Там, где по берегу Гайчур-реки гуляет… поле

В сентябре 1917 года в южно-украинском селе Гуляйполе началась революция, о которой очень не любят вспоминать представители власти — как прежней, так и нынешней.


Махновцы и махновщина

Лично мне вполне понятно, почему не любят. Не только потому, что возглавил ее вчерашний узник московской Бутырской тюрьмы [и будущий лидер крестьянской вольницы] Нестор Махно.

Революция в Гуляйполе — на основании декрета Нестора Махно от 25 сентября 1917 года, изменила основу государства, сделав собственником земли народ. И передав ему всю власть в государстве. Пусть не во всем, а на отдельной, включающей в себя Гуляйполе и прилегающий к нему регион, территории.

Поэтому именно гуляйпольскую революцию, в отличие от питерского октябрьского большевистского переворота, можно [и нужно] называть Великой Сентябрьской революцией. Причем революцией нашей, украинской.

Большевики же в Питере просто-напросто обманули народ: ничего он не получил после исторического, как еще недавно писали в учебниках истории, залпа «Авроры»: крестьяне остались без земли, рабочие — без фабрик. Ну, а матросы, завершу шуткой логическую цепочку — без пароходов.

Что характерно, власть в Гуляйполе в 1917 году перешла в руки народа абсолютно мирным путем. И он начал строить новую жизнь. Пусть на отдельной территории, но начал! Без вмешательства государства.

Такого нигде в мире не было.

И вольности такой несвободный мир не мог простить Гуляйполю.

И не простил. До сих пор. Поэтому я ничуть не удивился, услышав однажды из уст одного из президентов [!!] Украины: у вас, мол, в уряде махновщина процветает. И чиновница, занимающая достаточно серьезную должность в сфере культуры [!], меня не удивила заявлением о том, что боевики на блокпостах в бандитской дээнэрии, куда чиновнице довелось съездить по семейным надобностям, ей напомнили… махновцев.

Господа, а вы время не попутали?

Вам точно в 21-м веке место? Званием «махновец», в чем я глубоко убежден, гордиться нужно, как им гордились наши предки.

А махновщина — это путь к свободе, а не к хаосу, в котором перманентно пребывает украинский народ благодаря таким правителям, как вы, и таким чиновникам.

Однако прежде, чем мы оценим сделанное Нестором Махно сто лет назад в Гуляйполе, я предлагаю совершить путешествие на берега реки Гайчур, где и находится провинциальный городок с лирическим названием, напоминающим о гуляющем в тех местах просторном поле.

Кстати, в свое время — во второй половине 19-го столетия, всерьез поднимался вопрос о переезде «столицы» Александровского уезда [будущего города Запорожья!] в… Гуляйполе, которое на тот момент имело статус… обычного села.

Кроме шуток. Сей факт, как выражаются бюрократы, имел место быть. И если бы исторические пазлы сложились в пользу Гуляйполя, мы бы сейчас, возможно, были жителями не Запорожской, а Гуляйпольской области.

Впрочем, каждый вольный духом украинец и без этого себя считает чуточку гуляйпольцем: представителем вольной земли.

Я — не исключение.


Немецкие танки снова прорвались к Гуляйполю?

Согласно историческим сведениям, в 1785 году Екатеринославский наместник своим указом обязал Новомосковский суд основать на правом берегу реки Гайчур — при балке Камлычке, государственную военную слободу.

Во исполнение указа суд постановил: «Создать воинскую слободу в балке Камлычка под названным Гуляй-Поле».

Популярная гуляйпольская легенда уверяет, что имя слободе дал чиновник, выбиравший место для поселения. Вышел он, будто бы, рано поутру на курган, возвышавшийся на территории нынешнего центрального парка города, посмотрел вокруг и замер, пораженный: до самого горизонта волнами разбегались буйные травы, в которых после ночных бдений, связанных с вслушиванием в каждый звук, дремало тонкогубое, звонкоголосое эхо.

«Да это ж Гуляй-Поле!» — воскликнул чиновник.

Уже в начале 1786 года на левом берегу Гайчура появилось первое поселение — Проскуры. Разраставшаяся полувоенная слобода делилась не на улице, а на сотни. Сначала появилась Подолянская сотня, за ней — Гурянська, Вербовская, Бочанська, Херсонская, Пещанская, Польская. Сотни постепенно превращались в территориальные административные единицы, общины. Каждая сотня ежегодно на пасхальные праздники выбирала своего атамана.

В 1798 году в Гуляй-Поле [так название писалось до 1938 года] открыли церковь, названную в честь праздника Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня. Через 90 лет в этой церкви — 26 октября 1888 года, будет крещен младенец Нестор — шестой ребенок большой крестьянской семьи Ивана и Евдокии Махно.

В том же 1798 году Гуляй-Поле стало первым волостным центром на территории нынешней Запорожской области. А это означало, что село потеряло военный статус и приобрело гражданский.

В 1886 Гуляй-Поле посетил историк и археолог Дмитрий Яворницкий, оставивший вот такое описание увиденного на берегу Гайчура: «Гуляй-Поле стоит на повышенном песчаном месте, имеет две церкви, еврейскую синагогу, почтовую контору, несколько лавок и подвалов. Словом, это многолюдный, и даже, можно сказать, достаточно культурный городок с преобладающим, однако, еврейским населением. Из всех сооружений заметно в Гуляй-Поле еврейское кладбище, обнесенное прекрасной оградой и наполненное прекрасными памятниками внутри».

Ну, а 6 октября 1941 года на околицу Гуляйполя, где как раз и находится еврейское кладбище, выкатились немецкие танки — с этого дня началась двухлетняя оккупация города гитлеровцами.

По воспоминаниям старожилов, когда кто-то из танкистов разглядел, что на кладбищенских памятниках надписи выполнены еврейским письмом, он, шутки ради, развернул свою машину и прошелся гусеницами по крайним надгробиям.

Фашисты, мерзавцы, дикари.

Кроме немцев, так поступали только коммунисты, тоже, как и фашисты, уничтожавшие память народа. Сегодняшние сторонники так называемого «русского мира» действуют точно так же, кстати: оскверняют памятники украинским героям и памятные знаки, установленные в их честь.

Почему я вспомнил о фашистах из 41-го года? А увиденное на старом гуляйпольском еврейском кладбище навеяло такие мысли.

Меня шокировали валявшиеся на кладбище, частично поврежденные, надгробия — гранитные, мраморные.

Я не мог ни о чем другом подумать в тот момент: только о фашистах вспомнил.

На одном из надгробий легко читалось: «Доктор Яков Борисович Кернер». И год его смерти различался: 1894.


«Ты всюду развеешься песчинкой прибоя»

Вот, что рассказал о семье Кернеров сопровождавший нас гуляйпольский историк и краевед Сергей Звилинский [от него мы, к слову, и узнали много интересного о Гуляйполе и его прежних обитателях].

Первые официальные данные о Кернерах относятся к началу 1860-х годов в связи с их регистрацией купцами 2-й гильдии Александровского уезда Екатеринославской губернии, куда они были причислены из павлоградского [город Павлоград Екатеринославской губернии] купечества 3-й гильдии. Купеческие свидетельства получили две группы семейного древа. К концу 1860-х годов семья окончательно оседает в пределах Александровского уезда Екатеринославской губернии, выбрав место неподалеку от села Гуляй-Поле. Очевидно, купив земельный участок у крупных землевладельцев, Кернеры построили на правом берегу реки Гайчур [на окраине Гуляй-Поля] хутор, получивший название в честь основателя — Борисов.

Согласно межеванию земельных владений при хуторе Борисов 1878 года, владельцу хутора, Александровскому купцу первой гильдии Борису [Берку] Самойловичу Кернеру принадлежало 545 десятин земли [более 550 гектаров], большую часть которой он сдавал в аренду немецким колонистам.

Однако товарное сельхозпроизводство не было основным занятием семьи Кернеров. Известно, что до запуска Кернерами в Гуляйполе завода сельскохозяйственных машин и орудий, при ихнем хуторе, который находился как раз на Мариупольском тракте [остатки его можно отыскать и сегодня], было налажено высокотехнологичное тонкорунное овцеводство: на сельскохозяйственной выставке 1884 года, проходившей в Гуляй-Поле, Борис Кернер был отмечен почетным письмом — как специалист в технологии разведения овец.

Имея склады и ангары для хранения зерновых культур, Кернеры понимали, что скупка и продажа товаров может приносить немалую прибыль. И преуспели в этом.

В 1876 году Борис Кернер был переведен в разряд купца 1-й гильдии Александровского уезда, что позволяло ему расширить рынки сбыта товаров и выйти на торговлю с заграницей. Для этой цели позже был создан торговый дом «Борис Кернер и сыновья».

Очевидно, накопив достаточный капитал, глава семейства — вместе со своим братом Константином и уже взрослыми детьми, учтя тенденции промышленного бума на юге Украины, решил вложить деньги в промышленное производство, в частности, в завод по производству сельскохозяйственных машин и орудий, на которые рос спрос в регионе. И в 1892 году завод торгового дома «Борис Кернер и сыновья» начинает свою работу в Гуляйполе.

Завод специализировался на выпуске сельскохозяйственного инвентаря: традиционных в то время молотилок, букеров, сеялок, жаток, соломорезок и разнообразной сельхозмелочи.

В 1896 году, после двадцатилетнего непрерывного пребывания в разряде 1-й гильдии Александровского уезда, Берко-Борису Кернеру был присвоен статус почетного гражданина.

В 1898 году на его хуторе появляется паровая мельница. А к началу двадцатого века по общему обороту капитала семья Кернеров становится самой богатой и влиятельной в Гуляй-Поле.

Ее члены, кроме завода, владели многочисленными объектами недвижимости: заведением мануфактурной торговли, например, магазином по торговле смешанными товарами, амбаром для хранения зерна, отдельным жилым домом с торговыми лавками и складскими помещениями при нем.

Важным событием для Гуляйпольской волости стало открытие в 1902 году Кернерами отделения банка взаимного кредита, здание для которого было построено в центре села на Соборной улице [сейчас в нем размещается Гуляйпольский районный краеведческий музей]. Председателем правления стал Исай Борисович Кернер.

Были известны Кернеры и своей благотворительностью: частное еврейское училище в Гуляй-Поле открыли по их инициативе и при их материальной поддержке. Основные пожертвования на строительство новой кирпичной синагоги пошли также от Кернеров.

Сыновьями — кроме Исайи, у Бориса Кернера были:

Янкель [Яков] — медик. Учился в Киеве и стажировался в Вене и Берлине. После возвращения в Гуляй-Поле практиковал как частный врач;

Герш [Григорий] — писатель и переводчик. Учился в Мюнхене, известен в украинской литературе под псевдонимом Григорий Кернеренко [«Народ мой, — однажды пророчески воскликнул он в одном из своих стихотворений, — ты всюду развеешься песчинкой прибоя, пылинкой-звездой»].

Надгробие, которое попалось мне на глаза, как раз и было установлено на могиле Якова Кернера.

Теперь оно валялось на земле. То ли немцы-оккупанты его свалили, то ли… кто из нас — безо всякого танка.

Мерзость, дикость. Но!

Не все, слава Бугу, так прискорбно. Как рассказал наш провожатый по городу [и по его истории] Сергей Звилинский, местные активисты уже начали наводить порядок на еврейском кладбище.

Власть их в этом поддерживает.


Болеют теперь… в бывшей синагоге

Что еще, кроме кладбища, от прежних времен в Гуляйполе сохранилось, полюбопытствовал я у нашего спутника. И он охотно ответил, что.

Построенную Кернерами синагогу закрыли в 1935 году. Фасад ее полностью разрушили в результате пристройки к зданию трех этажей, которые образовали… педагогический техникум, одно время носивший имя уроженца соседнего Пологовского района Власа Чубаря [расстрелян в 1939 году; украинским судом в 2014 году признан одним из организаторов Голодомора]. Кирпич на строительство дополнительных этажей использовали от взорванной в 1935 году Свято-Троицкой церкви, возведенной в начале 20-го столетия вместо старой деревянной — той, в которой крестили Нестора Махно. Летом 2017 года на месте, где находилась сиявшая куполами на всю округу Свято-Троицкая церковь, провели раскопки и обнаружили церковный фундамент. Нашли также несколько мелких вещиц — медальон, в частности, и японского производства пулю от карабина.

Ну а в бывшей синагоге, в которой — после пристройки к ней трех этажей, хозяйничали будущие педагоги, сейчас размещается… инфекционное отделение райбольницы.

В нынешнем Гуляйполе издалека видно угрюмое, угловатое здание с выложенными кирпичом на фронтоне словами: «Надежда 1894». Это старая паровая мельница гуляйпольского промышленника из немцев Дмитрия Шредера, которая, кстати, как мельница, работает по сию пору. Кто такая Надежда, выяснить не удалось. С учетом же национального состава промышленников Гуляй-Поля конца 19-го — начала 20-го веков [немцы и евреи], можно предположить, что сия Надежда вообще никакого отношения к Гуляйпольщине не имела. Возможно, Надеждой была, скажем, дочь строителя мельницы, который не имел отношения ни к Гуляй-Полю, ни к Шредеру: ему был заказан объект и он сдал его, как говорится, под ключ.

В 1910 году «Надежда» производила муки на 250 тысяч рублей. Часть ее шла на экспорт.

В 1882 году, на десять лет раньше Кернера, немецкий предприниматель Яков [или, что вероятнее, Якоб] Кригер построил в центре Гуляй-Поля… завод сельскохозяйственных машин, выпускавший, как и завод Кернера, жатки, конные молотилки, соломорезки, букеры, бороны, веялки. Дом, в котором жил промышленник — рядом с заводом, сохранился до наших дней.

В 1915 завод Кригера был переведен в акционерное общество и стал заводом «Богатырь», который в 1928 году превратился в «Красного богатыря», в 1929-м — в «Красный металлист». В 1955 году завод стал «Сельмашем».

В 30-е годы клуб завода «Красный металлист» размещался в одном из старейших кирпичных зданий современного Гуляйполя, которое было возведено в 1879 году семьей местных землевладельцев Янценов. Самым известным из них был Вильгельм Генрихович, гласный Александровской уездной управы. Если не ошибаюсь, именно при нем на заседании управы был поднят вопрос о возможном переезде «столицы» уезда из Александровска в Гуляй-Поле.

После того, как из дома Янценов выехал клуб, туда заселились райком партии и различные админструктуры. Сейчас его занимают детская библиотека и отдел культуры.

Именно на этом заводе начинал свою трудовую и революционную карьеру Нестор Махно и его учитель, чех по национальности Вольдемар Антони. Многие члены гуляйпольского анархического «Союза бедных хлеборобов» — единственной в мире сельской анархической организации, были тоже работниками завода Кригера.

На завод же — после возвращения в Гуляй-Поле из московской Бутырской тюрьмы весной 1917 года, Нестор Махно устроился на работу… маляром.


Махно об украинской душе

Спустя три недели после освобождения из Бутыркти, Нестор уже был в Гуляйполе. Это ведь было, как он особо подчеркивал, «место моего рождения и жительства, где я оставил многих и много дорогого, близкого моему уму и сердцу и где, я чувствовал, смогу сделать кое-что полезное среди крестьян, в семье которых родилась наша группа, которая, несмотря на то, что потеряла две трети своих членов под расстрелами и на эшафотах в далекой холодной Сибири и в скитаниях по заграницам, все же совсем не умерла. Основное ее ядро все или почти все погибло. Но оно глубоко пустило корни своей идеи среди крестьян не только в Гуляйполе, но и за его пределами».

И тут же:

«По приезде в Гуляйполе я в тот же день встретился со своими товарищами по группе».

Нестор спешил. Он как будто бы чувствовал, что ему отпущено не так много времени. А сделать предстояло многое.

Кстати, родительский дом Нестора не сохранился, а вот дом его старшего брата Саввы, в котором одно время размещался штаб Украинской партизанско-повстанческой армии имени Нестора Махно, отыскать можно: возле него памятник Нестору находится — точно такой же, как и в центре Гуляйполя. Правда, возле дома Саввы Махно он появился первее. Мало кто знает, что именно туда в августе 1970 года приезжал из Москвы… Владимир Высоцкий. Тогда возникла идея снять фильм о мятежном атамане, на роль которого претендовал Высоцкий и тот, отправившись на родину батьки, решил ощутить на себе дух свободного Гуляйполя.

Но я отвлекся.

Уже через четыре дня после появления дома, вчерашний узник Бутырки получит свою первую «гражданскую» должность: 29 марта 1917 года его избрали председателем гуляйпольского Крестьянского союза, который в июле был реорганизован в Крестьянский совет.

С 29 августа Нестор руководит также комитетом защиты [!] революции.

«Мы, члены этой наспех сколоченной организации, — отметит в своих воспоминаниях Нестор Иванович, — собрались тут же и постановили взяться за разоружение всей буржуазии в районе и ликвидацию ее прав на богатства народа: на землю, фабрики, заводы, типографии, помещения театров, кинематографов и других видов общественных предприятий. На другой день рано утром я шел по Соборной площади Гуляйполя. Группы рабочих из заводов и крестьян под черными и красными знаменами с песнями подходили к улице, ведущей к зданию Совета крестьянских и рабочих депутатов, в котором поместился Комитет защиты революции. Когда я показался перед манифестантами, раздался громовой крик: «Да здравствует революция!»

И далее:

«Я чуть-чуть было не прослезился от радости за широкий размах украинской рабочей и крестьянской души. Передо мной предстала крестьянская воля к свободе и независимости, которую только ширь и глубина украинской души могут так быстро и сильно выявлять».

25 сентября Нестор Махно подписал декрет о национализации земли и о разделе ее между крестьянами [подобные решения в Екатеринославской губернии приняли, кстати, многие уездные съезды крестьян], после чего крестьяне Гуляй-Поля стали объединяться в коммуны. Добровольно. Придет время, и они свое право на вольную жизнь будут отстаивать с оружием в руках, отбиваясь как от белых, так и от красных.

В одной из таких коммун два дня в неделю работал и сам Нестор Махно. Так на Гуляй-Поле создавалась государство нового типа — крестьянская республика.

Такого нигде в мире не было.

*

В тему

Нестор Махно о себе [«краткие данные о моей жизни до революции 1917-го года»]

Отец мой — бывший крепостной помещика Шабельского, жившего в одном из своих имений, в деревне Шагаровой, что в семи верстах от села Гуляй-Поля, Александровского уезда, Екатеринославской губернии.

Большую часть своей жизни он прослужил у того же помещика, то конюхом, то воловником.

Ко времени моего рождения (27 октября 1888 года), он оставил уже службу у помещика и поступил кучером к гуляй-польскому заводчику, богатому еврею Кернеру.

Отца своего я не помню, так как он умер, когда мне было только одиннадцать месяцев. Пятеро нас, братьев-сирот, мал мала меньше, остались на руках несчастной матери, не имевшей ни кола ни двора.

Смутно припоминаю свое раннее детство, лишенное обычных для ребенка игр и веселья, омраченное сильной нуждой и лишениями, в каких пребывала наша семья, пока не поднялись на ноги мальчуганы и не стали сами на себя зарабатывать.

На восьмом году мать отдала меня во 2-ую гуляй-польскую начальную школу.

Школьные премудрости давались мне легко. Учился я хорошо. Учитель меня хвалил, а мать была довольна моими успехами. Так было в начале учебного года. Когда же настала зима, и река замерзла, я по приглашению своих товарищей стал часто, вместо класса, попадать на реку, — на лед. Катанье на коньках с сотней таких же шалунов, как и я, меня так увлекло, что я по целым неделям не появлялся в школе. Мать была уверена, что я по утрам с книгами отправляюсь в школу и вечером возвращаюсь оттуда же. В действительности же я каждый день уходил только на речку и, набегавшись, накатавшись там вдоволь с товарищами, проголодавшись, — возвращался домой.

Такое прилежное мое речное занятие продолжалось до самой масленицы. А в эту неделю, в один памятный для меня день, бегая по речке с одним из своих друзей, я провалился на льду, весь измок и чуть было не утонул. Помню, когда сбежались люди и вытащили нас обоих, я, боясь идти домой, побежал к своему родному дяде. По дороге я весь обмерз. Это вселило дяде боязнь за мое здоровье, и он сейчас же разыскал и сообщил обо всем случившемся моей матери.

Когда явилась встревоженная мать, я, растертый спиртом, сидел уже на печке.

Узнав, в чем дело, она разложила меня через скамью и стала лечить куском толстой скрученной веревки. Помню, долго после этого я не мог садиться, как следует, на парту, но помню также, что с этих пор я стал прилежным учеником.

Итак, зимою я учился, а летом нанимался к богатым хуторянам пасти овец или телят. Во время молотьбы, гонял у помещиков в арбах волов, получая по 25 коп. в день.

По окончании начальной школы, я то служил у помещиков, то учился и работал в красильной мастерской; и, поднявшись немного и окрепнув, — поступил в гуляй-польский чугунно-литейный завод, в литейный цех.

В 1906 году, когда революция была уже подавлена, я вступил в кружок молодежи украинской группы хлеборобов анархистов-коммунистов.

В конце 1906 года я был заподозрен в убийстве стражников, схвачен и предан военно-полевому суду. Вскоре меня оправдали и освободили. По освобождении я продолжал свою работу в группе, которая то жила открыто, то временами надолго уходила в подполье.

В конце 1907 года я был вторично арестован. Меня обвиняли в целом ряде политических убийств и экспроприации. Однако, следствием это не было доказано и, спустя несколько месяцев, меня под залог имущества одного заводчика выпустили из тюрьмы. В это время группа сильно преследовалась со стороны полиции. Полицейские агенты и стражники так и рыскали по району и выхватывали отдельных товарищей. В августе 1908 г., по показанию члена нашей группы Альтгаузена, оказавшегося, как мы потом узнали, провокатором, я был опять схвачен и посажен в тюрьму.

В марте 1910 года я, во главе шестнадцати обвиняемых, был осужден одесским военно-окружным судом в г. Екатеринославе и приговорен к смертной казни через повешение. 52 дня сидел я под смертным приговором, после чего, благодаря несовершеннолетию в момент преступления, а отчасти благодаря хлопотам матери, смертная казнь была заменена мне бессрочной каторгой.

Каторгу я отбывал в московской центральной тюрьме. Сидя в тюрьме и до суда, и после, и даже в московской каторге я делал попытки к бегству, но все эти попытки оканчивались неудачей.

В течение всех семи лет сиденья в московской тюрьме, я не покидал заниматься самообразованием, пользуясь богатой библиотекой, находившейся при тюрьме, и услугами более образованных товарищей политических — учителей и студентов. С особенным усердием изучал три любимейших отрасли знания — историю, географию и математику.

Наступил 1917 год.

Грянул гром, вспыхнула революция, и тюремные двери раскрылись.

Сентябрь 2017

[Использованы фото с портала «Гуляйпільські старожитності»]

Узники Бутырской тюрьмы после освобождения. Нестор Махно в первом ряду слева

Река Гайчур

На Гуляйполе гуляют маки, июнь 2010 года [фото Сергея Томко]

Гуляйполе: старый Мариупольский тракт

Гуляйполе: мельница «Надежда»

Главное здание Гуляй-Поля: Святотроицкий храм, 1900

Гуляйполе: бывшая синагога

Гуляйполе: бывший банк, теперь — краеведческий музей

Гуляйполе: старое еврейское кладбище


Загрузка...