Неизвестная земля

30

Профессор Кречетов возвращается из Тбилиси только на следующий день поздно вечером, и Алексей Русин не решается зайти к нему, полагая, что он устал с дороги и отдыхает. Но в одиннадцатом часу ночи он слышит вдруг осторожный стук в свою дверь.

— Да, прошу вас! — громко отзывается Алексей, вставая из-за стола и почти не сомневаясь, что это Омегин или Фрегатов, еще днем попросивший у него книгу Ангерера по технике физического эксперимента.

Не успевает он, однако, дойти до двери, как она распахивается и Русин видит на пороге профессора Кречетова.

— Вы уже спать, наверно, собрались, а я вот…

— Да что вы, Леонид Александрович! — восклицает Алексей. — Заходите, пожалуйста! Я раньше двенадцати, а то и часа вообще не ложусь.

— Работали, значит?..

— Нет, не работал, к сожалению. Не работается… Все кажется, что что-то еще недодумано, не осмыслено. Вот сижу читаю…

— Э, да у вас тут целая библиотека! И довольно пестрая. Борн, де Бройль, Гейзенберг, Ландау… Ну, это еще понятно. Это одного порядка. Амбарцумян, Шкловский, Хойль, Шепли — тут тоже есть связь. Ну, а Колмогоров, Анохин, Эшби? Это вам тоже нужно? Да, пожалуй, тоже…

Говоря это, Кречетов быстро перебирает книги, лежащие на столе, тумбочках и стульях. Некоторые листает, но видно, что все они хорошо ему знакомы.

— Ну, а это вам зачем? — раскрывает он толстую книгу Гарри Уэллса «Павлов и Фрейд». — Заготовки для будущей повести или для кругозора? Ба, да тут еще и избранные работы Павлова и «Философские вопросы высшей нервной деятельности». Да, у вас, фантастов, тоже работенка не из легких, если, конечно, всем этим всерьез… — смеется Кречетов, листая какую-то приглянувшуюся ему книгу. — Но ведь у вас не все так. Вот этот Альфов, например…

— Омегин, — поправляет его Алексей.

— Да, Омегин. Он ведь, наверно, в основном знает все понаслышке и не утруждает себя чтением всего этого. А вот Кораблев… Ну да, Фрегатов, он, наверно, читает. Это чувствуется. А Семенов мне не понравился. Очень уж склонен к лакировке будущего, а ведь в будущем будет не меньше, а пожалуй, еще и побольше разных нелегких проблем.

Помолчав немного, он вдруг спрашивает:

— А какого вы мнения о Варе? Ну да, понимаю, вам неудобно… Но какое-то мнение должно же у вас сложиться, и боюсь, не очень хорошее… Нет, вы меня не перебивайте, дослушайте прежде до конца. Конечно, она девушка приятная, пожалуй, даже красивая и вообще очень хорошая девушка. Но вот среднюю школу кончила с трудом, а об институте даже и не мечтает. Нет к этому интереса. И не потому, что тупица, она по-своему толковая, великолепно разбирается во всех житейских вопросах и с людьми может ладить, даже с таким тяжелым человеком, как ее отец. А науки не даются. И не только точные, но и гуманитарные. Она просто равнодушна ко всему этому. И ведь она не одна такая. Я знаю многих хороших ребят, которые с трудом кончают среднюю школу…

— Вы читали, конечно, Джорджа Томсона, — перебивает Кречетова Русин, его «Предвидимое будущее»?

— Да, читал, и догадываюсь, что вы имеете в виду. Ее главу о будущем людей с ограниченными интеллектуальными способностями? Конечно, он исходит из будущего в условиях буржуазного строя, но и для нас будет нелегкой проблемой — дать таким людям не только среднее, но и высшее образование при условии, что станет оно еще труднее. Может быть, к тому времени педагогика найдет решение этой проблемы, а пока, по заявлению того же Томсона, лишь двадцать процентов английских мальчиков способны одолеть курс средней школы.

Чувствуется, что Леониду Александровичу нелегко говорить об этом, хотя он и старается не выдавать своего волнения. И конечно, это из-за Вари, которая, наверно, огорчила его чем-то.

— Вы уже познакомились, наверно, с ее Вадимом? — будто угадав мысли Алексея, спрашивает Леонид Александрович после довольно продолжительного молчания. — Я ведь именно от него увез ее сюда. Не нравится мне этот недоросль, и не верю я, что он в нее влюблен.

— А Варя любит его?

— Не знаю… не уверен в этом. Пожалуй, ей просто нравится, что за нею так волочится этот балбес. Она ведь уверена, что имеет на него хорошее влияние, что перевоспитывает его… А я не верю! Да и этот приятель его… Варя меня с ним недавно познакомила.

— На меня он произвел впечатление образованного человека, — осторожно замечает Алексей.

— А мне показался ловкачом, ловчилой. Эх, мне бы в отделе кадров работать! Особым нюхом обладаю на не очень порядочных людей, даже если они и образованные. А почему, собственно, вы решили, что он образованный?

— Он ведь физик и даже, кажется, кандидат наук.

— Ах, даже еще и кандидат! Учтем это. А мне ведь показалось, что он не только не кандидат, но и не физик.

— А вам не кажется, Леонид Александрович, что вами могут интересоваться? Знаете, в каком смысле?..

— Да, знаю, хотя еще совсем недавно очень удивился бы этому вопросу.

— Но ведь вы же не ведете никаких секретных работ? И уж, конечно, эксперименты ваши не имеют никакого отношения к военной технике…

— Сейчас, дорогой мой, нет такого научного открытия, которому при желании не приписали бы военного значения, — вздыхает Кречетов. — В Тбилиси, например, мне сообщили, что за границей начали пописывать о какой-то «геологической» бомбе. И знаете, это не такой уж абсурд. Конечно, все это безграмотно, ибо журналисты слышали что-то, но, не поняв сути дела, истолковали слишком прямолинейно. А теперь болтают о возможности уничтожать если не континенты, то целые государства без термоядерного оружия и пагубных последствий радиации.

— А вы считаете, что это невозможно?

— Я считаю более вероятным разрушение целой планеты. Не понимаете? Как-нибудь в другой раз объясню вам это. Во всяком случае, планету разрушить будет легче, чем какое-нибудь конкретное государство. И я докажу им это… Скорее всего, однако, идея подобной войны — безответственная болтовня буржуазной прессы, жаждущей сенсаций.

— Но не могли же они так вдруг ни с того ни с сего?

— Не совсем вдруг, конечно. Что-то, видимо, стало им известно об экспериментах их ученых. Может быть, даже и о наших экспериментах…