НекроХаник 2

Глава 10

Просьбу Герасима лететь пониже – вежливо проигнорировали. Экипаж дирижабля из двенадцати человек улыбнулся, капитан обошел вокруг троицы и сообщил:

– Господа, возможно, на ваших шкурах уже заштопали кучу дырок от чужих копий, но я пока стараюсь беречь невинность. Поэтому пойдем на обычной высоте и без приключений. Время прибытия на место – на третий день в обед. Нас уже ждут. Попрошу занять место в каютах. Свободное время можно проводить в столовой. К сожалению, туда могут поместиться одновременно пятеро, поэтому завтрак, обед и ужин вы сможете получать после того, как закончит питаться дежурная смена. Багаж уже загрузили?

– Вещи, да. Осталось только пристроить живой багаж.

– Что вы имеете в виду?

– Их.

Макаров показал на трех мордастых гиен, с довольными харями сидевших рядышком. Кусака за старшую и два самца, успевших неплохо отожраться на германских харчах.

– Про них у меня в приказе ничего не было.

– В приказе было сказано... Одну секунду, мне надо вспомнить дословно... “Обеспечить выполнение поставленной задачи любым способом”. Для приведения к покорности дикарей эти звери необходимы. Если вы считаете, что ради разъяснений мне придется попросить приехать сюда господина губернатора лично, я готов.

– Гадить – в трюм. Там есть свободное место. Матрос Харман покажет, куда. Там же будете осуществлять прогулки. Вдоль опорных бимсов. За ограждение с мостков не сходить.

– Яволь, герр капитан. Прошу поднять туда поддон с песком и эти шесть мешков для его обновления. Звери обученные, будут ходить в лоток. После каждого группового посещения туалета я буду за ними убирать.

– Даже так? Тогда можете держать их в своей каюте. Она двухместная, нижнюю полку поднимете, как раз хватит для монстров.

Пресловутую кают-компанию, которую изображала столовая, троица оккупировала почти сразу. Когда им вежливо кашляли в коридоре, раскланивались и уходили по каютам. В остальное время сидели за длинным столом, обмахивались газетами вместо вееров и ловили слабые порывы ветра в распахнутые круглые иллюминаторы. Гиены дремали под столом, в остальное время бродили за хозяином, как хвостики. Оживлялись только в моменты, когда в миски щедро насыпали мешанину из кусков пованивающего мяса, костей, протухшей каши и еще чего-то непонятного. После этого каюту приходилось проветривать полчаса. Но выступать против никто из экипажа не решался. Очень уж морды-чемоданы внушали. Монах случайно ляпнул, что черных бедолаг такая скотинка перекусывала за один раз и все – “герр Макаров, не могли бы вы пойти отдыхать вместе с сопровождающими”.

– Я одно не понимаю, что ты на повышение не пошел, – лениво поинтересовался Сергий, пытаясь за беседой убить ползущее как улитка время. Спать на второй день в жаре не хотелось, на мостик не пускали, за бортом бесконечный песок. Оставалось только донимать вахмистра.

– Чем тебе есаул не нравится?

– Полковником лучше. Свой выезд. Дом в одной из столиц. Поместье на Дону. Детей куда-нибудь в лицей, потом в университет. Если одаренными окажутся, так еще герб получишь. Красота.

– Не знаю, спросу с полковника много.

– Это ты прав, – переложив газету в другую сторону, парень продолжил изображать из себя маломощный вентилятор. – Лучше генералом. От них уже все отвязались, только сиди и щеки надувай в штабе. А как на пенсию вышел, так вообще хорошо. Каждый год – новая медаль за выслугу. На параде ордена и блестяшки выгулял раз в год и остальное время можно в клубах пропадать. И по ресторанам. Если войны нет, тогда к соседям. В Рейхе хорошие лечебницы на водах. Очень популярны среди господ с эполетами.

– Не пойму никак, – Кизима сообразил, что, если не сменить тему, запросто можно договориться до подрыва государственных устоев. Это двум обалдуям уже плевать, про костер и четвертование на полном серьезе рассуждают. Казак же хотел еще послужить Отечеству и понянчить внуков на собственном хуторе. – Ты же воевал, до сих пор в армии. И в добровольцы вроде силком не гнали. Так?

– Совершенно верно.

– Так почему ты начальство не любишь?

– Дурак, потому что. От любимого учителя нахватался самого паршивого. Что он под конец в опале сидел, что у меня меж лопаток чешется. Был бы обычным, сейчас бы цифры на базаре складывал, вечером в университет на учебу ходил. Пять лет отмотал – уже приказчик. Еще пять – помощник в фирме, которую по моим лекалам сварганили. К старости может и до кумпанства дожил... Или в механики бы пошел. Вон, два лохматых студента-недоучки уже личный заводик в Тазили присматривают. Пока там одни камни, скалы и песок, но место вроде выбрали. Зуб даю, через год там цеха будут стоять, станки греметь и броневики картечницами в башенках водить в разные стороны. Патент пока под сукно положили, ждут лучших стряпчих из Рейха и с наших просторов. Хотят оформить все, как положено. Потому что герр оберстлейтенант в частной беседе похвастал, так его липовый интендант волосы на голове рвал и орал, словно на раскаленную сковородку сел.

– О чем орал?

– Что с новой штукой можно броненосцы строить в десять раз легче, а чужие снаряды все равно от брони станут отскакивать. И что морозильные камеры до сих пор только у русских в богатых семьях, остальные с ледниками мучаются. Поэтому башкой о стену бился, про секретность плакал и всячески просил любые другие изобретения ему показывать. А он уж нужных людей проинформирует и все как надо оформит.

– Думаешь, его слушать станут? – заинтересовался казак.

– Само собой. На следующий вечер телеграмма пришла. Адмиралы все как один подписали премию студентам. Ждут, как все бумаги оформят и можно будет новый флот клепать. Средиземное море большое, теплое. Есть где плавать и купаться.

Вздохнув, вахмистр только рукой махнул. Не переделать парня. Никак.

Инициативу в разговоре перехватил Герасим:

– А почему интендант липовый? Вроде служит, как положено.

– Потому что искровый передатчик под его присмотром. Полные карты новых позиций с его визой. И господин губернатор с радостью на него все проблемы по безопасности свалил. Так что я насчет звания не поручусь, но этот господин на другое ведомство работает. Что нам же проще. К нам относится уважительно, претензий не имеет, когда выпить зовем, с радостью приходит. Заодно мне всякие рапорты о проделанной работе писать никуда не надо. Всю жизнь ненавидел с бумажками возиться.

– Кстати, все забывал спросить. Рожи эти мохнатые постоянно под ногами крутятся. А птицу куда подевал? Я на построение из-за угла смотрел и все думал, когда господину майору на маковку нагадят.

– По делам Федор улетел, отправил его дальние подходы осматривать. Банды удирают, надо проверить, чтобы никто рядом не болтался. Пусть обратно к британцам проваливают.

Сергий чуть слукавил. На самом деле, Федору была поставлена другая задача. Идиоты местные – это мелочи. Их рано или поздно и без помощи некроманта зачистят. А вот пролететь по границе и проверить, что больше нигде пятен мертвечины не осталось – это куда важнее. Припрутся какие-нибудь очередные идиоты, опять дряни в котлах намешают и вот тебе новая нежить шляется. Непорядок. Да, для того, чтобы зомби поднять, темные пятна силы нужны, которые неподалеку от Тазили и раскопали. Проблема в том, что за столько лет Африка вся пятнами покрылась, словно леопард. Куда не плюнь – кого-то сожрали, замучили, в цепях на продажу гнали. Черный континент. Не поспоришь.

Под столом завозились и наружу высунулся любопытный нос.

– Ладно, господа хорошие. Пойду я барбосов на песочек выгуляю, время как раз. Испортили их комрады, живут по расписанию. Ордунг. Пора срать – подъем и на исходные. И проверить заодно: сколько вошло, столько же и вышло. Чтобы два раза не ходить.

– Тьфу на тебя, богохульник, – фыркнул монах. – Топай, давай. Потом в шахматы поиграем.

– Что в них играть? Шестнадцать – три в мою пользу.

– Но должен же я отыграться?

Дирижабль пристроили у пары невысоких деревьев, протянув к ним канаты и закрепив хорошенько. Солнце медленно ползло к закату, но времени для беседы с вождями хватало с запасом. Проблема была в другом. Еще пролетая над сборищем, Макаров вздохнул и заявил казаку:

– Только ради тебя, Анисий Лазаревич, в это дерьмо лезу. И ради того, чтобы вас и поселенцев позже не резали.

– Ты о чем, Сергий?

– Сам увидишь... Значит – оба молчите, в разговоры не влезаете, про себя повторяете: “этих уродов на нас британцы науськивают”. Потому что это – правда... Да, местные простодушные и зло помнят долго. Как и добро. Просто добро для них зачастую – это слабость. А слабых тут едят. Англичане это усвоили, придется и нам похожую науку проходить.

До джунглей надо было топать еще пару дней пешком. Да и мало кто из богатых племен по буеракам лазает. Охота там не особо, быстро по округе не пробежишься, новое правительство предпочитает в более комфортных условиях существовать.

Поэтому большой сход проходил в саванне, выгоревшей от жары. Вокруг вытоптанной округлой площадке навтыкали кучу зонтов, рассадив уважаемых вождей на стульях или креслах. Чем больше власти подгреб под себя тот или иной абориген, тем на более монументальную штуку пристраивал седалище.

Пятеро “просителей”, вернувшихся из похода, вообще стояли на солнцепеке, мрачно озираясь по сторонам. Когда, растолкав толпу, в центр круга вошли трое парламентеров, вокруг загомонили, стали показывать пальцем и смеяться. Белые, без охраны, без солдат и страшных ружей. Бесплатный цирк. Надо будет детям потом рассказать. Заодно похвастать: “странную обезьяну видели, совсем полинявшую”.

Быстро оценив расклады, Макаров повернулся к знакомым лицам:

– Бомани, зачем ты меня сюда пригласил? Ты сказал, что здесь будут равные тебе. Я же не вижу сильных вождей, с кем можно разговаривать. Я вижу глупых бабуинов-ниани, посмевших отнимать мое время.

Сбоку под зонтиком засуетились. Из толпы выскочил толмач, быстро забормотал в ухо толстяку в цветной плетеной накидке. Тот выслушал, нахмурился, буркнул в ответ.

– Эй, белый человек! Ты не туда говори, ты сюда говори! Там дурак, мьянга. В пустыню ходил, умирал. Зачем-то пришел... Тут говори, тут старшие сидят.

Шагнув к знакомому вождю, Сергий уточнил:

– Эти ниани родных послали на смерть? Они теперь недовольны, что все потеряли?

– Так, великий мчави. Сильно обижены, что мы пришли назад. Что король с нами говорил, подарки дарил. Про них забыл. Сердятся.

– Где Амади?

– Там стоит. Остальные шаманы его пускать не хотят. Говорят, он виноват в пробуждении мертвых.

– Сюда его веди. Можешь плохих шаманов тоже притащить.

– Не пойдут, великий мчави. Они больше всех потеряли, совсем сердитые.

– Хорошо. Амади зови, остальных сам соберу...

Повернувшись к толпе и все так же показательно игнорируя “больших боссов”, Макаров громко произнес:

– Люди ангвы, большой пустыни. Я, великий пожиратель душ, хочу увидеть тех ниани, кто посмел требовать себе чужие подарки. Где эти глупцы, посмевшие заявить, что умеют камлать лучше мудрого Амади? Где этот помет бегемота, не достойный носить великое звание колдуна? Или они настолько трусливы, что прячутся за вашими спинами?

На столь наглый вызов шаманы промолчать не смогли. Сначала один гордо выбрался на пустое место, затем следом потянулись другие. Выстроились полукругом, стараясь держаться поближе друг к другу. Дождавшись, когда с другой стороны приковыляет старик с подбитым глазом, Сергий спросил у него:

– Амади, мудрый и сильный, сохранивший душу своему племени, все ли здесь, кто смеялся над тобой?

– Нет, великий мчави. Еще двоих нет.

– Где они?

– Вон там, рядом с толстым Зикимо.

Найдя взглядом самых осторожных, кто прятался за большим троном, некромант жестом подозвал к себе. Левый, с многочисленными пятнами неизвестной кожной болезни помялся, затем медленно подошел и встал сбоку от “могучей кучки”. Второй презрительно сплюнул, изображая всем видом, насколько он не боится белого. Дурак. Высокий, костлявый, с заплетенными в косички патлами и уродливым брюхом, выступающим над набедренной повязкой. Если бы он знал, в каком настроении приехал главный из послов, уже бы бежал прочь без оглядки.

Не торопясь, Макаров подошел к трону, затем резким ударом вогнал обнаженный узкий клинок в печень колдуна и потянул за собой. Шел назад, держа истошно визжащего идиота, словно на крюке. Дотащил до остальных, выдернул кинжал и нанес второй удар, в этот раз уже под подбородок, пробивая мозг. Подождал несколько секунд и небрежно дал возможность убитому повалиться на спину. В наступившей тишине вытер железо о накидку стоящего слева негра, вернулся к мрачным Герасиму и Кизиме, повернулся к обреченным.

– Значит, это вы, вши безмозглые, посмели обидеть мудрого Амади? Он защитил свое племя. Он вместе с Бомани сражался против мертвых. Ему великий король позволил занять новые земли и жить там в радости и богатстве. Но вы подняли руку на человека, который находится под защитой короля. Вы посмели обидеть Амади, которого защищаю я, пожиратель душ. За это вы будете наказаны. Сейчас.

Семь выстрелов из “Кольта” прогремели как короткая очередь. Сменив магазин, Сергий всадил еще две пули в остолбеневших колдунов и убрал пистолет в кобуру. Девять трупов с дырками от пуль, один – от кинжала. Местные заклинатели духов закончились.

– Так будет с каждым, кто посмел усомниться в силе великого короля Шольца... Стоять! Куда побежали? Я вас еще не отпускал!

Рев взбешенного некроманта подействовал на качнувшуюся в стороны толпу, словно удар хлыста. Аборигены замерли, вжали головы в плечи и затравленно уставились на страшного и безжалостного гостя, щедро дарившего смерть.

– Вы пойдете только тогда, когда я, пожиратель душ, разрешу!.. А теперь, надо поступить правильно...

Снова подойдя к трону, Макаров пнул толстяка в пузо и небрежно швырнул того на вытоптанную твердую землю. Затем занял его место. После чего жестом приказал остальным вождям убраться с “насестов” и встать справа от себя.

– Я не знаю, как тебя зовут. И не хочу знать. Ты посмел проявить неуважение. Ты слаб, хотя говоришь всем, что силен. Ты – кусок гниющего мяса... Знаешь, я даже не стану тебя убивать, – Сергий продемонстрировал пустые руки.

– Потому что Зикимо – вождь! Ты не можешь меня тронуть! – заверещал толстяк, медленно поднимаясь.

– Нет. Потому что мне лень... Я не буду тебя убивать, от тебя воняет страхом. Тебя убьют – они.

От трона в разные стороны с криками даванулись мужчины и женщины, освобождая дорогу трем огромным гиенам. Кусака посмотрела на вспотевшего негра, затем села, принюхиваясь к окружающему. Пара самцов напряженно замерли впереди, нацелив оскаленные морды на приговоренного к казни.

– Если я вижу перед собой воина, то забираю его душу. Темными ночами эти души служат мне, убивая тех, кто смеет мешать мне спать... Но если я вижу лягушку, возомнившую себя буйволом, то отдаю ее верным слугам. Они всегда голодны. И любят тухлое мясо... Убить...

Две бурых тени метнулись вперед и опрокинули Зикимо в пыль. Одна гиена прокусила бедро, вторая вцепилась в живот. Через секунду они уже вдвоем раздирали мясо и выдирали синюшные кишки, рыча и мотая головами. Толпа в ужасе смотрела, как несчастный дергался, пытаясь руками оттолкнуть зверей. Сил у него хватило почти на минуту. Потом крики затихли и бывший вождь умер.

– Бомани, кто еще из глупых ниани смел кричать на вас и обижал?

– Пятеро, ужасный мчави.

– Все они одинаково провинились, или кто-то был хуже всех?

– Хуже всех был слабый Зикимо, которого едят.

– Был ли еще кто-нибудь столь же глуп?

– Да... – Цепочка вождей попыталась сделать шаг назад, но замерла под холодным взглядом некроманта. – Вот он, Лузала. С золотыми бусами на шее.

Левый. Высокий, поджарый, с затаенным бешенством внутри. Остальные испуганы до смерти, он же пытается хотя бы не демонстрировать ужас и ненависть. Его не сломать, как простых жителей. Он привык повелевать.

– Я тебя понял... Лузала. Ты мне тоже не нравишься. Поэтому я покажу тебе, как наказываю врагов, посмевших обижать верных слуг великого короля... Ко мне!

Обе гиены недовольно оскалили окровавленные морды, но не посмели ослушаться. Подошли и пристроились слева, облизываясь и с вожделением разглядывая истерзанный труп.

– Как я уже сказал, дорога была долгая. Я устал и мне скучно убивать. Поэтому с тобой, Лузала, разберется проклятый богами нзуму.

Глядя на мертвеца, Кизима почувствовал, как у него начинают шевелиться волосы на голове. Покойник задергался, повернулся на бок, затем встал на карачки. Путаясь в выпавших кишках, медленно поджал колени, затем встал и повернул окровавленную голову к мужчине, сжимавшему в руках копье. Побрел вперед, вытянув руки перед собой.

– Подохни, тварь! – заорал Лузала, с размаху втыкая широкий наконечник копья в чужую грудь. Зомби не обратил на это никакого внимания. Покрепче ухватился за древко, помогая проткнуть себя насквозь. Не успел вождь отпустить деревяшку, как скрюченные пальцы уже вцепились ему в плечи и мертвец потянулся вперед оскаленным ртом. – Сдохни, сдохни!

Наверное, Лузала был хорошим воином. Он успел несколько раз ударить ножом в бок восставшей твари, но это его не спасло. Покойник дотянулся до чужого горла и вцепился в него. Через несколько секунд зомби уже сидел верхом на упавшем здоровяке и грыз чужую плоть.

Вздохнув, Сергий поднялся с трона, подошел к парочке и провел рукой над головой твари. Та задергалась, потом замерла и прямо на глазах стала высыхать, превращаясь в мумию. Одновременно со своим убийцей, так же быстро начал терять остатки человеческого облика и Лузала.

Вернувшись в центре круга, некромант подозвал пятерку знакомых ему аборигенов.

– Бомани, я хочу услышать твое решение. Ты можешь убить остальных вождей, затем похоронишь их достойно, как воинов. Или я могу превратить их в нзуму и заставлю скитаться по земле, пока окончательно не развалятся на куски. Что скажешь?

– Я их хорошо знаю. Они достойны почетной смерти.

– Тогда – сделай это.

Четыре удара копьем и власть окончательно перешла к ставленникам северных владык.

– Слушайте меня внимательно, люди ангвы. Я ухожу домой, где меня ждут дела. И я не хочу возвращаться сюда снова... Вот те, кто победил зомби и получил великую милость короля. Они теперь будут жить там, где им разрешат построить новые города. Они получат одежду и еду, они будут пасти скот и править, как и положено мудрым вождям. Они поделят остальные племена между собой и не позволят дикарям приходить на их земли. Я так сказал и так будет... Но если кто-то меня не понял и вздумает нарушить наш покой... Тогда я созову всех зверей Африки и разрешу им убивать. Убивать до той поры, пока здесь не останется ни одного живого человека... Так сказал я, пожиратель душ. Запомните это и передайте своим детям...

Рядом с дирижаблем Макаров долго отмывал окровавленных гиен, затем загнал их в каюту. Взял бутылку шнапса и направился следом.

– Может, с нами посидишь, Сергий?

– Нет, Анисий Лазаревич, мне нужно побыть одному. А когда будешь раздавать новую землю, делай это по справедливости. И помни, какой ценой мы за это заплатили... У тебя получится. Я в тебя верю.

На расчищенной и чуть-чуть облагороженной площади рядом с центральным лагерем ранним утром проводили торжественное построение. Господин военный губернатор зачитал приветственную телеграмму Кайзера, вручил именные сертификаты на землю особо отличившимся и награды. Не забыли и русских: раненых неделю назад отправили на доработанных грузовиках по гладкой и ровной дороге на побережье. Каждому выдали по корзинке с разнообразной снедью и коробочку с орденом. Тех, кто дохаживал последние дни в местном расположении, чествовали вместе с остальными штурмовиками.

Два фотографа с удовольствием сверкали магниевыми вспышками, получивший законный отдых народ сбивался в кучки по интересам и обсуждал, куда лучше пойти за пивом. Пластуны собрались в кружок и разглядывали иноземную награду.

– Анастасий, как думаешь, когда обещанного “георгия” получим? На побережье или уже дома?

– Лучше бы на берегу. Я бы тогда сразу в Одессе на поезд до дому, да по главной улице гоголем. Все бабы – мои.

– Как же, держи карман шире. Ты пока до своей станицы доберешься, я успею пять раз отметить.

– Это почему?

– Мне до Кишинева рукой с Одессы подать, тебе же три дня на перекладных ехать.

Стоявший сбоку молодой солдат в белесой гимнастерке аккуратно убрал германскую награду в коробочку, завернул в тряпицу и спрятал в мешок. После чего шагнул вперед:

– Братцы, можно, я вам кое-что скажу?

– Конечно, Сергий. Слушаем тебя.

– Я так понимаю, что больше половины октябрь в Марзуке дослужат, потом по высочайшему приказу в запас. И даже домой не поедут, а вместе с господином есаулом станут помогать инженерному батальону дороги тянуть, места под будущие каналы закладывать и станицы отстраивать. Обещают, что к завершению сезона дождей в следующем году уже зелень появится, можно будет начинать первые делянки размечать. Остальные же в Россию-матушку вернутся.

– Все так, правильно говоришь.

– Тогда вы бы награды собрали и на хранение пока господину губернатору отдали. Потом отдельно посылкой перешлют. Думаю, не потеряют в дороге, почта у немцев хорошо работает... Просто той ночью мы столько благородных мозолей оттоптали, вы себе представить не можете. Все уважаемые люди в погонах на западном фронте местечко в тылах присматривали, реляции победные писали. И как слухи о мертвечине пошли, жидко обгадились. Теперь – воевать вроде особо не с кем, Рейх с франками вчера соглашение подписал. Земли хапнул от края до края, еще им поможет порядок в колониях наводить. Поэтому ваши медали будут для штабных, как красная тряпка для быка. И насчет “георгиев” я бы даже не заикался. Скажите спасибо, что живыми домой вернемся и через несколько месяцев еще премию на свое имя получим в золотых марках. Более чем достаточно.

Посмурнев, служивые посмотрели на пустую грудь Макарова, потом переглянулись и начали медленно снимать червленые кресты. Сергий же продолжил:

– Я не настаиваю, вы люди взрослые, больше меня повидали. Просто со своей колокольни так рассуждаю... Кто еще сомневается стоит ли здесь пожить с полгода, тем лучше остаться. Пока все уляжется. Сами знаете – господа ругаются, у холопов чубы трещат. Вильгельму радостно нашему царю-батюшке фигу показать: вон я какой-то щедрый, каждого порадовал. О том, что нам в спину будут шипеть, будто германцам продались, и не задумывался... Поэтому здесь хорошо будет, герр оберстлейтенант с нами полной мерой хлебнул, и будущий атаман Анисий Лазаревич своих обижать не станет. Я же сегодня тренироваться стану, как лучше глаза пучить и “дурак, вашбродь” при любом случае кричать. Завтра назад, могу не успеть привыкнуть, палок получу. Господин майор не зря сказал, что с первого числа нам покажет, где раки зимуют.

Спрятавший вслед за остальными награды ефрейтор Агафуров поинтересовался:

– Может и лекарке нашей сказать, вдруг и ей достанется?

– Она здесь еще на месяц остается, с утра про это услышал. Кроме того, она из благородных и одаренная. Для нее тут готовы отдельную больницу построить. Она может пальчиком погрозить и господин майор погон лишится немедленно. Так что не буду я ничего ей говорить, другого полета птица... Ладно, кто как, а я хочу последний раз в “Дохляка” сходить. Комрады всех звали, обещали пивом угостить на дорожку. Кто со мной?

Рано утром два грузовика с разноцветными драконами на дверцах крякнули гудками на прощанье и покатили на восток, в сторону Марзука. Кудесники наплавили песок, протянув тонкие нитки дорог, дав возможность сократить время в пути на порядки. Поэтому все пятнадцать добровольцев русского корпуса надеялись к вечеру быть на месте, в недавно построенных казармах. Федор крутился черным пятном высоко в небе. Кусака дремала рядом с хозяином, пристроив морду на потертые ботинки. Макаров достал из кармана губную гармошку, подаренную фельдфебелем Дирком и затянул любимую: “Что ж ты, ворон”.

Сидевший у противоположного борта горбун понимающе ухмыльнулся, натянул на глаза мятую панаму и задремал. Монах быстро оценил главный военный закон: солдат спит – служба идет. И практиковал его при любой возможности. Какой смысл волноваться о будущем? Чему быть, того не миновать. А после атаки на зомби Герасим неожиданно для себя перестал бояться превратностей судьбы. Потому что умирать – не страшно. Куда страшнее мыкаться по свету бездушной тварью с выпученными глазами. Раз ты подобной судьбы избежал, то правильную сторону выбрал. И не сходи с этой дороги, чего бы не стоило. Остальное – как-нибудь приложится.

Шестого октября семь тысяч четыреста двадцать шестого года Император Российский с недоумением в какой раз перечитывал письмо и пытался понять, кто именно поставил монарха в дурацкое положение. Получалось плохо, поэтому внутри копилось раздражение.

Решив, что одному над проблемой думать несподручно, Иван Второй сложил листок и отправился в гости к брату. Тот как раз должен был вернуться с обеда в личный кабинет и наверняка еще не закопался в ворохе срочных бумаг.

– Как думаешь, Николай, что мы еще не знаем? И почему Вильгельм открытым текстом пишет, что ученику некроманта Рейх готов обеспечить любые условия для работы и преподавания? Какой, к демонам, ученик? Откуда он взялся и почему о нем знает вся Европа, кроме нас с тобой? И почему тот же архиепископ Капитон ничего про это не писал? Я понимаю, что он престол церковный всего неделю как занял, но должен хоть кто-то в нашем государстве понимать, что происходит?

– Письмо дашь почитать или так и будешь им у меня перед лицом размахивать?

Получив запрошенное, Николай Иванович сначала по диагонали бегло пробежал по готическим буквам, затем начал перечитывать уже внимательно, вчитываясь в каждую фразу и выискивая скрытый смысл и завуалированные намеки. Закончив, вернул императору и согласился:

– Бардак. Полный бардак, что еще скажешь. Оказывается, у покойного Зевеке еще ученик имелся. И этот самый ученик что-то там такое учудил в песках. Как бы не с его подачи зомби забегали. Любят школяры эксперименты без спроса проводить... Насчет того, чтобы германцам отдать, это и речи нет. Пока же предлагаю две вещи сделать. Первое, это князю Новгородскому человека послать, чтобы на месте все до мельчайшей подробности узнал. Что за молодой, да ранний. Откуда взялся. Чем занимался. Одним словом – все. И давить чиновье семя, пока последний фактик в копилочку не соберет.

– Согласен. Второе?

– Посадить на это дело думающего офицера. Позубастее. Пусть седьмое отделение потревожит, контрразведчики разленились, мышей не ловят. Узнает, что там по Сахаре удалось накопать. И когда вся эта веселая кучка анархистов домой вернется. Не дай бог, некромант этот новоиспеченный у казаков останется или вообще, к новому губернатору под крылышко переберется. Устанем мы его тогда обратно выцарапывать... А как прибудет, так под надзор, прямо с борта корабля. К тому времени и попы в чувство придут, смогут помочь с тайной исповеди... Потому как не верю я в добро, которое людям делаешь и оно обратно сторицей возвращается. И господин Зевеке к императорской семье чувств любви совершенно не испытывал. Если крапивное семя воспитал под стать себе, хлебнем мы еще разного, как пить дать.

Положив листок бумаги поверх груды папок, Иван приказал:

– Хорошо изложил. Подбери людей, кто справится. И держи на контроле. Я очень надеюсь, что о неприятностях на заднем дворе буду узнавать от них, а не от германцев. Пусть в Африке у себя обезьян гоняют, раз с Румынией справиться не смогли. А с одаренными у нас есть кому порядок навести. Подраспустились, правда, в последнее время. Но быстро в чувство приведем.

– Ногу выше! Носок тяни!

Новоприбывших распределили по остальным подразделениям и, как всех, нагрузили рутинными проблемами.

Во-первых, господин майор Кобяков хотел в конце месяца передать дела и уехать в Бенгази. Там вырвать в штабе обещанную награду и рекомендации, после чего можно и домой. Родственники по линии жены даже место хлебное присмотрели, в одном из комитетов местной думы. Туда бравого вояку возьмут с преогромным удовольствием. Оформить пенсию по выслуге лет, добавить боевой стаж и можно больше не волноваться о будущем. Поэтому – муштра, шагистика и никаких эксцессов во вверенном ему подразделении.

Во-вторых, очень хотелось несколько газетных публикаций о себе, любимом. С даггеротипами на главной странице. И для этого парад в честь дня рождения одного из членов императорской династии – прекрасный повод пригласить журналистов. Не одним же германцам радовать хорошими новостями. Поэтому – солдатиков привести в надлежащий вид, потренировать как следует и можно рассылать приглашения.

И в-третьих, Кобяков лучше всех помнил главное правило службы: неважно, чем бы рядовые занимались, только бы не имели ни минуты свободного времени. Потому что из-за этого в пустых головах разное непотребство заводится. Хватит того, что подобным студенты через одного страдают. У него в крепости подобное – боже упаси, тогда на карьере смело придется ставить крест.

Полюбовавшись в открытое окно, как унтера гоняют ровные шеренги младших чинов, майор довольно улыбнулся и вернулся за стол. Жаль, конечно, что попал в такую глушь. Бывший знакомый по военному училищу просидел четыре года рядом с Благовещенском. Так на пенсию себе и шелков набрал, и чаем запасся, и даже вроде как золота чуть-чуть самородного к рукам прибрал. Конечно, в местных песках контрабанды никакой, хотя пару забавных масок Кобяков успел в багаж отложить. Еще примеривался к кривой арабской сабле, которую видел на базарчике. Платить полную цену не хотелось, а портить отношения с купцами не с руки. Новоиспеченный мэр из германцев, отвечает за гражданское население. Только палку перегнешь – бегут к нему жаловаться. А тот и рад петиции строчить. Так что придется как-то изыскивать возможности намекнуть сменщику о правильном подарке. Казак – мужик сообразительный, должен понять. Где деньги на саблю найдет, его головная боль. Главное, не затягивать.

– И раз, и два! Песню, за-пе... Вай!

Значит, не забыть про журналистов. И уточнить, сколько за приезд запросят. Последние дни, как ажиотаж спал, просто так писаки по пескам не мотаются. Им куда интереснее теперь к французам податься. Так вроде как баррикады даже строили и пытались Иностранный Легион разогнать. Там сейчас самое интересное. Поэтому придется как-то ублажать и зазывать. Понять бы еще, как именно...

После заката уставшие солдаты смыли накопившуюся за бесконечный день пыль и грязь, после чего переоделись в исподнее и устроились на нарах. Ужин через полчаса, есть время или дырку какую заштопать, или просто за жизнь поговорить. Командование на чемоданах сидит, остальные офицеры следом посматривают. Поэтому никаких тебе ночных тревог и прочих неприятностей. Патрули по стене крепости гуляют, зверюга на пороге лежит, дремлет. Хорошая тварь, с понятиями. В сапоги не ссыт, на глаза благородиям старается не попадаться, заодно еще и внутренний двор охраняет. Два дня тому назад какой-то бедолага решил было по густой тени внутрь пробраться, со склада чего-нибудь позаимствовать, так орал потом на подоконнике, вцепившись в решетку на окне. Как на второй этаж взлетел – не помнил. Но когда тебя сжевать хотят и на крышу запрыгнешь не задумываясь.

Караул получил благодарность, воришку сдали властям, будет тюрьму ремонтировать. Гиене перепало костей за бдительность.

Устроившись поудобнее на топчане, младший унтер Зосима спросил, разглядывая щуплую фигурку на соседних нарах:

– Слушай, Макаров, так я все не пойму, зачем ты в добровольцы подался? Ладно я, служивый. По демобилизации еще лычки получу, пенсию за выслугу повысят, денежное довольствие целиком домой привезу. Тебе-то какой смысл?

– Хотел как с Африки вернусь, в школу прапорщиков податься, Мефодий Потапович. Родные как в Сибирь уехали, так больше и не слышал про них. Почитай, сирота при живых матушке и батюшке. Ни вспоможения от властей, ни поддержки от кого рядом.

– Прапорщиком? А не высоко берешь?

– Так ведь мечтал раньше об этом. А потом на офицеров посмотрел и понял, не потянуть... Но зато еще можно в университет бумаги отослать, на технический факультет. У меня с железками ловко получается.

Солдаты засмеялись. Новенький на совсем блаженного не походил, но очень уж простоват. Поэтому мечты о патенте прапорщика или университете звучали забавно.

– Кто же тебя, дубину стоеросовую, к благородным в университет пустит?

– Тут хитрость есть небольшая, господин унтер. По новым правилам, добровольца с Африки обязаны на полгода взять на учебу и бесплатно держать. Потом уже придется платить и экзамены сдавать. Но я бы полгода походил, книжки полистал умные, да и с выпиской о начатом обучении ушел. Бывшего же студента в железнодорожные цеха возьмут в любом случае. Там уже можно устроиться нормально и до подмастерья вырасти. Общежитие у них свое, зарплата хорошая, в тепле зимой работают. На человека выучусь.

– О как, это ты ловко придумал. У меня с прошлой службы знакомцы, один обходчиком, так в пургу приходится ноги сбивать. А второй в машинисты пошел. И да, хвалит работу. Платят регулярно, смену покатался и неделю дома. Если в студенты запишут, то в самом деле можешь позже неплохо устроиться.

– Вот я и попробую...

– А что с ротой благородия Седецкого делал? Ты же вроде там давно обретаешься?

– Так в наряды ходил больше. Таскал разное, за лошадьми и верблюдами ухаживал. Пластуны как вернутся с рейда, животин обихаживал. Почти со всеми и перезнакомился в итоге.

– Ну а мертвецов видел?

– Господь с вами, Мефодий Потапович, зачем мне страсти эти. Я больше в окопах сидел или за водой бегал на озерцо, если не стреляли. А так или ленты стрелкам для картечницы подавал, или обоймы снаряжал. И как над головой бухать начнет – там в щель прятался и голову руками прикрывал. Многих шрапнелью британцы побили, изверги. Я вот только и уцелел, что старался лишний раз не высовываться.

– Значит, без “георгия” остался?

– А на кой он мне? С медалью могут бесплатно и не принять, скажут, раз герой – то и плати с премиальных... Нет, я лучше потихоньку. Вон, животину подобрал, когда ее пленные поколотили. Выходил, меня слушается. Птица со мной еще с дома, тоже привязалась, каркает, как увидит, жрать просит. Как приеду, придется угол искать, чтобы со зверьем пустили.

– На склад иди, ночным сторожем. И собаки не надо, твой теленок любого воришку целиком слопает.

– Попробую, господин унтер... Это не в железку гремят, на ужин зовут? Надо будет остатков набрать, собаку порадовать.