Немножко милосердия

Глава 1 — в которой происходит маленькая рутина

Быть самым младшим жрецом при небольшом, крайне редком в текущие дни храме, ещё и столь неизвестного не только для народных масс, но и мира, божества — многим это могло бы показаться полным провалом по жизни. Но для кобольда? Для многих, очень многих из них, подобное место было бы верхом мечтаний. Возможность помогать своей стае, очень приятные условия содержания, пусть мимолётное, но внимание не кого-нибудь, а целого божества! Ещё и подобного! Такое положение не могло не подогревать энтузиазм и мысли, куда же дальше может завести данная дорога…

— Брешильда, будь добра, загляни к семье Ровори. — Кобольд с тёмно-базальтовой чешуёй вздрогнула от неожиданности и прекратила штопать какое-то крупное полотнище, обернувшись на говорящего человека. — Пришло послание что они подхватили какую-то серьёзную хворь. Ох, и сколько раз я просил держать своё обиталище более освещённым хотя бы в дневные часы? Посетители могут нагрянуть внезапно, да мимо и пройдут…

Впрочем, у такого положения были и минусы. Порой сильно неудобные порядки, откровенно злящие и выматывающие задания — которые, впрочем, кроме неё тут и выполнять больше было некому.

Со вздохом встав из-за меньшего из двух находящихся в комнате столиков и свернув швейные принадлежности, она щёлкнула парой рычажков, зажегших почти не коптящие светильники. Свет куда как более яркий, чем из коридора и небольшого огонька над ладонью настоятеля, залил её небольшой грот и явив перед настоятелем переставшую сливаться с окружающей темнотой жрицу. Высотой около метра, с практически полностью чёрной чешуёй, которая становилась светлее лишь на животе и верхе груди. Голову венчали всего лишь два, но крупных, слегка изгибающихся назад и вниз светло-серых рога, что на фоне остальной черноты выглядели белыми. Казалось единственное, что было в ней цветного, это крупные тускло-янтарные глаза.

— Извините, брат Ригейл, мне так проще сосредотачиваться. Привычнее. К Ровори отправлюсь немедленно.

Одобрительно хмыкнув, старый настоятель погасил огонёк над рукой и отправился дальше по коридору. Брешильда же убрав недоделанное полотно в стоящий у стола сундук начала доставать из него снаряжение.

— Ровори, однако. Ну и угораздило же их. Ещё и на противоположном конце города. — Пробормотала кобольд, облачаясь в мантию, снятую с крышки сундука. Простенькая, но довольно плотная мантия послушника белого цвета с серебристой окантовкой, хвостовые сумки со всякой мелочёвкой, в которые бережно перекочевала пара маленьких флакончиков лечебного зелья, и, конечно же, священный символ в виде амулета из гагата на цепочке, в который была инкрустирована белая семиконечная звезда. Немного подумав, она так же заткнула за пояс небольшой шестопёр. Снова проблемы с собаками ей были не нужны. Закрепив всё на себе, она отправилась к выходу из грота.

Выбравшись из пещерообразного коридора на свежий воздух на редкость солнечного денька, и потирая заболевшие от столь резкой перемены освещения глаза, Брешильда поправила мантию и быстрым шагом отправилась в сторону города. Грот, из которого она вышла, находился как раз на оконечности этого маленького, почти-что-высокогорного городка Брайтстоун, которая упиралась в склон нависающей над ним горной гряды. Формально грот являлся частью храма, но фактически же представлял собой пару помещений для гостей, пару подсобок (одну из которых оккупировал кобольд), да складская каверна для нескоропортящихся продуктов, которые очень нелегко было затаскивать к основному храму и его складам. Сам храм, довольно древний — намного старше городка — с немаленьким основным ритуальным залом и парой небольших вспомогательных, примостился на склоне горы на полпути к вершинам, слегка залезая своим точёным фасадом в расщелину между двумя пиками. Но самое же ценное: камеры восстановления вместе с хранилищами провианта и крайне дорогих целебных веществ, находились ещё дальше — выше, на противоположной стороне гор, до которых обычно приходилось добираться через виднеющуюся расщелину. Разок оглянувшись на эту расщелину, посмотрев не перетекают ли через неё её любимые облака, Брешильда ступила на первые улицы Брайтстоуна.

Городок был довольно… приятным. Небольшим, прижимистым, одним боком ютящимся под склоном Слепящих гор, а другим окаймлённый торговым трактом, проходящим мимо него и уходящим куда-то за поворот гряды. Жил Брайтстоун в основном торговлей — что было видно по рыночным рядам, пунктиром идущим вдоль тракта на большей части длинны города — и продажей того что дало ему имя: ослепительно белых конгломератов кварца, отделочных материалов и поделий из него, породы которых выходили на поверхность из-под соседнего склона. Хотя при том, что город был всего на пару сотен зданий и две основные улицы, из конца в конец перейти его довольно маленькому кобольду было не сказать чтобы совсем просто. Население, большей частью состоящее из людей, периодически прокатывающиеся по улице телеги и залётные с трактовых окраин дикие псы заставляли быть внимательным и не особо спешить, чтобы не быть подавленным, задавленным или погрызенным. Хотя все эти неудобства были далеко не злым умыслом, а банальным неудобством окружения для столь миниатюрной расы — из таковых Брешильда была здесь одной из крайне немногих, но население относилось к ней с добротой и некоторым уважением. Всё же во времена долгого простоя храма в абсолютно пустом состоянии она частенько помогала местным раненым и заболевшим, исцеляя увечья по мере своих возможностей и сильно облегчая болезни, применяя знания жреца своей богини. И делала она это не только из-за догм веры — ей так же просто нравилось помогать и чувствовать себя полезной. Ну и вкусностей на пропитание благодарные пациенты часто отсыпали даже слишком щедро для кобольда.

Шустро пробираясь по улочкам, и периодически кивая на приветствия от прохожих и редких в этот час торговцев, вскоре она добралась до дома семейства Ровори. Обычный двухэтажный домик, стоящий на одной из последних улиц города, с красиво ухоженным крыльцом, утопающим в маленьких, но ароматных цветах — в дверь которого она и постучалась. Спустя несколько секунд ожидания прозвучали звуки шагов, и в открывшуюся дверь выглянул явно нервничающий мужчина. Слегка недоумённо посмотрев по сторонам и никого не увидев, он всё же опустил глаза, встретившись взглядом с кобольдом.

— Светлого вам дня, я Брелишьда из храма милосердия. Наставник передал, что к вам прицепилась какая-то болезнь.

— Ох, спасибо, что так скоро забежали! Проходите, не стойте на пороге. — Мужчина, похоже единственный не скошенный болезнью, быстро провёл её спальню, где на кровати лежали совсем худо выглядящие мальчик с девочкой лет десяти-двенадцати, а около них сидела хоть и менее истощённая, но тоже с виду очень уставшая мать. Женщина, увидев кобольда хоть сначала слегка и удивилась, знакомая мантия с амулетом обрадовали узнаванием и она, пошатываясь, встала, направляясь к Брешильде.

— Хвала богам, вы здесь. Прошу вас, помогите моим…

— Спокойнее! Всё будет хорошо, помощь будет оказана всем, какая возможна. — Брешильда перехватила нервничающую мать за руку и повела обратно к кровати. — Но сначала расскажите, с чего напасть началась и как эта гадость развивалась, может очень помочь делу.

Пока присевшая на край кровати женщина начала рассказывать, жрица сплела простенькое, не всегда точное, но порой очень полезное заклинание для определения болезней.

— Три дня назад Вильям с Тарой вернулись домой с прогулки уже вялые, а уже на следующий день их свалила слабость сильная и ломота во всём теле. Температура при этом не поднималась… с тех пор так и лежат, почти не просыпаясь и без аппетита. А позавчера ломота в теле и у меня началась, сейчас же ломит, сидеть сил еле хватает. Если ещё и Кевин сляжет, я и не знаю что и думать…

Жрица, сосредоточившись на заклинании, ощупала сначала руку матери, а потом отошла к оголовью кровати и взяла руку девочки. Та действительно была довольно холодной и слегка подрагивала. Сначала девочка не обратила никакого внимания на прикосновение, но потом повернула голову и расширившимися глазами уставилась на сосредоточившегося на другом ребёнке кобольда.

Внезапно раздался её слегка осипший голос.

— Ой. А можно вас погладить?

— А? — Отвлёкшись от заклинания, Брешильда сначала даже слегка растерялась. Мельком оглянувшись на столь же замешкавшихся родителей, не успевших ничего внятного сказать, она согласилась. — Да, конечно. Почему бы и нет.

Вытащив руку из хватки кобольда, Тара протянула её в сторону наклонившейся жрицы, пару раз успев похлопать её по принюхавшемуся носу и потом перейдя на поглаживание головы между рогов.

— Вы… извините её, обычно она куда более учтивая. — Окончательно смутился при виде этой картины отец семейства, явно не знающий, куда себя деть и что делать.

— Пфф, да бросьте. Дети же. — Кобольд просто повернулась к женщине, позволив Таре гладить её левый рог. — К тому же по себе знаю, насколько от лихорадки может замутить сознание. Как-то раз, в молодости схватив угольную падь, я одного своего брата — ту ещё язву зелёную — два дня принимала за добрую забавную квакшу, пока лежала ковриком. Его отзывчивость, хотя бы в тот период, очень помогла… кхм, по поводу болезни — точное название я не припомню, но ничего особо опасного или заразного. Гадость ещё та, силы выпивает подчистую, и если их не восстанавливать организм может и не справиться, но с поддержкой проходит легко. Так что, приступим к поддержке.

Взяв в руку свой амулет, другую она положила на лоб девочке и, сосредоточившись, призвала силы на восстановление. Несколько секунд свечения из-под ладони и Тара как минимум перестала трястись. Повторив то же самое с матерью и Вильямом, она отошла от кровати.

— Тело больше не болит. — Пробормотал мальчик. — Хотя всё ещё мутит. И сил нет.

— Это мы сейчас поправим. — Тихо сказала Брешильда. Стоя с закрытыми глазами и пробормотав про себя молитву — действие часто не обязательное, но настроиться так куда как проще — она подняла засветившийся амулет на уровень головы. — Пожалуйста, сработай.

Амулет засветился ярче, как и глаза кобольда, омыв присутствующих потоком живительной энергии. Больные, судя по всему, сразу почувствовали себя лучше — из взглядов пропала осоловелость, дети подтянулись на кровати, почувствовав прилив сил, как и все в комнате… пожалуй, кроме Брешильды, которая пошатнувшись прислонилась к кровати в приступе головокружения.

— Ох, мне намного лучше. С вами всё в порядке? — Забеспокоилась женщина, заметив приступ слабости жреца. Та отдышалась и встала прямее.

— Да, полностью. Не волнуйтесь, просто не выспавшись после работ так колдовать довольно изматывающе. Да и жрец я пока что сырой.

— Каким бы ни были, но вы нам очень помогли. — Женщина сделала небольшой поклон. — Спасибо вам огромное — чем мы может вас отблагодарить? Подношение в храм или вам лично?..

— Нет-нет-нет, ничего не надо! Считайте за всё итак воздано тем, что город снабжает храм провиантом и расходниками. На них и я, в том числе, довольствуюсь.

— Эх, понятно. Но хотя бы от угощения не откажетесь? Перед болезнью я наготовила много галет.

— Оо, галеты… а с чем? — Навострилась жрица.

— Посыпка из пряного сыра.

— Мои любимые! То есть, согласна, большое спасибо!

Мать семейства вышла из комнаты на пару минут, пока Брешильда собирала вещи. Вернувшаяся с мешочком галет женщина потупила взгляд.

— Стыдно сказать, за эти дни они совсем зачерствели.

— Это совсем не проблема, можно сказать так даже лучше. Люблю погрызть чего-нибудь хрустящего. И уж не волнуйтесь — эти зубы справятся с чем угодно. — Заявила Брешильда, широко улыбнувшись во все тридцать крепких зубов.