Неизвестная история русского народа. Тайна Графенштайнской надписи

СВИДЕТЕЛЬСТВА АРХЕОЛОГИИ

Углубившись в литературу о древних славянах, я выяснил, что важных археологических и лингвистических доказательств «теории русских древностей» гораздо больше, чем я привел в главах «Тайна Графенштайнской надписи», «Свидетельства генетики», «Свидетельства лингвистики». Возьмем, в частности, труд «Венеты: наши давние предки» (М., 2003) выдающегося словенского ученого (по гражданству, кажется, итальянца) Йожко Шавли, единомышленника М. Бора и И. Томажича. Кстати, по-словенски название книги Шавли звучит так: «Veneti: naši davni predniki» (это к вопросу схожести словенского и русского языков).

Из книги Шавли мы узнаем, что не имеющихся сегодня фактов о праславянах мало, а, напротив, факты эти повсеместно замалчиваются европейскими историками другой школы – приверженцами теории т. н. «переселения народов» в V–VI вв. от Р. Х. , у нас больше известных как «норманисты». Й. Шавли пишет, что до итальянца Энея Пиккомолини, он же папа Римский Пий II (1405–1464), никто ничего не знал о гипотетическом «переселении народов» V–VI вв., во время которого славяне якобы пришли в Европу из Азии. Пангерманист Вольфганг Лазиус из Вены в 1600 г. развил эту мысль, утверждая, что «яфетидами», первыми заселившими доселе необитаемую Европу, были германцы или тевтонцы.

Между тем ранние славянские хронисты, например, древнерусский летописец Нестор (умер в 1116 г.), чешские хронисты Космос (ум. 1125), Далимил (ум. 1311), Пулкова (ум. 1460), польские Галл (ум. 1130), Кадлубек (ум. 1220) и Длугза (ум. 1460), считали, что славяне ко времени т. н. «переселения народов» жили в Европе на своей исконной территории, где до них никто не проживал. Тем не менее с мнением папы Пия II считались все католики. Немецкие историки все решительнее настаивали на «автохтонности» немцев и их историческом праве собственности на территорию Центральной Европы. На рубеже XVIII и XIX вв. агрессивную германскую идеологию укрепляла еще и кельтомания. Кельты провозглашались германским этносом, а германский язык – древнейшим в мире, поскольку кельты якобы были потомками библейского Омира (Гомера), сына Иафета.

Под влиянием немецкого националистического движения в начале XIX века возникла «немецкая историческая школа», для которой характерно формирование собственных исторических методик. Данным термином сначала обозначали германское языкознание, право и историю, которые, в немецком понимании общего «народного духа», считали единой наукой.

Теория «переселения народов» окончательно оформилась во второй половине XIX века, во времена Бисмарка. Тогда Берлинский университет под руководством археолога Густава Коссинны (1858–1931) придал этой теории «научную базу». Целью ее было показать, что историческое право владеть территорией Центральной Европы остается за тем, кто первый занял ее. В связи с этим немецкие специалисты (Вирхов, Коссинна, Фосс и др.) утверждали, что Лужицкая культура не может быть славянской, обосновывая тем самым «неполноценность» культуры славян.

Согласно теории Коссинны, предполагаемыми предками германцев были т. н. индогерманцы, которые отождествлялись с этносом индоевропейцев. В качестве носителей европейской культуры выдвигались лишь кельты, римляне и германцы. В отличие от них, славяне, как считалось, возникли лишь в VI в. н. э., придя с заболоченных территорий по Припяти из-за Карпат. Они находились якобы на очень низкой ступени общественного развития и свое культурное и политическое наследие получили позднее от уже упомянутых «носителей цивилизации». Г. Коссинна обоснованно считается предтечей нацистской «пропагандистской археологии». В 1928 г., незадолго до смерти, он основал общество с не требующим комментариев названием – «Национал-социалистическое общество германской культуры». И тем удивительней, что воззрения на славян большинства современных западноевропейских и американских историков базируются именно на воззрениях нациста Коссинны! Почему же они тогда, спрашивается, они не разделяют его взглядов на евреев? Пресловутые «двойные стандарты»?

«Немецкая историческая школа» оказала решающее влияние не только на германскую, но и на европейскую историографию в целом. Помните, как называется институт, в котором сотрудничает доктор Д. Штифтер, разместивший в Интернете глоссарий с норикскими древностями? Институт языкознания (индогерманистики) при Венском университете. Чувствуете «немецкую историческую школу»? И это невзирая на европейский «мультикультурализм»! За глоссарий Д. Штифтеру, конечно, большое спасибо, но напомню, что почти все его экспонаты он без особых на то оснований считает кельтскими, как и принято в «немецкой исторической школе», когда нет экспонатов римских или германских.

Любор Нидерле писал в «Славянских древностях»: «Немецкие ученые, опираясь на новые исследования немецких погребений меровингской эпохи (V–VIII веков) с так называемыми «Reihengräber», создали в соответствии с системой Ретциуса теорию древней чистой германской расы с относительно длинной головой (долихоцефалы или мезоцефалы) и с некоторыми характерными внешними чертами: довольно высокий рост, розовый цвет лица, белокурые волосы, светлые глаза. Этой расе была противопоставлена другая, более мелкая, с более короткой головой (брахицефалы), более темным цветом кожи, каштановыми волосами и темными глазами; главными представителями этой расы должны были быть славяне и древние обитатели Франции – кельты, или галлы». Нидерле приводит данные польских и чешских археологических исследований 1899–1905 гг., опровергающих эту расистскую точку зрения: «Древние погребения южнорусских славян содержали скелеты, из которых 80–90 % имели долихоцефальные и мезоцефальные черепа; погребения северян на Пселе – 98 %; погребения древлян – 99 %; погребения полян в Киевской области – 90 %, древних поляков в Плоцке – 97,5 %, в Слабожеве – 97 %; погребения древних полабских славян в Мекленбурге – 81 %; погребения лужицких сербов в Лейбенгене в Саксонии – 85 %; в Бургленгенфельде в Баварии – 93 %. Чешские антропологи при изучении скелетов древних чехов выяснили, что среди последних черепа долихоцефальных форм встречались чаще, чем у современных чехов. И. Геллих установил (в 1899 г.) среди древних чехов 28 % долихоцефальных и 38,5 % мезоцефальных индивидуумов; эти цифры возросли с тех пор.

Можно считать, что там, где ныне наблюдается преобладание брахицефальных форм, население VIII–XII вв. было мезоцефальным или даже долихоцефальным, что с каждым годом все более подтверждается новыми открытиями».

Против официальной версии Берлинского университета, согласно которой славяне пришли в Европу лишь в V и VI вв., решительно выступил чешский профессор А. Шембера (1807–1882). Он рассматривал теорию «переселения народов» как самую страшную ошибку в толковании древней истории Центральной Европы. Шемберу под держали другие историки и археологи, прежде всего русские (Попов, Уваров) и польские (В. Мацивьёвский, Т. Войцеховский). Чех П. Шафарик и поляк В. Суровицкий утверждали, что венеты, как балтийские, так и адриатические, были славянами, а данные сравнительного языкознания подтверждают, что они жили в Европе еще с доисторических времен.

Немецкие историки могли игнорировать мнение своих славянских коллег, как они это делали столетиями, но они не могли игнорировать данные практической археологии. Под тяжестью контраргументов представители «немецкой исторической школы» вынуждены были переместить прародину славян на территорию Украины, на заболоченные берега Припяти (мол, на Тебе, Боже, что мне негоже). Л. Нидерле позже перенес ее в поречье Вислы и Днепра. После Второй Мировой войны поляк Й. Чекановский расширил славянскую прародину до Одера и Ниссы. Эту гипотезу польские ученые обосновали с помощью данных антропологии, этнографии, археологии, этнографии и языкознания, доказав тем самым, что славяне были прямыми Наследниками Лужицкой культуры. Это решало отчасти проблему славянства на севере, но в отношении южных территорий вопрос оставался открытым.

Под влиянием берлинской исторической школы немецкая националистическая идеология во второй половине XIX века приобрела большой размах в Австро-Венгрии, где она была направлена в первую очередь против славян. Особенно, пишет Й. Шавли, это касалось словенцев, потому что пронемецкие националистические круги питали надежду, что ассимиляция словенского населения позволит им создать пресловутый «немецкий мост» от Балтики до Адриатики. В деле денационализации словенцев и вообще славян Австро-Венгрии особую роль играл университет в Граце. Родоначальником работ антиславянской направленности был ректор университета Гильдебранд (1883). В его работах подчеркивались «неполноценность» славянских этносов и их «рабское прошлое». Это направление в историографии поддержал и чешский историк профессор Я. Пейскер, который разработал в 1897–1905 гг. антиславянскую теорию (возможно, небескорыстно – ему была предоставлена профессорская кафедра в Венском университете). Пронемецкие взгляды обеспечивали карьеру; нужно было только приспособиться к директивам, исходящим с той стороны. Наиболее последовательным приверженцем теории Пейскера был историк Любо Хауптманн, преподававший историю в Любляне после Первой Мировой войны и ставший позже одним из идеологов… югославянского федерализма.

Осознанно или нет, однако подходы «немецкой исторической школы» означали не что иное, как апологию пангерманского замысла «натиска на Восток» и «моста до Адриатики», т. е. похода немецких культуртрегеров на земли, населенные «неисторическими славянами», с целью «общего прогресса рода человеческого». Первая и Вторая мировые войны показали, что это был за «прогресс»…

«Немецкая историческая школа» – явление в большей степени идеологическое, нежели историческое. Причем от тенденций школы Коссинны европейская историческая наука еще далеко не свободна. Теория существования индогерманцев оставила свой след в бессчетном множестве книг, словарей, энциклопедий и т. п., которые используются как материал при написании новых работ, особенно в Западной Европе и Северной Америке. Читатель, не сведущий в славянских языках и источниках, истинную суть этих работ вряд ли может проверить.

Но, как мы уже отмечали, «ахиллесовой пятой» взглядов «немецкой исторической школы» на историю славян являются данные археологии и лингвистики XIX–XX вв.

В этой и следующих главах я часто буду ссылаться на замечательную книгу Йожко Шавли «Венеты: наши давние предки», но вначале хотел бы ее немного покритиковать. Дело в том, что Шавли, справедливо оспаривая домыслы историков-славянофобов о том, что славяне пришли в Европу только в V–VI вв. от Р.X. из Азии, как-то даже суеверно боится малейшего соотнесения протославян с Азией. Иногда он в этом отношении выглядит, что называется, «святее папы Римского». Да, представители «немецкой исторической школы» утверждают, что германцы и кельты (которых они тоже относят к германцам) первыми заселили доселе необитаемую Европу. Но при этом они всё же считают германцев «яфетидами», а яфетиды, как ни крути, пришли из Малой Азии. Даже если Шавли прав и первыми европейцами были протославяне, выделившиеся из единой индоевропейской общности, мы найдем их следы не только в Европе, но и в Азии, если говорить о доисторическом периоде. Лингвистические свидетельства, приведенные самим Шавли, это подтверждают. Протославян лишь в узком смысле можно назвать европейцами, а в широком они – евразийцы. Я понимаю, что Шавли не хочет давать никаких лишних козырей сторонникам «немецкой исторической школы», но на самом деле они этими козырями воспользоваться не могут. Ибо если мы признаем широчайший евразийский ареал расселения индоевропейцев к середине второго тысячелетия до н. э. (а Шавли признает), то, естественно, наиболее значительной во всех отношениях этнической группой среди арийцев является та, что присутствовала как в Европе, так и в Азии. А германцам в этом смысле похвастаться нечем, если не считать того, что они, согласно «яфетической теории», тоже вышли из Азии. Следов древнеарийской цивилизации вообще больше в Азии, нежели в Европе. В Европе – это лишь крито-микенская культура, а в Азии – и Троя, и Хараппа, и найденные в XX в. Мохенджо-Даро, города империи хеттов, Аркаим…

Наряду с «азиатским комплексом» у Шавли есть еще, как мне показалось, и «восточноевропейский». Он стремится «отогнать» ядро протославян не только от Азии, но и Восточной Европы тоже, исторически сосредоточивая их в центре континента. Но это не более чем аргумент в его споре с «немецкой исторической школой», тоже сосредоточивающей своих «яфетических тевтонов» в Центральной Европе. Между тем, словно подтверждая выводы Густынского летописца, Иннокентия (Гизеля) и Рейтен- фельса, наиболее многочисленные находки, свидетельствующие о цивилизации протославян доисторического периода, совершаются ныне в «Сарматии» – в Восточной Европе и на Южном Урале.

Несколько лет назад, во время мероприятий, посвященных юбилею Самарской областной писательской организации, мне довелось познакомиться с Анатолием Васильевичем Плаксиным, учителем физкультуры и истории из села Утёвка Нефтегорского района Самарской (Куйбышевской) области. Анатолий Васильевич радушно принял писательскую делегацию из трех человек в своем небольшом доме, накормил, напоил и разместил на ночлег. В разговоре выяснилось, что наш хозяин – краевед и археолог- любитель. Человек он скромный и немногословный, больше пел романсы под гитару, чем говорил, поэтому я не очень понял, что же он нашел интересного при раскопках на окраинах родного села. Ясно было только, что копал в курганах, которых в степном Нефтегорском районе очень много.

К счастью, Плаксин подарил мне книгу «Край Самарский. Древности Нефтегорского района», созданную и выпущенную им в соавторстве с профессиональным археологом, доктором исторических наук Павлом Федоровичем Кузнецовым в издательстве «Самарский Дом печати» в 2004 г. Заглянуть в нее мне удалось лишь после того, как мы покинули Утёвку. Уже по фотографиям и рисункам стало ясно, что самарским археологам принадлежат открытия мирового значения.

Оказывается, что Большой Утёвский курган, раскопки в котором начались еще в 1969 г., на сегодняшний день является самым грандиозным памятником эпохи бронзы (III–II тысячелетие до Рождества Христова) во всей степной зоне Восточной Европы! В Первом Утёвском кургане было также найдено древнейшее изделие из железа (навершие медного боевого стилета). До начала железного века оставалось еще больше тысячи лет! Отдельные железные предметы находили и в «бронзовом» Египте, в частности, в гробнице Тутанхамона, но они относились к эпохе поздней бронзы, то есть были моложе утёвской находки на 600–700 лет.

Но самое потрясающее впечатление на меня произвело состояние этих древнейших захоронений. Я давно интересуюсь историей и археологией, но никогда не читал и не видел, чтобы лежащие в земле человеческие останки эпохи бронзы так хорошо сохранились. Впрочем, сказанное относится не только к захоронениям и к бронзовому веку. На песчаной косе Тунгуз Ставропольского района Самарской области, в Барбашином овраге, найдено древнейшее жилище человека эпохи оледенения, изготовленное из бивней мамонта, обтянутых шкурами. А это время среднего палеолита, то есть как минимум сто тысяч лет назад! Летом 2000 г. российско-американская экспедиция под руководством П. Кузнецова и Д. Энтони обнаружила на левом берегу речки Песчаный Дол, напротив села Утёвка, стоянку охотников и рыболовов эпохи позднего мезолита (6 тысяч лет назад) и множество каменных орудий труда. Когда-то в нашей стране подобные открытия становились достоянием учебников истории. Однако теперь в них почему-то говорится исключительно о заграничных памятниках бронзовой эпохи (и в книге Й. Шавли, увы, тоже). А вот американские археологи, не имеющие на родине древнего «культурного слоя», весьма интересуются сенсационными самарскими находками, посылают в Нефтегорский район экспедиции.

В 1973 г. археолог Г. Пенин открыл у села Съезжее Нефтегорского района древнейшее в Поволжье погребение эпохи энеолита (V–IV тысячелетия до Рождества Христова). В могилы на вершине древней дюны были положены каменные и костяные орудия труда и оружие. Из украшений здесь найдены костяные бусы и подвески из раковин, пластины из клыков кабана, а также глиняные сосуды с узорами, костяные фигурки, древнейшие подвески-амулеты в виде уток, лошадей, бычков, «бабочек».

Но все это бледнеет перед находками из бронзовой эпохи. Они менее древние, но культурное значение их огромно. Мы даже не в состоянии его оценить, пока не поймем символику этих захоронений. В 1972 г. И. Васильевым, П. Кузнецовым и А. Семеновой был раскопан Потаповский могильник Нефтегорского кургана № 3. Там, в частности, были обнаружены хорошо сохранившиеся останки человека, который лежал на спине, согнув ноги, вольно разбросав руки вдоль туловища, но голова у него была… конской. Причем трудно предположить, что конский череп оказался здесь случайно: голова смотрится на шее скелета как «родная». Кто это: «кентавр наоборот» или «лошадиный минотавр», хранитель могильного лабиринта? А может, это прототип князя Олега, принявшего, по известной легенде, смерть от коня своего? Здесь что ни деталь, то новые версии. В ногах «кентавра» найдено погребение ребенка-пастушка с дудочкой в руках, который как бы возглавляет скорбную процессию, направляющуюся в сторону заката солнца – мифологического царства мертвых. В любом случае: хотя Поволжье и находится за тысячи километров от известных очагов культуры Древнего мира, связь его культуры бронзового периода с «кочующими» мифологическими сюжетами Египта, Греции, Индии, Ирана очевидна.

Уверенность в этом крепнет, если ознакомиться с захоронением № 2 кургана 6 VI Утёвского могильника, исследованного в 1989–1990 гг. отрядом под руководством П. Кузнецова. На дне ямы-склепа лежат лицом к лицу, крепко обнявшись, два скелета. Один – крупный, под два метра (что является величайшей редкостью для бронзовой эпохи!), с длинной шеей, с длинными конечностями, с мощной грудной клеткой, другой поменьше, — и в наклоне его черепа, в изгибе членов, в тонкости костей сквозит неуловимое изящество, не оставляющее сомнений, что он принадлежит юной женщине. Что это: еще один кочующий сюжет? Утёвские Ромео и Джульетта? Юноше-гиганту примерно семнадцать лет, а девушке – пятнадцать. Что с ними произошло? Более или менее определенно можно сказать о юноше. В правой стороне его черепа зияет дыра, но, очевидно, он умер не от этого. Он был поражен в пятку, как Ахиллес. В стопу скелета воткнута стрела с костяным наконечником. Наверное, она была отравленной, а может, юного воина, как Ахиллеса, в младенчестве искупали в волшебном снадобье, случайно оставив уязвимой пятку, за которую его держала мать.

Что же касается девушки, то она, похоже, была невестой юноши. Может быть, она не перенесла гибели жениха и приняла, как Джульетта, яд? Но, в отличие от Ромео и Джульетты, эти возлюбленные сохранили невинность. Между их лицами лежит бронзовый кинжал, а кинжал, разделяющий мужчину и женщину, как известно, у многих народов (в частности – на Кавказе), символизирует непорочность.

Таким образом, перед нами сарматская «версия» шекспировского творения с вкраплением гомеровского сюжета. Кстати, связь бронзовой эпохи Поволжья с античной культурой подтверждается не только символичным расположением останков Потаповского и Утёвского захоронений, но и обнаруженными в них псалиями (костяная дисковидная деталь конской узды с четырьмя шипами, заменявшая в ранней античности мундштук). Точно такие же, только бронзовые, найдены в Передней Азии (поселение Г аза) и в развалинах древнегреческих Микен и Какова- тоса! Причем на потаповских и утёвских псалиях есть орнамент, широко распространенный во II тыс. до Р. Х. на территории Греции в эпоху Микенского царства.

Начало расселения людей в Центральной Европе Шавли относит к позднему каменному веку, примерно за три тысячелетия до н. э., считая при этом, что только с рубежа 1800 лет до н. э., в бронзовом в., Среднюю Европу уже можно обозначить как ареал расселения индоевропейцев. Между тем курганные захоронения III–II тысячелетия до Р. Х. в Нефтегорском районе Самарской области идентичны более ранним, рубежа IV–III тысячелетия до Р. Х. , индоевропейским захоронениям на Балканах: и здесь, и там в могилах находят конские головы (настоящие черепа или изваяния), а останки присыпаны охрой. Следовательно, к XVIII в. до н. э. индоевропейцы не сосреточивались в Средней Европе, а дошли до самого Китая (тохарская цивилизация), чего не удалось позже самому Александру Македонскому!

Такое широкое распространение ареала обитания индоевропейцев в ту пору, когда еще и отдельные народы не выделились из их общности, объясняется, в частности, приручением ими лошади и изобретением колеса, что позволило им быстро передвигаться на огромных просторах Европы и Азии. Конь и колесо – вот символы древних индоеврепейцев, поэтому немного смешно группировать их в центре Европы. «Тяга к перемене мест» у них была необычайная. Приобретенная древними ариями способность быстро передвигаться на большие расстояния и успешно сражаться благодаря коням и колесницам была сродни революции.

«Изобретение колесницы резко изменило тактику боя, — пишут П. Кузнецов и А. Плаксин в упомянутой выше книге. — Одна легкая колесница, в которой было всего два воина, рассеивала пеший отряд в 20–30 человек. Пешие лучники не успевали натянуть тетиву, когда быстроходная конница сминала их ряды… Изобретение колесницы в те времена было равноценно появлению танков на полях сражений в начале XX века. И в настоящее время есть все основания утверждать, что первыми в мировой истории сумели применить боевую колесницу потаповцы и синташтин- цы» (индоевропейские племена, жившие в начале II тысячелетия до Р. Х. к востоку от Волги и за Уралом, — то есть на территории нашей страны, а не в центре Европы).

Относительно прародины индоевропейцев («яфетидов») наука, в сущности, не продвинулась дальше противоположных воззрений, о которых мы говорили в главе «Итак: Москва или Мосхва?». Исходя из родства языков в Европе, мы можем делать выводы о том, что некогда индоевропейцы были единым племенем. Археологические находки 5000-летней давности свидетельствуют лишь о существовании культурных групп, о которых неизвестно, в какой степени родства они находились между собой. Шавли, например, склонен считать, что индоевропейская общность формировалась вокруг своего ядра в Восточной, а также в Средней и Северной Европе. Однако он не может игнорировать мощные очаги индоевропейской культуры и государственности, обнаруженные в Малой Азии, поэтому делает «несторианскую» оговорку: «Существует также мнение о «двойной прародине» индоевропейцев. Они могли из центра, расположенного на востоке, как единое племя перебраться на запад и уже оттуда расселиться в те местности, где ныне история обнаружила их следы». Далее Шавли пишет: «Мощная волна переселения индоевропейцев арийского корня достигает в конце второго тысячелетия до нашей эры даже Индии». Это устаревшие сведения. Мнение о том, что знаменитая протоиндийская цивилизация Мохенджо-Даро в предгорьях Гималаев имела тамильские корни, ныне оспорено. Эта древнейшая индоевропейская цивилизация, просуществовав 700 лет, к 1800 г. до Р. Х. уже прекратила свое существование, а Шавли говорит о том, что арийцы «достигли в конце второго тысячелетия до нашей эры даже Индии»!

В середине второго тысячелетия до н. э. на обширной территории расселения индоевропейцев, вероятно, уже сформировались две диалектные группы: западная, т. н. «группа кентум», характерная произнесением «к» в определенных позициях (в настоящее время объединяет кельтские и германские языки,) и «группа сатем», для которой в тех же самых позициях характерно появление звука «б» (в настоящее время она объединяет индийские, иранские, балтийские и славянские языки). Праславянский язык, соединенный с пралитовским языком, сохранил особое сходство с древнефракийским (армянским) и индоиранским языком. Связь с фракийцами была наиболее тесной в окраинных областях, где позднее жили исторические даки. Предки германцев были в группе народов «кентум» среди наиближайших соседей славян. Об этом мы можем судить по некоторым аналогиям в славянском и немецком языках.

В период между XVII и ХIII вв. до н. э. применение бронзы в Центральной Европе приводит к настоящему, беспрецедентному расцвету предметной культуры. К тому периоду относится и Культура курганных погребений, датируемая Й. Шавли XV-ХIII вв. до н. э. Эта хронология тоже противоречит более ранним нефтегорским находкам. В Большом Утёвском кургане, который на сегодняшний день является самым грандиозным памятником III–II тысячелетия до Рождества Христова во всей степной зоне Восточной Европы, было найдено, как я уже писал, древнейшее изделие из железа (навершие медного боевого стилета). А до начала железного века, повторю, оставалось еще больше тысячи лет!

Культура курганных погребений охватила различные ареалы расселения к северу от Альп, от течения Рейна до Карпат, от Карпат до Урала. По мнению Шавли, вполне вероятно, что эта культура уже несет в себе раскол первоначального ядра индоевропейцев в Центральной Европе на языковые сообщества группы общения, например, иллирийцев, фракийцев и, вероятно, германцев.

Применению бронзы в то время принадлежит решающая роль в развитии хозяйства. Пик достигается в середине бронзового века, это – так называемая Лужицкая культура, существовавшая в XIII–XI вв. до н. э., центром которой была Лужица, откуда она затем распространилась от среднего течения Одера на востоке до Украины, а на севере от горных массивов Чехии и Словакии до Балтики.

Лужицкую культуру на территории компактного проживания ее носителей на всем протяжении ее развития отличает своеобразная керамика, изделия из бронзы и затем из железа: ножи, копья, серпы, прекрасно сделанные топоры и т. п.

Многочисленные находки, относимые к Лужицкой культуре, дают нам основания утверждать, что у ее носителей была сильная общественная и военная организация. Для этого необходимо было развить собственный, соответствующий данному образу жизни язык. Через язык та или иная культурная общность проявляет также свою народность, представляет себя как самостоятельное племя. В связи с этим возникает вопрос, к какому народу следует причислять носителей Лужицкой культуры или какова была их этническая принадлежность?

Лужицкую культуру некогда приписывали германцам (естественно, представители «немецкой исторической школы»), а также фракийцам, дакам и иллирийцам. А вот поляк Й. Костжевский (1885–1969) считал их праславянами. Точка зрения, согласно которой носители Лужицкой культуры явились той основой, на которой сформировались известные нам славяне (И. Филипп, 1946), весьма близка теории, утверждающей, что Лужицкая культура идентична культуре венетов (П. Бош-Гимпера, 1961). Добавлю, что многие лужицкие украшения XIII–XI вв. до Р. Х. практически аналогичны украшениям славянского племени кривичей XI–XII вв. от Р. Х. , обнаруженным в 1924 г. в подмосковной Павловской Слободе, — витым браслетам, витым гривнам из трех жгутов двойной скрученной проволоки с пластинчатыми концами, загнутыми колечками. Не будем забывать и о том, что в Верхней и Нижней Лужице (Lausitz), находящейся теперь на территории Германии, до сих пор проживают славяне – лужицкие сербы, называемые обычно сорбами.

В связи с Лужицкой культурой отметим также погребальные урны как способ захоронения пепла умерших. Он свидетельствует о коренном переломе представлений большинства европейцев о земном бытии и жизни в загробном мире, который особенно нагляден в позднейшей Культуре полей погребальных урн позднего бронзового века. Захоронения в урнах хотя и появляются уже к концу неолита, например, в центральногерманской Шонфельд-группе, в Анатолии позднего бронзового века, но в Европе они характерны именно для Лужицкой культуры. А в результате переселения племен, происходившем в период таких захоронений, они получают распространение фактически и во всей Европе. Поля погребальных урн особенно распространены именно в Центральной Европе, где их схематично можно разделить на три территории: лужицкую, южногерманскую и среднедунайскую.

К этому периоду относится и переселение племен, которое в XIII в. до Р. Х. всколыхнуло всю Европу и в корне изменило сложившуюся в ее пределах культурную и языковую картину. Это была новая Культура погребальных урн. Ее корни, как уже сказано, обнаруживаются на территории Лужицы, откуда её носители совершают большие походы, завоевывая и компактно заселяя всю территорию от Балтийского моря по направлению к югу, через Альпы до верхней Адриатики и Апеннин. В своих походах они проникали также вглубь Апеннинского полуострова и на другие европейские территории. Ныне преобладает суждение о том, что носителями Культуры погребальных полей были венеты, они же венеды или венды (Й. Покорны, Р. Питтиони, Й. Шавли).

Их язык соответствует общеиндоевропейскому языку второй половины второго тысячелетия до н. э. В то время как у греков, гефитов, иранцев и индийцев формировались национальные особенности, имеющиеся сведения о венетах указывают на то, что они стремились сохранять статус-кво (Г. Девото). И сохраняют его до сих пор, о чем свидетельствуют процитированные в предыдущей главе изыскания Э. Бенвениста о терминах семейного родства у индоевропейцев.

Й. Шавли неоднократно подчеркивает, что выражение «венет- ский» означает языковую характеристику венетов, а «иллирский» в значении, которое сегодня уже не принято, — прежние «север- ноиллирские» территории от верхней Адриатики до Балтийского моря, что, по сути дела, — то же самое, поскольку территориально обозначение «венеты», употребляемое на территории предположительного распространения их языка, встречается как на юге, так и на севере (В. Мейд).

Однако венетам/венедам нельзя приписывать все направления, по которым происходило переселение в Европе в период Культуры полей погребальных урн. О территориях, которые они освоили и заселили в своих походах и на которых удержались на протяжении столетий, кроме пространства между Балтийским и Адриатическим морем, можно судить как по немногочисленным упоминаниям в истории, а лучше – по сохранившимся названиям местностей и племен. Среди наиболее распространенных названий во всей Европе – имя Holm. В славянских языках этим названием обозначают возвышенность округлой формы, чаще всего имеющую две вершины. Выведение данного слова из латинского «culmen» (вершина) не является правильным, потому что такой этимологией можно объяснить лишь наименования, встреченные в тех местностях, на которые исторически оказывала влияние латынь, но не на других территориях (например, Скандинавия). К этому следует добавить и еще и то, что имена с «holm» именно на типичных латинских территориях – явление довольно редкое, как, например, в Апеннинах. Это название является предкельтским также и потому, что в Скандинавии, где оно столь часто встречается, кельты не достигли, там были лишь венды, венеты.

Скандинавские вандалы также, как представляется, были участниками первичных переселенческих потоков венедов, и лишь впоследствии были германизированы. Недалеко от шведского города Упсала есть местечко с названием Вендел, где были обнаружены богатые захоронения, хотя и относимые к несколько более позднему времени (VII–X вв. от Р. Х. ). О венделах в Скандинавии говорится и в древнеанглийском эпосе «Беовульф», сложившемся в VII–VIII от Р. Х. (Беовульф. — СПб., 2008. Стих 349). С большой вероятностью можно утверждать, что венделы/ вандалы ведут свое происхождение с территорий Центральной Швеции, носящей ныне наименование Svealand, в отличие от южношведской – Gotaland (готы). Svealand напоминает нам о славянах, венедах, а еще более говорит нам об этом – соответствующее прилагательное svensk (шведский). В нордийских землях мы также находим венедские имена. Так, в шведской области Даларна (Долины) присутствуют имена Vintjarn, Ventjan, далее, озеро Vanern, а возле него город Vinniga. И в Норвегии: Vinstra Venaseter Venasten в районе Губрандсдаль, к северу от Осло; на побережье возле города Тронхейм – Vinsternes Vinje, к северу – Vendesund. Как я уже писал в главе «Тайна Графенштайнской надписи», финны до сих пор называют нас, русских, Venäläinen, а Русь – Veneman, Venäjä (от Venada), а скандинавы поморов – Vindr, Поморье – Vindland; по-эстонски же «русский» – Venelane, Россия – Venemaa, Vene по-карельски Русь – Veneä.

Источниковедение подсказывает, что венеды упоминаются даже в Малой Азии, французской Бретани, на побережье Балтики и на других территориях, порой даже спустя несколько столетий. Наиболее древнее имя, которое связано с венедами, это «Vindhya parvata» в Индии. Эта гористая местность, разделяющая северную и южную Индию, в свое время была рубежом между арийской и дравидской территорией. Принесли ли данное название в Индию уже арийцы? Или же самое название «Индия», как спрашивает И. Шавли, — это урезанное «Виндия»! Не будем забывать и о том, что первая книга ираноарийской «Авесты», повествующая о возведении первого города (предположительно это Аркаим), называется «Вендидад».

В ходе переселения периода полей погребальных урн, венеды, совершая великий завоевательный поход, прорываются с территории распространения Лужицкой культуры на территории современной Польши и далее на юг, перебираются через Альпы в верхнеитальянскую Падану (Падую) и дальше на Апеннины, до самой Сицилии. Об этом уже до Первой мировой войны и после нее выказывалась итальянская наука, сравнивая венетов с иллирами, кельтами и славянами (Г. Серджи, 1926).

С Восточных Альп в Италию проникли племена, которые обыкновенно называют иллирийцами, а Шавли называет протославянами, по причине похожести славян и иллиров. Эти племена дошли до нынешней Венеции (которой и дали «венетское» название), до области Болоньи и дальше. Индоевропейцы пришли через Апеннины также в Лаций, заняли Албанские горы и долину, где впоследствии возник Рим. В меньшем числе они появились из-за Адриатического моря также в Апулии и Базиликате, Как свидетельствуют захоронения. Они обитали в хижинах, не зная каменного или деревянного строительства. Эти племена походили на те, что вторглись в микенскую Грецию. В Италии они были более многочисленны в Падуанской долине, их не было в Марке и Абруцци, но более или мене твердое ядро было в Этрутрии и на холлах Лация.

Присутствие данных племен на этой территории особенно убедительно доказывают топонимы, указывающие на земледельческую и пастушескую культуру. Это слова, смысл которых славянам понятен. Уже сами названия Апеннины (pen – вершина горы на диалекте словенского Похорья, в русском языке сохранившееся в виде слова пена) и Падана (низменность, куда «ниспадают» холмы и стекают реки, русское «падь») другие с окончанием «-ана», обозначающим понятие ширь (например, «поляна»), указывают на праславянское происхождение венедов.

Вторжение венедов основательно встряхнуло культурные группы, населявшие Апеннины со времен неолита, такие, как, например, культура Бельверде-Сетона (после XII в. до Р. Х. ). Убранство из захоронений при Кастелфранко-Ламончелло, в частности, из долины Фьора в Тоскане, свидетельствует о столкновении между венедами и местным населением. Эти находки говорят о сопротивлении исконного, связанного со средиземноморской культурой населения. Особенно на юге Апеннинского полуострова, поскольку венеды и на эту территорию принесли новые духовные и культурные элементы, где об их присутствии свидетельствуют погребальные урны, датируемые первым тысячелетием до н. э. — Тіmmагі (tamar – словен. загон, овчарня) вблизи Матери в Базиликате, или Милаццо (melci) на северном побережье Сицилии.

Примерно за 750 лет до Р. Х. вблизи Неаполя была основана првая греческая колония Кумае, за которой последовали многие другие, расположившиеся вдоль южного побережья Апеннин. Греческие колонии оказывали мощное культурно-языковое влияние на весь юг Апеннинского полуострова, или юг Италии, где стал развиваться народ итапов-латинов.

Совсем другую картину нам дает центральная часть Апеннинского полуострова. На его территории вдоль Адриатического моря, в Марках на Абруццах, уже с VIII в. до н. э. развивается культура Новилара, приписываемая племени пиценов. О том, что на эту культуру оказали влияние венеды, говорят поля погребальных урн в местечке Пианело возле Анконы.

На обширной территории, тяготеющей к Тирренскому морю, в Тоскане и Умбрии венеды стали на долгое время господствующим слоем, пишет Шавли. Захоронения того периода делятся на два вида – погребения исконного населения (скелетные останки) и венедские захоронения по обряду трупосожжения (урны). Постепенно начинает преобладать трупоположение, что свидетельствует о слиянии двух народов и о начале новой, очевидно, этрусской культуры.

Подтверждение этой гипотезе дают находки, произведенные в Риме и его окрестностях (Г. Серджи, Р. Питтиони). Обнаруженные остатки поселений говорят о том, что в то время в Палатине, а также на холмах Эсквилин и Квиринал были распространены хижины круглой и эллипсообразной формы; на площади Форум Романум также обнаружили следы поселения X–IX вв. до Р. Х. Вскрытие могил показало, что захоронения производились как в дубовых гробах, так и в урнах. Для последних характерен вид т. н. игла сараппа (жилищеобразная урна), извлеченная из могилы, найденной на площади Форум.

В расположенных поблизости Албанских горах обнаружено еще несколько захоронений, в которых находились урны или скелетные останки, что характерно для культуры Центральных Апеннин, или для этрусков. Эту культуру австрийский археолог Р. Питтиони назвал культурой Марино по местечку Марино в Албанских горах, где были сделаны находки.

Так называемая культура Марино (800–500 гг. до н. э.) охватывала территорию от Албанских гор до местностей к северу от старинного города Таркини. Эта культура отражает прогрессирующее взаимодействие и слияние двух племен, местного и венедского. В VII в. до Р. Х. эта унификация закончена, и фактически культура этрусков в этот период достигает своего расцвета, о чем мы можем судить по изобилию предметов в захоронениях.

Культура этрусков, или культура Марино, в которой проявляется как средиземноморское, так и центральноевропейское влияние, является самобытной. Раскопки дают представление о сохранении первичного, ориентированного на Средиземноморье населения, от них наследуется умение обрабатывать камень, возводить сложные с точки зрения техники и искусства постройки. Верхний же слой центральноевропейских венедов сообщает общественную и военную организацию, основанную на новых верованиях, а также вносит духовную мощь. Подобные элементы демонстрируют находки Серджи и Питтиони в Кастельфранко-Ламончелло, Аллюмьере-Пианелло, Таркини.

Эти два мощных вектора, приведшие к подъему культуры этрусков, были унаследованы позднее римлянами.

Язык этрусков дошел до нас в виде многочисленных надписей, высеченных на их надгробьях. Лингвистам не удавалось расшифровать их, используя как ключ средиземноморские языки. Учитывая же вторжение венедов на Апеннины и их праславянское происхождение, следовало бы привлечь славянские языки. И действительно, швейцарец словенского происхождения Антон Берлот, пользуясь материалом словенского языка (1966), и российский криптолингвист Г. С. Гриневич, основываясь на материале общеславянского и древнерусского языка (1991), смогли сделать немало убедительных переводов этрусских и ретийских надпией.

Опираясь на этрусские надписи, в которых обнаруживают сходство со словенским языком, А. Берлот и М. Бор считают, что этруски пришли с севера в рамках распространения Культуры урновых захоронений. Из этого они делают вывод, что этруски являются самой южной ветвью венетов.

«Ключом к пониманию проблемы этрусков является культура Вилланова, засвидетельствованная в северной Италии и Тоскане примерно за 1000 лет до нашей эры, — пишут М. Бор и И. Томажич в книге «Венеты и этруски: у истоков европейской цивилизации». — В сущности, это та же Культура урновых захоронений, лишь урны имели двухконечную форму. Таким образом, носители культуры урновых захоронений (венеты) принесли свою культуру в Тоскану и дальше, минуя Апеннины (словенское название, означающее «известковые горы» (apneni hribi), до Лация, где их упоминает Плиний (Nat. Hist. Ill, 69). Археологи обнаружили урновые захоронения на римском Палатине, когда Рим ещё не существовал, и на Альбанских холмах, носящих словенское название («alobje» – горы от «lob» – гора).

Таким образом, этруски вышли из венетской Культуры урновых захоронений так же, как реты, которых Ливий сравнивает по происхождению с этрусками. Новая культура пришла к тем и другим с севера…

Можно себе представить, что в Тоскане ещё раньше жил некий народ, как утверждают Паплоттино и Альтхайм, забывая при этом важнейшую предпосылку возникновения этрусков – культуру урновых захоронений. К возникшему таким образом народу присоединился некий новый элемент из Малой Азии, давший этрусской культуре особый восточный оттенок… Судя по одной из этрусских надписей, этот новый элемент могла представлять группа хеттитов, которые, возможно, после уничтожения их царства в Малой Азии в XII в. до нашей эры искали новую землю для поселения. Все пять гипотез (вместе с другими предположениями) теперь можно объединить в одну: этруски очень старый автохтонный народ. Их основой явилось индоевропеизированное изначальное протославянское население, как и в случае альпийских народов, с которым смешался некий народ, пришедший с Ближнего Востока или Северной Африки. Такое объяснение не противоречит развитию этрусского языка, который первоначально ещё имеет большое сходство с венетским языком и который поэтому можно толковать с помощью словенского языка, в то время как позднейшие надписи, после объединений двух или более языков, непонятны, хотя этрусское письмо и осталось ещё идентичным венетскому. До Антона Берлота никто не сравнивал этрусский язык со славянскими языками (в России это сделали Ю. И. Венелин и А. Д. Чертков. — Ред.). Наиболее основательно это сделал Матей Бор, расшифровавший несколько этрусских надписей.

В поиске истоков этрусского языка следует иметь в виду, что по редким переводам нескольких слов на латынь ясен славянский характер этрусского языка. Рассмотрим несколько примеров.

Исключительное значение имеет слово «veliak», которое мы находим в четырёх этрусских надписях и которое в том же виде есть в словенском языке. Вывод о том, что это слово имеет одинаковое значение в обоих языках, можно сделать по двуязычной надписи, в которой этрусское слово «velimna» переведено на латынь как «violens». Следовательно, слово «vel» означало «большой, могучий, сильный».

Месяц март этруски называли, как записано по латыни, «velcitanus». Если отбросить латинский суффикс –us, получим выражение «velci (velki) dan» (большой день, Великдень. — укр.). О том, что речь идёт действительно о большом дне, говорит сам месяц, в котором день становится длиннее ночи. Это был праздник весны.

Латинское слово «atrium» имеет этрусское происхождение. Известный этрусколог Паллоттино пишет, что римляне переняли дома с атриумом у этрусков. Атриум представлял собой центральное внутреннее помещение в домах древних римлян. Речь идет о старославянском слове «otru», которое Миклошич записывает как «atru» (внутри).

Один из интереснейших этрусских топонимов – название города, которое римляне называли Популония от этрусского Поплуна или Попелуна. Археологические исследования показали, что во времена этрусков этот город был центром изготовления металла и был построен на толстом слое пепла, образующегося при плавлении руды. Пепел (архаич. попел) является старым славянским словом.

На двух каменных саркофагах (TLE 135 и 138) можно прочитать слово «kamnas». Вполне возможно, что саркофаг называли «kamna», как его могли бы называть и сегодня. Буква «s» представляет собой указательное местоимение: этот камень. В словенском языке осталась буква «s» с тем же значением в слове «sinoči» (вчера вечером). На двух других саркофагах написано «kamoi», что очевидно является синонимом первого слова. Интересно, что в полабском языке камень называют «kamoj». Подобных этрусских слов, а также фраз, значение которых известно по другим источникам, немало. Невозможно отбросить эти убедительные доказательства. А что же этрусские надписи? Они также доказывают славянский характер этрусского языка, особенно древнейшие надписи, сделанные до того, как язык смешался с неким другим языком. Из многочисленных надписей, расшифрованных Матеем Бором с помощью словенского языка, приведу в качестве примера лишь одну из древнейших, сохранивших наибольшее сходство с венетским (словенским) языком. Надпись сделана на надгробии из Ветулонии, датируемом VII веком до нашей эры. Слова не разделены интервалами. Этрусколог М. Паллоттино попробовал разделить надпись на слова, не зная, что они значат. Интересно, что его разделение близко к нашему, в соответствии с которым мы получаем слова, полностью соответствующие словенскому языку по форме и значению.

Паллоттино так разделил надпись на слова:

…leš feluskeš… panalaš mini miluvaneke hirumi abersnahs.

Взглянем критически на деление текста на слова и поищем более правильное:

(…leš). Это слово трудно понять. Возможно, это первое имя умершего (Avleš), возможно, оно означает просто «умерший», учитывая, что на пиргийских табличках встречается слово «avil» именно в значении «умерший».

(feluskeš). Это второе имя покойного правителя. Первую букву, подобную цифре «8» этрускологи упорно читают как «F», хотя в этрусском и венетском языках (как и в славянских) не было этой буквы. На самом деле здесь стоит буква «В», то есть «Beluskeš».

(tusnutn). Если отделить первую букву, получим слово «Т» (tu, рус. «здесь»). Остаётся славянское слово «usnut». В русском языке оно означает «заснувший, усопший». Последняя буква «N» относится к следующему слову, которое из-за повреждения памятника не читается. Скорее всего, оно означало «лежит, покоится». Первые слова таким образом означают: Авлеш Белускеш здесь покоится.

(panalaš). Если это слово, чей смысл непонятен, разделить, получим два выраженно славянских слова: «panal» со значением «правил» («рап» означает «господин» в чешском, польском и лужицком языках, a «panal» – «панувал», «господствовал») и «аš», что в чешском языке (ах) означает «пока, пока не».

(mini muluvaneke). Попробуем разделить по-другому: minimul (preminul, рус. «скончался») было бы логичным продолжением предыдущих слов, а именно: «правил, пока не скончался». «Minimul» означает то же, что «minul» (рус. «скончался»). Очевидно, что в этрусском языке существовала длинная и краткая форма этого глагола: «minimat» и «minit». Обе соответствуют словенским словам «miniti» и «preminiti» (рус. «скончаться»). Далее следует буква «и», которая связана со следующим словом «vane». Слово «van» (небеса) есть и в словенском языке (см. словарь Плетершника). Неоднократно она встречается и в венетских надписях. Следующее слово «ке» – это словенское «ко» («когда»).

(hirumi). Попробуем слово разделить на два: hir umi. «Hir» связан со словом «hirati» (рус. «хиреть»), Плетершник приводит словенское слово «hir», обозначающее «болезнь». В данном случае «hir» правильнее перевести как «тяжесть». «Hir umi» в таком случае означает «тяжесть ума», или «тяжёлое познание земной жизни».

(abersnahs). Можно заметить, что две последние буквы в этом слове лишние. Отделим их и получим «abersna» со значением «прояснить». У Плетершника находим: «Nebo se obrsne», то есть «небо проясняется». Следующие две буквы («Ь» И «S») можно толковать как «ко (naj)» и «se». В односложных словах, особенно если это только одна буква, трудно найти давнее значение.

Правильно разделив слова, мы получаем следующий текст:

(Avleš) Beluskeš t usnut (počiva) [этр.]…

(Avleš) Beluskeš tu uspavan [слов.]…

Авлеш Белускеш здесь мёртвый (покоится)…

panal aš minimul vladal (je)…

dokler ni preminil…

правил, пока не скончался…

h najs seu vane ke hir umi abersna…

v vanu ko (bo), tegoba uma obrsne…

сегодня мы бы сказали: пусть ему светит вечный свет.

Значение этой надписи ясно доказывает родство этрусского языка со славянскими языками, особенно со словенским. Пусть кто-нибудь докажет, если сможет, что такое деление неправильно или эти слова не соответствуют одному из славянских языков» (СПб., 2008. С. 57–63).

Берлот и Гриневич установили, что сами этруски называли себя рассена (расена). Выше мы указывали, что об этом же свидетельствовал еще в I в. до н. э. Дионисий Галикарнасский. А при расшифровке Берлотом этрусской надписи из местечка Пирги (относимой к 500 г. до н. э.) появляется, возможно, впервые славянское наименование в форме Cluveni, которое может указывать на то, что сами венеды называли себя именем словене.

Этноним «славяне» и, опосредованно, слово «Русь» зафиксированы в указанное время не только в надписи из Пирги и этнониме «расена». В этом смысле особый интерес представляет воинский шлем V в. до Р. Х. из города Ваче (Словения), ныне находящийся в Наравословном Музее на Дунае (Tomasic Ivan. Razstava: Veneti na Slovenskem, s. 14).

Он весь покрыт надписями, сделанными, видимо, на основе древнегреческого алфавита и письменности типа «черт и резов». Надписи на металлических шлемах обычно едва различимы, отчего приходится прибегать к прориси (в данном случае выполненной доктором филологических наук В. А. Чудиновым, илл. 16). Сразу бросается в глаза начертанное несколько раз слово «РУСЬ» или что-то в этом роде.

Надпись на передней вертикальной поверхности шлема, по мнению исследователя, гласит: ВОИНЪ, то есть ВОИН, она наносилась раза два или три, так что одна находится чуть выше, другая – чуть ниже. Знаки за многие века дошли в разной сохранности. Это приводит к иллюзии того, что они были разбросаны в произвольном порядке, тогда как на деле знаки были расположены в три строки одна над другой.

На боковой поверхности, согласно расшифровке Чудинова, начертаны слова: ВОЖЬ СЬЛАВАНЪ. РОТА СЬЛАВАНЪ НА ГОНЕ, что означает ВОЕНАЧАЛЬНИК СЛАВЯН. РОТА АТАКУЮЩИХ СЛАВЯН. По всей видимости, эти две надписи были обязательными, обозначая как профессию (ВОИН), так и звание (ВОЖЬ РОТЫ) и род войск (НА ГОНЕ).

Это раннесредневековые т. н. «бефульки», известные во времена державы Само VII в. н. э. Возможно, ГОН – это преследование отступающего противника. Аналоги есть в славянских расшифровках этрусских надписей.

На рассматриваемой поверхности шлема не менее 10–11 раз начертаны и слова РУСЬ СЬЛАВАНЪ, то есть РУСЬ СЛАВЯН. Есть и трудночитаемые места. Слово РУНА, то есть НАДПИСЬ, тоже начертано довольно часто.

«Из анализа доспехов следует несколько важных выводов, — считает В. Чудинов. — Во-первых, славяне несомненно существовали в VII в. до н. э. и в более позднее время, а вовсе не образовались в V в. н. э., как утверждает современная историография. Иными словами, еще за 1200 лет до великого расселения народов существовало не одно славянское государство, а целая империя, РУСЬ СЛАВЯН. Во-вторых, венеты являлись славянами, и это мнение не современных исследователей, пришедших к такому факту путем хитроумных рассуждений, а твердое мнение самих венетов, начертанное на их доспехах. В-третьих, славянских государств с VII по III вв. до н. э. было не одно, а несколько, и одним из них был НОРИК (очевидно, что другим была ВЕНЕТИЯ, или, в латинском произношении, ВЕНЕЦИЯ). В-четвертых, в качестве общеславянского языка использовался язык, находящийся в самом близком родстве с современным русским, хотя, видимо, существовали и местные наречия типа ретского, венетского, этрусского и других, которые для передачи своих особенностей стремились к созданию собственных алфавитов. В-пятых, все надписи для общеславянского общения были начертаны и общеславянским шрифтом, и слоговой славянской письменностью руницей».

А в Центральной Европе продолжает существовать и поступательно развиваться Лужицкая культура. Она порождает новые культурные группы, которые после вторжений кельтов в V в. до Р. Х. и позднее подпадают под влияние кельтской культуры Латен. Во II в. до н. э. на территории нынешней Польши в результате сложения всех этих векторов образуется Венедская культура (с позиции польской археологии), которая сохраняется до VI в. от Р. Х. Несмотря на различные сторонние влияния и вторжения, в пределах данной культуры сохраняется первичное племя праславянских венедов, или вендов, прямых родственников новгородских словен и древних словенцев.

Польский славист Тадеуш Лер-Сплавинский (1891–1965) писал в статье «К современному состоянию проблемы происхождения славян»: «Сопоставляя итоги исследований смежных дисциплин – истории и языкознания, предысторической археологии, отчасти этнографии и истории социального строя, автор намечает общую картину предполагаемого генезиса общеславянской этническо-языковой общности и локализации ее древнейшей территории. Итоги изучения полностью подтвердили так называемую «западную» теорию происхождения славян: общеславянский комплекс сложился в результате многовекового взаимного наслоения ряда индоевропейских этническо- культурных и языковых элементов, которые с конца периода младшего каменного века (неолита), через век бронзы и первые периоды железного века (т. е. начиная с III тысячелетия до н. э.) распространялись поочередно, преимущественно с юго-запада к северу и востоку. Заселяя территории бассейнов Одры и Вислы вместе с Бугом, они образовали четко характеризующийся в языковом и культурном отношении этнический комплекс, давший основу последующей широкой экспансии постепенно дифференцирующихся славянских народностей. Такое определение этногенеза славян во время второй мировой войны стало, с немногими отклонениями, почти исключительно господствующим в польской и чешской науке; оно было признано также многими неславянскими учеными (К. Вердиани, Ф. Фалькенган и др.)».

«Таким образом, — делает вывод Лер-Сплавинский, — на основании итогов археологических исследований надо принять, что в этногенезе славян участвовали в основном три составные этническо-культурные элемента: 1) «уральское» население культуры гребенчатой керамики; 2) население культуры шнуровой керамики, которое наслоилось в более позднее время неолитического века на основу уральского поселения, по крайней мере на протяжении от верхнего Поволжья вплоть до левого побережья средней и нижней Одры; 3) население так называемой Лужицкой культуры, наслоенное на более древнюю «уральско-шнуровую» основу в области бассейнов Одры и Вислы вместе с Бугом» (Вопросы языкознания. — М., 1960. – № 4. – С. 20–30).

Характерно, что никто уже в Европе не оспаривает существование венедов и самобытной Венедской культуры, но принадлежность к той или иной народности носителей этой культуры и по сей день является предметом споров, например, между польской и немецкой исторической наукой. Немецкие специалисты приписывают ее преимущественно группам германцев, особенно вандалам, которые, по их мнению, в это время расширили свой ареал обитания из области Вендзюссел в Ютландии на территорию современной Польши. Польские же ученые считают Венедскую культуру наследницей Лужицкой (И. Костжевский), а ее носителей – праславянами. Находки, говорящие о пребывании вандалов в Ютландии, действительно, весьма родственны тем, что относятся к Венедской культуре (Й. Вернер). Если при этом учитывать, что скандинавские вандалы происходят из Культуры полей погребальных урн и что они носят венедское наименование, и что потом они подверглись германизации, то можно считать, что данный вопрос приближается к своему решению.

В Венедской культуре выделяются, по мнению польской науки, две основные группы. На севере, где Лужицкую культуру сменила Восточнопоморская, между дельтами Одера и Вислы распространилась «группа Оксиве». Если названные культуры- предшественницы были праславянскими и группа Оксиве также, то ее носителей, по мнению Й. Шавли, следует считать предками нынешних славянских поморян и кашубов. И действительно, у последней народности и по сей день сохранилось название словинцы.

Именно на территории, примыкающей к территории группы Оксиве (Познанское воеводство), были обнаружены знаменитые Микоржинские камни с рисунками и славянскими надписями типа «черт и резов». Исследователи расходятся в мнении, когда сделаны надписи и рисунки на Микоржинских камнях, но очевидно, что не раньше V и не позже VIII в. н. э.

Камень № 1 – четырехугольной формы, с закругленными углами. В центре овала изображена фигура человека, держащего в левой руке предмет (возможно, камень) треугольной формы. «Внутри» двустрочной надписи «чертами и резами» заключено изображение созвездия Тельца.

Микоржинский камень № 2 – тоже четурехугольный и с закругленными углами. В центре овала нарисована фигурка лошади. Надпись нанесена по внутреннему периметру овала, причём первое слово на камне № 2 совпадает с первым словом на камне № 1.

Наиболее связную и не расходящуюся с изображениями расшифровку обеих надписей сделал в 1991 г. Г. Гриневич, полагая, что они выполнены слоговым древнеславянским письмом «на западном (польском?) наречии общеславянского языка, а точнее, на древнепольском (?) языке». Тех, кто желает знать, как это сделал Гриневич, отсылаю к его книге «Праславянская письменность. Результаты дешифровки» (М., 1993. С. 68–71). Текст на камне № 1 (с человеком), по мнению Гриневич, читается так: «РОСИЙА МОЙА МЕШĚНЬ ЙУНЬСИ», что переводится на современный русский язык (учитывая, что «Йуньси» или «Юньць» – это, согласно словарю Срезневского, древнеславянское название созвездия Тельца): «РОСИЯ. МОЯ МЕТА (мой знак) ТЕЛЕЦ».

Текст на камне № 2 (с лошадкой) Гриневич расшифровывает следующим образом: «РОСИЙА НА НИЗО БĚ ПОЛЕ РОЩĚНИ И ЛОГИ ЛОЙУШНАИ», а в русском переводе (учитывая, что, по Срезневскому, «лои» – это сало, жир, мускулы): «РОСИЯ. НА НИЗУ БЫЛИ ПОЛЯ, РОЩИ И ЛОГА ОБИЛЬНЫЕ». Остается только гадать, что, по мнению автора надписи, было «Низом» – низовья Днепра (как полагает Гриневич) или низовья Вислы. В принципе, поля, рощи и лога есть и тут, и там, только в низовьях Вислы рощи погуще, а лога поменьше. Но, как бы там ни было, слово «Росия» на обнаруженных в Центральной Польше камнях нас не должно удивлять, поскольку еще в XVI в. н. э. польские историки считали, что Польша, Литва и Жемайтия – это тоже Русь (М. Стрыйковский).

Территорию же современной Южной Польши в начале I тысячелетия от Р. Х. занимала «группа Пшеворск», откуда, по мнению археолога К. Вердиани (1951), предки словен пришли на Новгородчину во II–III вв. от Р. Х. В группе Пшеворск, на основании имеющихся находок, можно распознать ощутимое влияние кельтов. Они во II в. до н. э. действительно вторглись на эту территорию через Моравские ворота и длительное время сохранялись здесь в виде небольшой, но влиятельной прослойки. Кельты компактно селились лишь в Силезии, однако уже в I в. н. э. растворились среди местного населения. Из этой культурной общности формировались предки поляков, которых немецкие соседи до сих пор называют «лехи» («Lechen»), а украинские – «ляхи», т. е. «влахи», что являлось одним из обобщающих названий кельтов. Так кельтский элемент оставил след в названии современного польского народа и, возможно, в названии реки Волхов на Новгородчине и слове волхв (языческий жрец).

Немецкая же историческая школа, как водится, относит группу Оксиве к бургундцам, а группу Пшеворск к вандалам. Это уж даже неинтересно…

После переселения народов периода Культуры полей погребальных урн несколько культурных групп зарождаются на территории современных Чехии и Моравии. В V в. до н. э. на эти территории проникают кельты и насаждают свою культуру типа Латен.

Территория современной Австрии, Баварии, Швабии и Восточной Швейцарии была полностью завоевана и заселена венедами в период их походов. Прежнее население рассеялось, а язык и культура венедов стали преобладать.

Особенно же активной и устойчивой была «палеовенетская» Атестинская культура или культура Эсте (900–180 гг. до Р. Х. ) с центром в современной Венеции и Фриули, о которой, в частности, шла речь в главе «Тайна Графенштайнской надписи». В Атестинской культуре было распространено трупосожжение. Захоронения со скелетными останками, сделанные даже в более позднее время, встречаются здесь очень редко. Особое место в пределах этой культуры занимает «группа Св. Люция» («Мост на Сочи»), которой принадлежат богатые находки, датируемые примерно 700 гг. до н. э.

В рамках Атестинской культуры достигает пика изготовление бронзовых ситул (ведер с дугообразной ручкой), о чем свидетельствует, например, ситула Бенвенутти, на которой представлены мотивы духовной и светской жизни людей Атестины: мифические животные, птицы, конь, собака, мужчина, гонящий перед сбой крупный рогатый скот, охотник, трубящий в рог, воин с копьем, боевая повозка и т. д. Среди изображений животных выделяется изображение лошади, — таким образом, находит подтверждение особая роль, отводимая венедами этому животному с давних пор.

Вторжение кельтов не могло значительно пошатнуть ядра Атестинской культуры и оказало на нее лишь эпизодическое влияние.

Все перечисленные культуры Центральной Европы относятся к раннему железному веку, который пришел на смену бронзовому приблизительно за восемь с половиной столетий до Р. Х. Мощнейший очаг культуры, относимой к позднему железному веку, находился в Восточных Альпах, где имеются месторождения железа (раскопки под Гальштатом).

Урновые захоронения, происходящие из общности культур полей погребальных урн, предшествовавшей этому периоду, остаются столь же многочисленными и наиболее распространенными и говорят о преобладании венедов также в Верхнеиталийских и Альпийских культурах.

Однако это еще ничего нам не говорит о дальнейшем функционировании их праславянского языка, в особенности после вторжения кельтов (примерно 390 г. до н. э.). А в конечном итоге – лишь язык является той характерной чертой народа, в которой заключается его сущность и через которую она наследуется последующими поколениями.

Если язык венедов преобладал даже в Этрурии, где аборигенное население после вторжения венедов в ходе переселения, относимо к периоду общности культур полей погребальных урн, продолжало играть решающую роль в культурном развитии, то можно тем увереннее говорить о том, что этот язык преобладал и в культурах Паданы (Вилланова, Голасекка, Атестина). Вторжение и последующее господство кельтов, несомненно, изменили это состояние, поскольку в Падане, за исключением культуры Атестины, в высших слоях населения преобладал кельтский язык. Венетский же язык, должно быть, и далее употреблялся землепашцами и в удаленных местностях, вплоть до римских времен. Вывод об этом можно сделать, исходя из сохранившихся венетских, или праславянских, имен и названий.

На территории Фриули почти нет латенских (кельтских) археологических находок, и сохранившиеся местные топонимы не свидетельствуют о существовании здесь кельтских поселений накануне прихода римлян, хотя современные фриульские «патриоты-автономисты» стараются обосновать «самостояние» фриульцев присутствием здесь в древние времена кельтов, искусственно возводят многие фриульские топонимы к кельтским. Эта традиция появилась, вероятно, благодаря историкам и лингвистам, приверженцам теории «переселения народов» в V–VI в. н. э., у которых всё непонятное – кельтское (мы видели это на примере «прочтения» австрийцами Графенштайнской надписи). С похожим успехом можно назвать кельтским текст на русском языке, набранный на компьютере человеком, забывшим переключить клавиатуру с латиницы на кириллицу. Такой текст с его обилием сдвоенных согласных очень напоминает нечто написанное, скажем, на валлийском языке!

Почти все названия, как и многочисленные «Sclavonc» на фриульской территории, где, по убеждению некоторых историков, славян (словенцев, в частности) вообще не должно было быть, говорят о венедских, то есть славянских корнях в доримскую эпоху. Значительная доля словенских слов во фриульском говоре также хотя бы в некоторой мере должна восходить еще к карнам-прасловенцам, а не только являться результатом соседства с современными словенцами. Многие топонимы здесь уже по своему виду чисто славянские: Belgrado, Gorizza (помните начало «Прощай, оружие!» Хемингуэя?), Gradisca, Goricizza, Grizzo.

Знаменательно также, что Фриули, по сравнению с Венецией, еще долгое время после завоевания римлянами не был романизирован. В городах, торговле и среди воинства преобладал латинский язык, то есть язык официальный, а не народный романский говор. Новолатинский говор имеют, кроме фриульцев, также долматинские ладины в Центральных Альпах и рето-романы в южной Швейцарии. Для итальянских и итало-романских наречий характерно славянское образование множественного числа: albero-alberi, casa-case. По-видимому, это наследие венетского языка. Лишь с приходом христианства латинский язык стал распространяться, проникая в христианскую среду. И только в эпоху позднего Средневековья в селах возобладал новолатинский язык, то есть нынешний фриульский говор. По мнению историка Николетти (ум. в 1596 г.), основным языком во фриульских деревнях во времена Aquilean Patriarchate был словенский, потому что фриульский язык в то время еще не сформировался окончательно и имел неприятное резкое звучание. В работе «История провинции Фриули» Палладио дельи Оливи (1660) говорится, что словенский язык обычно использовался в деревнях, а фриульский – в городах.

Во многих случая словенские элементы во фриульском говоре открывают нам ту стародавнюю крестьянскую культуру, какой ее отражают именно словенские предания. Примерно такая же картина с древнейшими индоевропейскими корнями в русском языке. Большинство их, как свидетельствуют этимологические словари, сохранилось в словах, имеющих отношение к семейному родству (о чем мы говорили выше), а также к деревне и сельскому хозяйству, например: изба, печь, скамья, лежанка, тесто, хлеб, молоко, ворота, забор, бревно, тес, дрова, зерно, рожь, толокно, лён, овёс, горох, морковь, лук, трава, сено, солома, сноп, плетень, конь, кобыла, жеребенок, седло, хомут, стремя, бочка, сито, коса, серп, лопата, берёза, ель, рябина, слива, ясень, ягода, река, поле, хлев, ясли, скот, корова, ягнёнок, поросёнок, пёс, коза, овца, собака, щенок и др. Они по-прежнему употребляются русскими почти в том же звучании и значении, что и людьми на заре человечества, когда еще существовал единый индоевропейский праязык! Даже известное «срамное» слово из трех букв вовсе не монгольское или китайское, как иногда утверждается, оно производное от индоевропейского chvoj, chvoja – ветка хвойного дерева, шишка. Гитлеровцы, воспитанные «немецкой исторической школой», называли себя «арийцами» и не считали арийцами восточных славян, но так называемых «арийских» слов в современном немецком языке несравненно меньше, чем в русском или белорусском!

В случае же со фриульским говором дело обстоит так. И. Шавли пишет, что, извлекая материал из фриульского атласа (G. G. Gorbanese, 1983), мы находим во фриульской лексике не только слово scuete (словен. scuta – творог), но и molec (от словен. mlecen – молочный, также молочно-восковой спелости) в значении «мягкий», «покорный»; и далее govet (от знакомого нам уже словен. govedo – крупный рогатый скот) в значении «откормленный теленок», cjmat (словен. comat – хомут) в значении «конь» и т. д. Название tamar (словен. tamar – загон, овчарня) в значении «огороженный пастушеский загон» указывает на древнее пастушество, которое проявляется также в названиях Pasian или Passons (от словен. pasnik – пастбище). А словенское слово bajata – хижина, лачуга – почти в первоначальном виде сохранилось во фриульском говоре как pojata. С культурой славянского дома и поля связаны слова ranizze (словен. oranica – пахотная земля) и pustot (словен. pustota – пустошь); что касается садовых фруктов, то здесь характерно знакомое нам, как и pustota, слово ceregne (русская «черешня», словен. češnja, črešnja) и особенно čespe (словен. češpa – слива), которое распространилось почти во все романские языки, есть там также vuising (от словен. višnja, она же русская «вишня»), В таких названиях, как Patocco, отражается общеславянское слово «поток» (словен. potok – река). Moleca не может быть не чем иным, кроме словенского maleka (верба). В реке может быть save (русская «жаба», словен. žaba), по воде может плавать razze (словен. raca – утка), а также madrac (словен. modras – гадюка). Известен также zoc от словен. сок – пень, колода (помните наш «чок-получок?). Из еды – mulis (словен. mulica – сорт кровяной колбасы), colač (словен. kola – калач, пирог) и т. д. И у фриульцев бытует слово clanz (схожее с прекрасным словенским словом klanec – дорога в гору, отражающим положение корпуса идущего вверх человека).

«Мы приводим лишь несколько примеров, — пишет Шав- ли, — говорящих о первобытной крестьянской культуре, которая явлеятся доисторической. Фриульский народ мог лишь сохранить ее лексические выражения, а не перенять от якобы недавно переселившихся соседей. От народа, который будто бы пришел сюда из болотистой местности по ту сторону Карпат, фриульские соседи могли позаимствовать разве что слова для обозначения жабы, змеи, утки, вербы и т. д.». Нельзя с этим не согласиться. Говоря о вещевой культуре и языке того или иного народа, необхоимо принимать во внимание и положение земледельческого слоя, доля которого порой достигала 90 %. Этим обстоятельством историки, оценивая культуру отдельного этноса, привыкли пренебрегать, тем самым давая неполную картину его жизни.

Культура Галыпат (800–400 гг. до Р. Х. ), просуществовавшая кое-где до 15 г. от Р. Х. , является, несомненно, наиболее ярким выражением позднего желзного века в Европе. Она охватывает обширную территорию Восточных Альп и на севере предальпийские равнины – современный Эльзас, Швабию, Баварию, Северную Швейцарию, Австрию и Словению с ответвлениями в сторону Моравии, Паннонии и Седмограда (И. Филип, Р. Питтио- ни). Воздействие данной культуры на другие территории было так сильно, что в ареологии весь железный век в Европе получил название «Гальштатского периода».

Гальштатская культура происходит из общности культур полей погребальных урн и принадлежит к венедским культурам.

В своем развитии она обогатилась существенными элементами юго-восточного влияния и в период своего расцвета взаимодействовала с Атестинской и этрусской культурами. Достаточно тесными были и ее связи со Скандинавией.

В этой культуре также процветало изготовление керамических изделий, бронзовой посуды и ювелирных украшений. Восточный Гальштат обнаруживает в декоре и тематике заметную склонность к изображению фигур, которые довольно часто переходят в более или менее выраженные геометрические формы. Значимым элементом является добыча соли и торговля ею. Главное же в Гальштатской культуре – добыча и производство железа. Железо из Восточных Альп, впоследствии Норика, было известно по всей Европе под названием «железо Норика» и высоко ценилось за его прочность и надежность, вплоть до римских времен.

По мнению Й. Шавли, из исконного этноса венедов в культуре Гальштат сформировались две этнических общности: винделики на Западе и норики на Востоке.

Вехой, разделяющей старый и новый железный век в Европе, является переселение с Атлантического побережья кельтов. Оно началось примерно за 400 лет до Р. Х. и нарушило существовавшую культурную ситуацию как к северу, так и к югу от Альп, где в период Гальштата сложились протяженные торговые пути. Тем самым Северная Европа, то есть ее области, прилегающие к Северному и Балтийскому морям, были отделены от Центральной Европы.

С походами кельтов начинается новый железный век, именуемый также Латенским периодом, по имени местечка Ла Тен на озере Нейшатель в Западной Швейцарии. Носителями культуры Латен (400-15 гг. до н. э.) были кельты или гельветы. Влияние же ее было столь велико, что оно достигло даже тех областей, куда кельтские орды в своих походах не добирались. Вследствие этого латенские находки не всегда достоверно свидетельствуют о присутствии кельтов на указанных территориях (Р. Питтиони). В Центральной Европе о присутствии кельтов можно определенно говорить лишь там, куда они относительно легко проникли. В более отдаленных и горных областях они селились только тогда, когда имели для этого соответствующую мотивацию, например, чтобы добывать соль.

Население Альп, которое вело свое происхождение из позднего периода бронзы или из Гальштата, таким образом, могло без вмешательства извне сохранить свою культуру вплоть до романизации (Р. Питтиони).

Понятно, почему в глубине Восточных Альп сохранилось относительно мало латенских находок, да и они перемежаются с гальштатскими. И точно так же, как период Латен, впоследствии и римский период для Альп не означает просто романизации населения.

Альпы следует исключить из территорий, которые подверглись кельтизации, еще и потому, что даже открытые территории, как, например, Паданская долина, в тот период нельзя считать полностью кельтизированными. Даже на территориях, завоеванных кельтами, а это, кроме Паданской долины, также Бавария и Чехия, сохранились многочисленные венедские, или праславянские имена, что свидетельствует о сопротивлении и сохранении более раннего венедского населения.

Кроме того, нельзя совершенно исключить возможность того, что кельты по языку могли быть близки венедам, если вообще не являлись той самой группой венетских этносов, которая двинулась по собственному пути развития: создала мощную военную организацию, занялась добычей руд и выплавкой металлов, а также торговлей. Ведь характерно, что между древнейшими венедами и более поздними кельтами не велись войны, отсутствовали какие-либо столкновения и, напротив, всё говорит о мирном сосуществовании и взаимодействии, например в Винделии (Баварии) и Норике.

В Центральной Европе, помимо всего прочего, несмотря на подтвержденное археологическими находками присутствие кельтов, мы не обнаруживаем кельтских топонимов, за исключением

редких форм в Лахии (Вельшен), что говорит о романизации здешних кельтов. Сохранившиеся имена являются по происхождению венетскими (праславянскими) и соответствуют словам языка кельтов, населяющих Атлантическое побережье, лишь в тех случаях, когда прослеживаются индоевропейские корни. Из этого можно сделать вывод, что современная кельтская языковая группа – это фактически язык довенетского или докельтского населения Атлантического побережья, которого затем достигли походы венедов. За венедами шли кельты, завоевавшие эти области и давшие им свое имя, а в языковом смысле они влились в местное население, организованное и многочисленное.