На следующий день, разведав обстановку с утра и доложив, что и как, днем пошла на рынок уже не одна. Нольд счел риск минимальным, а закупить нужно было слишком много — я больше вызову подозрений, если буду делать три захода подряд, загружаясь вещами и продуктами как на целую роту.
— Что ты заметила?
— Не опасно. Просто…
Нольд посмотрел внимательно туда же, куда и я. На самом отшибе рынка, даже не в рядах, а за обочиной в тени дерева, старый южанин сидел на газоне, расстелив перед собой газеты. На таком «прилавке» раскладывал аккуратно пучки сухих трав, расставлял таблички с названиями. А на ствол позади повесил картонку «целебные сборы». Это тот некромаг, о котором мальчишка рассказывал. Да и как еще не заметить, когда рядом с надписью «сборы» нарисован маленький и выцветший знак нужды — цветок без одного лепестка.
Насколько же они здесь бедны. Старик уже не мог работать в силу, никакой регенерат от старости не излечивает. Приходится попрошайничать в надежде, что среди курортников попадется сородич. Шансы были, пока молодые, мы все перелетные птицы и где только не ездим.
Я достала из кармашка безличные карты.
— Родня? — Догадался Нольд.
— Я могу отдать ему столько? Не разоримся?
— Можешь и больше. Нам этого… — он залез в свой карман, прикинул номинал и отобрал несколько. — Хватит. Я все рассчитал, с подстраховкой. Остальное можешь отдать.
— Тут… на целый дом денег.
— Или на пару лет без нужды. Уверен, он найдет применение, и другим поможет.
Как подгадалось, из общей массы людей выскочил Роман со щенком на руках. Нашел где-то пыльного и худого пса-подростка, всего в репьях и тощего, будто закладка. Подбежал к старику радостный, аж на месте не мог стоять, пританцовывал, и что-то стал взахлеб рассказывать.
Есть ли правда в том, что наше спасение теперь в объединении, а не в розни? Много веков осторожности против новой революции, где цепь связей друг с другом не делает нас уязвимей, а делает сильнее? Живучее? Счастливее в конце концов?
Для меня не было никого ближе отца, когда он погиб — семьи не стало. Некромаги и так обделенные в этом, были и остались людьми, и желание общности с близкими никуда не делось. Хоть веками вытравливай.
— Иди ты… меня мутить будет.
— Ладно.
И Нольд пошел, легко удерживая тяжелый рюкзак на лямке на одном плече. Великий Морс, сколько же в нем было силы! Нет, северянин не атлет, не пловец, не игрок спорта — гибкость звериная. Если охватить вниманием сразу на всю фигуру, очень даже человеческую, а что-то да было — ноги, спина, лопатки и шея, поворот головы и то, как шевелились плечи, каким был шаг — на миг, но показалось, что смотрю на дикого зверя в его пластике.
Старик впал в ступор, когда в его коричневую и сухую ладонь легла приличная пачка безличных карт. А Нольд выбрал с газеты пучок засушенной травы и вернулся:
— Держи. Хорошо пахнут, и насорить можно. Вечером машину подготовим, а завтра утром по холодку выезжаем.
И мы поехали — на фестиваль.
Северяне бросили бриться, рубашек не меняли — обросли пшеничной пылью на щеках, пропотели и замялись одеждой как могли. Салон засорили обертками от соленых орехов и шоколада, приткнули в держатели недопитые банки с газировкой. Багажник набили пивом в коробке сухого льда, перекусами, вещевыми сумками — на фоне которых техника не казалась чрезмерной. Ян, который тоже выбирался из курятника, только в другую часть городка, добыл пачки табачных палочек, консервы, воды, еды, которую мы на самом деле собирались есть в дороге, и, как подарок — мне лангету на мизинец. Хорошая ширма, даже самому придирчивому патрулю не сразу придет мысль тестировать на регенерат человека с травмой.
За городом, при первом же кордоне, проверяли тщательно — попросили выйти из внедорожника, перелопатили вещи, заставили отвечать на вопросы. Яна, заглянув в удостоверение, называли Альбертом и проверяли на алкогольные пары. Как и Нольда, под липовой фамилией — Вальнод. Одна я — вся настоящая по документам, но фальшивая по образу уставшей и скучающей туристки. Сколько можно трястись по дорогам с этими мужланами? На отелях экономят, на нормальной еде тоже… тянула свой пар из сигаретницы и искала тенек в закутке при дорожном пропускном пункте. Всем своим видом показывала — как меня все достало, еще и эти задерживают.
И нас пропускали. А дальше в дороге все меньше и меньше докапывались. На самом деле доехав до фестиваля, Нольд и Ян забрали в курьерском пункте пакет с моими поддельными документами, сказали инструкции и посадили на самолет до северной столицы. Дальше — одна.
В понедельник в полной экипировке, с портфельчиком и папочкой с бумагами, зашла на ступеньки Инквиза…
Кто бы мне сказал, что я это сделаю! Немыслимо! В самое логово, конспиративная крыса — Ева Катто, практикантка с южного подготовительного института перевелась на два летних месяца учиться у мастеров! И чему учиться? Ловить себе подобных!
Поначалу от этих мыслей кружилась голова. Потом я смогла отодвинуть на задний план ощущение нереальности происходящего и полностью влиться в образ той, кого нужно сыграть.
И еле-еле играла… полдня сидела в помещении и молила Великого Морса об одном — только не зеленеть от запаха четырех духовных трупов, которые висели на трех молодых стажерах, в чей офис подселили и меня. На парне — он сам, его же возраста, умер буквально пару месяцев назад.
На одной девушке духовный трупик ее же тринадцати лет, а на другой — целых два — девочки десяти лет и девочки пятнадцати. Смотреть невыносимо! Чувствовать их — тоже!
Что сотворила жизнь с Элен, которая сидела за компьютерным столом у окна и набирала текст — автомобильная катастрофа, потеря близких, собственная боль, что изначальный ребенок в ней умер навсегда, да еще и дважды? Что случилось в пятнадцать, что снова ее подкосило на корню, сделав флегматичной и снулой рыбой в строгом костюме? Красивая девушка, с правильными чертами лица, голубоглазая и светловолосая — была бы прекрасна, если б не потухший взгляд.
Или Варита, сидевшая пыльной молью у двери и слушавшая болтовню парня-коллеги, что с ней стряслось? Сама убила или кто-то убил? Ее несчастный духовный трупик девочки-подростка такой яркий, — волосы покрашены в розовый и красный, а в прозрачных ушах такие же прозрачные рубиновые серьги-клубнички.
— Ух-ты, новенькая! Каким ветром, обаяшка?
В офис зашел парень лет двадцати пяти — явно не выпускник и явно не службист, скорее, штатный персонал по техническому обслуживанию. На меня внимание обратил сразу, подсел на свободный стул и широко улыбнулся.
И на нем — кто-то… невольно прищурилась, шевельнула ноздрями, но разобрать не смогла. Призрак был, только остатки. Растворенный, неясный, подросткового возраста и пахнущий едва заметно мертвечиной.
Странно совпало, что до его прихода я переживала горький сердечный отклик на то, что видела, умываясь внутри себя слезами, что слепые к смерти люди не знают и не могут возродиться. Как вдруг объявляется редкий случай — духовный труп почти истаял, не истлел, а именно что оживал. Этот незнакомец подарил мне глоток живого воздуха в затхлой яме!
Я ему искренне улыбнулась и ответила:
— Да, новенькая, с юга. Меня Ева зовут.
— Вилли. Что вечером делаешь? Давай забегу после шести и пойдем город смотреть?
— Ты сюда по делу или как? — Недовольно перебил офисник. — У меня программа слетела, требует ключ активации. Работай, а не клинья подбивай.
Я не успела ответить на вопрос. Парень вздохнул, ушел к проблемному компьютеру и лениво защелкал мышью. Смесь северянина и западника — волосы вились, были темно, а не светло русыми, и подбородок выдавал щетину на пару тонов глубже, чем у большинства блондинов. Телосложение крепкое, рост высокий, до северной мощи не дотягивал, но все же чувствовалось — что сильный. Не компьютерный задохлик, не знающий о свежем воздухе и спорте. Вилли быстро справился с задачей и снова подсел ко мне. Подмигнул с улыбкой:
— Ева, а у тебя обед во сколько? Давай я прямо сейчас украду на чашку кофе?
Мне понравилось его выражение лица. Вилли как будто не знал уныния, внутренняя радость всегда с ним и мало что может его пробить оптимистичную натуру. Красивым не назвать, но приятного много, — особенно потому, что серо-зеленые, табачного цвета глаза, смотрели открыто и бесхитростно.
Элен подала голос со своего места:
— Новенькая, не слушай. Он ко всем тут клеится. Шли подальше, с ним только проблемы ловить. Ты же разборчивая, верно?
— Хватит мне портить любовь с первого взгляда. Идем?
— А на паузу можно? Я подумаю.
— Думай, я вечером загляну.
Едва за ним закрылась дверь, Элен добавила:
— Не связывайся. У него за глаза кличка — «Вилли-не-дают».
— Не язви, — упрекнула Варита, — а ты, Ева, не верь. Во-первых, парень добрый и всегда помогает. А во-вторых, Элен просто уже вторую неделю не в настроении. Иголки на всех распустила.
Я посмотрела на холеную блондинку, думая, что та сейчас не удержит вторую язву за то, что Варита вообще рот открыла, но ошиблась. Девушка приняла замечание, потупилась и кивнула мне с тенью раскаянья:
— Да, новенькая, не принимая на свой счет, если что. Иногда просто все бесит. Но факта, что Вилли все отшивают, это не отменяет. Зачем тебе тюфяк?