зять.

– Вот-вот, – кивнул дед. – В этом все и дело. Я бы тебе ни одной тайны не доверил – знаешь, почему?

– Я, между прочим, еще ни о чем не проболтался, – гордо заявил Александр Павлович.

– Именно! Ты еще ни о чем не успел проболтаться, но по загадочному выражению твоей физиономии уже видно, что у тебя есть тайна, которая так и рвется наружу. И я тебе скажу, какая это тайна, – торжествующе сказал дед. – Вы, негодяи, задумали перемещения во времени, а мне ничего не сказали! Ну, я Барсову задам перца!

Сергею было очень любопытно посмотреть, как дед «задаст Барсову», но пока перед дедом стояли они с отцом, так что перца он скорее задаст им.

– Я же Барсову подписку давал, – жалобно сказал он.

– И я давал, – извиняющимся тоном сказал Александр Павлович. – Я так и думал, что вы догадаетесь.

– Знаешь, дед, – осенило Сергея, – тебе, наверное, Барсов потому ничего не сказал…

– Знаю, – махнул рукой дед. – Для чистоты эксперимента. Он хотел посмотреть, начнут в моей памяти появляться те события, которые там происходят при твоем участии, или нет.

Он немного успокоился.

– Любопытно. Очень любопытно, – приговаривал он. – «Эффект бабочки», конечно, полная ерунда, но все же эта обратная связь очень интересна. Вот что, – решил он. – Ты, Сергей, сам Барсову о нашем разговоре расскажи. А завтра я к нему приду – надо нам с ним будет кое-что проверить.

В преподавательском доме Сергея ждали. Раиса Кузьминична, несмотря на стресс, успела в подробностях рассмотреть угловой диван и компьютерный стол. Теперь обитатели всех шести квартир с нетерпением поглядывали в окно, ожидая его возвращения. Уже почти собираясь ложиться спать, Хворов услышал, как кто-то ходит за стенкой. Николай Васильевич поразился, что он не услышал, как Сергей открывал дверь. Такого раньше не случалось никогда. Во-первых, всегда слышно, как внизу хлопает и открывается входная дверь. Потом скрипят ступеньки лестницы – каждая ступенька издает свой особенный звук. Затем слышны шаги в коридоре, скрежет поворачиваемого в замке ключа, стук закрываемой двери. Ни одного из этих звуков Николай Васильевич не слышал. Однако в квартире Сергея кто-то был.

Николай Васильевич окликнул жену, которая домывала посуду в большом мятом алюминиевом тазу.

– Коленька, ты звал? – вышла она из кухни, вытирая на ходу руки фартуком.

Кода муж поделился с ней своими подозрениями, она встревожилась.

– Это воры! – убежденно сказала она. – Конечно, там такая мебель… Через форточку пролезли! – убежденно сказал она. – Коля – вперед!

Скинув фартук, она призвала под знамена Григория Ивановича Кирюшина, Клементия Николаевича Николаева, и операция по спасению имущества Сергея Александровича Бахметьева началась. Клементий Николаевич побежал под окно, на случай если вор сиганет в форточку вместе с диваном и столом, а Николай Васильевич, не внемля голосу разума, который в данный момент говорил голосом Григория Ивановича, стал бурно ломиться в дверь.

– Давайте тихонько постучим, – уговаривал Григорий Иванович, – неудобно же. Может быть, это сам Сергей Александрович дома.

– Не может! – категорически возразил Николай Васильевич, досадуя на интеллигентскую нерешительность соседа. Он снова разбежался, используя свое довольно увесистое тело в качестве тарана, и закричал:

– Немедленно откройте!

Дверь распахнулась, Николай Васильевич Хворов влетел в комнату и с разбегу врезался в диван, распластавшись на нем лицом вниз. Сергей изумленно наблюдал за ним. Трудно было представить такую прыть в этом толстячке с немного поросячьим лицом.

– Вы не ушиблись? – вежливо осведомился он.

Хворов что-то невразумительно простонал. Вслед за ним со смущенной улыбкой вошел Григорий Иванович.

– Уж вы извините, – начал он. – Мы подумали, что у вас в квартире воры.

– А, так вы пришли меня спасать? – догадался Сергей. – Поверьте, – сказал он, помогая Николаю Васильевичу отлепиться от дивана и поднимая опрокинутые им стулья, – я вам очень благодарен.

Больше всех была смущена Раиса Кузьминична.

– Это я виновата, – сказала она, входя в комнату. – Я всех с толку сбила.

После того, как рассмотрели Сергея, одетого совершенно необычно, – в обтягивающие синие брюки из плотной ткани, красную клетчатую рубашку и жилет, состоящий, казалось, из одних карманов, – все обратили внимание на новый предмет интерьера.

– Ой, что это? – воскликнула Раиса Кузьминична.

В маленькой комнате на странном угловом столе стояло диковинное сооружение, мерцающее голубоватым светом. Это сооружение имело светящийся экран, на котором было что-то написано.

Николай Васильевич перестал щупать его джинсы, пытаясь угадать, брезент это или драп, и выпрямился.

– Это не лампа, – убежденно сказал он, – и не кино.

Сергей оглянулся и увидел, что в его квартиру потихоньку подтянулись все соседи. Женщин больше интересовал диван, а мужчины сгрудились вокруг компьютера. Сергей с чувством глубокого удовлетворения наблюдал, как Любовь Борисовна оглаживала бархатистую нежно-желтую обивку, а все остальные присаживались, оценивая мягкость, покатость и что-то там еще.

– А где же полочка? – спросила Маргарита Николаевна.

– Какая полочка? – не сразу понял Сергей. Потом он вспомнил, что над спинкой дивана в квартире Хворовых действительно была деревянная полочка с маленькими фигурными перильцами вокруг. На полочке стояли умилительные мраморные слоники, убывая по росту.

– Полочки нет, – вынужден был признать он.

– Ой, – хором воскликнули Раиса Кузьминична и Мария Ивановна, – Клементий Николаевич!

Клементий Николаевич мужественно нес свою вахту под окном, ожидая, пока вор будет схвачен. Он успел здорово промерзнуть, до того как Раиса Кузьминична распахнула форточку и толпа соседей нестройным хором стала зазывать его подняться наверх и пить чай. Когда он наконец поднялся, соседи на правах специалистов стали объяснять ему, что вот тут – компьютер, на нем можно писать, считать и даже рисовать. А вот если написать циферки колонками вот сюда и нажать большую кнопочку вот здесь справа (кстати, вот эта доска с кнопочками называется клавиатура), то вот тут будет общая сумма. А если исправить хоть одну циферку, то и общая сумма тут же исправится.

Тут Сергей слегка встревожился, поскольку обрабатывал для банка взятые на дискете данные и поспешил переключить внимание всей компании на Word. Соседи стали развлекаться тем, что писали неправильно слова, восхищаясь тем, как они подчеркиваются красным.

Через пять минут вспомнили, что Клементий Николаевич, который по их вине мерз на улице, до сих пор не напоен чаем. Сергей принес в комнату электрочайник фирмы «Тефаль». Мужчины его сначала попросту не заметили. Женщин поразило прозрачное окошечко, в которое был виден уровень воды.

– Сейчас включим чайник, – сказал Сергей.

Соседки разбежались по квартирам, чтобы собрать к чаю сладости, а мужчины продолжали рассуждать о том, каким образом на экране появляется изображение.

– Кхе-кхе, – сказал Сергей немного громче. – Сейчас я включу чайник.

– Вам помочь? – спросил Григорий Иванович, не оборачиваясь.

– Нет, но… – Сергей догадался, как привлечь их внимание. – Мне нужна розетка.

Единственная свободная розетка в комнате была занята компьютером, поэтому компьютер пришлось отключить.

Пока компьютер выключали, мужчины, наконец, обратили внимание на чайник.

– Чего у вас только нет, – поразился Клементий Николаевич. – Это что – электрочайник такой?

Сергей кивнул.

– Из Москвы привезли? – уточнил Николай Васильевич, оглаживая пластмассу. – Не расплавится?

– Нет, пока внутри вода, – пояснил Сергей и включил чайник в розетку. Эффект был не совсем таким, как он ожидал. Без всякого предупреждения весь дом мгновенно погрузился во тьму.

– Ну надо же, – посетовал Сергей. – Какая проводка слабая.

Никаких инструментов у него под рукой не было, не говоря уже о проводах. Значит, нужна помощь извне. Правда, мужчины не растерялись. Григорий Иванович вызвался намотать новые проволочки на фаянсовых пробках вместо перегоревших.

– Это нас не спасет, – решительно сказал Сергей и вытащил мобильный телефон. Его засветившийся ярко-желтым светом экранчик заставил всех забыть о временно постигшем их несчастье. Сергей потыкал кнопочки.

– Андрей? Привет!

– Я все знаю, – раздался как всегда недовольный голос Андрея. – Я не могу появиться, как всегда, так вот кстати. Так что озвучивай проблему.

– У нас тут проблема, – как ни в чем ни бывало, продолжил Сергей. – Я включил электрочайник, и выбило пробки. Но дело даже не в этом, тут очень слабая проводка. У тебя есть…

– Достаточно, дальше не надо, – пробурчал Андрей и отключился.

– И тебе всего хорошего, – вздохнул Сергей.

Одним он мог быть доволен: мобильный телефон сразил соседей наповал.

– Это что же… – пробормотал Николай Васильевич. – Это как же?

– Это телефон, – небрежно пожал плечами Сергей.

– Позвольте, – Клементий Николаевич взял телефон в руки, и его «золотой заем» снова свесился за ушами до самых плеч. – Какой же это телефон? Тут и диска нет... А где же микрофон поместился? А мембрана? А динамик?

Тут он нечаянно задел кнопочку, и экран опять засветился. Клементий Николаевич вздрогнул.

– Какая прелесть, – сказала Серафима Петровна, поднося свечку. – Какой он… желтенький!

– Ну, – улыбнулся Григорий Иванович, – я думаю, что цвет – не единственное его достоинство.

Сергей склонился над Николаевым и начал объяснять:

– Вместо диска – кнопочки. А мембраны тут нет. Это не угольный микрофон.

– Молодой человек, – наставительно сказал Николай Васильевич. – Не угольных микрофонов не бывает. Звуковые волны колеблют угольный порошок. А колебания…

– Наверное, – смущенно покашлял Григорий Иванович, – тут совсем другая технология.

Сергей одобрительно посмотрел на него и снял заднюю панель. Мужчины удивленно воскликнули, глядя на блок питания:

– Там же ничего нет!

– Просто в темноте плохо видно, – сказал Николай Васильевич. – А где такие продают?

– Это мы с Андреем сделали, – соврал Сергей. – Это радиотелефон такой. Как рация.

– Поразительно, – признали все.

Тем временем поднялась суета. Принесли керосиновую лампу, и при ее свете Раиса Кузьминична поставила самовар. У Кирюшиных оказался хворост, у Николаевых – пирог с рыбой. Сидеть в полумраке за самоваром было очень уютно. Все забыли про мебель, компьютер и чайник, как будто они были просто игрушками – интересными, но все же игрушками, не стоящими продолжительного внимания. Стали говорить об институтских делах. Валечка, толстенькая дочка Петровых, сопя, уминала хворост, а Любовь Борисовна рассказывала подробности последнего партсобрания.

– Разбирали жалобу Нины Павловны Серегиной, – говорила она. – Что ее муж уделяет ей мало внимания. Представляете, – она оглянулась на Сергея, – во всех подробностях. Мы просто не знали, что сказать. А наш секретарь…

Имелся в виду секретарь парторганизации Валерий Алексеевич Булочкин, человек, который очень всерьез воспринимал вопрос урегулирования семейной жизни членов партии и внутрисемейной дисциплины коммунистов, особенно в интимной сфере. Все-таки, подумал Сергей, сказывается отсутствие порнографических журналов. Вся нерастраченная сексуальная энергия секретаря парторганизации так и толкала его в самую гущу интимной жизни подопечных коммунистов, где он был сексуальным гуру, а они – подотчетными.

В данном случае речь шла о слабой сексуальной силе замученного общественной нагрузкой и суперактивной женой Серегина.

– Булочкин кричит, что Серегин прежде всего – коммунист!

Сергей неприлично громко заржал. Он слышал такую историю от деда, рассказанную уже в качестве анекдота. Оказывается, то, что для некоторых – анекдот, для наших отцов и дедов – серые трудовые будни.

– А наш секретарь говорит: «Я не позволю, чтобы вы относились к своей жене, как Нехлюдов к Анне Карениной», – продолжала Любовь Борисовна.

– Какая эрудиция! – всплеснула руками Маргарита Николаевна, и все захохотали.

– Значит, – веселился Сергей, – в вашей парторганизации все коммунисты должны быть половыми гигантами? А если я вдруг стану импотентом, меня исключат из партии?

Серафима Петровна звонко расхохоталась.

– Надо в уставе коммунистической партии было записать: обязуюсь, мол…

На нее с тревогой посмотрел Клементий Николаевич, и она сразу замолчала, бросив на Сергея быстрый взгляд больших карих глаз.

Нагруженные инструментами и кабелями, в дверь постучали Митя с Иваном. Григорий Иванович поднялся.

– Пойдемте покажу, где у нас пробки.

– Ничего, не беспокойтесь, – поднялся Сергей, – мы сами все сделаем.

Через час вспыхнул свет. На стене у дверей в квартиру Сергея висел беленький электрощиток, к которому тянулся от розетки толстый белый кабель. Сергей торжествующе включил чайник. Свет продолжал гореть.

– Вот молодцы, ребята, – похвалил Клементий Николаевич. – Ну что ж, – поднялся он. – Пора и на боковую.

Маленькая Валечка, показывая всем пример, уже спала, склонив стриженую головку на мягкий валик дивана и держа в кулачке недогрызенный хворост.

Включившийся свет как будто послужил сигналом для прощания. Про компьютер никто и не вспомнил. Электрочайник, который услужливо вскипел, как и обещалось в инструкции, за две минуты, одиноко стоял в углу, обиженно исходя паром.

– В темноте было уютнее, – пробормотал Сергей, когда все разошлись. Он подошел к видеокамере.

– Андрей, я все провалил? Почему они убежали?

Видеокамера безучастно пряталась за проводом. Мобильник тоже равнодушно молчал.

IX

Утром по дороге в институт Сергей встретил Зою Сергеевну Алексееву, бдительную соседку. «Не к добру», – подумал он. Зоя Сергеевна уверенно вышагивала по коридору, поглядывая на него с видом оскорбленного достоинства и не проявляя стремления здороваться.

– Здрасьте, Зоя Сергеевна, – преувеличенно вежливо сказал Сергей.

– Добрый день, – величественно кивнула она.

Сергей остановился перед ней, и ей тоже поневоле пришлось встать.

– Что же вы, – с укором сказал Сергей.

Зоя Сергеевна независимо вздернула голову.

– Я понимаю, вы волновались за Андрея – это хорошо. Он мой друг, и я даже признателен вам за то, что вы за него переживали. Но зачем же выдумывать, будто я его толкал, да еще будто он захрипел, когда он всего лишь шагнул из освещенного пространства в темноту?

– А разве не хрипел? – удивленно спросила та.

– Он же не больной!

– Так разве вы не дрались?

– Зоя Сергеевна! – укоризненно сказал Сергей и махнул рукой. Похоже, тетка действительно убедила себя в том, что она все это видела.

Однако день прошел хорошо. Дед присутствовал на его лекции и остался доволен – еще бы, недаром он сам в двадцать первом веке рассказывал ему, чем он интересовался в пятидесятые годы и какой информации тогда не мог найти. После лекции дед долго тряс ему руку.

– Вы, наверное, много в Москве в библиотеке сидели?

– Пришлось, – вздохнул Сергей, боясь, как бы не сболтнуть лишнего про книги, которые выйдут позже, и открытия, которые будут сделаны лет через тридцать пять.

– Вот только насчет кристаллов кварца вы заврались, – вдруг с укором сказал дед.

На лекции Сергей распространялся о достоинствах кристаллов кварца, которые равномерно пульсируют, если через них пропускать электрический ток, и пророчил будущее электронным часам, как только будет достигнут прорыв в миниатюризации.

– Почему же заврался? – возмутился Сергей.

– Про миниатюризацию. Как ни уменьшай, а это какого размера будут часы? На руку их все равно не наденешь. Их вон разве что на площади на здание администрации повесить – да и то полздания закроет.

Сергей молча вынул из кармана наручные электронные часы. Такой поворот событий он предвидел и захватил их как демонстрационный образец. В аудитории они ему не понадобились – времени не хватило. Но сейчас они пришлись очень кстати.

– Это что? – не понял дед.

– Часы.

– Как?

– Кварцевые. Вот часы, вот минуты. Если на эту кнопочку нажать – секунды. А вот – месяц и число. А вот тут внизу выскакивает день.

– А сбоку что за кнопочки?

– Калькулятор.

– Калькулятор! – зачарованно повторил дед. – А как же… А ток откуда?

Сергей показал маленькую круглую батарейку.

– От нее – ток? – спросил пораженный дед. – А как? Так миниатюризация уже… а как же я ничего про это не читал?! – недоуменно восклицал он.

– Это опытный образец, – пояснил Сергей. – Их в мире пока… – он вспомнил своих коллег в других странах, – несколько штук.

– А у вас-то они откуда? – допытывался дед. Сергей лишь улыбнулся и пожал плечами.

– Теперь они – у вас, – сказал он, подумав.

– Вы мне их отдаете? – поразился дед.

Сергей отдал их деду с неспокойной душой: как бы тот не влип, рассказывая всем о чудесах техники, о которых в этом мире еще никто не знает.

– Как вы устроились? – вдруг спросил дед.

– Неплохо, – Сергей улыбнулся. – У меня соседи очень хорошие. Кроме одной.

Он вдруг рассказал ему про Зою Сергеевну. Дед расхохотался, а потом посерьезнел.

– Хорошо, что вы легко отделались и ваш Андрей вовремя пришел. А то если бы вас успели арестовать, то вряд ли бы выпустили.

– Кстати, – вдруг спросил Сергей. – Вы не знаете, кто жил в моей квартире до меня?

– Знаю, – дед помрачнел. – Замечательные люди жили.

– Я так и думал, – кивнул Сергей. Дед удивился.

– Вы же их не видели?

В ответ Сергей вынул из кармана листок с детскими каракулями.

– Это Володька писал, – грустно сказал дед, прочитав. – Ему не сказали, что отца арестовали. Кстати, обвинение предъявили совершенно идиотское.

– Да, – вспомнил Сергей. – Действительно идиотское. Я никак не могу понять, почему им не припаяли что-нибудь более реальное?

– Припаяли? – удивился дед.

– Предъявили, – спохватился Сергей.

– Чудесная метафора, – оценил дед. – Не припаяли, – с удовольствием попробовал он на вкус слово, связанное с его любимым занятием, – вернее, припаяли эту ерунду потому, что труднее опровергнуть. Свидетелей нет, Баренцево море далеко.

– Так ведь невозможно отравить целое море, – горячо возмутился Сергей.

– Попробуйте докажите. Вам скажут, что американские шпионы придумали такой яд, и все поверят. Нет доказательств, что такого яда нет, понимаете?

– Не понимаю! Просто никому неохота искать.

Дед помолчал.

– Послушайте, – вдруг спросил Сергей. – А где они сейчас живут?

– А вам зачем? – подозрительно посмотрел на него дед.

– Надо бы им денег подкинуть, – сказал он, сожалея, что дед был такой зануда в молодости.

– Да как же вы им подкинете? Не забывайте, что, если вы с ними свяжетесь, вы себя серьезно скомпрометируете. И потом, откуда у вас деньги?

– Я ведь один пока, семьей не обременен…

– Они в Казань подались, – нерешительно сказал дед. – Если вы туда соберетесь, я тоже для них передам сколько смогу.

– Да я сам, – запротестовал было Сергей, но дед яростно взглянул на него. – Мы все сложимся, – решительно сказал он.

Эта поездка была задумана не только из человеколюбия, но и по ряду других причин. Микрофон, который так ловко установил Сергей в портфеле следователя, исправно работал. Десятки микроскопических колючек держали его в подкладке плотно, как репей, и выдрать его можно было только с мясом. Таким образом, предоставлялась отличная возможность установить, как скоро планы гуманитарной поездки в Казань станут известны органам и как они будут следить за Бахметьевым и объяснять свои провалы.

Барсов с удовольствием слушал, как следователь с нескрываемой завистью обсуждал бахметьевский диван и стол.

– Все у него не как у людей, – ворчал он, придя домой от Сергея и поедая вожделенный борщ под водочку, «чтобы согреться». – Стол – треугольный, да еще светлый и блестит. Не дерево на нем, а черт те что. Диван, такой же дурацкий, – тоже треугольный.

Портфель, видимо, был далеко от жены, потому что ее слов было не разобрать. Следователь, набив чем-то рот, недовольно ворчал на какую-то ее реплику:

– Вася, Вася! Что Вася? Я же тебя на работу с собой не возьму обыск у него делать.

Следователь Вася немного помолчал. Потом взорвался:

– А ручка! Без чернил, а пишет. Вот откуда это у людей, а? У нас в магазине ведь таких нет?

На работе Вася повторял среди коллег примерно то же самое, правда, появлялись все новые подробности. Ручка у него начинала стрелять, и перо появлялось из дыма – а он даже не вздрогнул, потому что у него стальные нервы. И стол становился все более блестящим, и крышка у него начинала откидываться, – в общем, если бы не его, Васина, удивительная находчивость, пропал бы он среди этих вещей.

Видимо, Вася был известный враль, потому что ему никто особенно не верил, что Васю глубоко оскорбляло. Но чем больше он кипятился, тем насмешливее воспринимались его рассказы. Тем не менее определенный интерес к бахметьевский квартире все же появился. И Барсов очень рассчитывал, что за Сергеем будут присматривать. Он надеялся, что Васин начальник не будет хватать Сергея сразу. Так неинтересно – во всяком случае, неинтересно для эксперимента. В идеале начальник должен будет искать основания для ареста Сергея с целью последующего завладения бахметьевскими вещами. И тогда появится прекрасная возможность понаблюдать, как он будет их присваивать. Тут можно будет с ним поиграть, подкидывать новые обстоятельства то в пользу Сергея, то против. Очень, очень любопытно. Только бы начальник не оказался примитивным хапугой, который, не мучаясь сомнениями, просто арестует Сергея, скажем, за попытку продать американцам советский воздух – и никакой игры.

На околоземный спутник в пятьдесят третий год была отправлена вся физиологическая, биологическая и генетическая информация Сергея, аналогичная той, которая была записана на его диске. В воскресенье четвертого февраля тысяча девятьсот пятьдесят третьего года в двенадцать часов дня спутник готов был выдернуть Сергея в Казань прямо из лаборатории.

В субботу Владимир Иванович передал Сергею тощую пачку советских денег, и вид у него был чрезвычайно довольный:

– Все их друзья были рады помочь, – сказал он. – Вы не боитесь?

– Чему быть… – махнул рукой Сергей. Своей поездки он не скрывал, а, наоборот, оповестил о ней как можно больше народу, не упоминая, правда, ее цели – это было бы уже глупо. В пятницу Митя с удовольствием побежал к Барсову с распечаткой разговора начальника отдела НКВД и одного из филеров. Начальник дал приказ взять с собой некоего Cавченко и с ним вместе за Сергеем присматривать.

– Мне и в Казань за ним ехать? – уточнил филер.

– Нет, ты мне тут понадобишься. У нас вечером будет операция. Казанских товарищей я предупредил.

Рано утром в воскресенье у Сергея зазвонил мобильный.

– Все в порядке! – раздался довольный голос Андрея. – За тобой будут следить!

Сергей вздохнул.

– Мог бы и не будить. Все равно сейчас к вам заскочу.

– Ничего, – заржал Андрей. – Настраивайся морально.

– Всегда готов. Они не выстрелят мне в спину?

– Только после того, как разоблачат как американского шпиона! А пока – не переживай!

Дав отбой, Сергей посмотрел на часы. По меркам пятьдесят третьего день уже давно начался – семь утра! Магазины открываются в восемь, а универмаг – только в девять. У Сергея на сегодня были большие планы.

Он пришел в маленький продуктовый магазинчик с деревянным прилавком. По дороге он делал вид, что не замечает человека в черном зимнем пальто, который с независимым видом шагал следом за ним.

На деревянных же полках выстроились консервные банки с тресковой печенью, болгарским «Лечо», которое нахваливал ему дед, и колбаса. Красная икра в изобильном пятьдесят третьем продавалась в магазинах бочками. На полу стояли огромные алюминиевые фляги с молоком, сметаной и творогом. Молоко продавщица наливала черпаком в бидоны, и покупатели ревниво следили, чтобы она этим черпаком каждый раз его перемешивала.

Покупатели с алюминиевыми трехлитровыми бидонами, о существовании которых Сергей успел подзабыть, с удивлением глядели на Сергея, протягивающего продавщице два прозрачных полиэтиленовых пакета.

– Прямо сюда класть? – уточнила та.

– Да, пожалуйста, – вежливо ответил Сергей.

– Не протечет? – продолжала уточнять продавщица.

– Не успеет. Мне недалеко, – успокоил Сергей.

– Как знаете, – пожала та плечами и вонзила большой алюминиевый совок в икру.

Сергей с любопытством оглядывался. Продавщица была в белом фартуке: на шее – тонкая длинная лямка, сам фартук начинался с середины объемистого бюста. На пышно начесанных волосах – белая накрахмаленная кружевная корона.

Сразу за Сергеем стояла женщина в длинном сером пальто. Она, улыбаясь, смотрела на него.

– Здравствуйте, Сергей Александрович, – приветливо сказала она.

– Ой, Любовь Борисовна! – восхищенно воскликнул он. – Как вы элегантны!

К комплиментам в пятьдесят третьем не привыкли, поэтому Любовь Борисовна вся зарделась от смущения. Ее серое пальто, лацканы и широкие обшлага которого были обшиты тончайшими полосками кожи, создавало удивительно женственный силуэт ее, в общем-то, совершенно не идеальной фигуры. Серая же шляпка, сделанная в форме то ли чалмы, то ли чего-то еще, делала ее лицо загадочным и нежным.

– Любите икру? Не испортится? – улыбнулась Любовь Борисовна.

– Обожаю! Так, – обратился Сергей к продавщице, – мне, пожалуйста, две палочки краковской колбасы и два батона докторской. А еще четыре банки «Лечо» и пять банок тресковой печени. И три… нет, четыре… нет… пять бутылок вон того молдавского портвейна.

Покупатели уставились на него во все глаза. В те времена скоропортящиеся продукты покупали граммов по триста-четыреста, потому что холодильников у населения пока не было. Среди мертвой тишины удивленная продавщица клала на весы колбасу и доставала консервы, а потом щелкала на больших деревянных счетах.

– Две тысячи триста девяносто четыре рубля шестьдесят три копейки, – испуганно выдохнула она. Сергей кивнул, вынул из-за пазухи небольшую спортивную сумку на ремне.

Человек в черном пальто поднял серый каракулевый воротник и переместился поближе к прилавку, делая вид, что разглядывает банки на полках.

– Пижон, – нерешительно сказал парнишка лет пятнадцати, но его никто не поддержал.

Сергей усмехнулся и стал загружать сумку продуктами. Потом он достал из наружного кармашка сумки толстенную пачку денег, неторопливо отсчитал деньги, стараясь, чтобы человек в пальто смог оценить количество купюр. Судя по тому, как оживился человек в пальто, он оценил.

Сдачу Бахметьев небрежно сунул в карман, надел сумку на плечо, кивнул на прощанье изумленной Любови Борисовне и гордо вышел из магазина, провожаемый восхищенными и завистливыми взглядами и прилипшим к нему филером.

Теперь его дорога лежала в универмаг. Он вошел в небольшое двухэтажное здание и посмотрел по сторонам. Бетонный пол был почему-то засыпан тонким слоем опилок, которые неприятно мягко чавкали под ногами. Сергею пришлось пройти весь первый этаж, пока он наткнулся на отдел, в котором продавались сумки и портфели. Чудесный черный портфель из натуральной кожи стоил всего двести рублей. Сергей взял два – для отца и деда. Больше у него ничего не умещалось в руке. Обливаясь потом, он пошел к выходу. На колонне, которая подпирала потолок, он увидел небольшой автомат с маленьким серебристым раструбом в виде граммофончика. Под ним была щель с надписью: «Пять копеек». Спрашивать, что этот автомат умеет делать, Сергей постеснялся и смело опустил пятак в щель. Автомат зашипел и тут же выплюнул струю отвратительно пахнущего одеколона прямо ему в глаза. Сергей зажмурился, чуть было не выпустил сумки из рук и, плюнув на конспирацию, нажал на диск. Он так и появился в лаборатории – с зажмуренными глазами и обвешанный портфелями. Стоящий у входа в универмаг филер притоптывал ногами, нетерпеливо поглядывая на дверь. Не дождавшись Сергея, он вбежал в универмаг и через минуту выбежал обратно.

– Савченко! – закричал он, забегая за угол универмага. – Его там нет!

Савченко, одетый в такое же точно пальто и в такую же шапку пирожком, – небогато фантазией было средневолжское НКВД, – не поверил и тоже побежал в универмаг.

– Упустили! – простонал он, выбежав обратно. Несколько секунд они помолчали, пытаясь представить, что с ними сделает подполковник Селиванов.

Немного пометавшись возле универмага, сыщики помчались на автовокзал, потом к нему домой. Тщетно. Бахметьев исчез.

В это время в лаборатории по-детски радовался Андрей, разгружая сумку.

– Икорочка, – ласково сказал он, вытащив один пакет.

– Не протухла? – заботливо спросил Сергей. – Пятидесятилетней давности…

– С чего хоть, – с набитым ртом возразил Андрей.

– Второй пакет – домой, – предупредил Сергей.

– А колбасу-то зачем приволок? Ее и здесь полно!

– А ты попробуй, – предложил Сергей.

Андрей отрезал маленький ломтик.

– Мясом пахнет! – удивился он, закусывая болгарским «Лечо». – Ух ты, ароматный какой.

Сергей вытащил из сумки дискету.

– Перешли Артемьеву, ладно? Я хочу успеть к своим заскочить.

Дома радовались икре и вкусной колбасе с мясом. Дед особенно смаковал «Лечо».

– Чувствуете, как пахнет? – басил он, стоя поглощая болгарский деликатес. – Это вам не нынешние консервы, где один уксус. А? – гордо говорил он, как будто консервы были приготовлены по его личной рецептуре.

Продуктам радовались, как экзотике.

– Я после этой колбасы нашу уже есть не смогу, – говорила мать. – Надо же, как разучились готовить, – печалилась она.

Сергей торжественно внес портфели.

– Точно такой! – воскликнул дед и обнял Сергея. – Вот за это спасибо!

Отец тоже любовно поглаживал замочки на крышке портфеля.

– Высший класс, – восклицал он. – Наши все упадут!

Сергей засмеялся:

– Ладно, вы питайтесь, а я побежал.

– Cынок! Куда?! – взывала мать, кинувшись следом.

– Насыщайтесь калориями! И тщательно пережевывайте! – донеслось с лестницы. – Я вечерком загляну.

– Тебе Гуля все время звонит, – доложила мать, свесившись через перила.

– Вообще-то, – крикнул Сергей снизу, – я, наверное, в ближайшие дни буду очень занят.

В кармане у него уже разрывался мобильный.

– Ну вы чего! – возмущался он, примчавшись в лабораторию. – Ведь до двенадцати два часа еще почти!

Он огляделся. Катюша расставляла бутерброды с икрой и тарелочки с нарезанной колбаской. Митя открывал портвейн. В воздухе витал аромат «Лечо», и чисто вымытая баночка с красной этикеткой стояла рядом с компьютером. Младшие и старшие научные сотрудники под руководством академика Барсова довольно облизывались и вожделенно смотрели на молдавский портвейн.

– Ты чего так поздно? – осведомился Андрей, откусывая большой кусок бутерброда с икрой. – Чего так мало мажешь, Катерина?

Довольный Сергей присел было рядом с ней.

– Ишь, расселся, – сразу закричал Андрей. – Давай перемещайся скорее. Чего они зря простаивают, – он кивнул на экран. Там, в том кусочке улицы, который попадал в установленную Сергеем видеокамеру, виднелись два необычайно мрачных субъекта.

– Откуда второй взялся? – удивился Сергей.

– Он всегда был. Ты его проглядел, – объяснил Андрей. – Давай поводи их немного.

Сергей обиделся:

– Имейте совесть, – развел он руками. – Я с утра не присел, даже не позавтракал. – Он спрятался за Катюшу. – Вы как хотите – пока не поем, с места не сдвинусь.

Катюша распрямилась, полная решимости прикрыть его своей девичьей грудью.

– Конечно-конечно, – смутился Барсов. – Кушайте, пожалуйста.

– Спасибо, – саркастически ответил Сергей, но его сарказма никто не заметил.

Он накинулся на еду и тут же положил бутерброд на тарелку.

– Нет, вы что, год не ели? Что вы на меня уставились? В конце концов, автобус на Казань еще только в четыре!

Барсов с Андреем, которые напряженно смотрели на него в ожидании, когда он наконец закончит есть, немного смутились. Андрей умоляюще сложил руки на груди:

– Серега, ну пожалуйста! Двигай давай. Вернешься – мы тут целый банкет закатим.

– Сожрете ведь все, – с сомнением заметил Сергей.

– А ты еще принеси. С запасом, – посоветовал Иван.

Сергей вздохнул, посмотрел на часы и стал натягивать дубленку. Митя сунул ему в руки спортивную сумку.

– Ты ее это… пополнее набей, – попросил он.

Сергей скрипнул зубами, но, помня об истории про елку в лесу, дипломатично промолчал.

Он еще не успел нажать диск, а все присутствующие, позабыв про еду, прильнули к экранам.

– Весь вечер на арене, – вздохнул Сергей. – Экспериментаторы…

Через минуту он вышел из своей квартиры номер семь. Скрипя по снегу теплыми зимними ботинками, он прошел мимо парочки встрепенувшихся сыщиков. Снег предательски заскрипел у них под ногами, когда они двинулись следом, но они были полны решимости не отставать. Сергей чуть-чуть прошел и остановился, как он сделал, проходя по улице в первый раз. Скрип позади него тут же прекратился. Он занес было одну ногу вперед, но поставил ее обратно. Снег сзади скрипнул и затих. Сергей усмехнулся. Он увидел на снегу фантик от «Мишки на Севере», который нечаянно выронил из кармана, проходя здесь утром. Он наступил на него ногой и пошарил в кармане. Есть! Давно завалявшаяся бумажка от карамели «Клубника». Пойдет. Он вытащил руку из кармана, зажав фантик между большим и указательным пальцем, и далеко отнес руку от себя. Бумажка демонстративно полетела в сторону. Сергей наклонился было за ней, потом разогнулся. Повернулся назад, посмотрел на свои окна – сыщики шарахнулись в сторону и стали разглядывать чей-то дом. Потом он решительно пошел вперед к продуктовому магазину. Он перешел на другую сторону улицы, не спеша обошел вокруг фонарного столба. Сыщики вознамерились было постоять в стороне, дожидаясь, пока он сделает полный круг, но, оказавшись по другую сторону столба, Сергей остановился, вынуждая их рвануть следом. Нервы у сыщиков оказались ни к черту, и они, топая ногами, пошли за Сергеем. Он пошел дальше, потом вернулся и дотронулся до столба. Сыщики подождали, пока он отойдет, и бросились рассматривать его. Савченко смотрел вслед Сергею, а второй трогал пальцем столб, нюхал и простукивал его.

– Нервничают, – кивнул Андрей. – Посмотрим, как Серега их сделает.

Серега, обозленный, что ему не дали спокойно перекусить среди своих, «делал» их изо всех сил. Он зашел в тот же продуктовый магазин, ласково улыбнулся продавщице и опять набил сумку продуктами. Оглянувшись, он увидел, что сыщики остались на улице, сохраняя остатки секретности. «Ну, погодите!» – подумал он и с полной сумкой пошел в универмаг. Возле каждой витрины он останавливался, подробно разглядывая отраженные фигуры филеров. Те, видя, что тоже отражаются и нарушают все правила слежки, бессильно топтались, но отойти не решались – боялись снова потерять.

Войдя в универмаг, Сергей оглянулся. Сыщики остались на улице. То ли они боялись потерять его в толпе, то ли были уверены, что он никуда оттуда не денется. Зайдя за колонну, он снова нажал на диск и вернулся в лабораторию. Прежде чем материализоваться, он переместился за спины своих коллег, сгрудившихся у экрана, и отпустил диск.

– Стоят. Чего ждут, олухи, – сердито сказал Митя.

«Олухи» стояли недолго. Один из сыщиков что-то быстро сказал второму и побежал в универмаг. Через полминуты он выскочил обратно с выражением крайнего изумления и злобы на лице. Несколько раз они забегали в универмаг и выбегали обратно. Через пятнадцать минут, убедившись, что объект слежки опять безнадежно потерян, они снова поплелись к дому Бахметьева.

– Что-то они не торопятся, – осуждающе сказал Сергей. – Резвость потеряли.

Андрей вздрогнул и оглянулся.

– Ах, ты здесь уже? Ну давай, двигай.

– Опять двигай! – возмутился Серей. – Только и слышно. Загонял совсем.

Тем не менее он безропотно нажал на диск и исчез. Зрители в лаборатории удивились, увидев, как он торопливо выскочил за ворота, подобрал что-то в снегу и вернулся в дом.

Наконец запыхавшиеся филеры заняли пост у его дома. Вот он снова вышел из ворот – от Барсова не ускользнуло выражение изумления на лицах филеров. Пошел вперед. Занес ногу – остановился.

Савченко сдвинул шапку на лоб и почесал в затылке. Из-под шапки шел пар.

– Послушай, Козлов, – жалобно сказал он. – У меня такое ощущение, что это я уже видел.

Козлов угрюмо молчал.

Сергей сунул руку в карман.

– Сейчас бумажка выпадет, – нерешительно сказал Савченко.

– Чушь, – отрезал Козлов, и через секунду зачарованно смотрел, как фантик, делая широкую дугу, приземляется в снег.

– Совпадение, – объяснил он дремучему Савченко.

Напарник недоверчиво посмотрел на него и бросился поднимать бумажку. Это был просто фантик – к тому же липкий, от карамели. Он бросил вопросительный взгляд на Сергея – тот как раз оглянулся на окна. Сыщики все же успели вперить тоскующие взгляды в какой-то дурацкий дом напротив.

– Мистика, – прошептал Савченко.

– Ты еще скажи, что он сейчас вокруг столба пойдет, – насмешливо сказал Козлов. – О, черт! Что за хоровод опять!

Он подхватился и резво побежал за Сергеем, который уже стоял за столбом, дожидаясь их. Выйдя из-за столба, они побежали было дальше, но остановились, вспомнив, что Сергей должен дотронуться до столба. Он не обманул их ожиданий.

– Чур меня, – шепотом произнес Козлов, с трудом сдерживая желание перекреститься.

– Послушай, – сказал Савченко. – Он сейчас из магазина с полной сумкой выйдет. А потом пойдет в универмаг и исчезнет.

– Откуда ты знаешь? – тупо спросил Козлов.

Савченко лишь махнул рукой.

– Ой! Опять с полной сумкой, – через некоторое время констатировал Козлов. – Что он все время оттуда носит? Надо будет проверить продавщицу.

– Давай в универмаг вместе с ним зайдем? – предложил Савченко. – А то вдруг он опять сбежит?

– У меня еще никто не сбегал! – гордо ответил Козлов.

– Правда? – насмешливо спросил Савченко. – А мне показалось…

– Но на всякий случай зайдем, – поспешил согласиться Козлов.

Они увидели, что Сергей зашел за колонну.

– Что он там делает? – нервно спросил Козлов. Савченко помчался туда и тут же вышел с выражением полного недоумения на лице.

– Нету, – прошептал он и развел руками.

Сергей в лаборатории с любопытством наблюдал немую сцену: Савченко с Козловым неподвижно стояли, разведя руки, и думали свою трудную, неразрешимую думу.

Потом они, не сговариваясь, сорвались с места и побежали.

– Пора, – заторопился Сергей.

– Эй, – схватил его за руку Митя. – Сумку выгрузи.

– Все б тебе жрать, – возмутился Сергей, но положил на стол новые колбасы, вина, конфеты и даже сливочное масло.

– Ты здорово с фантиком придумал, – признал Андрей.

– Без тебя знаю, – огрызнулся Сергей и через двадцать секунд подбирал фантик у ворот своего – или все-таки не своего? – дома в пятьдесят третьем.

Сыщики, видимо, на этот раз от универмага сразу прибежали к дому Сергея. Из окна он видел, что они первым делом стали искать подобранный им фантик.

– Молодцы, ребята, хорошо поддаетесь дрессировке, – одобрительно сказал он. – Ну, пошли гулять, нечего зря простаивать.

– …Материя первична, – убежденно процитировал Козлов, в третий раз наблюдая полет фантика.

– А вокруг стола побежим вторично. Или третично? – задумался Савченко.

До столба он шел молча. Он устал. Ночью он ездил с другими гэбэшниками на задержание. Брали какого-то старика, который не сопротивлялся, а держался с молчаливым достоинством, что было особенно неприятно. Мол, вы меня хоть убейте, а я вас презираю. С обыском провозились до утра, надеясь найти хоть какой-нибудь компромат, но безуспешно. Презрение старика, молча наблюдавшего за ними, к утру стало осязаемым. Что очень утомляло. Поэтому пляски, которые заставлял их совершать Сергей, начали его изматывать.

А Сергей таки заставил их поплясать, то двигаясь с места, то снова замирая, то срываясь в резвый аллюр. Вот он опять начал делать круг вокруг столба. Сыщики замерли, совещаясь. Сергей, зайдя за столб, осторожно выглянул. Сыщики стояли на месте.

– Щас выйдет, – сказал один. – В прошлый раз вышел.

«Фиг вам выйду», – подумал Сергей и исчез.

– Ребята, а каким образом все видно? – спросил он в лаборатории, наблюдая вместе со всеми, как сыщики носятся в магазин и обратно.

– Мы весь твой маршрут аппаратурой утыкали, – гордо объяснили Митя с Иваном.

Савченко и Козлов ругались:

– В прошлый раз он вышел, – растерянно говорил Козлов.

– Это потому, что мы за ним не пошли. Надо все делать как обычно, – объяснял Савченко.

– Молодцы, – похвалил Сергей. – У меня есть время еще на один раунд? – спросил он у Барсова.

– Давайте последний раз, – скомандовал он. – Время поджимает, к сожалению.

Савченко с Козловым помчались к его дому, и он едва успел подобрать фантик.

На этот раз они повторяли за Сергеем все его фортели даже с некоторым опережением и покорно побежали вокруг столба. Правда, их лица выражали определенную задумчивость и даже работу мысли, но сосредоточиться им было некогда.

Сергей снова вошел в продуктовый магазин.

– Очень мне ваша икорка понравилась, – приветливо сказал он остолбеневшей продавщице, с удовлетворением наблюдая, что сыщики на этот раз вошли в магазин вместе с ним. Правда, спохватившись, что они нарушили цикл, они тут же выскочили обратно.

Снова накупив продуктов, он пошел в универмаг. Савченко и Козлов буквально ворвались туда вместе с Сергеем и не отходили от него ни на шаг. Давно им не приходилось столько двигаться.

– Видеокамеры так и летят, прямо не напасешься, – ворчал Сергей, прилепляя ее в углублении в неровном бетоне колонны.

Сыщики, которые торопливой трусцой делали за ним второй круг, немного притормозили, ожидая, когда Сергей выйдет из-за колонны. Когда через десять секунд стало ясно, что не выйдет, на них было жалко смотреть. Покупатели универмага с интересом наблюдали, как нормальные с виду люди наматывают круги вокруг ничем не примечательной колонны, потом ползают около нее на коленках, стучат костяшками пальцев по полу и, наконец, даже не подойдя к прилавкам, опрометью выбегают из магазина.

В лаборатории гора продуктов на столе росла.

– На вас не напасешься, – проворчал Сергей, в очередной раз опустошая сумку.

– Дорого бы я дал, чтобы посмотреть, как они составят отчет, – проворчал Барсов.

– Я сейчас, – вдруг сказал Сергей, увидев, как неутомимые служители советского закона опять примчались к его дому. – Пусть они теперь думают, что я дома.

– Только быстро, – попросил Андрей.

Савченко с Козловым, которые до этого оживленно жестикулировали, вдруг замерли, увидев, как Сергей неторопливо выходит во двор. Он подошел к дровяному сараю, взял пару поленьев и пошел обратно в дом.

– Это ведь он? – неуверенно спросил Козлов. – Или другой?

– Это он. Хотя это не может быть он. Потому что его сейчас дома нету, – сообщил Савченко.

Было без десяти двенадцать. Сергей посмотрел на часы – спутник должен перебросить его в Казань через десять минут.

– Наконец-то, – проворчал Андрей, увидев его. – Никаких нервов на тебя не хватит.

– Еще восемь минут, – тыкал Сергей пальцем в часы. – Успею перекусить.

– Перебьешься, – хладнокровно сказал Андрей и усадил Сергея под какой-то колпак, напоминавший сушуар в парикмахерской. – Только о еде и думаешь!

– Сами все слопали, – возмутился Сергей, глядя на пустые тарелки в лаборатории.

– Молчи! – зашипел Андрей и нажал на кнопку. Сергей зажмурился. Так, с зажмуренными глазами, он сидел пару минут, пока не почувствовал, что под ним – снег и стало холодно.

X

Он открыл глаза. Справа от него был полуразвалившийся сарай, позади которого виднелся серый забор. Сергей выглянул за угол – в глубине двора стоял небольшой, довольно ветхий дом.

Сергей поднялся на крыльцо и постучал. Ему открыла старуха, крест-накрест перевязанная шалью. Она подозрительно посмотрела на него.

– Чего надо? – неожиданным басом спросила она.

– Извините. Комаровы здесь живут? – вежливо спросил Сергей.

Старуха чуть высунулась на крыльцо и ткнула рукой вбок.

– Туда иди. Там они. Людка-то где, не знаю, а ребятня дома, поди.

И она захлопнула дверь. Спускаясь с крыльца, Сергей услышал, как она стучит кулаком в стену и кричит:

– Людка, открывай! Там тебя какой-то хлыщ спрашивает.

Сергей, одетый по последней моде своего времени, невольно оскорбился. Тоже, рассуждает еще!

Обойдя дом, он увидел летнюю веранду. Дверь распахнулась, и из нее выглянул закутанный в шубку мальчик лет восьми.

– А мамы нет, – вежливо сказал он простуженным голосом.

– А скоро она придет?

– Сказала, что к обеду, – ответил мальчик. Он был бледен и худ. Сергей вошел в крохотную комнатку.

– Это вы здесь живете? – огляделся он. На стене была черная тарелка радиоприемника. У бревенчатой стены, на которой висел тощий коврик с изображением лебедей, стояла железная кровать с никелированными шишечками. На ней горкой были сложены три подушки, накрытые белой кружевной тканью. Под окном стоял голый дощатый стол. Сергей посчитал – три доски, между ними – широкие щели. В углу в изголовье кровати стояла круглая печка «голландка». Сергей потрогал – чуть теплая. Перед печкой была маленькая лежанка с бортиками. Под кучей тряпья на ней спал ребенок.

По всей комнате гуляли сквозняки – дуло из всех щелей.

Сергей моментально продрог.

– Не Рио-де-Жанейро, – пробормотал он и поежился.

– Вы что-то сказали, дядя? – вежливо спросил мальчик.

– Тебя Володя зовут?

– Да, – удивленно ответил ребенок.

– Погоди, я сейчас.

Сергей снова поднялся на хозяйское крыльцо и забарабанил в дверь. Старуха нехотя открыла.

– Ну, чего колотишь, как басурманин! – проворчала она.

Сергей помахал небольшой стопкой сторублевых бумажек.

– Сколько дров дашь на это? – спросил он. Бабка склонилась носом к деньгам и, разглядев, мощно взревела:

– Та-а-хи-ир!

За дверью раздалось шарканье.

– Избу выстудишь, – продребезжал старческий голос.

Но на крыльцо выглянул вовсе не старик, а мужчина средних лет, в валенках, серой вязаной шапке, которая многочисленными складками спускалась ему на лоб, и в подбитом мехом овчинном жилете.

Бабка показала ему на деньги.

– Дров просят, – объяснила она.

– Долго соображаете, – поморщился Сергей. – Давайте быстренько погрузим их на веранду. Чего же вы соседей морозите, – упрекнул он.

– Нянькаться я с ними буду! – буркнула бабка. – Комнату сдала, а как живут – не мое дело. У них мамка есть.

– Ладно, дрова продаете или нет? – нетерпеливо сказал Сергей.

– Охо-хо! – по-стариковски простонал Тахир и пошел к поленнице. Там он набрал охапку дров, выжидательно посмотрел на Сергея и добавил к охапке еще пару поленьев. Сбросил все на веранду и посмотрел на деньги.

– И это все? – удивленно сказал Сергей.

Тахир резвой трусцой принес еще охапку и протянул руку за деньгами.

– Лоха нашел, козел? – вздохнул Сергей и спрятал деньги в карман. В глазах Тахира появилась тоска. – К соседям пойду, – пригрозил Сергей и повернулся уходить.

– Так это же не все, – засуетился Тахир.

– А я уже было подумал… – угрожающе сказал Сергей. – А ну давай помогу.

Он несколько раз сходил к поленнице, и на веранде выросла внушительная куча дров.

– Сколько за комнату у постояльцев берете? – осведомился он, протягивая деньги.

– Тысячу рублей всего, – лебезя, ответил Тахир.

– С дровами? – уточнил Сергей.

– Э-э-э… – рука Тахира полезла в затылок. – Так дрова-то нынче дороги.

– Та-ак, – угрожающе сказал Сергей. – Тысячу рублей, говоришь, да? А ну пойдем…

Упитанный Тахир покорно потащился за щуплым Сергеем в комнату.

– За это – тысячу рублей? – гремел Сергей, показывая на щелястый деревянный пол. – И за это – тысячу? – показал он на хилое окно, вокруг которого кто-то натыкал толстый слой ваты, но оттуда все равно тянуло морозным воздухом.

– Так… Это… – мямлил Тахир. Он явно не был хозяином в доме.

– Ты ей сын, что ли? – кивнул Сергей в сторону хозяйской половины.

– Так, так, – закивал головой Тахир.

– Так или не так, – передразнил Сергей, – а чтобы все заделал.

Тахир с сомнением смотрел на огромные щели.

– Что стоишь? – закричал Сергей. – Спекулянт чертов. Буржуйское отродье. Кулак недорезанный. В Сибирь захотел? Сгною! – топнул он ногой.

«В Сибирь» – это я, кажется, неудачно сказал, – подумал он про себя. – Это революционеров туда ссылали. Про ГУЛАГ, может, надо было?»

– Так я это, – всерьез испугался Тахир. – Не успел просто. Сегодня с соседом все и сделаем.

– Завтра проверю, – величественно сказал Сергей. – Можешь начинать.

Принеся с веранды дрова, он стал разжигать печь. Изведя полкоробка спичек, он сдался.

– Дрова, что ли, сырые? – проворчал он.

– Дядя, не так надо, – сказал Володя, с любопытством глядя на его упражнения.

Он ловко вынул лишние поленья, сложил по три полешка в два этажа, насовал между ними щепочек и бумажек, и потихоньку огонь загудел. Мальчик протягивал к огню худые, почти прозрачные ручки и молчал.

Это молчанье Сергею очень не понравилось. В конце концов, в комнате двое детей. Должен же кто-то хотя бы заплакать?

– А это – Оля? – кивнул он в сторону детской кроватки.

Володя кивнул.

– А почему она все молчит? – не отставал Сергей.

– Она почти все время молчит, – пожал плечами Володя.

Сергей еще немного потоптался, убедился, что печка горит, и вышел. Он разыскал ближайший магазин, который, как и в Средневолжске, был больше похож на деревенскую лавку, и накупил там всего, что смог. Правда, чтобы купить молока, ему пришлось купить еще и бидон.

Возвращаясь, он краем глаза заметил, что следом за ним во двор вошла женщина в клетчатом коротком пальто и шалях, намотанных на голове и вокруг шеи. Она прошла в комнату следом за ним и растерянно остановилась, глядя на топящуюся печь и разгружающего авоськи Сергея.

– Что здесь происходит? Вы кто?

– Людка! – возник у нее за спиной Тахир. – Отойди.

Он протиснулся мимо нее в комнату с мешком пакли и инструментами.

– Щас тепло делать будем, – геройски сказал он, преданно глядя на Сергея. – Отчего же не помочь трудовому народу?

Сергей зло посмотрел на него и вывел Людмилу на веранду.

– В общем, – он запнулся, не зная, с чего начать. – Я живу теперь в вашей бывшей квартире.

Женщина поникла.

«Дурак», – выругал сам себя Сергей. Он молча вынул из-за пазухи деньги и всунул ей в руку.

– Никому не показывайте, – сказал он. – Это вам друзья собрали.

Людмила подняла на него огромные карие глаза.

– Это нам?

– Вам, конечно, – сердито сказал Сергей.

– А они верят, что мой муж невиновен? – требовательно спросила Людмила.

– Верят, конечно. В общем, до весны вам хватит. А весной, – медленно и внушительно сказал он, – все изменится. Все будет хорошо. И ваш муж к вам вернется.

Людмила тяжело вздохнула.

– Говорят, оттуда никто не возвращается.

– Скоро многие вернутся, – заверил ее Сергей. – Вам все передают привет.

– И Кирюшины?

Она не переспросила насчет мужа – видимо, сразу поверила, что Сергей знает что-то такое, о чем она в этой глуши еще не слышала.

– Все! – сказал Сергей. – Абсолютно все сложились деньгами и передают вам привет.

Людмила молча стояла, прижав руки в рваных варежках к груди.

– Ну, я пошел, – торопливо сказал Сергей. – Про деньги – даже вида не показывайте!

– Спасибо! – выдохнула она, полностью уверовав, что Сергей – если не сам Господь Бог, спустившийся на землю прямо в этот пригород Казани, то уж, во всяком случае, посланник Бога. Коммунистического Бога, разумеется, поскольку ее вера в коммунистические идеалы была незыблема. Несмотря ни на что. Все несчастья, которые приключились с ее семьей, произошли только оттого, что некоторые недобросовестные люди были плохими коммунистами. Просто позорили звание коммуниста!

Сергей распахнул дверь в комнату.

– Вернусь – проверю, – строго крикнул он ползающему по полу Тахиру и торопливо сбежал с крыльца, сделав вид, что он не услышал, как Тахир проворчал себе под нос: «Шайтан!»

Людмила спохватилась, что даже не спросила, как зовут Посланника. Но потом решила, что это к лучшему. Гораздо спокойнее знать, что тебя прикрывает не конкретный, скажем, Иван Федорович, а абстрактная фигура в виде Посланника. Посланника Бога, или Судьбы, или Коммунизма там, на небесах.

За воротами было безлюдно, и он нажал на диск.

– Ой, Серега, слава Богу! – встретил его Андрей. – Ты чего так долго? Мы уже волноваться начали. Некоторые из нас, – уточнил он, глядя на пышногрудую Катюшу.

– А что случилось? – поинтересовался Сергей.

Андрей отвел глаза.

– Там у нас видеосвязь не установлена, – признался он.

Сергей ахнул.

– Так значит, спасение утопающих – дело рук самих утопающих?! А трепался: мы, мол, глаз с тебя не спустим.

– Так мы тебя уже собирались выдернуть оттуда, если бы через пятнадцать минут ты не вернулся. Ты чего целый час возился-то?

– Так получилось, – отмахнулся Сергей, не желая вдаваться в подробности. Все, что он видел в Казани, было для него непривычно тяжело. – Мне там прикажете до вечера оставаться? – мотнул он головой в сторону компьютера, нацеленного на его дворик.

– Ну хотя бы до четырех часов. Пока автобус в Казань не уйдет, – просительно сказал Андрей. – Пусть увидят, что ты благонадежно сидишь дома. А то ведь могут соседей арестовать, обвинят в пособничестве.

– Да знаю, – махнул Сергей рукой, предвидя тоскливый день в четырех стенах. – Катюша, – жалобно сказал он. – Мне бы с собой почитать чего-нибудь. А вообще, – оживился он. – Скоро Анатолий Васильевич Катюшу со мной отправит? А то они все парами… А? – просительно смотрел он на Андрея.

– Когда надо будет, тогда и отправит, – проворчал тот.

Барсов считал, что отправить в прошлое женщину было категорически необходимо. Она бы продемонстрировала тамошним студенткам моды и косметику. Девушки намного живее реагируют на подобные вещи, чем мужчины.

Сергей надулся.

– А где Барсов? – капризно потребовал он, обижаясь про себя, что его не встречает весь кортеж.

– Ему пришлось срочно в Финляндию улететь.

– Вернусь около пяти, – пригрозил Сергей, – чтобы стол был накрыт. А то я в тот продуктовый магазин уже заходить боюсь.

Сердобольная Катюша притащила откуда-то «Путеводитель по галактике» Дугласа Адамса на английском языке, зачем-то теплый плед и собрала пакетик с бутербродами.

Сергей печально посмотрел на нее, вздохнул и отбыл.

Из окна было видно, как замерзшие Савченко и Козлов жмутся к забору.

– Замерзли, бедняги, – пожалел их Сергей, застелил диван желтым длинноворсным пледом и открыл Адамса.

– Какая прелесть, – хохотал он, читая первые страницы. – Да, любопытно, – повторил Сергей, добравшись до сороковой страницы. На пятидесятой он сладко зевнул и, пробормотав: «Очень, очень интересно», задремал. Ему снилась Катюша в лосинах, обтягивающих упругую попку, и белой медицинской шапочке на взбитых волосах. Они с Гулей сидели на семинаре по стилистике и вырывали друг у друга галоши. Гуля кричала: «Мокроступы!»

– Нет, галоши, – капризно возражала Катюша.

– Мокроступы!

– Кроссовки!

– Мокроступы!

– Босоножки!

– Ах так! Тогда я уйду, – заявила Гуля и стала колотить в дверь аудитории, крича почему-то хриплым басом: «Откройте!»

– Сейчас-сейчас, – пробормотал Сергей во сне и повернулся на другой бок. Но настырная Гуля все колотила, а бас становился все громче, и Сергей проснулся.

Дверь его квартиры сотрясалась от ударов вполне наяву. Пытаясь понять, как Гуля попала в пятидесятые, польщенный Сергей встал с дивана и, шатаясь спросонья, пошел открывать дверь. «Умница какая, – думал он, нащупывая задвижку. – Нашла меня! Прямо коня на скаку… ой, какая гадость!» – уже вслух сказал он. Перед ним в сдвинутых на затылок шапках стояли вспотевшие Савченко с Козловым. Они по инерции рванули было вперед, полные рвения обыскивать квартиру в поисках объекта. Однако искомый объект стоял перед ними и сонным голосом осведомлялся, где Гуля.

– Какая Гуля? – подозрительно спросил запыхавшийся Козлов.

Сергей окончательно проснулся и посмотрел на часы. Половина четвертого. Сыщики, значит, забеспокоились, что упустили его и он ускользнул на вокзал.

«А я вот дома, – злорадно думал он. – Вот посоображайте-ка теперь, кто едет в Казань». Однако долго соображать сыщикам не хотелось. Они упорно желали знать, кто такая Гуля и где она находится в настоящий момент – не на пути ли на автовокзал? Сергей сокрушенно вздохнул. Интересно, подумал он, как бы выкрутился Штирлиц? Хотя Штирлиц – это, кажется, из другой оперы.

– Мы все равно ее найдем, – предупредил Савченко.

– Кого?

– Эту вашу Гулю.

– Зачем? – спросил Сергей.

– Запирательства не помогут! – хором сказали сыщики, вытирая пот со лба и размазывая прилипшие ко лбу волосы.

Однако воспоминание о доблестном разведчике Штирлице уже вдохновило Сергея.

– Гуля – мой товарищ по партии, – сказал он. – Она из московской организации.

– Из московской? – ехидно переспросил Козлов. – А что же ты ее ждал?

– Мне приснилось, – внушительно сказал Сергей, – как она объясняет мне полемику Ленина с Каутским. – Он от души надеялся, что Барсов оценит этот его ход.

Во всяком случае, Савченко с Козловым его оценили. Их тоскующие глаза устремились в потолок, а фигуры приняли то, что, по их мнению, было независимой позой.

– Что такое? – подозрительно спросил Сергей. – Вам незнакома суть их разногласий?

– Э-э-э… А вы... – начал было Савченко.

– Плохо в наших органах еще поставлена просветительская работа, – перебил его Сергей, сокрушенно качая головой. – Я думаю, надо поставить в известность товарища Гулю.

– У нас хорошо поставлена просветительская работа, – сказал Козлов. – Не надо ставить в известность товарища Гулю.

– А то я могу пригласить товарищей, – предложил Сергей. – Политинформации, политучеба…

Савченко с Козловым затравленно переглянулись.

– Мы обсуждали… на политинформации… про товарища Каутского.

– Каутский нам не товарищ! – строго ответствовал Сергей.

– Да-да! – поспешно сказал Савченко. – Тамбовский волк ему товарищ. А нам товарищ – Ленин. Владимир Ильич.

– И Сталин, – добавил Козлов. – Иосиф…

– Виссарионович, – закончил за него Сергей и направил указательный палец ему в грудь, как бы предупреждая, что не стоит упоминать имя идола всуе.

Сыщики молча топтались у порога.

Они должны были проследить, что объект отбыл на автовокзал, сел на автобус, и потом доложить, чтобы передать его казанским товарищам с рук на руки. Однако объект не желал помогать им действовать согласно полученной инструкции и злостно сидел дома.

Задавать дальнейшие вопросы было опасно – бывшая шпана, которая с удовольствием работала кулаками, совсем не дружила с головой. Впрочем, этого от них никто и не требовал. Поэтому перспектива загреметь на политзанятия по наводке странного товарища из Москвы навевала на них панический ужас и желание срочно отбыть в дальнейшее пространство.

Судя по заспанному виду, на вокзал объект не собирался. Поэтому, что делать дальше, Савченко и Козлов категорически не знали.

– Ну что, орлы? – поинтересовался Сергей. – Вы тут у меня на постой расположились?

«Орлы» задумчиво устремили взгляды вдаль. Даль открывала им желтый кусок мягкого дивана с брошенной на него книгой. Она, эта теплая даль, манила гораздо сильнее, чем заснеженный январь за окном, который проморозил их до позвоночного столба.

– Ну давайте, вперед, в отдел, читать первоисточники, – подталкивал их к выходу Сергей. Орлы вздрогнули и дружно вышли из задумчивости и из квартиры № 7.

– Четвертый том полного собрания сочинений, – кричал им вслед Сергей. – Каутский нам – не товарищ!

Сыщики прибавили шагу и выскочили из дома.

XI

Взглянув на часы, Сергей решил убить еще час и совершить экскурсию по дому, осчастливив тех соседей, которые еще не имели чести его знать, знакомством с собой.

Вдыхая в себя запах стирального мыла, – кто-то затеял стирку, – он стал спускаться по лестнице, ведя ладонью по широченным деревянным перилам. Налево от лестницы, судя по запаху, был туалет, а направо, почти напротив, – распахнутая дверь в квартиру. Эта квартира была намного меньше и проще его квартиры – комната всего одна, но начиналась квартира с кухни, которая отделялась от комнаты большой печкой. Рядом с этой печкой на двух массивных табуретках с облезлой краской стояла цинковая детская ванночка. Женщина в выцветшем ситцевом платье стирала, поставив в ванночку металлическую стиральную доску в деревянной раме и возя по ней бельем. Рядом с ванночкой лежал большой кусок черного стирального мыла. Сергей поморщился: запах мыла был, на его вкус, уж слишком резким.

Услышав скрип ступенек, женщина оглянулась. Сергей остановился, предоставляя ей возможность себя рассмотреть. Однако если женщина и была в восхищении от его узких джинсов, клетчатой рубашки и жилетки с карманами, она очень искусно это скрыла. Во всяком случае, у Сергея было впечатление, что она посмотрела на него с большим неодобрением, перед тем как резко захлопнуть дверь. Пожав плечами, он пошел дальше по коридору, рассматривая двери – они были по обе стороны. Он вдруг почувствовал, что замерзает. В неотапливаемом коридоре было не просто холодно, а морозно. Его обогнал какой-то человек – видимо, возвращался из туалета. На нем были широченные брюки с ремнем. И рубашка, и серый шерстяной жилет, надетый поверх нее, были заправлены внутрь. Сергей зачарованно посмотрел на его прическу. Она представляла собой как бы множество торчащих вертикально вверх спиральных антенн, как у инопланетян. Черные антенны тесно переплелись между собой, им было тесно на голове, и они боролись за место под солнцем, вытесняя друг друга вбок и вперед, на лоб. Человек с антеннами замедлил шаг и с любопытством уставился на Сергея.

– Не холодно? – дружелюбно осведомился он.

– Да вот, не рассчитал, – рассмеялся Сергей. – Я еще не успел рассмотреть дом. Любопытно, знаете ли…

– Конечно, – немедленно согласился незнакомец. – Надо же знать, где живешь. А вы наш новый сосед?

Сергей кивнул и протянул руку.

– Сергей, – представился он. – Бахметьев.

Человек с антеннами протянутую руку энергично пожал.

– Смышляев Коля.

– Очень приятно, – сказали они оба хором.

Коля Смышляев гостеприимно распахнул дверь в свою квартиру и осведомился, что Сергей преподает.

«Как же они тут все повернуты на работе, – с тоской подумал Сергей. – Сейчас спросит, где воевал!»

Он не ошибся. Торопливо рассказывая заготовленную версию, он осмотрелся. У стены сбоку стояла широкая кровать с железными спинками. На побеленной стене на длинном ремешке из натуральной кожи висел фотоаппарат. Сергей узнал его – у деда оставался такой же со времен его молодости. Чехол привинчивался к донышку фотоаппарата широким винтом. Дед до сих пор пользовался им, и в ответ на попытки подсунуть ему современные шедевры с кучей прибамбасов он с гордостью показывал старенькую «Смену». Он говорил, что им можно гвоздь забить и ему ничего не будет. С этим было трудно спорить – пластмассовые корпуса справлялись с гвоздями несколько хуже.

У стены напротив возвышался радиоприемник на ножках, с огромными круглыми деревянными ручками.

Перед окном стоял большой деревянный стол, который создателями, вероятно, был задуман как письменный. Однако сейчас он настолько был завален железками, проволокой, деревянными ящичками с какими-то большими деталями, индукторами, резисторами и прочими радиодеталями, что больше походил на лабораторный стол в физическом кабинете. За столом сидел подросток – уменьшенная копия папы. Антенны у него на голове были несколько гуще, серый жилет – уже, брюки – шире и мешковатей. На звук голосов он не обернулся. Справа от него стояло несколько сооружений в виде соединенных друг с другом радиодеталей на железных подставках.

– Мой Генка! – с гордостью сказал Коля. – Радиоприемники собирает.

– Зачем ему столько? – искренне удивился Сергей. Судя по тому, как обернулся подросток Гена, Сергей понял, что сказал что-то очень святотатственное. В глазах папы с сыном, устремленных на него с немым укором, плескалось столько изумления и обиды, что Сергей начал поспешно выкручиваться:

– Можно же теперь что-нибудь другое собирать.

– А что? – не перестал изумляться Гена.

– Ну… микрофон какой-нибудь… или электрический звонок, или аппарат Морзе.

Изумление в Гениных глазах сменилось интересом:

– А я азбуки Морзе не знаю.

– А я тебе книжку принесу, – вдохновился Сергей, старательно завязывая новый контакт с аборигенами. – Мы можем с тобой сделать два аппарата и друг с другом перестукиваться.

– Так нету книжек, – удивился папа Коля. – И ключей нету.

– Найдем! – легко пообещал Сергей – тем более легко, что доставать все равно будет Андрей.

Делая вид, что он рассматривает детали, Сергей ловко прилепил камеру к деревянной полке над окном.

Поражаясь, как легко здесь заводить знакомства, Сергей, выслушав многократные приглашения заходить в любое время, отбыл на банкет.

Следующие две недели Сергей разрывался между занятиями, которые неожиданно потребовали большой подготовки, своим банком, где Артемьев вместе с Курицыной дружным дуэтом кричали без него «SOS», и домом. Дед потихоньку «вспоминал», как он собирал деньги для Комаровых, посещал лекции внука и обсуждал с Барсовым возможность лечения шизофрении и психических заболеваний с помощью измененных воспоминаний, вызванных посылаемыми в прошлое спецагентами. Гуля, пристыженная Александром Павловичем, постепенно смиряла свой гордый дагестанский нрав и готовила вместе с Сережиной мамой долму. Такая Гуля нравилась Сергею гораздо больше, и он доставлял ей разные сувениры из прошлого, вновь подумывая о свадьбе.

В феврале ему поручили заниматься «Студенческой весной». Он, как чертик из шкатулки, появлялся в лаборатории и мчался за электрогитарами, нотами, фонограммами, выкачивал из Интернета сценарии.

Иногда он, весь запыхавшийся, появлялся дома и хватал из маминых рук бутылку с подсолнечным маслом.

– Там масло семечками воняет, представляешь? – возмущенно говорил он и исчезал.

Через пару дней он снова появлялся, совал матери под нос бутылку подсолнечного масла изготовления тысяча девятьсот пятьдесят третьего года и восторженно кричал:

– Мам, ты только понюхай – оно семечками пахнет, представляешь? Не то что ваше, выхолощенное.

Мать только разводила руками. А Сергей уже мчался к отцу, мирно сидевшему у телевизора, и тряс его за плечо:

– Пап, «Песню про черного кота» в пятьдесят третьем уже пели?

– А? Что? – пугался отец, очнувшись от думы, которую он думал во сне.

– Жил да был черный кот за углом, – объяснял Сергей.

– Э-э-э… м-м-м-м… да вроде… – мучительно вспоминал отец.

– Вроде не пели еще, сынок, – отзывалась с кухни мать, соображая, что делать с маслом из прошлого: от запаха, хоть и натурального, уже успели отвыкнуть.

– Не пели? – огорчался Сергей. – А, ладно, какая разница. Все равно споем.

Сергей неплохо играл на гитаре, и у него был небольшой, но очень приятный голос. Сам он на сцену лезть не собирался, но напевал песни студентам и репетировал вместе с ними. С танцами было хуже. Танцы он показывать не мог, а то, что изображали ему Тростникова с Паниной, вызывало у него большое недоумение.

– Неспортивно! – решительно заявлял он. – Так каждый может. Нет, девчонки, надо круче.

Пока «девчонки» соображали, что означает «круче» и прилично ли это, он уже мчался к группе студентов, играющих сценку по Чехову «Медведь».

– Как ты на них смотришь, как смотришь! – кричал он парню, изображавшему старого Луку, который полез было с топором спасать свою хозяйку и обнаружил ее целующейся со злодеем, от которого и хотел спасать.

– Как я смотрю? – обижался парень.

– Ты смотришь, будто у тебя глюки.

Парень каким-то образом сразу понимал, что глюки – это плохо.

– Ты должен радоваться за них и тактично и смущенно исчезать.

– А вы! – гневно обращался он к артистам, изображавшим госпожу Попову и Смирнова – Вы чего стоите рядышком, как пионеры-герои? За ручки держатся, тьфу! И от чего, по-вашему, Лука смущаться должен?

Актеры краснели и что-то мямлили, вызывая целый тайфун возмущения новоявленного худрука:

– Вы еще манифест коммунистической партии друг другу почитайте вместо объятий. Испоганили Чехова, тормоза несчастные! Чайники вы, а не артисты.

Пока студенты пытались осознать свое сходство с этими предметами промышленной и бытовой техники, в лаборатории шел ожесточенный спор – заслать ли в прошлое видеомагнитофон, чтобы показать студентам, которые действительно неплохо танцевали, танцы для постановки, или отправить пару ребят, танцующих брейк-данс.

– Вообще-то, – размышлял Барсов, – наши коллеги в Великобритании уже рискнули продемонстрировать там видео.

– И как? – поинтересовался Андрей.

Барсов смущенно отвечал:

– Выкинули в окно со второго этажа. Они зачем-то решили показать жесткое порно. Теперь мы должны повторить эксперимент с видео, но только с более мягкими показами. Я думаю, – решил он, – что это подходящий случай.

Митя, как всегда, скептически поджимал губы и требовал отправить «туда» аппарат похуже.

– Все обратно вернем, – успокаивал Андрей. Митя только качал головой, терзаемый предчувствиями.

Видеомагнитофон вызвал сенсацию. Тростникова с Паниной, два парня с их курса, которые показались Сергею достаточно акробатичными, потом и соседи, привлеченные громкой музыкой, осматривали его со всех сторон, как Карлсон, ожидая увидеть что-то, кроме кинескопа, внутри. Телевышка в Средневолжске еще не была сооружена, и радости телевидения были жителям города незнакомы.

– Какие цвета! – восхищался Григорий Иванович. – Насыщенные, и изображение не зернистое!

Николай Васильевич никак не мог понять, почему изображение двигается. Но пульт дистанционного управления сразил всех наповал. Никто не решался делать комментарии, и все только включали и выключали изображение, каждый раз поражаясь, что экран то гаснет, то снова вспыхивает, подчиняясь нажатию кнопки.

– Только корпус некрасивый, – сокрушалась Маргарита Николаевна. – Цвет такой невыразительный, как сталь. И весь он такой… прямоугольный!

Сергей не мог не согласиться, что среди кружевных салфеточек, полочек со слониками, круглых розовых абажуров и радиоприемников с их живым деревом, светлой радиотканью на динамиках, разноцветными мигающими индикаторами видеодвойка действительно имела бледный, невыразительный вид. Но неудачный дизайн, – Сергей даже обиделся на производителей, стыдно перед предками, честное слово, – полностью компенсировался мультиками, которые тщательно отобрала Катюша. «Винни-Пух» – не американский, Боже упаси, а наш, советский, с голосом Леонова, «Карлсон» и, наконец, танцы. Сергей осторожно начал с бальных, увидел, что Тростникова украдкой зевнула, и поставил кассету с брейк-дансом.

– Что за чудо, – вылупил глаза Николай Васильевич, увидев роботообразные движения танцоров. – Костюмы не концертные и шапочки какие-то дурацкие… И чего они, как…

Про роботов Николай Васильевич еще не знал, и поэтому его мысль на этом заканчивалась.

Однако, когда Сергей пояснил, что это есть социальный протест угнетенных африканских народов против американского рабства, все нашли в брейк-дансе глубокий социальный смысл.

– Между прочим, – пояснил Сергей, – этот танец требует большого мастерства. Вот смотрите, сейчас будет нижний брейк. Эх, девчонки, – пригорюнился он, – этого вам никогда не смочь.

Тростникова с Паниной во все глаза смотрели на то, как два танцора крутились, лежа на спине, а потом – встав на голову.

– Так вот для чего шапочки! – догадался Хворов.

– Шапочки не простые, – кивнул Сергей.

– Нужен скользкий пол! – осенило одного из парней.

– И музыку, – напомнил второй.

Девушки снова и снова вглядывались в движения рук и ног. Из кухни, которую Сергей с Андреем успели покрыть линолеумом, доносились сопение и грохот – это парни пытались крутиться в нижнем брейк-дансе. Никто уже не спрашивал Сергея, откуда он это достал. Все привыкли к тому, что он имеет доступ к самым необыкновенным и необъяснимым вещам.

Психологов из двадцать первого века, которые вместе с Барсовым обрабатывали полученную информацию, поражало, насколько легко поколение пятидесятых воспринимало появление непонятных и новых для них вещей. Они нисколько не мучились попытками объяснить появление огромного количества непонятных предметов – начиная от станка для бриться «Жиллетт» и заканчивая компьютером. Объяснение было простым и очевидным: Сергей же прибыл из Москвы, где у него были крепкие связи, наверное, даже, с партийной организацией. А раз из Москвы – значит, все понятно. И никаких объяснений не требовалось. Наша советская наука и техника, как самая передовая в мире, просто еще не дошла до Средневолжска, вот и все. Правда, где-то в самом уголке сознания иногда робко возникал вопрос: почему те немногие жители Средневолжска, которым посчастливилось побывать в столице нашей Родины, не видели подобного в магазинах. Но Москва находилась далеко – аж за целых семьсот километров, и в нее ходили два вагона в составе поезда «Казань – Москва» – довольно часто ходили, раз в неделю. И на подобное шевельнувшееся сомнение тут же наваливался всей тяжестью жизненный опыт людей, переживших коллективизацию, разруху и голод двадцатых и тридцатых годов и немало повидавших в военные годы. Почему населению – хлеб с лебедой, а кому-то – шоколад с апельсинами? Доставали! Почему все женщины ходят в ситцевых платьях, шитых вручную, – швейную машинку-то не всякий имел, – а жена секретаря обкома – в импортной шелковой блузке? Да все просто, опять же – доставали! Потому что в закромах Родины есть все, да не на всех. Это было понятно и привычно. От магазинов, собственно, никто ничего особенного и не ждал. Сергей по какой-то причине был ближе к закромам, чем остальное население Средневолжска. Оно и понятно – Москва! Тут объяснять ничего не надо – где Москва, а где Средневолжск! В Москве, наверное, уже все есть. А Сергея в партийных кругах, похоже, крепко уважали! Потому что такие прозрачные ручечки, бутылочки, ви… види… – черт его знает, и не произнести даже – показывающие аппараты. В общем, все это еще заслужить надо. А нам в Средневолжске – где же заслужить. Далеко от нас пролетарская мировая революция, и не видать нам еще сто лет види… веди… а также апельсиновой газировки в прозрачных бутылках. Ах, эти бутылки! Из них что угодно выпьешь, все вкусным покажется. Вкус совсем не имеет значения, если бутылочка прозрачная, как стеклянная, и легкая, как перышко. И пробочка откручивается, и вовсе не надо вдавливать большим пальцем алюминиевую крышечку, как на молочных бутылках. А Бахметьев, похоже, эти бутылочки просто выбрасывает. Это уже просто… просто возмутительная бесхозяйственность.

Брейк-данс студенты все-таки сумели освоить, причем достаточно легко.

Концерт был вечером. Сергей предупредил своих, что заночует здесь. Акимов был недоволен, и Курицына, горестно поджав длинные ноги, рыдала после очередного нагоняя.

Генеральная репетиция проходила в творческой дружеской атмосфере, поражая случайно заглянувших в актовый зал преподавателей и представителей администрации обилием разговорной лексики.

– Ты когда начнешь задник прибивать, тормоз! – кричали со сцены.

– На баяне играешь, как чайник, – слышалось из-за кулис.

– По-моему, ректор идет, – сказал Сергей.

– Это у вас глюки, Сергей Александрович, – вежливо ответили ему.

Эротическая сцена в чеховском «Медведе» пользовалась огромным успехом. Ее участники вовсю старались показать, что они не манифест коммунистической партии читают, а изо всех своих сил стараются смутить «старого» Луку. «Лука» очень качественно смущался и исчезал, вручая за кулисами топор ответственному за пожарную безопасность. Студентки очень интересовались, по-настоящему целовались артисты или только притворялись, и возбужденно хихикали.

– А теперь, – торжественно объявила Тростникова со сцены, говоря в огромный прямоугольный микрофон – железный, с продольными разрезами, – мы покажем вам танец, который в сложный исторический период был создан нашими угнетаемыми африканскими братьями, которые, как смогли, попытались выразить свой протест против угнетения американскими капиталистами-рабовладельцами. Мы с вами, наши африканские братья! – патетически заключила она.

Сергей за сценой слегка покраснел и решил, что «американские братья» простят ему столь явную политизацию танца черных хулиганов. «Во всяком случае, хоть не посмеют освистать», – подумал он.

На самом деле, танец пользовался бешеным успехом. Зал аплодировал стоя, выражая солидарность американским братьям и желание научиться верхнему брейку. Долго еще танцоры в качестве общественной нагрузки обучали желающих всем тонкостям брейк-данса. Африканским братьям написали письмо, выражающее солидарность. Африканские братья в Гарлеме письмо за подписью ректора института из далекой России каким-то чудом получили и долго чесали в затылке, искренне стараясь осознать свою роль в политической борьбе, о которой они до сей поры не подозревали. На всякий случай они вышли вечером бить морды прохожим, сначала – белым, а потом заодно и черным. Затем, напившись, решили ограбить ближайший банк, чтобы найти деньги для поездки в русский город Средневолжск – научиться танцевать негритянский танец брейк-данс.

После концерта участники собрались в деканате инфака. Туда заглянул и дед – поздравить. Физмату предстояло выступать через четыре дня. Дед пообещал догнать и перегнать, но потребовал, чтобы Сергей снабдил и его фонограммами. Ради справедливости. Насчет справедливости Сергей не возражал и пригласил всех заходить к нему домой запросто, дабы ознакомиться с чудесами советской техники.

Поэтому следующие несколько дней были днями открытых дверей. Махнув рукой на Акимова, – сам виноват, нечего было соглашаться, – он принимал гостей, показывал им компьютерные игры, мультики на видео, складывал и раскладывал диван, демонстрировал микроволновку, распахивал холодильник «Део», в прохладных недрах которого яркими прямоугольничками красовались салатики в прозрачных упаковках, йогурты и газировка в пластиковых бутылках. «Вражескую» кока-колу и пепси было решено пока попридержать.

Все вечера квартира была набита народом. Приходил дед со своими знакомыми – физиками, математиками и соседями. Приходили родственники и знакомые соседей по дому, робеющие студенты и совершенно ему незнакомые люди. По два-три человека сидели за компьютером и играли в DX-Ball и «Звездные войны». Диван стонал под желающими посмотреть мультики, «Гарри Поттера» (Барсов решил, что Роулинг не узнает) и «Кубанских казаков». Кто-нибудь требовал показать, что в микроволновке тарелка не нагревается вместе с едой, а остальные наливались на кухне газировкой.

Сергей изнывал от нашествия, а в лаборатории ребята не отрывались от экрана, выбирая Барсову фрагменты для прослушивания.

Барсов, прослушивая записи, тихо зверел.

– Обыватели! Мещане! Одурели со своими слониками!

– Анатолий Васильевич! – мягко укорял его Андрей. – Вы еще за герань их поругайте.

Барсов поворачивал к нему красное злое лицо.

– Вы только их послушайте, что они говорят. Перед ними – технические достижения, которые им и не снились, аналогов которым еще нет в их мире. А они больше всего восхищаются…

– Газировкой, – вздохнул Митя.

Действительно, газировка стала хитом номер один. Пустые бутылки уносили домой нарасхват, используя их вместо графинов и кувшинов. Барсов напрасно возмущался – унести компьютер было невозможно, а если бы и унесли, то не знали бы, что с ним делать. Разве что использовали в качестве подставки для цветов. С газировкой было понятнее и доступнее, а главное – куда проще в эксплуатации.

Владимир Иванович – дед Сергея – был единственным, кто не отлипал от компьютера. Сергей помог ему раскурочить пару электронных часов, чтобы он смог воочию увидеть жидкие кристаллы, и объяснял про микросхемы и микрочипы. Про микрочипы дед все понял легко. Ему гораздо сложнее было понять, почему он до сих пор ничего не знал про этот прорыв в технике.

– Отстал я от жизни в этой глуши! – восклицал он, двигая мышкой. – Но газеты! Да об этом надо было на каждой странице кричать!

Просто жалко было на человека смотреть.

А через два дня Сергея вызвал к себе парторг Булочкин. Вызвал не просто так, а через перепуганную секретаршу. Та передала ему служебную записку, в которой Сергею Александровичу Бахметьеву повелевалось явиться в большой перерыв и дать объяснения по поводу своего поведения. Записка, к ужасу секретарши, Сергея развеселила, и он с трудом дождался перемены.

Валерий Алексеевич сидел, набычившись, за столом, наклонив голову и глядя куда-то вниз. Видимо, предполагалось, что его лысина должна здорово пугать посетителей, а вся поза в целом – довольно неудобная, кстати, – изображать скорбь по поводу заблудшего воспитуемого.

– У вас шея болит? – сочувственно осведомился Сергей. Здороваться он не счел нужным, так как на предыдущей перемене они виделись мельком в коридоре.

Булочкин поднял голову и строго посмотрел на него, используя тот ледяной взгляд, который он приберегал для самых проштрафившихся. Сергей тем временем прошел вглубь кабинета мимо длинного стола и присел возле сердитого парторга. Булочкин осуждающе покашлял: предлагать ему садиться он не собирался, так как он больше любил распекать стоящих членов вверенной ему коммунистической партией паствы.

– Извольте объяснить, – сухо начал он, – по какому праву, не согласовав с парткомом, вы поете вместе со студентами безыдейные песни?

– Что-то я запамятовал, – беспечно сказал Сергей. – Какую песню вы имеете в виду?

– Ту, которую вы пели на «Студенческой весне»!

Поскольку Сергей продолжал изображать непонимание, Булочкину пришлось процитировать: «Жил да был черный кот за углом!»

Он швырнул авторучку на стол – несколько неудачно, поскольку она упала на чистую четвертушку бумаги и заляпала ее чернилами. Но Булочкин в данный момент был выше этого. Он лишь незаметно скосил глаза на свою грудь, помещенную в чистую белую рубашку, и убедился, что она не запачкана.

– Правда, отличная песня? – радостно спросил Сергей. – Я рад, что вы ее запомнили.

– Отличная? – прогремел Булочкин. – Это безыдейная песня! Нельзя же петь такие вещи без согласования с парткомом.

– А с согласованием можно? – наивно переспросил Сергей.

– И с согласованием нельзя.

– Так зачем же согласовывать?

Булочкин немного подумал.

– Чтобы получить запрещение.

Сергей развеселился:

– Вот здорово! Очередь за запрещениями! Вы не находите, что это нонсенс?

Булочкин немного подумал. Про Канта он слышал, а про Нонсенса – нет. Но признаться в этом безыдейному члену партии он не мог.

– Читали мы вашего Нонсенса. Нет у него никакой коммунистической убежденности, – сказал он твердо.

Сергей пришел в полный восторг. Глядя на его радостную физиономию, Булочкин осторожно взял забрызгавшуюся ручку и постучал ею по столу – правда, тут же об этом пожалел, потому что его пальцы запачкались чернилами.

– Вы мне тут демагогию не разводите! Что это за черные коты? В то время как весь наш народ занят на народных стройках и борется с мировой буржуазией, у вас что, идейно выдержанных песен не нашлось?

Сергей принял серьезный вид:

– Одну секундочку. Это песня находится в списке запрещенных?

Булочкин попытался припомнить, спускал ли ему кто-нибудь сверху список запрещенных песен. Выходило, что не спускал.

– Вы сами, раз вы коммунист, должны были понимать, что эта песня развращает, расслабляет... – Булочкин почувствовал себя в сфере привычных понятий и поэтому уверенно перешел на крик, – …и отвлекает внимание от важных мировых проблем! – уже на высоких нотах закончил он.

Сергей разозлился. Орать на себя он не собирался позволять даже члену партии.

– Ах так? – также зло спросил он. – Тогда перестаньте смотреть на свою рубашку и отвлекаться от мировых проблем.

– При чем тут моя рубашка?!

– При том, что она – не мировая проблема, а вы все время думаете о том, запачкалась она чернилами или нет, – объяснил Сергей. Не дав Булочкину опомниться, он продолжал.

– Скажите, я тут, может быть, несколько не в курсе. А русские народные песни что, тоже запретили?

– Какие русские народные? Почему запретили?

– Ну как же! Они же безыдейные, все про любовь, а то и вовсе про какую-то березоньку да калинку-малинку. «Во поле березонька стояла», например. А «Калинка-малинка» вообще ни в какие ворота не лезет – скрестили дерево с ягодой! Это просто издевательство над нашей советской академией сельского хозяйства! Вы уж будьте добры, вывесьте в следующий раз перед концертом список запрещенных к исполнению произведений. Во избежание недоразумений.

Булочкин напряженно размышлял. То, что он больше всего хотел понять, – это кто кого сейчас отчитывает. По всему выходило, что разговор для Булочкина не сложился.

На всякий случай он предпринял еще одну попытку:

– И, кстати, что за сборища у вас дома? Фильмы какие-то смотрите. Без одобрения…

– Ну-ну! – укоризненно сказал Сергей. – По-вашему, русские фильмы будут производиться без соответствующего согласования? Это уж, позвольте, чересчур! Подвергать сомнению деятельность центральных органов!..

Тут прозвенел звонок.

Сергей поднялся:

– Извините, у меня занятия.

И он вышел, оставив Булочкина размышлять, каким образом он допустил, что Бахметьев до сих пор на свободе.

XII

На следующий день на факультет наведался работник НКВД для беседы с сотрудниками. Он послонялся по коридорам, останавливая студентов и тихонько с ними о чем-то разговаривая. Потом без стука вошел в деканат. Деканша, сидя за столом, увлеченно спорила с физруком, обсуждая предстоящие соревнования по волейболу.

– Вы к кому, товарищ? – недовольно спросила она человека неопределенного возраста с блестящими залысинами.

Человек, блеснув залысинами, осклабился.

– К вам, конечно, – не останавливаясь, ответил он и прошел к столу. Он уселся на стул и посмотрел на физрука с таким видом, который показывал, что физрук тут слишком засиделся. Онемевшая от такой бестактности деканша собралась выплеснуть на него свое возмущение.

– Разве вы не видите, что я занята! – холодно сказала она. – Подождите в коридоре.

Залысины хищно блеснули, когда он обратил свой взор на физрука. Если бы преподаватель физкультуры был способен мыслить метафорически, он бы, наверное, подумал, что так смотрит Смерть из пустых глазниц. Этот взгляд нельзя было назвать холодным, потому что холод – это всего лишь отсутствие тепла. Он был абсолютно пуст и, как вакуум, всасывал в свою пустоту. Но мыслить метафорически физрук не умел, поэтому он просто сказал себе: «На редкость неприятный тип». Потом он поднялся и сообщил, что лучше уж он подождет в коридоре.

Прежде чем деканша успела возразить, физрука в деканате уже не было, а незнакомец показывал ей развернутые корочки.

Надо отдать должное деканше – она не заохала и не изобразила верноподданническую готовность служить. Она лишь устало вздохнула и приготовилась слушать.

– Расскажите мне о вашем новом сотруднике, – вкрадчиво сказал работник органов.

– Бахметьеве? – уточнила деканша.

– Очень хорошо, что вы не запираетесь.

Деканша вытаращила глаза.

– С какой стати мне запираться?

– А вот сейчас все и обсудим, – вкрадчиво сказал энкавэдэшник. – Он порочит при разговорах со студентами или с сотрудниками советскую власть?

Деканша развела руками.

– Честное слово, не знаю, – покаялась она. – Мы с ним все больше об институтских делах разговариваем.

– А занятия? Вы посещали его занятия?

– На нашем факультете? – уточнила деканша.

– На вашем, конечно, – несколько раздраженно подтвердил посетитель.

– Посещала.

– Ну, и?

– Ну, и... Что, собственно, вы хотите услышать? Занятия как занятия. По стилистике. Добросовестно дает материал, английским языком владеет прекрасно…

Посетитель открыл рот, чтобы задать вопрос, но деканша опередила его:

– На классиков марксизма-ленинизма ссылается.

Она не стала добавлять, что после таких ссылок у слушателей оставалось неясное впечатление, будто классики в языкознании ни бельмеса не понимают и суются не в свое дело.

– А откуда он так хорошо знает английский, вы не задумывались?