Необъяснимая история

Происшествия на острове Тесал

Мое имя — Квест Фирм Сикул. Моим приемным отцом был Гай Фирм Сикул, мой настоящий отец — поэт Публий Овидий Назон, в последний раз о нем слышали в Британии, но я не уверен, живет ли он еще там. После смерти Гая Фирма моя мать, Прокулея Эмилия Сепула, вышла замуж за Спурия Цецину Вентрона. Она умерла в Риме в году 782 A.U.C. Вскоре после этого ее муж покончил с собой. История моей жизни, моих открытий и моего путешествия через Великий океан описана в книге, которую я оставил на хранение царю Телалоку в городе Тетулаполис в царстве майятов на континенте, который мои спутники и я окрестили «Новая Земля». К несчастью, обстоятельства, в которых я пишу этот рассказ, побуждают к краткости.

По желанию царя Телалока мы взошли на «Коринну» и отплыли на юг вдоль побережья. Нашей целью было устье Великой реки, где, согласно легендам майатов, расположено царство их предков, цивилизация, которой они приписывают достижения во всех отношениях большие, нежели их самих. Страсть, владевшая мною в Риме перед отплытием через океан, вновь пробудилась от рассказов царя Телалока и вскоре заразила мою команду. Эго плавание, во многом схожее с тем, которое мы предприняли из Остии в 782 A.U.C., было путешествием в неизведанное, еще более опасным оттого, что созвездия в этих краях сильно отличаются от тех, какие восходят над Римом и его империей. Руководством в пути нам служила лишь береговая линия Новой Земли. Обстоятельства стали еще более тяжелыми, когда установилась сильная жара, изнурявшая гребцов. Нам пришлось полагаться на ветер и машину. К счастью, где бы мы ни останавливались на ночлег, повсюду было достаточно дерева, чтобы поддерживать ее работу, пока гребцы отдыхают.

На пятнадцатую ночь нашего плавания небо затянуло облаками, и вскоре все погрузилось в полную тьму. Мы напрасно ждали рассвета: чернота не развеивалась. Ветер крепчал, и нас подхватила его сила, гораздо большая любой, какую мы испытывали в привычных нам морях. Посейдон, если его власть распространяется и на эти воды, день за днем гнал нас все дальше и дальше на юг. У нас не было способа и средств определить, как далеко мы заплыли во тьме, не могли мы и с уверенностью знать нашего направления. И тем не менее все мы верили, что нас унесло на юг гораздо дальше, чем кого-либо прежде.

Наконец мы увидели свет дня, но на воде лежал густой туман, и хотя ветер стих, мы оказались во власти грозного течения, которое продолжало нести нас по неизвестным водам в том же направлении, что и ранее.

Через несколько дней туман развеялся, и мы обнаружили, что нигде не видим земли. Воздух был много холоднее, а в море полно рыбы. Греческие гребцы ловили ее сетями или протыкали копьями, и мы смогли пополнить запасы продовольствия, которые почти истощили за бессчетные дни, проведенные в плену у моря, ветра и темноты. Ввиду отсутствия признаков земли я дал приказ поднять паруса и грести. Течение, пронесшее нас через туман, продолжало гнать нас вперед.

Температура все падала, и в воде начали появляться огромные глыбы льда, похожего на тот, какой образуется на реках в дальних северных пределах империи. Когда похолодало, мы надели штаны на манер варваров и завернулись в плащи. Холод был неприятен, но хотя бы заставлял гребцов работать упорнее, чтобы согреться. Проплывая мимо множества ледяных утесов в воде, мы неслись вместе с течением со скоростью, которую я не решался определить. Потом снова пал туман, и температура начала повышаться. Мы сбросили плащи, и все быстрее и быстрее пошли на парусах с течением. Тьма не спустилась — словно бы стоял вечный день. Не могу сказать, как долго мы плыли, ведь не было ночей, которые разделяли бы дни. Не могу назвать и овладевшего мною чувства — такого ощущения я не испытывал никогда, и сейчас не в силах найти слов, чтобы его описать; боюсь, и в дальнейшем у меня не будет к нему ключей. Меня охватило странное любопытство, тяга преодолеть загадки этих ужасных краев. Мне было очевидно, что мы несемся к какому-то волнующему знанию, тайне, которая, как я почти надеялся, никогда не будет нам открыта, ибо ее разоблачение как будто грозило нам бедой.

Когда некоторое время спустя туман поднялся, мы обнаружили, что ледяные утесы исчезли, а воздух и море стали много теплее. Мы плыли в сиянии солнца, сверкавшего низко над горизонтом, и вскоре впереди возник каменистый остров. Позднее мы узнали от туземцев, что он называется Тесал.

На берегу мы увидели группу туземцев, которые

окружив себя заслоном, наспех возведенным из черных стволов ближайших деревьев.

Вит и его варвары отступили, но ждут в засаде. Рано или поздно нам придется с боем пробиваться отсюда. Вдалеке еще тлеет на воде огонь, уничтоживший мой корабль. В центре огороженного нами пятачка мы развели костер, и я спешу закончить мой рассказ. Вполне очевидно, что мне нечего надеяться самому отвезти его в Рим. В последний момент я вложу его в бутылку и брошу в море.

У костра сидит связанный пленник-туземец. Мы собирались использовать его как заложника, но от этого плана пришлось отказаться, когда я понял, что вождь варваров не ценит жизнь своих людей и заложник не принесет нам пользы. Я поворачиваюсь, чтобы на него посмотреть, и он мне усмехается: губы у него толстые, как у нубийца, и указательным пальцем он оттягивает нижнюю. Зубы у него совершенно черные, но, совершенно очевидно, здоровые, так как блестят, точно полированный обсидиан. Он смотрит на меня черными глазами, выражения которых я не могу разгадать. В его глазах нет белка, они совершенно черные, как и его кожа, ладони рук, ногти, иными словами — все. От его взгляда меня пробирает дрожь (мне кажется, на меня смотрит сам Гадес), и я поспешно возвращаюсь к моему рассказу.

Когда я его закончу и запечатаю в бутылке, то дам приказ атаковать.

Большинство гребцов облачились в доспехи и разобрали щиты и короткие мечи легионеров.

Варвары окружили нас со всех сторон, притаились за кустами и черными камнями, но с нашими мечами мы прорубимся сквозь строй к спрятанной в заливе лодке. Как только мы отчалим, я доверю это послание волнам. Тогда наша судьба будет в руках Посейдона, и остается надеяться, что Юпитер защитит нас, как прежде, на протяжении всего нашего путешествия в этих странных краях. Или, возможно, над нами сжалится бог Аристотеля, если, конечно, его вообще интересует участь смертных.

Я думаю про мою любимую мать Прокулею и моего отца Овидия.

Сейчас я отдам приказ атаковать.