Вольдемар Антони: учитель батьки Махно
Главный анархист Гуляйполя, являвшийся, по сути, идейным вдохновителем крестьянской революции под руководством Нестора Махно, пережил своего легендарного ученика на… 40 лет. Исколесив и Европу, и Южную Америку, где даже состоял в компартии Уругвая, он через полвека эмиграции вернулся на родину и получил от запорожских властей… персональную пенсию.
Умер в Никополе, в котором жил под вымышленной фамилией, 15 мая 1974 года. Благодаря усилиям никопольских махновцев, в 2016 году его могила взята под государственную охрану.
Сын чеха и немки
Чтобы подтвердить выдающуюся роль Вольдемара Антони в судьбе мятежного атамана из Гуляйполя, предоставляю слово ему самому. Вот о чем писал Нестор Иванович в 1929 году из Парижа: «На мою долю выпало счастье подпасть еще юнцом под идейное влияние анархиста-революционера Владимира Антони [известного в революционных рядах под именем „Заратустры“]. Благодаря влиянию этого революционера, с одной стороны, а также благодаря тому правительственному террору, который носился в 1906—1907 годах по русской земле против просыпавшегося народа, я быстро занял не последнее место в боевой Гуляйпольской группе хлеборобов-анархистов-коммунистов Екатеринославской организации и долго и упорно боролся с царско-помещичьим строем».
А вот как отзывается о Заратустре из Гуляйполя научный сотрудник Центрального архива истории сионизма [Иерусалим], специалист в области истории еврейского анархистского движения Моше Гончарок: «По имеющимся у нас данным, в гуляйпольской анархистской организации имелось несколько евреев из местного населения, но руководящей роли они не играли. Тем интереснее для нас позиция организации, идеологами которой были украинские крестьяне и рабочие, активно боровшиеся с черносотенцами. Попытки антисемитских элементов в местной полиции и среди помещиков организовать массовые погромы окончились в Гуляй-Поле неудачей: юные анархисты этого крупного села организовали по-настоящему действенную контрпропаганду среди рабочих и голытьбы и отдельные эксцессы, имевшие место, были пресечены несовершеннолетними боевиками. Большую роль в борьбе с черносотенцами сыграл главный организатор и идеолог гуляйпольских анархистов Вольдемар Антони [„Заратустра“], сын чеха и немки, человек удивительной судьбы. Так что первый урок о недопустимости шовинизма и антисемитизма шестнадцатилетний Махно получил именно от него. И запомнил на всю жизнь. В своих воспоминаниях, изданных во Франции, Махно несколько раз возвращается к личности Антони и каждый раз пишет о нем с огромным уважением и любовью. Память о борьбе местных анархистов с черносотенцами сохранилась у гуляйпольских евреев: именно местная община поддерживала тесный контакт с махновцами, сотни молодых евреев сражались в их армии под черным знаменем в 1918—1921 годах».
Это чтоб больше не возвращаться к замусоленному мифу времен коммунистической пропаганды о еврейских погромах, которые будто бы устраивали махновцы. «Сотни молодых евреев, — подчеркивает историк из Иерусалима, — сражались в их армии».
«За границу я ушел нелегально…»
Так кем же он был, этот «сын чеха и немки», носивший непривычное для украинской сельской глубинки имя Вольдемар?
А давайте вместе полистаем его мемуары. Он специально для нас оставил воспоминания и о своей жизни, и о Несторе Махно. Записанные в ученической тетрадке в городе Никополе [и переданные после смерти их автора на хранение в Гуляйпольский краеведческий музей], они — с подробными комментариями, были обнародованы запорожским историком Владимиром Чопом.
«Родом я из села Гуляйполя, Александровского уезда Екатеринославской губернии, — пометил в 1966 году в своей автобиографии экс-эмигрант и единственный на тот момент анархист с дореволюционным стажем [теоретик анархизма Або Гордин умер двумя годами ранее в Тель-Авиве в возрасте 77 лет]. — Сын Генриха [Андрея] Алойзовича Антони, чеха и Сусанны Бонелис. Родился 4 июня 1886 года. Образование получил в земской школе.
Настоящее мое имя Владимир Антони. За границу я ушел нелегально под Хотином в 1908 году.
Моя пролетарская жизненная закалка была следующей. Бедность и лишения свели мою мать в могилу, когда мне было девять лет. С 13 лет я начал работать в литейном заводе Кригера в Гуляйполе. Шестнадцатилетним переселился в Екатеринослав, где мой отец работал машинистом и поместил меня учеником токаря на трубопрокатном заводе Ланге. Здесь шла интенсивная революционная подготовка. Вскоре я стал получать из рук отца «Искру» и прокламации, а еще чуть позже прокламации С. Д. Р. Партии [социал-демократической рабочей партии, которую со временем возглавил некто Ленин, — авт.] для распространения в ночной смене на заводе, и, в поселке Амур, в зоне завода».
Если кого-то смущает название поселка в пригороде Екатеринослава, я напомню слова самой, пожалуй, известной в уголовном мире песни: «Прибыла в Одессу банда из Амура, В банде были урки, шулера. Банда занималась темными делами, И за ней следила Губчека».
Да, это знаменитая «Мурка». А вспомнил я ее с единственной целью: чтобы подчеркнуть, в каком авторитете был поселок Амур в авторитетной, извиняюсь за тавтологию, Одессе.
А вообще, селение Амур возникло в 1875 году как рабочий поселок при металлургических заводах левобережной Екатеринославщины. К 1900-м годам Амур превратился в большой поселок с населением в 20 тысяч душ, в котором, кроме собственной церкви, имелись несколько школ, четыре лесные пристани и полторы сотни лавок. И, в то время, как местные урки и шулера, почувствовав, что им тесно на берегу Днепра, подались за приключениями к Черному морю, рабочий люд Амура устроил — в 1903 году, забастовку, в которой самое активное участие принял вчерашний гуляйпольский хлопец Вольдемар Антони.
«Надо сказать и о требованиях нашего митинга, — продолжает он в автобиографии. — На вопрос исправника: «Чего вы хотите?» Наш оратор сказал: «Требуем 8-и часового рабочего дня, свободы слова, печати, собраний, манифестаций, прямого, равного и тайного голосования и низложения самодержавия».
И получили желаемое?
«Стачка была грубо подавлена», — лаконично сообщает Вольдемар и бесстрастно продолжает:
«Когда сама администрация сожгла трубный Ланге, я стал токарем в железнодорожном депо станции Пологи, Екатериненской железной дороги. Здесь и организовал кружок своих ровесников и вел пропаганду против капитала и царской власти. Тем временем надвигались революционные события 1905 года, названные впоследствии товарищем Лениным репетицией. Вот в этой репетиции выпало участвовать и мне.
По постановлению Революционного комитета, депо занялось изготовлением холодного оружия и ручных гранат. Мы, токари, точили гранаты из чугунных труб. Разоруженные рабочими жандармы заходили в цехи и высматривали кто, что делал. Поэтому, когда карательный отряд донских казаков занял Пологи, арестованных [включая и самого Антони, — авт.] сильно избивали.
С этого момента я решил не сдаваться больше под арест царским сатрапам, и что с самодержавием впредь надо бороться только с оружием в руках. Через три месяца меня освободили из Бердянской тюрьмы, а при судебном разбирательстве опять спохватились за мной, но я стал скрываться и решил уехать в Москву. В Москве я работал токарем на заводе Шмейля в Замоскворечье. Вскорости рабочие избрали меня членом рабочего комитета».
Союз бедных хлеборобов
Так что ко времени возвращения Антони в Гуляйполе — в начале 1906 года, он в свои неполные двадцать лет уже был вполне опытным — безо всякого преувеличения, революционером. И действовал он в Гуляйполе по-революционному:
«Возвратившись в свое село, я организовал революционную группу „Союз бедных хлеборобов“ и начал гектографировать прокламации. Как противодействие нам, становой пристав Караченцев организовал в селе „Общество истинно русских людей“ имени архангела Гавриила. Активистами у „истинно русских“ были местные помещики, кулаки. На свои собрания они призывали по одиночке крестьян и допытывались, кто это распространяет прокламации? Собралась группа, и мы решили, что если не разогнать „архангелов“, нас скоро раскроют. Решили поджечь всех помещиков, состоявших в „Обществе истинно русских людей“ и самых активных у них кулаков. Мы распространили ультиматум, что-то наподобие: „объявляем вам — распускайте свое черносотенное общество, будем поджигать всех его членов и даже уничтожать“. Они, конечно, не обратили на это внимания и стали еще энергичнее доискиваться нас. Вскоре запылали помещичьи усадьбы».
Согласно полицейским документам за 1908 год, активистами Союза бедных хлеборобов были: Вольдемар Антони, Наум Альтгаузен, Егор Бондаренко, Григорий Борисов, Иван Грищенко, Лейба Горелик, Сергей Заблодский, Назар Зуйченко, Клим Кириченко, Константин Кись, Никан Колисник, Мария Мартынова, Нестор Махно, Петр и Филипп Онищенко, Ефим Орлов, Альзик Ольхов, Марфа Пивнева, Сафон Продан, Прокоп и Александр Семенюта, Гордей Устимов, Исаак Фриц, Шмерке Хшива, Филипп Чернявский, Прокоп Шаровский, Иван Шевченко, Иван Шепель. Старшему — Никану Колиснику, было 29, младшему — Науму Альтгаузену, — 18.
Всего же Союз бедных хлеборобов насчитывал до 50 активных членов [«груповиков»] и около 200 сочувствующих [«массовиков»] в основном из числа крестьянской молодежи. Основными направлениями деятельности Союза стали: просветительская работа, проведение революционной пропаганды, мероприятия, направленные на ликвидацию в округе черносотенных организаций, поджоги помещичьих имений, проведения экспроприаций и террористических актов. Члены гуляйпольского Союза имели связи не только с анархистскими группами в Екатеринославе, но также в Москве, Женеве, Париже.
Сохранилось в архивах и описание Антони, сделанное в полиции [редкие архивные документы той поры отыскали гуляйпольские краеведы Иван Кушниренко и Владимир Жилинский]: «Выше среднего роста, худой, светлорусые, длинные волосы, голова выпуклая, нос тонкий, худощавый. Редкая рыжеватая бородка, старое рыжие пальто, конусообразная шапка из черного барана, светло рыжие усы, очень похож на немца».
Несмотря на репрессии — а после вооруженных нападений на местных богатеев [экспроприацией или эксов, как называли такие нападения сами «бедные хлеборобы» Заратустры-Антони] на робин гудов из Гуляйполя была властями объявлена настоящая охота. Часть из них угодила в тюрьмы, другая часть — на виселицы. А те, кто сумел пережить репрессии царского режима, стал в будущем основой махновского движения, его боевой силой, от которой запылали уже не только помещичьи усадьбы, как при Антони. Огнем крестьянской революции под руководством батьки Махно запылал Юг Украины, а скромное Гуляйполе превратилось в столицу народной вольницы.
«Военный суд осудил меня к смертной казни»
Рассказ о последних месяцах пребывания Вольдемара Антони на родине читается буквально как боевик:
«5 мая 1909 года, занимаясь развозкой оружия и литературы, я с Александром Семенютой [одним из основателей Союза бедных хлеборобов, — авт.] были арестованы урядником. Сразив его маузеровскими выстрелами, мы пытались скрыться в пшеницах. Нас окружили сотни крестьян, стреляли, улюлюкая. Мы повернули в село. Переполненные народом брички окружили нас. Тогда я начал с силой бросать вверх пачки брошур и прокламаций. Озадаченные крестьяне стали расхватывать литературу. На нас катила бричка с сельской властью. Один был с оружием. Мы остановили коней, захватили бричку и к вечеру под Бердянском, в поле, налетевшим на нас двум верховым ингушам, скомандовавшим нам, нацелив на нас наганы — „Сдавайся!“ — оказали сопротивление, убив коня и ранив одного из них. Потом захватили коней помещичьих разъездчиков и скрылись»;
«на другой день мы уже были в Черновцах, а еще через день в Швейцарии»;
«в Париже я состоял членом русской группы „Буревестник“ — анархо-синдикалистского направления»;
«я заявил товарищам, что у гуляйпольцев было постановление: за истязания и избиения, кто останется на свободе, должен мстить смертью полиции, поэтому я решил возвращаться в Россию. За мной Семенюта сказал: я тоже еду. Нам дали по 300 рублей и мы уехали. В Вене нам не было попутного поезда… После чего нас довезли поездом до немецкой границы и отпустили в Баварии. Мы возвратились в Париж. Через некоторое время мы снова поехали через Вену и благополучно добрались до Черновцов и до границы»;
«после неудачи в Юзово [Антони не сумел застрелить полицая-истязателя — браунинг дал осечку, — авт.] я впал в апатию, почувствовал себя с совершенно больными нервами. Я решил уехать в Южную Америку на полгода. 10 октября 1909 года я был в Буэнос-Айрэсе»;
«нужно еще сказать, что в 1910 году екатеринославский военный суд по делу 110 анархистов-коммунистов заочно осудил меня к смертной казни».
В Южную Америку, к слову, Антони прибыл с документами, выписанными на имя Григория Андреевича Ляпунова.
«За Южной Америкой не скучаю»
«Проработав чернорабочим за очень мизерную плату, — дополняет историю свой жизни Вольдемар Генрихович описанием южно-американских будней, — я уехал в Рио-де-Жанейро. Иммигрантский дом отправил меня совершенно бесплатно в более прохладный южный штат Парана на строительство железной дороги. Плата ничтожная, харчи: сухое, соленое мясо. С него варили суп с черной фасолью, такой соленый, что соль кристаллами выступала на губах, на плечах и на лопатках. Мы же кирками долбили землю, нагружали тачки и возили, куда указывал частный подрядчик. Комары ковром крыли лицо и руки. Хоть я был и не курящий, но пришлось курить трубку с крепким бразильским черным табаком. Его нарезали ножами. Пыхтеть трубкой надо было с утра до ночи. Деньги получишь за свой труд, когда контрактист сдаст компании свой участок дороги. Рассмотрев положение, я ушел в более населенные места. Работал на лесопильне, таская целыми днями бревна и доски. Ушел дальше — снова земляные работы, опять насыпи для ж. дороги, без перспективы заработать больше, чем на сухое соленое мясо с черной фасолью и крепкое черное кофе. Идя из глуши на восток, я очутился в штате Санта-Катарина на стройке очень большой Северо-Американской лесопильни. Здесь работал и портовым рабочим, строителем ж. дороги, тачкой, киркой и лопатой, таскал шпалы, рельсы, орудовал молотом, забивая костыли, стал кочегаром, потом машинистом на паровом подъемном кране».
И вот, наконец, заключительная запись, сделанная рукой вернувшегося из эмиграции анархиста:
«В советском посольстве в Монтевидео меня хорошо знали, как надежного патриота [одно время он ведь даже состоял в членах Уругвайской компартии, — авт.]. В 1962 году советское посольство разрешило мне с тремя сыновьями, невесткой и двумя внучатами ехать домой — в Советский Союз на китобойном судне «Слава». Пятого июня «Слава» достигла порта города Одессы. Шестого июня 1962 года в глубоком волнении я ступил на родную землю. На землю первого в мире социалистического государства.
За Южной Америкой, за ее капиталистической безработицей не скучаю.
Вольдемар Генрихович Антони, 6 сентября 1974 года».
Кстати, в Никополь он попал не сразу: прямо из Одессы семью гуляйпольского южноамериканца отправили… в Казахстан — в хлопководческий колхоз, в котором работали… вчерашние «враги народа». Только благодаря ходатайству его сестры Юзефины Генриховны — коммунистки ленинского призыва и вдовы красного полкового комиссара, Вольдемару Генриховичу разрешили переехать к ней.
Перебравшись в Никополь, идейный вдохновитель Союза бедных хлеборобов и учитель батьки Махно стал добиваться хотя бы мизерной пенсии — рублей в 20—30, о чем сообщал в Гуляйполе отыскавшим его землякам. Причем обратный адрес старый конспиратор нередко указывал не свой, а вымышленный. На всякий случай.
2 июня 1967 года исполком Запорожского областного совета депутатов трудящихся принял следующее постановление:
«Назначить персональную пенсию местного значения Антони Вольдемару Генриховичу, 1886 года рождения, активному участнику революционного движения в России 1905—1907 годов, за что преследовался царской охранкой. С 1907 по 1962 г. находился за границей и являлся членом Славянского движения Советского союза за рубежом, с 1 мая 1967 года, в размере 40 руб. в месяц, пожизненно».
Ни в Никополе, ни в Запорожье, похоже, так и не поняли, что первопричиной широкомасштабного махновского движения, с которым некогда не могли управиться ни лидеры белого движения, ни большевистские вожди, был именно он, «очень похожий на немца» гуляйпольский Зарастустра.
Мало того, что не поняли, но даже, оценив его революционные заслуги, кроме пенсии, пожаловали ему и квартиру в центре города — на проспекте Ленина [сейчас это проспект Трубников].
Последнее письмо из Никополя в Гуляйполе — внучатому племяннику батьки Махно Виктору Яланскому [датировано 22 мая 1974 года], пришло не от Вольдемара Генриховича. Подписал послание его сын. Вот о чем шла в нем речь: «С глубоким прискорбием сообщаю, что отец наш, Вольдемар Генрихович скончался 15 мая. Скромно, но достойно похоронили его 17 мая в 13 ч. 15 м. Случилось это после довольно долгой болезни. Как Вы помните, когда были у нас, он уже болел. С тех пор не поправился, т.е. поправка была временной».
Как искали могилу Антони
Семья Вольдемара Генриховича вернулась из Украины в Уругвай в лихие 90-е. А в 2002 году группа никопольских энтузиастов во главе с местным историком Мирославом Жуковским, заместителем директора Никопольского краеведческого музея по науке, отыскала на старом городском кладбище могилу Вольдемара Генриховича. Причем, как рассказал сам Мирослав Жуковский, поиски не сразу увенчались успехом, хотя поисковики получили официальный документ из ритуальной службы, в котором было четко обозначено место захоронения учителя батьки Махно.
— Мы пришли туда, — вспоминает Мирослав Петрович, — а там похоронен совсем другой человек.
Как можно предположить, неразбериха в бумаги ритуальной службы была внесена умышленно. Это было сделано для того, что могила гуляйпольского Заратустры просто канула в Лету. Просто исчезла.
И она бы исчезла, не будь никопольские махновцы настойчивыми. Посовещавшись, они приняли единственно верное решение: стали целенаправленно прочесывать кладбище — те кварталы, захоронения на которых производились в начале 70-х. И, зная, что Вольдемар Генрихович был похоронен под своей настоящей фамилией, отыскали в конце концов его скромную могилу.
Представляет она из себя сегодня выкрашенную в цвета украинского флага оградку и памятник-пирамидку с пятиконечной звездой. На пирамидке — потертое фото, на котором изображен очень пожилой человек в очках, очень похожий на немца.
Таблички с фамилией на памятнике уже нет — то ли металлисты свинтили ее, то ли те, кто не желает, чтобы гуляйпольский анархист №1 возвращался из небытия.
Но он таки вернулся!
Как подчеркнул Мирослав Жуковский, могила Вольдемара Генриховича Антони уже находится под охраной государства: принято решение об этом.
Осень 2016
[Фото в Никополе Сергея Томко]
Анархисты Гуляйполя, 1907 год. Вольдемар Антони — сидит в кресле, слева от него — Нестор Махно [первый известный истории снимок будущего мятежного батьки]
Мирослав Жуковский объясняет, как искали могилу учителя батьки Махно
Могила Вольдемара Антони в Никополе, которую отыскали местные махновцы
Автор рассматривает снимок на могиле Вольдемара Антони, на котором он изображен почтенным стариком