Неизвестный Нестор Махно

Как батьку Махно за взятие Мариуполя орденом награждали

В очередной раз обращаясь к истории махновского движения, в которой остается множество белых пятен, я решил связать в единую цепь все, чтобы было рассказано до меня о важном событии в жизни легендарного атамана из Гуляйполя:

сто лет назад — весной 1919 года, бригада батьки Махно, входившая тогда в состав Красной Армии, освободила от белых Бердянск, Волноваху и Мариуполь, за что Нестор Иванович был представлен к награждению орденом Красного Знамени.

А получил ли батька награду, коль той же весной он разорвал отношения с красными, и если да, то где и при каких обстоятельствах?

«Мариуполь занят»

По воспоминаниям очевидцев, утро 27 марта 1919 года случилось в Мариуполе пасмурным: над городом и морем висели тяжелые грозовые облака. И гроза таки пришла в град святой девы Марии, что и означает — в переводе с греческого, название города на берегу теплого Азовского моря в устье рек Кальмиус и Кальчик.

Только разразилась она не в небесах, а на земле: штурм Мариуполя, который пребывал на тот момент под контролем деникинцев генерала Владимира Май-Маевского, донских казаков Петра Краснова и интервентов в лице французов и греков, начала 3-я бригада 1-й Заднепровской дивизии Красной Армии.

Дивизией командовал бывший моряк-балтиец Павел Дыбенко [весной 1917 года он был председателем знаменитого Цетробалта — центрального комитета Балтийского флота], а дивизионный политотдел возглавляла его супруга — будущий известный советский дипломат Александра Коллонтай, которая, несмотря на то, что была старше супруга на 17 лет, пережила его на 14 лет [бывшего балтийца и начдива расстреляли в 1938 году]. Ну а непосредственно город штурмовали — при поддержке бронепоезда «Спартак», повстанцы батьки Махно.

По поводу появления в Красной Армии этого соединения история сохранила следующий приказ командующего красными войсками Харьковского направления Анатолия Скачко [относится к февралю 1919 года]: «Приказываю из частей, находящихся под командованием тт. Дыбенко, Махно, Григорьева образовать одну стрелковую дивизию, которую впредь именовать Заднепровской украинской советской дивизией. Начальником этой дивизии назначается т. Дыбенко. Из отрядов атамана Григорьева образовать 1-ю бригаду… Из 19-го и 20-го полков образовать 3-ю бригаду под командой т. Махно».

Вот как происходившее описал в 1930 году в очерке «Махновцы» Всеволод Вишневский — не изобретатель ранозаживляющей мази, а писатель и драматург, автор сценария фильма «Мы — из Кронштадта», популярность которого была сопоставима с популярностью картины «Чапаев»:

«- Встать!

— Вста-ать!

И бойцы, повстанцы Украины, встают. Они встают медленно и грузно… В походах прилип чернозем Украины к ногам бойцов. Ноги натружены, огромны и тяжелы. Как ими идти, как ими ступать по степям Таврии?..

— Вста-ать!

Встань и ты, если наш. Встань и слушай повелительный возглас, вскаляющий кровь, — возглас следующий по уставу, блюдимому нами, «Встать!»

А если ты не наш, если ты враг, — присутствуй здесь и гляди на то, что произойдет. Гляди, недострелянный! Гляди пока. Пусть счастье посветит в глазах твоих от того, что ты увидишь в этот день. Улыбайся, когда услышишь крик: «Предательство!» И слушай в спрятанном своем радостном трепете, как заскрипят зубами в этот день… Слушай!

Бойцы, повстанцы Украины, встали. И за возгласом «Встать!» по степи Таврической лег клич:

— Вперед!

— Вперьод!

Вперед, хлопцы! Вперед, товарищи! С нами! Мы идем в атаку! Мы идем брать Мариуполь. Сегодня, 27 марта 1919 года.

Ты был, родной, в атаке? Был? Дай, старый боец, руку на ходу. Шире шаг! Пошли!.. Идем сегодня снова!

А ты, комсомолец? Идем, браток. Ты много увидишь и поймешь сегодня…

* * *

По степи Таврической — тяжелая поступь бойцов. Нет еще встречных пуль, но сердце бьется неровно. Что будет сегодня, что будет сегодня?

Город молчит… Море молчит… Небо молчит… Только степь гудит… Наши глотки гудят… В твою славу, за твою жизнь, Украина, и — пусть! гудят перед нашей смертью!

Город заговорил:

— Дывись, Яким Хруш упал.

— Хто там около ранетых остановывсь? А ну, вперьод!

— Дывись, Трохим Конура упал.

— Вбыт. А ну, ходом!

Дивись, Украина! Дивись! Партизаны идут, не идут — летом рвут. Ах, пули бьют, бьют… По наше мясо плачут, кричат. Чуешь, Украина? Чуешь, мати?!

В цепи и матросы, бригаде в помощь данные, летят. Ходом! Ходом!

Жарко бежать в атаке, тяжело бежать. Двести патронов на теле, и каждый патрон более пяти золотников.

Пули бьют, бьют… Глухим бы сделаться. А ну, не робеть! Швидче! Кто там в землю лезет?..

— Партизани! Товариство! А ну, разом, а ну, возьмем! Вперьод!

И, наискось держа винтовки затворами у глаз — хоть одна бойцу от пули защита! — кидаются партизаны к первым домам. За вильну Украину!

Опалены вражьими выстрелами брови и ресницы, и опять падают повстанцы. Умирающие дышат кислым запахом бездымного пороха.

Залегли все. Сливают кровь раненые, и идет от нее пар.

Примолк город. Белые держатся.

И когда примолк, — еще раз рев по его стенам шарахнул:

— Виддай Мариуполь!

Братки хрипят:

— А ну, дай море!

От бега тяжелых ног задрожал город.

— Отдай!

— Видда-а-ай!..

Третья бригада дивизии Дыбенко вошла в Мариуполь. Белых — в пыль. Штаб бригады быстро и победно дал телеграмму: «Мариуполь занят».

2 апреля 1919 года начдив Дыбенко отстучал в Совнарком УССР телеграмму:

«Взятие Мариуполя велось под моим командованием. В боях отличились 8-й и 9-й полки, артиллерийский дивизион, разбив наголову противника, захватив богатую военную добычу. Стойкость и мужество полков было неописуемое. При наступлении полки обстреливались со стороны противника и французской эскадры из 60 орудий. Несмотря на губительный огонь противника, полки шли без выстрела до соприкосновения с противником, после чего под командованием доблестного командира 8-го полка, неоднократно отличавшегося в боях т. Куриленко, бросились в атаку. Укрепления противника были взяты штурмом. Во время штурма мы потеряли 18 убитых, 172 раненых. Противник опрокинут был в море. Прошу награждения командира 8-го полка т. Куриленко орденом Красного Знамени».

О батьке Махно — ни слова. Как будто бы его и не было в Мариуполе. Кстати, начдив и комбриг были одного возраста — с разницей в год [Нестор был старше], но симпатии друг к другу не испытывали. Их отношения хорошо демонстрирует фото, сделанное в Бердянске [вариант — в Пологах]: возле эшелона стоят маленький Махно в папахе и почти гигант — по сравнению с батькой, Дыбенко в фуражке со звездой.

Они рядом, но… каждый из них как бы сам по себе. Они чужие.

А кто такой т. Куриленко, известно?

Известно. Его фамилия даже в махновской частушке упоминается:

Єх, яблучко, та із листочками,

Їде батька Махно із синочками,

Із Вдовиченком, із Куриленком,

Із найменшим синком, із Чуприненком.

Что характерно, все три «сыночка» — Трофим Вдовиченко, Василий Куриленко и Филипп Чуприна [настоящая фамилия Гончаренко], были уроженцами… бердянского села Новоспасовка [ныне село Осипенко, откуда также была родом знаменитая летчица-рекордсменка Полина Осипенко], где в начале двадцатого века существовала анархистская ячейка, а в годы Гражданской войны находилась база махновцев. Или что-то вроде базы.

Получил ли погибший в бою с красными в июле 1921 года лихой комполка Василий Куриленко орден? Я читал, что получил. И приезжал с ним в родное село, не застав там, к сожалению, мать: она умерла, не дождавшись сына.

Что знал автор книги о Махно

Но идем далее. Нас больше интересует орден батьки Махно. В связи с этим я предлагаю выслушать Василия Голованова, автора книги «Нестор Махно» [вышла в серии «Жизнь замечательных людей»]. На начдива Павла Дыбенко он, кстати, тоже ссылается, цитируя одну из его победных — после взятия Мариуполя, телеграмм:

«На украинских фронтах до середины 1919 года большевики могли рассчитывать только на крестьян-повстанцев. Ставка Антонова-Овсеенко на партизанские отряды в Москве, конечно, казалась сомнительной, но на Украине она приносила зримые плоды. Отбитые Григорьевым крупнейшие черноморские порты и красавица-Одесса говорили сами за себя. Бригада Махно тоже не стояла на месте: 15 марта был взят Бердянск, 17-го — Волноваха, 27-го — Мариуполь. Под ударами махновцев стал рушиться весь левый фланг добровольцев-деникинцев, а главное, было перерезано снабжение Добрармии вооружением. Ситуация на фронте решительным образом обернулась в пользу красных. За взятие Мариуполя комбриг Махно… был награжден орденом Красного Знамени. Это была высшая награда того времени, поскольку в обычных случаях героев-красноармейцев из-за отсутствия официальных революционных медалей и орденов награждали золотыми часами, портсигарами и даже «золотыми перстнями с каменьями и обручальными кольцами, реквизированными у буржуазии». Так что «Красное Знамя» вручалось только знаковым фигурам, «внесшим исключительный вклад в дело борьбы с контрреволюцией и белогвардейцами». Сегодня специалисты по советской наградной символике сходятся во мнении, что Махно достался орден под №4. Правда, по официальным данным, этот орден получил видный большевик Ян Фабрициус. Однако в таком разночтении нет ничего удивительного. Официальный список первых кавалеров ордена Красного Знамени РСФСР с 1918 года неоднократно «корректировался», отдельные имена из него навсегда вымарывались, причем среди «забытых» кавалеров ордена оказался не только анархист Махно, но и маршал В. К. Блюхер, попавший в мясорубку сталинских репрессий, которому принадлежал орден Красного Знамени №1, и расстрелянный в 1921 году командарм Второй конной армии Ф. К. Миронов, кавалер ордена №3, который в «официальном» списке приписан И. В. Сталину за оборону Царицына.

В. А. Антонов-Овсеенко в своих «Записках о гражданской войне» ни слова не пишет о награждении Махно орденом. Но оно и понятно — третий том, посвященный событиям, которые имеют непосредственное отношение к этому делу, вышел в 1933 году, когда всей официальной историей получение «бандитом» Махно ордена категорически отрицалось. Да и мог ли бывший командующий Украинским фронтом, подозреваемый в «троцкизме» и, в конце концов, за «троцкизм» и расстрелянный, в 1933 году хотя бы фигурально «отобрать» орден у верноподданного Фабрициуса и «вернуть» его Махно? Разумеется нет. Сохранилась, правда, победная телеграмма П. Е. Дыбенко, в дивизию которого входила бригада Махно: «Заднепровская бригада взяла город Мариуполь, сломив сопротивление белогвардейцев и французской эскадры, при этом стойкость и мужество полков было несказанными. Захвачено более 4 млн. пудов угля и много воинского снаряжения. Комбриг Н. Махно и комполка В. Куриленко одними из первых в РСФСР награждены орденами Красного Знамени». Подтверждала награждение Махно «Красным Знаменем» и его жена Галина Андреевна: «Нестор был действительно награжден орденом Красного Знамени, когда это случилось, я не помню, но орден помню очень хорошо, он был на длинном винте, его полагалось носить, проколов верхнюю одежду, но Нестор не надевал его никогда…». Впрочем, сохранилась известная фотография комбрига Махно с орденом на груди. Так что вопрос не в том, надевал Махно орден или не надевал. Загадкой остается, кто и когда осуществлял процедуру награждения. Мариуполь, как мы помним, был взят 27 марта. Вручить орден Махно мог бы сам комдив Дыбенко, но к тому времени, когда орден должен был быть доставлен из Москвы, он прочно застрял в Крыму. 29 апреля 1919 года Гуляй-Поле посетил командующий Украинским фронтом Антонов-Овсеенко, в целом благожелательно настроенный к Махно. Не тогда ли и получил батька свой орден?

7 мая 1919-го в Гуляй-Поле побывал уполномоченный Совета обороны, член большевистского ЦК Л. Б. Каменев. На встречу с ним Махно прибыл с фронта, причем как раз из Мариуполя. Здесь как будто таится вторая возможность награждения. Однако Каменев относился к Махно настороженно и тон его бесед с Махно очень подозрителен. Вряд ли после таких разговоров Лев Борисович вдруг пожаловал бы батьку орденом. А распространенная версия, что орден Нестору Ивановичу вручил в бронепоезде Клим Ворошилов 4 июня 1919 года, попросту не выдерживает никакой критики. 4 июня Махно уже был объявлен Троцким вне закона, и Ворошилов на бронепоезде был послан, чтобы захватить его».

Однозначно интересные рассуждения. К ним могу лишь добавить, что Льву Каменеву батька Махно подарил свой портрет с такой подписью: «Тов. Каменеву. На память о посещении Гуляй-Поля, 8 мая 1919 года. Батько Махно».

Портрет этот широко известен: на нем батька изображен одетым в полувоенный френч, он при шашке и затянут ремнями.

Теперь что касается замечания автора книги о том, что будто бы «сохранилась фотография комбрига Махно с орденом на груди».

Такой фотографии нет. Есть снимок, на котором батька запечатлен… с нагрудным знаком командира Красной Армии. Существовало немало вариаций этого знака, но во всех случаях основой был венок из дубовых и лавровых листьев и красная эмалевая звезда на его фоне. В центре звезды — золотистое изображение скрещенных молота и плуга.

К слову заметить, мало кто знает, что среди символики, используемой Красной Армией, присутствовала не только звезда, но и… свастика. В виде свастики, в частности, выглядел наградной знак командиров Юго-восточного фронта Красной Армии в 1918—1920 годах.

Что рассказа матушка Галина

Осенью 1998 года, когда, наверное, впервые на государственном уровне — с участием государственных чиновников, ярко и массово в Гуляйполе отмечался день рождения Нестора Махно, я познакомился с внучатым племянником Нестора Ивановича Виктором Яланским — внуком Карпа Махно, старшего брата батьки-атамана. Причем он был не один, а в сопровождении солидного, весьма серьезного мужчины, в котором легко угадывался бывший военный. Это был Вадим Зиньковский, отставной полковник-танкист, сын Льва Зиньковского — легендарного Левы Задова, начальника контрразведки махновской армии.

Вадим Львович приехал в Гуляйполе из Геленджика, о чем я и узнал от него во время нашего недолгого разговора.

Общались мы возле кафе, где гости праздника собирались отобедать, опрокинув, естественно, рюмку-другую за батьку Махно. На долгий разговор поэтому просто не было времени. Ну, а после обеда уже было не до серьезных разговоров…

А с Виктором Яланским я еще раз встретился летом 2002 года. В тот год — постановлением президиума Украинского фонда культуры, ему и киевской журналистке, родом из Гуляйполя, Ларисе Веревке была присуждена Международная премия им. Владимира Винниченко в области украинской литературы и искусства — за книгу «Нестор и Галина».

Лауреат предъявил нам медаль, полагавшуюся к премии, рассказал о работе над книгой, сюжет которой, оказывается, он обговаривал даже с женой Нестора Ивановича — матушкой Галиной, как ее вежливо называли махновцы — во время одной из встреч с ней [из махновской частушки: «Ура! Ура! Ура! Пойдем мы на врага — За матушку Галину, За батьку — за Махна!»].

В книгу вошли около 120 уникальных фотографий и документы, сберегавшиеся в семье Виктора Яланвского в течение десятилетий. И беречь их было от кого. В 1985 году, например, дом Яланских подвергся трехчасовому обыску.

— Но нашли тогда чекисты, — заметил Виктор Иванович, — мелочь. Основные документы я закопал в огороде. До них никто не добрался.

Как всегда, мы куда-то торопились, поэтому пришлось распрощаться с хозяином, договорившись, правда, об обстоятельной беседе в недалеком будущем.

А в недалеком будущем Виктор Иванович умер. От нашей последней с ним встречи у меня только его фото и книга «Нестор и Галина» остались.

Написана она, не в обиду авторам, очень сумбурно. Но некоторые ее главы просто бесценны. Об одной такой главе я как раз и вспомнил, вычитав в Василия Голованова замечание, что жена Нестора Ивановна «подтверждала награждение Махно орденом «Красного Знамени».

Это подтверждение я легко нашел в книге Виктора Яланского и Ларисы Веревки.

Цитирую рассказ Галины Андреевны, записанный Виктором Яланским в январе 1973 года:

«Орден Красного Знамени у Нестора действительно был. Однако он его никогда не носил. Ну, может быть, один день до вечера, когда Ворошилов ему его вручил. Награды такие для него ничего не стоили. Он говорил: «Награда — это когда ребята говорят «Молодец, батька!» И в повстанческой армии не стремился вводить такого рода отличия. Кстати, деньги тоже никогда махновцы не печатали, хоть не раз мне доводилось об этом слышать. Орден Нестора — такая себе игрушка на грубом винте, лежал всегда в небольшом чемодане с моими личными вещами. И, может быть, либо в снегу потерялся, либо красные его подобрали, когда однажды во время погони наша с Феней Гаенко [подругой жены Нестора] тачанка перевернулась и все полетело под откос — и лошади, и мы, и чемоданчик… А награждали Нестора в июне девятнадцатого года. Третьего июня вечером Нестор, вернувшись домой, сказав мне: «Звонили из Екатеринослава, сказали, что Ворошилов завтра приедет к нам». Поужинали, немного посидели во дворе. Говорили о завтрашнем дне, о Ворошилове.

Утром, когда я проснулась, Нестора не было — ушел в штаб. В семь часов и я туда пришла. Часовые приветливо мне улыбнулись и предложили: «Проходите, Галина Андреевна». Пропуск у меня никогда не проверяли, все меня знали.

Я вошла в здание. По коридору навстречу Вася Харламов, штабной писарь. Улыбка у него — от уха до уха.

— Вы к Нестору, Галина Андреевна?

— Да.

— А у нас сегодня большой праздник… Ворошилов к нам приезжает, — выпалил Василий, который первым хотел сообщить мне важную новость. А оказалось, я уже обо всем знаю.

Харламов открыл дверь, и я вошла в кабинет Нестора. Он сидел за столом, около окна — телохранитель Петр Лютый. Через несколько минут пришли штабисты — Виктор Белаш, Лева Задов, родные братья Махно — Григорий и Савелий, Семен Каретник, Алексей Марченко, Федор Щусь. Нестор попросил меня мне: «Ты, Галина, о столе побеспокойся, чтобы он был накрыт всем, чем надо». А Григорию он велел взять тройку лошадей, несколько всадников и поехать на станцию [находится в семи километрах от Гуляй-Поля] и встретить Ворошилова.

Климент Ефремович приехал на станцию на бронепоезде. Сойдя на перрон и, не увиде Махно, спросил у Григория:

— Где Нестор?

— Вас ждут в Гуляй-Поле вы штабе, — ответил Григорий.

Гость не успел и оглядеться по сторонам, как резвые кони домчали его до Гуляй-Поля.

Когда подъезжали к штабу, наш оркестр сыграл «Интернационал».

Перед штабом уже построились наши повстанцы. Мы с Нестором стояли на крыльце. Нестор сбежал по ступенькам и отрапортовал Ворошилову:

— На фронте держимся успешно, ведем бои за Юзовку и Мариуполь. От имени революционных повстанцев Екатеринославщины приветствую вас. Комбриг батька Махно.

Пожали руки друг другу, Нестор представил командарму членов Гуляй-Польский ревкома и своего штаба. Ворошилов осмотрел бойцов запасного полка, который находился тогда в Гуляй-Поле, и кавалерийские сотни. Представил Нестор Ворошилову и наших лучших пулеметчиков — Сашка Пузанова, Ивана Логвиненко, Петра Гавриленко, Прокопа Середу, Семена Панченко и других хлопцев. Затем состоялся митинг, на котором Махно заверил советское командование в дружбе, обещал помочь военными действиями против белых. После митинга всех пригласили к столу, в дом, где мы квартировали. Ворошилов сел напротив Нестора. Рядом с командармом — его адъютант Владимир Петров, возле Нестора сидела мать, Евдокия Матвеевна, а с другой стороны — я. Возле нас стояли Несторовы телохранители. Из наших были здесь начальник штаба Виктор Белаш, начальник разведки Лева Задов, Федор Щусь, Петр Аршинов, Волин, Алексей Марченко, Семен Каретник. Ворошилов поднялся и обратился к Махно:

— По поручению Реввоенсовета позвольте вам, Нестор Иванович, вручить орден Красного Знамени за оборону Южного фронта и взятие Екатеринослава. Нестор взял орден и сказал:

— Я воюю не по ордена, а за победу революции. Я — селянин, и наша цель — уберечь революцию от белых. Выпьем за светлое будущее!

Все закричали «ура!», заиграл духовой оркестр. Хороший был оркестр, человек 16 — 18, все искусные музыканты. Нестор им кивнул: «Давайте мою любимую» — и поплыли «Амурские волны». Этот вальс Нестор любил неизменно на протяжении всей своей жизни. Мы с Нестором пошли танцевать. Затем вместе пели

«Розпрягайте, хлопцы, коней». Ворошилову понравилось, как Вася Данилов закончил:

Запрягойте, хлопцы, коней,

Хватит, хпопцы, отдыхать.

И поедем с Гупяй-Попя

Людям волю добывать.

Веселились недолго. Гости и хозяева снова пошли в штаб — работать.

На следующий день Ворошилов уехал из Гуляй-Поля, а вскоре нам из штаба Красной Армии прислали автомобиль и самолет. Когда Нестор летал осматривать линию фронта, часто брал меня с собой. Это были мои первые в жизни полеты».

Почему этого рассказа не заметили пишущие о том, что Нестору Ивановичу орден так никто и не вручил, я не знаю. А Галину Андреевну память только в одной детали подвела: орденом батьку наградили за взятие Мариуполя, а не за Екатеринослав.

Махно и Троцкий

Не менее интересно — с яркими деталями, матушка Галина обрисовала и ситуацию, сложившуюся тогда на фронте. Она была очень непростая:

«Тринадцатая армия красных отступила и обнажила фронт. Повстанческая армия держала фронт по всему Азовскому побережью. При этом у деникинцев были танки, броневики, самолеты. А у повстанцев не было даже патронов к итальянским винтовкам, которые им дали красные. Патронов к ним не было не то, что на фронте — во всей России. И вот 3 июня, как раз накануне приезда Ворошилова с орденом для Нестора, позвонил Троцкий. Приказал Махно, кроме того участка фронта, который держали махновцы, взять на себя и те, которые оставила тринадцатая армия. Я знала от Нестора об этом разговоре, знаю, как она закончился.

Троцкий: «Я — председатель Реввоенсовета республики, приказываю занять позиции!»

Махно: «Выполнение вашего приказа нереально. Бессилен. Без винтовок, патронов, снарядов…»

Троцкий: «Я приказываю!»

Махно: «Без подкрепления и без дополнительного вооружения это будет означать неизбежную гибель бригады. Почему вы должны расплачиваться за банкротство и трусость других жизнью моих хлопцев? Восьмая армия разбежалась, девятая бежит, обнажая Донбасс, тринадцатая — тоже. Три армии. А у меня только три полка».

Троцкий: «Ты понимаешь разницу между мной и тобой? Я — главком вооруженных сил республики. А кто ты такой? Я таких, как ты, расстреливаю по нескольку штук в день».

Махно: «Да пошел ты, мухомор… к… матери!»

Безусловно, Троцкий бы незамедлительно исполнил свою угрозу — расстрелял бы батьку за неподчинение… если бы имел возможность. А возможности такой у него не было. И одной рукой республика, о которой болтал Троцкий, награждала батьку орденом, а другой писала статью «Махновщина» [за подписью Троцкого увидела свет 3 июня 1919 года в Харькове]:

«Есть Советская Великороссия, есть Советская Украина. А рядом с ними существует одно мало известное государство: это Гуляй-Поле. Там правит штаб некоего Махно. Сперва у него был партизанский отряд, потом бригада, затем, кажется дивизия, а теперь все это перекраивается чуть ли не в особую повстанческую армию…

Махно и его ближайшие единомышленники почитают себя анархистами и на этом основании «отрицают» государственную власть. Стало быть, они являются врагами Советской власти? Очевидно, ибо Советская власть есть государственная власть рабочих и трудовых крестьян.

Контрреволюционеры всех мастей ненавидят коммунистическую партию. Такое же чувство питают к коммунистам и махновцы. Отсюда глубочайшие симпатии всех погромщиков и черносотенных прохвостов к «беспартийному» знамени махновцев. Гуляйпольские кулаки, мариупольские спекулянты с восторгом подпевают махновцам.

«Армия» Махно — это худший вид партизанщины».

А орден-то некоему Махно, коль он такой-сякой, за что было давать, гражданин главком вооруженных сил?

Ненависть троцких к батьке Махно, за которой легко угадывается страх, вполне объяснила. Еще ведь в феврале 1919 года собравшийся в Гуляйполе многолюдный съезд советов, подотделов, военно-революционных штабов имени «Батьки Махно» и товарищей фронтовиков единодушно проголосовал за следующую резолюцию:

«Пусть существуют различные революционные организации, пусть проповедуют свободно свои идеи, но мы не позволим ни одной из них объявлять себя властью и заставлять всех танцевать под свою дудку.

В нашей повстанческой борьбе нам нужна единая братская семья рабочих и крестьян, защищающая землю, правду и волю. Районный съезд фронтовиков настойчиво призывает крестьян и рабочих, чтобы самим на местах без насильственных указов и приказов, вопреки насильникам и притеснителям всего мира, строить новое свободное общество без властителей панов, без подчиненных рабов, без богачей и без бедняков».

Вот вам и «одно мало известное государство», на борьбу с которым большевики скоро бросят все свои силы. Они просто не представляли себе «общество без властителей панов, без подчиненных рабов». В связи с чем тот же Троцкий однажды в сердцах бросил: «Лучше отдать Деникину всю Украину, чем допустить расти и развиваться в ней махновщине».

За этими словами уже не страх угадывается, а ужас, граничащий с паникой.

Весна 2019

Нестор Махно и Павел Дыбенко в Бердянске

Нестор с нагрудным командирским знаком. Справа — кадр из фильма Девять жизней Нестора Махно

Знак командира РККА

Книга Василия Голованова