Неолит Северной Евразии

Глава 1 Юго-Запад Восточной Европы (Е.К. Черныш)

На территории Молдавии и Правобережной Украины выявлено большое число неолитических памятников, связанных с разными археологическими культурами. Из этих культур мы достаточно полно можем охарактеризовать две — буго-днестровскую, видимо, местную по происхождению, и культуру линейно-ленточной керамики (иначе I Дунайскую), распространенную в основном в Центральной Европе (карта 2).

Неолитические памятники Закарпатья пока изучены слабо. Исследователи не располагают достаточными данными для решения вопроса об исторических судьбах оставивших их племен и констатируют только, что памятники Закарпатья характеризуют отдельные этапы развития неолитических племен, входивших в культурно-историческую область, некогда охватывавшую бассейн р. Тисы.

Первые стоянки буго-днестровской культуры были выявлены в начале 1930-х годов Ф.А. Козубовским на Южном Буге. В 1949–1961 гг. исследования этого района вел В.Н. Даниленко, выделивший особую южнобугскую культуру. С конца 1960-х годов изучением аналогичных памятников на Днестре занялся В.И. Маркевич, раскопавший несколько многослойных стоянок у г. Сороки. Стало ясно, что на Южном Буге и Днестре открыты памятники единой культуры, получившей теперь название буго-днестровской и представленной двумя вариантами. Характеристика ее дана в монографиях В.Н. Даниленко (1969) и В.И. Маркевича (1974).

Буго-днестровская культура известна в основном по материалам поселений. Исходя из стратиграфических наблюдений на многослойных поселениях, В.Н. Даниленко предложил деление буго-днестровской культуры на шесть фаз: скибинецкую, соколецкую (ранний неолит), печерскую, самчинскую (развитой неолит), Савранскую, Хмельницкую (поздний неолит). После раскопок стоянок Сороки I и II на Днестре В.И. Маркевич выделил пять фаз, первая из которых относится к бескерамическому неолиту, согласно нашей терминологии, мезолиту. Соотношение двух периодизаций выглядит так:

Д.Я. Телегин (1971) и Р. Тринхем (Tringham, 1971) считают, что периодизация В.Н. Даниленко слишком дробная и можно говорить лишь о трех этапах в развитии культуры. По Д.Я. Телегину, I этап охватывает три первые фазы В.Н. Даниленко и называется скибинецко-печерским, II этап — самчинским, III — савранским. Для выделения особой Хмельницкой фазы, не отраженной на Днестре, по мнению Д.Я. Телегина, нет оснований.

Большое значение для периодизации буго-днестровского неолита имели раскопки поселения Сороки II, расположенного на высокой пойме правого берега Днестра. Культурные остатки залегали в слое аллювиального суглинка и в верхней части лессово-иловатых отложений. Два нижних слоя — мезолитические. Их радиоуглеродные даты — 7515±120 (Bln-588) и 7420±80 (Bln-587), т. е. 5565 и 5470 до н. э. Верхний слой сопоставляется с соколецкой фазой В.Н. Даниленко. Слой отделен от нижележащего прослойкой в 0,17-0,25 м, в нем обнаружена полуземлянка, в которой найдены изделия из кремня и кости, а также керамика. Для этого слоя есть радиокарбоновая дата 6840±150 (Bln-586), т. е. 4880 до н. э. (Долуханов, Тимофеев, 1972, с. 49).

Таким образом, на многослойных поселениях Молдавии как будто выявлены слои времен мезолита и трех фаз, соответствующих соколецкой, печерской и самчинской фазам Побужья. Исследования однослойных поселений у с. Селиште, в урочище Руптура и в пункте Сороки III дали дополнительные материалы относительно печерской фазы, а раскопки в пункте Сороки V и у с. Цикиновка позволили получить характеристику поселений, соответствующих Савранской фазе.

Перейдем теперь к описанию поселений буго-днестровской культуры по фазам, начиная с древнейшей.

Поселения скибинецкой фазы обнаружены только на Южном Буге, на островах Базьков и Митьков. В нижнем слое Базькова острова обнаружено 11 скоплений керамики, кремневых изделий, костей животных и сопровождавших их скоплений створок перловицы. Предполагается, что это остатки жилищ. Два таких же скопления находок обнаружены в нижнем слое Митькова острова. Эти пятна, на которых сосредоточены обломки керамики и изделия из кремня, имели размеры 4×3,4×5,5×6, 6×6, 10×2 м и могли быть остатками небольших наземных жилищ.

Кремневый инвентарь имеет микролитический облик. Найдены нуклеусы призматической и карандашевидной формы, орудия из пластин неправильных очертаний, скребки из небольших массивных отщепов, ножи, скобели, сверла, мелкие вкладыши в виде низких трапеций. Есть рубящие орудия из речной гальки, точильные камни, песты, небольшие терочные камни ромбической формы. Имеется несколько киркообразных роговых мотыг, а также ножей и небольших тесел из клыка кабана (рис. 1).

В поселениях скибинецкой фазы найдена наиболее древняя глиняная посуда буго-днестровской культуры. Самой распространенной формой являются сосуды с выпуклыми стенками, у которых широкий край горла слегка вогнут внутрь, дно округлое, часто оканчивающееся шипом. Сосуды с небольшим плоским дном в это время еще редки. Керамика изготовлена из глины, содержащей примесь травы, песка и раздробленных раковин. От края и почти до дна поверхность покрыта узором из проглаженных или врезанных линий, оттисков штампа или пальцевых защипов. Характерна позитивно-негативная композиция орнамента. Один из наиболее распространенных узоров имел вид ленты из параллельных линий, широкой волной опоясывающей сосуд. Часть пространства между изгибами ленты зашриховывалась, что придавало орнаменту большую декоративность. Покрывались горшки и более простыми геометрическими узорами из чередующихся заштрихованных полос или ромбов (рис. 2).

Поселения соколецкой фазы представлены в нижних слоях многослойных поселений Сокольцы II и Печера на Южном Буге и в верхнем слое Сорок II в Поднестровье.

В поселении Сокольцы II обнаружены расположенные вдоль берега скопления различных предметов, видимо, остававшиеся на местах стоявших здесь наземных жилищ. С ними связаны раковинные кучи площадью до 10 кв. м. На месте жилищ найдены раздавленные сосуды, кости оленей и кабанов, орудия из кремня, кости и рога. Размеры скоплений могут быть приняты за размеры стоявших тут жилищ (5,5×2,9; 5,5×2,5 м и т. д.).

Среди керамики преобладают сосуды с отогнутым венчиком с примесью толченой раковины и крупных растительных волокон в тесте. Поверхность сосудов хорошо заглажена и покрыта проглаженным по сырой глине орнаментом. Узоры разнообразны и декоративны. Некоторые сосуды как бы оплетены вертикальными волнистыми лентами из параллельных тонких полос. На других широкая волнистая лента опоясывает весь сосуд. Особенностью орнамента по сравнению с узорами на сосудах предшествующей фазы является использование зубчатого штампа, а также наколов, сопровождающих волнистые ленты. Отметим находку кубка из серой глины с прекрасным лощением поверхности. Такой сосуд мог попасть на Южный Буг от общин культуры криш.

Керамический комплекс буго-днестровской культуры своеобразен. Наряду с широкогорлыми остродонными горшками местного происхождения он включает в себя плоскодонную посуду явно кришского облика. Это сосуды с шаровидным туловом и четко выраженным венчиком; миски и кубки с ребристым профилем; сосуды на высоком поддоне. Помимо формы особенностью их является ангобированная хорошо залощенная поверхность, иногда окрашенная. Поверхность толстостенных сосудов покрыта защипами и ямками, характерными для кришской посуды. На поселениях, соответствующих соколецкой фазе, находки их единичны. На поселениях следующей фазы — довольно многочисленны, особенно в Пруто-Днестровском междуречье.

Несмотря на то, что со времени открытия первых поселений, которые твердо можно связать с культурой криш (Маркевич, 1973; 1974), и открытия последних — прошло четверть века, количество их не насчитывает в Пруто-Днестровском междуречье и десятка. Они близки к группе кришских поселений, обнаруженных к западу от р. Прут (Istotia Romînîeit, 1960, с. 38–40). Но пока еще и те, и другие требуют серьезного изучения.

Памятники культуры криш известны на территории к северу от нижнего Дуная, в Трансильвании, в предгорьях Карпат, на Бырладском плато, в бассейне р. Прут, на Северо-Молдавской возвышенности, в Закарпатье. В Пруто-Днестровском междуречье исследования велись у г. Сороки и сел: Селиште, Сокаровка, Вишоара; в Закарпатье и сс. Заставное и Ровное (Пеняк, Попович, Потушняк, 1978; 1979).

Кришские поселения располагались у рек и ручьев, на участках, возвышавшихся над поймой. Они состояли из полуземлянок и наземных построек, на сооружение которых шли дерево и глина. Возле них выкапывались ямы-погреба. На глине, шедшей на обмазку стен, и на глине сосудов сохранились отпечатки отдельных зерен и колосков культурных злаков: пшеницы-однозернянки, двузернянки, спельты, шестирядного голозерного ячменя, а также — гороха, косточки плодов алычи и окультуренной сливы. Данных о животноводстве мало. Остеологический материал из Сокаровки позволяет говорить о разведении свиней, крупного и мелкого рогатого скота. Есть данные об охоте, собирательстве и рыболовстве.

Переселившиеся в Пруто-Днестровское междуречье позднекришские общины (первая половина V тысячелетия до н. э.) имели уже сложившиеся формы земледелия и скотоводства. Они вошли в контакт с местными неолитическими племенами буго-днестровской культуры, основу хозяйства которых составляли охота и рыболовство. По своему происхождению буго-днестровские племена были связаны с местным мезолитическим населением.

Вариант буго-днестровской культуры в Побужье, по мнению В.Н. Даниленко, сформировался на основе мезолитической культуры, известной по памятникам типа Гребеники, при воздействии культуры кукрек.

Иные по облику позднемезолитические памятники Среднего Поднестровья (типа Атаки VI) позволяют связывать с ними кремневый инвентарь Сорокских поселений. И для тех, и для других характерно совмещение двух технических приемов в расщеплении кремня — ударной техники и некоторых приемов отжимной. Характерны уплощенные нуклеусы подпрямоугольной формы, сработанные с торцовой стороны, и грубые, небрежно сколотые ножевидные пластины, а также геометрические вкладыши в форме треугольников.

Собирательство занимало по-прежнему видное место в жизни населения. О сборе растительной пищи говорят отпечатки косточек кизила, о сборе моллюсков — скопления створок речной перловицы, раковин улиток (виноградной и обыкновенной). Промысел рыбы велся в основном на вырезуба. На стоянках найдены кости благородного оленя, косули, кабана, волка, лисицы, зайца, бобра.

Печерская фаза культуры изучена лучше. В Побужье раскопки велись в девяти пунктах, в Поднестровье — в двух. В Побужье поселения состояли из наземных сооружений, от которых остались скопления различных предметов и очаги. В пункте Печера обнаружены развалы керамики возле каменных оснований печей. В другом месте скопление керамики, кремневых изделий, зернотерок, роговых мотыг, костей животных образовывало пятно шириной в 7 м, вытянутое вдоль берега реки на 13 м. Это скопление трактуется как место наземного жилища, что вызывает сомнения из-за размеров.

В пункте Шимановское II также найдены остатки жилища с каменным очагом, возле которого находились фрагменты посуды, расколотые кости животных, наконечник дротика из кости.

В пункте Сокольцы VI одно из жилищ определяется по скоплению находок на площади в 6×3 м. С ним связано каменное основание печи, занимавшее около 2 кв. м, около которого находились остатки сосудов. Предполагается, что свод печи был глинобитным. С жилищем связано и скопление створок моллюсков.

В многослойном поселении Сороки I, где зафиксировано три культурных слоя, печерской фазе отвечает горизонт б слоя 1. В нем исследованы остатки полуземлянки и наземной постройки, дно которой было слегка опущено в грунт.

Место для наземного жилища выбрано у скопления камней, защищающих от сильных ветров. Форма жилища овально-продолговатая, размеры 7,5×4,5 м, пол углублен в слой щебенки на 0,2 м. В жилище было три кострища.

Полуземлянка была углублена в слой щебенки на 0,95 м, по форме приближалась к прямоугольнику размером 4×2,8 м. У края жилища со стороны реки сохранились остатки очага в виде нагромождения камней известняка, прокаленных в огне. Очаг был небольшим — 1,2×0,8 м. Его заполняли зола, кости животных, обломки посуды. Вне жилищ обнаружены два кострища. Тут найдено много створок речной перловицы и костей рыб, а вокруг сконцентрированы отходы кремневого производства.

Ко времени печерской фазы в Поднестровье относится однослойное поселение Сороки III. Оно расположено на берегу реки на возвышении, поднимающемся над высокой поймой на 3,5 м. Нагромождения крупных обломков известняковых скал защищают от ветра ровную площадку, пригодную для обитания. Удалось выявить полуземлянку овальной формы размером 6,5×3,5 м, углубленную в грунт на 0,4 м, с очажной ямой диаметром 1,2 м.

Выразительные коллекции орудий получены в Побужье с поселений Мельничная круча, Сокольцы VI, Гайворон-Положок и др. Среди нуклеусов преобладают карандашевидные для скалывания микропластин. Находки геометрических вкладышей и микропластинок свидетельствуют о развитии микровкладышевой техники. Отщепы использовали для изготовления скребков или резцов. Из клыков кабана продолжали делать ножи. Из кости вырезали характерные наконечники дротиков со скошенным насадом и тесла. Впервые появились мотыги из трубчатых костей с лезвием, поставленным поперек отверстия для рукояти. Продолжали использовать киркоподобные мотыги из рога оленя.

На днестровских поселениях наряду с орудиями, характерными для предыдущей фазы, начинают попадаться единичные экземпляры асимметричных трапеций и пластинок с выемкой на конце, вкладыши серпов, шлифованные топоры и тесла. Как и в Побужье, продолжают использоваться четырехугольные (ромбовидные) зернотерки. Среди орудий из кости и рога найдены обломки поворотных гарпунов, молот из рога оленя, киркообразная роговая мотыга, проколки и т. д.

В керамическом комплексе также наблюдаются некоторые особенности. В Побужье бытуют плоскодонные и остродонные сосуды с примесью растительности и раковин в тесте; в Поднестровье — только плоскодонные с растительной примесью.

Как и прежде, большинство сосудов орнаментировано группами проглаженных линий, иногда в сочетании с отпечатками штампа. На Южном Буге в орнаменте продолжали использовать волнистую ленту, но более узкую. Иногда волнистая линия заменяется горизонтальной зигзагообразной лентой. На многих сосудах сохраняется древний узор из чередующихся горизонтальных поясов коротких косых линий, в виде елочного орнамента.

В Поднестровье керамики найдено так мало, что из особенностей ее, пожалуй, можно говорить только о появлении новой формы сосудов — кринки с круглыми боками и высоким прямым горлом. В это время продолжают существовать сосуды удлиненно-овальной (тюльпановидной) формы с древним орнаментом из волнистых линий, сгруппированных в ленты, которые от венчика спускаются до дна.

На поселениях Побужья и Поднестровья найдено много керамики, в формах и орнаменте которой проступает влияние культуры криш. Среди них — горшки с шаровидным туловом, плоским дном, широким горлом. На стенках у них шишкообразные налепы, иногда со вдавленной верхушкой. Поверхность покрыта пальцево-ногтевым орнаментом. Чаще орнамент состоит из парных, реже — из одинарных ногтевых оттисков, образующих ряды. Если такие оттиски располагаются вплотную друг к другу, создается впечатление гофрированной поверхности. Некоторые варианты пальцево-ногтевого орнамента, может быть, имитируют хлебный колос и имеют магическое значение. Встречаются чаши кришского типа с залощенной поверхностью и кубки на высоких поддонах, сделанные из хорошо отмученной глины.

На печерской фазе еще больше делаются заметными локальные черты буго-днестровской культуры. Фактически здесь сложился вариант культуры криш. Хозяйство этих племен осталось прежним. Жители обоих районов занимались охотой, рыболовством, собирательством. Домашние животные имелись у них, видимо, уже в большом количестве.

Самчинская фаза представлена значительным числом памятников. В Побужье это Базьков остров, Митьков остров, Сокольцы I, II, VI, Заньковцы, Шимановское, Глинское, однослойный памятник Самчинцы, а в Поднестровье — Сороки I, слой IА.

На поселениях прослежены только наземные жилища с очажными ямами внутри. В Сороках I наземное жилище представлено скоплением остатков на месте обитания человека. Форма его прямоугольная с округленными углами, размеры — 5×3,5 м. В помещении находилась очажная яма величиной 1,7×1 м, углубленная в пол на 0,3 м, служившая для запекания моллюсков, а также кострище размерами 1,8×1,2 м.

Изделия из кремня, рога и кости в каждом из рассматриваемых районов сохраняют сходство с инвентарем предшествующей фазы. Исследователи отмечают лишь появление нескольких новых типов. Это роговые муфты для рубящих орудий, крючки из клыка кабана, являющиеся одновременно и блесной. Увеличилось число геометрических вкладышей в виде асимметричных трапеций, обработанных крутой ретушью.

Существенные перемены происходят с керамикой. Видимо, культура местных племен восприняла сильные влияния с востока, со стороны племен днепро-донецкой культуры. И в Побужье, и в Поднестровье распространилась круглодонная посуда. Плоскодонная в единичных экземплярах найдена только на днестровских поселениях.

В Побужье выделывались тонкостенные сосуды с примесью песка, тонких растительных волокон, а иногда и графита. В Поднестровье найдены сосуды из разной глиняной массы: с дробленым кварцем, песком и растительностью; с толченым графитом, песком и растительностью; только с растительной примесью; с шамотом.

Обращает на себя внимание то, что в Побужье в это время бесследно исчезает посуда из глины с примесью толченой ракушки, а в Поднестровье она, наоборот, впервые появляется. Это можно объяснить перемещением части населения из Побужья в Поднестровье.

Характер керамического комплекса свидетельствует о проникновении на территорию племен буго-днестровской культуры чужеродного населения, но кроме следов воздействия днепро-донецкой культуры есть свидетельства и о контактах с западными соседями — племенами культуры линейно-ленточной керамики. В Побужье при раскопках на Базьковом острове в слое самчинского времени найдены два обломка полусферических чаш. По керамической массе и орнаменту они могут быть отнесены только к периоду линейно-ленточной керамики с нотным орнаментом, т. е. к средней фазе развития этой культуры. Базьков остров — самый восточный пункт, в котором зафиксированы находки, относящиеся к среднеевропейской культуре линейно-ленточной керамики. Поселения этой культуры существовали в рассматриваемый период в верхнем Поднестровье. На соседство их с местным неолитическим населением указывают еще две находки. В поселениях культуры линейно-ленточной керамики в Центральной Молдавии у сел Новые Русешты и Цыра обнаружены единичные черепки от сосудов буго-днестровской культуры, покрыты оттисками штампа, как на посуде самчинской фазы. Таким образом, устанавливается синхронность поселений этих культур в среднем Поднестровье.

Следующая фаза буго-днестровского неолита — Савранская — зафиксирована в верхних слоях Базькова и Митькова островов, в Сокольцах II, Заньковцах, в пунктах Саврань, Чернятка и др. на Южном Буге, в Сороках V и Цикиновке I на Днестре.

Во всех поселениях открыты остатки наземных домов. В Саврани жилище определяется по площади скопления находок. Размер его примерно 6,5×4,5 м. Следы очага сохранились в виде кучи камней, золы, угольков. Рядом найдена большая часть расколотой посуды. На площади жилища много костей благородного оленя, орудий из кремня, роговых мотыг. У края жилища находилось скопление створок моллюсков.

В Поднестровье по таким же скоплениям находок реконструируются места наземных легких жилищ, обитаемых, видимо, только в летнее время. В жилищах находились очаги из камней и обычные кострища.

В Побужье кремневый инвентарь в целом сохраняет еще микролитический облик, хотя изделия становятся крупнее, чем в предшествующее время. В поздних памятниках (поселения типа Миколина Брояка) впервые встречаются крупные пирамидальные и призматические нуклеусы и соответствующие им ноже видные пластины, достигающие 10 см. Пластины длиной 5–6 см шли на изготовление ножей, сверл и т. п. изделий. Геометрические вкладыши встречаются редко.

В Поднестровье, как и раньше, среди нуклеусов преобладают подпрямоугольные с торцовым скалыванием пластин и аморфные. Появляются первые нуклеусы раннетрипольского облика. Много изделий из ножевидных пластин длиной 3,5–7,5 см. Часть скребков сделана из пластин; много скобелей. Найдены два вкладыша серпа с прямым лезвием. В это время появляются удлиненные ромбовидные или подромбовидные геометрические орудия (короткие подромбовидные микролиты исчезают вместе с асимметричными трапециями). Те же типы позднее встречаются в ранних памятниках трипольской культуры.

Среди орудий, изготовленных из кости и рога наряду со старыми видами изделий появляются мотыги с поперечными лезвиями. В Побужье кроме роговых распространены костяные мотыги со скошенной рабочей частью. Чаще встречаются деревообрабатывающие орудия из камня — топоры и тесла. Больше и зернотерок, хотя величина их остается все еще небольшой.

Керамика Савранской фазы остродонная и плоскодонная, сохраняется прежний состав глиняной массы. Поверхность сосудов лощеная. Орнамент чаще заключен в пояс между венчиком и перегибом стенок. На сосудах Побужья появляются проглаженные широкие каннелюры. Криволинейные композиции сопровождаются отпечатками зубчатого штампа. В Поднестровье гребенчатый орнамент встречается только в начале савранской фазы.

В хозяйстве жителей неолитических поселков наблюдается дальнейшее развитие производящих форм. Найдены отпечатки на глине посуды зерен злаковых: пшеницы-однозернянки, двузернянки и спельты (Сороки V). Кости домашнего быка и свиньи найдены во многих поселениях. Олень и косуля оставались главными объектами охоты, развивалось рыболовство, в основном на вырезуба. Активно велся сбор речных моллюсков.

Отдельные могилы буго-днестровской культуры, обнаруженные на площади поселений, не имели инвентаря. В Саврани найдены кости двух взрослых людей, положенных в могилу скорченно на боку, головами в противоположные стороны. Захоронение имеет много общего с погребениями, открытыми еще в 1930 г. у с. Прибугское (Ак-Мечетка). Там скорченные погребения (мужское и женское с грудным младенцем) сопровождались круглодонной чашечкой с охрой. По сходству чашечки с посудой поселения Сокольцы VI В.Н. Даниленко относит захоронения к самчинской фазе.

В Поднестровье на поселении савранской фазы у с. Цикиновка в восточном углу жилища под полом (на глубине 0,3 м) найден скорченный костяк. Он лежал на левом богу, лицом на восток, ориентирован на юго-запад. Руки были согнуты в локтях, кисти рук находились перед лицом. Скелет принадлежал женщине 55–60 лет. Рост ее около 142–143 см. Череп отличался грацильностью. Над погребением на уровне пола лежали обломки чаши с консусовидным дном. Подобный обряд захоронения известен у племен культуры линейно-ленточной керамики.

Ритуальные вещи на стоянках встречаются редко. К ним относятся подвески из камня, имеющие ромбическую форму. Амулетами, видимо, служили просверленные клыки оленя. В поселениях печерской фазы на Южном Буге найдены антропоморфные статуэтки из горного хрусталя (Гайворон-Положек) и из мергеля (Митьков остров). По мергелю вырезан тонкий криволинейный узор. В Сороках I в слое самчинской фазы найдена каменная подвеска-амулет в форме ромба с отверстием в центре. С одной стороны ее процарапан орнамент.

Культовый характер имеет еще одна находка в Гайворон-Положке. Ниже уровня культурного слоя в суглинке находилось захоронение фрагментов черепов, позвонков и костей конечностей четырех благородных оленей.

Завершая характеристику буго-днестровской культуры, можно сказать, что неолитические племена Правобережной Украины и Молдавии в VI–V тыс. до н. э. жили близ воды, что связано с занятием жителей собирательством и рыболовством. Люди обеспечивали себя пищей, промышляя таких рыб, как севрюга, щука, плотва, язь, лещ, сом, судак, окунь, карась. Редко встречающийся в наши дни вырезуб был тогда основной промысловой рыбой, вес крупных экземпляров доходил до 5 кг. Часто встречаются остатки сома. При раскопках поселения Сороки V обнаружены кости 17 крупных сомов.

Земледелие развивалось очень медленно. Начиная с соколецкой фазы, в керамике обнаружены остатки пленчатых видов пшеницы. Культурные формы пшеницы могли проникнуть в зону распространения буго-днестровской культуры из Малой Азии через Балканский полуостров. Уже в Сороках II, слой I (соколецкая фаза) обнаружены пшеница-однозернянка и пшеница-двузернянка. В следующем по времени поселении Сороки III (начало печерской фазы) кроме этих двух видов пшеницы найдены остатки пшеницы-спельты. Обнаруженные виды пшеницы по размерам зерновок почти не отличаются от современных сортов. Отличия есть лишь в форме и строении колосков. Колоски ископаемых спельт короче и шире, основание у них не всегда широкое. Встречаются колоски, у которых форма основания промежуточного типа между истинными спельтами и двузернянкой. Очевидно, они принадлежали каким-то переходным или гибридным формам пленчатых пшениц.

Удельный вес земледелия в системе хозяйств буго-днестровских племен был невелик. В поселениях слишком мало предметов, связанных с земледелием. Роговые и костяные мотыги, которыми можно рыхлить землю, использовались, по всей вероятности, и при сооружении углубленных в землю жилищ. Единичные вкладыши серпов, которые нам известны, имеют характерную заполированность лезвия, но использовать их могли для срезания не только культурных видов злаков, но и диких.

Каменные зернотерки ромбовидной формы имеют очень маленькую рабочую площадь (около 10–12 см диаметром). На них могли растирать совсем небольшое количество зерна. В развитых земледельческих культурах зернотерки бывают крупными (20–40 см в длину) и находятся в каждом жилище в значительном количестве, так что это тоже своего рода показатель уровня, которого достигло земледелие. Вместе с тем можно отметить, что какой-то прогресс наступил на самчинской фазе, когда повсеместно распространились зернотерки овальной формы, обычной и для более поздних земледельческих культур. Более совершенные серпы, судя по характеру кремневых вкладышей, появились у буго-днестровских племен на печерской фазе. В отличие от жатвенных ножей с прямой рукояткой и ровным лезвием, серпы карановского типа имели изогнутую форму, а кремневые вкладыши закреплялись под углом к ней, образуя ряд зубцов. Работа с такими серпами была раза в два производительнее, чем с примитивными жатвенными ножами. В поселениях печерской фазы появляется и новая форма мотыги. Лезвие у нее расположено в поперечном направлении по отношению к рукоятке. Предметы более совершенной формы, связанные с занятием жителей земледелием, могли быть заимствованы у юго-западных соседей, носителей культуры криш.

Животноводство у буго-днестровских племен также находилось в начальной стадии развития. Местные виды кабана и тура могли служить исходными формами для выведения домашних пород свиньи и быка. Дикие предки мелкого рогатого скота в Северном Причерноморье отсутствуют, поэтому и в неолитических поселениях не находят костей козы и овцы. В одомашненном виде они попадают на эту территорию значительно позднее.

У неолитических племен первостепенное значение имела охота, в первую очередь на благородного оленя, косулю и кабана. Наблюдается следующее соотношение по количеству мяса диких и домашних животных, средний вес которых подсчитан согласно данным о современных животных. В конце неолита (в Савранскую фазу) на долю домашних животных приходится уже 55 %. При подсчете по количеству особей это 36 %.

Итак, исследования последних десятилетий позволили установить, что на протяжении VI и V тыс. до н. э. в Побужье и Поднестровье развивалась своеобразная неолитическая культура. С востока ее соседями в Днепровском Надпорожье были племена сурской, а севернее — днепро-донецкой. Западным соседом некоторое время была среднеевропейская культура линейно-ленточной керамики.

Во второй половине V тыс. до н. э. в Приднестровье и в Пруто-Днестровском междуречье обитало население культуры линейно-ленточной керамики (карта 2). Согласно современным представлениям, эта культура зародилась в раннем неолите в бассейне р. Моравы. Оттуда она распространилась на огромные территории Центральной Европы. Приднестровье и Попрутье были заселены в период среднего неолита общинами, переселившимися с Верхней Вислы.

Расселявшиеся с юга на север носители культуры линейно-ленточной керамики рано достигли верховий Вислы, о чем свидетельствует поселение у с. Самборжец в Сандомирском районе. Лучше изучены поселения на левобережье Верхней Вислы и ее притоках у Сандомира и Кракова. Переселенцев, основу хозяйства которых составляло земледелие, влекли к себе плодородные лессовые почвы. Применявшийся ими примитивный способ выращивания злаков приводил к быстрому истощению земли, поэтому, использовав все участки, пригодные для обработки, они были вынуждены переселяться в другие районы.

Поиски плодородных земель в северо-восточном направлении привели часть общин на притоки Вислы, Западный Буг и Сан. Из Побужья часть населения продвинулась еще восточнее, на Стырь и Горынь, а с верховьев Сана — на юго-восток несколькими потоками вдоль таких крупных речных артерий, как Днестр, Прут, Сирет. В Среднем Приднестровье эти племена вошли в контакт с общинами буго-днестровской культуры.

Культура линейно-ленточной керамики подразделяется на раннюю, среднюю и позднюю ступени на основе типологического анализа керамики и данных о многослойных поселениях. Периодизация создана и уточнялась учеными Чехословакии. Е. Неуступный разделил культуру линейно-ленточной керамики на пять ступеней, Б. Соудский — на три. Последняя классификация нашла более широкое применение. По периодизации Б. Соудского, I и II ступеням, выделенным Е. Неуступным, соответствует древнейшая фаза культуры; III ступени — средняя фаза; IV и V ступеням — поздняя фаза (Neustupný, 1956; Soudský, 1956). В 60-х годах после раскопок в Билянах Б. Соудский выработал более дробную периодизацию, содержащую деление не только на три ступени и стадии развития ступеней, но и фазы, каждой из которых соответствует определенный строительный горизонт в Билянах (Soudský, 1966).

На ранней ступени керамика делится на две группы. Одна — наследует традиции ранненеолитической кришской посуды. Сосуды из глины с обильной растительной примесью, толстостенные, покрыты неровным слоем глиняной обмазки (барботином). Эти чаши с округлыми стенками, конические миски, бутылкообразные сосуды с шаровидным туловом и высокой шейкой, снабженные налепными ушками. Сосуды второй группы тонкостенные, гладкие. Формы те же, что и в первой группе, но много полусферических чаш с ровно срезанным краем. На ранней ступени обычны прочерченные спирали из одной, двух, чаще трех параллельных линий.

Средняя ступень знаменуется распространением керамики с «нотным» орнаментом. Узор из тонких параллельных линий, сочетающихся с небольшими ямками, действительно напомитает нотную запись (рис. 3). Иногда поверхность кухонных сосудов покрыта удлиненными черточками. Разнообразной формы налепные шишки покрывают поверхность сосудов.

На средней ступени отчетливее проявились региональные особенности культуры. В Западной Венгрии, Западной Словакии и Южной Польше развитие линейно-ленточной керамики с нотным орнаментом привело к формированию жельезовского варианта культуры (желиз). Отголосок жельезовской системы орнаментации заметен на посуде поселения у г. Луцка на р. Стырь на северо-восточной окраине распространения культуры линейно-ленточной керамики.

В Восточной Словакии ранней ступени культуры линейно-ленточной керамики (со спиральным орнаментом) соответствуют группы Барца III и Копчаны; средней ступени (с нотной керамикой) — группы Капушаны (в Северо-Восточной Венгрии — Тисадоб) и Рашковцы; поздней ступени (жельезовской) — буковогорская культура (Бюкк). Местный вариант культуры выявляется в последнее время на Верхней Тисе в Закарпатской Украине.

Параллельно с культурой линейно-ленточной керамики Задунавья в раннем неолите на Большой Венгерской равнине (Альфельде) существовала крупная культура альфельдской линейной керамики. В среднем неолите на ее основе возникло несколько более мелких культур и культурных групп. Из них для нас наиболее интересны Сакалхат и буковогорская.

Для группы Сакалхат на юге Венгрии характерно сочетание посуды с узором из широких прочерченных лент с посудой, расписанной спиралевидными узорами красной и желтой краской.

Буковогорская культура сложилась на территории Северной Венгрии и Восточной Словакии. Помимо поселений, состоящих из небольших прямоугольных домов и хозяйственных ям, под жилье использовались пещеры, которые служили и загонами для мелкого рогатого скота.

В изготовлении керамики буковогорские мастера достигли удивительного совершенства. Сосуды отличаются ровностью и тонкостью стенок, декоративным спиральным и меандровым узором. Орнаментальные ленты образованы большим количеством тонких параллельных линий, процарапанных по полированной поверхности сосуда. В конце развития культуры углубления орнамента инкрустировали белой, желтой и красной пастой. При росписи сосудов узор наносили черной краской на полированную поверхность или белую облицовку сосуда.

Вместе с обсидианом характерная буковогорская керамика обнаружена при раскопках поселений конца V тыс. до н. э., относящихся к группам Сакалхат, Силмег, Жельезовцы и др., а также на поселениях с нотной керамикой в Приднестровье.

Поселения культуры линейно-ленточной керамики на Украине и в Молдавии подразделяются на две группы. Поселения типа Флорешты (рис. 3) находят соответствие в материалах средней ступени культуры линейно-ленточной керамики Польши и Чехословакии, а поселения типа Незвиско (рис. 3) — в раннежельезовских. Они существовали недолго и полностью исчезли ко времени средней фазы жельезовской и буковогорской культур. Ненадолго пережили своих соплеменников и те общины, что поселились на Волыни в верховьях Стыри и Горыни.

Присутствие в комплексе Флорештского поселения керамики с орнаментом в виде ленты, заполненной наколами, вызывает ассоциацию с орнаментом того же типа в трансильванской культуре Турдаш. Ранние поселения территории Молдавии не могут быть древнее раннего Турдаша и начала фазы Винча B₁ (Titow, 1971). Исходя из радиокарбонных дат, полученных для перечисленных культур, поселения с линейно-ленточной керамикой в Пруто-Днестровском междуречье можно отнести ко второй половине V тыс. до н. э. Они не могут быть древнее группы Тисадоб-Капушаны (даты в пределах 4490–4230 гг. до н. э.) и моложе раннежельезовской культуры. Верхнюю границу их существования можно доводить лишь до времени развитой фазы буковогорской культуры (дата поселения Кочево в Чехословакии 6080±75 (Bln-2435), т. е. 4130 до н. э.) и времени формирования группы Сакалхат (даты между 4318 и 4170 до н. э.).

Абсолютные даты, полученные для самой культуры линейно-ленточной керамики территории Чехословакии, Польши и Венгрии, ложатся между 4455–4005 до н. э. (Долуханов, Тимофеев, 1972). Для поселения Тырпешти, расположенного в Молдавском Прикарпатье, наиболее близкого к типу Незвиско, имеются две даты: 6245±100 (Bln-801) и 6170±100 (Bln-800) — т. е. 4295 и 4220 до н. э. (Marinescu-Bîlcu, 1971).

Эти даты подтверждают, что восточная группа культуры линейно-ленточной керамики окончила существование в конце V тысячелетия до н. э.

Остановимся на вопросе о соотношении культуры линейно-ленточной керамики с культурой Кукутени-Триполье. До середины 50-х годов считалось, что Триполье представляет собой вариант культуры линейно-ленточной керамики, позднее сложилось представление о синхронности поселений с нотной керамикой и ранних трипольско-кукутенских поселений (Свешников, 1954; Пассек, Черныш, 1963). После раскопок Г. Думитреску на поселении докукутенской культуры Дялул Вией высказано предположение об участии культуры линейно-ленточной керамики в сложении Докукутени I, на базе которой возникла фаза Докукутени II — Триполье А (Dimitrescu, 1957).

Памятников восточной группы культуры линейно-ленточной керамики известно более сотни. Из них свыше 60 находится в Молдавии, остальные — в Румынии. Обзор данных, имевшихся к 1950 г. о культуре линейно-ленточной керамики в Верхнем Приднестровье и Западной Волыни, опубликовал И.К. Свешников (1954). Период наиболее активного изучения этой культуры относится к 50-м годам. В 1951–1957 гг. Е.К. Черныш (1962) провела раскопки многослойного поселения в с. Незвиско на Верхнем Днестре, вскрыв около 1000 кв. м на том месте, где в 20-х годах Л. Козловский нашел сосуд с нотным орнаментом. Раскопки показали, что хорошо выраженный культурный слой с нотной керамикой залегает непосредственно под слоем с керамикой Триполья В₁.

Другое многослойное поселение расположено на притоке Днестра р. Реут у г. Флорешты в Молдавии. Нижний слой принадлежит культуре линейно-ленточной керамики с нотным орнаментом, а лежащий выше мощный слой — культуре Докукутени II — Триполье А₁. В 1955–1958, 1960 гг. Т.С. Пассек (1961) провела раскопки этого поселения. В дальнейшем В.И. Маркевич (1973) обнаружил еще два десятка поселений культуры линейно-ленточной керамики, в основном в Флорештском р-не Молдавии. В 60-х годах В.М. Бикбаев выявил поселения культуры линейно-ленточной керамики у г. Лазовска. Стиль нотного узора свидетельствует о более позднем по сравнению с Флорештами возрасте этих поселений. Таким образом, исследования в Молдавии позволяют в настоящее время различать памятники двух фаз развития средней ступени культуры линейно-ленточной керамики: ранней — типа Флорешты, и поздней — близкой к типу Незвиско (Макарова, 1975).

Несколько поселений обнаружено недавно и в верховьях Прута (Телегин, 1979). По наблюдениям румынских исследователей, поселения первой фазы не спускаются южнее р. Быстрицы. Поселения следующей фазы находятся не только в Северной Молдове, но и южнее. Значит, все правобережье среднего течения Прута и бассейн среднего течения Сирета были заселены общинами культуры линейно-ленточной керамики (Comşa, 1972).

Поселения исследованы неравномерно. Постройки, видимо, были легкого типа, обмазанные глиной с примесью половы. От деревянного каркаса на разрозненных кусках глиняной обмазки сохранились отпечатки плетня, веток, прутьев, тростника. Некоторые постройки, по наблюдениям румынских археологов, имели основание, углубленное в землю. Только в Траяне установлен размер жилища — примерно 12×6 м. На земляном полу иногда сохранялись следы очагов (Незвиско, Глэвэнешти-Веки). С жилыми постройками связаны небольшие хозяйственные ямы.

Во Флорештах ямы были вырыты так, что соединялись в каждом случае по одной системе. По мнению Т.С. Пассек, которое не разделяют другие исследователи, группы ям служили жилищами. Величина ям в среднем — 5–6×4 м. В наиболее глубоких находились очаги. Вытянутые перпендикулярно реке группы ям достигали порой больших размеров. Группа ям, названная жилищем 3, имела в длину 12 м, а ширину от 2 до 4 м. Роль погребов выполняли ямы диаметром около 2 м, расположенные несколько в стороне от жилищ.

В Поднестровье наземные жилища прослежены только в поселениях Незвиско и Рогожаны. В Незвиско рядом с небольшой полуземлянкой (4,4×3,2 м) открыты остатки большого наземного дома. Величина его 18–20×7 м, в северном и южном концах вырыты небольшие погреба в виде круглых ям, в которых найдены обломки посуды и кости животных. В северной части жилища находилось место для размола зерна, сохранилась глинобитная площадка, на которой лежали зернотерки и стоял крупный сосуд, видимо для зерна. В сосудах такого типа из погребения в Незвиско найдены обугленные зерна пшеницы и семена гороха.

По своему назначению площадь жилища делилась на три части. В центральной — у очагов, где была посуда, — приготовляли пищу. В северной части размалывали зерно, хранили продовольствие, кремень и орудия из кремня и кости. В южной части, в погребе в виде ямы, хранили скоропортящиеся продукты, здесь же находился ткацкий станок, от которого сохранилось 10 глиняных грузил конической формы.

Наземная постройка в Незвиско отличается от типичных наземных сооружений культуры линейно-ленточной керамики в Центральной Европе. Это можно объяснить отрывом переселившихся общин от своих сородичей и заимствованием строительных приемов от более южных племен (может быть, типа Боян).

Своеобразный тип жилища обнаружен на территории Молдавии у с. Рогожаны (Макарова, 1975). Величина прямоугольной постройки — 7×4 м. В каждом углу стоял столб, от которого сохранилась яма. На земляном полу находились обломки посуды, кремень, кости животных, куски прокаленной глины с примесью половы — обмазка деревянного каркаса дома, погибшего от пожара. При сопоставлении построек из Незвиско и Рогожан возникает предположение, что дом в Рогожанах представлял собой жилое помещение, а постройка в Незвиско предназначалась для приготовления пищи на большое количество людей и для производства других работ, связанных с домашним хозяйством.

Посуда культуры линейно-ленточной керамики своеобразна и резко отличается от посуды соседних культур.

Одну группу составляют плоскодонные шаровидные сосуды с толстыми стенками. Они вылеплены из глины с обильной растительной примесью. Высота их от 25 до 40 см. Встречаются невысокие конические мисочки и плоские крышки. Так как они выполняли роль кухонной посуды, то украшены очень бедно — рядами ямок, вдавленных пальцем, налепными бугорками и широкими оттянутыми валиками, покрытыми ямками. Другую группу образуют сосуды с примесью мелкого песка. Это полусферические и конические мисочки с гладкой поверхностью, окрашенные красной охрой. На дне некоторых из них процарапаны какие-то фигуры.

Наиболее многочисленную группу составляют изделия с незначительной примесью мелкой половы. Преобладают сосуды полушаровидной формы высотой от 7 до 20–25 см, встречаются бутылкообразные сосуды с округлым туловом, небольшим дном и узким горлом. Чрезвычайно редки сосуды с поддонами. Посуда этой группы покрыта тонким узором нотного типа. Край сосуда обычно опоясан несколькими линиями. Под ними на стенках располагается спиралевидный или геометрический узор из лент параллельных линий, пересеченных ямками. На некоторых сосудах на дне процарапаны знаки, чаще всего в виде креста из линий или ямок. Небольшое количество сосудов украшено только ямками, составляющими обычные узоры.

По составу и особенностям керамики поселения культуры линейно-ленточной керамики Пруто-Днестровского междуречья разделены на ранние и поздние (Пассек, Черныш, 1963).

В соответствии с позднейшей периодизацией Б. Соудского эти поселения относятся к оптимальной (2в) и постоптимальной стадиям средней ступени и началу младшей ступени развития культуры на территории Чехословакии. Время существования линейно-ленточной керамики на территории Румынии Е. Комша связывает с III и IV ступенями периодизации Е. Неуступного (Comşa, 1972). Таким образом, налицо синхронность поселений Украины, Молдавии и северо-восточной Румынии. Первой ступени соответствуют поселения типа Флорешты и Глэвэнешти Веки, второй — поселения типа Незвиско-Тырпешти. Памятников второй ступени открыто значительно больше, по ним составлено общее представление о восточной группе памятников культуры линейно-ленточной керамики. О первой ступени судить приходится пока лишь по данным раскопок во Флорештах.

В поселениях второй ступени среди кухонной посуды появляются новые формы: конические миски, вытянутые сосуды с высоким горлом и др. В группе тонкостенной посуды со спиралевидными узорами также появляются новые формы: шаровидные сосуды с высоким горлом, покрытые углубленным узором и налепными бугорками и валиками, или открытые глубокие сосуды с узором в виде крючкообразного меандра и двумя вертикальными фигурными валиками. Встречаются дуршлаги для изготовления творога, гладкостенные шаровидные сосуды и миски (рис. 3).

К последней, V ступени периодизации Е. Неуступного относится небольшое количество поселений, расположенных в бассейне Стыри и Горыни. На территории Поднестровья, на Украине и в Молдавии поселения культуры линейно-ленточной керамики к этому времени исчезли. В Румынии столь поздних поселений также не обнаружено. Ближайшая территория, где они распространены, — Верхняя Висла.

Хотя мы обычно говорим о двух ступенях развития рассматриваемой культуры на территории Молдавии и Румынии, не следует забывать и о нескольких поселениях более позднего времени, открытых в Западной Волыни. Они имеют аналогии только на Верхней Висле. Памятники этого района отражают некоторое воздействие населения, обитавшего в то время на территории современной Словакии. По заключению польских исследователей, изменения в орнаменте посуды произошли под воздействием жельезовской культуры.

О хозяйстве культуры линейно-ленточной керамики мы знаем немало. В связи с магическими обрядами, совершавшимися при изготовлении керамики, в глину добавляли зерна пшеницы. По отпечаткам зерен на посуде и невыгоревшим во время пожара растительным остаткам в обмазке жилищ, по находкам обугленных зерен и семян культурных растений известно, какие из них выращивали в то время (Янушевич, 1976). По преимуществу сеяли два вида пленчатых пшениц — двузернянку и спельту, в небольшом количестве — однозернянку, знали просо и горох.

Сбор урожая производился с помощью серпов карановского типа. Они имели изогнутую рукоять из дерева или рога, в которой закреплялись кремневые пластинки, вставленные в паз под углом. На углу каждой из пластинок образовывалась характерная зеркальная заполировка поверхности, которая получается только при срезании злаков. Работа такими серпами производится достаточно быстро.

Во всех поселениях культуры линейно-ленточной керамики много зернотерок. Нижние камни довольно крупные. В Незвиско найдены камни размерами 38×32, 48×48, 54×26 см. Рабочая часть сильно стерта и вогнута от длительного растирания зерна. В результате помола получалась мелкая крупа, которую могли употреблять в пищу в виде каши или лепешек.

Давно установлено, что общины культуры линейно-ленточной керамики время от времени передвигались с места на место. Б. Соудский говорит, что в Билянах одна фаза в развитии исследованного им многослойного поселения длилась примерно 12–15 лет. Такой полукочевой образ жизни велся на определенной территории, принадлежавшей родовой общине. Цикл перекочевок завершался возвращением общины на старое место. По определению Б. Соудского, такой цикл длился 60–75 лет. На просторах Пруто-Днестровского междуречья, где имелось много свободных плодородных земель, не возникало необходимости возвращаться на прежнее место, отчего поселения обычно имеют один культурный слой. Естественный рост населения и практиковавшийся способ ведения земледелия были основными причинами постепенного освоения новых территорий общинами культуры линейно-ленточной керамики.

Кроме земледелия, население занималось животноводством. Анализ остеологических данных свидетельствует о высоком проценте домашних животных (60–80 %). В составе домашнего стада преобладал крупный рогатый скот (50–80 %), затем свинья, на последнем месте — мелкий рогатый скот. Основными объектами охоты являлись крупные копытные и кабан (Цалкин, 1970а).

Вероятно, существовало собирательство. В окружавших людей лиственных лесах было много плодовых растений, ягод, грибов, что позволяло пополнять запасы пищи.

У племен культуры линейно-ленточной керамики были развиты и домашние производства. На ткачество указывают находки глиняных пряслиц и грузил от ткацкого станка; на обработку шкур — многочисленные кремневые скребки; на изготовление одежды и обуви — костяные шилья для прокалывания отверстий при сшивании шкур и костяные лощила для разглаживания швов. Во всех жилищах находятся инструменты для обработки дерева, каменные топоры, тесла и долота.

Орудия из камня изготавливали в каждом жилище. Наиболее типичны нуклеусы призматической и конической формы длиной 5–8 см. Пластинки такой же длины имели ширину 1–1,5 см.

Среди законченных орудий по количеству первое место занимают скребки, затем идут вкладыши серпов; единицами насчитываются ретушированные ножи, резцы, сверла, проколки. Многие отщепы и пластины с острыми режущими краями употребляли в качестве ножей без дополнительной обработки.

Вкладыши (зубцы) серпов всегда изготовляли из пластин длиной 2,5–6,0 см, шириной 1,0–1,7 см. Вкладыши заполированы по одному или двум лезвиям. В свое время последние были вынуты из пазов и снова вставлены в оправу сработанной стороной. Чрезвычайно редки вкладыши в виде высоких трапеций.

При обработке рога, кости, древесины применяли резцы — боковые и срединные. Делали их либо из массивных пластин, либо из отщепов.

Из местных пород камня делали топоры, тесла и долота. Топоры — плоские клиновидные. Тесла — плоские широкие. Некоторые долота в поперечном сечении имели изгиб в форме арки. Это так называемые колодковидные долота. Все эти инструменты крепились в роговых муфтах с отверстиями для насадки на деревянную рукоять, но были топоры и с просверленными отверстиями.

Из кости делали многочисленные шилья длиной от 8 до 13 см и хорошо отполированные лопаточки, и ложечки, очень характерные для культуры линейно-ленточной керамики.

Рог благородного оленя шел на изготовление мотыг. Из обрубленного отростка рога вычищали губчатую массу, а твердую поверхность основного ствола срезали со стороны, противоположной отростку. Отверстие вырезалось овальной формы. Перпендикулярно отверстию рог обрубали с одного конца так, что получался рабочий край, который подправлялся и приострялся. Противоположный лезвию конец оставался плоским.

Племена культуры линейно-ленточной керамики жили в период расцвета общинно-родового строя. Жизнь протекала в поселках сравнительно небольшой величины. Интересны наблюдения Б. Соудского. Он отметил, что дома в поселках отстояли друг от друга на значительное расстояние, у некоторых имелся палисад. В одном из домов было четыре печи — возможно, здесь жили четыре семьи. Можно предполагать, что отдельные семьи являлись единицами, из которых состояла община.

Могильников этой культуры известно мало. Более обычны находки могил на месте поселений. М. Стекла (Steklá, 1956) на материалах Чехословакии и смежной территории показала, что для интересующего нас периода характерны захоронения в ямах глубиной 0,5–1,5 м. Умерших, как правило, хоронили в скорченном положении, чаще на левом боку, головой на запад или восток. В могилу ставили посуду с жертвенной пищей, клали орудия из камня, растиральные камни, красную краску, украшения из раковин и подвески из зубов животных. Эти наблюдения согласуются с выводами Д. Кальке, впервые обобщившего данные о могильниках и отдельных погребениях культуры линейно-ленточной керамики (Kahlke, 1954). То, что умерших часто хоронили на месте поселения, исследователи объясняют большой подвижностью населения.

Погребение, обнаруженное на месте поселения в Незвиско, — наиболее восточное из известных для этой культуры. Оно сохранило некоторые черты, присущие захоронениям всей территории распространения культуры линейно-ленточной керамики. Умерший лежал в неглубокой яме, на левом боку, головой на северо-восток, в вытянутом положении, руки согнуты перед лицом, повернутым к востоку. Сохранились обгоревшие крупные кости конечностей, некоторые мелкие кости и фрагменты черепной крышки. Почему погребенный был сожжен, трудно объяснить. В это время обряд трупосожжения характерен только для нескольких групп населения, обитавших на территории Германии.

Погребение в Незвиско отличалось богатством инвентаря. Найдено 14 целых и обломки пяти сосудов. Посуда размещалась в основном за спиной покойного, остальная часть инвентаря найдена перед его лицом. Два сосуда наполнены обугленными зернами пшеницы, полбы и гороха. При погребенном находилось сланцевое долото в форме башмачной колодки, обломки костяных шила и лопаточки.

Еще одно погребение открыто в 1939 г. у с. Баев близ Луцка. Возле скелета лежали сосуд и долото в форме башмачной колодки. Сосуд отличался шаровидным, несколько удлиненным туловом, высоким горлом, плоским дном, на стенках имел три выступающие ручки. Ленты зигзагообразного орнамента состояли из двух полос, местами пересеченных ямками.

Помимо погребального обряда, о религиозных представлениях населения свидетельствуют глиняные фигурки животных и людей, амулеты из зубов животных, жертвенные сосуды, отпечатки зерен злаков на сосудах, сплошное покрытие горшков узорами определенного типа.

Мировоззрение и верования носителей культуры линейно-ленточной керамики теснейшим образом связаны с представлениями древнеземледельческих племен раннего неолита. Ритуальные предметы, найденные в их поселениях, представляют собой варианты таких же по смыслу изделий, изготовлявшихся у прочих земледельческо-животноводческих племен Юго-Восточной Европы, Средиземноморского бассейна, Передней Азии.

В Закарпатье первые неолитические поселения были обнаружены в конце прошлого века. Спустя пол века благодаря разведкам Ф.М. Потушняка, а затем М.Ф. Потушняка, была открыта группа разновременных поселений. Систематические раскопки их начала в 1967 г. экспедиция Ужгородского университета под руководством Э.А. Балагури (1975). В 1970-е годы широкие исследования вели Прутско-Карпатская экспедиция ИА АН СССР под руководством В.С. Титова и отряд Закарпатской экспедиции ИА АН УССР во главе с М.Ф. Потушняком (1978). Определению места изученных памятников среди поселений сопредельных территорий способствовали новейшие открытия археологов в Восточной Словакии и Северо-Восточной Венгрии.

Закарпатская низменность является северо-восточным концом Потисской равнины (Альфельд). Рельеф ее сравнительно ровный, с отдельными сопками вулканического происхождения. Равнина постепенно переходит в холмистое предгорье, изрезанное реками и ручьями. По Закарпатской низменности протекают Тиса, Боржава, Латорица, Серне, Уж с многочисленными притоками. Мягкий климат, плодородные земли, обилие воды с раннего неолита привлекали в эти края общины земледельцев. Их поселения находятся в равнинной части Закарпатья по берегам небольших ручьев и болот, а также на склонах южных предгорий.

В раннем неолите Закарпатье было крайней северо-восточной областью распространения культуры криш, позднее — культуры расписной керамики. На развитии культур сказались географическая замкнутость района, удаленность от придунайских областей, что обусловило формирование в Закарпатье местных локальных вариантов культур.

Ранний неолит.

В конце 70-х годов на территории Закарпатской области были изучены два поселения, которые их исследователь М.Ф. Потушняк относит к культуре криш. На территории Венгрии аналогичные памятники причисляют к особой группе — Сатмар (Kalicz-Makkay, 1977). В Румынии для территории Трансильвании говорят о культуре криш (Vlåssa, 1966; Berciu, 1961). Поселения Закарпатья по форме и орнаментации керамики ближе всего к румынскому поселению Морешти (район Тыргу Муреш).

В Закарпатье раскопки кришских поселений проведены в 1976–1978 гг. в с. Заставное (Малая Гора) Береговского р-на иве. Ровное (Киш Мезе) Мукачевского р-на (рис. 5). Поселение Заставное I занимает южную террасу горы, завершающей на северо-востоке Косинско-Заставнянское нагорье. Примерно в 10 км к северу от него находится второе поселение — Ровное III, занимающее возвышенный участок на правом берегу старого русла р. Серне. На поселении выявлены слои культуры криш и расписной керамики.

На поселении Заставное I вскрыты ямы, которые М.Ф. Потушняк рассматривает как остатки жилищ. Одно из них — землянка овальной формы, размером 12,6×6,1 м, глубиной от 0,6–1,0 м в юго-западной части и до 1,6–2,0 м — в восточной. Дно ее неровное, все в ямах разной величины. Стены в юго-западной части пологие, в восточной — почти вертикальные. Следы двух открытых очагов обнаружены под стеной в южной части землянки и в ее центре. В северо-западной части на площади в 5 кв. м расчищено скопление пережженной глиняной обмазки (толщиной до 0,5 м). Видимо, это развал печи, округлое основание которой имело в диаметре около 1,5 м. Там же найдены большой чернолощеный сосуд, коническая миска на ножках, сосуд с прямой шейкой и отогнутым наружу венчиком, много фрагментов других сосудов, глиняные грузила, каменные тесла и фрагменты глиняных женских фигурок.

В 6,5 м от южного конца землянки прослежена другая западина в слое. М.Ф. Потушняк видит в ней основание полуземлянки. Форма ее прямоугольная, размер 14×6,6 м, глубина от 0,3 до 1 м. К юго-восточной стене углубления примыкало помещение, площадью в 13 кв. м. Там же находился и вход. Центральная часть полуземлянки почти ровная, тут прослежены следы открытого очага, ямы разной величины располагались у стен. У северной стены расчищен развал глиняной обожженной обмазки, вероятно от разрушенной печи.

На поселении Ровное (Киш Мезе) также вскрыта западина, в которой М.Ф. Потушняк видит полуземлянку с пристройкой. Величина пристройки — 6×2,4 м. Размер западины, имевшей нечеткую прямоугольную форму, неправдоподобно велик: 18×16 м, глубина — от 0,4 до 0,8 м. В южной и северной частях углубления имелись ямы глубиной от 0,45 до 1,6 м. Часть из них могла служить для закрепления столбов, входивших в конструкцию постройки. Остальная часть углубления имела плоское основание. Неясно, от каких частей постройки остались куски пережженной глиняной обмазки, заполнявшие ямы, вырытые на дне углубления. Основания печи не обнаружено, так что вряд ли обмазка связана с печью.

Для кришской культуры известны наземные жилища с открытыми очагами и землянки. В Румынии на поселении у с. Вербица (район Крайова) Д. Берчу выделил в слое культуры криш два горизонта: нижний — с землянкой (размером 4,6×3,6 м) и ямами и верхний — с наземным прямоугольным жилищем (размером 5,6×1,5 м), представляющим собой площадку из обожженной глиняной обмазки. Не исключено, что часть ям поселения представляет собой углубленные части жилищ, имевших деревянный каркас, обмазанный глиной.

Вполне вероятно, что и в Закарпатье в дальнейшем будут найдены не только куски обмазки, но и развалы жилищ в виде площадок.

Коллекции, полученные при раскопках кришских поселений Закарпатья, насчитывают до 20 тыс. предметов. Большую часть их составляют обломки глиняной посуды. Керамика делится на три группы. Одну из них образует посуда из плохо промешанной глины с примесью шамота и песка. Основные формы: горшок, миска, сковорода, дуршлаг. Больше всего горшков бочкообразной или грушевидной формы. Миски конические с ровными или слегка округлыми стенками. Сковородки диаметром 17–40 см имеют толстое дно и невысокие края (4–8 см). Эта керамика кухонного назначения орнаментирована округлыми вдавлениями и насечками по венчику и симметрично расположенными двойными коническими или полусферическими налепами.

Другую группу составляют сосуды с примесью половы, шамота и песка. В этой наиболее многочисленной группе посуды по форме различаются горшки, миски, корчаги, крышки. Имеются различные варианты горшков — со сферическим, яйцевидным и конически сужающимся книзу туловом, суженной шейкой и отогнутым наружу венчиком. Наиболее распространенная форма посуды — миски с различной профилировкой стенок. Корчаги имеют сферическое или яйцевидное тулово и высокую цилиндрическую шейку. Высота корчаг — от 18–20 до 65–70 см, диаметр горла — 6-16 см. Очень часто горшки, миски и корчаги лепились на низком кольцевом поддоне или на четырех-пяти сосковидных ножках. Крышки полусферической и конической формы оканчиваются навершием в виде неглубокой чаши. Последние бывают украшены резным орнаментом в виде меандра, коническими налепами, небольшим валиком.

Посуда орнаментирована пальцевыми защипами, пальцевыми и ногтевыми вдавлениями, насечками. Орнамент покрывает всю поверхность, образуя зигзаги, вертикальные или наклонные полосы, треугольные композиции. Для нанесения орнамента в виде колоса пшеницы использовали штамп. Часто эти орнаментальные композиции дополнялись коническими налепами, короткими валиками с вдавлениями, двойными и тройными налепами конической формы, симметрично расположенными на плечиках или в широкой части тулова.

Третья группа керамики представлена тонкостенными сосудами, изготовленными с примесью песка, шамота и половы. Поверхность обычно ангобирована. Цвет сосудов красный, бледно-красный, розовый, светло-коричневый. На отдельных фрагментах заметны следы лощения. Типичны чаши на кольцевом поддоне, сосуды со сферическим туловом, миски с коническими и округлыми стенками, корчаги со сферическим туловом и высокой цилиндрической и воронковидно расширяющейся шейкой, миниатюрные чаши и миски.

Посуда этой группы расписана черной краской. В Заставном I роспись сохранилась только на нескольких фрагментах. Это — закрашенные треугольники, горизонтальные и вертикальные ряды штрихов, спирали.

Как глиняной массой, формами сосудов, так и росписью, третья группа керамики близка культуре расписной керамики, сменившей кришскую в северо-восточном Потисье.

На кришских поселениях Закарпатья найдено много глиняных грузил и пряслиц из черепков. Среди украшений имеются глиняные округлые и биконические бусы, глиняные и туфовые трехгранные в сечении браслеты. Найдены два фрагмента моделей жилищ, обломок фигурки кабана, глиняные женские статуэтки. Они изготовлены из глины с примесью половы и песка. Поверхность лощеная, черного или темно-коричневого цвета. Схематические фигурки имеют вид прямоугольной плитки. В верхней части налепом передан нос. Иногда насечками обозначали глаза. Богатая коллекция подобных фигурок известна на поселении Мейхтелек-Надаш в Венгрии.

Представляет интерес статуэтка из Заставного I. В верхней части плитки рельефным треугольником обозначено лицо. Миниатюрным налепом сделан нос, наколами — ноздри, продольными насечками — глаза и приоткрытый рот. Лицо покрыто насечками, заполненными красной краской. Защипом обозначено левое ухо с проколом. С обратной стороны плитки тремя полосками показана прическа. На шее тремя заштрихованными полосками изображено ожерелье. Груди переданы двумя полусферическими налепами. В нижней части плитки обозначен живот беременной женщины, с обратной стороны — ягодицы. Другая группа статуэток вылеплена в реалистическом стиле. Они формовались из трех частей, что отчетливо видно в изломах. Подчеркнуты широкие бедра, разделенные толстые ноги с широкой ступней, иногда пальцы ног и колени. Туловище тонкое, груди обозначены двумя налепами, руки — конические выступы. На высокой тонкой шее уплощенная голова, приподнято плоское треугольное лицо с намеченными носом, глазами, ртом, с одним проколотым ухом.

На поселениях собрана богатая коллекция каменных орудий. Из 600 предметов (орудий и отходов производства) примерно 80–85 % сделано из обсидиана. Из других пород встречаются дымчатый опал и андезито-базальт. Орудия изготовляли на месте, о чем свидетельствует множество нуклеусов и отходов производства. Среди изделий преобладают ножевидные пластины, служившие ножами и заготовками для других орудий. Другой распространенный вид орудий — боковые и концевые резцы из отщепов. Меньше скребков из массивных отщепов и укороченных пластин. Единичны наконечники стрел и дротиков иволистной формы. Проколки и сверла сделаны из андезитовых и кремневых пластин. Много и трапециевидных вкладышей, изготовленных из обломков миниатюрных обсидиановых пластин.

Найдены каменные шлифованные топоры, тесла, долота. Топоры с выпуклыми сторонами имеют ровное или скошенное овальное лезвие. Есть фрагмент прямоугольного плоского топора со сверленым отверстием для насада на рукоять.

О хозяйстве общин культуры криш в бассейне Верхней Тисы известно немного. Найдены кости крупного и мелкого рогатого скота и свиньи. Примешанная к глине полова культурных растений и отдельные зерна указывают на то, что здесь возделывали пшеницу-однозернянку и двузернянку, ячмень, просо, вику. На занятие земледелием указывают и находки зернотерок из песчаника и змеевика. Для возделывания земли применяли роговые мотыги. Исходя из расположения кришских поселений в горных областях, полагают, что скотоводство в культуре криш превалировало над земледелием. Кроме того, население занималось охотой (преимущественно на оленей и кабанов), вероятно, рыболовством и собирательством.

М.Ф. Потушняк считает возможным наметить периодизацию памятников. Ранняя фаза представлена комплексом «землянки» поселения Заставное I, более архаичным, чем комплекс «полуземлянки» того же поселения. Эта фаза, видимо, соответствует поселению Лец I в Румынии. Комплекс «полуземлянки» характеризует вторую фазу; материал отчасти сближается с находками на поселении Мейхтелек-Надаш в Северо-Восточной Венгрии. Третью фазу развития культуры представляет комплекс из «большой полуземлянки» Ровного (Киш Мезе). Об этом свидетельствуют новые формы сосудов, появление расписной керамики. Комплекс Ровного отражает не только финал кришской культуры на Верхней Тисе, но и зарождение элементов новой культурной группы эпохи неолита.

На позднее время существования кришских поселений Верхней Тисы указывает появление привозной линейной керамики. Последняя типологически близка восточнославацкой типа Барца III, что позволило О. Трогмайеру синхронизировать эти культуры (Trogmajer, 1972). В Закарпатье памятники этого типа пока не обнаружены. Развитие кришской культуры окончилось здесь в середине V тысячелетия до н. э. Сменившая ее культура расписной керамики относится уже ко второй половине этого тысячелетия.

Культура расписной керамики.

Дьяковская группа.

Выделение памятников с расписной керамикой из круга культур альфельдской линейной керамики стало возможным совсем недавно. Из большого массива родственных культур выделилась серия специфических памятников. В Венгрии на левобережье Тисы выделены две группы с расписной керамикой — Эстар и Самош. По находкам импортной керамики они синхронизированы с группами Сарваш-Ерпарт, Силмег и Бюкк (Kalicz-Makkay, 1977). Ряд местонахождений с расписной керамикой известен в Северо-Западной Румынии. Часть из них включают в культуру Чумешти. Памятники расписной керамики в Восточной Словакии представлены группой Рашковцы. Раскопки многослойного поселения Копчаны помогли сопоставить рашковские поселения с группой культуры линейной керамики Тисадоб-Капушаны, соответствующей линейно-ленточной керамике с нотным орнаментом более западных районов.

Исследование поселения у с. Дьяково Виноградовского р-на Закарпатской обл. дало название еще одной группе поселений с расписной керамикой (Потушняк, 1979). Судя по импортной керамике, она синхронна концу буковогорской (бюккской) культуры. Импортная керамика найдена не только в Дьякове, но и на поселениях у Малых Геевцев (Дэйнеш Эгри) Ужгородского р-на и Заставное II (Кова домб) Береговского р-на. По ряду признаков поселения типа Дьяково — наиболее поздние среди упомянутых выше групп с расписной керамикой. Более ранние поселения открыты в последние годы в Закарпатье. Всего здесь известно сейчас более 30 поселений и местонахождений культуры расписной керамики (ранее их причисляли к кругу линейной керамики или включали в культуру альфельдской расписной керамики).

В конце 60-х — начале 70-х годов В.С. Титов (1970) исследовал поселения в с. Великая Паладь и с. Федорово-Вапа. Закарпатская экспедиция ИА АН УССР провела небольшие раскопки еще на девяти памятниках. Основной объект раскопок — Дьяково.

Поселения культуры расписной керамики расположены по берегам рек (Ужгород-Карьер, Малые Геевцы-Дэйнеш Эгри), часто на возвышенных участках берегов небольших речек и ручьев (Дьяково-Мондичтог, Рафайлово-Киш Гомок, Федорово-Вапа). Есть поселения на возвышенностях у болот (Дрисино-Балоца) и на возвышенных участках предгорьев Карпат (Мукачево-Малая Гора). Размеры поселений — 2–3 га. Планировка поселений не изучена. Судя по раскопкам в Дрисино (Балоца), жилые и хозяйственные сооружения группировались по два-три без видимой системы. Та же картина наблюдается и на поселениях Ужгород-Карьер, Великие Лазы-Малый Горб, Холмцы-Каран, Дравцы-Парцелы и Грунт. В Дьякове между двумя жилищами, расположенными на берегу, находились печи и хозяйственные ямы.

Постройки углублены в землю на 0,3–1 м. Длина жилищ варьировала в пределах 7-13 м, ширина — 2–5 м, основания неровные, состоящие из сливающихся ям (Дрисино-Балоца, Рафайлово-Киш Гомок, Великая Паладь и др.), но бывают и плоские (Ровное II — Киш Мезе, Дравцы-Парцелы и Грунт). Сохраняются открытые очаги и развалы глиняной обмазки от разрушенных печей. Обнаружены столбовые ямы, которые свидетельствуют о столбовой конструкции стен и перекрытий домов. Много ям хозяйственного назначения. Вне жилых углублений найдены развалы глиняной обмазки, происходящей от стен жилищ и от печей.

Основным сырьем для изготовления орудий служил обсидиан, на поздних этапах развития культуры использовали дымчатый опал и кремень темно-коричневого цвета. Орудия изготовляли из кремня, аргиллита, сланца, туфа, песчаника.

Наиболее распространены ножевидные пластины длиной 5-10 см. Скребки изготовлены из грубых отщепов и пластин. Имеются скребки двойные и в комбинации с резцом. Много резцов и резцовых сколов, проколок и сверл. На поселениях Холмцы-Каран найдена серия обсидиановых трапеций.

Среди деревообрабатывающих шлифованных орудий — топоры с овальным или скошенным лезвием, тесла трапециевидной, конической и прямоугольной формы, долота. Найдены крупные наконечники мотыг прямоугольной формы из песчаника или туфа.

Керамика подразделяется на две группы. Сосуды первой группы (кухонные) изготовлены с примесью половы и шамота, поверхность ангобирована, изнутри залощена. Основные формы — горшок, миска, сковородка. Горшки преимущественно больших размеров (5–8 л), широкогорлые. Миски крупные, глубокие, с коническими или округлыми стенками, с толстым дном. Сковородки с толстыми стенками и дном грубой выработки, диаметром от 25–40 до 70–80 см, высотой 6-12 см. На стенках имеются две-четыре ручки в виде небольших уплощенных выступов (рис. 6). Много сковородок найдено в поселениях раннего этапа культуры расписной керамики.

Посуда второй группы, более многочисленная, содержит примесь половы, песка или шамота, поверхность покрыта ангобом, следы лощения чаще на внутренней поверхности. Столовая посуда представлена горшками, мисками, разнообразными чашами, корчагами. Большое распространение имели сосуды сферической или бочкообразной формы. Основная столовая посуда — миски с коническими или округлыми стенками, иногда с эсовидным профилем. Характерны для этого времени миски на конических или цилиндрических поддонах. У многих мисок есть симметрично расположенные ручки с проколами и соскообразными налепами. Распространены корчаги с высокой шейкой, со сферическим, яйцевидным, иногда четырехгранным туловом. У основания шейки бывают миниатюрные ручки, иногда налепной валик с вдавлениями. На плечиках корчаг сделаны короткие валики или полусферические налепы. Характерны четырехугольные чаши с закругленными гранями, имеющие поддон. Часто находят четырехугольные чаши с четырьмя выступами-лепестками по краю. Есть чаши со сплющенным туловом, миниатюрные мисочки, чаши, стаканы.

Посуда этой группы плохо сохраняет роспись. Все же некоторые отличия между росписью раннего и позднего периода можно установить. Сосуды расписывали черной краской по всей поверхности. Орнамент наносили на подготовленную гладкую поверхность бледно-красного, кремового или коричневого цвета. Для керамики раннего этапа характерны композиции из широких лент (шириной 1 см), в виде незаконченной спирали, параллельных крестообразно пересекающихся полос, пространство между которыми заполнено тонкими волнистыми или косо расположенными прямыми линиями. Венчик орнаментирован горизонтальными прямыми тонкими штрихами и волнистыми линиями. На керамике позднего этапа появляется более сложный орнамент из волнистых и прямых линий, витков, спиралей. Орнаментальное поле делится вертикальными широкими полосами. В позднее время изредка применялась роспись темно-красной или вишневой и белой красками (Дьяково-Мондичтог, Большая Бегань).

Часто встречаются глиняные грузила ткацких станков и пряслица. Из глины делали и украшения: бусины ромбовидной и округлой формы разного размера (рис. 6). Найдены неизвестного назначения глиняные кольца, круглые и треугольные в сечении, с проколотыми отверстиями, глиняные и каменные амулеты.

Найдены обломки глиняных антропоморфных статуэток (рис. 6). На двух головках женских фигурок из поселения Холмцы-Каран обозначены нос и глаза. Частично сохранилась толстая шея. У одной фигурки лицо покрыто глубокими насечками, видимо, передающими татуировку. С поселения Добронь-Золотой Горб происходит фрагмент полусидящей женской фигурки с руками-выступами.

Известны и антропоморфные сосуды. На поселении Дрисино-Балоца найдена часть чаши, стоявшей на двух толстых ногах с широкими ступнями. На рельефно выделенные бедра нанесены косые орнаментальные насечки. Чаша была расписана черной смолистой краской. Уникальный антропоморфный сосуд обнаружен на поселении Ровное II (Киш Мезе). Это широко открытая чаша, с сильно раздутыми боками, с ромбовидным горлом и округлым дном. Под венчиком налепным валиком обозначены контуры лица, в центре которого налепом сделан нос. На краях венчика валик заканчивается проколотыми выступами, передающими уши. В средней части тулова двумя коническими налепами переданы грудь. Фрагменты аналогичных сосудов известны в Рафайлово-Киш Гомок в Закарпатье и в поселении Шонкад в Северо-Восточной Венгрии.

Данные о хозяйстве носителей культуры расписной керамики очень фрагментарны. Анализ растительных остатков с поселений Восточной Словакии (Рашковцы и Копчаны) показывает, что в основе хозяйства лежало земледелие. Среди культивировавшихся растений преобладает пшеница-двузернянка (иногда с примесью однозернянки). Выращивали также ячмень, просо, горох и овес (Дьяково-Мондичтог). Остеологический материал анализу не поддается. Надо думать, что, как и у соседних племен культуры альфельдской линейной керамики, здесь были домашние животные (крупный и мелкий рогатый скот и свиньи), существовали охота, рыболовство и собирательство. Расписная керамика в Восточном Потисье появилась, видимо, еще на позднем этапе распространения кришской керамики (совместные находки в Ровном-Киш Мезе), но период сосуществования культур был коротким. Дальнейшее развитие культуры расписной керамики в Северо-Восточном Потисье происходило в тесных контактах с культурой линейно-ленточной керамики, занимавшей более западные и юго-западные районы.

Наиболее ранний этап в развитии культуры типа Дьякова отражают комплекс поселения Шонкад в Венгрии (жилище 1) и объект 2/38 поселения Ровное-Киш Мезе.

По находкам импортной линейно-ленточной керамики они могут быть синхронизированы с поздними памятниками типа Барда III и ранними типа Пряжев-Шаришские Луки в Восточной Словакии.

К среднему этапу относится группа Рашковцы в Восточной Словакии, поселения Холмцы-Каран, Баркасово-Нодь Мезе, Дравцы-Парцелы и нижний слой поселения Мукачево-Малая гора. Хронологическая позиция этих памятников определяется импортной линейной керамикой типа Тисадоб-Капушаны.

Поздний период развития культуры расписной керамики синхронизируется с буковогорской группой. К этому периоду относятся неолитические слои поселений Ужгород-Карьер, Ореховцы-Валащинец, Малые Геевцы-Дэйнеш Эгри, Заставное-Кова домб, Дьяково-Мондичтог.

Видимо, в период своего расцвета буковогорская культура распространилась на территорию, занятую племенами с расписной керамикой. В результате в юго-восточной части Закарпатья и в сопредельных частях Венгрии и Румынии появились памятники смешанного типа, выделяющиеся в локальную группу Дьяково. Это финал развития расписной керамики, падающий на первые столетия IV тыс. до н. э.

Глава 2 Юг Восточной Европы (Д.Я. Телегин)

К востоку от Днепра в неолите располагалась обширная область, включавшая Крым, бассейн Северского Донца, Приазовье, Нижнее и Среднее Подонье, Нижнюю Волгу и Северный Прикаспий (карта 3). Неолитические племена занимались здесь в основном охотой и рыболовством, а в конце неолита и скотоводством. Земледелие было развито слабо или неизвестно совсем. В материальной культуре населения данной территории наблюдается определенное сходство керамики и длительное сохранение микролитических форм инвентаря. Иногда в этом видят указание на этническую общность неолитических обитателей лесостепных и степных пространств, иногда — только отражение одинаковой хозяйственной деятельности населения.

На территории степного и лесостепного междуречья Днепра и Волги известны неолитические культуры и типы памятников, сложившиеся на местной мезолитической основе. Некоторые из них выделены уже давно — сурская и днепро-донецкая, иные стали известны в последнее десятилетие (горнокрымская, ракушечноярская и средне донская). Выделяется несколько типов памятников — типа Матвеева кургана в Северо-Восточном Приазовье, типа Орловки на Нижнем Дону, Джангар и Тектен-Сор в Северном Прикаспии. Последние образуют отдельную сероглазовскую культуру. Исследователи делали попытки выделения и иных культур этого времени, например, приазовской, обоснование которой, как нам кажется, нуждается в более детальной аргументации.

Керамика сурского или сурско-днепровского типа найдена впервые в Надпорожье Днепростроевской экспедицией (1928–1933 гг.), при раскопках поселений на о-вах Вовчек, Виноградный, Похилый и Кизлевый. Позже хорошая коллекция находок этого типа была собрана на о. Кодачек. Сурская керамика есть среди материалов стоянки Каменная могила под Мелитополем. Основные комплексы сурского типа происходят из послевоенных раскопок на Сурском и Шулаевом о-вах. В 1946 г. А.В. Добровольский и В.Н. Даниленко раскопали многослойное поселение на Стрильчей скале близ с. Волошское южнее Днепропетровска, где в нижнем слое залегали материалы сурского типа.

Из новых памятников сурского типа интересны сборы В.И. Привалова на Игренском п-ове, где найдены фрагменты глиняных и каменных сосудов, раскопки О.Г. Шапошниковой на поселении у с. Раздольное Старобешевского р-на Донецкой обл. на правом берегу р. Кальмиус и исследования Д.Я. Телегина на р. Орель в ур. Засуха у пос. Перещепино Новомосковского р-на Днепропетровской обл.

Сейчас известно около 30 сурских местонахождений в Днепровском Надпорожье. Вне этого района они известны лишь в Приазовье на р. Орели и нижнем течении Северского Донца (Телегин, 1984). Публикации материалов раскопок даны В.Н. Даниленко (1950, 1971) и А.В. Бодянским (1949).

Сурские поселения в Надпорожье — небольших размеров, локализуются на островах или прибрежных скалах, хотя встречаются и на низких уступах надпойменной террасы. Видимо, это временные стоянки. При раскопках на о. Сурском (пункт 2) и о. Шулаевом исследованы остатки примитивных жилищ в виде углублений неправильно-округлой формы, площадью около 100 кв. м. В центре углублений отмечены следы кострищ, а по периферии — ямки, возможно, от столбов стен. К центральному углублению на о. Сурском с трех сторон примыкали три меньших углубления, тоже округлые в плане. И в том, и в другом пункте жилые углубления заполнены темным гумусированным песком со значительными скоплениями ракушек палюдино и унио. Основные находки — кремневые и костяные изделия, фрагменты керамики, кости животных — собраны в заполнении жилищ.

Выделять сурскую культуру позволяют, прежде всего, своеобразная керамика, наличие каменных сосудов, высокоразвитая техника обработки кости.

Керамика обычно хорошо заглажена, иногда подлощена, в тесте — песок или толченая раковина. Керамические формы реконструируются с трудом. Это остродонные (редко шиподонные) сосуды с S-видным профилем (рис. 7, 1–5, 10–11). Орнамент расположен в верхней части сосуда. Часто это один или два ряда ямок неправильных очертаний, реже горизонтальные полосы из прочерченных линий с точечно-ямочным заполнением между ними. Встречаются шевроны, овоидные фигуры, заштрихованные поля (рис. 7, 1–5, 8, 13).

Характерны узоры, выполненные в манере качалки изогнутым гладким штампом (рис. 7, 7, 15).

Сурская керамика — самобытное явление в неолите Восточной Европы. Лишь по отдельным признакам она может быть сопоставлена с материалами иных культур. Узор, выполненный качалкой, линейный орнамент и примесь раковин в тесте заставляют вспомнить керамику из нижних слоев Ракушечного Яра на Дону. Некоторые общие черты есть у сурской керамики и с находками в Кая-Арасы в Крыму.

Особым признаком сурской культуры является применение здесь каменной посуды. Изготовлялась она кремневыми инструментами (нож, скребок) из мягких пород камня, главным образом из талькового сланца. Типы каменной посуды разнообразны (рис. 7, 6, 9, 12, 14). Есть остродонные конические формы, корытовидные, овальные в плане, плошки-светильники, «чарочки» и т. д. Размеры сосудов варьируют от 2–3 до 25–30 см в диаметре. Стенки обычно очень толстые, заглаженные снаружи, но внутри часто заметны следы изготовления — царапины. Лишь в отдельных случаях отмечаются орнаментальные ряды ямок или насечек под срезом венчика. На одном сосуде по краю вырезаны более сложные фигуры, напоминающие букрании древневосточных культур. На многих фрагментах каменных сосудов, как и на глиняных, имеются сквозные отверстия по краю, сделанные, видимо, при ремонте посуды.

Кремневый инвентарь сурской культуры микролитический, хотя геометрические формы встречаются крайне редко (рис. 8, 12–14, 16, 17, 19). Нуклеусы мелкие, конические, иногда карандашевидные; пластины мелких и средних размеров, многие из них превращены в ножи. Скребки из отщепов округлые и низкие, скребков на пластинах — единицы. Резцы обычно изготовлены на углу сломанной пластины. Встречаются сечения пластин, сверла и симметричные трапеции.

Шлифованные топоры и тесла — небольших размеров, овальные в сечении (рис. 8, 20, 22). Каменные плитки округлой формы с подправленными краями — так называемые диски (рис. 8, 21) — служили землекопными орудиями.

Из кости изготавливали наконечники стрел и дротиков с пазами для кремневых вкладышей, гарпуны, кинжаловидные изделия, несколько видов рыболовных крючков, шилья, проколки и т. д. Встречаются костяные тесла. На о. Шулаевом найден обломок обушковой части мотыги (?) с отверстием для рукояти (рис. 8, 10).

Топографические условия расположения сурских стоянок на островах Днепра у воды и находки специализированных орудий (рыболовные крючки, гарпуны, наконечники стрел) указывают на важную роль в жизни населения рыболовства и охоты на водоплавающую птицу. О том же свидетельствуют и фаунистические остатки, обнаруженные на Шулаевом и Сурском (п. 1) о-вах, где представлены кости рыб и птиц. Носители этой культуры охотились и на крупных копытных — благородного оленя, тура, кабана, лошадь.

По первоначальному определению И.Г. Пидопличко, на стоянках Шулаева и Сурского (п. 1) о-вов были представлены лишь домашние собаки двух пород. Позже тот же исследователь писал о наличии среди фаунистических остатков из стоянок о. Сурского костей домашнего быка, свиньи, мелкого рогатого скота и даже лошади (Пидопличко, 1956). Столь ранняя доместикация лошади, да и овцы-козы в Надпорожье, вызывает сомнение. К сожалению, из других сурско-днепровских стоянок фаунистические остатки либо неизвестны, либо смешаны с материалами более поздних горизонтов.

Хронология сурской культуры основана на типологическом изучении вещественного материала, прежде всего керамики. В.Н. Даниленко (1969, с. 21) считал, что она существовала не менее 3000 лет — с рубежа VII–VI до середины IV тыс. до н. э. Соглашаясь в известной мере с верхней датой существования культуры, следует признать нижний рубеж неоправданно углубленным. Начало IV тыс. до н. э. как верхний рубеж сурской культуры устанавливается на основании стратиграфических наблюдений на Стрильчей Скеле, Волчке и других многослойных стоянках Надпорожья, где сурские материалы залегают под наслоениями поселений днепро-донецкого типа (II этап). Датировка этого этапа, в свою очередь, опирается на трипольские аналогии. Скорее всего, сурская культура может быть помещена в рамки от начала V до начала IV тыс. до н. э. (Телегин, 1971).

Открытым остается вопрос о сурских могильниках. Среди многочисленных погребений и могильников мезолита и неолита в Надпорожье трудно назвать такие, которые можно было бы надежно связать с носителями сурской культуры.

Сурская культура — безусловно, чисто степное явление в Восточной Европе, тяготеющее в культурно-генетическом плане к более южным территориям, в частности, к культуре горной части Крыма, Нижнего Подонья, а может быть, в какой-то мере и к Малой Азии (где в неолите есть каменные сосуды). Она сильно отличается от более северных культур типа днепро-донецкой, сменив шей в начале IV тыс. до н. э. сурскую почти на всей территории ее распространения.

В Крыму хорошо известны памятники мезолитической эпохи с характерным микролитическим инвентарем, включающим большое число геометрических орудий (Шан-Коба, Фатьма-Коба, Сюрень II, Алимовский навес, Таш-Аир I, Замиль-Коба 1, 2). Все это пещерные стоянки. В некоторых пещерах есть и неолитические слои, но они встречаются гораздо реже, чем палеолитические и мезолитические, и менее мощны. По-видимому, люди в эту эпоху в основном оставили пещеры и жили на поселениях открытого типа. Такие стоянки обнаружены на яйлах — плато первой гряды Крымских гор (Ат-Баш, Балин-Кош, Джяйляу-Баш и др.). К сожалению, почти во всех этих пунктах культурный слой сохранился плохо, стратиграфические наблюдения невозможны, костные остатки разрушились. Не всегда дошла до нас и ранняя слабообожженная керамика.

Количество фрагментов глиняной посуды из стоянок чаще всего исчисляется единицами, редко их бывает десяток-два. Лишь в неолитических слоях Таш-Аира найдено несколько сот фрагментов. В последние годы, при раскопках стоянки Кая-Арасы собрано некоторое количество крупных орнаментированных фрагментов.

Эта бедность находок неолитической керамики послужила причиной того, что и при выделении неолита Крыма, и при культурно-территориальном и хронологическом членении памятников исследователи исходили прежде всего из анализа кремневых изделий. С.Н. Бибиков (1940) первый указал на трапеции со струганой спинкой и сегменты с заходящей на спинку ретушью как на основные признаки, отличающие неолитические комплексы от мезолитических. Позже А.А. Формозов (1962) сделал вывод, что сначала появились сегменты с вершиной, обработанной плоской ретушью, а затем трапеции со струганой спинкой. К числу диагностичных признаков неолитической эпохи он отнес также сильно сработанные плоские нуклеусы со скошенной вершиной. Описывая материал стоянки Зуя, Е.А. Векилова (1964) отметила отсутствие здесь резцов и концевых скребков.

Различия в типах и технике изготовления изделий эпохи мезолита и неолита в Крыму подмечены исследователями правильно. Но этого недостаточно ни для выделения неолита как эпохи, ни для его культурно-территориального и хронологического членения. Показательны разногласия между исследователями по этим вопросам. Так, ссылаясь на анализ кремневых изделий, Д.А. Крайнов (1960) отнес три нижних слоя стоянки Таш-Аир к финально-палеолитическому и мезолитическому времени, а Ю.Г. Колосов (1963), исходя из тех же фактов, считал эти слои неолитическими. Нет единого мнения и о датировке кремневых изделий кукрекского типа, которые одни авторы считают мезолитическими (Г.А. Бонч-Осмоловский, Е.А. Векилова, Л.Г. Мацкевой, Д.Я. Телегин), а другие — относят к неолиту (В.Н. Даниленко, Ю.Г. Колосов).

Противоречия между иследователями возникают и при попытке культурно-территориального членения неолита Крыма. А.А. Формозов говорил о культурном единстве неолитических памятников Крыма, а Ю.Г. Колосов (1971) выделяет горную и степную группы памятников, используя данные статистической обработки по 13 типам кремневых орудий.

Очевидно, при установлении рубежа между мезолитом и неолитом Крыма одного анализа кремневых изделий недостаточно. Необходимо привлечь и иные материалы, в частности данные о керамике, занятиях населения и т. д. Те же факты помогают установить верхнюю грань неолита, момент перехода к медному веку.

Наиболее правильно и целесообразно связывать начало неолитической эпохи в Крыму, как и на других территориях, с появлением первых керамических изделий. Здесь они появляются еще в эпоху, когда по-прежнему были распространены микролитические кремневые орудия мезолитического облика (Ат-Баш, Таш-Аир I, слой VI). Первые попытки приручения свиньи в Крыму начались еще в мезолите до появления керамики, о чем свидетельствуют материалы стоянок Фатьма-Коба, Алимовский навес, Таш-Аир I, слои VIII, VII и др. (Крайнов, 1960; Столяр, 1959). Кости домашнего быка встречены впервые только в раннекерамических слоях Таш-Аира и Замиль-Коба 2 (Дмитриева, 1960).

Неолитические местонахождения Крыма сосредоточены в трех районах: в горном Крыму (около 20 пунктов), на Керченском п-ове и в степной части Крыма.

Горный Крым по природным условиям делится на ряд небольших областей: а) высокогорные плато — яйлы (Ай-Петринская и др.) и южный берег Крыма; б) юго-западный Крым, где текут в западном направлении реки — Черная, Бельбек, Кача, Альма; в) северный предгорный («симферопольский») район, где берут начало реки, текущие к Азовскому морю — Салгир и его притоки — Малый Салгир, Зуя, Бурульча, Биюк-Карасу и др.; г) юго-восточный Крым у побережья Судак-Феодосия.

На Айпетринской яйле известно около 100 стоянок с находками микролитических изделий, лишь в немногих случаях тут же обнаружена неолитическая керамика. На стоянке Ат-Баш Б.С. Жуков (1927) расчистил на глубине 0,4–0,6 м в глинистом слое остатки кострища и вокруг него кремневые изделия, фрагменты керамики и характерное шиповидное дно сосуда (рис. 9, 1). Аналогичное донышко найдено в Балин-Кош (рис. 9, 2). Неолитические находки обнаружены А.А. Щепинским (1975) и в долине Улу-Узень юго-западнее Алушты. Здесь найдено около 40 фрагментов керамики, украшенной прочерченным узором, напоминающим находки из нижнего слоя Кая-Арасы и слоя Vа Таш-Аира. В отличие от последних некоторые сосуды из Улу-Узень были плоскодонными.

В юго-западном Крыму раскопано три стоянки с культурными слоями неолитического времени — Таш-Аир, Кая-Арасы и Замиль-Коба 2. В Таш-Аире и Замиль-Коба 2 — по два неолитических слоя. Ранненеолитическая керамика Таш-Аира и Замиль-Коба 2 (слой VI обоих пунктов) остродонная, лишена орнамента, в тесте примесь песка и толченого известняка или ракушки (рис. 9, 3, 5). В слое VI Таш-Аира найдено 11 черепков, а кремневых изделий более тысячи. В верхнем неолитическом слое (Vа) Таш-Аира обнаружено уже более 300 фрагментов керамики. Д.А. Крайнов (1960, с. 102) делит ее на две группы: с нарезным или прочерченным орнаментом и с гребенчатым узором. В слое V Замиль-Кобы 2 представлена керамика только первой группы.

На стоянке Кая-Арасы один неолитический горизонт. Фрагменты сосудов отличаются толстостенностью, в тесте органическая примесь и песок. Сосуды украшены резными линиями или наколами.

В северном предгорном (Симферопольском) р-не Крыма, в верховьях рек бассейна Салгира к неолиту относятся Денисовка в верховьях Малого Салгира, группа керамики Симферопольской стоянки и, возможно, отдельные керамические находки из Марьина близ Симферополя (Щепинский, 1968).

Неолитические памятники горного Крыма, несмотря на территориальную разобщенность, имеют много общих черт. Д.Я. Телегин (1971) объединяет их в особый тип Кая-Арасы или горнокрымскую культуру. В ее развитии выделяются два этапа.

На раннем этапе (Ат-Баш, Балин-Кош, VI слой Таш-Аира и Замиль-Кобы 2, Денисовка) сосуды изготовляли из плохо промешанной глины с примесью песка или ракушки. Сосуды имели острое дно и были лишены какого-либо орнамента (рис. 9, 1–5). Для комплекса характерна пластинчатая индустрия со значительным количеством геометрических форм (рис. 9). Нуклеусы конические, призматические, плоские или уплощенные. Заметное место занимают концевые скребки на удлиненных пластинах. Резцы изготовляли преимущественно на углу сломанной пластины. Геометрические микролиты — трапеции и сегменты — составляют значительный процент орудий. Относительно высок и процент сечений пластин.

Преобладают еще мезолитические формы сегментов и трапеций с круто ретушированными гранями, но появляются и трапеции, и сегменты с пологой, заходящей на спинку изделия ретушью и трапеции со струганой спинкой. Процент последних, по отношению ко всем трапециям, однако, невелик, а в Таш-Аире они совсем отсутствуют. Трапеции с круто ретушированными гранями средневысокие или удлиненные, встречаются слегка асимметричные. Для кремневых изделий этого этапа характерны острия, изготовленные из пластин путем тщательного ретуширования по двум граням, а иногда и с подправкой пера со стороны брюшка пластины.

Появляются роговые мотыги с отверстиями для рукоятки. Они найдены в слое VI Замиль-Кобы 2 (рис. 9, 6-10).

Второй этап горнокрымской культуры представлен большим количеством стоянок с более полным набором вещей. Характеризуются эти памятники керамикой типа нижнего слоя Кая-Арасы, слоя Va Таш-Аира I, слоя V Замиль-Кобы 2. В целом посуда стоянок Кая-Арасы, Замиль-Кобы 2, Таш-Аир I имела вид широкооткрытых конических горшков с острым дном и слаборазвитым профилем стенок. Их поверхность хорошо сглажена. Орнаментация линейно-прочерченная, встречаются также вдавленные ямки и ямки-наколы. Система узоров включала поля и полосы, сплошь покрытые рядами прочерченных линий, вертикальных или косых. Линейный узор дополнялся рядами наколов, ямок-вмятин. На керамике Замиль-Кобы 2 ряды ямок-вмятин выступают как самостоятельная составная узора.

Кремневый инвентарь второго этапа горнокрымской культуры продолжает традиции стоянок типа Ат-Баш, раннекерамических слоев Таш-Аира I, Замиль-Кобы 2 и др. Преобладают те же типы конических, призматических и плоских нуклеусов, пластинчатая техника, скребки концевые на пластинах. Типы резцов те же, но процент их в комплексах неодинаков. В слое Va Таш-Аира их даже больше, чем в слое VI этой стоянки, но в Кая-Арасы они совсем отсутствуют. Среди геометрических микролитов возрастает число трапеций и сегментов с пологой ретушью. Увеличивается процент трапеций со струганой спинкой. В Улу-Узене встречено несколько вкладышей кукрекского типа.

Памятники Керченского п-ова и степной части Крыма изучены хуже, чем в горных районах полуострова. По данным Л.Г. Мацкевого (1977, с. 20), на Керченском п-ове известно 34 пункта с находками микролитических изделий. Из них к неолиту он отнес Фронтовое (слои I, II), верхние слои Тасунова, Лугового I, второй слой стоянки у Ленинского. В степной части Крыма по обследованиям Ю.Г. Колосова и А.А. Щепинского известны стоянки Алексеевская засуха, Долинка, Мартыновка. Около с. Долинка А.А. Щепинский раскопал в 1965 г. первый в Крыму могильник мариупольского типа (около 50 скелетов). Основная масса захоронений совершена в вытянутом положении на спине. Погребения окрашены красной охрой. При скелетах лежали трапеции, подвески из зубов оленя, зубы вырезуба и т. д.

При выделении стоянок неолитического времени в степном Крыму археологи исходили из наличия трапеции со струганой спинкой. Ю.Г. Колосов в число неолитических признаков включал и вкладыши кукурекского типа. По этому признаку он, например, считал неолитической стоянку Фронтовое 3, где ни трапеций со струганой спинкой, ни поздних форм сегментов нет. Л.Г. Мацкевой эту стоянку относит к мезолиту.

Ранняя керамика на местонахождениях Керченского п-ова и степного Крыма встречена всего в нескольких случаях. Наибольшее количество фрагментов (около 400) собрано Л.Г. Мацкевым в слое I Фронтового. Л.Г. Мацкевой разделил ее на две группы. Первая — пористые черепки без орнамента, венчик сосудов прямой без утолщения, срез округленный. Вторая группа имеет примесь травы или песка, венчик отогнут наружу, профилирован с утолщением с внешней стороны. Орнаментирована эта керамика оттисками мелкогребенчатого штампа. Керамические находки из иных местонахождений степного Крыма и Керченского п-ова типологически могут быть включены в ту или другую из этих групп. Так, керамика из Ленинского относится к первой керамической группе Фронтового, а фрагмент из Долинки — ко второй.

Керамика первой группы Фронтового и из стоянки Ленинское находит аналогии в энеолите горного Крыма (Кая-Арасы, верхний слой) и Северного Кавказа (Мешоко) и может быть отнесена к медному веку. Датировка и культурная принадлежность сосудов второй группы из Фронтового и Долинки определяются сходством с посудой Надпорожья и Приазовья, которая относится к заключительным этапам надпорожской культуры днепро-донецкой общности (см. ниже).

Таким образом, своеобразие неолита горной части Крыма позволяет выделить отдельную горнокрымскую культуру, а степные памятники полностью должны быть включены в круг культур с гребенчато-накольчатой керамикой.

По типу керамики и некоторым изделиям из рога оленя памятники горнокрымской культуры находят аналогии в стоянках сурской культуры.

В степном Крыму и на Керченском п-ове неолитическая культура развивалась, видимо, в тесном взаимодействии с неолитом нижнего Поднепровья и Приазовья, о чем говорит распространение здесь гребенчато-накольчатой керамики, а также появление могильников мариупольского типа (Долинка).

Аналогии между крымским неолитом и памятниками степной Украины позволяют сделать некоторые заключения о хронологии неолита Крыма. Сходство керамики сурской культуры и горнокрымской может говорить об их хронологической близости и позволяет датировать последнюю V — началом IV тыс. до н. э.

Поздний неолит степного Крыма и Керченского п-ова (верхний слой Фронтового I, могильник у с. Долинка) по аналогии с материалами Надпорожья датируется первой половиной IV тыс. до н. э. В целом время существования неолитических памятников Крыма определяется V — первой половиной IV тыс. до н. э.

После раскопок Таш-Аира I и Замиль-Кобы 2 Д.А. Крайнов (1960) писал о раннем возникновении производящего хозяйства в Крыму. Действительно, в мезолите у обитателей крымских пещер уже была домашняя собака и начиналось приручение кабана. В неолите появился домашний бык и, что менее вероятно, — коза и овца. Все же число костей домашних животных в Таш-Аире I, Замиль-Кобе 2 и Кая-Арасы невелико. Преобладают кости диких животных — благородного оленя, косули, дикого кабана.

Таким образом, в неолите в Крыму кроме охоты получило развитие и скотоводство. Высказывалось предположение, что стоянки Яйлы оставлены пастухами, выгонявшими туда стада. О развитии земледелия, кроме косвенных данных (мотыга из Замиль-Кобы 2), свидетельств нет.

В северной полосе Украины, тяготеющей к лесостепным районам, известны поселения и могильники с гребенчато-накольчатой керамикой, которые теперь рассматриваются как культуры и типы памятников днепро-донецкой этнокультурной общности (карта 3).

Памятники этой общности распространены в Поднепровье, на Левобережье и в Полесье Украины, в южной Белоруссии. В пределах Украины и Белоруссии насчитывается более 150 поселений и около 20 могильников (Телегин, 1968, с. 9). Поселения небольшие, размещаются вдоль древних русел, на низких участках над поймы или озер-стариц. Жилые и хозяйственные сооружения были наземными и потому исчезли совершенно. Лишь в отдельных случаях на поселениях прослежены неглубокие западины, очевидно, отвечающие древним жилищам. Такое углубление с остатками кострища в центре исследовано на поселении Вита Литовская под Киевом.

Племена днепро-донецкой общности были преимущественно рыболовами и охотниками, но разводили домашних животных. Кости домашнего быка встречены уже в ранненеолитических горизонтах стоянки Игренская 8, кости быка и свиньи есть на поселении Бузьки на Черкасщине. В позднем неолите Надпорожья (Собачки, Средний Стог I) кости домашних животных составляют до 80 % от общего числа. На поселении Вита Литовская обнаружены фрагменты остродонного горшка с отпечатками культурного ячменя, что свидетельствует о примитивном земледелии. Фрагменты посуды с отпечатками культурных злаков (пшеницы — одно- и двузернянки) обнаружены и на Волыни.

Орудия труда, вооружение и украшения изготовлялись из кремня, камня, рога и кости. Лишь на поздних этапах развития культуры в Надпорожье и Приазовье встречены отдельные украшения из меди. Найдена также одна подвеска из тонкой золотой пластины (Никольский могильник).

Кремневые орудия включают изделия с двусторонней обработкой (топоры, наконечники стрел и копий) и микролитические формы, а также скребки, ножи, проколки и т. д. (рис. 10).

Кремневые топоры, наиболее распространенные на Северском Донце и Волыни, по технике изготовления и способам моделирования лезвия делятся на три типа: транше, топор-резак и клиновидный топор; клиновидные нередко шлифовались. Микролитические формы в комплексах многочисленны и разнообразны. Это трапеции, симметричные и асимметричные, трапеции со струганой спинкой, пластины со скошенным концом, пластины-вкладыши с затупленным крутой ретушью краем. Скребки среди изделий составляют наибольший процент. Наконечники стрел и копий — треугольные с прямым, вогнутым или выпуклым основанием.

Из камня изготавливали тесла, диски и так называемые челноки или утюжки. Поверхность тесел и челноков хорошо отшлифована. Тесла встречаются главным образом в Надпорожье. Они имеют подпрямоугольную форму и овальное сечение, лезвие асимметрично скошено. Каменные диски изготавливали из плоских, округлых или овальных плиток диаметром 12–20 см. Вероятно, они использовались при землекопных работах. Челноки делали обычно из талькового сланца. Вероятно, они использовались при землекопных работах. Челноки делали обычно из талькового сланца. Они овальные, с полуовальным сечением, длиной от 5 до 20 см, с поперечным желобком, часто орнаментированы. Назначение изделий не известно.

Орудия труда из кости и рога использовались редко. Среди них острия копий и гарпунов, игла с ушком, тесла и шилья.

Керамика представлена толстостенными горшками. Лишь на некоторых поселениях Волыни и Киевщины встречаются небольшие мисочки. В глиняном тесте растительная примесь, на ранних этапах развития культуры — значительная. Реже для примеси использовали песок и дресву.

На Северском Донце, в Полесье Украины и Белоруссии горшки имели острое дно, на поздних этапах появляются плоскодонные формы. На Среднем Днепре одновременно бытовали остродонные и плоскодонные сосуды, в Надпорожье последние преобладали (рис. 10). Орнамент покрывает всю поверхность сосудов и состоит из отпечатков гребенки, отступающих наколов и прочерченных линий. Обязательный элемент узора — один или два ряда конических ямок под венчиком. Иные элементы орнамента («лапки», кольца) встречаются реже. На керамике некоторых позднейших поселений Киевщины и Южной Белоруссии есть оттиски шнура, «жемчужины», валик под венчиком. Плоские донышки часто орнаментированы.

Как уже говорилось, на Украине известно около 20 неолитических могильников мариупольского типа. Они синхронны с днепро-донецкими поселениями, содержат идентичную керамику[3]. Первый могильник этого типа раскопан еще в 1930 г. Н.Е. Макаренко (1933) на площади завода Азовсталь в г. Мариуполе, остальные исследованы в послевоенные годы. Большинство могильников — Васильевский II, Вильнянский, Вовнигские, Никольский, Лысогорский, Марьевский и др. — расположены в пределах Днепровского Надпорожья. Часть находится за пределами этого района (Дереивка, Осиповка, Александрия, Госпитальный холм).

Некрополи мариупольского типа включают обычно несколько десятков погребений, иногда их более 100 (Дереивка, Вовниги 2, Мариуполь). Всего исследовано более 800 могил.

Все могильники характеризуются рядом устойчивых признаков. Обряд погребения — вытянутое на спине трупоположение, скелеты обильно засыпаны красной охрой (рис. 11). Керамики при погребенных нет, другие вещи и украшения встречаются довольно часто. Характерна ориентировка погребенных по антитезе. Так, в Мариупольском могильнике часть скелетов обращена головой на запад, а часть — на восток. Коллективные усыпальницы представляют собой длинную «траншею» (Мариупольский) или большие подпрямоугольные ямы (Никольский, Вовнигский и др. могильники), в которых лежали десятки скелетов. В некоторых ямах находились преимущественно черепа (Никольский, Лысогорский могильники), что, возможно, свидетельствует о культе черепов. Отмечено и использование при погребении огня. О тризнах на площади могильника свидетельствуют кости животных и иные бытовые остатки, например фрагменты керамики. В более древних могильниках встречаются лишь примитивные украшения из зубов оленя или рыбы. Затем возникает обычай сопровождать покойников инвентарем (Мариупольский, Никольский). На Никольском и Лысогорском могильниках найдено много разбитой посуды. Из орудий труда в могильниках встречаются клиновидные топоры, ножи на широких пластинах. В двух некрополях — Мариупольском и Никольском — найдены булавы, полированные, с отверстиями для рукояти. Эти изделия проникли в Северное Причерноморье из Закавказья или Передней Азии. Больше всего при погребениях украшений (рис. 10, 36–46). Среди них пластины из клыков кабана, пронизки из стенок ракушки-перловицы, кости, камня (сланца, гешира, сердолика и др.), шаровидные бусы с V-образным сверлением, подвески из зубов оленя и рыб (вырезуба, карпа и т. д.). Интересны каменная подвеска из Мариупольского и костяные браслеты из Васильевского II могильников.

По определению антропологов, погребенные принадлежат к типу поздних кроманьонцев. Это были высокорослые широколицые люди с долихокранной формой черепа (Дебец, 1966).

Относительная хронология днепро-донецкого неолита определена на основании типологического анализа находок и стратиграфии поселений. Два этапа в развитии неолита в долине Северского Донца устанавливаются по наличию двух слоев на стоянке Устье Оскола 2. А.В. Добровольский (1949), анализируя стратиграфию стоянки Игрень 8, выделял в развитом неолите Надпорожья два этапа — собачковский или вовнигский и этап Среднего Стога I. В.Н. Даниленко (1956) разделял памятники Киевского Поднепровья на две группы — раннюю и позднюю. Разновременность памятников днепро-донецкого неолита устанавливается и на основании их синхронизации (главным образом, по керамическим импортам) с иными культурами, в частности с трипольской.

Д.Я. Телегин считает, что культуры днепро-донецкой общности прошли в своем развитии три периода — ранний (I), средний (II) и поздний (III; рис. 10). В Надпорожье, где памятники изучены наиболее полно, средний (II) период удается подразделить на два этапа — ранний (IIа) и поздний (IIв). Более дробная (из семи фаз) периодизация, предложенная В.Н. Даниленко (1969; рис. 5), не имеет стратиграфического обоснования.

В раннем периоде днепро-донецкие памятники образуют еще довольно однородную культурную группу, в среднем и позднем — распадаются на ряд локальных культур и типов памятников.

Памятники раннего (I) периода представлены небольшим числом поселений в долинах Днепра и Северского Донца. Обнаружены они в Киевском Приднепровье и низовье Припяти (Заваловка, Закота, Никольская Слободка), на среднем Днепре в Черкасской и Полтавской об л. (Веремеевка, Бильки), в северных районах Надпорожья (Игрень 8, нижний слой) и на Донце (Бондариха 2, Устье Оскола 2, нижний горизонт). Многие из стоянок раскопаны. Наиболее выразительные и «чистые» комплексы дали Игрень 8 (слой Д₁), Бондариха 2, Заваловка (рис. 12).

Для первого (I) периода свойственна примитивная, плохо обожженная керамика с примесью травы. Горшки слабо профилированы, имеют прямые венчики и острое дно. Орнамент состоит из рядов гребенчатых оттисков и прочерченных линий. Кремневые изделия состоят из микролитических форм (трапеции, косые острия, вкладыши с затупленным краем) и макролитических изделий (топоры-транше и резаки). Широко использовались скребки, ножи, резцы.

В среднем (II) периоде днепро-донецкого неолита распространяются характерные клиновидные топоры из кремня с пришлифованным лезвием, наконечники копий и стрел с двусторонней ретушью. Количество микролитических форм сокращается.

Основным типом посуды остается остродонный горшок, но появляется и плоскодонный, усложняется его профилировка. В глиняное тесто кроме травы добавляются песок и дресва. Орнамент выполнен оттисками гребенки, прочерченными линиями и наколами в отступающей «скорописной» манере — отсюда название гребенчато-накольчатый. Большинство поселений относится к среднему периоду.

В позднем (III) периоде на разных территориях возникают обособленные группы памятников — тип Пустынки в Киевском Приднепровье, тип Засухи в левобережной лесостепи Украины и на Среднем Донце и т. д. Керамика этих поселений имеет поздненеолитический или энеолитический вид. Плоские днища встречаются все чаще, появляется узор, выполненный перевитой палочкой, валиком под венчиком, «жемчужинами» и т. д. На сосудах из Пустынки встречаются вертикальные расчесы по шейке — мотив, известный по трипольской кухонной керамике. Микролитические традиции в кремневом инвентаре исчезают, продолжают бытовать шлифованные каменные и кремневые топоры, ножи на крупных пластинах, наконечники стрел и копий прежних типов.

Локальные культуры и типы памятников днепро-донецкой этнокультурной общности.

Уже в начале среднего периода происходит значительное расселение днепро-донецких племен. Поселения этого времени обнаружены на Верхнем Днепре и Соже. Вытеснив или ассимилировав носителей сурской культуры, днепро-донецкие племена освоили все Надпорожье и проникали далеко на юг. При таком распространении культуры ее носители встречались с племенами иного происхождения, что сказалось на облике материальной культуры. Новые черты были настолько значительны, что можно говорить о сложении отдельных культур и типов памятников днепро-донецкой этнокультурной общности. Д.Я. Телегин (1968, с. 56–106) выделял пять таких групп: надпорожскую, черкасскую, киево-волынскую, донецкую, рогачевскую. В.Ф. Исаенко (1976) дополняет этот список восточно-полесским вариантом, а В.П. Левенок и В.П. Третьяков предлагали включить в днепро-донецкую общность памятники верхнего Подонья. На севере Украины, кроме того, выделяются памятники типа Струмель-Гастятин, отношение которых к днепро-донецкому неолиту пока не совсем ясно (Телегин, 1966; 1973).

О таксономии выделенных групп единого мнения нет. В.Н. Даниленко (1969), например, считал поселения и могильники Надпорожья отдельной азово-днепровской культурой, а к собственно днепро-донецкой культуре относил все памятники с гребенчато-накольчатой керамикой среднего и верхнего Поднепровья. В.П. Третьяков (1975), наоборот, все памятники с такой керамикой, расположенные южнее Киева, в том числе и в Надпорожье, считал днепро-донецкими, а Верхнее Поднепровье выделял в верхнеднепровскую культуру[4]. Примерно такой же точки зрения придерживается и И.М. Тюрина (1973). В последнее время Е.Н. Титова (1985) предложила объединить памятники черкасского и киевского вариантов в единую культуру и поддержала идею Д.Я. Телегина о выделении отдельных культур днепро-донецкой этнокультурной общности.

Таким образом, памятники днепро-донецкого неолита с гребенчато-накольчатой керамикой на втором и третьем этапе развития выступают перед нами как довольно сложное этнокультурное явление, включающее ряд культур — надпорожскую, киево-черкасскую, Волынскую, восточно-полесскую, рогачевскую и донецкую, а также (на позднем этапе) два типа памятников — Пустынна и Засуха.

Надпорожская культура охватывает степное Приднепровье, часть северного Приазовья и север Крыма. Здесь раскопано более десяти поселений, а также ряд больших могильников. Выделено два периода развития культуры — ранний и поздний, последний содержит этапы — IIа и IIв.

Ранний период представлен стоянкой Игрень 8 (слой Д₁), находками на Лоханском острове, нижним слоем Вовчка (рис. 12, 31–36).

К этапу IIа относятся могильники с погребениями в овальных ямах-гнездах, без погребального инвентаря (Вовнигский 2, Васильевский II, Марьевский, Вильнянский — ранняя группа и др.) и поселения, где преобладает керамика с простым венчиком, орнаментированная гребенчатым штампом (Вовниги, Собачки и др.).

Памятники этапа IIа включают могильники с погребениями прямоугольной формы, засыпанные красной охрой и содержащие инвентарь (Никольский, Лысогорский, Мариупольский, Вильнянский — поздняя группа) и поселения типа Среднего Стога I, где керамика имеет воротничковые утолщения венчика и украшена накольчатым орнаментом (рис. 12, 1-15).

Развитие неолита во втором периоде в Надпорожье и Приазовье проходило под влиянием культур Дона и Кавказа, о чем говорят привозные вещи — украшения и предметы вооружения. Среди них украшения из гешира и сердолика, подвески и бусы из меди, каменные булавы. Развитие этой культуры, которую можно относить уже к началу медного века, было внезапно прервано появлением в Приазовье и на Днепре племен среднестоговской культуры.

Для Киево-черкасской культуры среднего течения Днепра (рис. 12, 37–65) свойственно некоторое отставание в развитии по сравнению с Надпорожьем. Здесь не замечается резкого изменения при переходе от I ко II периоду, некоторые поселения (Бузьки, Мутыки, Пищики, Вита Литовская) включают находки обоих периодов. В Черкасском Поднепровье до конца неолита существовали остро- и плоскодонные формы, соотношение сосудов с гребенчатым и накольчатым орнаментом оставалось примерно одинаковым и на протяжении II периода.

Орудия труда из кремня в основном микролитические, двусторонние, обработанные представлены только наконечниками стрел, имели заметное распространение костяные тесла. Кроме поселений на Среднем Днепре у о. Дереивки южнее Кременчуга раскопан большой неолитический могильник, включавший более 150 могил (рис. 11). По обряду погребения и находкам он находит прямые аналогии в некрополях Надпорожья и Приазовья.

Именно с населением киево-черкасской культуры в конце раннего и в начале II периода развития установили контакты племена буго-днестровской культуры, куда проникали в это время сильные днепро-донецкие влияния, о чем говорит распространение в Побужье керамики с травой и гребенчатой орнаментацией. В Поднепровье, в свою очередь, довольно широко распространились прочерченные узоры на керамике и появились бугские мотивы орнамента (Заваловка). Видимо, от племен буго-днестровской культуры в Поднепровье и на Волынь проникли и первые культурные злаки.

На позднем этапе развития днепро-донецкого неолита в Киевском Поднепровье возникает группа памятников типа Пустынки, о которых можно судить по поселению Пустынка (п. 5) в Репкинском р-не Черниговской обл. Горшки этого поселения остро- и плоскодонные, в тесте песок и растительные остатки, орнамент — гребенчатый, реже ямчатый, иногда — оттиск шнура (рис. 10, 1, 2), валики и жемчужины. Особую группу составляют горшки с вертикальными расчесами — мотив, навеянный орнаментикой трипольской керамики. Найдены и трипольские керамические импорты (Телегин, 1968, с. 111). Орудия труда из кремня — ножи, наконечники дротиков из больших пластин или отщепов. В слое найден каменный шлифованный топор (рис. 10, 3, 5, 6).

Волынская культура включает поселения из бассейнов рек Волыни — Моства, хут. Тетеревский, Великий Мидск, Оболонь и др. Здесь рано появляются две формы сосудов — горшок и глубокая миска (рис. 13, 1–4). В тесте керамики дресва и мелкая растительная примесь. Орнамент гребенчатый, прочерченный и в виде «отступающих» лунок или наколов. Орнаментированных сосудов значительно меньше, чем на среднем Днепре. В наборах орудий — клиновидные топоры, топоры-транше, трапеции высоких форм, наконечники стрел на пластинах. Заметную роль играют угловые боковые резцы на пластинах. И.Ф. Левицким раскопано типичное поселение Моства в Житомирской обл., где вскрыта площадь около 1400 кв. м. Вокруг кострищ здесь были сосредоточены остатки четырех-пяти горшков и несколько десятков кремневых орудий, в том числе четыре клиновидных топора, скребки, ножи, две трапеции и одно черешковое острие на пластине.

Восточно-полесская культура охватывает среднее и нижнее течение Припяти, где В.Ф. Исаенко (1976) исследовано несколько десятков поселений — Закота, Юревичи III–V, Пхов, Лачижевичи, Литвин и др. Для этой культуры характерны горшки открытой формы с острым дном, почти конические, с прямыми стенками и венчиком (рис. 13, 5–9). В глиняном тесте трава или крупный песок. Сосуды богато орнаментированы в верхней половине. Вначале орнамент выполнялся мелкозубой гребенкой, на поздних этапах культуры применялись отступающие наколы различных очертаний. Мотивы орнамента основаны на горизонтальной зональности, реже встречаются зигзаг, «елочка», вертикальные полосы и др. Под венчиком часто наносился ряд округлых ямок.

Креневый материал имеет макролитический облик, важную роль играют обработанные с двух сторон топоры, наконечники стрел и др. Много скребков на отщепах, резцов, ножей на пластинах. Встречаются крупные трапеции.

В.Ф. Исаенко (1978) выделяет в развитии культуры четыре этапа и датирует ее в пределах 500-1800/1700 гг. до н. э. Памятники восточно-полесской культуры, таким образом, бытовали и тогда, когда иные культуры днепро-донецкой общности на более южных территориях уже прекратили свое существование.

Памятники донецкой культуры известны в среднем течении Северского Донца, а также на Полтавщине. Здесь исследованы поселения раннего (I), среднего (II) и позднего (III) периодов этой культуры. Раскопаны, кроме того, три неолитических могильника — два на р. Орели (Госпитальный холм и Осиповка) и один на р. Осколе у хут. Александрия.

Своеобразие памятников донецкой культуры обусловлено значительными запасами кремневого сырья. Население широко использовало орудия для обработки дерева, в частности топоры-резаки, клиновидные топоры, клинья и т. д. Скребки и ножи здесь тоже больших размеров. Как и на Волыни, долго бытовали резцы, в Поднепровье исчезнувшие уже в раннем неолите. В первом периоде (Бондариха 2, Устье Оскола 2, нижний горизонт) в глиняном тесте содержится примесь растительности, позже — примесь песка. Сосуды преимущественно остродонные, хотя в среднем периоде (Устье Оскола 1, Изюм 4, Веревкино и др.) появляются плоскодонные горшки. Ранняя керамика украшена мелкозубой гребенкой и прочерченными линиями. Затем распространяется накольчатый узор, а иногда ямочный, что указывает на влияние культур ямочно-гребенчатой керамики.

На III этапе в материальной культуре происходят значительные изменения. Здесь складывается особый тип памятников, получивший название «тип Засухи». Керамика этого типа толстостенная с растительной примесью в тесте. Горшки широкогорлые с острым, реже уплощенным дном (рис. 14), венчик иногда гофрирован, под срезом глубокие цилиндрические ямки или «жемчужины». Узор покрывает всю поверхность сосуда, хотя бывает разреженным в нижней части. Среди орнаментальных элементов преобладают оттиски гребенчатого штампа (около 30 %), прочерченные линии (15 %), встречаются наколы, нанесенные в «скорописной» манере.

Кремневый инвентарь, который можно связать с описанной керамикой Засухи, немногочислен. Найдено семь ножей из крупных пластин, скребки, наконечники стрел и трапеция со струганой спинкой. Представлена роговая мотыга с отверстием для рукоятки.

Время существования поселений типа Засухи определяется залеганием керамики этого типа в среднестоговском слое Александрии, датированном второй половиной IV тысячелетия до н. э. Синхронизация III периода днепро-донецкого неолита левобережья Украины с памятниками I (дошнурового) периода среднестоговской культуры подтверждается находками в слое Засухи нескольких черепков среднестоговской керамики класса «А».

Упоминавшиеся выше могильники донецкой культуры — Госпитальный холм, Осиповка и коллективная могила из Александрии (раскопки И.Ф. Ковалевой, Д.Я. Телегина) — относятся ко второму и третьему периодам. По обряду погребения — вытянутому на спине положению погребенных — они находят ближайшую аналогию в некрополях мариупольского типа надпорожской и киево-черкасской культур днепро-донецкой общности. Здесь тот же, что и в Поднепровье, антропологический тип населения.

Абсолютный возраст днепро-донецких стоянок и могильников мариупольского типа устанавливается, прежде всего, на основании синхронизации с трипольской культурой. Так, в Никольском могильнике найден трипольский сосуд, датируемый этапами А — началом В! Триполья. Находки импортной трипольской керамики в Пустынке 5 и заметные влияния трипольской керамической технологии позволяют синхронизировать третий период днепро-донецкой культуры Киевщины с этапом С₁ Триполья. Возраст трипольских поселений этапов B₁-C₁ определяется радиокарбоновыми датами от середины IV до середины III тыс. до н. э., что, видимо, соответствует II и III периодам днепро-донецкого неолита. Имеются две даты по С₁₄ для Осиповского могильника: 6075±124 (Ки-517) и 5940±420 (Ки-519).

Если начало II периода днепро-донецкой общности относить к первой половине IV тыс. до н. э., то ранний ее этап, видимо, должен быть углублен до V тыс. По некоторым линиям синхронизации ранних днепро-донецких стоянок и буго-днестровской культуры I период днепро-донецкой общности Д.Я. Телегин относит ко второй половине V тыс. до н. э. Культуры днепро-донецкой общности существовали неодновременно. Например, рогачевская появилась позже других, некоторые (надпорожская) прекратили свое существование еще в середине IV тыс. до н. э.

Рассмотрение неолитических памятников Поднепровья закончим краткой характеристикой материалов струмельско-гастятинского типа, которые представляют отдельное культурное явление (Телегин, 1973). Памятники эти находятся на Днепре севернее Киева, занимают высокие участки надпоймы (Струмель, Гастятин, Шмаевка и др.). Находок всюду мало — развал одного-двух сосудов и немного кремневых изделий.

Керамика толстостенная, изготовлена из комковатой глины с примесью шамота и растительных остатков, поверхность покрыта мелкими гребенчатыми расчесами. Сосуды высокие, с цилиндрическими стенками, остродонные, венчик простой. Орнамент только в верхней части сосуда. Узор состоит из рядов, выполненных наколами или оттисками гребенки, иногда включает вертикальные ряды (рис. 15). Кремневый инвентарь представлен скребками на отщепах, ножами на пластинах и пластинами с затупленной спинкой.

Абсолютный возраст струмельско-гастятинской керамики, видимо, довольно ранний, на что указывают ее [пропуск в тексте книги, не ошибка сканирования!]

Неолитические памятники северо-восточного Приазовья, т. е. низовьев Дона, впадающих в него Северского Донца и Маныча и нижнего течения Миуса, своеобразны и неоднородны. Здесь выделяются группа стоянок типа Матвеева кургана, на нижнем Дону ракушечноярская, или нижнедонская культура, а в лесостепном Подонье — среднедонская.

Памятники типа Матвеева Кургана (1, 2) известны лишь в нижнем течении Миуса. По данным Л.Я. Крижевской (1972, 1973), которая провела здесь раскопки на широких площадях, это постоянные поселения, где представлены остатки кострищ, хозяйственных ям, глинобитных сооружений в виде обожженных площадок. С этими бытовыми остатками связаны находки каменного инвентаря. На стоянке Матвеев Курган 2 только за два года раскопок (1968–1969) собрано около 3300 предметов. Среди них 85 % изделий из кремня, остальные из сланца, кости и других материалов.

Техника обработки кремня весьма совершенная. Пластины (ширина 0,8–2,5 см) хорошо огранены. Нуклеусы конические и призматические, прямо-, реже косоплощадочные. Почти все орудия (ножи, серпы, сверла, «пилки», резцы и др.) изготовлены из пластин. Из них же делали трапеции — средневысокие или удлиненные. Из отщепов изготавливали только скребки. Резцов мало, все они на углу сломанной пластины. Топоры из сланца удлиненных пропорций, клиновидные в сечении, тесла короткие, асимметричные в сечении. Найдено несколько сланцевых грузил с отверстиями или перехватом для привязывания и каменных пестов для ступок.

Изделия из кости представлены в основном наконечниками стрел. У тонких обломков костей шлифованием подправлялось острие, противоположный конец покрыт насечками и царапинами для более прочного закрепления в древке. Есть несколько веретеновидных острий, в том числе с продольными пазами, и небольших гарпунов с зубцами. В слое найдено много бесформенных комочков обожженной глины и несколько мелких фрагментов керамики, отношение которой к основному комплексу пока не ясно.

В составе фауны стоянок Матвеева Кургана, по определению В.И. Бибиковой, представлены в основном (около 95 %) дикие виды — лошадь, осел, тур, косуля и др. Очень немного костей домашней свиньи, овцы или козы.

Сочетание микролитической техники со шлифованными орудиями при отсутствии керамики предполагает, что эти памятники стоят на грани мезолита и неолита Приазовья. Для поселений получены радиоуглеродные даты: Матвеев Курган 2 — 5400±200 (ЛЕ-882), Матвеев Курган 1 — 7180±70 (ЛЕ-1217), 7505±210 (Grn-199). Наиболее вероятно существование этих памятников во второй половине VI тыс. до н. э.

О соотношении стоянок рассматриваемого типа с иными памятниками Северо-Восточного Приазовья из-за отсутствия керамики говорить трудно. Несомненно все же, что эти стоянки принадлежат к южному азово-каспийскому поясу неолитических культур.

Ракушечноярская культура.

Наиболее важный для характеристики неолита Приазовья и Нижнего Подонья памятник — Ракушечный Яр — расположен на северо-западной оконечности о. Поречного на Дону у ст. Раздорской Усть-Донецкого р-на Ростовской обл. Он исследован в 1959–1971, 1976 гг. Т.Д. Белановской (1972, 1973) на площади 1012 кв. м. В 1975 г. небольшие раскопочные работы проведены Д.Я. Телегиным (1981).

При раскопках обнаружена свита четко выраженных геолого-почвенных наслоений разной толщины, в основном аллювиального происхождения времени голоцена, общей мощностью до 5 м. Начиная с глубины 1,5 м зафиксировано шесть основных культурных слоев, многие из них делятся на горизонты (рис. 16, 73). Верхние (I–II) слои, судя по керамике, относятся к эпохе меди-бронзы. Нижние слои (IIIб-VI), залегающие на глубине 3,5–4,8 м, характеризуют различные этапы неолита.

Благоприятные природные условия (обилие рыбы и дичи в окружающих лесах, пастбищ для домашних животных) способствовали длительному обитанию, о чем свидетельствует мощность культурных отложений. Временами жители покидали поселение, возможно, в связи с разливами Дона.

Шестой слой залегает в толще песка с большим количеством углистых прослоек, линз ракушек, кострищных пятен. Его общая мощность — 1–1,5 м, толщина отдельных горизонтов — 0,02-0,25 м, а стерильных прослоек — 0,02-0,26 м. В этом слое прослеживаются участки глиняной обмазки. К остаткам жилых сооружений можно отнести очажные и хозяйственные ямы, ямки от столбов диаметром 5-10 см, имеющие коническое окончание и расположенные иногда двумя параллельными рядами. Восстановить контуры жилищ не удалось, но в одном случае зафиксировано пятно размером 3,7×3,6 м. Скорее всего это были наземные сооружения прямоугольных очертаний с перекрытием на столбах. Находки из отдельных горизонтов шестого слоя имеют различия, но они незначительны (рис. 16, 56–72). Сосуды лепные толстостенные, с примесью растительных остатков, толченых ракушек или песка. Они имели прямостенную коническую форму, венчик прямой, донышки обычно плоские. Встречается и остродонная керамика. Среди элементов узора крупные ямки неправильной или полулунной формы, насечки, оттиски отступающей лопатки, «качалка», проглаженные линии и т. д. Мотивы простые — горизонтальные ряды, елочка и др. Узор располагался обычно в верхней части сосуда. Отмечаются некоторые различия между керамикой нижних и верхних горизонтов шестого слоя. В нижних преобладает керамика с примесью песка и растительности, орнаментированная горизонтальными рядами ямок или углубленных линий. В верхних горизонтах больше керамики с раковиной, орнамент состоит из разных элементов и заметно усложнен, в стенках сосудов имеются сквозные отверстия.

Сырьем для орудий труда служили кремень, сланец, кварц, песчаник, окаменевшее дерево, кость, рог. Ближайшее местонахождение кремня и мастерские по первичной обработке выявлены на левом берегу Северского Донца в 50–70 км от Ракушечного Яра. На стоянку приносили конкреции кремня или грубые заготовки орудий, которые окончательно оформляли на месте. Сырье, видимо, берегли и использовали максимально — нуклеусы сильно сработаны (их размеры 5–6 см), часто имеют следы вторичного использования в качестве отбойников. Поперечные сколы с нуклеусов, краевые сколы с ударных площадок, ребристые пластины также утилизировали, чаще всего для изготовления скребков. Среди орудий пластины с ретушью, скребки концевые и округлые на пластинах и отщепах, сверла и провертки на узких пластинах, обработанные по краям со спинки крутой ретушью, трапеции (2 экз.) и др.

Сланец служил материалом для изготовления топоров, тесел, долот, а также подвесок овальной формы с просверленными отверстиями. Из сланца, песчаника, известняка, порфирита и мергеля делали грузила. Среди них выделяются массивные с одним отверстием и миниатюрные с двумя отверстиями. Найдены обломки шлифовальных плиток из песчаника и кварцита, а также зернотерок. Кость использовали для изготовления наконечников стрел, шильев, проколок, долот, из рога делали мотыги. В нижней части слоя найдены обломок «челнока» или «утюжка» из аргиллита с параллельными нарезками и трапециевидная подвеска из алевролита с округлыми углублениями, нанесенными с двух сторон. Нарезками украшали также изделия из костей благородного оленя, косули, лошади, птиц, из рога оленя.

Пятый и четвертый культурные слои залегали непосредственно над шестым и представляли собой скопления раковин Viviparus мощностью до 0,8–0,9 м. В слое отмечены следы обожженной глиняной обмазки и ямок от столбов, какие-то небольшие углубления. Ракушки, как и в шестом слое, несомненно, принесены сюда обитателями стоянок. Состав находок пятого и четвертого слоев близок материалам нижележащего шестого, хотя заметны и некоторые изменения в керамике (рис. 16, 29–55).

Здесь возрастает количество керамики с примесью раковин и орнаментированной (около 50 %); венчики прямые, отогнутые наружу или скошенные внутрь, с орнаментом по обрезу, днища плоские; новые элементы орнамента — горизонтальные или вертикальные ряды оттисков гребенчатого штампа. Композиция узоров усложняется, появляются углубленные линии, расходящиеся «елочкой» от трех параллельных прямых линий, зигзаги из нарезок, чаще встречаются сочетания различных элементов.

Техника расщепления камня становится разнообразнее. Наряду с конусовидными и карандашевидными нуклеусами появляются призматические. Набор орудий прежний, но возрастает количество изделий на пластинах. Найдены два обломка наконечников стрел с двусторонней ретушью, восемь трапеций, много изделий из сланца. По-прежнему преобладают массивные грузила с одним отверстием. Орнаментированные изделия представлены подвеской из сланца, костяной проколкой и инструментом для растирания.

Третий культурный слой разделен прослойкой песка (10–12 см) на два горизонта — А и Б. В нижнем горизонте III-Б (рис. 16, 1-28) керамика содержит больше ракушечной примеси, увеличивается число орнаментированных сосудов и фрагментов с гребенчатым узором. Венчики сосудов прямые, отогнутые наружу или скошенные внутрь, с орнаментом по срезу, встречаются воротничковые наплывы; днища плоские.

Кремневые орудия слоя III более массивны, чем в нижележащих слоях, и изготовлены преимущественно из крупных ножевидных пластин. Среди них ножи, концевые скребки на массивных пластинах и т. п. Найдены два наконечника стрел с двусторонней обработкой (листовидный и треугольно-черешковый), одна трапеция и двусторонне обработанное рубящее орудие. Изделий из сланца немного. Есть орнаментированная пластина из песчаника с нарезками.

В верхнем горизонте III-А керамика тонкостенная, рыхлая, с ракушечной примесью. Орнамент состоит из оттисков мелкозубой короткой гребенки. Эти находки относятся к среднестоговской культуре раннего энеолита Нижнего Дона.

Материалы Ракушечного Яра имеют аналогии в раскопанной за последнее время В.Я. Кияшко многослойной стоянке у ст. Раздорской, расположенной на правом берегу Дона непосредственно против Ракушечного Яра. Нижние три слоя (1, 2а-б) Раздорской соответствуют VI–III слоям Ракушечного Яра. На Раздорской стоянке особенно насыщенными находками оказались слои (2а и 26), где кроме керамики с гребенчатым и накольчатым орнаментом найдены предметы искусства, в частности вырезанное из эмали клыка кабана изображение бычка, аналогичное находке в Мариупольском могильнике. Материалы нижних слоев Ракушечного Яра и Раздорской позволяют ставить вопрос о выделении на Нижнем Дону своеобразной нижнедонской культуры эпохи неолита, которую мы вслед за Т.Д. Белановской (1983) будем называть «ракушечноярской».

Керамика ракушечноярского типа (рис. 17) в Нижнем Подонье и Северо-Восточном Приазовье обнаружена в свое время у хут. Ведерникова, ст. Цимлянской, Каргальской и др. (Горецкий, 1955; Формозов, 1954). К этой же культуре относится ранняя керамика Бессергеновской стоянки. Фрагменты керамики, близкой к ракушечноярской, известны на Среднем Дону (у хут. Задоноавиловского Иловлинского р-на Волгоградской обл.).

Материалы стратифицированных поселений Ракушечный Яр и Раздорская позволяют выделить в ракушечноярской культуре три этапа — ранний (I), средний (II) и поздний (III). К раннему этапу относятся VI–V слои и часть материалов IV слоя Ракушечного Яра, а также нижний слой Раздорского поселения.

Хозяйство ранненеолитического поселения Ракушечный Яр характеризовалось охотой, рыболовством, собирательством, разведением домашних животных. По определению В.Е. Гаррутта, здесь найдены кости оленя, косули, крупного и мелкого рогатого скота, свиньи и собаки.

Керамика этого времени часто не имеет орнамента, а древнейшие сосуды в VI–V слоях Ракушечного Яра украшены простыми узорами из горизонтальных рядов. В V слое обнаружен каменный сосудик.

На среднем этапе ракушечноярской культуры, материалы которой залегают в верхней части слоя IV и горизонте III-Б Ракушечного Яра, а также во втором слое Раздорского поселения, сосуды приобретают горшковидную форму, усложняется орнамент за счет появления насечек, обрамленных прочерченным зигзагом (рис. 16, 4, 5).

На третьем этапе, который представлен в третьем слое Раздорского и частично в Ракушечном Яре, состав керамики остается прежним, но появляются сосуды с воротничковым утолщением и накольчатый орнамент (рис. 16, 1–3).

Материалы третьего этапа ракушечноярской культуры находят аналогии среди находок поселений и могильников мариуполького типа, датируемых первой половиной IV тыс. до н. э. Следовательно, более ранние этапы (I, II) должны относиться к V тыс. до н. э. Датировка V — первой половиной IV тыс. до н. э. согласуется с радиокарбоновой датой, полученной для V слоя Ракушечного яра — 5890±105 (КИ-995) или 3940±105 до н. э. Таким образом, ракушечноярская культура датируется V — первой половиной IV тыс. до н. э.

Основная территория рассматриваемой культуры ограничена Нижним Доном, но ее влияние отмечается в низовьях Северского Донца и неолите Среднего Дона.

Среднедонская культура.

Лесостепная зона в междуречье Волги и Дона тянется узкой полосой с юго-запада на северо-восток от Среднерусской и Приволжской возвышенностей. Здесь сравнительно густая речная сеть, в меридиональном направлении текут мощные водные артерии — Дон и его приток — р. Воронеж. От водораздела в современных Тамбовской и Пензенской областях берут начало реки, текущие в разных направлениях: к югу Хопер и Медведица, к северу — Цна, Мокша, Сура. Первые две являются левыми притоками Дона и связывают лесостепные районы со степью, остальные впадают в Оку и Волгу. Такое географическое положение лесостепных областей Волго-Донского междуречья оказало влияние на развитие обитавшего здесь неолитического населения. Тут переплетались культурные традиции Юга и Севера, степных и лесных пространств.

Изучение неолита междуречья Волги-Дона началось с открытия местонахождения около Воронежа. В 20-х годах экспедиция Института антропологии МГУ провела раскопки стоянки Озименки на р. Мокше в Пензенской обл. В конце 40-х — начале 50-х годов М.Е. Фосс (1959) раскопала в верховьях р. Воронеж стоянки Подзорово, Старое Торбеево и др. Ее работы в Тамбовской обл. продолжила Т.Б. Попова (1973), обследовав около десяти местонахождений на р. Воронеже, Цне и Вороне (приток Хопра). Интересный материал был получен на стоянках Елизавет-Михайловской (р. Цна), Уварово (р. Ворона) и др.

В ходе работ последних 15–20 лет, проводившихся под руководством В.П. Левенка (1973) и Л.Т. Синюка (1971, 1986) выявлено более 100 неолитических памятников, а часть из них раскопана. Это Долгое на Дону, Ярлуковская Протока и Рыбное озеро на Матыре, притоке Воронежа, и стоянки в окрестностях г. Воронежа (Университетские), на р. Тихая Сосна (Дармодехинская, Копанищенская и др.), в нижнем течении р. Битюга (Черкасская, Монастырская, Дрониха) и др. Ряд стоянок (Бессоновская, Екатерининская, Барковская) обнаружен и в бассейне Суры в Пензенской обл. разведками М.Р. Полесских. Всего в лесостепных районах междуречья Дона и Волги известно сейчас более 200 неолитических стоянок. По типологическим особенностям собранных материалов ясно, что неолитические памятники исследуемой территории неоднородны.

На Верхнем Дону, в верховьях р. Воронеж и на р. Цне представлены памятники типа стоянки Долгое с ямочной керамикой и выделены рязанско-долговская и рыбноозерская культуры (Левенок, 1965). По наблюдениям А.Т. Синюка (1971), южная граница распространения стоянок долговского типа проходит где-то на широте Липецка-Тамбова. По мнению А.Х. Халикова (1973, с. 96), в лесостепь по р. Суре в III тыс. до н. э. вплоть до широты Пензы проникали племена балахнинской культуры, основной район обитания которых находится в лесной зоне Волго-Окского бассейна, а в северо-восточные районы Пензенской обл. — волго-камской.

Наиболее многочисленную группу памятников лесостепного междуречья Днепра и Дона составляют местонахождения с накольчатой керамикой. Они лучше изучены в окрестностях г. Воронежа (Университетские стоянки 1–4), в верховьях р. Воронеж (Ярлуковская Протока, Старое Торбеево), на среднем Дону (Дармодехинская) и р. Вороне (Уварово). Этот тип памятников A. Т. Синюк (1971) относит к среднедонской культуре.

Для среднедонской культуры характерна посуда с примесью травы или песка в тесте и накольчатым орнаментом. На Среднем Дону она часто встречается с посудой, украшенной накольчато-ямочным орнаментом, которую B.П. Левенок (1969, 1973) и А.Т. Синюк (1985) относят к рыбноозерской культуре. Рыбноозерская накольчато-ямочная керамика, возникшая, вероятно, под влиянием памятников долговского типа, в целом не изменила характера местной культуры, а органически вошла в нее. Говорить об особой рыбноозерской культуре в лесостепном междуречье Дона и Волги, видимо, оснований нет[5]. Развитие неолита лесостепного междуречья Дона и Волги шло, кроме того, под заметным влиянием южных степных культур типа Ракушечного Яра и Орловки.

Наиболее выразительные материалы среднедонской культуры получены при раскопках А.Т. Синюка (1986) на стоянках Университетской III, Монастырской, Черкасской, Дронихе и др., а также В.П. Левенком (1965) в нижнем горизонте Ярлуковской протоки, Рыбноозерских стоянках и др.

На Университетской III стоянке вскрыта площадь более 1500 кв. м, собраны фрагменты более 1000 сосудов и несколько сот кремневых изделий. А.Т. Синюк говорит о наличии здесь трех горизонтов, залегающих без стерильных прослоек между ними. По типолого-статистическим данным выделено несколько керамических типов: пять относятся к неолиту, а остальные — к энеолиту. Среди неолитических обращают на себя внимание две группы сосудов с примесью травы в тесте, украшенных почти исключительно накольчатым орнаментом. Эта керамика залегала в основном в нижней части культурного слоя, где она составляет более 50 % от общего числа. Орудия нижнего слоя Университетской III стоянки изготовлены в основном из ножевидных пластин, есть геометрические микролиты и наконечники стрел листовидной формы с двусторонней обработкой.

На стоянке Ярлуковская Протока восточнее Липецка В.П. Левенок раскопал около 600 кв. м. Собрано до 1000 фрагментов накольчатой и более 200 фрагментов накольчато-ямочной керамики. Встречаются отдельные черепки с ямочно-гребенчатым орнаментом. Аналогичные находки накольчатой и накольчато-ямочной керамики и сопровождавшие их кремневые изделия дали и нижние горизонты на стоянках Савицкое на р. Воронеже южнее Липецка, Отрожки в черте Воронежа и др.

Для среднедонской культуры свойственны широкооткрытые сосуды с острым дном (рис. 18, 18–29), венчик без утолщения, иногда отведен наружу. В комплексах Университетской III, Рыбного озера 2, Черкасской и др. есть сосуды более развитых форм с утолщением венчика в виде воротничка, суженным горлом и вздутыми боками, а иногда и с уплощенным дном. В глиняном тесте — трава или песок. Лишь в некоторых более южных стоянках (Дармодехинская, Уварово) отмечена в составе теста примесь толченой ракушки. На поверхности сосудов заметны следы сглаживания. Основной орнаментальный элемент — отступающий (скорописный) накол подтреугольной формы. Гребенчатый орнамент встречается значительно реже, особенно на более ранних этапах развития культуры. Керамики с оттисками гребенки больше на Верхнем, чем на Среднем Дону. Изредка сосуды украшались прочерченным орнаментом (рис. 18, 14–16).

Орнамент покрывал обычно всю поверхность сосудов, но иногда размещался в верхней половине или в верхней и придонной частях. Система узора в общем подчинена горизонтальной зональности. Составными узора обычно выступают прямые линии, криволинейные мотивы редки.

В целом керамика среднедонских поселений находит близкие аналогии в материалах днепро-донецкого типа, особенно на Северском Донце и Сейме. Это сходство прослеживается в формах сосудов, остродонных и плоскодонных, в мотивах и элементах орнамента. Как упоминалось выше, В.П. Третьяков (1982) вообще считает, что памятники Верхнего Подонья с гребенчато-накольчатой керамикой следует включать в состав днепро-донецкой культуры.

Орудия труда среднедонской культуры в основном кремневые и каменные (рис. 18, 1-11, 13). Кремневые изготовлены из пластин и отщепов, есть сечения пластин и геометрические орудия в виде высоких трапеций. Мелкие микролитические пластинки встречаются в комплексах реже, чем крупные. Из пластин изготавливали скребки концевые, ножи, острия с краевой ретушью по черенку. Резцы обычно углового типа на отщепах. Наконечники стрел листовидные или подтреугольные с вогнутым основанием и двусторонней обработкой.

Рубящих орудий мало. На стоянках Университетская III, Отрожки и Рыбное озеро (1, 2) это клиновидные топоры, иногда с пришлифованным лезвием. В Дармодехинской стоянке найдены шлифованные топоры, в Ярлуковской Протоке — костяное тесло. Среди костяных изделий выделяются многозубые гарпуны, наконечники копий с кремневыми вкладышами, проколки и шилья. Интересна находка на стоянке Ярлуковская Протока каменного челнока (рис. 18, 12), аналогии которому можно отыскать среди материалов днепро-донецкой культуры (Бузьки).

В развитии неолита Среднего и Верхнего Подонья исследователи выделяют несколько этапов. По периодизации В.П. Левенка (1973) таких фаз было три. В работе А.Т. Синюка (1971) говорится и о четвертом, поздненеолитическом этапе. К сожалению, содержание, вкладываемое разными авторами в понимание каждого этапа, не всегда совпадает. По В.П. Левенку, для раннего неолита характерны плоскодонные сосуды с прочерченно-струйчатым орнаментом, а А.Т. Синюк считает наиболее древними керамическими формами в лесостепном Подонье округлодонные чаши и прямостенные горшки. Сосуды с накольчато-ямочным орнаментом то связываются с одним из этапов в развитии среднедонской культуры (А.Т. Синюк), то выделяются в особую культуру (В.П. Левенок). Различие во взглядах объясняется тем, что за основу периодизации исследователи принимают данные типологического или типолого-статистического анализа находок.

Новые раскопки А.Т. Синюка (1986) на Монастырской стоянке привели автора к выводу, что древнейшей на Среднем Дону была керамика с накольчатой орнаментацией. Роль гребенчатого орнамента возрастает позднее. В наслоениях Дронихи, например, количество гребенчатого штампа возрастает снизу-вверх от 36 до 62 %. Такое же явление зафиксировано и на многослойной Черкасской стоянке (Телегiн, 1981; Синюк, 1986). Здесь, кроме того, в средней части разреза прослеживается горизонт залегания воротничковой керамики. Эти сосуды с воротничковым утолщением венчика имеют плоское дно, украшены гребенчатым и накольчатым орнаментом. А.Т. Синюк относит их к двум отдельным типам — нижнедонскому и черкасскому. Важно подчеркнуть, что развитие среднедонской культуры продолжалось и после исчезновения горизонта воротничковой керамики. Наиболее полно керамика этого позднего этапа культуры представлена на Дронихе, где преобладают горшки конической формы с прочерченным, гребенчатым и накольчатым орнаментами. Встречаются сосуды с плоским дном. Под срезом венчика, как правило, присутствует ряд ямок или жемчужин. Эту керамику А.Т. Синюк выделяет в отдельный дронихинский тип.

А.Т. Синюк (1986, с. 176) в развитии среднедонской культуры выделяет три этапа — ранний (I), средний (II) и поздний (III), которые названы монастырским, черкасским и дронихинским.

Для первого этапа характерны прямостенные остродонные горшки с примесью травы или песка, орнаментированные почти исключительно подтреугольно-накольчатым узором. Только такая керамика залегала в нижних (8–5) слоях Ярлуковской Протоки. Она составляла около 70 % находок в нижних горизонтах Университетской и Черкасской стоянок, а также подавляющее большинство на Монастырской стоянке.

Средний этап характеризуется распространением на Среднем Дону воротничковой черкасской и «нижнедонской» керамики, появившейся здесь под влиянием южных культур — ракушечноярской (поздний этап), а также, вероятно, сероглазовской, самарской и надпорожской.

Поздний этап среднедонской культуры начинается после исчезновения горизонта воротничковой керамики и распространения материалов с дронихинской керамикой. Исходя из общеисторической ситуации на Дону в неолитическое время, можно предполагать, что к этому времени относится проникновение на Дон и долговской культуры, что привело к возникновению здесь упоминавшейся выше рыбноозерской ямочно-накольчатой керамики.

Наблюдения над стратиграфией Ярлуковской Протоки, Университетских, Черкасской и Рыбноозерских стоянок показывают, что среднедонская культура сменяется среднестоговскими и раннеямными памятниками типа Репина хутора.

Абсолютный возраст среднедонской культуры определен по аналогии с соседними культурами. Видимо, стоянки среднего этапа с воротничковой керамикой, по аналогии с памятниками второго этапа надпорожской культуры в Поднепровье, можно датировать первой половиной IV тыс. до н. э. По наблюдениям А.Т. Синюка, памятники третьего этапа культуры доживают до времени распространения на Дону поселений репинского типа, т. е. до начала III тыс. до н. э. Что же касается возраста стоянок первого этапа, то время их бытования, видимо, уходит в V тыс. до н. э. Среднедонская культура, таким образом, может быть датирована V — началом III тыс. до н. э.

Неолитические памятники северо-западного Прикаспия, т. е. территории так называемой Прикаспийской низменности от долины р. Урала до Кумо-Манычской впадины изучены относительно слабо. Подавляющее большинство стоянок эпохи мезолита и неолита (их, по данным А.Н. Мелентьева, насчитывается более 150) расположено по линии новокаспийской трансгрессии, в 50-100 км от современного берега моря. В древности стожки были приурочены к берегам простиравшихся сюда заливов и лагун моря, многочисленных озер и болот, к берегам проток и рукавов рек, впадающих в Каспий.

Первые сведения о памятниках северо-западного Прикаспия с орудиями микролитического типа мы находим в работах П.С. Рыкова, И.В. Синицына, Т.М. Минаевой и др. Позже находки керамики неолита-энеолита в междуречье Волги и Урала были сделаны В.Д. Белецким у ст. Досанг и в уроч. Эссикей, восточнее Ахтубы, в 70–80 км от Астрахани. Основная масса стоянок выявлена при разведках А.Н. Мелентьева (1975). Это Кубек-Сор, Кошелак, Асан-Бай, Шошак, Кок-Мурун, Кунур-Кудук и др.

За последнее десятилетие значительные работы в Прикаспии проведены экспедициями Куйбышевского пединститута под руководством И.Б. Васильева. Среди наиболее выразительных памятников, исследованных экспедицией, стоянки Тентек-Сор, Же-Калган и др. (Козин, 1986).

Заметно пополнились сведения и о неолите Калмыкии в связи с раскопками в 1978–1979 гг. П.М. Кольцовым (1984) стоянки Джангар. В мощном культурном слое Джангара (до 1,5 м) обнаружены остатки очагов, керамика с накольчатым и струйчатым орнаментом, много микролитического кремня, включающего геометрические формы — сегменты, трапеции и др. Сосуды с примесью раковины, реже — растительных остатков. Они были плоскодонными, венчики прямые, иногда отведены наружу. Основным орнаментальным элементом являются отступающие наколы острым концом палочки. Есть прочерченный и струйчатый орнамент. Мотивы узора — зоны, заполненные цепочками наколов, идущими горизонтально, наклонно или зигзагообразно (рис. 19). Аналогии комплексу находок кремня и керамики из Джангара пока немногочисленны. Известно несколько пунктов, обследованных Н.Д. Прасловым (1971) на Ергенской возвышенности вдоль правого берега Маныча (хутор Циганица, Курганный, Му-бузгу-Кудук и др.). Кремень, типологически близкий джангарскому, обнаружен во многих местах Прикаспия (рис. 19). Это сегменты, обработанные двусторонней ретушью, трапеции с ретушью, заходящей на спинку, ножи из пластин. Для микролитических комплексов области характерны особой формы острия и вкладыши с подтеской (сплошной или частичной) по брюшку. Эти острия-вкладыши изготавливали из узких и длинных пластин. Нуклеусы правильной круговой огранки, конические, одно- или двуплощадочные, встречаются и карандашевидные. Скребки концевые на пластинах. Резцов мало, они невыразительны. В целом инвентарь имеет архаический, почти мезолитический облик.

Выразительный комплекс керамики и кремня обнаружен и на стоянке Тентек-Сор. Раскопками И.Б. Васильева здесь вскрыто около 300 кв. м, обнаружены следы жилых сооружений, хозяйственные ямы, собраны керамический материал и каменные изделия. Керамика (около 100 сосудов) содержит примесь крупнотолченой ракушки, черепки рыхлые, в орнаменте господствует отступающий накол. Мотивы узора включают меандр, разного рода геометрические фигуры — треугольники, ромбы и др. Кремневый и кварцитовый инвентарь крупных размеров. Представлены ножи на крупных пластинах, скребки на отщепах и пластинах, высокая трапеция с подструганной спинкой и др. На стоянке найдена каменная булава (Козин, 1986).

Материалы, близкие тентексорским, собраны в этом районе, главным образом А.Н. Мелентьевым, и на многих иных местонахождениях (Досанг, Бага-Сор и др.). Сосуды толстостенные, черепки рыхлые, непрочные, вследствие плохого качества глины и слабого обжига. Иногда на стоянках встречаются развалы сосудов, которые удается реконструировать (Кубек-Сор). Это остродонные слабопрофилированные горшки с простым, отведенным наружу венчиком (рис. 19, 1, 3) и сглаженной поверхностью. Аналогичная по составу теста керамика есть на стоянке Досанг, но там сосуд имеет плоское дно (рис. 19, 9). Узором покрывалась лишь верхняя часть сосудов. Мотивы орнамента довольно сложные и включают подквадратные поля, зигзаг и крупные свастикообразные фигуры. Техника исполнения орнамента прочерченная и накольчатая. Контуры рисунка обводились несколькими параллельными линиями. Вдоль этих линейных лент наносились еще отдельно стоящие наколы. На сосудах из Бага-Сор и Досанга узор состоит из бороздок, отступающей лопаточки или наколов.

Керамика, близкая джангарской и тентексорской, известна и на иных местонахождениях Прикаспия, например в Асан-Бай, Му-Бузгу-кудук, Кунур-кудук и др. (рис. 19, 2, 4, 6, 7).

Среди неолитических памятников Степного Поволжья наиболее полно изучена стоянка Орловка вблизи г. Волгограда. Она расположена на мысу левого берега р. Мокрая Мечетка, на высоте 7-10 м над поймой. Здесь В.И. Мамонтовым (1974) исследованы остатки полуземлянки округлых очертаний, глубиной до 0,6 м. В средней части жилища выявлено очажное пятно с плотной прокалиной под ним. Предполагаемая длина жилища 8-10 м. В жилище и около него найдено около 100 фрагментов от десяти сосудов. Сосуды широкооткрытые, с небольшим плоским дном, у венчиков есть утолщения с внутренней стороны. В глиняном тесте много толченой ракушки. Накольчатый орнамент нанесен в «отступающей» манере. Наколы треугольные или удлиненные, напоминающие запятую, встречены на семи сосудах из 10.

Остальные три имели только полосу коротких насечек, в одном случае нанесенных по срезу венчика. Узор покрывал только верхнюю часть сосуда и заходил на внутреннюю поверхность горловины. Найдено одно орнаментированное дно.

Основной мотив узора — горизонтальный ряд волнообразных или зигзаговидных линий, выполненных наколами или прочерченной линией. Иногда горизонтальные цепочки наколов соединяются диагональным заполнением. Чаще всего орнаментальный фриз заполнялся снизу и сверху группами отдельно стоящих подтреугольных наколов или обрамлялся снизу зигзагом и «бахромой». Сложная система узора представлена на графически реконструированном сосуде. Здесь композиция состоит из горизонтальных линий наколов и шевронов.

Вместе с керамикой обнаружен комплекс кремневых изделий. Пластины (25 экз.) крупных размеров, некоторые с ретушью, могли быть ножами. Изготавливали их где-то на стороне, так как нуклеусы со стоянки небольших размеров. Скребки на отщепах (13 экз.) и концевые на широких пластинах (3 экз.) Найдены наконечник дротика или крупной стрелы, три высоких трапеции со струганой спинкой, две кремневые проколки, грузило из песчаника с выемкой для привязывания. Среди фаунистических остатков — кости домашнего быка и, возможно, домашней лошади.

Комплекс находок стоянки Орловка послужил для выделения особого типа памятников, распространенных в степных районах Поволжья.

Керамика орловского типа, с преобладанием подтреугольно-накольчатого орнамента и обильной ракушечной примесью, встречена на стоянке Рахинка Среднеахтубского р-на Волгоградской обл., в нескольких пунктах на Дону, в степной его части, на стоянках Пятиморской, Качалино и др.

На стоянке Качалино Иловлинского р-на Волгоградской обл. В.И. Еремин (1977) получил при шурфовке небольшую коллекцию, включающую в себя тонкостенную керамику с примесью ракушки в тесте. Орнамент, почти исключительно подтреугольно-накольчатый, лишь в одном случае сочетается с линейным резным зигзагом. Венчики сосудов ровные, отведенные наружу, либо, как и на Рахинке, несколько желобчатые. Вместе с керамикой найдены кремневый клиновидный топорик и скребки на отщепах. На Пятиморской стоянке у г. Калач-на-Дону собрано значительное количество керамики типа Орловки (Мамонтов, 1970). Сосуды тонкостенные, с обильной ракушкой в тесте, венчик прямой, орнамент довольно сложный по композиции, выполнены в технике треугольных наколов. Здесь же найдены клиновидные кремневые топоры с пришлифовкой по лезвию и трапеции со струганой спинкой. В последнее время поселение с типично орловской керамикой исследовано А.И. Юдиным на р. Торгуй в Саратовской обл., где вместе с ней найдено около 30 трапеций со струганой спинкой.

Керамика орловского типа имеет много общего с материалами описанных выше памятников типа Джангар, Кубек-Сор и Тентек-Сор. Район распространения этих памятников смыкается и территориально, охватывая полупустыни Северного Прикаспия и степное Поволжье. Значительное сходство керамики позволяет рассматривать их как одну культуру, которую мы вслед за А.Н. Мелентьевым (1975) далее будем называть сероглазовской. Последняя включает три основных типа памятников — джангарский (Кольцов, 1986), тентексорский (Козин, 1986) и орловский (Телегiн, 1981), которые, судя по составу керамики и особенно кремня, являются и ее хронологическими этапами. Вероятно, отдельный тип в составе сероглазовской культуры образуют отдельные местонахождения в Прикаспии, которые И.Б. Васильев (1981) относит к прикаспийской культуре (Купреже-Милла и др.).

Для наиболее раннего, джангарского этапа сероглазовской культуры (Джангар, Кубек-Сор, Му-Бузгу-кудук, Кунур-кудук и др.) характерны плоскодонные сосуды, в их орнаментации наряду с накольчатым орнаментом применялся струйчатый мотив. Кремень микролитический, включающий много геометрических форм — сегменты, трапеции и др.

Керамика второго, тентексорского этапа (Тентек-Сор, Асан-Бай, Досанг и др.) плоскодонная, орнамент исключительно накольчатый, встречается гребенчатый штамп. Кремень крупный, орудия изготовлены из больших пластин и отщепов (ножи, скребки, наконечники стрел подтреугольной формы с двусторонней обработкой), из геометрических форм сохраняется только крупная трапеция с подструганной спинкой.

На позднем, орловском этапе сероглазовской культуры усложняется форма сосудов, наряду с горшками получает распространение широкооткрытая чаша. У этих сосудов более сложная форма венчика с утолщением снаружи или наплывом внутри. Кремень имеет поздненеолитический вид — топоры, наконечники дротиков с двусторонней обработкой, ножи на крупных пластинах, массивные скребки и др. Бытуют трапеции со струганой спинкой, иногда в значительном количестве. К орловскому этапу относятся, кроме эпонимной стоянки, местонахождения на р. Торгуй, Рахинка, Копалино, Пятиморская и др. Они, очевидно, синхронны памятникам типа Купреже-Милла.

Для определения абсолютного возраста памятников сероглазовской культуры данных пока нет. По типологическим признакам, в частности по преобладанию подтреугольно-накольчатого орнамента, керамика типа Орловки предшествовала памятникам хвалынского типа, что позволяет относить ее к середине IV тыс. до н. э. Плоскодонность сосудов и венчики с воротничковым утолщением дают возможность сравнивать ее с материалами могильника Съезжее и надпорожской культуры второго этапа в Надпорожье и Приазовье. Последние относят к первой половине — середине IV тыс. до н. э., что, видимо, определяет возраст памятников типа Орловки.

Стоянки тентексорского типа, более ранние, по времени близки памятникам орловского типа, как это видно по составу кремня. В них нет сосудов с воротничковым венчиком, что позволяет сближать их с надпорожской культурой в начале позднего этапа и ракушечноярской до появления воротничковой керамики, которые датированы второй половиной V — началом IV тыс. до н. э. К этому времени относятся памятники типа Тентек-Сор Нижнего Поволжья и Прикаспия. Что касается стоянок джангарского этапа, то они уходят в V тыс. до н. э., а возможно, в конец VI тыс. до н. э. Таким образом, сероглазовская культура предположительно датируется V — первой половиной IV тыс. до н. э.

Могильник у с. Съезжее.

Уже за пределами степного Поволжья исследован неолитический могильник, по типам вещей, бесспорно, тяготеющий к южным районам. Поэтому сказать о нем лучше всего здесь.

Могильник находился в 1,5 км к западу от с. Съезжее Богатовского р-на Куйбышевской обл., на левом берегу р. Самары, и занимал вершину овального возвышения (Васильев, Матвеева, 1979). Часть могильника разрушена во время строительства дороги. В осыпи придорожной траншеи собраны фрагменты сосудов, кремневые орудия, бусы из створок раковин и костяная фигурка лошади.

При раскопках исследовано 11 погребений: 2 — бронзового века и 9 — эпохи неолита. Неолитические погребения одиночные, за исключением одного — тройного. Глубина залегания 0,58-0,90 м от поверхности. Костяки лежали на спине в вытянутом положении. Руки погребенных вытянуты вдоль туловища или сложены на тазовых или бедренных костях. Черепа иногда лежали на боку. Погребенные ориентированы головами на восток с небольшим отклонением к северу. В семи погребениях обнаружена охра, один костяк полностью засыпан ею. Все погребения, за исключением трех, сопровождались вещами. Наиболее богато детское погребение (№ 6). При нем лежали многочисленные бусы и подвески из створок раковин, подвеска из клыка кабана, изображающая двуглавого быка, костяные ложкообразные предметы, крупное долотовидное орудие и разломленный на две части нож из кремневой пластины.

Другое детское погребение сопровождалось двумя небольшими теслами из зеленоватого камня, маленьким долотом, обломками двух крупных долотовидных орудий, бусиной из створки раковины. В других погребениях найдены долота, тесла, ложковидные предметы, украшенные с одной стороны изображением утиной головы, бусины из створок раковины, пластины мариупольского типа из клыка кабана, наконечник стрелы, вкладышевый кинжал.

Керамика в погребениях не встречена. Развалы сосудов найдены выше, на уровне древней поверхности. Внутри стенки сосудов часто окрашены охрой. Видимо, сосуды служили для доставки охры к месту погребения, после чего их разбивали. Рядом с самым богатым детским погребением (№ 6) обнаружен не только развал сосуда, но и черепа двух домашних лошадей и костяной гарпун. На площади могильника встречены кремневые изделия: наконечники стрел, ножи, скребки, нуклеусы, ножевидные пластины, отщепы. Вопрос о связи этих орудий с погребениями остается открытым.

Сосуды содержат примесь раковины и мелкого шамота. Обжиг хороший, но недостаточно ровный, поверхности заглажены мягким предметом.

Сосуды двух типов — баночные и колоколовидные. Последние делятся на две подтипа — с дном малого и большого диаметра. Все сосуды второго типа, за исключением одного, имели воротничок. У одного сосуда есть два полукруглых ушка с отверстиями для подвешивания. Все сосуды орнаментированы. У десяти из них под воротничком нанесены пояски ямок или линзовидных наколов, у двух — шейки украшены поясками «жемчужин» (рис. 20).

Наиболее распространенный элемент орнамента — горизонтальный зигзаг, нанесенный резьбой или гладким штампом. Встречается и «шагающая гребенка», иногда ее ряды образуют полулунные фигуры или лопасти, ограниченные прочерченными линиями. Два сосуда орнаментированы горизонтальными линиями гребенчатого штампа, чередующимися с поясками линзовидных вдавлений, два других — гребенчатым штампом, образующим зигзаг, вертикальные, наклонные и горизонтальные линии (Васильев, Матвеева, 1979).

Аналогии керамике можно указать только в северном Прикаспии в памятниках позднего этапа сероглазовской культуры. Некоторые вещи имеют сходство с вещами из Мариупольского могильника (пластины из клыка кабана, плоские фигурки животных, бусы из створок раковин). На основании этих аналогий могильник у с. Съезжее датируется второй половиной IV тыс. до н. э.

Материалы могильника Съезжее положены И.Б. Васильевым (1981) в основу выделения в Среднем Поволжье самарской культуры, которая относится к раннему энеолиту.

Исходя из анализа керамического материала неолитического времени Юга Восточной Европы можно говорить о наличии здесь двух основных групп родственных культур (рис. 21). Одна из них включает ранненеолитические культуры типа сурской в Поднепровье и горнокрымской в Крыму, а также памятники елшанского типа в Волго-Уральском междуречье (Васильев, Пенин, 1978, с. 3). Вторая группа охватывает все культуры Днепро-Донецкого региона, Подонья (ракушечноярская и среднедонская), Волго-Уральского междуречья и Северного Прикаспия (сероглазовская или прикаспийская, волго-уральская, самарская). Они занимают степные и лесостепные пространства и образуют в неолите Восточной Европы отдельную днепро-волжскую общность (ДВО).

Характерными признаками керамики культур первой группы (сурской, горнокрымской и др.) является наличие только одной формы сосудов в виде остродонного горшка S-видного профиля с простым венчиком, отведенным наружу. Поверхность сосудов темного или серого цвета, она хорошо сглажена или подлощена, в тесте небольшой процент минеральных примесей. Орнаментация сосудов незначительна, на ранних этапах развития культур вообще часто отсутствует, иногда состоит из одного-двух рядов ямок неправильных очертаний или зигзага, нанесенного качалкой. Позднее, например, на сосудах второго этапа сурской культуры и на поздних елшанских стоянках (Кошелак) складывается характерный для культур этой группы линейно-ямчатый мотив узора, образованный рядами параллельных линий с ямочным заполнением между ними. В других случаях создается шевронно-подтреугольный узор, также линейно-ямчатый.

Используется вертикальный зигзаг, елочные мотивы и др. Но ни отступающие наколы, ни гребенчатые элементы орнамента для культур этой группы не характерны. Важной чертой сурской культуры является применение здесь каменных сосудов. Кремень этих культур мелкий, пластинчатый, микролитический.

Основным занятием населения сурской и горнокрымской культур были охота и рыболовство, но здесь известны уже первые домашние животные, в частности бык и свинья. Могильники не обнаружены, антропологический состав населения неизвестен. Культуры этой группы датируются концом VI–V тыс. до н. э., возможно, доживают до первой половины IV тыс. до н. э.

Многочисленные могильники и поселения второй, днепро-волжской общности (ДВО) характеризуются так называемой гребенчато-накольчатой керамикой, которая по многим признакам резко отличается от материалов культур первой группы.

Сосуды культур ДВО обычно толстостенные, их поверхность более светлых тонов, в тесте примесь травы (на Днепре) или толченой ракушки (в Прикаспии), реже в качестве отощителя применялся песок или дресва. Известна только одна форма сосудов в виде высокого прямостенного горшка. Последний часто имеет расширенное тулово и узкую горловину. Венчик прямой, изредка отведен наружу, но настоящий 5-видный профиль сосуда обычно не встречается.

Характерной чертой керамики ДВО является одновременное распространение так называемых воротничковых сосудов, у которых край горшка оформлялся утолщением снаружи — «воротничком» или реже наплывом с внутренней стороны. Распространение воротничковой керамики в культурах ДВО имеет датирующее значение. Ранняя керамика почти вся остродонная, затем распространяется и плоское дно. Поверхность сосудов сглажена хорошо, на внутренней стороне видны следы расчесов.

Орнаментация на сосудах ДВО очень богатая, узор почти всегда густо покрывает поверхность сосуда, а иногда и его дно. Основных элементов орнамента два — отступающие наколы и оттиски в виде гребенки, нанесенные почти всегда короткой острой ракушкой. Иногда оттиски ракушки наносились способом качалки. Важной деталью узора является наличие под срезом венчика ряда глубоких округлых ямок. Каждая культура ДВО имеет некоторые особенности в орнаментации посуды. Например, на Нижней Волге, в Северном Прикаспии и на Дону чаще встречается накольчатый орнамент, а на Днепре и Северском Донце — гребенчатый. Узоры обычно подчинены принципу горизонтальной зональности. Общее название узоров — гребенчато-накольчатые — распространяется на керамику в целом.

Кремневый инвентарь на разных этапах развития культур ДВО постепенно изменяется: обычно мелкий микролитический с множеством геометрических форм в более ранних комплексах и крупный в сочетании с макролитическими орудиями — на более поздних этапах.

Основной формой хозяйства у населения ДВО была охота и рыболовство, а на более поздних этапах скотоводство. В Прикаспии домашние животные появляются уже в раннем неолите. В составе домашнего стада культур ДВО бык, свинья и появляется лошадь.

Хорошо изучены могильники культур ДВО, в частности, на Днепре и в Приазовье (Мариуполь, Никольский), а также на Волге (Съезжее). Господствующим обрядом погребения было вытянутое на спине трупоположение, преобладают коллективные могилы, обычно густо засыпанные красной охрой. Сосуды при захоронениях не встречаются. Носители культур ДВО антропологически относились к типу поздних кроманьонцев, гиперморфных, широколицых или умеренно широколицых, что хорошо изучено, например, для культур днепро-донецкой общности и самарской культуры.

Культуры с гребенчато-накольчатой керамикой ДВО имели, вероятно, восточноевропейское происхождение, где сложились на местной позднемезолитической основе. В целом, они существовали в V–IV тыс. до н. э.

На основании стратиграфических наблюдений, типологического анализа материалов и данных радиокарбоновых определений в развитии культур гребенчато-накольчатой керамики могут быть выделены три основных периода — ранний (I), развитой (II) и поздний (III).

К первому периоду относятся памятники ранней фазы днепро-донецкой общности (Бондариха, Игрень, Собачки), первых двух фаз ракушечноярской культуры, поселения монастырского этапа на Среднем Дону, типа Джангар в Прикаспии, ранние слои Ивановки в междуречье Волги и Урала и др. Все они датируются V тыс. до н. э. В это время начал формироваться и развивался на всей территории ДВО керамический тип с гребенчатым и накольчатым орнаментом. Горшки остродонные (Поднепровье, Дон) и плоскодонные (Прикаспий). Кремень микролитический. В Поднепровье складывается уже в это время устойчивый тип вытянутых на спине погребений в небольших ямах-гнездах.

Культуры второго периода характеризуются распространением воротничковой гребенчатой и накольчатой керамики. В Поднепровье возникают коллективные усыпальницы мариупольского типа, синхронные погребениям самарской культуры на Волге (Съезжее). Кремень обычно крупный. К этому периоду относятся памятники второго этапа культур Днепро-Донецкого региона (Средний Стог I, Никольский, Мариупольский могильники), третьей фазы ракушечноярской культуры, типа Тентек-Сор и Орловски сероглазовской культуры, второй фазы среднедонской культуры и самарской культуры. Все они датируются первой половиной IV тыс. до н. э.

В конце второго периода большинство перечисленных культур — надпорожская, ракушечноярская, сероглазовская и самарская — сходят с исторической арены. А на территории их обитания распространяются племена культур раннего медного века — среднестоговской, хвалынской, нижнемихайловской и др.

В третьем периоде из культур ДВО (вторая половина IV тыс. до н. э.) продолжают бытовать лишь памятники типа Пустынки на Днепре, Засухи в степном левобережье Днепра, а также третьей фазы среднедонской культуры на Дону. Гребенчато-накольчатая керамика деградирует, воротничковые сосуды больше не изготавливаются, не сооружаются больше и могильники мариупольского типа. Памятники типа Пустынки, Засухи и третьей фазы среднедонской культуры бытовали уже одновременно с культурами типа Среднего Стога, Хвалынска и др.

Как видно из сказанного выше, культуры гребенчато-накольчатой керамики ДВО всех трех периодов по составу материальной культуры относятся еще к неолитической эпохе. Они развивались от периода к периоду плавно, эволюционно. Металл в это время, за исключением нескольких медных импортов в позднейшем погребении Никольского могильника, отсутствует. Поэтому, видимо, следует считать ошибочной попытку И.Б. Васильева (1981) выделить памятники второго периода ДВО (с воротничковой керамикой) в отдельную Мариупольскую область. Последнюю он относит уже к эпохе энеолита, хотя поселения третьего этапа ДВО считает еще неолитическими или «пережиточно-неолитическими» по терминологии А.Т. Синюка (Васильев, Синюк, 1985, с. 118). Такую искусственную периодизацию единых в культурном развитии неолитических памятников, часть которых относится и к эпохе энеолита, трудно считать логичной, она не вытекает также и из анализа фактических материалов.

К определению начала медного века на исследуемой территории надо подходить, видимо, с иных позиций. Наступление этой эпохи характеризуется довольно резкими переменами в материальной культуре, хозяйстве населения, его быте, верованиях и т. п., в том числе распространением металлических (медных) изделий, переходом населения к скотоводческому хозяйству, появлением новых форм верований, в частности повсеместного распространения скорченного обряда погребения. Как известно, такие новшества связываются с появлением среднестоговской, хвалынской и других культур, с которых и начинается здесь медный век.

Таким образом, в неолитическую эпоху, в конце VI–V тыс. до н. э., в степных и лесостепных районах от Днепра до Урала, в Крыму и Прикаспии обитало ранненеолитическое население сурской, горно-крымской и елшанской культур. С этими племенами связаны первые процессы «неолитизации» юга Восточной Европы, в том числе распространение домашних животных, керамического производства и т. д. В V тыс. до н. э. на неолитический этап развития начали переходить другие группы населения позднего мезолита и возникла обширная днепро-волжская общность родственных племен с гребенчато-накольчатой керамикой. Они создали высокоразвитые культуры с устойчивыми типами керамики, орудий труда, постоянными формами погребального ритуала. Многочисленные эти племена некоторое время обитают одновременно с ранненеолитическим населением сурской, горно-крымской и елшанской культур, а затем переживают их. Племена культур ДВО сходят с исторической арены в разное время: на юге — к середине IV тыс. до н. э. и на северных лесостепных территориях — в конце IV тыс. до н. э.

Глава 3 Кавказ (В.В. Бжания)

Из всех историко-культурных областей нашей страны Кавказ наиболее близок территориально к Передней Азии, где уже в мезолите сложилось производящее хозяйство, а потом возникли древнейшие цивилизации мира. Неолит Кавказа вызывает в этой связи особый интерес, поскольку в эту эпоху должны были закладываться основы ярких кавказских культур периода раннего металла с их высокоразвитыми земледелием и скотоводством, глинобитной архитектурой, металлургией меди.

Однако наши сведения о неолите Кавказа крайне скудны. Только в Кавказском Причерноморье исследована серия поселений и пещерных стоянок, по характеру кремневого инвентаря близких неолитическим местонахождениям Крыма. Недавно проведены исследования в Горном Дагестане, расширившие наши представления о неолите этого района.

Вполне вероятно, что неолитические памятники на Кавказе просто еще не выявлены. Но возможно и другое предположение. В VIII–VII тыс. до н. э. на территории Кавказа обитали мезолитические племена с высокоразвитой культурой, не знакомые еще с земледелием и скотоводством. Затем, в VI тыс. до н. э., в центральную часть Закавказья проникли с юга племена с культурой типа Шулаверис-гора, Шому-тепе. Они принесли сюда сформировавшиеся в других районах навыки обработки земли, разведения скота, глинобитной архитектуры, плавки меди, изготовления керамики. Таким образом, в пределах центрального Закавказья мезолит сменился культурой шомутепинского типа, которую одни исследователи считают энеолитической, а другие рассматривают как неолитическую на ранних стадиях и энеолитическую — на поздних. Культуры же Северного Кавказа, Западного Прикаспия, имеющие неолитический облик, в действительности синхронны шомутепинской энеолитической культуре Закавказья и характеризуют периферию древнейшего на Кавказе очага производящего хозяйства. И они были достаточно скоро сменены высокоразвитыми энеолитическими культурами. Поэтому неолит здесь очень кратковременная и недостаточно выраженная эпоха.

Лучше всего мы знаем сейчас неолит Черноморского побережья Кавказа, где выделяется западно-кавказская культура. Первый памятник этой культуры выявил в 1936 г. А.Н. Каландадзе (1939) у с. Одиши в Зугдидском р-не Грузии. Собранные на поверхности находки (кремневые орудия микролитических типов, шлифованные топоры, керамика) исследователь склонен был делить на мезолитические и неолитические. Только раскопки на стоянке Нижняя Шиловка (Формозов, 1962; Соловьев, 1967) показали, что аналогичные древние изделия составляют единый комплекс.

Самые северные памятники западно-кавказской неолитической культуры обнаружены около Адлера — в Нижней Шиловке, самые южные — в Аджарии, у Кобулети, Хуцубани, Махвилаури (Гогитидзе, 1978).

Раскопками исследованы как эти стоянки, так и ряд пунктов у г. Махарадзе (Небиеридзе, 1972), Даркветский навес в Чиатурском р-не Грузии (Небиеридзе, 1978) и несколько объектов на территории Абхазии — пещера Апианча (Церетели, 1978), местонахождения Гумуриши, Чхортоли, Гали I (Каландадзе, 1974) и поселение Кистрик близ Гудауты.

Неолитические памятники Западного Закавказья (карта 4) тяготеют к прибрежной зоне, но непосредственно у берега моря, на древней морской террасе, расположено только Кистрикское поселение. Очевидно, близость моря не имела решающего значения при выборе места поселений. Почти все местонахождения связаны с руслами небольших рек и располагаются на их террасах или пологих склонах невысоких холмов с аллювиальным суглинистым покровом. Исключение составляют пещерные стоянки.

О первоначальных размерах поселений говорить трудно. Большая часть их площади в настоящее время застроена или уничтожена. Вероятно, были и мелкие и очень большие поселения. Так, судя по урезу речного берега на поселении Нижняя Шиловка, культурные остатки в одном направлении встречались на протяжении всего 40 м. Площадь же распространения находок на поселении Кистрик составляет около 68 тыс. кв. м. Все же вряд ли люди заселяли эту площадь одновременно. Огромные размеры памятника объясняются скорее всего тем, что в отличие от неолитических и энеолитических поселений Закавказья, Средней и Передней Азии с их глинобитной архитектурой, способствовавшей быстрому образованию теллей, новые жилища поселений Кавказского Причерноморья сооружались не на месте старых, а в стороне, на новых участках. Это объясняет и однослойность почти всех неолитических памятников.

Отсутствие остатков каких-либо каменных кладок и глинобитных построек позволяет думать, что жилища Кавказского Причерноморья были деревянными. По данным С.И. Гогитидзе, на поселении Кобулети прослежены ямки от деревянных столбов, благодаря чему выясняется, что жилища имели прямоугольную форму. На поселении Кистрик следы жилищ не выявлены, встречались только очажные и хозяйственные ямы размером до 2,5×1,5 м, а также округлые углубления диаметром 20–30 см с почти вертикальными стенками. Вероятно, это остатки деревянных столбов жилых сооружений — опоры домов типа свайных построек. По этнографическим и историческим данным, в Кавказском Причерноморье с его влажным субтропическим климатом вплоть до начала нашего столетия преобладал именно такой тип домов.

Наиболее ранними памятниками западно-кавказской неолитической культуры можно считать поселения Анасеули I, слой V Даркветского навеса, слой I пещеры Апианча и местонахождение Лемса. Комплекс Анасеули I состоит из изделий мезолитического облика, в основном на пластинах, микропластинах и их сечениях, имеется ряд шлифованных орудий неолитического типа (рис. 22). Керамика не обнаружена.

Большую часть анасеульской коллекции (всего 4044 предмета) составляют изделия из обсидиана, которого в Кавказском Причерноморье нет. По-видимому, обсидиан на поселение доставлялся в желваках и в виде полуфабрикатов. Нуклеусы (28 экз.) — конусовидные, карандашевидные, призматические. Ножевидные пластины встречаются реже сечений (177 экз. — 25 %). Немногочисленны микропластины (3 %), пластины с ретушированными краями (47 экз. — 7 %), пластинки с притупленной спинкой. Резцы (165 экз. — 35,6 %) все, кроме одного, изготовлены на пластинках. Большинство скребков (120 экз.) на отщепах, есть и концевые на пластинах (15 экз.). Найдено восемь трапеций симметричной формы. Остальные орудия из обсидиана и кремня в коллекции представлены единичными экземплярами. Это концевые скребки на пластинах с резцовыми сколами на противоположном конце (3 экз.), острия-сверла (4 экз.), резчики-ножи (2 экз.), ретушеры (3 экз.).

Вторую группу орудий Анасеули I составляют клиновидные шлифованные топоры, ударное (молоток) и мотыговидное орудия, метательные шары, шлифовальники, терочники.

Даркветский навес расположен близ г. Чиатура на высоте 5 м над уровнем р. Квирила (абсолютная высота 700 м). На площадке под навесом, в раскопе площадью 80 кв. м прослежено чередование пяти культурных слоев, из которых IV (сверху) автор раскопок относит к раннему неолиту (Небиеридзе, 1978).

Основу Даркветской коллекции (275 экз.) составляют ножевидные пластины (204 экз.). Нуклеусы конусовидные (10 экз.), призматические (2 экз.) и карандашевидный (1 экз.). Орудия распределяются следующим образом: трапеции — 16 экз., скребки — 6 экз., резцы — 5 экз., проколки — 6 экз., зубчатые орудия — 2 экз., стамески — 1 экз. Имеются шлифованный топор и зернотерка. Керамики нет, но сохранились костяные изделия — шилья, иглы, а также орудие из рога с затертым концом.

Большинство костей из Даркветского навеса принадлежит диким животным, в основном кабану, благородному оленю и косуле. Но в IV слое найдены кости домашних животных. Это бык — Bostaurus (5/2), свинья — Sus domesticus (47/5), мелкий рогатый скот — Ovis aut capra (17/3), собака — Canis familiaris (1/1).

В пещере Апианча (абсолютная высота 450 м), расположенной в горной части Абхазии, в 40 км от Сухуми, два верхних слоя последовательно относятся к мезолиту и неолиту. Они исследованы на площади 68 кв. м. В мезолитическом слое много геометрических форм — асимметричные треугольники, трапеции с двумя обработанными краями, пластины с притупленным краем.

В неолитическом слое нет пластин с притупленным краем, у трапеции обработаны уже три края. Найдены костяные орудия, в том числе крючок. Встречаются галечные орудия, но нет шлифованных. Отсутствует и керамика. Из кремневых орудий особого внимания заслуживает жатвенный нож с прямой рукояткой (Церетели, 1978).

Как видим, комплексы Анасуели I, Дарквети, Апианчи и также Лемсы близки мезолитическим с характерным для них микролитическим инвентарем, но появляются тут и новые неолитические формы — шлифованные клиновидные топоры, трапеции со струганной спинкой, а также пластинки с выделенной головкой, трапеции с обработкой с двух сторон, шарики для пращи. Отсутствие керамики может быть случайным обстоятельством.

Последующее развитие западнокавказской неолитической культуры характеризует уже большее число поселений (Нижняя Шиловка, Кистрик, Чхортоли, Гали I, Гумуриши, Хорши, Одиши, Анасеули II, Гурианта, Мамати, Махвилаури).

Все типы нуклеусов, встречавшиеся на ранненеолитических поселениях, характерны и для памятников позднего неолита, кроме того, появляются многоплощадочные дисковидные и аморфные нуклеусы. Техника производства орудий совершенствуется, основное внимание уделяется теперь вторичной обработке изделий. Значительно расширяется ассортимент орудий (рис. 23). Пластинка остается ведущим типом среди заготовок. Ретушированные пластинки составляют всего 4–5 %, большая часть обработана по одному краю со стороны брюшка или спинки, имеются пластинки и со встречной ретушью по одному краю, изредка встречаются с затупленным краем или оформленные зубчатой ретушью.

Наиболее многочисленны пластинки с выемками по краям. В Кистрике (рис. 24) их около 380. Иногда выемки выделяют верхнюю часть пластин. Особенно типичны пластинки с выделенной головкой для Нижнешиловской стоянки, где такой способ оформления черешковой части орудия встречается и на массивных кремневых изделиях длиной 10–12 см. Редкой, но показательной находкой являются пластины с подтесанными концами. Такие долотовидные орудия изготовлялись не только из пластин, но и из пластинчатых отщепов и сработанных нуклеусов.

Долотовидные орудия характерны, очевидно, для определенного этапа развития неолита Кавказского Причерноморья. На наиболее поздних памятниках — Одиши, Анасеули II таких орудий уже нет. Но на этих поселениях значительно чаще встречаются пластинки со скошенными ретушью концами, которые редки или отсутствуют в раннем и среднем неолите (Шиловка, Кистрик, Махвилаури).

Резцов на поселениях развитого и позднего неолита по-прежнему много. Большинство изготовлено на углах сломанных пластинок. Чаще встречаются боковые и клювовидные резцы. Появляются изделия, рабочий край которых оформлен ретушью (ножи-резчики). Скребки в инвентаре составляют небольшой процент. Характерны для комплексов острия и геометрические микролиты. Среди острий преобладают изделия на удлиненных пластинках с ретушью по краям. На изделиях с длинным рабочим концом (проколки) ретушь, как правило, крутая, двусторонняя и нанесена со спинки. У орудий с коротким жальцем ретушь по краям более пологая, противолежащая (развертки).

Геометрические микролиты найдены на всех памятниках развитого и позднего неолита. Формы их разнообразны. Встречаются трапеции, сегменты, прямоугольники и треугольники. Преобладают всюду симметричные трапеции. В отличие от раннего неолита чаще встречаются высокие трапеции и низкие удлиненные. Изделия с полностью фасетированными плоскостями редки и характеризуют самый поздний этап неолита. К ним относятся прямоугольники из Одиши и Анасеули II. Вся поверхность этих изделий покрыта фасетками плоской струйчатой ретуши, весьма характерной для обработки кремневых наконечников и вкладышей серпов эпохи раннего металла.

К числу редких находок относятся двустороннеобработанные наконечники стрел на пластинах или пластинчатых отщепах, листовидные с черешком. Редкость наконечников стрел объясняется тем, что в неолите Кавказа, как и в ряде культур Передней Азии, лук мог быть заменен пращой. Каменные шарики для пращи в большом количестве встречены на Нижнешиловской стоянке, в Махвилаури, на других памятниках.

На поселениях развитого и позднего неолита представлены клиновидные шлифованные топоры и долота, массивные удлиненные орудия, обработанные с двух сторон крупными сколами («орудия типа пик»), мотыговидные изделия, отбойники, отжимники, шлифовальники, молотки, песты, обломки терочников и зернотерок. Топоры и долота имеют округлое, линзовидное и трапециевидное сечения. Лезвия их округлые и прямые. Для топоров характерна зашлифовка на ребрах. На завершающем этапе неолитической культуры появляются желобчатые и просверленные ударные орудия.

Керамический материал (рис. 25) на всех поселениях сильно фрагментирован. Судя по немногим целым экземплярам, сосуды были плоскодонные, имели баночную форму с небольшим расширением тулова. Венчики на более ранних памятниках прямые, в редких случаях слегка отогнутые вовнутрь или наружу. На более поздних памятниках края венчиков часто уплощаются и имеют небольшую скошенность наружу. Вся керамика слабого обжига, в составе глины крупная примесь гранитной дресвы. Поверхность сосудов не орнаментирована. На наиболее поздних памятниках появляется резной геометрический орнамент из зигзагов, елочек, рельефные валики и выступы, насечки по венчику.

Западно-кавказская неолитическая культура достаточно своеобразна, сложилась, видимо, на местной мезолитической основе и развивалась без резких изменений в составе инвентаря. Импорт обсидиановых изделий, типологическая близость ряда геометрических орудий Западного Кавказа и Крыма, сходство некоторых форм и орнамента керамики Кавказского Причерноморья и Южного Закавказья говорят о налаженных контактах западно-кавказских племен с соседними областями. Однако существенных изменений в развитии неолитической культуры Кавказского Причерноморья эти взаимоотношения как будто не принесли. Налицо ее постепенное последовательное развитие.

В рамках единой неолитической культуры Кавказского Причерноморья Л.Д. Небиеридзе (1972) выделяет два локальных варианта: западный и восточный. В Нижней Шиловке и Кистрике (западная группа) имеются пластинки с выделенной головкой, а в Одиши, Анасеули II, Гурианте (восточная группа) их нет. Для Шиловки и Кистрика характерны высокие трапеции и неорнаментированная керамика, а в Одиши, Анасеули II (рис. 26), Гурианте преобладают высокие прямоугольники и есть орнамент на сосудах. Не исключено, однако, что эти различия не столько локальные, сколько хронологические. Показательно хотя бы то, что на поселении Махвилаури, расположенном восточнее Одиши, Анасеули и Гурианты, орнаментированной керамики нет, точно так же, как в западной группе.

Имеющиеся в настоящее время материалы позволяют наметить три этапа развития неолитической культуры Кавказского Причерноморья.

Первый этап — ранний (Анасеули I, Дарквети, Апианча, Лемса, Кобулети), характеризуется отсутствием или очень малым числом находок керамики, инвентарем, близким к мезолитическому, и появлением шлифованных орудий с линзовидным и округлым сечением.

Следующий этап — развитой неолит (Хорши, Гали I, Нижняя Шиловка, Кистрик, Махвилаури) характеризуется неорнаментированной керамикой, обилием трапеций (в том числе высоких) с двусторонней обработкой краев и односторонней — верхнего конца, распространением трапеций со струганной спинкой, острий (проколок, разверток) и резчиков, шлифованных топоров с трапециевидным сечением и прямыми лезвиями.

Третий этап — поздний неолит (Чхортоли, Гумуриши, Одиши, Мамати, Анасеули II) — отличается орнаментированной керамикой, распространением прямоугольников, почти полностью покрытых струйчатой ретушью, и низких удлиненных трапеций, появлением зернотерок.

Сложнее определить абсолютный возраст неолита Кавказского Причерноморья, поскольку радиокарбоновых дат стоянки не имеют. Многие исследователи отмечали сходство неолита Кавказского Причерноморья с памятниками Западной Грузии — Цопи и Самеле-Клде, что проявляется в сходстве кремневых изделий, части керамики и особенно ее орнаментации. Но в комплексах Самеле-Клде и Цопи преобладают фрагменты сосудов с хорошо заглаженной поверхностью и присутствуют керамика и костяные изделия, типичные для шулавери-шомутепинской культуры Южного Закавказья.

На сосудах III–I горизонтов Шулаверис-гора и VII–VI горизонтов Имрис-гора имеется резной орнамент, по технике нанесения и по мотивам (елочные, геометрические и вертикально-волнистые узоры) повторяющий орнаментацию керамики поселений Одиши и Анасеули II. Сходство прослеживается и в характерных насечках по краю венчиков и приемах украшения сосудов налепными коническими выступами.

Резной геометрический орнамент появляется только на определенной стадии развития шулавери-шомутепинской культуры (по Т.В. Кигурадзе, на II ее ступени) и за ее пределами не встречается (Кигурадзе, 1976). Поэтому можно говорить о прямых контактах населения западного и восточного Закавказья на этой стадии развития культуры.

Для поселений шулавери-шомутепинской культуры имеется девять дат по С₁₄. На основе этих определений и с учетом переднеазиатских аналогий существование шулавери-шомутепинской культуры приурочивается к VI–V тыс. до н. э. (Мунчаев, 1975). Исходя из этого, время существования западно-кавказской неолитической культуры должно быть отнесено к VI — первой половине V тыс. до н. э. Следует, однако, иметь в виду, что определение абсолютного возраста неолитической культуры Кавказского Причерноморья пока зиждется только на корреляции с культурой, хронология которой остается дискуссионной. Своих же прочно обоснованных дат неолит Кавказского Причерноморья не имеет.

Вопрос о занятиях населения, оставившего стоянки типа Нижнешиловской и Кистрика, пока остается открытым. На поселении Кистрик и местонахождениях в р-не городов Сочи и Зугдиди (Урта) найдены каменные тяпкообразные орудия типа древнейших переднеазиатских мотыг. Однако нигде пока еще нет четких стратиграфических подтверждений принадлежности этих орудий неолитическому слою. Другие бесспорно земледельческие орудия на неолитических стоянках отсутствуют. Как орудия для обработки земли принято расценивать каменные изделия типа пик из Кистрика и других близких памятников, но, возможно, это лишь заготовки для топоров. Л.Н. Соловьев (1967) упомянул о находке обугленных зерен злаков в хозяйственной яме Кистрикского поселения. На более поздних стоянках есть зернотерки.

Костные остатки сохранились только в пещерных стоянках Апианча и Дарквети. В последней наряду с костями диких животных встречаются также и кости домашних — быка, свиньи, козы и собаки. Это первое указание на то, что обитатели поселений этого круга овладели навыками содержания домашних животных. О том же свидетельствуют и материалы из Прикубанья, связанные с другой неолитической культурой, во многом близкой западно-кавказской.

В 1961 г. А.А. Формозов (1971) провел раскопки Каменномостской пещеры, расположенной на мысу у слияния безымянного ручья с ручьем Мешоко, впадающим в р. Белую — приток Кубани. В слое, перекрывающем палеолитический, выявлено два горизонта — неолитический и энеолитический (майкопской культуры). Нижний горизонт (мощность 20–40 см) содержал свыше 1000 кремневых изделий, три костяных орудия, 26 фрагментов глиняных сосудов (рис. 27, 10–30), кости крупного и мелкого рогатого скота, свиньи, собаки и диких животных (определения В.И. Цалкина).

В коллекции из Каменномостской пещеры наряду с призматическими, коническими и карандашевидными нуклеусами есть несколько ядрищ призматической формы со скошенными площадками, сработанных по одной плоскости до превращения в тонкие плитки. Аналогии известны в неолите Северного Причерноморья. Много пластин без вторичной обработки. Среди ретушированных пластин встречаются с приостряющей ретушью по краю, с выемчатым краем, с притупленным краем и притупленными концами, с кососрезанными ретушью концами. Имеется несколько пластин с подтесанными концами. Большинство скребков (8 экз.) изготовлено на пластинах и принадлежит к типу концевых. Единичными экземплярами представлены угловые резцы на пластинках, острие-проколка, шаровидные отбойники, обломок крупного наконечника стрелы с двусторонней ретушью, трапеции и сегменты. Форма геометрических микролитов выработана нечетко. Наряду с кремневыми орудиями найдены две костяные проколки и долотце из расколотой трубчатой кости.

Керамика представлена фрагментами толстостенных сосудов с рыхлым рассыпающимся тестом, иногда с примесью раковин. Встречены округлое днище и небольшой горшочек баночной формы с плоским днищем. По тулову этого сосуда нанесены редкие вертикальные прочерченные полосы. Такой же орнамент есть и на черепках от других сосудов.

Резному линейному орнаменту керамики Каменномостской пещеры А.А. Формозов приводит аналогии из стоянок типа Кая-Арасы в Крыму и сурских на Днепровских порогах. Влиянием степных культур, очевидно, следует объяснить и появление в Каменномостской пещере остродонной керамики с примесью дробленой ракушки, наличие пластинок с кососрезанными концами и пластинок с затупленными краями. Для территориально близких к Каменномостской пещере памятников Кавказского Причерноморья все это не типично. Но для последних характерны баночные плоскодонные сосуды и кремневые трапеции с двусторонней обработкой, которые имеются в Каменномостской пещере и не встречаются в Крыму и в степных культурах юга Евразии. По-видимому, комплекс Каменномостской пещеры характеризует культуру неолита Северного Кавказа, в которой сочетались черты, свойственные культурам Черноморского побережья Кавказа и степной зоны Северного Причерноморья.

К описанному комплексу близка небольшая коллекция подъемного материала, собранная В.П. Любиным (1966) близ г. Черкасска на берегу р. Овечка — притока Кубани. В коллекции плоский нуклеус, 56 сечений пластинок, три скребка (на мелких отщепах и концевой на пластинке), шесть вкладышей геометрических форм и т. д. С находками в Каменномостской пещере перекликаются форма нуклеуса, сработанного до превращения в плитку, микроскребки, пластинка с кососрезанным концом, трапеции со струганной спинкой и двусторонней ретушью по краям, низкий сегмент (рис. 27, 1–9).

На территории Дагестана обнаружен ряд местонахождений, которые принято называть неолитическими. Одно из них расположено у г. Буйнакска (Марковин, Мунчаев, 1957), а 18 — в высокогорье, в Акушинском и Гунибском р-нах (Котович, 1964).

Коллекцию находок Буйнакского местонахождения составляют 275 изделий, собранных на распаханном поле и в обнажении культурного слоя мощностью 0,20-0,25 м. Нуклеусы отличаются миниатюрностью (до 4 см). Большинство имеет конусовидную, карандашевидную и призматическую форму, встречаются дисковидные и аморфные ядрища. Основной инвентарь памятника состоит из орудий на микропластинках (острия, концевые скребки, пластинки с мелкими выемками, низкие трапеции с ретушью) и крупных изделий на пластинах и отщепах (острие с ретушированными краями, острие на широком отщепе, концевые скребки на пластинах и отщепах, иногда сохраняющие галечную корку). Имеется отжимник в виде трехгранного стержня с негативами сколов на поверхности, отбойник, «заготовка» клиновидного топора и плоский шлифованный топор.

Большинство неолитических памятников горного Дагестана известно из Акушинского р-на. Здесь в Усишинской и Акушинской долинах обнаружено 15 местонахождений. Наиболее значительные Сага-Цука, Какала-Кадала-Хар и кремневые мастерские в урочищах Арачалла-бек и Дузани. В большинстве случаев это подъемный материал, состоящий в основном из каменных орудий и отходов от их производства. Характер инвентаря здесь иной, чем в Буйнакске — микролитических форм тут очень мало.

На поселении Малин-карат найдены кости домашнего быка и керамика, близкая к энеолитической (пачкающая поверхность или обмазка поверхности жидкой глиной, сквозные отверстия по венчику). Если вслед за В.Г. Котовичем считать подобные памятники горного Дагестана неолитическими, придется признать их синхронность энеолиту центрального Закавказья.

В ином свете после новых исследований выглядят материалы наиболее важного стратифицированного памятника финальной поры каменного века на северо-восточном Кавказе — многослойного поселения Чох. Поселение расположено в Гунибском р-не Дагестана, в зоне альпийских лугов на абсолютной высоте 1725 м. Раскопки здесь проводились в 1955–1957 гг. (Котович, 1964) и в 1980–1982 гг. (Амирханов, 1987) на площади 200 кв. м. Последние исследования привели к пересмотру стратиграфии памятника. Два верхних слоя, датированные ранним и поздним мезолитом (Котович, 1964, с. 107), оказались горизонтами одного неолитического слоя.

Основу Чохского комплекса из верхнего слоя составляют кремневые пластинчатые изделия. Нуклеусы призматические, конические и карандашевидные. Вместе с тем, как и в нижних слоях, продолжают встречаться поддисковидные нуклеусы (рис. 28).

Большинство пластин небольших размеров. Они чаще использовались без дополнительной подправки, но немало пластин с односторонней или противолежащей ретушью по краям, с притупленным краем, с боковой выемкой, есть острия на пластинах и отщепах. На микропластинах изготовлены вкладыши подтреугольных и трапециевидных очертаний. Резцы и скребки встречаются на пластинах и отщепах. Среди скребков большую серию составляют миниатюрные изделия.

Кроме отмеченных выше каменных изделий на поселении обнаружены кремневые наконечники стрел, зернотерки и терочники. Среди костяных изделий интересны обломок основы жатвенного ножа с пазом для пластинчатых вкладышей и свирель (?) из трубчатой кости овцы.

В верхнем слое Чоха найдено довольно много обломков плоскодонной посуды, в двух случаях удалось восстановить их форму. Это — чашка и сосуд в виде котла. Декоративным украшением посуды служили налепные шашечки, они сохранились на одном фрагменте.

На Чохском поселении обнаружены остатки жилища округлой формы с входом в виде коридора шириной 1 м. Площадь помещения около 60 км. м. Стены сложены из крупных обломков известняка, плотно пригнанных без связующего раствора. В некоторых местах кладка стен сохранилась на высоту до 1 м. В центральной части жилища расположен очаг, углубленный ниже уровня пола.

Не менее важными были находки в верхнем слое Чохского поселения нескольких десятков обуглившихся зерен окультуренных злаков, принадлежащих нескольким видам пшеницы и ячменя. Результаты бинокулярных исследований чохских пластин, показавших использование этих пластин в качестве вкладышей жатвенных ножей и серпов, а также наличие зернотерок и костей домашних животных позволяют говорить о становлении производящего хозяйства в горном Дагестане.

Сравнение данных споро-пыльцевых проб из верхнего слоя Чоха со шкалой спектра растительного покрова Западного Прикаспия дало соответствие фазе новокаспийской трансгрессии. Возраст последней определен радиоуглеродными датировками в 6 тыс. лет до н. э.

Наконец, последняя группа материалов неолитического облика с территории северо-восточного Кавказа соседствует и связана со степными районами Северо-Западного Прикаспия. Коллекции из-под Божигана и Ачикулака в Ставропольском крае, Терекли-мектеба и Махмут-мектеба в Дагестане содержат микролитические орудия тех же типов, что знакомы нам по неолитическим стоянкам прикаспийских районов Дагестана (Минаева, 1955; Грехова, 1960). Ближе всего они к сборам из Нижнего Поволжья, охарактеризованным выше, и хотя имеют сходство с материалами из Буйнакска и Кобысгана, тяготеют скорее не к кавказскому, а к степному культурному миру. На связи с горными районами указывает довольно большое количество изделий из обсидиана.

Материалы неолитического облика из других районов Кавказа немногочисленны. К тому же принадлежность их к неолиту остается не доказанной. Исключение составляют находки в районе известных Кобыстанских наскальных изображений. К сожалению, в печати эти материалы отражения почти не нашли.

Памятники эти расположены в 60 км к югу от Баку, в 10–15 км от берега Каспийского моря, у подошвы и на террасах южных склонов трех соседних гор. По склонам нагромождены скальные обломки, на которых и выгравированы изображения. Под глыбами скал имеется много естественных ниш-пещерок с остатками древних стоянок. Раскопкам подвергались четыре стоянки на горе Беюк-даш и одна — у подошвы горы Кичик-даш.

Во всех исследованных убежищах прослежено одинаковое чередование культурных напластований. Над слоями мезолита с большим числом микролитических изделий без заметных перерывов идут наслоения с теми же микролитами, но уже с примесью галечных подшлифованных орудий и очень редкими фрагментами керамики.

Эти слои перекрываются напластованиями с керамикой эпохи бронзы и средневековья. Четких стратиграфических разграничений нет (Рустамов, Мурадова, 1971; 1972; 1976; Рустамов, 1971). Основную массу находок в нижних слоях составляют кремневые изделия, обсидиан встречается реже. Характерной особенностью кремневой индустрии Кобыстана является ее предельная микролитичность. Нигде в пределах Кавказа нет таких мельчайших изделий, обработанных ретушью (длина острий 1–2 см, ширина 0,2–0,4 см). Состав кремневых орудий всех слоев примерно одинаков. Это миниатюрные карандашевидные нуклеусы, микропластинки, острия с притупленным краем, прямо- и кососрезанными концами, концевые скребки на микропластинках, трапеции, редкие сегменты и треугольники.

О составе инвентаря неолитического времени дают представление материалы стоянки Кяниза, расположенной на верхней террасе горы Беюк-даш. Здесь вскрыто более 200 кв. м. На всей площади распространен мезолитический культурный слой, неолитический же прослеживается отдельными линзами, обычно у зольных скоплений. Площадь стоянки Кяниза зажата между крупными скальными блоками, но сверху открыта. Возможно, в период обитания между скалами сооружались навесы.

В коллекции много нуклеусов (длина 2–4 см). Орудия на отщепах малочисленны. Это скребки, долотовидные орудия (стамески) и острия с короткими жальцами (проколки). Все очень мелкие, длиной не более 4 см. Основную массу инвентаря составляют мелкие ножевидные пластинки без дополнительной подправки, служившие вкладышами. Ту же функцию, очевидно, выполняли и пластины с ретушью по краям, с затупленными или кососрезанными концами. Среди орудий, изготовленных на пластинках, преобладают острия, обработанные по краям мелкой ретушью только у рабочего конца. Довольно часто встречаются концевые скребки на пластинках с округлыми или вогнутыми лезвиями.

В коллекции из Кяниза имеются два сегмента. На других стоянках Кобыстана геометрических орудий много. Так, в убежище «Фируз» на горе Кичик-даш трапеции правильной формы составляют около 20 % всех орудий.

На стоянке Кяниза много грубых галечных орудий. Это топоры и долота, острия-проколки, сколы со скребковыми лезвиями, массивные ударные орудия, дисковидные орудия с рабочим лезвием по всей периферии края, ударные желобчатые орудия, грузила с выбоинами по краям или с отверстиями, округлые уплощенные терочники. Часть грубых галечных орудий, вероятно, использовалась при выбивании рисунков на скалах. Грузила, как и изображения рыб на петроглифах, показывают, что обитатели кобыстанских стоянок, в отличие от причерноморских племен, занимались морским рыболовством.

Обращают на себя внимание несколько обломков валунов известняка с намеренно углубленными полостями. Некоторые из них, бесспорно, принадлежат сосудам, имевшим форму небольших, но довольно глубоких мисок. Внутренняя поверхность сосудов обработана точечной техникой и шлифовкой.

Находки керамики в подскальных убежищах Кобыстана очень редки. В слоях, хронологически связанных со вторым слоем стоянки Кяниза, найдено только несколько обломков глиняных сосудов слабого обжига с растительной примесью. О формах их судить невозможно. Имеются лишь один обломок острого днища и несколько венчиков. По краю одного из них нанесены насечки, как и на сосудах из памятников типа Шулавери-Шому тепе.

В одной из ниш стоянки Кяниза найдено захоронение человека. При костяке лежала хорошо отполированная мраморная шаровидная булава с просверленным отверстием. У отверстия выступы с двух сторон. Возможно, к погребальному комплексу относятся обломки двух каменных женских статуэток, напоминающих женские изображения на скалах, а также каменные подвески с отверстиями. Такие же подвески из мелких галек, раковин, зубов животных, кабаньих клыков и каменные бусы трубчатой формы встречены при костяках коллективного погребения, обнаруженного на стоянке «Фируз». Там найдено 11 человеческих черепов и кости скелетов, лежащие без определенного порядка.

Материалы кобыстанских памятников еще не опубликованы. Поэтому дать сколько-нибудь полную культурно-хронологическую характеристику пока невозможно. Но уже сейчас видно, что аналогичных памятников нет ни в Западном, ни в Центральном Закавказье. Пожалуй, наиболее близкие аналогии прослеживаются в комплексах дюнных местонахождений Прикавказских степей. Сходство проявляется как в общем облике каменного инвентаря, так и в приемах оформления орудий.

Территория распространения дюнных местонахождений Северо-Восточного Кавказа является периферией прикаспийских мезолитических и неолитических культур. К этому же культурно-историческому региону, по-видимому, тяготеют и кобыстанские памятники. На это указывают и найденные здесь острое днище сосуда, и разнообразные подвески, весьма характерные для пещер Джебел и Гари-Камарбанд на юго-восточном берегу Каспия. Если в дальнейшем эти сопоставления получат подтверждения, то слои с ранней керамикой в Кобыстане можно будет датировать концом VI тыс. до н. э.

Костные остатки из Кобыстанских стоянок, по определению Д.В. Гаджиева, принадлежат только диким животным: кулану (50 %), джейрану, дикому быку, дикой козе, лисе, волку, тюленю, птицам. Таким образом, культура, выявленная при раскопках в Кобыстане, была еще охотничье-рыболовческой, но некоторые элементы неолита, прежде всего керамика, здесь уже налицо.

Интересен вопрос, какие из наскальных изображений Кобыстана можно связать с неолитическим временем. Исходя из перекрывания рисунков культурными напластованиями, А.А. Формозов (1969) отнес силуэтные изображения людей, взявшихся за руки, к мезолиту, а контурные фигуры быков, лошадей, кабана и мелкие линейные фигурки людей — к концу мезолита. Основная масса гравировок — лодки, контурные фигуры горных козлов, оленей и т. п. — выполнена в бронзовом веке. Вероятно, с неолитом связаны наиболее поздние из изображений группы, названной позднемезолитической. Любопытно одно из этих изображений: профильная контурная фигура быка на камне № 45 верхней террасы горы Беюк-даш. От морды животного тянется какая-то линия. Существует мнение, что это уже не дикий, а домашний бык на привязи (Джафарзаде, 1973).

Подводя итоги обзора неолитических памятников Кавказа, можно сказать, что здесь выявлена серия пещерных стоянок и долговременных поселений, для которых характерно сочетание кремневых и обсидиановых орудий микролитических типов, весьма близких к мезолитическим, со шлифованными клиновидными топорами и примитивной керамикой. Некоторые из этих поселений свидетельствуют о знакомстве их обитателей со скотоводством и земледелием уже в начале VI тыс. до н. э., до появления в Закавказье энеолитических культур переднеазиатского типа с глинобитной архитектурой и развитым производящим хозяйством.

Глава 4 Средняя Азия и Казахстан (Г.Ф. Коробкова)

Территория Средней Азии и Казахстана в эпоху неолита распадалась на три хозяйственные зоны. Южная зона охватывает памятники юго-востока современной Туркмении, относящиеся к оседло-земледельческой культуре — джейтунской. Северная зона включает районы Восточного Прикаспия, Фергану, степные и полупустынные области Узбекистана и Казахстана. Для этой зоны характерно сочетание присваивающей экономики с некоторыми элементами производящей. Памятники северной зоны близки между собой по уровню технического развития, хозяйственному укладу, образу жизни, однако имеют определенные различия, позволяющие выделить здесь несколько культур; наиболее четко выделяется кельтеминарская в Приаралье. Восточная зона включает стоянки и поселения гиссарской культуры, расположенные в горных районах современной Киргизии и Таджикистана (карта 5).

Неолит Средней Азии и Казахстана исследован неравномерно. Лучше всего изучены памятники джейтунской и гиссарской культур и кельтеминарской культурной общности. В Казахстане раскопаны отдельные стоянки. Для большинства районов мы располагаем лишь подъемным материалом при полном отсутствии стратифицированных комплексов.

Памятники джейтунской культуры занимают подгорную долину Копетдага на юге современной Туркмении. Первые сведения о них получены гидрогеологом М.П. Распоповым, обнаружившим в 1930 г. около ст. Келята Ашхабадской ж. д. фрагменты расписной керамики и кремневые изделия. Сборы подобных материалов были проведены А.А. Марущенко (1949) на городище Новая Ниса в 1935 г. и на поселении Тоголок-депе в 1939 г. Открытие основных памятников джейтунской культуры относится к 1940–1950 гг. (Джейтун, Чопан-депе, Бами и др.). В 1952 г. Б.А. Куфтиным (1956) на Джейтуне был заложен шурф, по материалам которого сделано заключение, что на поселении обитали оседлые земледельцы, обладавшие домашней собакой и, по-видимому, овцой, снимавшие сложными кремневыми серпами жатву с посевов на «каирных» землях. Выделение джейтунской культуры стало возможным после систематических раскопок XIV отряда Южно-Туркменистанской археологической комплексной экспедиции под руководством В.М. Массона в 1955–1963 гг. В дальнейшем были открыты новые памятники на юго-востоке Туркмении: это Монджуклы-депе и Чагыллы-депе, открытое в 1961 г. А.Ф. Ганялиным, а также Песседжик-депе, Гиевджик-депе и Гадыми-депе, первые два обнаружены в 1967 г. В.Н. Пилипко, последнее — в 1971 г. В.Т. Воловиком.

В настоящее время насчитывается 17 джейтунских памятников. Среди них поселение Джейтун изучено на уровне второго строительного горизонта полностью. Широкие раскопки производились на Чопан-депе, Песседжик-депе, Чагыллы-депе, Гадыми-депе. Их исследование связано с именами ашхабадских археологов С.А. Ершова, О.К. Бердыева и О. Лоллековой. Результаты раскопок эталонного памятника Джейтун опубликованы В.М. Массоном (1971). Достаточно полно описаны раскопки Чагыллы-депе, Песседжик-депе, Чопан-депе (Бердыев, 1965; 1966; 1968). Ряд работ посвящен стратиграфии джейтунских поселений (Бердыев, 1963; 1964), палеогеографии (Лисицына, 1965), результатам остеологических исследований (Шевченко, 1960) и трасологического анализа орудий труда (Коробкова, 1969б; 1981; Лоллекова, 1978).

Поселения джейтунской культуры располагаются тремя локальными группами. Территория западной группы (Бами I и II, Кизыл-Арват) была заселена в период расцвета и на позднем этапе джейтунской культуры; центральной (Джейтун, Чопан-депе, Тоголок-депе и др.) — в ранний и средний периоды; восточная (Чагыллы, Монджуклы, Гадыми-депе) включает поселения периода расцвета и позднего этапа джейтунской культуры.

Все поселения представляют собой оплывшие холмы (известные в Средней Азии как «депе»), возвышающиеся над окружающей поверхностью на 2–5,5 м и имеющие размеры от 0,5 до 2 га. Стратиграфические шурфы вскрывают культурные напластования, как правило, состоящие из нескольких строительных горизонтов. В Джейтуне таких горизонтов обнаружено пять, в Бами — пять, в Тоголок-депе — четыре, в Чопан-депе — семь, в Песседжик-депе — четыре, в Монджуклы-депе — девять (из них четыре — джейтунские, пять — культуры Анау IА), в Чагыллы-депе — 12.

Для джейтунской культуры характерны стандартные типы глинобитных домов, квадратных или прямоугольных в плане, площадью 19–39 кв. м, с очагом возле одной стены, выступом и нишей — у противоположной, глинобитным полом, покрытым алебастром или красной охрой (рис. 29). Стены возводились из глиняных блоков, овальных в поперечном сечении, размерами 60–70×20-25 см. В глину в большом количестве примешивался саман. Кладка блоков и обмазка стен осуществлялись с помощью глиняно-саманного раствора. Иногда на полу поверх обмазки выстилалась тростниковая циновка. В Чагыллы-депе помимо глиняных блоков в строительстве домов применялись плоские прямоугольные кирпичи. На этом поселении в помещении № 4, на уровне третьего строительного горизонта, пол был покрыт глиняной обмазкой, окрашенной сначала красной, затем черной краской. Разное покрытие пола встречено и в доме № 14, где нижняя поверхность сохраняла покрытие известковым раствором, а верхняя — глинобитным, окрашенным черной краской (Бердыев, 1966). То же известно и в Джейтуне, где в помещении № 6 первого строительного горизонта на полу сохранились пятна черного и красного цвета.

К жилым комплексам примыкали хозяйственные постройки и небольшие дворики, стены которых также возводились из глиняных блоков. Интересны специализированные помещения хозяйственного назначения на поселении Джейтун (помещения 23 и 25). Там сосредоточено 10 скребковых орудий на лопатках животных, восемь шильев, костяные лощила, иглы. К такого рода строениям следует относить и хозяйственно-бытовые комплексы, использовавшиеся жителями всего поселка. Это глинобитные сооружения, состоящие из параллельных отрезков стен одинаковой длины, расположенные преимущественно во дворах. Такие постройки встречены на Джейтуне, Тоголок-депе, Песседжик-депе, Чагыллы-депе. По предположению исследователей, они служили основаниями помостов зернохранилища или для вяления мяса.

Обращают на себя внимание крупные по площади помещения на территории ряда поселков. Так, на Джейтуне обнаружен дом (помещение 4), выделяющийся не только размерами, удвоенной толщиной стен, но и остатками нанесенной черной, белой и красной краской росписи на выступе южной стены. Аналогичное здание вскрыто на поселении Песседжик-депе (помещение 12). Площадь его 64 кв. м. У северо-восточной стены находился мощный очаг размерами 1,8×1,1 м, справа от него расположена глинобитная скамья. На противоположной очагу стене имелся выступ с лунообразным налепом. Поверхность этой и юго-западной стен украшена полихромной росписью (рис. 29, 1, 2). Сохранились изображения животных, треугольники, ромбы, деревья, нанесенные черной и красной краской по белому фону. Подобные изображения обнаружены и на фресках Чатал-Гуюка на юго-востоке Турции, но рисунки Песседжик-депе выглядят более архаичными.

По мнению О.К. Бердыева (1970), здание с фресками могло служить «родовым домом» поселка. Об этом говорят размеры сооружения, капитальность стен, настенная роспись, малочисленность находок в пределах дома, алебастровый пол. Исследователь предполагает, что здесь могли происходить собрания жителей поселка, хотя не исключает и того, что это «святилище», где совершали культовые обряды.

Раскопки свидетельствуют о стандартности планировки джейтунских поселков (рис. 29, 5), на территории которых дома располагались вытянутой линией. Более четкая планировка на поздних поселениях, где дома разделены улочками, тогда как в раннем Джейтуне существовала стихийная застройка (рис. 29, 6). Отмечаются изменения и в отдельных конструктивных деталях. В Джейтуне еще не было дверей, а дверные проемы, по-видимому, занавешивали шкурами или циновками. В Чопан-депе и Тоголок-депе в домах обнаружены подпяточные камни, свидетельствующие о наличии дверей определенной конструкции. Полы Джейтуна, Песседжик-депе отделывались известковым раствором, в Чопан-депе, Тоголок-депе и Чагыллы-депе известь заменяли глиняной обмазкой.

На территории поселений найдены захоронения. Известно 12 погребений, обнаруженных в Джейтуне, Чопан-депе и Чагыллы-депе. Все они расположены под полом домов и во дворах. На Джейтуне одно погребение вскрыто к югу от помещения 6 во дворе. Скелет принадлежал ребенку. Голова его обращена на запад, тело лежало на правом боку с подогнутыми ногами. Погребального инвентаря нет.

В Чопан-депе вскрыто три взрослых, четыре детских погребения и одно — подростка. Захоронения взрослых расположены: одно — на правом боку со скорченными ногами, головой на север, два — на спине с полусогнутыми ногами, головой на запад. Детские скелеты располагались в скорченном положении, на левом боку, скелет подростка — в вытянутом, на спине. Ориентация разная: на восток, северо-восток, северо-запад, юго-запад. В трех случаях (взрослый и два детских скелета) отмечена окраска охрой затылочной части черепа.

В Чагыллы-депе обнаружено три погребения: детское и два взрослых. Первый костяк взрослого лежал прямо в очаге, второй — на полу, погребение ребенка найдено у стены. Два скелета ориентированы головой на север, один — на северо-запад, все лежат на правом боку со слегка согнутыми ногами.

Таким образом, для джейтунских захоронений характерно скорченное, реже — вытянутое положение без устойчивой ориентировки. Как будто скорченное положение типично для детских костяков, вытянутое — для взрослых и подростков.

В коллекциях из раскопок джейтунских поселков преобладает керамика, вылепленная ленточным способом (рис. 30). В качестве отощителя использовали рубленую солому. Поверхность сосудов тщательно заглаживали. Следы неравномерного обжига в изломе черепков позволяют предполагать, что обжиг сосудов производился в примитивных горнах или печах. На окраине Джейтуна вскрыто сооружение — «платформа А» — с двумя продолговатыми углублениями. Одно из углублений имело следы длительного воздействия огня. Возможно, тут было два горна для обжига керамики.

Основные формы сосудов — плоскодонные корчаги, чаши, миски полусферические или с ребром в придонной части, а также кубки, сосуды баночной формы. К числу редких относятся плоские четырехугольные сосуды, получившие название «салатниц». В Чопан-депе появляются горшковидные сосуды. Стенки посуды снаружи и изнутри обмазывались глиняным раствором.

В Джейтуне встречены оригинальные формы керамических изделий: подставка на цилиндрической ножке, полый толстостенный цилиндр с темно-красной росписью на внутренних стенках, керамические плиты с невысокими бортиками и сквозными отверстиями диаметром 1–1,5 см, выполнявшие, видимо, функции сита.

Джейтунская керамика разделяется на две группы — расписную и нерасписную. Роспись наносилась красной краской, которая в зависимости от температуры обжига приобретала оттенки от темно-коричневого до малинового или темно-каштанового. Она применялась, главным образом, для украшения корчаг, служивших для хранения припасов. Реже встречается роспись на чашах и «салатницах».

На Джейтуне (рис. 30, 41–48) роспись чаще всего состоит из вертикальных струйчатых линий, изредка переплетающихся с горизонтальными, и локализуется в верхней части сосуда. Другой вид узора — горизонтальные пояса, составленные из вертикальных рядов скобочек.

Для Чопан-депе (рис. 30, 34–40), Песседжик-депе (рис. 30, 27, 29, 30, 33) и др. характерен орнамент в виде вертикальных линий, пересекающихся с горизонтальными. Реже представлена роспись в виде вертикальных или горизонтальных параллельных линий, сетки, крупных точек, залитых треугольников, горизонтальной полосы изнутри вдоль венчика.

В Бами (рис. 30, 1-16) появляются новые виды росписи: ячеистая, дугообразная, нанесенная на внутренней поверхности сосуда, лесенка. Для керамики Чагыллы (рис. 30, 17–25) характерны горизонтальные волнистые линии, вертикальные зигзаги, изображение дерева.

Для джейтунской культуры характерна пластинчатая техника обработки камня (рис. 31). Заготовками были пластины удлиненных пропорций со скошенными ретушированными верхними концами. Сырьем служил кремень медового или красновато-коричневого цвета. Предметы со вторичной обработкой встречались лишь в верхних слоях Чопан-депе, Тоголок-депе, Песседжик-депе, Чагыллы и других поздних памятниках. Основными орудиями труда являлись вкладыши жатвенных ножей (25–36 % изделий). Характерны также скребки, вкладыши ножей, скобели. Большой процент составляют геометрические микролиты, представленные в Джейтуне трапециями, треугольниками и сегментами, а в более поздних памятниках — только трапециями. Типичны и микроскребки, часть из которых выполняла функции резчиков и скобелей.

В технике обработки камня и типах орудий заметны мезолитические традиции. Они выразились в микролитоидности кремневого инвентаря, сохранении типов орудий, распространенных еще в мезолитических слоях пещер Джебел и Гари-Камарбанд.

Вместе с тем изменяется техника обработки камня и появляются новые типы изделий: вкладыши жатвенных орудий, составные струги для обработки шкур и выделки кож, внедряются изделия, связанные с развитием ткачества. Впервые применялась абразивная и точечно-ударная техника. Типичны заготовки в виде призматических пластин с прямым профилем (размеры 2,5–5×0,9–1,4 см). Характерные изделия — пластины с видимой зеркальной заполировкой без ретуши на краях, микроскребки (Джейтун) и ножевидные пластины с односторонней ретушью на краях (Песседжик-депе) (Коробкова, 1975).

Среди каменных орудий в джейтунской индустрии встречаются шлифованные топорики и тесла, краскотерки, зернотерки, куранты, ступки, песты, отжимники-ретушеры. Среди костяных орудий обычны скребковые, изготовленные из лопаточных костей козы и овцы, шилья, лощила, кочедыки для плетения циновок, шпатели для выглаживания стенок сырых сосудов. Часто встречаются глиняные и каменные поделки — конусы, усеченные конусы, фишки с полусферическим навершием цилиндро-конической формы, характерные и для других раннеземледельческих комплексов (рис. 32, 12–15, 38–45, 60–69).

Известны и украшения из раковин каури, бусы из камня и кости дисковидной и цилиндрической формы, амулеты из камня в виде фигурок животных и людей с отверстиями для подвешивания, глиняные браслеты (рис. 32, 1-10, 23–37, 48–59). Редкими образцами представлена мелкая пластика. К ней относятся головка антропоморфной статуэтки, выполненной в плоскостной манере, и торс женской фигурки с конической грудью (рис. 32, 74).

Зооморфные статуэтки сделаны из обожженной и необожженной глины с большой долей схематизма. Реже встречаются образцы реалистического мастерства. Найдены фигурки козла, крупного рогатого скота. На поверхности некоторых статуэток сохранились конические вдавления, нанесенные заостренной палочкой, имитирующие, по-видимому, колотые раны на теле животного. На поселении Чагыллы-депе обнаружена фигурка с воткнутым в нее обломком заостренной кости (рис. 32, 19).

Вначале по материалам Чопан-депе было предложено деление джейтунской культуры на два этапа — ранний и поздний (Массон, 1960). Изучение стратиграфии и керамики поселений Бами и Чагыллы-депе позволило О.К. Бердыеву (1965) выделить третий, завершающий этап.

Этап I (ранний) представлен материалами Джейтуна, нижних слоев Чопан-депе и Тоголок-депе. Для этих комплексов характерны сосуды, украшенные вертикально-волнистой и скобчатой росписью, реже сетчатой, и силуэтными треугольниками. Заготовками орудий служили пластины правильной призматической формы, со скошенным ретушью верхним концом, пластины с симметричными выемками у основания. Значительную серию образуют трапеции, сегменты, треугольники, выемчатые пластины или скобели, скребковые орудия из лопаточных костей животных, шлифованные топоры и тесла, микроскребки, вкладыши жатвенных ножей без вторичной обработки, костяные шилья, иглы, лощила.

Этап II (средний) отражают материалы верхних слоев Чопан-депе и Тоголок-депе, Песседжик-депе, Гиевджикдепе, Гадыми-депе, трех нижних слоев Монджуклы-депе, Чагыллы-депе и Бами, Новой Нисы. Для орнаментации керамики характерна вертикально-волнистая роспись, силуэтные треугольники, появляется точечный узор. Керамика двух нижних горизонтов Бами отличается своеобразием. Здесь появляется ячеистая роспись, дугообразный узор вокруг венчика, роспись лесенкой. По мнению В.М. Массона (1971), к этому периоду относится и третий горизонт Бами, где встречается роспись силуэтными треугольниками, типичными для названного этапа.

Индустрия этапа II во многом повторяет черты первого. Продолжают использоваться пластины со скошенным концом и геометрические микролиты. Появляются небрежно сколотые призматические пластины. Известны единичные вкладыши жатвенных ножей с зубчатым лезвием, сверла со специально выделенными плечиками, относящиеся к разряду станковых (лучковых) сверл. Единичны скребковые орудия из лопаточных костей животных. Исчезают сегменты и треугольники, трапеции становятся меньше. Пластины с симметричными выемками у основания отсутствуют. Сокращается число микроскребков и скребков на отщепах.

В этот период установилась традиция территориального совмещения поселения и некрополя, а полы домов начали покрывать глиняной обмазкой.

Этап III (поздний) джейтунской культуры представлен материалами верхних слоев Бами и Чагыллы-депе. Для украшения керамики продолжали использовать роспись вертикально-волнистую, крупно- и частосетчатую, вертикально-полосчатую, точечную и силуэтными треугольниками, а также горизонтальные волнистые линии, вертикальный зигзаг, рисунки деревьев.

В кремневой индустрии падает роль геометрических микролитов, сокращается число скоблящих орудий (выемчатых пластин), исчезают скребки из лопаточных костей животных, микроскребки миндалевидной формы, концевые скребки. Вкладыши жатвенных ножей имеют зубчатые лезвия. Среди сверл преобладают экземпляры с выделенными плечиками. В архитектуре при возведении стен домов наряду с глиняными блоками стали использовать уплощенные кирпичи.

Сопоставление керамических комплексов Бами (рис. 30, 1-16) и Чагыллы-депе (рис. 30, 17–25) с расписными сосудами других памятников джейтунской культуры установило определенные различия в орнаментации керамики этих двух поселений, отмеченные при характеристике материалов II и III этапа. На основании этих различий О.К. Бердыев (1969) поставил вопрос о локальных вариантах джейтунской культуры.

На поселении Монджуклы-депе джейтунские слои перекрыты горизонтами времени Анау IA (Бердыев, 1972). Таким образом, верхняя граница джейтунской культуры определяется комплексами Анау IA. К сожалению, отсутствуют аналогичные данные для установления нижней границы. Абсолютный возраст джейтунской культуры определяется радиоуглеродными датировками, полученными для памятников среднего (Тоголок-депе) и позднего (Чагыллы-депе) этапов, и путем сравнения джейтунских комплексов с близкими памятниками Передней Азии и Ближнего Востока.

Возраст угля средних слоев Тоголок-депе 7320±100 (Bln-719) и 6890±100 (Bln-718), т. е. 5370 и 4940 гг. до н. э. Для Чагыллы-депе есть дата 7000±100 (ЛЕ-592), т. е. 5050 г. до н. э. (Тимофеев, Долуханов, 1972). Таким образом, памятники среднего этапа джейтунской культуры могут датироваться серединой VI тыс. до н. э., позднего — концом этого тысячелетия. Наиболее ранний памятник Джейтун, по аналогии с материалами верхних слоев Джармо и Тепе-Гурана, можно отнести к началу VI тыс. В.М. Массон (1971) не исключает возможность углубления даты джейтунской культуры до конца VII тыс. до н. э.

Материалы джейтунской культуры свидетельствуют о комплексном характере экономики джейтунских племен, в которой ведущей отраслью было земледелие. На это указывают долговременность оседлых поселений, находки зерен злаков и их отпечатков, использование в качестве примесей к глине рубленой соломы, высокий процент жатвенных орудий, инструментов, связанных с переработкой продуктов земледелия. Отпечатки зерен пшеницы и ячменя известны в Джейтуне (Якубцинер, 1956), нижних слоях Чопан-депе (Ершов, 1956), обуглившиеся зерна найдены в нижних горизонтах Бами (Бердыев, 1963), Чагыллы-депе (Бердыев, 1966) и принадлежат двухрядному ячменю (Hordeum disticum), мягкой (Triticum vulgare) и карликовой (Triticum compactum) пшенице.

Поселения располагались по берегам небольших речек и ручьев, разливающихся в половодье и затопляющих прилегающие участки земли. Так, полевые участки Джейтуна орошались водами Кара-Су, которые, по мнению Л.Г. Добрина и Г.Н. Лисицыной, достигали самого поселения и проникали дальше на север. И другие поселения джейтунских племен находились в зоне постоянно действующих водотоков (Лисицына, 1965), разливы которых использовались для орошения посевных участков.

Землекопные орудия не известны. Предполагают, что обработка земли производилась с помощью палок-копалок. Об этом говорят каменные утяжелители, найденные в среднем джейтунском слое Монджуклы-депе и жилой комнате Гадыми-депе.

Уборка урожая осуществлялась с помощью жатвенных ножей, оснащенных кремневыми вкладышами. Оправой для них служило дерево или кость, о чем свидетельствует найденная в Чопан-депе основа джейтунского серпа. Вкладыши жатвенных орудий составляют на всех джейтунских памятниках 25–36 %. Данные экспериментов показывают, что производительность жатвенных ножей из неретушированных вкладышей сравнительно низка. Жатвенные орудия, оснащенные пластинами с зубчатой ретушью, значительно продуктивней.

Обработка продуктов земледелия производилась с помощью каменных зернотерок, пестов, ступок, курантов. Вероятно, использовали и деревянные ступы, и песты, ибо обрушивание пленчатых пшениц, высевавшихся на джейтунских полях, возможно лишь с применением деревянных инструментов, судя по опытам, связанным с обработкой подобного зерна.

Второй основной отраслью производящего хозяйства джейтунских племен было скотоводство. По определениям В.И. Цалкина (1970б) и А.И. Шевченко (1960), в составе стада уже были домашние овцы или козы. На среднем этапе и к концу джейтунской культуры был доместицирован и крупный рогатый скот (Бердыев, 1966). Соотношение костных остатков диких и домашних животных свидетельствует о преобладании скотоводства над охотой. По предположению В.М. Массона (1971), скотоводство носило отгонный характер, поскольку на территории джейтунских поселков отсутствуют следы каких-либо загонов и кормохранилищ. Крупный рогатый скот составлял незначительную часть стада, что характерно и для поздних энеолитических памятников Южной Туркмении. Продукты охоты давали около 25 % мясной пищи на самом раннем поселении Джейтун (Массон, 1971). Основными объектами охоты были джейран, дикий баран, кабан, лиса, волк. В Чагыллы-депе среди костных остатков большое место занимает кулан (Бердыев, 1966). В средний период джейтунской культуры роль охоты снизилась, еще заметнее ее падение в хозяйстве древних земледельцев в последующее энеолитическое время.

Наконечники стрел для джейтунской культуры не типичны. Известен лишь один наконечник кельтеминарского типа в материалах среднего этапа из Чопан-депе. Нет наконечников и в раннеземледельческих комплексах Ближнего Востока — Джармо, Сиалке I, Тепе-Сараб, Хассуне. Характерным охотничьим оружием как для джейтунской культуры, так и для неолитических культур типа Джармо, Хассуна, была праща, которую, видимо, использовали при охоте на мелких зверей. Возможно, существовала и облавная охота в местах водопоя животных.

Среди домашних промыслов ведущее место занимало производство орудий труда. Одним из ведущих являлось и кожевенно-скорняжное производство, связанное с обработкой шкур и выделкой кож. Орудия труда, связанные с этим производством, известны во всех хозяйственно-жилых комплексах поселков. В Джейтуне обнаружены специализированные хозяйственные помещения (23 и 25), где сосредоточены многочисленные орудия для обработки шкур и выделки кож. О раннем зарождении ткачества свидетельствуют находки каменных и керамических дисков с просверленным отверстием в центре, позднее встречающихся наряду с керамическими пряслицами. Немаловажное значение в домашних промыслах имела обработка дерева и кости (посуда, рукоятки к орудиям и сами орудия, украшения, бытовые предметы).

К числу распространенных производств относится керамическое, производившее ручным ленточным способом сосуды с ограниченным числом форм и примитивной росписью. С гончарным производством косвенно связаны работы по изготовлению минеральной краски, употреблявшейся при нанесении орнамента на сосудах. Растертая охра употреблялась и в погребальных обрядах джейтунцев, и, возможно, в косметических целях.

Архитектура поселений и жилых комплексов позволяет коснуться вопроса об общественном строе джейтунского общества. Планировка поселков свидетельствует о том, что небольшие по площади дома (16–30 кв. м) принадлежали одной малой семье из пяти-шести человек. Равномерное распределение орудий труда по всем жилым комплексам Джейтуна позволяет говорить о децентрализации домашних производств. Это значит, что малая семья владела не только домом, но и имела в личном пользовании необходимые для существования инструменты, была «основной и самообеспечивающей производственной и потребляющей единицей» (Массон, 1971, с. 104). Поселение Джейтун состояло из 30 однокомнатных домов, в которых обитало 30 парных семей, или 150–180 человек. Такие памятники, как Чагыллы-депе и Монджуклы-депе, насчитывающие до 10–15 домов, заселенных 10–15 семьями, включают в общей сложности 60–90 человек. К числу поселков средней величины относится поселение Песседжик-депе, где, по мнению О.К. Бердыева (1976), проживало более 200 человек. Поселение Чопан-депе по плотности застройки могло вмещать до 600–800 человек, образующих одну общину (Массон, 1971). Любой джейтунский поселок с социальной точки зрения следует рассматривать как общину, состоящую из нескольких малых семей. Центром поселения являлись общинные дома, отличающиеся крупными размерами и массивными окрашенными или расписными стенами (Песседжик-депе, Чагыллы-депе и Гадыми-депе).

Большой интерес представляет группа поселков — Песседжик-депе, Тоголок-депе и Чопан-депе, — приуроченных к одному Геокдепинскому оазису и принадлежащих, по мнению В.М. Массона (1971), одному небольшому племени.

Имеющиеся материалы характеризуют идеологию джейтунских племен как типичную для ранних земледельческо-скотоводческих обществ. Захоронение усопших в пределах поселения подчеркивает связь умерших с коллективом общины, а следы красной охры на костяках указывают на погребальный ритуал, известный у многих неолитических и энеолитических племен Средней Азии и Ближнего Востока. О религиозных воззрениях земледельцев свидетельствует мелкая пластика, в частности женские фигурки, правда, на поселениях джейтунской культуры сравнительно редкие. Небольшие фигурки животных, обычно вылепленные из необожженной глины, видимо, использовались в магических целях только однажды, после чего выбрасывались. Предполагается, что наколы на статуэтках — это следы обрядов, связанных с охотничьей магией.

Особый интерес представляет появление специфических святилищ. На Джейтуне такое святилище отсутствует. Это может указывать на то, что в ранний период джейтунской культуры культовым центром мог служить один из домов (например, помещение 4 с полихромной росписью). На среднем этапе джейтунской культуры, как показали раскопки Песседжик-депе, уже появляется специальное святилище, служившее, вероятно, и местом общих собраний. По планировке это тот же стандартный жилой дом, но почти вдвое увеличенный в размерах. Особый интерес представляет наличие в интерьере фресковой живописи, на которой мы видим геометрические фигуры и животных — черных кошачьих хищников с загнутыми вверх хвостами (барсов?), и каких-то травоядных, переданных красным цветом. Продолжение раскопок на Песседжик-депе показало, что на протяжении трех строительных периодов святилище не только традиционно располагалось в центре поселка, но и имело примыкающий хозяйственный комплекс с различного рода подсобными строениями и хранилищами (Лоллекова, 1978). Рассматриваемый ансамбль является как бы прообразом древневосточных храмовых комплексов, игравших роль религиозных и хозяйственных центров.

О происхождении джейтунской культуры существуют разные точки зрения. В.М. Массон высказал гипотезу о генетической связи Джейтуна с охотническо-собирательскими группами племен района Туркмено-Хорасанских гор и Эльбруса. В основу этой гипотезы было положено сходство кремневых индустрий Джейтуна и мезолитических комплексов Прикаспия. Однако памятники протоджейтунцев в районе Туркмено-Хорасанских гор пока не известны. Г.Ф. Коробкова (1969б), опираясь на отсутствие на территории Копет-дага памятников с традицией пластинчатой техники и сходство кремневого инвентаря Джейтуна с индустриями мезолитических комплексов Прикаспия (в частности, V слоя Джебела), высказала гипотезу о том, что прямыми предшественниками джейтунцев были прикаспийские племена охотников-собирателей. В.М. Массон признает сходство джейтунской культуры с памятниками прикаспийского мезолита, но полагает, что процесс формирования джейтунской культуры был более сложным и не ограничивался одним источником. Сильное влияние на сложение культуры оказали ближневосточные традиции домостроительной техники, предполагающей применение окраски полов известковым раствором и отмеченной на ряде памятников Ближнего Востока VIII–VI тыс. до н. э., таких, как Иерихон, Чейюню-тепеси, Тепе-Гуран (Kenyon, 1955; Çambel, 1974; Meldgaard, Mortensen, 1964), и керамического производства с идентичными мотивами росписи. Можно предполагать, что в формировании джейтунской культуры участвовали местные прикаспийские племена охотников-собирателей и ближневосточные земледельцы.

Джейтунская культура — одна из древнейших земледельческо-скотоводческих культур Старого света, входящая в систему раннеземледельческих культур Древнего Востока. В настоящее время в пределах этой системы намечается ряд локальных культур или культурных общностей. Так, П. Мортенсен ставит вопрос о загросской общности, объединявшей такие памятники, как Джармо, Тепе-Гуран и Тепе-Сараб (Mortensen, 1964). Исследователи отмечают наличие в центральноиранском памятнике Сиалк I элементов, возможно, восходящих к комплексам джейтунского типа. Таковы прямые основы жатвенных ножей, терракотовые фишки, некоторые элементы росписи на керамике (Массон, 1971; Ghirshman, 1938).

Сама джейтунская культура обнаруживает больше аналогий с памятниками типа Джармо, что прослеживается в кремневой индустрии, костяных бусах, каменных дисках с отверстиями, глиняных конусах, некоторых формах сосудов и типах расписной керамики (Braidwood, 1960). Особый интерес представляют находки керамических браслетов в Тоголок-депе и Чагыллы-депе. По мнению О.К. Бердыева (1976), это подражание каменным браслетам, характерным для комплексов типа Джармо.

Близкое сходство с джейтунской архитектурой имеют синхронные ей материалы Тепе-Гурана, где в технике домостроительства применялись сырцовые кирпичи, а в окраске стен и полов использовались известь и красная охра. Наблюдаются аналогии и в формах ряда сосудов и элементах росписи, наличии каменных и костяных бус (Meldgaard и др., 1964).

Имеются параллели с архитектурой Иерихона времени культуры В. Там, так же как в Джейтуне, полы покрывались известковой штукатуркой и окрашивались в красный и бежевый цвет (Kenyon, 1957; Kirkbride, 1966). Наблюдается сходство в бусах из камня и раковин.

Единство элементов домостроительной техники малоазийских памятников Хаджилара и Чатал-Гуюка и среднеазиатского Джейтуна проступает в использовании сырцового кирпича, пропорции которого близки джейтунским блокам, и в окраске полов. Есть сходство в деталях росписи и некоторых формах сосудов (Mellaart, 1961; 1965; 1975).

Сходство джейтунской культуры с синхронными памятниками Малой Азии и Ближнего Востока можно объяснить наличием культурных контактов, а также общими генетическими истоками. Показательны параллели между Джейтуном и Сиалком I, которые, по мнению В.М. Массона (1971), могут свидетельствовать о близости неолитического пласта, оказавшего влияние на формирование культуры типа Сиалка и Джейтуна. Это позволило исследователю поставить вопрос о возможном существовании североиранской-южнотуркменской общности, испытавшей воздействие со стороны загросской общности. Таким образом, в этнокультурном плане джейтунские памятники — особая группа племен, возможно, находившаяся в родственных связях с племенами, оставившими памятники типа Джармо. Высказано предположение, что все эти племена говорили на языках нерасчлененного протоэламского-протодравидского единства (Массон, 1977). В антропологическом отношении носители джейтунской культуры принадлежали к долихокранным европеоидам восточно-средиземноморского типа, т. е. к тому расовому типу, к которому относится почти все население Средней Азии эпохи неолита и бронзы (Гинзбург, Трофимова, 1972).

В настоящее время джейтунский материал обнаружен в нижних слоях поселения Ярим-Тепе, расположенного в юго-восточной части Прикаспия в долине Гюргена (Crawford, 1963). Возможно, новые данные позволят поставить вопрос о наличии в эпоху неолита джейтунской культурной общности, охватывающей территорию Южного Туркменистана, частично центральную и северо-восточную часть Ирана.

В заключение отметим, что джейтунская культура не исчезает бесследно. Ее традиции лежат в основе последующего развития раннеземледельческих комплексов Южного Туркменистана и особенно четко проявляются в домостроительстве и керамическом производстве (Бердыев, 1974).

Кельтеминарская культура была выделена С.П. Толстовым (1946) после раскопок стоянки Джанбас 4 на Акчадарье. В дальнейшем Хорезмская экспедиция исследовала десятки стоянок на древних руслах Амударьи, Узбоя, в Присарыкамышской дельте и других районах (карта 5). Изучались памятники близкого типа и в бассейне Махандарьи, в Каршинской и Канимехской степях, Центральных и Северных Кызылкумах, в Северном Приаралье.

В 70-80-е годы территория поисков расширяется, открыты и исследованы группы стоянок в Акчадарьинской дельте, по среднему течению Амударьи и на окраине Заунгузских Каракумов. Серии памятников обнаружены в Присарыкамышской дельте, где особенно важен могильник Тумек-Кичиджик в бассейне староречий Сырдарьи, во Внутренних Кызылкумах, где представляют интерес лявляканские стоянки и мастерские по производству бус (Мамедов, 1975). Своеобразны стоянки и ювелирные мастерские в Бешбулакской, местонахождения и кварцитообрабатывающие комплексы в Минбулакской, стоянки в Каракатинской впадинах. Серия стоянок выявлена в северной части староречий Зеравшана, в районе Аякагитменской впадины, Дарьясая и Эчкиликсая.

В настоящее время известно более 1500 памятников кельтеминарской культуры. Ряд их исследован раскопками (Джанбас 4, стоянка Толстова, Кават 7, Лявлякан 26 и др.), другие — шурфовкой. Исследования могильника Тумек-Кичиджик в северной Туркмении дали первые антропологические материалы для охотничье-рыболовческого неолита среднеазиатского региона. Однако многие вопросы, связанные с кельтеминарской проблемой, остаются спорными. Нет единого мнения, имеем ли мы дело с одной культурой или серией сходных культур, входящих в единую кельтеминарскую общность, не ясны ее территориальные границы, нет общепринятой хронологии и периодизации. Вместе с тем ряд историко-культурных выводов, сделанных еще С.П. Толстовым, остаются в силе до сих пор. Рассмотрим материалы памятников кельтеминарского облика по географическому принципу.

Акчадарьинская дельта.

Основная масса кельтеминарских стоянок сконцентрирована на юге Акчадарьинской дельты, простирающейся от Амударьи на западе до границы коренных песков на востоке, от Турткуля на юге до хребта Султануиздаг на севере. В IV–III тысячелетиях до н. э. это был хорошо обводненный район с системой протоков, отдельными заболоченными участками и тугайной растительностью (Толстов, Кесь, 1956). Стоянки расположены здесь группами. Среди них выделяются джанбасская, каватская, байрамказганская, мамурская, таджиказганская и др.

Основополагающими памятниками джанбасской группы являются стоянка Толстова и Джанбас 4. Культурные слои их тяготеют к верхней границе аллювиального песка и перекрыты «болотным горизонтом» и слоем суглинка. В нижнем горизонте Джанбас 4 вскрыты остатки жилища каркасно-столбовой конструкции, размерами 26×13 м, с многочисленными очагами (рис. 33, 4–8). На стоянке Толстова обнаружены три жилые постройки. Из них дом 1 в плане прямоуголен, его площадь 110–120 кв. м, двухслойная кровля состояла из камыша и древесной коры, внутри располагались хозяйственные ямы и прослеживались очажные пятна. Рядом выявлена полуземлянка (дом 2), углубленная на 70-100 см, с остатками столбовой конструкции. Центральную часть занимает долговременный очаг с зольниками. Третье жилое сооружение находилось рядом с домом 2. По мнению А.В. Виноградова, все три жилища относятся к одному поселению.

Основными находками в джанбасской группе стоянок является керамика, кремневые и костяные изделия, украшения, фаунистические остатки. Сосуды вытянутых пропорций, есть полусферические чаши, в том числе с открытым сливом, шаровидные или яйцевидные с цилиндрическим горлом, ладьевидные. На стоянке Толстова (рис. 34) обнаружены единичные плоскодонные сосуды: с цилиндрическим туловом и реберчатый. Интересна группа миниатюрных сосудов, также, по-видимому, плоскодонных. Керамика украшена прочерченными прямыми и волнистыми линиями, зубчатым штампом, короткими насечками, образующими узор в виде лесенки, елки, иногда обрамленный прочерченными поясами. Изредка представлены ногтевидный, желобчатый и ямочный орнаменты (Виноградов, 1968б; 1981). Найдена крашеная керамика, расписанная коричневато-красной охрой. Роспись наносилась поверх прочерченного орнамента в виде полос или по направлению узора. Единична керамика с белой росписью. Интересны диски с отверстием в центре, изготовленные из обломков сосудов, диаметром 5–8,5 см.

Для кремневой индустрии характерна пластинчатая техника. В наборе изделий со вторичной обработкой преобладают выемчатые пластины и концевые скребки. Небольшими сериями представлены пластинки с притупленным краем, скошенным концом, микрорезцы, сверла и проколки. Показательны пластинчатые наконечники стрел с боковой выемкой, в том числе с симметрично выделенным насадом, и геометрические микролиты. Найдены отбойники, шлифованные топоры и тесла, рыболовные грузила с круговым желобком или со сквозным отверстием, каменные лощила, выпрямитель для древков стрел. Большой интерес представляет коллекция костяных изделий, особенно яркая на стоянке Толстова — свыше 100 предметов. Это игловидные наконечники с уплощенным насадом, с кольцевым перехватом, однозубчатые гарпуны, шилья, оправа для вкладышевого инструмента, иглы с ушком. Имеются керамические лощила, глиняные штампы, представлены бусы из раковин, птичьих костей, бирюзы, подвески из клыков кабана и пр. Аналогичный материал получен со стоянки Джингельды II.

Между Джанбасом 4 и 5 в 1976 г. обнаружены два разрушенных погребения. По наблюдениям А.В. Виноградова (1981, с. 88), покойные захоронены в скорченном положении с ориентацией на юго-восток. Погребальный инвентарь включал раковинные украшения, кремневые изделия, керамику, типичные для кельтеминарской культуры.

Стоянка Толстова синхронна Джанбас 4 (Виноградов, 1980, с. 93–95; Виноградов, Митяев, 1979, с. 548) и четвертому слою Джебела. Это IV тыс. до н. э. или конец V–IV тыс. до н. э., что подтверждается радиоуглеродными датами, полученными для стоянки Толстова. Сопоставление ее материалов с IV слоем Джебела и поздним этапом Джейтуна позволяет отнести данный памятник к V тыс. до н. э., а возможно, и к концу VI–V тыс. до н. э.

Каватская группа включает стоянки Кават 5 и 7 (Виноградов, 1968а), относящиеся к разным периодам кельтеминара. Они расположены на западе акчадарьинской дельты, на севере массива барханных песков.

На территории стоянки Кават 7 выявлены очажные и хозяйственные ямы, кострища и овальное жилище размером 30–31×18-19 м (рис. 33, 2, 3). Это наземный дом с каркасом из дерева и камыша, столбовой конструкцией, камышовой кровлей, площадью 360–380 кв. м, аналогичный жилищу Джанбас 4. В центре жилища находилось кострище, огражденное земляным валом и выложенное камнями. Рядом зафиксирована группа хозяйственных ям, заполненных керамикой, кремневыми изделиями и костями. Обнаружено более 10 ям, в основном за пределами жилища.

Керамика каватской группы близка керамике нижнего горизонта Джанбас 4 и стоянки Толстова. Сходство наблюдается в формах сосудов, в технике нанесения орнамента и некоторых орнаментальных мотивах. Так, на полусферических чашах Кавата 7 есть орнамент в виде заштрихованных треугольников и многоугольников, горизонтальных волнистых линий, покрывающий всю поверхность сосуда, характерный и для Джанбас 4. Типично украшение сосудов изнутри. Любопытен сосуд из Кавата 7, украшенный по всей поверхности каннелюрами. Аналогии известны в трех верхних слоях пещеры Джебел и увязаны с импортной керамикой из Шах-тепе.

В целом для Кавата 7 особенно характерны сосуды вытянутых пропорций и полусферические чаши. Сосудов с шаровидным туловом, чаш со сливами и носиками и ладьевидных гораздо меньше. Типичный орнамент — вдавления, насечки, прочерченные прямые, реже волнистые линии, ямки, меандр. Обычно расположение орнамента горизонтальными, реже вертикальными поясами в верхней части сосуда. Из композиций преобладают заштрихованные треугольники, елки, решетка, лесенка, горизонтальные ряды. В Кавате 7 по сравнению с нижним горизонтом Джанбас 4 появляются новые мотивы — мелкие повторяющиеся треугольники, лесенки (Виноградов, 1968а). Как и в Джанбас 4, встречаются керамические диски с отверстием в центре. Орудия выполнены в пластинчатой микролитической технике. Представлены наконечники стрел, в том числе кельтеминарского типа, листовидные с выемкой в основании и наконечник треугольной формы с черешком. Есть микропластины и пластины с притупленным краем, ретушированные на одном или двух концах (в том числе с шиповидным концом, широко распространенные на стоянках Узбоя); пластины с выемками, со скошенными концами; острия, сверла, проколки; концевые скребки на сечениях с ретушью по бокам; скребки на отщепах, нуклевидные скребки, пластины с ретушью.

Встречены подвески из раковин Dentalium, треугольные бусы из раковин Chlamis и овальные — из раковин Pectunculus.

Материальная культура каватской группы памятников продолжает традиции джанбасской, что проявляется в домостроительстве, формах сосудов, технике нанесения орнамента, некоторых орнаментальных мотивах, технике изготовления орудий, наборе изделий. Однако каватская группа кажется более поздней, чем комплекс нижнего слоя Джанбас 4 (Виноградов, 1968а).

Байрамказганская группа памятников расположена вдоль восточного берега дельты к югу и востоку от колодца Байрам-Казган. Культурный слой стоянок разрушен. По А.В. Виноградову (1968б), стоянки Байрам-Казган 1 и 6 приурочены к поверхности серого песка и части такыра, а Байрам-Казган 4 — к высоким грядам древнеаллювиальных песков и залегает выше двух первых.

Керамика байрамказганской группы многочисленна. Имеются фрагменты сосудов, украшенных горизонтальными полосами насечек, прочерченными волнистыми линиями, мелкими полулунными вдавлениями. Отмечена композиция в виде кирпичной кладки, выполненная прочерченными линиями. По материалам Байрам-Казгана 4 реконструируются полусферические чаши со сливами, сосуды вертикально вытянутых пропорций. В кремневом инвентаре наконечники стрел кельтеминарского типа, пластины с притупленным краем и со скошенными концами, скребки на отщепах и сверла, ножевидные пластины с ретушью и без. Найдены единичные шлифованные топорики или тесла, украшения из створок раковин.

В мамурскую группу входит пять неолитических стоянок — Мамур 1, 3, 3а, 3б, 4 с развеянным культурным слоем. Они концентрируются в 9,5-10 км восточнее Байрам-Казгана и в 11,5 км юго-восточнее крепости Джанбас-кала, примыкая к коренному берегу Южной Акчадарьинской дельты и залегая в песках по краю большого такыра.

Сосуды мамурской группы сделаны с примесью песка, реже — шамота. Это полусферические чаши и небольшие сосуды вытянутых пропорций с раздутым туловом и отогнутым венчиком. Преобладает неорнаментированная керамика. Среди орнаментов — насечки елочкой, мелкие овальные или круглые вдавления, прочерченные волнистые и прямые линии, оттиски качалки, гладкой и зубчатой. Из композиций известны ромбо-ячеистая решетка, пояса волнистых линий и пр. Из обломков сосудов сделаны трапециевидные грузила с выемками у верхнего узкого конца.

В кремневом инвентаре наконечники стрел кельтеминарского типа, пластины с притупленным краем и со скошенными концами, выемчатые изделия, скребки концевые и на отщепах, сверла, проколки, пластины с ретушью. Есть обломки шлифованных изделий из зеленого камня (топорики?), зернотерки из песчаника, костяные украшения овальной формы с отверстием у края. По мнению А.В. Виноградова (1968б), стоянки мамурской группы синхронны и относятся к позднему этапу кельтеминарской культуры.

Севернее мамурской группы расположены стоянки в урочище Джингельды, на северо-востоке Южной Акчадарьинской дельты. Здесь обнаружено несколько местонахождений и две крупные стоянки с развеянным культурным слоем — Джингельды 6 (Виноградов, 1968б) и 11 (Виноградов, 1981, с. 89).

Керамика представлена сосудами с отогнутым или прямым венчиком и раздутым туловом, полусферическими чашами, в том числе со сливами. В орнаментации использованы насечки, прочерченные узоры, вдавления, оттиски штампа, гладкая и зубчатая качалка. Среди орнаментальных схем встречается простой меандр и роспись. Интересен сосуд из Джингельды 11 с воротничковым утолщением по венчику изнутри. Найдены обломки дисков из стенок сосудов. Среди кремневых изделий наконечники стрел кельтеминарского типа, асимметричные низкие треугольники, трапеция, ретушированная с брюшка пластины с выделенной головкой. Имеются обломки шлифованных изделий (выпрямители для древков стрел), зернотерок, грузило со сверлиной на конце, бусы из раковин Didacna, цилиндрические пронизки из раковин Dentalium, обломки бус из бирюзы. Материал стоянки Джингельды 11 не древнее Джанбаса 4 и стоянки Толстова (Виноградов, 1981, с. 89).

В Акчадарьинском коридоре известна таджиказганская группа памятников — восемь стоянок и много местонахождений со смешанным материалом. Из них наиболее показательна Таджиказган 6, где керамика представлена полусферическими чашами и приземистыми сосудами с раздутым туловом и отогнутым венчиком. Они украшены оттисками зубчатого штампа или «качалки», насечками, ямками и прочерченными линиями. Кремневый и кварцитовый инвентарь содержит типичный кельтеминарский набор орудий. А.В. Виноградов указывает на сходство материалов таджиказганской группы с Джингельды 6, Джанбас 11, мамурскими стоянками и предполагает, что большинство их датируется поздним неолитом.

Стоянки Узбоя и Присарыкамышской дельты.

Присарыкамышская дельта на юге граничит с Заунгузскими Каракумами, на севере с чинками Устюрта, на северо-востоке сливается с Приаральской дельтой Амударьи, на западе — с Сарыкамышской впадиной. К последней примыкает долина Узбоя, тянущаяся на 550 км до Балханского залива Каспийского моря. Левобережье Узбоя занято песчаной пустыней низменных Каракумов, правобережье отличается то песчаным рельефом, то высоким плато. Большинство исследователей считает, что в неолите Узбой был полноводным и имел постоянное течение.

Неолитические стоянки располагались по берегам русла, там, где река имела спокойное течение, и в районе пресных озер, образовавшихся при разливах Узбоя (Толстов, 1958; Низовья Амударьи…, 1960). В таких же условиях расположены стоянки Присарыкамышской дельты и Сарыкамышского озера, одновременные узбойским (Итина, 1977). О густой заселенности Узбоя в неолите и энеолите говорят и богатые коллекции, собранные как в его низовьях — в районе русла Актам, на северном побережье Келькора, в урочищах Калан-Кую и Декча вплоть до урочища Тоголак, — так и на верхнем отрезке, простирающемся от урочища Бала-Ишем до Чарышлы (Толстов, 1962) (Белова, 1982; Юсупов, 1986).

Узбойские местонахождения разделены на две группы, соответствующие, по С.П. Толстову (1958; 1962), двум археологическим культурам — верхнеузбойской и нижнеузбойской. В 70-е годы работы на Узбое продолжены А.Х. Юсуповым (1986). Им открыто около 30 местонахождений. Кугунек 22 и Бала-Ишем 9 подверглись шурфовке, но культурный слой не обнаружен, почти нигде не сохранилась и керамика. По С.П. Толстову, для верхнеузбойской культуры характерны однотипные наконечники стрел и скребки на пластинах, пластины с выемками, с притупленной спинкой, проколки (рис. 35, 1-57). По данным технико-морфологического исследования инвентаря из Чарышлы 25 можно добавить, что для памятников Верхнего Узбоя характерна пластинчатая техника расщепления, для вторичной обработки типична затупливающая ретушь. Из изделий представлены пластины с выемками, скребки и микроскребки на отщепах. Менее характерны пластины с ретушью, концевые скребки на пластинах, наконечники стрел кельтеминарского типа, подтреугольной формы с вогнутым основанием и листовидные. Единичны трапеции. Встречаются бусины из раковин Chlamis и кольцеобразные раковинные подвески.

Специфика так называемой нижнеузбойской культуры бесспорна. Показательны находки фрагментов кругло донного окрашенного сосуда типа Анау II и толстостенного сосуда типа четвертого слоя Джебела — с примесью раковин в тесте, следами грубого заглаживания поверхности пучками травы и с поперечными насечками по венчику (Толстов, 1962). Для индустрии типична пластинчатая техника с микролитоидными элементами. Из орудий известны наконечники стрел с двусторонней обработкой, концевые скребки, вкладыши с притупленным краем, выемчатые изделия, скребки на отщепах, единичны сверла, проколки, треугольные остроконечники и т. п. (рис. 40, 20–73).

Значительно углубляют наши знания о нижнеузбойской культуре стоянки Актама. В 1977 г. по берегам сухого русла Актам Узбойской экспедицией под руководством X. Юсупова была обнаружена группа стоянок. Культурный слой не сохранился, но материал залегал скоплениями, в которых насчитывалось от 150 до 2000 предметов. Для этих памятников характерна пластинчато-отщеповая техника расщепления, для вторичной обработки — затупляющая ретушь по одному краю изделия со стороны спинки. Среди орудий ведущее положение занимают скребки и микроскребки на отщепах, наконечники стрел и дротиков листовидной, ромбовидной и треугольной форм, с вогнутым или прямым основанием, в редких случаях — с выделенным черешком. На ряде памятников (Актам 6, 7, 9, 10) встречены боковые, угловые и срединные резцы. По мнению исследователя, стоянки Актама являются местным проявлением нижнеузбойской культуры. Общий облик материала и набор орудий позволяют ориентировочно датировать актамский комплекс ранним неолитом, а некоторые памятники, например, Актам 1, 2, содержащие микролиты, могут оказаться более ранними в общей группе (Юсупов, 1986, с. 34; Белова, 1982). Вместе с тем вопрос о культурной принадлежности нижнеузбойского комплекса из-за отсутствия стратифицированных памятников и малочисленности материала при почти полном отсутствии керамики, с нашей точки зрения, пока остается открытым. Во всяком случае включать его в кельтеминарскую общность не следует.

Памятники левобережья Амударьи.

В Ташаузской области Туркмении, в юго-западной части Присарыкамышской дельты Б.И. Вайнберг в 1972 г. обнаружен неолитический могильник Тумек-Кичиджик. Он исследован в 1973–1974 гг. А.В. Виноградовым (1974; 1975; 1981). Вскрыто 27 погребений в узких грунтовых ямах овальной или под прямоугольной формы, изредка с небольшим подбоем. Выделяются ямы с вертикальными стенками, с одним или двумя уступами по длинным сторонам, с уступом на одной стороне и подбоем на противоположной. Покойники захоронены в вытянутом положении на спине, с вытянутыми вдоль тела руками, ориентированы головой на северо-восток, посыпаны охрой. Иногда интенсивный слой охры находился под костяками. В засыпке погребений отмечены скопления камней, а в ряде случаев следы дерева. Однако их расположение не позволяет говорить о существовании каких-то надмогильных конструкций. Погребальный инвентарь беден: ножевидные пластины, отщепы с ретушью, пластины с притупленным краем, скошенным концом, с выемками, проколки и концевые скребки. Единичны параллелограммы и асимметричные треугольники. В отдельных погребениях зафиксированы обломки керамики. Выделяются два погребения (18, 23), в которых А.В. Виноградов (1981, с. 111, 112) проследил связь керамических фрагментов с особым погребальным обрядом. Судя по этим наблюдениям, погребальный обряд предусматривал помещение в могилу куска мяса, жаренного на углях и положенного на обломки посуды.

В захоронениях обнаружены бусы из раковин и кости, встреченные и единично, и целыми сериями. К числу последних относятся погребения 4, 6, 9, 13, 16, 17, 19, 26. Среди них три женских, три мужских и одно детское. Здесь многочисленные украшения зафиксированы в области таза и бедренных костей и, по-видимому, были частью нашивок на одежде погребенных. Среди украшений костяные пронизки овальной, округлой и подпрямоугольной формы с отверстием в центре, украшения из створок раковин Didacna, миниатюрные низкоцилиндрические бусы. На голове погребенных располагались иные украшения. Это бусы из раковин Dentalium и из трубчатых птичьих костей, нередко покрытых поперечными нарезками, типичные для поселения Джейтун (Массон, 1971). Шею украшали крупные диадемы из продольно расчлененных клыков кабана с отверстиями, просверленными на торцах. Подобные изделия широко известны по материалам Мариупольского и Нальчикского могильников (Круглов и др., 1941).

Выделяется женское погребение с керамическим пряслицем у головы. Самое богатое погребение женщины (26) сопровождалось набором украшений, насчитывающих до 500 костяных и раковинных бус, нашитых на нижнюю часть одежды. Шею умершей украшала подвеска из клыка кабана. Погребение 23 дало небольшой ладьевидный сосуд, орнаментированный оттисками зубчатого штампа и гладкой «качалки». В одном из захоронений обнаружен обломок прямоугольного сосуда со сливом. Данные находки позволяют отнести могильник к кельтеминарской культуре. По антропологическим данным, погребенные принадлежали частью к северному протоевропейскому типу, а частью — к южному восточносредиземноморскому, близкому морфологически к типу неолитического населения Южной Туркмении (Трофимова, 1979; Виноградов и др., 1986).

По аналогии с могильником в Кайлю, с неолитическими и энеолитическими комплексами Южного Урала и лесного Поволжья, с мариупольскими памятниками, А.В. Виноградов датирует Тумек-Кичиджик IV тыс. до н. э. (1981, с. 116), что соответствует времени существования Джанбас 4, стоянки Толстова и Гяур I. Представляется, что вопрос об абсолютной хронологии этого некрополя нуждается в дальнейшей разработке и дополнительной аргументации.

В этом же районе обнаружено больше 35 развеянных неолитических памятников. Среди них самой представительной является стоянка Каррыкызыл 1, расположенная в Кошбулакской впадине, вблизи соленого колодца (Виноградов, 1981, с. 105). Хотя культурного слоя не выявлено, образцы керамики и кремневых изделий встречаются до глубины 100–135 см. Для рассматриваемой группы памятников типична керамика с примесью шамота, реже — песка. Реконструируются вертикально вытянутые сосуды с расширенным туловом и отогнутым венчиком, встречаются сферические и полуяйцевидные формы, чаши, в том числе с открытым сливом. Известен сосуд с трубчатым носиком. Прочерченный орнамент образует параллельные линии, ромбо-ячеистую решетку, сложные композиции. Имеется также орнамент из оттисков зубчатого штампа, гладкой и зубчатой качалки и т. п.

Для индустрии характерны изделия из кремня, кварцита и окремненных галек. В наборе орудий преобладают скребки на пластинах и отщепах, микропластинки и пластины с притупленным краем, встречаются асимметричные треугольники с противолежащей ретушью, типичные для стоянок Толстова и Джанбас 4 (Виноградов, 1980, с. 97). Обнаружены обломки трапециевидного острия, наконечника стрелы кельтеминарского типа и шлифованных предметов, галечные орудия, включающие чопперы. Сочетание кремневой техники расщепления с элементами галечной напоминает памятники восточной группы джейтунской культуры среднего этапа (Лоллекова, 1979; Коробкова, 1987) и неолитические комплексы тахтабазарского типа (Коробкова, Юсупов, 1979). Керамический и кремневый материал хорошо сопоставляется с кельтеминарскими стоянками Акчадарьинской дельты в их позднем варианте.

Внутренние Кызылкумы.

Первые неолитические памятники внутренних Кызылкумов стали известны благодаря исследованиям А.В. Виноградова. В этом труднодоступном районе им обнаружено около 1000 стоянок и местонахождений, тяготеющих к террасовидным впадинам ветро-эрозионного происхождения — Лявляканской, Каракатинской, Бешбулакской и Минбулакской (Виноградов, 1981, с. 94). В районе соленых Лявляканских озер исследовано свыше 600 местонахождений эпохи неолита и более позднего времени. Наиболее крупные из них: Лявлякан 26, 31, 34, 43, 120, 121, 210, 358. Пункт Лявлякан 26/1 и мастерская Жунус подверглись раскопкам.

Мастерская Жунус расположена севернее Лявляканских озер в горах Сангрунтау, на месте коренных выходов кремня. В центре крупного скопления обломков, отщепов, желваков кремня обнаружен золистый культурный слой. Находки в нем аналогичны подъемному материалу. Сырьем этой мастерской пользовались обитатели лявляканских стоянок (Виноградов, Мамедов, 1975). В районе Лявляканских озер обнаружены и ювелирные мастерские, связанные с обработкой бирюзы и изготовлением украшений.

На стоянке Лявлякан 26 при раскопках выявлено шесть скоплений. В пункте Лявлякан 26/1 обнаружены зольные пятна, участок культурного слоя, остатки большого жилища наземного типа, со столбовой конструкцией, кострищами и хозяйственными ямами.

Встречены обломки зернотерки, кусочки бирюзы, бусы из раковин с просверленным отверстием, костяная оправа, вероятно, основа вкладышевого кинжала или наконечника копья, имеются керамические диски. Найдены многочисленные кости диких животных.

Для керамического комплекса Лявлякана типична тонкостенная керамика. Сосуды вертикально вытянутых пропорций, полусферические чаши, в том числе со сливами и носиками, сосуды с шаровидным туловом, реже — ладьевидные. В ряде пунктов (возможно, более ранних) керамика отличается бедной орнаментацией, чаще совсем без орнамента. Элементы узора — пояса насечек, оттисков зубчатого штампа, зигзаг, елочка, пучки прямых линий. В других (предположительно поздних) стоянках встречаются сложные композиции в виде косой гирлянды, спускающейся от венчика, ромбо-ячеистой решетки, заштрихованных треугольников.

Кремневая индустрия Лявлякана характеризуется пластинчатой техникой, наличием однотипных наконечников стрел, трапециями симметричных очертаний, пластинами со скошенным концом, с выемками, скребками на отщепах, реже концевыми на пластинах, остриями, микрорезцами, сверлами и плечиковыми микросверлами, плитчатыми скребками из сланца или песчаника, шлифованными топориками или теслами. Известны бирюзовые бусы цилиндрической, овальной и дисковидной формы, а также пронизки из раковин Dentalium.

А.В. Виноградов подразделяет лявляканские стоянки и местонахождения на пять хронологических этапов. При этом первые три отнесены к неолиту (Виноградов, 1981, с. 94). Представляется, что ранний этап, датированный мезолитом-ранним неолитом по абсолютной датировке и отсутствию керамики, можно рассматривать как мезолитический. Поэтому в данном разделе мы остановимся лишь на материалах второго («неолит I») и третьего («неолит II») этапов. А.В. Виноградов также склоняется к датировке этапа «неолит I» ранним неолитом, относя его к VI–V тыс. до н. э. Для этого комплекса характерна неорнаментированная керамика, с тонким, без заметных примесей черепком. В индустрии представлены симметричные трапеции. «Рогатые» формы, типичные для Дарьясая, среди них отсутствуют.

Комплекс «неолит II» А.В. Виноградов относит к развитому и позднему неолиту, определяя его хронологическое положение IV–III тыс. до н. э. К этому этапу присоединена и стоянка Лявлякан 26, рассматриваемая как поздненеолитическая. Из специфических признаков можно отметить наличие керамики разнообразных форм, украшенной зубчатым штампом и прочерченным орнаментом, а также появление двусторонне обработанных наконечников стрел. Думается, что среди памятников данного этапа можно будет выделить более ранние, поры среднего неолита, и более поздние, относящиеся к его финальным стадиям.

Серия неолитических стоянок и местонахождений выявлена в центральной части Каракатинской впадины. Они расположены на останцах первой террасы у родников, а также в основании котловины (Виноградов и др., 1970). Ряд стоянок расположен цепочкой в разломах между родниками. Хронологически их диапазон значителен — от раннего неолита (Караката 23, скопление 1) до позднего (Караката 6, 8-10, 14 и др.). Определяющими памятниками, на которых найдено 2000–3000 изделий, являются Караката 23 и 10 (скопление 1). Керамика здесь отсутствует, поэтому интерпретация памятников основывается исключительно на кремневой индустрии.

Для нее характерна пластинчатая техника с преобладанием средних пластин и микропластин. Ведущее положение в наборе орудий занимают выемчатые пластины, в том числе с выделенной головкой, изделия с притупленным краем и скребки на пластинах и отщепах. Большие серии образуют симметричные трапеции с преобладанием «рогатых» и асимметричные вытянутые треугольники. Единичны пластины с резцовыми сколами, микрорезцы, сверла и проколки. Сходство с ранненеолитическими комплексами Дарьясая позволяет синхронизировать эти индустрии. В Караката 10 (скопление 1) встречены наконечники стрел кельтеминарского типа и плечиковые сверла, высок процент мелковыемчатых пластин, единичны трапеции. Хронологическое положение памятника определено А.В. Виноградовым как переход от раннего неолита к развитому (1981, с. 97).

В Бешбулакской впадине после работ 1955 г., проведенных Н.Н. Вактурской и продолженных в 1971 г. А.В. Виноградовым, открыто 19 стоянок. Только на Бешбулаке 2 и 3 выявлены участки с культурным слоем. Памятники расположены в южной части Бешбулакской впадины. Наиболее выразительны стоянки Бешбулак 1, включающая, по мнению А.В. Виноградова (1981, с. 71), группу разновременных местонахождений, и Бешбулак 14 и 15. На стоянке Бешбулак 1, на участках 7, 8, 12 зафиксированы остатки производственной мастерской по изготовлению ювелирных изделий из бирюзы и мраморовидного оникса.

Находки на бешбулакских памятниках состоят из фрагментированной керамики без орнамента, изделий из кремня, украшений из полудрагоценных камней.

Для ранних комплексов типичны мелковыемчатые пластины, мелкие симметричные и асимметричные трапеции, в том числе и «рогатые», параллелограммы, прямоугольники, пластины с притупленным краем, скошенным концом, выделенной головкой, скребки на отщепах, наконечники стрел кельтеминарского типа и с асимметричным шипом в основании, плечиковые сверла. Единично представлены двусторонне обработанные наконечники на отщепах. Для раннего комплекса типичны стоянки Бешбулак 14 (скопление 1) и Бешбулак 15, исследованная Л.А. Чалой (1972).

Более поздняя индустрия (скопление 1 на Бешбулаке 14 и участки Бешбулака 1) характеризуется плечиковыми сверлами и скребками на отщепах. Типичны двусторонне обработанные наконечники стрел архаического типа и тщательно выполненные подтреугольные. Представлены наконечники стрел кельтеминарского типа и одна симметричная укороченная трапеция со струганым брюшком (Бешбулак 1, участок 7).

Ранний комплекс Бешбулака находит аналогии в ранненеолитических материалах Дарьясая, Лявлякана и Устюрта. По мнению Л.А. Чалой (1972) и А.В. Виноградова (1981, с. 103), памятники типа Бешбулак 14 (скопление 1) и Бешбулак 15 датируются переходом от раннего к развитому неолиту. Поздний комплекс Бешбулака по аналогии с материалами Устюрта и Северного Прикаспия может быть отнесен к позднему неолиту.

Особую группу образуют памятники Минбулакской впадины, где выявлено около 70 местонахождений, большей частью поздненеолитических. Материал на многих стоянках смешанный, вплоть до современного. В коллекциях представлена керамика, кремневый и кварцитовый инвентарь. Керамики мало, и она сильно фрагментирована, что затрудняет ее анализ. На ряде участков Минбулака I встречены серии трапеций, включая и «рогатые», что свидетельствует о раннем неолите или переходе к развитому неолиту. Эта группа стоянок и местонахождений включена А.В. Виноградовым в зону распространения культуры дарьясайского типа (Виноградов, 1981, с. 104). Он высказал даже предположение о проникновении в Акчадарьинскую дельту отдельных элементов указанной культуры.

Низовья Сырдарьи.

Низовья Сырдарьи обследовались в разные годы Хорезмской экспедицией. В 1954 и 1958 гг. открыты группы стоянок Жалпак (Виноградов, 1963) и Есентюбе, в 1963 и 1973 гг. — стоянки Космола 1–6, Талас I, Аймора I (Андрианов, Кесь, 1974). Это развеянные памятники, бедные находками, вытянутые в цепочки и тяготеющие к котловинам выдувания. В космолинской группе представлена керамика и кварцито-кремневая индустрия, но с малым количеством типов.

Керамика разделена А.В. Виноградовым на две группы. К первой относится тонкостенная посуда с растительной примесью и залощенной поверхностью (Космола 1–5). Во вторую группу включена толстостенная керамика с примесью шамота (Космола 4, 6). Реконструируются круглодонные и остродонные чаши разной профилировки с открытыми сливами, шаровидные или яйцевидные сосуды с отогнутым венчиком, сосуды вертикально вытянутых форм и ладьевидные. Распространенными типами следует считать чаши и сосуды с раздутым туловом, встреченные почти на всех стоянках, кроме Космолы 5 и 6. Большая часть керамики не орнаментирована.

При изготовлении орудий использовался кварцит и кремень. Техника расщепления — пластинчатая, микролитическая. В наборе изделий — выемчатые пластины, в том числе с выделенной головкой и с притупленным краем, сверла и проколки, скребки на отщепах. На Космола 5 найден наконечник стрелы кельтеминарского типа. Аймора I и Талас I дали только кварцитовый материал. По составу инвентаря и характеру керамики космолинская группа близка жалпакским стоянкам. По мнению А.В. Виноградова, памятники с тонкостенной керамикой с растительной примесью и с кварцитово-кремнёвым инвентарем являются более ранними, тогда как памятники, содержащие толстостенную керамику с шамотом и кварцитовую индустрию, — более поздними. Керамику ранних памятников он сопоставляет с некоторыми сосудами из Учащи 131, Оюклы IА и 4 (Марков, 1961, с. 76) и датирует развитым неолитом, т. е. IV или концом V–IV тыс. до н. э. Не исключен и более ранний возраст, т. е. конец раннего неолита — начало развитого (Виноградов, 1981, с. 94). Памятники со вторым керамическим комплексом по аналогиям с жалпакской группой и скоплением 2 из Саксаульской отнесены к поздненеолитическому времени.

Низовья Зеравшана.

Неолит низовьев Зеравшана с системой староречий известен благодаря исследованиям Я.Г. Гулямова, У. Исламова, А.В. Виноградова. В районе Аякагитменских дельт выявлено до 200 развеянных стоянок и свыше 400 местонахождений. Аналогичные памятники есть по сухому руслу Дарьясая — древнему протоку Пра-Зеравшана, по берегам древних озер Большой и Малый Тузкан, сухим руслам Махандарьи и Гуджайли, в низовьях Кашкадарьи и в Пайкентской низменности. Полнее всего опубликованы материалы с нижнего протока Зеравшана — Махандарьи (Гулямов и др., 1966). Там известно до 50 дюнных стоянок, тянущихся цепочкой на коренных песках, вне пределов непосредственного обводнения. На двух из них — Дарбазакыр 1 и 2 — произведены раскопки. Остальные стоянки, расположенные вокруг озер Большого и Малого Тузкана, дали подъемный материал (рис. 35, 58–82).

Три культурных слоя Дарбазакыра 1 приурочены к рыхлому песку толщиною 25–30 см и красноватому обгорелому песку, лежащему на такыре, мощностью 15–20 см. Два нижних слоя разделены стерильной прослойкой. В нижнем горизонте обнаружены остатки наземного жилища (рис. 33, 1), прямоугольного в плане, с каркасно-столбовой конструкцией, размером 7,0×11,5 м, с двумя очагами и кострищами за пределами постройки (Гулямов, Исламов, Аскаров, 1966). Посуда Дарбазакыр 1 тонкостенная, с примесью песка, реже дресвы и толченых раковин. Сосуды вытянутых пропорций с раздутым туловом, грушевидной формы с отогнутым венчиком и небольшие полуяйцевидных очертаний с почти прямым венчиком. В нижнем горизонте преобладают прочерченный волнисто-струйчатый орнамент, разнообразные вдавления, треугольники, заполненные параллельными штрихами, узоры в виде ромбо-ячеистой решетки, зигзага. Для керамики среднего слоя характерны узоры из рядов вдавлений, обведенных слабой двойной линией, коротких насечек, прочерченных линий. При орнаментации посуды верхнего горизонта применялись двойные ряды горизонтальных полос, чередующиеся с вертикальными, состоящими из коротких вдавлений.

В Дарбазакыр 2 в украшении керамики преобладает прочерченный волнистый орнамент, в том числе волнисто-струйчатый из вертикальных полос, разделенных горизонтальными вдавлениями, заштрихованных треугольников, горизонтальной волны или зигзага. Это характерно для ряда тузканских стоянок, где доминируют узоры из волнистых линий. На Махандарье нет сосудов ладьевидной и шаровидной формы, со сливами и трубчатыми носиками, в орнаментации отсутствуют оттиски зубчатого штампа и качалки. Специфичны узоры в виде ромбо-ячеистой решетки и прерывистого ложного валика, оформление венчиков по типу воротничков (рис. 35, 99, 107–109, 111–113).

Кремневая индустрия Махандарьи — пластинчатая микролитоидная. Характерны пластины с ретушью, с выемками, микропластины с притупленным краем, со скошенным концом, сверла, проколки, скребки на широких пластинах. Индустрия Дарбазакыр 2 не имеет наконечников стрел кельтеминарского типа. Дюнные стоянки Тузкана, наоборот, характеризуются обилием разнообразных наконечников стрел (включая и кельтеминарские и листовидные с выемкой в основании), а также концевых скребков на пластинах, сверл и проколок. Известны вкладыши жатвенных ножей с зубчатой ретушью, зернотерки, песты, грузила, отбойники, точильные камни, топоры-тесла, утяжелитель для палки-копалки. Пайкентские стоянки содержали лишь кремневые изделия. Среди них — наконечники стрел кельтеминарского типа удлиненных пропорций. На Махандарье встречены цилиндрические бусы из раковин, бирюзы, подвески подтреугольной, овально-удлиненной формы из кальцита и дисковидной — из лазурита.

Дарьясайские стоянки Кызылкумов по геоморфологическим и археологическим данным самые ранние. Определяющим памятником является стоянка Учащи 131 с сохранившимся культурным слоем, который был связан с торфянистым горизонтом и нижележащей прослойкой супеси (Виноградов, 1981, с. 65). В результате раскопок выявлено три жилища, из них дом 3 обследован полностью. Следы строительных конструкций и очагов не обнаружены. Границы жилищ определены по распространению культурных остатков, залегающих в виде овальных в плане возвышений (дом 1 и 2). Жилище 3 имеет подпрямоугольную форму, размерами 17×15 м.

Кремневая индустрия Дарьясая пластинчатая, микролитоидная. Для дарьясайского инвентаря характерны симметричные и асимметричные трапеции с выемкой на верхнем крае («рогатые»), с ретушью на спинке, параллелограммы и низкие асимметричные треугольники. Представлены низкие асимметричные трапеции, известные по мезолитическим и неолитическим комплексам Прикарабугазья (Коробкова, 1969б), Устюрта (Бижанов, 1978) и Южного Урала (Матюшин, 1976б). Не типичны наконечники стрел. Найдены подвески из овальных галечек, обломки костяных шильев или игловидных наконечников стрел, известных по материалам Джанбас 4 и стоянки Толстова, обломки зернотерок, палеток для охры, абразивов, плитчатых ножей. Керамический комплекс беден. Посуда тонкостенная с растительной примесью, вытянутых пропорций, колокол обидной формы, есть изделия с шаровидным или яйцевидным туловом, выделенной шейкой и отогнутым венчиком, а также полусферические чаши. Любопытны образцы с реберчатым туловом и загнутым внутрь венчиком, близкие сосудам из Учащи А, оюклинских стоянок и ранней группы космолинских памятников Сырдарьи. Для украшения керамики использовался прочерченный в виде косых линий орнамент, горизонтальные ряды наклонных насечек и вдавлений. Композиции простые — тонкие полоски по венчику или бортику.

Как видно из изложенного, дарьясайская группа стоянок обладает определенной спецификой. Это позволило А.В. Виноградову выделить их в особый комплекс и датировать ранним неолитом (Виноградов, 1981, с. 67). Можно согласиться с исследователем, что керамика Дарьясая наиболее ранняя как для низовьев Зеравшана, так и для Кызылкумов в целом. Остеологические материалы содержат кости крупного быка и кабана.

Подъемные материалы, близкие дарьясайским, найдены на Эчкиликсае и в Западной Аякагитме. Это стоянки Ходжагумбаз 5, 6, Аякагитма 322, 342, 90. Эчкиликсайская индустрия тождественна дарьясайской. Аякагитменская содержит как ранние материалы дарьясайского типа, так и более поздние, отнесенные А.В. Виноградовым к заключительным стадиям раннего неолита или к поре раннего-развитого неолита (Виноградов, 1981, с. 69). В последнем комплексе появляются наконечники стрел кельтеминарского типа, численность которых значительно увеличивается в памятниках периода расцвета неолита.

Итак, в низовьях Зеравшана представлены два археологических комплекса. К первому относятся стоянки дарьясайского типа, ко второму — тузканские местонахождения и памятники Махандарьи.

Рассмотренные памятники обладают значительным сходством, поэтому их обычно включают в единую кельтеминарскую культуру. А.В. Виноградов предложил ограничить это понятие только стоянками Акчадарьи и частично внутренних Кызылкумов. К собственно кельтеминару он условно отнес и верхнеузбойские памятники. Поселения Лявляканской группы и низовьев Зеравшана выделены в особые культуры, входящие в одну культурную общность (Виноградов, 1968; 1970; 1981).

В последние годы исследователем был выделен ранний неолит дарьясайского типа, являющийся, по его мнению, одним из локальных вариантов неолита Среднеазиатского междуречья (Виноградов, 1981, с. 126), названный дарьясайским этапом (Там же, с. 131), или культурой дарьясайского типа (Там же, с. 104). В зону распространения последней включены помимо Дарьясая Эчкиликсайская, Бешбулакская, Каракатинская, Минбулакская и Аякагитменская впадины. К сожалению, нет достаточной четкости в понятийной сетке. Остается не вполне ясным, представляют дарьясайские памятники локальную культуру, или хронологический этап, либо локальное подразделение на определенном хронологическом этапе. Этот вопрос может быть решен только путем развернутых сравнительно-типологических разработок и сопоставлений. Но бесспорно, что культура дарьясайского типа оказала заметное влияние на развитие неолитических комплексов бассейна Акчадарьи и особенно низовьев Сырдарьи, в материальной культуре которых появились «рогатые» трапеции и сосуды специфической профилировки. Западноказахстанские памятники А.В. Виноградов связывает с другой этнокультурной общностью — южно-зауральской (Виноградов, 1968). Первое определение кельтеминарской общности принадлежит В.М. Массону (1966). Более полная характеристика ее дана А.В. Виноградовым (1981, с. 167).

Отмеченное выше сходство, прослеживаемое в разных видах артефактов, свидетельствует о значительной близости памятников рассматриваемого региона, которые по праву долгое время объединяли в единую кельтеминарскую культуру с несколькими локальными вариантами. Однако, принимая во внимание огромную территорию распространения памятников этого типа, вероятно, следует говорить о кельтеминарской культурной общности, под которой нужно понимать совокупность устойчивых признаков, проявляющихся в наличии поселков с одним или несколькими наземными жилищами овальной или подпрямоугольной формы, каркасно-столбовой конструкции; крупных и малых размеров; погребального обряда с захоронением в грунтовых ямах с подсыпкой охры, в вытянутом положении на спине; особого керамического комплекса, содержащего сосуды вертикально вытянутых пропорций и полусферические чаши разных вариаций; характерного орнамента в виде прочерченных прямых и волнистых линий, косых насечек, вдавлений, оттисков зубчатого штампа, качалки, образующих пояса; пластинчатой микролитоидной индустрии с наконечниками стрел с боковой выемкой, микропластин с притупленным краем и т. д.

Датировка кельтеминарской культурной общности вызывает споры. С.П. Толстов (1948) и А.В. Виноградов (1968) проводят нижнюю границу кельтеминара в IV тыс. до н. э. Г.Ф. Коробкова и В.М. Массон склонны удревнить ранний этап до конца VI–V тыс. (Коробкова, 1969; Коробкова, Массон, 1978). В настоящее время для стоянок дарьясайского типа получены радиоуглеродные даты для шестого горизонта, лежащего над культурным слоем Учащи 131-6630±100 (ГИН-915) и 6590±130 (ГИН-916). Таким образом, верхняя граница раннего кельтеминара определяется серединой — второй четвертью V тыс. до н. э. (Виноградов, Мамедов, Сулержицкий, 1977). Сама стоянка Учащи 131 отнесена ко второй половине или концу VI тыс. до н. э. Судя по характеру материала и сопоставлению с синхронными памятниками джейтунской культуры, дарьясайский этап следует датировать VI тыс. до н. э. и синхронизировать с ранним и средним Джейтуном, вторым горизонтом Туткаула, пещерой Мачай, третьим слоем Дам-Дам-Чешме 2, Оюклы и др. Поздние памятники Дарьясая, по-видимому, сосуществовали с ранними комплексами джанбасского этапа (стоянкой Толстова, Джанбас 4).

В рамках неолита Кызылкумов А.В. Виноградов выделил три последовательных этапа развития. Первый — дарьясайский (ранний неолит), соответствующий концу VII — середине V тыс. до н. э.; второй — джанбасский (развитой неолит), определяемый концом V — серединой IV тыс. до н. э.; третий — поздненеолитический этап, датируемый концом IV–III тыс. до н. э. (Виноградов, 1981, с. 132). В то же время А.В. Виноградов не исключает, что часть ранних материалов может принадлежать мезолиту. В связи с этим мы рассмотрим здесь хронологию только неолитических комплексов.

Выделение дарьясайского этапа не вызывает сомнений. Вместе с тем, материалы и абсолютные датировки указывают на разновременность стоянок, отнесенных к данному хронологическому периоду. Думается, что хронология дарьясайского этапа сильно растянута. Вероятнее всего, его верхняя граница не выходит из VI тыс. до н. э.

Ранние материалы джанбасского этапа, несмотря на серии радиоуглеродных дат, полученных для стоянки Толстова и разбросанных в пределах второй половины V — первой половины III тыс. до н. э., имеют сходство с поздним периодом джейтунской культуры, четвертым слоем Джебела, Дарбазакыром 1 и 2, горизонтом I Туткаула и др. памятниками и могут быть отнесены к финалу раннего-началу развитого неолита. В абсолютных датах это соответствует концу VI — началу V тыс. до н. э.

Поздненеолитический этап может быть подразделен на микропериоды. Его хронологические рамки, намеченные А.В. Виноградовым (конец IV–III тыс. до н. э.), хотя и условны, но могут иметь право на существование. Об этом свидетельствуют и даты памятников типа Заман-Баба (Кузьмина, 1958; Аскаров, 1962), определяющие верхнюю границу кельтеминарской культурной общности.

К вопросам хозяйственной деятельности населения кельтеминарской культурной общности исследователи обращались в ряде работ (Толстов, 1948; Виноградов, 1981). Кельтеминарские племена были рыболовами и охотниками, о чем говорят костные остатки со стоянок, находки грузил. Трасологический анализ орудий труда с верхнеузбойских стоянок и Кавата 7 показал, что они принадлежали специализированным охотникам на крупных и мелких животных, владеющим разнообразным оружием, например, вкладышевыми копьями и дротиками, луком и стрелами (Коробкова, Юсупов, 1975).

Полученные на стоянках палеозоологические материалы позволяют судить о животных, бывших объектом охотничьей деятельности кельтеминарцев. Тугайные и кустарниковые заросли древнедельтовых районов в сочетании со степными и пустынными ландшафтами представляли собой богатые охотничьи угодья. Отмечается даже определенная специализация охотничьей деятельности. Так, на стоянке Толстова значительную часть добываемых животных составляли бухарский олень, типичный обитатель тугаев и галерейных лесов. Наряду с ним представлен кабан, но кости степных животных — джейрана и кулана — сравнительно редки. Встречаются кости верблюда, который не был, однако, объектом специальной охоты, а также домашней собаки. На стоянке Учащи 131 удельный вес пустынно-степных животных несколько выше, видимо, обе ландшафтные зоны эксплуатировались в равной степени. Вероятно, охота на стадных копытных была главным промыслом обитателей степных стойбищ, но культурный слой и костные остатки не сохраняются.

Важнейшей отраслью экономики древних общин было рыболовство, которое являлось определяющим фактором стабильности и устойчивости культурно-хозяйственного типа оседлых рыболовов-охотников. Не исключено, что с обработкой пищевых продуктов, поступавших из этой отрасли, связано и широкое распространение керамики, более редкой или просто отсутствующей на стоянках и стойбищах степных охотников. Новые данные свидетельствуют о значительных масштабах рыболовства на памятниках Акчадарьинской дельты. Обитатели только одного жилища на стоянке Толстова добывали не менее 8–9 тонн живой рыбы (Виноградов, 1981, с. 147). Первое место в добыче занимала щука (86 %), затем сазан, сом и судак. Лов производился с помощью колющих орудий типа гарпуна или остроги, хотя использовались также и рыболовные крючки. Наконечники костяных гарпунов найдены при раскопках ряда памятников. Редкие грузила указывают на то, что сетевой лов получил меньшее распространение. Во внутренних районах современных пустынь продолжал господствовать хозяйственно-культурный тип охотников и собирателей (Виноградов, 1981, с. 37). На развитие собирательства указывают находки яиц водоплавающих птиц, раковин наземных и пресноводных моллюсков в Джанбас 4. С собирательством можно связать и отдельные зернотерки (Джанбас 4, 11, 12, Джингельды 6) и куранты (Кават 7), которые могли использовать для растирания съедобных кореньев.

На раннем этапе развития кельтеминарской культурной общности встречаются косвенные свидетельства, указывающие на появление скотоводства. Об этом говорят находки керамических дисков с отверстием в центре (интерпретируемые иногда как грузила), которые по своим размерам и форме близки аналогичным изделиям среднего и позднего этапов джейтунской культуры, определяемым трасологическим и экспериментальным методами как пряслица. Последние, как правило, появляются с возникновением овцеводства (Коробкова, 1969; 1973). Все это позволяет предполагать, что в недрах присваивающей экономики кельтеминарцев появились зачатки производящего хозяйства, развившегося на этой территории в более позднее время (Коробкова, 1969). Существует и другая точка зрения, согласно которой кельтеминарцы смогли перейти к скотоводству только во второй половине III тыс. до н. э. (Виноградов, 1957б). Наличие крупного и мелкого скота уже в позднем кельтеминаре отмечал еще С.П. Толстов (1948). По мнению В.М. Массона (1971), доместикация животных началась в раннем кельтеминаре, где позднее наблюдался расцвет скотоводства, связанный с культурой степной бронзы. К этой точке зрения присоединяется М.А. Итина, ссылаясь на поздненеолитический материал северо-восточного Приаралья (1977).

Близкую экономику рисуют памятники низовьев Зеравшана, где, с одной стороны, сохранились остатки диких животных, а с другой — обнаружены вкладыши жатвенных ножей (Большой Тузкан 12, 20, 21, Малый Тузкан 1, 2, 3), утяжелители для палок-копалок (Большой Тузкан 30, Малый Тузкан 2), по недоразумению отнесенные У. Исламовым к категории грузил. По-видимому, эти земледельческие орудия появились в тузканских стоянках под влиянием племен джейтунской культуры, с которыми они имеют почти полное тождество. На последнее обстоятельство указывает и находка костяной оправы жатвенного ножа на стоянке Толстова, идентичной таковой из Чопан-депе.

Таким образом, во всех основных районах распространения памятников кельтеминарской культурной общности господствует присваивающая экономика, варьирующая за счет различного сочетания разных видов хозяйственной деятельности. Вместе с тем намечается трансформация традиционной экономики и зарождение производящего хозяйства.

Для восстановления социального строя носителей кельтеминарской культуры материалов мало. Существенны крупные размеры жилищ: Джанбас 4 — 320 кв. м, Кават 7 — 360–380 кв. м. Наряду с ними существовали небольшие жилища: стоянка Толстова — 110–120 кв. м, Дарбазакыр — 81 кв. м. В Джанбасе 4 в центре дома находился большой длительно функционировавший очаг. То же, как будто, прослежено в Кавате 7 и Лявлякане 26. По мнению С.П. Толстова (1948), такие очаги свидетельствуют о хозяйственном, а возможно, и о культовом единстве обитавшего здесь коллектива, число которого достигало 100–125 человек, что, по-видимому, является некоторым преувеличением. Новые исследования позволили несколько конкретизировать эти палеодемографические оценки (Виноградов, 1981, с. 155). Так, в одном из домов стоянки Толстова, судя по наличию 8-10 бытовых очагов вдоль края жилища, обитало восемь-десять малых семей, что позволило А.В. Виноградову определить количество жителей этого дома в 40–50 человек. Поскольку таких домов на поселении было не менее трех, общее число населения поселка могло составлять 150–200 человек. Нет сомнения в том, что жилища типа Джанбас 4, Кават 7 принадлежали значительной общине, когда, по мнению В.М. Массона, крупный дом как бы совпадал с собственно поселением (1972). С.П. Толстов предполагал, что в пределах таких общин еще не произошло хозяйственно-бытовое обособление отдельных семей (Толстов, 1948). На нескольких стоянках существовало несколько жилищ, хотя и менее значительных по размерам. Таким образом, как будто намечается два типа кельтеминарских поселений: с одним огромным жилищем (Джанбас 4, Кават 7) и с несколькими менее крупными подпрямоугольными строениями (Лявлякан 26, стоянка Толстова и предположительно Дарбазакыр 1).

Видимо, во главе кельтеминарских поселений стояли представители родоплеменной верхушки, но данные об их функционировании незначительны. Показательны результаты раскопок могильника Тумек-Кичиджик, где на определенной территории было сконцентрировано 27 погребений внутри кольцевого рва, как бы подчеркивающего взаимную связь и близость погребенных лиц. Сравнительно богатыми наборами украшений отличались три мужских, три женских и одно детское погребение. Возможно, это указывает на особый социальный статус некоторых семей, члены которых выполняли специфические функции хозяйственного и идеологического лидерства.

Представляется, что локальные подразделения памятников кельтеминарской культурной общности по занимаемой территории могут быть рассматриваемы как оставленные союзом родственных племен. Основной ячейкой кельтеминарского общества была община, состоявшая из нескольких малых семей. Кельтеминарская общность сложилась, скорее всего, на основе местных мезолитических культур с пластинчатой микролитоидной индустрией. Развитие культуры проходило во взаимодействии с соседними областями. От южных земледельческих племен заимствованы некоторые формы кельтеминарской керамики (сосуды с носиком, сливами) и приемы ее украшения (роспись, орнамент типа лесенки), вкладышевые жатвенные ножи, утяжелители. Другое направление связей кельтеминара — северное. В Приуралье и Зауралье встречены наконечники стрел кельтеминарского типа и сосуды с прочерченной волнисто-струйчатой орнаментацией. Исследования последних лет убедительно показывают, что в пору позднего кельтеминара усиливаются контакты с северными племенами. Это проявилось в керамике Акчадарьинского бассейна, орнаментированной оттисками зубчатой и гладкой качалки, заимствованной, по-видимому, с северо-восточного Приаралья и Южного Зауралья (Виноградов, 1968; Итина, 1977).

Памятники гиссарской культуры расположены в горных районах современного Таджикистана и впервые были открыты А.П. Окладниковым в 1948 г. (карта 5). Свое название культура получила по местоположению памятника, обнаруженного в 1954 г. А.П. Окладниковым (1958) в Гиссарской долине, в уроч. Тепеи-Газийен. В 50-х годах им же открыты поселения на обоих берегах р. Лучоб близ Душанбе. В 1960–1970 гг. работами В.А. Ранова, А.Х. Юсупова и др. памятники гиссарской культуры обнаружены во многих районах Таджикистана и на соседних территориях — в горах Байсун-тау, на Тянь-шане в Киргизии, в Алайской долине. В настоящее время известно более 300 местонахождений (Ранов, 1985). На четырех памятниках проведены раскопки. Это Куй-Бульен, Туткаул, Сай-Сайед и Ак-Танги.

Особый интерес представляют многослойные стоянки. В Туткауле, раскапывавшемся под руководством В.А. Ранова в 1963–1969 гг., зафиксированы четыре культурных горизонта, из которых два верхних (1 и 2) относятся к гиссарской культуре, два нижних (2а-3) — к эпохе мезолита и, возможно, к финальному палеолиту (слой 3). В Сай-Сайеде, исследовавшемся под руководством А.Х. Юсупова в 1963–1972 гг., выявлено три культурных горизонта. Из них два верхних принадлежат разным этапам гиссарской культуры, а нижний датируется финальным палеолитом. На поселении Куй-Бульен работами А.П. Окладникова в 1957–1959 гг. установлено наличие трех горизонтов неолитического времени мощностью около 1,5 м, которые перекрывали более ранние, возможно, мезолитические напластования. Выше гиссарских слоев отмечены остатки средневекового горизонта. Три гиссарских слоя здесь, возможно, одновременны. Раскопки навеса Ак-Танги, исследовавшегося в 1957–1959 гг. под руководством В.А. Ранова, вскрыли шесть культурных горизонтов. Первый, самый верхний, относится к историческому времени, второй — к эпохе бронзы (слои «бронза I и II»), третий — к энеолиту или позднему неолиту (слой «бронза III»), четвертый и пятый — к неолиту (слои «неолит IV и V»), шестой — к мезолиту (слой «неолит VI»). Гиссарский материал содержали слой IV и V.

Основные исследователи гиссарской культуры, А.П. Окладников и В.А. Ранов видят в ней земледельческую культуру, широко распространенную в горных районах Средней Азии и характеризующуюся обилием грубых галечных орудий, битыми гальками, отщепами и пластинами при малом количестве законченных форм. Местонахождения гиссарской культуры напоминают остатки мастерских для первичной обработки камня. В отдельных пунктах обнаружена лепная керамика с отпечатками грубой ткани на внутренней поверхности сосудов.

Гиссарскую культуру относили к позднему неолиту и датировали III–II тыс. до н. э. (Окладников, 1958; 1961а) или IV–II тыс. (Ранов, 1956; 1958; 1963). Общая характеристика дана А.П. Окладниковым (1959а), В.М. Массоном (1966) и В.А. Рановым (1982; 1985).

Выделяются два типа гиссарских памятников: 1) временные стойбища, обычно с развеянным культурным слоем (Кум-тепа, Танга-Товри, Дагача, Тугузак, Гуликандоз) и 2) долговременные поселения с мощными культурными напластованиями (Туткаул, Сай-Сайед, Куй-Бульен, Ак-Танги), с каменными кладками и очагами, с одиночными погребениями без специальных могильных сооружений и инвентаря.

В территориальном отношении гиссарская культура распадается на несколько групп: гиссарскую, дангаринскую, нурекскую, яванскую, кулябскую и уратюбинскую, включающие от 10 до нескольких десятков памятников. По наблюдениям В.А. Ранова (1985, с. 13), стоянки гиссарской культуры по своему геоморфологическому положению подразделяются на четыре группы. Одна группа расположена вдоль Кафирнигана, Вахта, Душанбинки и приурочена к верхней части верхнеплейстоценовых (реже среднеплейстоценовых) террас высотой 25–30 м над уровнем рек Санги-Угур, Дагана и др. Вторая тяготеет к крупным конусам выноса боковых ущелий и саев, высотой 20–50 м (Туткаул, Сай-Сайед и др.). Третья фиксируется в боковых долинах крупных водотоков, занимая предгорные холмистые увалы разного уровня (местонахождения у Санги-Миля, Шахринау и др.). Наконец, к четвертой можно отнести памятники в отложениях скальных убежищ (навес Ак-Танги). Памятники первой и третьей групп, по подсчетам В.А. Ранова, включают 70–75 % всех гиссарских местонахождений. Площадь гиссарских стоянок в основном составляет 0,4–0,5 га (Сай-Сайед, Куй-Бульен). Однако есть более крупные поселения, территория которых около 1 га (Туткаул, Ак-Танги, Тепеи-Газийон), и совсем мелкие, менее 0,01 га (Кум-Тепа, Шаватки-боло, Кокча и др.).

По топографии памятников, мощности культурных напластований, размерам поселений, характеру находок выделяются базовые долговременные поселения (Туткаул, Куй-Бульен, Ак-Танги) и временные стойбища, связанные с охотой или выпасом скота, или, возможно, летовки, использовавшиеся при перегоне мелкого рогатого скота (Коробкова, 1973, с. 210). На ряде памятников (Туткаул, Сай-Сайед, Куй-Бульен) встречаются каменные выкладки — скорее всего, остатки полов наземных жилищ с легким каркасным перекрытием (рис. 36). Подобные вымостки известны по раскопкам Карим-Шахира в Ираке (Braidwood, Howe, 1960; Howe, 1983). Обязательным элементом малых сооружений можно считать многочисленные очаги стандартной формы, диаметром около 1 м, выложенные из расколотых камней. Очаги отстоят друг от друга на 1,5–2 м и не образуют скоплений, позволяющих выявить контуры жилых сооружений. Поэтому данных для реконструкции гиссарских жилищ пока недостаточно. Можно предположить, что они имели шалашеобразную форму, вокруг них концентрировалась разнообразная производственная деятельность. Во втором горизонте Туткаула обнаружена землянка овальной формы, длиной 12 м и глубиной 1 м (Ранов, 1985, с. 19). По контуру зафиксированы следы ямок — остатки столбовой конструкции. Внутри землянка заполнена мощной очажной массой с остатками камней (Ранов, 1985, с. 19). Необычным элементом жилых конструкций, обнаруженных А.П. Окладниковым на поселении Куй-Бульен, являются участки с зольно-гипсовой промазкой толщиной 3–5 см. В ней зафиксированы чашеобразные углубления (чаны) диаметром около 80 см, промазанные изнутри этим же раствором. По мнению А.П. Окладникова (1961а; 1961б), это остатки пола жилищ с вмазанными чанами для хранения воды. В.А. Ранов предполагает, что их использовали для хранения зерна. Представляется, что для последнего предположения нет особых оснований. Каменные кладки расположены в виде полос, что не типично ни для Туткаула, ни для Сай-Сайеда. Возможно, это остатки фундамента жилых построек.

В гиссарской культуре известно шесть погребений. Четыре обнаружены в основании второго горизонта Туткаула, одно — во втором горизонте Сай-Сайеда, одно — в первом горизонте Куй-Бульена.

Погребенные лежали на левом боку в сильно скорченном положении, с согнутыми в локтях руками и кистями, подложенными под левую щеку, головой на юго-запад, юг, северо-запад. Они найдены на площади поселений в культурном слое, без выраженных могильных ям и надмогильных сооружений. Сай-сайедское захоронение принадлежало взрослому человеку и сопровождалось погребальным инвентарем: на бедренной кости усопшего лежал чоппинг, около костяка — пластина и отщеп (Юсупов, 1976). Не исключено, что эти вещи попали сюда из культурного слоя. Туткаульские погребения без инвентаря представлены сохранившимся костяком женщины, парным детским захоронением и остатками скелета еще одной женщины. Расовый тип погребенных, по определению Т.П. Кияткиной (1976) европеоидный, длинноголовый, средиземноморский. Таким образом, покойников хоронили прямо на поселениях, в стороне от жилых площадок. Такой погребальный обряд характерен и для джейтунской культуры.

Ни в одном чистом комплексе гиссарской культуры керамика не обнаружена. Таковы первые-вторые горизонты Туткаула и Сай-Сайеда, неолитические слои Ак-Танги. По мнению А.П. Окладникова, обитатели гиссарских поселений уже умели изготовлять керамику, поскольку в ряде поселений представлены фрагменты сосудов двух типов. Первый — грубые толстостенные ручной лепки сосуды, изредка украшенные простым геометрическим узором в виде резных прямых или зигзагообразных линий под венчиком. Некоторые имели на внутренней поверхности отпечатки ткани. Второй тип характеризует тонкостенная, вылепленная на гончарном круге керамика совершенного облика, хорошего обжига.

В.А. Ранов считает, что керамика в гиссарской культуре появляется на поздних этапах, с конца V тыс. до н. э. (Ранов, 1985, с. 27). Существенно, однако, что отмеченные выше типы сосудов встречаются в поздних памятниках Средней Азии (Юсупов, 1972). Поэтому находки их среди подъемного материала ряда местонахождений и в верхнем, сильно нарушенном перекопами слое Куй-Бульена следует объяснять смешением с материалами позднего времени. В хорошо стратифицированном навесе Ак-Танги керамика встречается лишь в энеолитическом горизонте — «слое бронза III» да и то представлена тремя фрагментами (Литвинский, Ранов, 1964, с. 20). В нижележащем гиссарском слое керамика полностью отсутствует. Наличие в гиссарских комплексах, в частности, в Туткауле и Сай-Сайеде большого количества деревообрабатывающих и кожевенных орудий позволяет высказать гипотезу о возможном использовании гиссарцами деревянной посуды, что было свойственно и обитателям слоя 7 Чатал-Гуюка (Mellaart, 1967), и сосудов из кожи типа бурдюков.

Массовыми находками на поселениях гиссарской культуры являются каменные изделия. Огромные коллекции Туткаула и Сай-Сайеда изучены с помощью трасологического и технико-морфологического методов. Первая обработана Г.Ф. Коробковой, вторая — Н.Н. Скакун.

Гиссарскую индустрию отличает сочетание двух компонентов: галечной техники, когда основными заготовками были отщепы, целые гальки и их осколки (60–70 %), и кремневой пластинчатой (до 10 %), конечным продуктом которой были призматические пластины (шириной от 0,8 до 1,5 см) и микропластинки (шириной по 0,7 см). На долю микролитоидного элемента приходятся единичные проценты. Вторичная обработка изделий применялась крайне редко. При вторичной обработке применялась ударная и отжимная ретушь, абразивная, полировальная и точечная техники. Владея этими приемами вторичной обработки, гиссарские мастера редко к ней прибегали, предпочитая использовать полуфабрикаты. Типичными орудиями являются отбойники, чопперы, чоппинги, скребла, скребки на отщепах без выраженного скребкового лезвия, выемчатые орудия, отщепы с подтеской концов или pièces écaillées, ножи, шлифованные и пришлифованные топоры и тесла. Единичны зернотерки, песты и мотыги. В ряде памятников, например в кровле второго горизонта Туткаула, Сай-Сайеда и слоя раннего неолита Ак-Танги, встречаются геометрические микролиты в виде трапеций и сегментов укороченных пропорций асимметричной формы, сходные с аналогичными изделиями второго этапа джейтунской культуры.

Костяные изделия представлены шильями, лощилами, иглами с ушком. Украшения встречаются редко. Лишь во втором горизонте Сай-Сайеда обнаружены бусы из трубчатых костей и браслет из оленьего рога (Юсупов, 1972б). В Туткауле известны единичные находки бус из камня и обломки костяных шильев.

Материалы Туткаула и Сай-Сайеда позволяют углубить нижнюю границу гиссарской культуры до раннего неолита. На это указывают комплексы второго горизонта Туткаула и Сай-Сайеда, имеющие черты сходства с ранненеолитическими материалами равнинной Средней Азии, в частности с джейтунекой культурой. Так, геометрические микролиты, встреченные в кровле второго горизонта Туткаула и в среднеи позднеджейтунеких памятниках (средние слои Чопан-депе, Лесседжик-депе и др.), представлены трапециями укороченных пропорций миниатюрных размеров, выполненными в единой технике. На это сходство указывают и единичные находки вкладышей жатвенных орудий и скобелей классического типа в Туткауле и Сай-Сайеде. Архаический облик гиссарской индустрии также свидетельствует в пользу раннего возраста культуры. Надежным аргументом может служить стратиграфия многослойных памятников, в которых гиссарские слои плотно зажаты между мезолитическими (Туткаул) и энеолитическими горизонтами (слой «бронза III» Ак-Танги). Таким образом, относительная хронология гиссарской культуры укладывается в рамки раннего-позднего неолита. Поздним неолитом можно датировать многочисленные местонахождения Гиссарской долины (Тепеи-Газийон, Кунчи, Лучоб и др.).

Исследования последних лет позволяют уточнить абсолютную хронологию культуры. Сопоставление материалов из кровли II горизонта Туткаула со средним и поздним этапами джейтунской культуры позволило синхронизировать эти комплексы, что подтверждено серией радиоуглеродных датировок. Так, образец, взятый из кровли II горизонта Туткаула, датирован 7100±140 (ЛЕ-690), т. е. 5150 г. до н. э., а из основания того же слоя — 8020±170 (ЛЕ-772), т. е. 6070 г. до н. э. (Романова, Семенцов, Тимофеев, 1972). Имеются радиоуглеродные датировки и для поздних памятников гиссарской культуры. Энеолитический горизонт Ак-Танги (слой «бронза III») датирован по С₁₄ 2220 г. до н. э., 4170±110 (ЛЕ-429). Таким образом, вся гиссарская культура укладывается в рамки VI–III тыс. до н. э., или даже конца VII–III тыс. до н. э.

Исследование многослойных памятников и других поселений гиссарской культуры позволяет выделить в ее истории три периода развития (Коробкова, Ранов, 1968). Период I (ранний) включает памятники типа вторых горизонтов Туткаула и Сай-Сайеда. Он характеризуется двумя типами поселений, жилыми площадками, выложенными из расколотых камней, каменными очагами овальной, сферической и прямоугольной формы, одиночными захоронениями на площади поселений, галечной и кремневой индустрией, в которой второй компонент представлен 30–40 %; наличием геометрических микролитов, долотовидными изделиями прямоугольной формы, выемчатыми изделиями, в том числе скобелями классического типа. Характерны галечные чопперы и чоппинги, отбойники, скребки на отщепах, реже — нуклеовидные и концевые шлифованные тесла и ножи. Единичны вкладыши жатвенных орудий и каменные грубые мотыги (рис. 36). Редки находки костяных изделий и украшений. Керамики нет.

Период II (средний) характеризуют материалы первых горизонтов Туткаула, Сай-Сайеда и Куй-Бульена. Материальная культура во многом повторяет черты раннего этапа. Отличительными признаками являются новые элементы в конструкции жилых площадок. Так, в I горизонте Сай-Сайеда и Куй-Бульена встречаются пятна зольно-гипсовой и глиняной обмазки, перемежающиеся с каменными кладками. В каменном инвентаре увеличивается процент галечных орудий — чопперов и чоппингов, особенно первых. Исчезают геометрические микролиты. Единичные вкладыши жатвенных орудий приобретают зубчатое оформление лезвий. Нуклеусы со смежными площадками вытесняются одноплощадочными ядрищами с односторонней плоскостью скалывания. Изменяется форма и техника изготовления долотовидных орудий или pièces écaillées. Изделия правильной прямоугольной формы исчезают. Уменьшается роль пластинчатой техники. Изделия со вторичной обработкой встречаются эпизодически (рис. 37). Керамика не типична.

К периоду III (позднему) относятся местонахождения с подъемным инвентарем типа Тепеи-Газийон. Существенных изменений в конструкции каменных кладок и очагов не наблюдается. Отличия заметны лишь в каменной индустрии. Сократилось число кремневых изделий, в частности призматических пластин. Исчезают микронуклеусы и изделия со вторичной обработкой. По-прежнему изготовлялись чопперы, чоппинги и скребла. Скребки, скобели, сверла отсутствуют. Основную массу находок составляют нуклеусы, отщепы, осколки галек, реже галечные орудия. Типологически индустрия этого периода соответствует материалу мастерских. Таким образом, эволюция шла по линии увеличения галечного элемента, сокращения пластинчатой техники, исчезновения микролитоидных черт и изделий со вторичной обработкой.

По мнению А.П. Окладникова (1958; 1959а), гиссарцы занимались земледелием и скотоводством. В.М. Массон (1966; 1970) предположил, что гиссарские поселения принадлежали племенам бродячих охотников и собирателей, может быть, и скотоводов. Г.Ф. Коробкова (1973) выдвинула гипотезу о комплексном характере хозяйства гиссарских племен, в котором основную роль играло скотоводство. Эту точку зрения разделяет и А.Х. Юсупов (1972б). Разнообразие инвентаря, насыщенность и мощность культурных горизонтов, наличие в составе фауны (Туткаул, Сай-Сайед) костей домашних животных, отсутствие среди находок охотничьего оружия, экологические условия — все свидетельствует о том, что охота на тура, медведя, дикобраза и других животных не была основой хозяйства, а играла вспомогательную роль в экономике гиссарского общества. В Сай-Сайеде 73 % костей принадлежат домашней козе или овце, а 27 % — диким животным — быку, лошади, лисе, волку (Шарапов, 1972, с. 232). В Туткауле найдены кости домашней козы или овцы и диких — быка, благородного оленя и лисы. При наложении карты экономического районирования Таджикистана, составленной Б.Х. Карамышевой (1969) на основании изучения хозяйства таджиков XIX в., на карту распространения памятников гиссарской культуры, можно заметить, что гиссарские поселения и стойбища совпадают с районами выгонного типа скотоводства.

Прямые свидетельства о земледелии у гиссарцев не имеются. Отсутствует комплекс материальной культуры, характерный для раннеземледельческих культур Средней Азии, Кавказа, Ближнего Востока (наземные глинобитные дома, окультуренные зерна злаковых растений и проч.). Правда, в основании горизонта II Туткаула и Тугузаке имеются единичные каменные мотыги и вкладыши жатвенных орудий. Однако, судя по трасологическим и экспериментальным данным, последние служили для срезания травы или диких злаков. Мотыги же, видимо, связаны с устройством землянок на открытых поселениях, вроде той, что обнаружена в Туткауле. Данные палинологического анализа показали полное отсутствие в Южном Таджикистане доместицированных злаков.

Собирательство являлось второй после охоты вспомогательной отраслью хозяйства, о чем свидетельствует наличие в ранних гиссарских горизонтах вкладышей жатвенных орудий, которые использовались для срезания травы и диких злаков.

Район низкотравного пояса Таджикистана входил в зону произрастания эгилопса и дикого ячменя. Не исключено, что с жатвой этих злаков были связаны найденные в Туткауле и Сай-Сайеде примитивные вкладышевые серпы. В них можно усмотреть первые специализированные жатвенные инструменты древнего собирательства, указывающие на технологическое усложнение производственного процесса.

В гиссарских племенах следует видеть горных скотоводов, которые находились на уровне усложненного собирательства, но так и не пришли к земледелию. Наличие отмеченных выше территориальных групп гиссарских поселений и концентрация мелких местонахождений вокруг крупных базовых поселков свидетельствует, вероятно, о существовании особой культурной общности, которая объединяла несколько родственных племен. Территория, занятая каждым племенем, довольно значительна. Например, нурекская группа памятников охватывает площадь от г. Нурека до кишлака Дагана — примерно 100 кв. км (Ранов, Юсупов, 1969). Крупные базовые долговременные поселения представляли собой отдельные родовые общины определенного племени. Таковым, например, было поселение Туткаул в нурекской группе памятников.

Проблема генезиса гиссарской культуры может решаться на основе стратиграфии и сравнительных данных. Анализ материала из слоя 2а Туткаула, подстилающего раннегиссарский горизонт, показал неразрывную генетическую связь этих комплексов. Различия между ними заключаются лишь в процентном отношении галечного и кремневого элементов и наличии в горизонте 2а таких орудий, как удлиненные низкие сегменты и острия типа перочинного ножа или шательперрон. Таким образом, исходя из общей характеристики индустрии горизонтов 2 и 2а Туткаула и их стратиграфического положения, можно говорить, что они находятся в тесной генетической зависимости. По мнению В.А. Ранова и Г.Ф. Коробковой (1971), культура носителей комплекса слоя 2а Туткаула явилась субстратом, на основе которого сформировалась собственно гиссарская культура. Следовательно, она возникла на местной мезолитической основе. Спорен лишь вопрос о генезисе слоя 2а Туткаула. По мнению В.А. Ранова, в его формировании участвовал комплекс Шугноу (1969; 1973). Г.Ф. Коробкова отвергает эту гипотезу из-за отсутствия в шугноуском материале галечных орудий — основного для гиссарской культуры типа изделий. Кроме того, в Шугноу индустрия представлена пластинчатой техникой, и основными заготовками служили широкие пластины (длиною до 10–12 см), оформленные затупливающей краевой ретушью, а орудиями — специфические острия, совершенно не известные в гиссарских памятниках. По предположению Г.Ф. Коробковой (1975), в сложении комплекса 2а участвовала местная культура типа Самаркандской стоянки и горизонта 3 Сай-Сайеда.

Таким образом, в VI тыс. до н. э. на юге Средней Азии развивались две историко-культурных общности — джейтунская и гиссарская, обладавшие разными техническими традициями и хозяйственными основами, разным набором инвентаря и соотношением типов орудий, но имеющие определенные черты сходства в изготовлении некоторых изделий, выполненных пластинчатой техникой. Возникает вопрос о неожиданном появлении в гиссарской индустрии (кровля горизонта II Туткаула) укороченных трапеций миниатюрных размеров с ретушированными боковыми краями, таких же мелких сегментов, вкладышей жатвенных орудий, скобелей классического типа, миниатюрных шлифованных тесел, в точности копирующих средне- и позднеджейтунские образцы и не оставивших следов в дальнейшей эволюции гиссарской индустрии. Не являются ли эти не свойственные большинству гиссарских памятников орудия объектом импорта из областей обитания джейтунских племен? С другой стороны, в памятнике среднего этапа джейтунской культуры — Гадыми-депе, расположенном у подножия Копет-дага, встречены галечные орудия, типичные для гиссарской индустрии. Возможно, это результат обратного влияния гиссарских племен на джейтунские, хотя допустимо конвергентное развитие этих форм.

Складывается впечатление, что гиссарская культура, не имеющая ярко выраженных связей с другими культурами Средней Азии, находилась в определенной территориальной изоляции. Не исключено, что в этом и заключалась одна из причин, почему гиссарские племена не смогли достичь такого расцвета материальной культуры, как джейтунские. Причины этого явления кроются, вероятно, в следующем: 1) Преимущественно скотоводческий путь развития, как правило, не приводит к зарождению протоцивилизаций. 2) Несмотря на развитие производящей экономики, гиссарские племена сохранили старые формы ведения скотоводческого хозяйства, зародившиеся еще в мезолите. 3) Гиссарские племена не сумели выйти на широкие степные просторы, обеспечивающие быстрое развитие скотоводства. Скотоводство, базировавшееся на разведении коз и овец (по всей вероятности, преимущественно коз), обусловило консерватизм и замедленную эволюцию гиссарской культуры в целом. В итоге она осталась далеко позади земледельческо-скотоводческих культур запада Средней Азии. Здесь мы наблюдаем конкретное выражение неравномерности культурно-исторического процесса после перехода ряда племен к производящей экономике, когда одна группа (джейтунская) пережила бурный расцвет всей материальной культуры в целом, а другая (гиссарская) застыла на архаическом уровне развития.

Восточный Прикаспий.

Систематические исследования Восточного Прикаспия начались с 1947 г. А.П. Окладниковым были открыты и частично раскопаны памятники, остающиеся опорными для изучения мезолита и неолита Средней Азии. Это Джебел, Кайлю, мастерская Куба-Сенгир, Дам-Дам-Чешме 1 и 2 (Окладников, 1953; 1956), последние два позднее полностью исследованы Г.Е. Марковым (1966; 1979). В районе Мангышлака и Прикарабугазья подъемные материалы собраны и опубликованы рядом исследователей. Всего выявлено свыше 150 памятников, в основном развеянных стоянок. Но известны и комплексы из раскопок, в частности, пещер.

Пещера Джебел расположена в Прикаспийской низменности у ст. Джебел на Красноводском плато. При раскопках А.П. Окладникова (1956) выделено 10 культурных слоев[6].

В слое 3 обнаружены остатки очажного пятна и фрагменты керамики из черной грубой глины, с косыми насечками по венчику, призматические и цилиндрические нуклеусы (рис. 38, 4–5), скребки на отщепах и концевые, выемчатые пластины, двусторонне обработанные наконечники стрел, проколки (рис. 39, 1-18). Есть обломки песчаниковых плиток, округлые галечки, бусы из створок морских раковин (рис. 38, 1–3, 6).

Слой 4 характеризуется очагом из камней, ритуальными скоплениями костей животного (козла), костями рыб, фрагментами керамики буровато-красного цвета от сосудов яйцевидной формы с выпуклым туловом, заостренным дном, отогнутым венчиком и орнаментом в виде двух параллельных горизонтальных полос из прямоугольных зубцов, в виде ромбической сетки и перекрещивающихся прямых линий гребенчатого штампа, в виде косых оттисков широкой гребенки (рис. 38, 27). Встречаются фрагменты светло-серой лощеной керамики. Обнаружены призматические нуклеусы, пластины с выемчатыми краями, концевые скребки на пластинах и отщепах, проколки, острия со скошенным или прямым верхним концом, резцы на углу пластины, наконечник стрелы кельтеминарского типа, двусторонне обработанные наконечники копий или дротиков, трапеция асимметричной формы (рис. 39, 21, 23, 24, 26, 27, 29, 31–33, 35, 39, 41–43). Среди костяных изделий нож из ребра животного и обломок рыболовного крючка. Представлены бусы из раковин и камня (рис. 38, 10, 15, 16, 18,19).

В слое 5 обнаружены очаг округлой формы, фрагменты грубого красноглиняного сосуда яйцевидной формы с соскообразным дном и сероглиняного с лощеной поверхностью (попавшего сюда из слоя 4). Среди кремневых изделий нуклеусы (рис. 38, 23, 24), пластины выемчатые и с притупленным краем и скошенным концом, проколки, концевые скребки на пластинах и отщепах, острия со скошенным концом, нуклевидные скребки, миниатюрные трапеции (рис. 39, 19, 20, 22, 25, 28, 30, 34, 36–38, 40, 44), украшения из раковин (рис. 38, 11–14, 17, 20).

В слое 5а найдены нуклеусы (рис. 38, 36, 37), крупные пластины, пластины с выемками. Оригинальны пластины с лезвиями, оформленными противолежащей ретушью. Имеются пластинки с притупленным краем, проколки, орудия типа резцов, трапеции асимметричной формы и укороченные треугольники, острия со скошенным концом. Больше всего концевых скребков на пластинах и отщепах. Единичен обломок наконечника стрелы с двусторонней обработкой (рис. 39, 45–49, 57–59, 61–63, 65, 67, 70, 73, 74). Обнаружены бусы из морских раковин и камня (рис. 38, 28, 29, 31, 32). Керамика, по мнению А.П. Окладникова, попала сюда из вышележащих слоев.

Слой 5–6 содержал единичные нуклеусы (рис. 38, 38) пластины удлиненных пропорций и отщепы. Среди пластин выемчатые изделия, микропластинки с притупленным краем и скошенным концом. Есть проколки, трапеции асимметричной формы, нуклевидные и концевые скребки (рис. 39, 54, 55, 60, 68, 69, 71). Встречены шаровидные галечки, фрагменты сланцевых плиток с ретушью по краю, украшения из раковин (рис. 38, 30, 33).

Керамика представлена четырьмя фрагментами с примесью раковин, на одном орнамент в виде вдавленного зигзага. По мнению А.П. Окладникова, эти черепки проникли сюда из вышележащей толщи напластований.

В слое 6 вскрыты два крупных очага, залегающие один под другим на расстоянии 15 см. Обнаружено много нуклеусов и пластин. Многочисленны выемчатые пластины, изделия с противолежащей ретушью, с притупленным краем, со скошенным концом. Много скребков, главным образом из отщепов. Есть проколки, асимметричные крупные трапеции, обломок двусторонне обработанного наконечника стрелы с вогнутым основанием (рис. 39, 50–53, 56, 64, 66, 72, 75). Найдены плитки округлой формы с круговой обработкой, выполнявшие функции скребков, и украшения: каменное колечко и заготовки бус из раковин (рис. 38, 34, 35, 40). Керамика представлена шестью фрагментами от грубых лепных сосудов черного и красно-бурого цвета с примесью дробленого камня. Возможно, и эти фрагменты проникли сюда из вышележащих слоев.

По мнению А.П. Окладникова, отмечается определенное сходство в материале слоев 6, 6–5, 5а. Оно проявляется в наличии скребков нуклевидной, языковидной и округлой формы и двойных концевых, крупных трапеций асимметричных очертаний и удлиненных пропорций, острий со скошенным концом, крупных удлиненных пластин, конусовидных и призматических нуклеусов правильной односторонней огранки. Исходя из техники обработки камня, А.П. Окладников определяет возраст этих слоев как мезолитический. Учитывая большое сходство кремневых материалов 6, 6–5 и 5а слоев с аналогичными материалами джейтунской культуры, имеющей датировки 5050 и 5370 гг. до н. э., и с находками из слоя 11 Гари-Камарбанда, датируемого по С₁₄ тоже VI тыс., материалы названных слоев Джебела можно отнести к ранней поре неолита и датировать VI тыс.

Определенным сходством отличаются и три следующих вышележащих слоя Джебела — 5, 4 и 3. А.П. Окладников датировал слои 5 и 4 ранним, а 3 — поздним неолитом. Для слоя 3 Джебела известна радиоуглеродная датировка 6030±240 (ЛЕ-1), т. е. 4080 г. до н. э. (Протопопов, Бутомо, 1959). Таким образом, слои 5, 4 и 3 хорошо укладываются в рамки среднего неолита и могут быть датированы V–IV тысячелетиями до н. э. Обитатели пещеры Джебел, оставившие комплексы 6, 6–5 и 5а слоев, были охотниками и собирателями, занимавшимися и рыбной ловлей. Эти отрасли хозяйства оставались ведущими и в более позднее время, представленное материалами слоев 5, 4 и 3. Объектами охоты были джейран и кулан, рыболовства — осетровые и сазан. Имеются данные и о зачатках скотоводства в поселении слоя 4 (Цалкин, 1956).

Материалы Джебельской пещеры свидетельствуют об эволюционном развитии культуры неолита, генетически восходящей к прикаспийскому мезолитическому пласту, представленному горизонтами 8–7 Джебела.

Грот Дам-Дам-Чешме II расположен в восточной части Больших Балхан, близ Небит-дага. Первые работы в нем проведены в 1952 г. А.П. Окладниковым (1953б). В 1963–1964 гг. раскопки пещеры продолжил Г.Е. Марков (1966). Мощность культурных напластований в пещере в центре 3,2 м, а в юго-западной части — 5 м. Раскопки проведены до скального дна почти на всей площади (250 кв. м). Выделено девять слоев, из них к неолиту отнесены 4 и 3. По мнению Г.Ф. Коробковой (1975), неолитом можно датировать лишь слой 3. Он имеет мощность 20–40 см. Здесь обнаружены очажные линзы, кости, керамика, кремень. Сосуды яйцевидной формы, с плоским дном и большой примесью толченых раковин. Единичные экземпляры украшены гребенчатым орнаментом в виде трех вписанных друг в друга треугольников. Встречается сероглиняная керамика с «протертым» орнаментом. Найдены концевые скребки с ретушированными краями, выемчатые пластины, проколки, геометрические микролиты, представленные асимметричными трапециями, треугольниками, сегментами, пластины с притупленным краем и скошенным концом или только с притупленным краем, нуклеусы конической формы, подпризматической, плоские. Встречены украшения из раковин с просверленными отверстиями.

Материал находит аналогии в слоях 5–4 Джебела. Жители Дам-Дам-Чешме II, оставившие комплекс слоя 3, занимались охотой, рыболовством, а также скотоводством. По определению В.И. Цалкина, 189 костей из слоя принадлежали овце или козе, в том числе одомашненным особям.

Грот Дам-Дам-Чешме I расположен на юго-восточных склонах Больших Балхан, обращенных к Каспийскому морю, недалеко от пещеры Дам-Дам-Чешме II, Пещеру обследовал А.П. Окладников (1953а), выделивший шесть культурных слоев. В 1970–1971 гг. работы в пещере были возобновлены Г.Е. Марковым, и памятник раскопан полностью. Удалось выявить пять культурных слоев. К неолиту отнесены слои 4 (верхний горизонт) и 3 (Марков, Дурдыев, 1977). Г.Ф. Коробкова считает, что неолитом можно датировать вышележащие слои 2 и 3.

Слой 2 характеризуется наличием грубой плоскодонной с отогнутым венчиком керамикой с примесью дресвы, и тонкостенными сероглиняными лощеными сосудами с орнаментом в виде горизонтальных полос, зигзагов и желобков. Кремневые изделия включают конические нуклеусы, многовыемчатые пластины, сегменты, асимметричную трапецию и т. п.

Слой 3, мощностью до 110 см, насыщен кострищами, кремнем и фрагментами керамики. Грубая лепная посуда имеет орнамент из горизонтальных вдавленных полос, а серолощеная украшена горизонтальными полосами, зигзагами, желобками.

Г.Е. Марков сравнивал находки из рассмотренных слоев с материалами слоев 2–3 Дам-Дам-Чешме II. Г.Ф. Коробкова сопоставляет материалы слоев 3–2 Дам-Дам-Чешме I с изделиями из слоев 5–4 Джебела и 3 — Дам-Дам-Чешме II. Сходство проявляется в наличии идентичных концевых скребков на пластинах и округлых на отщепах, выемчатых изделий, единичных наконечников стрел с двусторонней обработкой и кельтеминарского типа, геометрических микролитов, микропластинок со скошенным концом и притупленным краем, конусовидных нуклеусов, сероглиняной лощеной керамики. Дата слоев, вероятно, V–IV тысячелетия до н. э.

Жители трех описанных пещер находились в тесных культурных связях с оседло-земледельческими общинами северо-восточного Ирана, откуда они получали сероглиняную лощеную керамику.

Пещера Кайлю расположена на склонах Больших Балхан, у самого моря, вблизи одноименной станции. Она была открыта в 1947 г. А.П. Окладниковым (1953а; 1953б) и исследовалась им в 1952 г. Мощность культурных отложений в пещере до 4 м. Верхняя толща культурных остатков, содержащая находки неолитического времени, достигала почти 2,5 м и отделялась от мезолитического слоя, лежащего на дне пещеры, стерильной прослойкой. В неолитическом слое обнаружены обломки черноглиняных плоскодонных сосудов, красноглиняных со следами лощения. Из кремневых изделий известен наконечник стрелы кельтеминарского типа. Тут обнаружены скопления рыбьей чешуи, костей рыб, в частности осетра, остатки разрозненных костей человеческого скелета, украшения из створок морских раковин в виде уплощенных кружков. По предположению А.П. Окладникова, возраст памятника может быть определен IV–III тыс. до н. э.

Могильник у ст. Кайлю обнаружен А.П. Окладниковым (1953б). Исследованию подверглись два захоронения плохой сохранности. Погребенные лежали на спине, головой на северо-запад, со сложенными в области таза руками. Костяки густо обсыпаны красной охрой. Захоронения произведены в специальной могильной яме, сопровождались кремневыми пластинами и украшениями из морских раковин, обнаруженных на черепе, вокруг правого бедра погребенных и в виде кольца на правой половине тела, под бедрами и тазом. Очевидно, бусы украшали головной убор и одежду покойных.

Мастерская у мыса Куба-Сенгир открыта А.П. Окладниковым (1953а). На скалистом останце обнаружена яма овальных очертаний, для которой использовано естественное углубление в скале. В заполнении ямы встречены отщепы, нуклеусы, скребки, ножевидные пластины, обломки острий с притупленным краем. Большие скопления образовывали раковины и бусы из них. Бусы из раковин Didacna овальной формы с просверленным у одного конца отверстием или в виде пластинок. Встречены предметы разной стадии изготовления. Датировать эту мастерскую можно по фрагментам черноглиняной керамики, близкой посуде неолитического слоя Кайлю и стоянки Кизыл-Лай. Изделия, представленные здесь, получили широкое распространение и в джейтунской ранненеолитической культуре и кельтеминарских памятниках.

Оюклинская культура.

Памятники этой культуры открыты Г.Е. Марковым в 1957–1959 гг. (Оюклы 1) и в 1978–1979 гг. (Оюклы 4). Они расположены в западной Туркмении, на границе пустыни Чильмамедкум и Северобалханской степи. Аналогичные материалы обнаружены в уроч. Ясхан в бассейне Узбоя (Марков, 1961–1971; Марков, Хамракулиев, 1980). Открытие новых стоянок подобного типа позволило Г.Е. Маркову выделить в последние годы в западной Туркмении оюклинскую неолитическую культуру, которая представлена четырьмя памятниками. Помимо указанных выше стоянок, к ней можно отнести местонахождение Аджику и, расположенное на правом берегу Узбоя и содержащее идентичный кремневый инвентарь (Юсупов, 1986, с. 23).

На Оюклы 1 произведены раскопки, на Оюклы 4 — шурфовка. В уроч. Ясхан и Оюклы 4 сохранились останцы с частично оставшимся культурным слоем (Марков, Хамракулиев, 1980). Кремневые изделия и керамика встречены в виде скоплений диаметром 6-10 м (рис. 40, 1-19), в центре каждого скопления находилось кострище, от которого сохранились остатки угольков. Всего обнаружено девять скоплений. Керамический комплекс незначителен — около 1,5 % всех находок. Керамика изготовлена с примесью крупного песка, тонкостенна и слабо обожжена. А.В. Виноградов (1981) подразделил ее на две группы. К одной отнесены сосуды с эсовидным профилем и яйцевидным туловом, с круглым или заостренным дном, украшенные косыми или вертикальными насечками, образующими горизонтальные полосы. Во вторую группу включена керамика со сложным реберчатым профилем и загнутым внутрь венчиком, у некоторых сосудов, вероятно, плоское дно. Посуда оформлена прочерченными волнистыми или зигзагообразными линиями, полосами насечек, вдавлениями, образующими прямоугольные фигуры (рис. 40, 9, 10, 19). Отдельные детали реберчатых сосудов находят аналогии в керамике Учащи 131 и Космолы 5. Идентифицируются с Космолой 2, 5 и другими стоянками этого района изделия с отогнутым наружу венчиком. Орнамент в виде геометрических фигур, заштрихованных волнистыми и зигзагообразными линиями, встречается и в кельтеминарской культуре (Виноградов, 1981, с. 127). Керамика первой группы хорошо сопоставляется с посудой многих неолитических памятников Средней Азии и сопредельных территорий и не выходит за рамки этого времени.

Оюклинская индустрия носит архаический характер из-за обилия разнообразных резцов, типичных для более раннего времени, чем рассматриваемые памятники. Основными заготовками являлись правильные ножевидные пластины средних размеров и микропластинки. Единично встречены крупные пластины и отщепы. Процент орудий, выделенных технико-морфологическим методом, сравнительно невелик: в Оюклы 1-11,4 %, в Оюклы 4-13,5 %. В наборе типов изделий ведущее место занимают резцы и пластины с ретушью, среди которых — орудия с притупленным краем, с прямым, скошенным, остро скошенным округлым концом. Особую группу образуют пластины с выемками, скребки концевого типа, острия и микроострия. Единичны геометрические микролиты, представленные асимметричными крупными высокими (Оюклы 1) и низкими удлиненными (Оюклы 4) трапециями с ретушью со спинки, близкими орудиям янгельской культуры Южного Урала (Матюшин, 1976, с. 162, рис. 44) (рис. 40, 1–7, 13–18).

Специфика набора орудий выделяет рассматриваемый комплекс среди синхронных индустрий Средней Азии и соседних территорий. Определенным своеобразием характеризуется и керамика, особенно сосуды с ребристой профилировкой. Можно согласиться с Г.Е. Марковым, что прямых аналогий оюклинскому комплексу нет (Марков, Хамракулиев, 1980, с. 75) и что он может быть приравнен к культуре. Среди прочих находок есть украшения из раковин, просверленных створок, из поперечно расчлененных стеблей морских лилий, сходные с идентичными подвесками из пещеры Джебел (рис. 40, 8, 11, 12).

Вопрос о хронологии оюклинской культуры окончательно не решен. Г.Е. Марков, опираясь на весьма широкие параллели с сибирским неолитом (Усть-Белой) и буго-днестровской культурой (Сороками 3), предлагает опустить Оюклы в V тыс. до н. э. А.В. Виноградов, основываясь на сходстве отдельных элементов керамики Оюклы и Учащи 131, Учащи А, Космолы 2 и 5, а также микропластин с притупленным краем, скошенным и прямым концом, геометрических микролитов с карабогазским комплексом и дарьясайским этапом, датирует исследуемую культуру ранним неолитом, т. е. концом VII–VI тыс. до н. э. Отмеченные А.В. Виноградовым (1981, с. 127) параллели с карабогазским комплексом весьма отдаленные, техника расщепления индустрии Дефе-Чаганак и Оюклы различна. В первом случае она пластинчато-отщеповая, во втором — пластинчатая. Набор орудий близок, но соотношение типов изделий разное. Так, в Дефе-Чаганак 50 % орудий принадлежит скребкам, 17,5 % — выемчатым изделиям, 15 % — вкладышам. В Оюклы 44 % составляют вкладыши, 24,6 % — резцы, микрорезцы и резцовые сколы, 10,3 % — скребки и выемчатые изделия (каждая группа). Резцы и геометрические орудия присутствуют в обоих памятниках. Однако в Дефе-Чаганак резцы единичны, а в оюклинской индустрии являются определяющим типом изделий. Трапеции же в этих индустриях различны по форме.

Таким образом, оюклинские памятники типичны только для североприбалханской степи и частично Узбоя. Отдельные черты сходства с ранними материалами кельтеминара и карабогазского комплекса позволяют ориентировочно датировать оюклинскую культуру концом VII–VI тыс. до н. э. Не ясен пока генезис этой культуры и ее дальнейшая судьба.

Район Кара-Богаз-Гола.

У залива Кара-Богаз-Гол А.М. Мандельштамом открыты развеянные стоянки неолитического времени — Чагыл I и II, Джанак и др., где собраны только кремневые изделия (Коробкова, Крижевская, Мандельштам, 1968; Коробкова, 1969). Техника обработки камня пластинчатая, с небольшой долей микролитоидности. Выделяется серия микропластин с притупленным краем, скошенным концом, заостренными лезвиями. Характерны выемчатые пластины и концевые скребки, единичные трапеции асимметричных очертаний (типичные для слоев 5–6 Джебела), резцы, долотовидные орудия с подтеской концов. Двусторонне обработанный наконечник стрелы листовидной формы с прямым основанием сходен с джебельским из слоя 5а. Своеобразие карабогазской индустрии бесспорно, но определенную аналогию она обнаруживает с кремневой индустрией раннего кельтеминара. Некоторое сходство карабогазских материалов с прикаспийскими, в особенности с находками слоев 5–6 и 6 Джебела, позволяет датировать их одним временем, которое определяется по синхронному памятнику Гари-Камарбанду (11 слой) VI тыс. до н. э.

Происхождение карабогазских памятников следует связывать со слоями 7–8 Джебела (Коробкова, 1969а).

Неолит Мангышлака.

В 1963 г. А.М. Мандельштам провел разведочные работы на территории Мангышлака, где обнаружил местонахождения неолитического времени (Коробкова, Мандельштам, 1971). Наиболее выразительны Тюбеджик, Кулиз, Киндерли, Удэк и др.

Материалы Мангышлака наиболее близки к западноказахстанским неолитическим памятникам, где также представлены крупные пластины, наконечники дротиков с двусторонней обработкой и скребки. Некоторые черты сходства мангышлакские материалы имеют и с неолитом Устюрта. Идентичны заготовки и приемы оформления скребков, широкие пластины, резцы и т. д. Близкие черты прослеживаются и в районе Карабогаза, где также представлены крупные удлиненных пропорций пластины, единичные резцы и большое количество концевых скребков. Несмотря на эти черты сходства, инвентарь рассматриваемых памятников занимает особое положение. Здесь нет типичных для Западного Казахстана, Устюрта и Прикарабугазья микропластин с притупленным краем, скошенным концом, пластин с противолежащей ретушью, геометрических орудий, многовыемчатых изделий. По сравнению с перечисленными районами здесь более единообразная техника нанесения ретуши, малочисленны скребки на отщепах, отсутствуют концевые скребки с ретушированными продольными краями и наконечники стрел.

Неолит Устюрта.

В настоящее время на территории Устюрта открыто свыше 80 памятников эпохи неолита, все с развеянным культурным слоем. Они обнаружены внутри плато и на его окраинах. Как правило, стоянки группируются по краю песков, солончаков и на отдельных буграх. Это аланская, айдаболская, чурукская, барлыбайская (или исатайская), актайлакская, косбулакская группы. Основная масса стоянок (Айдабол, Барлыбай, Чурук и др.) расположена по берегам неглубоких котловин, «заливов» или «руслообразных понижений», заполнявшихся в древности пресной водой. Стоянки, обнаруженные внутри плато, располагались вблизи колодцев, родников, такырных озер, в зонах высоких грунтовых вод. Одни приурочены к уровню 100 м, другие — 120–130 м, причем исследователи склонны связывать эти различия с возрастом памятников (Виноградов, 1981, с. 29; Бижанов, 1982, с. 36).

Находки представлены в основном каменным инвентарем, керамика почти не известна. Лишь в песках Сам обнаружены единичные фрагменты сосудов с округлым дном, расширенным туловом, украшенных нарезным двойным вертикальным зигзагом и напоминающих сосуды кельтеминарского типа (Формозов, 1949). Встречаются украшения из створок раковин и камня. Выделяются три типа памятников. К первому относятся мастерские одноразового посещения, содержащие до 200 изделий (Айдабол 1, 3, 8,9, 13, 17, Джарынкудук 2, 3), ко второму — кратковременные сезонные стоянки, коллекции которых насчитывают от 200 до 1000 предметов (Айдабол 2, Алан 1, Исатай 3 и др.), к третьему — крупные долговременные поселения с числом находок свыше 1000 единиц (Куркреук, Актайлак 1, скопление II и др.).

Для Устюрта характерна пластинчатая техника, в основе которой лежит средняя и крупная пластина или их сечения, реже — микропластины. Нуклеусы конусовидной формы с круговым скалыванием, есть карандашевидные. Для вторичной обработки типична притупливающая ретушь по краям пластины со спинки или в противолежащем направлении. Изредка встречается двусторонняя обработка всей поверхности орудия. Преобладают концевые скребки на пластинах, микроскребки и скребки на отщепах (от 30 до 50 %). Характерны выемчатые пластины, микропластинки с притупленным краем, скошенным концом, проколки и сверла со специально выделенным острием. Единичны долотовидные орудия, резцы, геометрические микролиты симметричной формы. Известны наконечники стрел, в том числе кельтеминарского типа, листовидной формы с прямым, вогнутым или округлым основанием, миндалевидной формы, наконечники копий или дротиков, оформленные двусторонними или краевыми фасетками.

Отсутствие стратифицированных комплексов и пестрота материалов вызвали значительные разногласия в среде исследователей в вопросах о культурной принадлежности и хронологии устюртских памятников. А.В. Виноградов признает своеобразие неолитического комплекса Устюрта (Виноградов, 1981; Виноградов, Шолохов, 1970). Н.Д. Праслов (Праслов, Настюков, 1973) и Г.Ф. Коробкова (1981; 1987) видят здесь разнообразие технических традиций, позволяющее говорить о разнокультурном характере устюртского неолита. Г.Ф. Коробковой (1981, с. 12) поставлен вопрос о выделении актайлакской культуры и иных культурных комплексов. Е.Б. Бижанов (1978) видит в неолите Устюрта остатки новой культуры, возникшей на местной мезолитической основе и развивающейся под влиянием родственных культур, существовавших в Прикаспии, на Южном Урале и в Западном Казахстане. В последние годы появились специальные работы, посвященные анализу орудий труда мезолита и неолита Устюрта, проблеме культурной принадлежности памятников, их хронологии и периодизации, хозяйственной деятельности населения (Авизова, Бижанов, 1981; Авизова, 1985; 1986). На основе технико-морфологического изучения индустрий айдаболской, чурукской, барлыбайской и аланской групп стоянок А.К. Авизовой (1986, с. 13–19) выделена на территории Юго-Восточного Устюрта айдаболская культура, объединившая первые три группы памятников, а также отдельная аланская группа.

Для айдаболской культуры типичны единая техника расщепления, вторичная обработка и набор типов изделий. Основными заготовками являлись средние пластины прямого профиля. В наборе типов изделий преобладают пластины с затупливающей ретушью, с притупленным краем, скошенным или прямым концом, концевые скребки на пластинах. По мнению А.К. Авизовой (1986, с. 17), эта культура обнаруживает сходство с карабогазским комплексом в типах заготовок, формах трапеций, микропластинах с притупленным краем и скошенным концом, концевых скребках на крупных пластинах, наличии единичных отщепов с подтеской краев, резцов и двусторонне обработанных наконечников стрел. Вместе с тем соотношение ведущих типов заготовок в Прикарабугазье и на Устюрте различно. Характерные для устюртской индустрии пластины с прямым или скошенным краем в Прикарабугазье отсутствуют. Некоторые параллели наблюдаются в южноуральских комплексах типа Большого Бугодка IV, Суртанды VI, Мурата и Мыса Безымянного (Матюшин, 1976). Однако в неолитической индустрии Устюрта нет треугольников и сегментов, трапеции более миниатюрны и симметричны по сравнению с южноуральскими, более ранними. Имеется сходство с индустрией Бешбулака 14 (скопление 1) и Бешбулака 15 (Чалая, 1972; Виноградов, 1981, с. 97; Авизова, 1986, с. 18). В целом же устюртский комплекс отличен не только по типам заготовок, вторичной обработке, но и по набору изделий, в котором плечиковые сверла, пластины с выделенной головкой, резчики, скребки на отщепах и другие орудия являются не характерными.

Возможно, аланская группа памятников, выделяющаяся среди других устюртских комплексов, окажется самостоятельным культурным явлением или поздним этапом в развитии одной из культур неолита Устюрта. Для более обоснованного решения этого вопроса нужны новые данные и сравнительные разработки, выходящие на четко стратифицированные памятники соседних областей.

По разработкам А.К. Авизовой (1986, с. 19), айдаболская культура ориентировочно укладывается в рамки позднего мезолита — среднего неолита и имеет три этапа развития. К раннему (мезолитическому) отнесены материалы Айдабола 25, Чурука 10, к среднему (ранненеолитическому) — Айдабола 20, Чурука 2 и других. Нам представляется, что по набору и облику трапеций и другим чертам материалы этого периода следует считать позднемезолитическими, что аргументировано в соответствующих разделах выпуска «Мезолит СССР».

А.В. Виноградов (1968а) выделял в неолите Устюрта 3 группы памятников. К ранней отнесены материалы Булак 3, Косбулак 5, Чагала, Утебай, Депме 7. Здесь преобладают орудия из пластин, нет скребков на отщепах и двусторонне обработанных наконечников стрел. К поздней группе отнесены комплексы Депме 1, 6, Чурук, Косбулак 2, 3. В их индустрии сочетаются концевые скребки на пластинах и отщепах, двусторонне обработанные наконечники стрел листовидной формы с черешком или выемкой в основании, пластины с притупленным краем, с выемками, скошенным концом, резцы. Самую позднюю группу образуют Киндерли, Белеули 1, 2, Казахлы, Булак 1, где преобладают орудия из отщепов, присутствуют треугольные двусторонне обработанные наконечники стрел с черешком. Хронологические границы неолита Устюрта определялись А.В. Виноградовым IV–III тыс. до н. э.

Эта датировка оспаривалась Н.Д. Прасловым (Праслов, Настюков, 1973), который предполагал, что некоторые материалы Устюрта (Сай-Утес, Бесшимрау) древнее IV тысячелетия. Наличие в них двусторонне обработанных наконечников стрел, может быть, и не случайно, так как эти формы появляются уже в слое 5а Джебела и слое 4 Дам-Дам-Чешме 1. Можно думать, что геометрические орудия, представленные трапециями симметричных и асимметричных очертаний, нередко с вогнутым верхним краем (рогатые), наконечники стрел кельтеминарского типа, концевые скребки на пластинах и микроскребки, резцы и другие архаического облика изделия служат датирующими признаками для выделения ранних комплексов. Отсутствие перечисленных форм орудий, преобладание скребков на отщепах, разнообразие двусторонне обработанных наконечников стрел и дротиков, количественное уменьшение пластин и микропластин — датирующие признаки позднего комплекса. Эти черты носят материалы Косбулака 2, 3, Белеули 1, 2, Киндерли (Виноградов, 1968б; Виноградов, Шолохов, 1970). Критерии для выделения промежуточных комплексов Устюрта пока трудноуловимы. Не внесла ясности и трехэтапная периодизация Е.Б. Бижанова (1978), согласно которой материалы первых двух этапов, отражающие ранний и развитой неолит, практически неотличимы.

О периодизации мезолита и неолита Северо-Западного Устюрта (Бижанов, 1982, с. 30) можно сказать то же самое. Из четырех хронологических групп айдаболских стоянок две ранние отнесены им к развитому и позднему мезолиту, две другие (третья и четвертая) — к раннему и позднему неолиту. В третью группу включены стоянки Айдабол 2, 4, 14, 15, 20, характеризующиеся крупными удлиненными симметричными трапециями и единичными асимметричными формами, пластинами с притупленным краем, скошенным концом, скребками концевыми и на отщепах, двустороннее обработанными наконечниками стрел (Бижанов, 1982, с. 32). Но этими же чертами он характеризует и вторую (мезолитическую) группу памятников, которая датируется VII–VI тыс. до н. э., по аналогии с янгельской культурой Южного Урала. Третья же синхронизируется с Агиспе, Саксаульской, Шулкум I, Пеньками I, джейтунской культурой, слоями 5а-5 Джебела. Однако по аналогии с Учащи 131 эту группу памятников Е.Б. Бижанов датирует VI–V тыс. до н. э., что не согласуется с хронологией джейтунской культуры и соответствующих слоев Джебела, возраст которых — конец VII–VI тыс. до н. э. Такая же расплывчатая датировка дана для четвертой группы устюртских стоянок, в которую включены Айдабол 1, 5, 7, 13, 17, 19, 23, 24, 26, Джарынкудук 2 и 3. Типологическая характеристика материалов повторяет вышеописанную, данную для третьей группы. К числу отличительных черт отнесены отсутствие геометрических форм, разнообразие двусторонне обработанных наконечников стрел, более редкая встречаемость пластин с притупленным краем, скошенным концом и резцовым сколом (Бижанов, 1982, с. 32). Количественные показатели при этом не приводятся. Определение возраста рассматриваемой группы — IV–III тыс. до н. э. — весьма проблематично.

С нашей точки зрения, среди памятников третьей и четвертой групп есть и более ранние, мезолитические (Айдабол 7, 14, 15, 20 и 23).

Относительно ясен вопрос о генетических корнях неолитических комплексов Устюрта, восходящих к местному мезолиту и продолжающих технические традиции предшествующей эпохи.

Расположение стоянок на берегах заливов, руслообразных понижений, родников, сезонных такырных озер, вблизи от неглубоких грунтовых вод в условиях увлажненного климата свидетельствует о благоприятных природных условиях и режиме водообеспеченности. По данным изучения орудий труда, первостепенную роль в хозяйстве обитателей стоянок играла охота, с которой связано от 36 до 46 % орудий труда, в том числе вкладышевые ножи для разделки туш, составное метательное оружие, наконечники стрел. В домашних промыслах важное место занимала обработка кости, рога, дерева и шкур (Авизова, 1986, с. 21).

Население неолитического Устюрта поддерживало тесные связи с соседними племенами, развивало общие культурные традиции. Об этом свидетельствуют черты сходства с индустриями Прикарабугазья, Прибалханья, Дарьясая и Южного Урала.

Наличие кратковременных стоянок с ограниченным инвентарем и долговременных мест обитания позволяет заключить, что они оставлены передвигающимися небольшими охотничьими общинами с архаической общественной структурой (Массон, 1976, с. 133).

Неолит Центральной Ферганы.

В 1958 г. в районе оз. Дам-Куль Н.Г. Горбуновой и Б.З. Гамбургом были открыты первые неолитические местонахождения кремневых орудий.

В 1963–1964 гг. Ю.А. Заднепровский (1966) обнаружил в Центральной Фергане 20 пунктов с аналогичными находками. В 1965 г. территория Ферганы обследовалась У.И. Исламовым, а в 1967, 1969, 1970 гг. в тех же районах вел исследования В.И. Тимофеев. Сейчас здесь известно около 100 памятников. Больше всего материала дали Сарык-су, Тайпак 1, 2, 4, 6, 8-12, Янги-Кадам 1-35, Замбар 1, 3–6, северная мадьярская группа стоянок. Все это развеянные стоянки, но, по мнению геологов, находки переотложены в малой степени. О том же свидетельствует типологическая однородность инвентаря.

Перед нами специфическая индустрия ярко микролитоидного облика, что отличает ее от других материалов Средней Азии. Основными заготовками были микропластинки, основным типом ретуши — заостряющая, нанесенная по двум краям изделия со стороны брюшка, ведущими орудиями — микроскребки округлой формы и ножевидные пластины с односторонней ретушью (Коробкова, 1975). К особенностям ферганской индустрии следует отнести отделку подавляющей массы микропластин ретушью с брюшка, а также прием ретуширования микропластин со спинки по верхнему выпуклому концу. Подобные микропластинки не известны ни в джейтунской, ни в кельтеминарской, ни в гиссарской культурах. Широко распространенные в неолитических памятниках Средней Азии микропластинки с притупленной спинкой и скошенным концом в Фергане единичны, как и вкладыши серпов с косой заполировкой, свидетельствующей об изогнутой форме рукоятки, в которую вкладыши вставлялись под углом. Подобные жатвенные орудия встречаются только в Фергане и не известны в других неолитических комплексах Средней Азии. Типичны ножевидные пластины с ретушью, микроскребки округлой и сегментовидной формы, редки долотовидные изделия, двусторонне обработанные наконечники стрел, проколки, сверла, скобели. Керамика не обнаружена. Встречаются подвески округлой формы из мраморовидного известняка с просверленным отверстием. Ряд архаических черт позволяет судить о раннем возрасте неолита Центральной Ферганы. Важно сходство микропластин и микроскребков с аналогичными изделиями Мачайской пещеры (Исламов, 1975), датированной 7560±110 (ЛЕ-982), т. е. 5600 г. до н. э., что подтверждает возраст ферганских материалов — VI тыс. до н. э. (Коробкова, 1966; 1969б).

Топография ферганских стоянок и результаты трасологического анализа находок позволяют предполагать, что они принадлежали племенам охотников, владевших составным копьем, и рыболовам, селившимся по берегам полноводных в то время рек и озер. Возможно, существовало и собирательство, о чем свидетельствуют находки вкладышей серпов со следами жатвы диких злаков или травы.

Небольшие размеры большинства стоянок, удаленность их от водных артерий и бедность инвентаря позволяют предполагать, что это остатки временных охотничьих стойбищ или лагерей. Таковы пункты IV–XV, XVII, XVIII Ю.А. Заднепровского. Памятники, расположенные по берегам крупных водотоков или осушенных ныне озер и содержащие богатый и разнообразный инвентарь — Мингбулак, Тайпак 1, 2, 8-12, Узун-Куль 1, Замбар 3 и др., по-видимому, были базовыми долговременными стоянками. Генезис ферганской неолитической культуры следует искать в местном мезолитическом пласте, представленном равнинными (Ащи-Куль, Янги-Кадам 21, Бекабад 3,4, Шор-Куль 1, 2, Иттак-Кала 1, 2, Замбар 2, пункты II, III, XVI, Бахрабад) и пещерными (Обишир I, V, Ташкумыр) местонахождениями.

Неолит бассейна р. Мургаб.

Первые сведения о неолите бассейна р. Мургаб стали известны благодаря работам А.А. Ляпина напротив пос. Тахта-Базар в 1965 г. Здесь были собраны кремневые изделия неолитического времени. В 1970-х годах разведками Сарыязинской экспедиции, руководимой Х.Ю. Юсуповым, выявлены новые памятники с аналогичным материалом (Юсупов, 1977). Стоянки расположены на правом берегу р. Мургаб между Чилимкыром и Екедешиком на верхней надпойменной террасе. Всего открыто пять местонахождений (Тахта-Базар 1, 2, 3, 3/4, 4). Культурный слой разрушен. Кремневые изделия локализуются скоплениями в котловинах выдувания, в 300–500 м друг от друга. Границы между ними четкие и свидетельствуют о незначительной переотложенности находок. Наиболее представительными памятниками оказались Тахта-Базар 2 и 3, давшие 1690 и 625 кремневых изделий соответственно. Для индустрии типична пластинчато-отщеповая техника расщепления с преобладанием микропластин и средних пластин изогнутого профиля. В наборе типов изделий (рис. 40, 74-102) определяющее место занимают выемчатые пластины и отщепы, вкладыши с притупленным краем, с притупленным краем и скошенным концом, симметричные и асимметричные трапеции удлиненных и укороченных пропорций, в том числе с выемкой на верхнем крае («рогатые»), и миниатюрных размеров. Уникальны галечные орудия: чопперы, чоппинги, скребла, обработанные гальки. Встречено одно шлифованное тесло и вкладыш серпа.

Расположение мургабских стоянок на стыке трех культурных общностей — джейтунской на западе, гиссарской на востоке и кельтеминарской на севере — наложило определенный отпечаток на облик тахтабазарской индустрии. По наличию галечного элемента последняя напоминает гиссарскую, однако в Тахта-Базаре он единичен. Некоторое сходство прослеживается с джейтунской культурой, что проявляется в находках большого количества трапеций (16–19 %), незначительной серии концевых скребков без ретуши на продольных краях, представительной группы многовыемчатых пластин. С кельтеминаром Тахта-Базар роднит наличие микропластин с притупленным краем и скошенным концом, резчиков. Вместе с тем отмеченное сходство ничтожно по сравнению с теми различиями, которые прослеживаются в технике расщепления, вторичной обработки, наборе типов изделий и соотношении их основных видов. Пластинчатая индустрия Тахта-Базара обладает яркими самобытными чертами, выделяющими ее среди синхронных памятников сопредельных территорий. Это обстоятельство позволило поставить вопрос о выделении мургабских стоянок в особую тахтабазарскую культуру (Коробкова, Юсупов, 1979, с. 80; Коробкова, 1987). Однако отсутствие среди них стратифицированных комплексов затрудняет окончательное решение данного вопроса.

Ранненеолитический возраст мургабских памятников не вызывает сомнения. Высокий процент геометрических микролитов, их набор, морфологический облик и размеры, наличие изделий на крупных пластинах, характер галечных орудий разрешают сопоставлять тахтабазарский комплекс с материалами среднего этапа джейтунской культуры, представленного восточной группой поселений (Лоллекова, 1979; 1980), и ранним периодом гиссарской культуры (Ранов, 1985, с. 29). В абсолютных цифрах дата мургабского неолита может быть ориентировочно определена VI тыс. до н. э.

Пещера Мачай.

По мнению В.А. Ранова (1985, с. 13), к одному из локальных вариантов гиссарской культуры следует относить пещеру Мачай, в районе которой еще в довоенные годы были обнаружены отдельные отщепы гиссарского облика. Однако это заключение недостаточно аргументировано. Судя по характеру мачайской индустрии, она обладает определенной спецификой, что отмечал и ее исследователь У. Исламов (1975). Вместе с тем, отнесение автором данного памятника к эпохе мезолита вызывает сомнение. Нам представляется, что комплекс пещеры Мачай является неолитическим.

Пещера Мачай была открыта в 1937 г. Г.В. Парфеновым. Она расположена в Сурхандарьинской долине на правом берегу р. Мачай. В конце 30-х годов пещеру посещают М.Э. Воронец (1937; 1955) и А.П. Окладников (1945), которые выделили в ней два культурных слоя — мустьерского (нижний) и мезолитического (верхний) времени. Раскопки в пещере производились в 1937–1938 гг. Г.В. Парфеновым и в 1970–1971 гг. У. Исламовым. Последнему исследователю удалось доказать одновременность обоих слоев, которые он отнес к мезолиту (Исламов, 1975, с. 30). Материал пещеры включает фаунистические остатки и богатую коллекцию каменных и костяных изделий. По данным У. Исламова (1975), сырьем для изготовления орудий служил доломит и реже — кремень. Для индустрии типична микролитическая техника расщепления с некоторыми элементами галечной. В качестве ведущих заготовок использовались микропластины и средние пластины. Типичны призматические, клиновидные с торцовым скалыванием одноплощадочные нуклеусы. В наборе орудий показательны концевые скребки с ретушированными боковыми краями, округлые микроскребки, овальные скребла, выемчатые изделия. Единичны резцы, микроострия и массивные острия с подтеской концов, галечные чопперы, чоппинги, гальки и пр.

Среди костяных предметов шилья, лощило для кожи, оправа для вкладышевого орудия, нож, подвеска. У. Исламов отмечал сходство с обиширской мезолитической культурой (Исламов, 1975, с. 36). По мнению Г.Ф. Коробковой, отсутствие геометрических микролитов, использование микропластин и средних пластин, набор орудий сближают Мачай с ранненеолитическими материалами Центральной Ферганы (Коробкова, 1969, с. 127; Исламов, Тимофеев, 1977, с. 10; Исламов, 1985). В то же время наличие выразительной коллекции галечных орудий и костяных изделий отличает Мачай от центральноферганских комплексов и заставляет искать ему аналогии в галечных культурах неолита. Таким образом, вопрос о культурной принадлежности комплекса Мачай остается открытым. Однако по характеру кремневого инвентаря памятник не может быть отнесен к локальному варианту гиссарской культуры. Несмотря на некоторое сходство, недостаточно оснований для прямого сближения Мачая с обиширской культурой, обладающей чисто мезолитическим комплексом. Больше всего мачайская индустрия тяготеет к центральноферганскому неолиту, в котором четко выделяются равнинный и пещерный комплексы. Не исключено, что подобная зональная специфика проявится и в Сурхандарьинском регионе, и в таком случае Мачай будет представителем пещерного неолита.

Хронология пещеры Мачай определяется сравнительно-типологическими сопоставлениями, которые позволяют датировать ее ранним неолитом. На это указывает и абсолютная дата верхних слоев, соответствующая 7555±110 лет от наших дней (Исламов, 1975, с. 106) или 5600 лет до н. э. Это время среднего Джейтуна, дарьясайских комплексов и раннего периода гиссарской культуры.

Хозяйство обитателей пещеры следует оценивать как комплексное скотоводческо-охотничье-собирательского типа. В нем большую роль играло скотоводство (находки костей овец и коз) и охота на джейрана, кабана и других животных, включая волка. Генезис мачайского комплекса следует искать в обиширской культуре.

На огромной территории от Волги до Алтая выявлено до 400 памятников, которые принято относить к неолиту (Алпысбаев, Чалая, Черников, 1977). Большинство из них — развеянные стоянки, где собрано некоторое число кремней и — реже — отдельные фрагменты керамики, поэтому не исключено, что эти материалы относятся частично и к другим эпохам. Их никак нельзя считать полноценными комплексами. Только на северо-востоке Казахстана ряд стоянок исследован раскопками и получены надежные комплексы. К сожалению, тут плохо сохраняются керамика и костные остатки, и основным материалом остаются кремневые орудия.

Попытки дать общую для всего Казахстана периодизацию неолита (Чернецов, 1953) и выделить археологические культуры (Формозов, 1951; Черников, 1970) признания у специалистов не получили. Исходя из этого обзор неолитических памятников Казахстана будет вестись по территориальному принципу.

Западная группа памятников.

На западе Казахстана значительное число стоянок выявлено в Северном и Восточном Приаралье, в древней дельте Сырдарьи и долинах Иргиза, Сагиза и Эмбы (рис. 41, 1-26). Материал в большинстве случаев собран геологами и зоологами на поверхности, в котловинах выдувания среди песков. Только несколько пунктов обследовано археологами (Виноградов, 1959).

Преобладающий тип изделий на стоянках — орудия из пластины длиною 3–5 см, шириной — 0,5–1,2 см, концевые скребки, лезвия с заостренным ретушью рабочим краем, пластинки с притупленной спинкой, косые острия, реже — резцы и наконечники стрел. Среди последних встречаются короткие, с усеченным основанием и длинные асимметричные — кельтеминарского типа. Их дали стоянки Саксаульская (Формозов, 1959б), Шулкум (Виноградов, Кузьмина, Смирин, 1973) в Приаралье, Ак-Кум на Сагизе и Кок-Тубек на Эмбе (Формозов, 1950а; 1951). Большинство наконечников имеет двустороннюю обработку и выемку в основании. На стоянке Агиспе в Северном Приаралье есть серия трапеций (Формозов, 1949). Единичные трапеции найдены в Саксаульской и Шулкуме. Нуклеусы в основном конические с односторонней и — реже двусторонней или круговой обработкой.

Среди стоянок намечаются две группы. В первой — пластинчатые орудия изготовлены из яшмы, халцедона, кремня, во второй — из кварцита и имеют более грубый характер. Встречаются крупные, широкие пластины, массивные наконечники дротиков. На стоянке Ак-Кум на Сагизе вместе с орудиями из пластин найдены шлифованные клиновидные топоры. Предполагается, что стоянки с кремневым инвентарем древнее стоянок с кварцитовым. Там уже нет геометрических орудий, и ранняя микролитическая техника уступает место иной.

Фрагменты керамики с этих стоянок содержат в тесте примеси толченой раковины и — реже — растительные или дресвы. Сосуды были круглодонными и слабопрофилированными. Орнамент обычно штампованный: зигзаги и елочки из гребенчатых отпечатков, иногда оттиски шагающей гребенки. Меньше применялись прочерченные узоры из волнистых линий, насечки, оттиски гусеничного штампа. Орнаментировалась вся поверхность сосуда.

А.А. Формозов (1949) отнес стоянки Западного Казахстана к кельтеминарской культуре. А.В. Виноградов (1968б), не отрицая черт сходства между стоянками этого района и Хорезма, обратил внимание и на различия.

Вероятно, следует говорить о кельтеминарской культуре Хорезма и о большой кельтеминарской культурной общности, охватывающей и Хорезм, и Западный Казахстан. При этом наибольшая близость к памятникам Хорезма наблюдается у стоянок Приаралья и наименьшая — у стоянок Иргиза.

Обитатели стоянок Западного Казахстана занимались в неолите, видимо, охотой, рыболовством и собирательством. В Саксаульской на поверхности найдены кости как диких (джегитай, джейран, сайга), так и домашних (бык, овца) животных. Это может указывать на переход местного населения от охоты к скотоводству. Однако нет твердой уверенности в принадлежности костей к тому же комплексу, что и каменные орудия.

Южная группа памятников.

На южных и северных склонах хребта Каратау Х.А. Алпысбаев (1969; 1972а; 1972б; 1977) обнаружил ряд неолитических стоянок. Особенно важен пещерный памятник Караунгур в 56 км северо-восточнее Чимкента. При раскопках выявлено пять культурных слоев. В неолитическом — обнаружены очаги округлой формы, углубленные на 20 см. Встречены (рис. 41, 27–30, 43, 45, 49, 57–53) карандашевидные и конусовидные нуклеусы, микропластинки с притупленным краем и скошенным концом, проколки, выемчатые пластины, скребки на отщепах, наконечники стрел кельтеминарского типа, трапеции, каменные песты. Среди костяных орудий (рис. 41, 53–54, 61–67) — иглы, шилья, лощила, зубчатый штамп, обломки скребковых инструментов из лопаток животных. Керамика представлена круглодонными сосудами, окрашенными красной краской. Прием окраски сосудов, видимо, появился здесь не без влияния раннеземледельческих районов Средней Азии. Верхняя часть некоторых сосудов орнаментировалась зубчатым штампом, узорами в виде елочки, вертикальных полос и т. п. Найдено пять фигурок из фаланг диких животных, костяные подвески и бусы, клыки с нарезным орнаментом (рис. 41, 55, 56, 57–60, 68), украшения из створок раковин. Определены кости лисы, дикой свиньи, архара, марала, косули, медведя, оленя, дикого быка, зайца, фазана, кеклика, черепахи, а также собаки и предположительно домашнего быка (Макарова, 1973).

По материалам пещеры Караунгур и стоянки Таскотан в Кызылкумском р-не Чимкентской обл., где на поверхности собраны типичные изделия из кремня и отходы кремнеобработки, можно говорить о близости каменного инвентаря и керамики данного района к материалам Джанбас 4 и других стоянок Акчадарьинской дельты. Это позволяет включать юг Казахстана в кельтеминарскую культурную общность. Отмечается и сходство стоянок Южного Казахстана с дарьясайскими. Показательны «рогатые трапеции», представленные в обоих районах (рис. 41, 25, 26, 31–41, 46–48, 52).

Центральная группа памятников.

К этой группе отнесены стоянки Кара-Тургая, Караганды, Джезказгана, Бетпак-Далы и Прибалхашья. Здесь выявлено около 200 местонахождений. В бассейне р. Кара-Тургай известно свыше 40 стоянок. На двух (4 и 5) сохранился культурный слой (Чалая, 1969; 1970; 1971). Техника расщепления камня пластинчатая, микролитического типа. Нуклеусы имеют призматическую и клиновидную форму, одну скошенную подправленную площадку. Имеются также микропластинки с притупленным краем, со скошенным концом и с ретушью на краях, пластины с выемками, со специально выделенным концом или головкой. Есть скребки концевые, хотя преобладают орудия на отщепах. Единично представлены миниатюрные трапеции, проколки, сверла, резцы. Много двусторонне обработанных наконечников стрел и копий.

Стоянка 4 расположена на I надпойменной террасе левого берега р. Кара-Тургай. В сохранившемся культурном слое вместе с кремнем обнаружены фрагменты сосудов с примесью крупнозернистого песка. Венчики отогнуты, орнамент только у горловины и нанесен отступающей палочкой. Стоянка 5 залегала ниже стоянки 4, на глубине 2,8 м от дневной поверхности и, следовательно, древнее ее.

Стоянки Тактайкопир 1 и 2 расположены на берегу р. Сарыозен. Найдены скребки из отщепов и пластин, пластины с ретушью, обломки двусторонне обработанных наконечников стрел, фрагменты керамики, кости животных. Сосуды с примесью песка в тесте. Шейки прямые или слегка отогнутые наружу. Обнаружен сосуд бомбовидной формы без орнамента. Ряд сосудов был украшен горизонтальными поясами насечек и ямочными вдавлениями. Стоянки Сарыкоп 1 и 2 близки по составу и характеру инвентаря. В пункте 2 найдена керамика, украшенная треугольниками, ромбами, вертикальными и горизонтальными зигзагами. Эти узоры оттиснуты гладким и зубчатым штампом или прочерчены (Логвин, 1976).

Стоянки Северо-Восточного Прибалхашья известны по сборам в местах у родников и пересыхающих речек. По данным Л.А. Чалой (1971), для них характерна пластинчато-отщеповая индустрия, в которой орудия из пластин и отщепов представлены равным процентом. Имеется одна «рогатая» трапеция.

Для джезказганской группы стоянок, охарактеризованной Л.А. Чалой (1971), типичны два вида стоянок — долговременные, приуроченные к речным террасам, и кратковременные у родников. Для родниковых местонахождений характерны макроформы: крупные массивные орудия, оформленные грубой ретушью, единичные пластины. Вкладышевые изделия отсутствуют, за исключением одной трапеции. Инвентарь речных стоянок представлен, наоборот, микролитическими формами, изготовленными из ножевидных пластин и сечений.

В Бетпак-Дале ряд местонахождений обследовал А.К. Акишев (1976). На стоянке Белеуты I в Карсакпайском р-не Джезказганской обл. собраны призматические нуклеусы, ножевидные пластины, скребки, проколки, двусторонне обработанные листовидные наконечники стрел, крупные ножи на пластинах с боковой выемкой. Есть шлифованный топор и несколько грубых скребел. Фрагменты керамики имеют растительные примеси и дресву. В районе Караганды исследовано несколько десятков стоянок: кратковременные стойбища, расположенные в песках у родников, не сохранившие культурного слоя (Карабас, Спасск и др.) и долговременные поселения (Караганда 15 и Зеленая Балка 4). Последние исследованы раскопками (Клапчук, 1965; 1969; 1970).

На стоянке Караганда 15, в 10 км к югу от города, М.Н. Клапчук выделяет шесть слоев эпохи неолита и палеометалла. В VI–V горизонтах обнаружены две полуземлянки глубиной 0,6 м, размером 8×1 м, а два других жилища — во II культурном слое — наземного типа, овальные в плане, размерами 8×3 и 3×2 м, с полами, покрытыми плоскими плитами. В ходе раскопок собрано свыше 6000 каменных изделий (рис. 41, 72–74, 78–84, 86–88, 90–98, 104–106). Наиболее насыщен третий горизонт. 74, 5 % орудий составляют скребки, изготовленные преимущественно из отщепов (84,5 %). Наконечники стрел треугольной формы с вогнутым или овальным основанием, с черешком и листовидные. Наконечники копий или дротиков двусторонне обработанные, листовидные. Встречаются трапеции, резцы, проколки, микропластинки с притупленным краем, двусторонне обработанные топоры и тесла, выпрямители для древков стрел, каменные бусины. Керамика невыразительна.

По определению Н.К. Верещагина, Э.А. Вангенгейм, Б.С. Кожамкуловой, кости из VI–IV горизонтов принадлежат диким животным: бизону, быку, лошади, а из III–II — домашним: корове, овце, лошади.

Группа стоянок исследована экспедицией Целиноградского областного музея в среднем и нижнем течении р. Кулан-Утпес на северо-восточных отрогах Улутауских гор, в верховьях р. Атасу, на оз. Ангренсор. Выявлено около 50 местонахождений на песчаных буграх и сопочниках (Актюбе, Атинтай и др.) и несколько долговременных стоянок, на которых выявлен культурный слой, — Ангренсор 2, Карагуен 3, Жанбобек 4, Кара-Тюбе 2, Атинтай 2 (Волошин, 1975; 1976). Мощность культурных отложений — 30–50 см. Обнаружены кремневые изделия, кости животных, фрагменты керамики без орнамента. Среди орудий трапеции, наконечник стрелы треугольной формы и с выемкой в основании, скребки, ножевидные пластины, сечения. Интересен клад кремневых предметов, обнаруженный в специальной яме на стоянке Атинтай 2.

В культурном отношении памятники Центрального Казахстана нельзя счесть чем-то единым ни по используемому сырью, ни по технике расщепления, ни по составу инвентаря, ни по керамике. В каратургайской группе стоянок заметно влияние микролитической техники, хотя большая часть орудий изготовлена из отщепов, в том числе скребки и выемчатые изделия.

Группа памятников в Северо-Восточном Прибалхашье характеризуется индустрией на отщепах с минимальной долей пластинчатости и микролитоидности.

Труднее охарактеризовать стоянки Бетпак-Далы, целиноградской и джезказганской групп. Материал из этого района находит аналогии в инвентаре Прибалхашья и в каратургайских памятниках, так что Л.А. Чалая (1971) выделяет даже каратургайско-балхашский ареал. По ее мнению, прибалхашские и каратургайские стоянки оставлены одними и теми же племенами, совершавшими длительные переходы во время сезонной охоты. Если это так, то памятники джезказганской группы и Бетпак-Далы, расположенные на пути перемещения охотников, оставлены теми же племенами. С.С. Черников (1970) также полагал, что Тургай и Бетпак-Дала были заселены одними и теми же племенами, но в разное время года. Сложнее с джезказганской группой, представленной двумя типами материала, различающимися по техническим традициям в изготовлении орудий. Возможно, стоянки с микроинвентарем следует относить к тургайско-балхашскому ареалу, а с макролитическими формами рассматривать как памятники иного культурного круга или позднего хронологического этапа.

В карагандинской группе также обнаружены памятники с пластинчато-отщеповой индустрией, характеризующейся микролитической техникой. Это местонахождения в бассейне рек Кенжебайсай, Коктас и Карасай (Клапчук, 1965). Преимущественно индустрией на отщепах с небольшой долей пластинчатости и микролитоидности отличаются стоянки правого берега р. Сары-Су и оз. Сары-Узень, насыщенные макроорудиями. Л.А. Чалая (1971) выделяет особый карагандинский ареал.

В хозяйстве неолитических обитателей Центрального Казахстана особую роль играла охота на копытных, преследуя которых, они совершали длительные переходы. На определенном этапе развития уже было известно скотоводство, о чем могут свидетельствовать находки костей домашних животных в поселениях Караганда 15 и Зеленая Балка 4.

Восточная группа памятников.

К восточной группе отнесены стоянки Восточно-Казахстанской и Семипалатинской обл. Их свыше 40. Среди них долгого временные многослойные поселения (Усть-Нарым, Мало-Красноярка, Трушниково) и следы кратковременного обитания, представленные подъемным инвентарем.

Поселение Усть-Нарым расположено в Большенарымском р-не Восточно-Казахстанской обл., в 1 км от современного русла р. Иртыш. В 1952–1956 гг. С.С. Черников (1970) вскрыл здесь 800 кв. м. Верхний слой относится к андроновской культуре, нижний — к неолиту, между ними — стерильная прослойка (0,7–1,2 м). Неолитический слой залегал на глубине 1,7–2,2 м от поверхности, толщина его 0,80-1,30 м. Вскрыты остатки пяти жилищ, 25 очагов, 19 хозяйственных ям. Жилища прослеживались в виде темных пятен. Следы каких-либо конструкций не сохранились. Отчетливо выделялись остатки жилища размером 7×2–3 м, где обнаружены четыре очажных пятна и две хозяйственные ямы, заполненные рыбьими костями. По предположению С.С. Черникова, это были шалашеобразные постройки или чумы. Пять очагов имели каменные вымостки.

Коллекция Усть-Нарыма включает около 16 тыс. орудий и свыше 400 тыс. отщепов и осколков кремнистых пород (Коробкова, 1969). Найдены микропластинки с притупленным и заостренным краем, проколки, отбойники, ретушеры, абразивные инструменты, тесла, топоры, долота, скобели, вкладыши серпов, ножи на крупных пластинах с двусторонней обработкой, сверла, наконечники стрел и копий. Больше всего скребков — 250 экз. Преобладают скребки на отщепах, есть плитчатые в виде диска. Костяные орудия представлены оправой для вкладышевого однолезвийного ножа, шильями, иглами, игловидным наконечником копья длиной 18,5 см, кинжалом с двумя продольными пазами, ножами для чистки рыбы, лощилом, скребковым орудием, игольником. Украшениями служили просверленные раковины. Керамика тонкостенная, с примесью песка и слюды в тесте, украшенная горизонтальными оттисками зубчатого и гладкого штампов, елочкой, сеткой, вертикальными насечками, вдавлениями.

Определены кости домашней овцы и козы и диких животных: быка, марала, косули, кабана, бобра, лисы, сурка.

В юго-западной части поселения Усть-Нарым обнаружены два погребения. В одном похоронены пожилой мужчина и подросток. Под ребрами подростка найден составной кинжал. В другом — в скорченном положении на спине погребен мужчина без инвентаря. Антропологический тип погребенных европеоидный.

Коллекции из Усть-Нарыма, Мало-Красноярки, Трушниково и с Семипалатинских дюн идентичны по технике расщепления камня, вторичной обработке, набору орудий, орнаментации керамики, что позволяет говорить об их однокультурности. С.С. Черников (1970) и Г.Ф. Коробкова (1969) пишут поэтому об особой усть-нарымской культуре, объединяющей памятники Восточного Казахстана. Эта культура складывалась в контакте с кельтеминарской культурной общностью (о чем свидетельствуют наконечники стрел, микропластинки с притупленным краем, со скошенным верхним концом, мотивы орнаментации керамики), с сибирским (прибайкальско-забайкальским) и алтайским неолитом (идентичны сырье, приемы расщепления камня и оформления некоторых заготовок, типы нуклеусов, в том числе двусторонне обработанные, уплощенные ядрища, скобели на сланцевых плитках, наконечники стрел двусторонней отделки, оправы составных ножей, кинжалов, вкладыши в виде прямоугольников, оформленные сплошной ретушью с двух сторон, стержни от рыболовных составных крючков, плитчатые орудия, костяные изделия). Большое сходство материалы Усть-Нарыма обнаруживают и с неолитом Центрального Казахстана (общность форм нуклеусов, рубящих двусторонне обработанных орудий, выпрямители для древков стрел, форма скребков, плитчатые изделия, идентичная обработка пластин и микропластин). Отдельные черты сходства можно заметить и с южноуральскими неолитическими комплексами (ножи в виде сапожной колодки, дисковидно-плоские сланцевые скребки, выпрямители для древков стрел). Эти аналогии Л.Я. Крижевская (1968) объясняет существованием большой единой южноуральско-казахстанской этнокультурной общности, распадавшейся на варианты, соответствующие археологическим культурам. С.С. Черников (1970) ставил вопрос о генетической связи усть-нарымской и андроновской культур. Время существования усть-нарымской культуры — поздний неолит; в абсолютных датах — III тыс. до н. э. (Окладников, 1956; Черников, 1970; Коробкова, 1969). Хозяйство усть-нарымских племен было основано на охоте, собирательстве и рыболовстве, меньшее значение имели скотоводство и земледелие.

Северная группа памятников.

В пределах Северо-Казахстанской, Кустанайской, Кокчетавской, Целиноградской и Павлодарской областей выявлено более 200 неолитических памятников. Здесь, в условиях лесостепи, поселения имели более долговременный характер, чем в южной пустынной части республики. Отмечены четкие культурные слои, остатки жилищ.

В Кустанайской области известна серия разрушенных стоянок, давших большой подъемный материал. Стоянка на оз. Светлый Джаркуль содержала много наконечников стрел на пластинках и двусторонне ретушированных с выемкой в основании. На фрагментах керамики — отпечатки шагающего гребенчатого штампа. Около стоянки на глубине 2 м обнаружено погребение, сопровождавшееся ножевидной пластиной с ретушью, двусторонне обработанным орудием и полированным сверленым молотом (Формозов, 1956).

В конце 70-х годов в северной части Тургайского прогиба, расположенного в Кустанайской области, открыто свыше 10 памятников, объединенных В.Н. Логвиным в маханджарскую культуру (Логвин, 1980, с. 17). Определяющей стоянкой является Соленое озеро 2, где сохранился культурный слой. На площади распространения находок обнаружена линза темно-серого — черного песка, менее насыщенная артефактами, чем окружающее ее пространство. По предположению В.Н. Логвина (1982, с. 149), она могла быть остатками жилой площадки. В результате раскопок Соленого озера 2 и сборов подъемного материала на других месторождениях получена богатая коллекция керамики и кремневых изделий.

Посуда содержит примесь песка, обе поверхности сохраняют следы выглаживания щепкой или пучком травы. Для керамического комплекса типичны сосуды вытянутых пропорций с шиповидным дном, высокой отогнутой наружу шейкой, загнутым внутрь венчиком. Поверхность украшалась вертикальными и горизонтальными прочерченными линиями или зигзагообразными полосками, нанесенными зубчатым штампом. Рисунок располагался на шейке, плечиках и придонной части зонами, разделенными продольными колонками. Встречаются фрагменты с зубчатой качалкой, образующей горизонтальные пояса или зоны из вертикальных линий.

В наборе типов кремневых изделий концевые скребки на пластинах и отщепах, выемчатые изделия, пластины с притупленным краем, скошенным концом. Имеются параллелограммы, симметричные и асимметричные трапеции и треугольники, угловые резцы, сверла, двусторонне обработанные наконечники стрел, обломки шлифованных орудий, выпрямитель древков стрел, обломки дисковидного пряслица. В.Н. Логвин сопоставляет кремневую индустрию маханджарской группы со слоями 5а и 4 Джебела, а керамику — со стадиально близкой посудой сурско-днепровской (сурской) культуры Украины, датированной V — началом IV тыс. до н. э. По орнаментальным мотивам и технологии В.Н. Логвин сближает керамику маханджарской группы с керамическим комплексом нижнего слоя стоянки Ташково I (Варанкин, Ковалева, 1979, с. 212). Приведенные отдаленные параллели могут служить лишь некоторым ориентиром в определении относительного и абсолютного возраста рассматриваемых памятников. Столь же ориентировочно и выделение особой маханджарской культуры, статус которой требует дополнительного обоснования.

Памятники Петропавловского Приишимья выделяются в особый Явленский микрорайон. Тут изучено 28 пунктов, расположенных на II надпойменной террасе правого берега р. Ишим (Зайберт, 1979). На стоянке Явленка VI (вскрыто 72 кв. м) обнаружены следы наземного жилища площадью 16–18 кв. м, со столбовой конструкцией. Орудия сделаны из яшмовидной породы. Нуклеусы конические и призматические. Из пластин изготовлены скребки, ножи, трапеции, из отщепов — скребки, ножи и скобели. На недалеко расположенных стоянках Вишневка II, Мичуринское 1а пластинчатых форм меньше и больше двусторонне обработанных изделий. Вероятно, это более поздние памятники.

Керамика везде очень фрагментарна. В Явленке VI и аналогичных стоянках она орнаментирована шагающей гребенкой и ямочными вдавлениями. В поздних стоянках в орнаментации наблюдается зональность узоров, нанесенных гребенчатым штампом, отступающей палочкой, прочерчиванием.

В Кокчетавской области изучен Виноградовский микрорайон на р. Чаглинке, ее притоках и старицах. Около 60 стоянок приурочено к старице Балга-Карасу между пос. Виноградовка и Берлик. На стоянке Виноградовка II при раскопках выделено два слоя: мезолитический на глубине 80–90 см и неолитический на глубине 40–50 см, разделенные стерильной прослойкой суглинка. В неолитическом слое найдены орудия преимущественно из пластин — скребки, резцы, скошенные острия. Керамика тонкостенная, орнаментированная гребенчатым штампом.

На стоянке Виноградовка X (вскрыто 635 кв. м) обнаружены следы округлого жилища площадью 30 кв. м, ямы от столбов и хозяйственные. Среди каменных изделий (2000 экз.) преобладают пластинчатые — скребки, резцы, скобели. Единичны симметричные трапеции, наконечники стрел. Выразительны массивные ножи и скребла на отщепах. Керамика тонкостенная, украшенная оттисками шагающей гребенки и легкими наклонными ямочными вдавлениями. Видимо, Виноградовка X — более поздний памятник, чем вышеописанные.

Тельманский микрорайон расположен у пос. Тельмана Атбасарского р-на Целиноградской обл. Стоянки размещены на I надпойменной террасе Ишима и его правых притоков — Жабай, Ащилы, Аршалы и др. Раскопано восемь памятников. Стоянка Тельмана X исследована полностью (1872 кв. м). В раскопе зафиксировано свыше 200 столбовых и хозяйственных ям. Столбовые — глубиной 5-15 см, диаметром 15–20 см, хозяйственные — глубиной 20 см, диаметром 40–70 см. Следами жилищ являются, видимо, неглубокие западины в слое, где концентрируются столбовые ямы. Орудия изготовлены из серой или светло-коричневой яшмовидной породы валунного происхождения. Нуклеусы конические, клиновидные, призматические. Пластины и изделия из них составляют 20 % коллекции. Много концевых скребков, пластин со скошенным краем, трапеций (82 экз.). Есть сверла, проколки, провертки, резцы угловые и боковые, скобели. Из отщепов делали в основном скребки. Из сланца, песчаника, известняка изготовлены топоры, ретушеры, отбойники. Керамика тонкостенная, слабого обжига, с примесью дресвы, песка и растительности. Сосуды яйцевидные, открытые, диаметром 14–18 см, украшены по всей поверхности гребенчатыми оттисками и мелкими ямочными вдавлениями.

Пункт Тельмана I расположен у небольшого левого притока р. Ишим в 2,5 км к юго-востоку от поселка. В раскопе (776 кв. м) отмечены 18 неглубоких ямок, связанных, скорее всего, с легкой постройкой типа навеса, и очажное пятно. Это не поселение с долговременными жилищами, а мастерская по обработке камня. Выделено пять рабочих площадок, состоящих из мощных (на площадке 2×4 кв. м до 2000 предметов) скоплений расколотого камня и единичных ударных инструментов — отбойников, ретушеров, молотов, абразивных плиток и наковален. Материал в целом идентичен собранному на стоянке Тельмана X.

Стоянка Жабай-Покровка I на берегу оз. Жабай исследована полностью (420 кв. м). Найдены орудия из яшмовидного кварцита, в основном пластины и орудия из них: резцы, пластины со скошенным краем, резчики, скобели. На керамике оттиски гребенчатого штампа.

В.Ф. Зайберт (1979) объединяет исследованные памятники в особую атбасарскую культуру с двумя локальными вариантами — тельманским и явленским — и намечает такую периодизацию памятников (рис. 42).

I. Ранний неолит: Тельмана I, X, VIIIб, XIV, Жабай-Покровка I, Явленка VI, VIII, Виноградовка II (верхний слой). В кремневом инвентаре заметна связь с мезолитом, но к микролитическому комплексу добавились орудия с двусторонней обработкой. Посуда тонкостенная, слабого обжига, с примесью дресвы, крупного песка или растительных остатков, украшенная оттисками гребенчатого штампа, волнистыми резными линиями, легкими ямочными вдавлениями, накольчатым орнаментом.

II. Развитой неолит: Тельмана XII, XV, Виноградовка X, Явленка IV, V, Кокуй I. Микролитическая пластинчатая индустрия постепенно уступает место орудиям из отщепов, иногда с двусторонней обработкой. Из крупных пластин (шириной до 4 см и длиной до 10 см) делали ножи, наконечники стрел, скобели, скребки. Исчезают резцы, пластины с притупленным краем и скошенным концом. Меньше трапеций. Появляются топоры, тесла, макроформы — скребла, ножи, отбойники, молоты. Керамика сохранилась плохо. При ее изготовлении применяли мелкий песок, дресву, иногда растительные остатки. Сосуды тонкостенные, яйцевидные, украшенные оттисками шагающей гребенки, волнистыми и прямыми горизонтальными линиями.

III. Поздний неолит: Тельмана IXб, XIII, XIVб, Иман-Бурлук I, Явленка III, Вишневка II. Исчезает пластинчатая техника, большинство орудий изготовлено из отщепов. Появляются плоскодонные сосуды с геометрическим орнаментом (заштрихованные треугольники). Следующую группу памятников (Кенеткуль III, Пестрое I, Карлуга, Вороний остров) В.Ф. Зайберт считает уже энеолитической. Неолит Северного Казахстана он датирует VI — началом III тыс. до н. э. Важны находки костей домашних быка и овцы на стоянках Тельмана I и X, Виноградовка II и X. Всюду присутствуют остатки лошади, но неясно, дикой или домашней (определения В.П. Данильченко).

К востоку от рассматриваемого района выделяется изученная Л.А. Чалой (1970) новошульбинская группа стоянок на правом берегу Иртыша, в бассейне р. Новая Шульба, включающая пять дюнных местонахождений, отстоящих друг от друга на 500 м. Местонахождение 1 характеризуется микроинвентарем, изготовленным из речных галек. Встречены пластины и их сечения, в том числе с выемками, с заостренным концом, скошенным верхним краем и притупленной спинкой, двусторонне обработанные наконечники стрел подтреугольной формы с вогнутым основанием, концевые скребки на пластинах и отщепах. Фрагменты керамики невыразительны. На местонахождении 2 вместе с аналогичным материалом найдены трапеции симметричных очертаний и микроскребки. В пункте 3 хорошо сохранилась керамика из светлой глины с примесью песка. Венчики прямые или слегка отогнутые наружу. Сосуды орнаментированы гребенчатым штампом, вдавлениями, образующими зигзагообразные линии. Местонахождение 4 аналогично по инвентарю местонахождениям 1–3. Л.А. Чалая отмечает сходство этой группы памятников с материалами Усть-Нарыма, В.Ф. Зайберт считает новошульбинские стоянки смешанными.

В Прииртышье Л.А. Чалая (1971, 1972) изучила еще два памятника. Стоянка Пеньки 1 расположена в 200 км к северо-востоку от г. Павлодара, на границе с Омской обл. Исследователь отмечает наличие остатков культурного слоя и говорит о непереотложенности материала, с чем не согласен В.Ф. Зайберт. Обнаружены остатки наземного жилища с деревянным каркасом (длина — 15 м, ширина — 7 м). В центре расположен очаг диаметром около 2,5 м, глубиной 30 см, с бортиком из прокаленного песка. Два других очага находились у северной и южной стен жилища. Здесь отмечалась и наибольшая концентрация находок. Обнаружено свыше 7500 каменных предметов и 18 фрагментов керамики.

Среди находок преобладают скребки на пластинах и отщепах, пластины с притупленным краем, скошенным концом, с выемками, наконечники стрел треугольной формы с выемчатым или прямым основанием. Есть 25 трапеций симметричной формы (некоторые с выемкой на верхнем крае, отделанные ретушью со стороны брюшка), шлифованные топоры или тесла. Сосуды вылеплены ленточным способом, в качестве отощителя — песок или мелкорубленная трава. Форма их прямостенная, дно округленное или заостренное. Орнамент покрывает всю поверхность. Наиболее часто встречаются волнистые и прямые линии, оттиснутые гребенчатым штампом или отступающей палочкой, и разделенные рядами ямок. Найдены две подвески из клыков, бусины из створок раковин и камня.

Стоянка Пеньки 2 расположена рядом, но гипсометрически выше Пеньков 1. Культурный слой сохранился в виде трех линзовидных пятен прокаленной супеси, оконтуренных зольной полосой и насыщенных находками. Л.А. Чалая (1971) предполагает, что это остатки округлых в плане жилищ. Сырьем для орудий служили кварцит и кремнистый сланец. Типы их другие, чем в пункте 1: исчезли трапеции, резко сократилось число пластин и вкладышей, наконечники стрел в основном двусторонне обработанные, с глубокими выемками и шипами. Толстостенные плоскодонные сосуды с растительной примесью, дно и наружная поверхность заполнены мелким гребенчатым и ямочным орнаментом в виде треугольников, обращенных основаниями вверх. Изредка встречается накольчатый орнамент.

Найдена каменная шлифованная скульптура головы лося с раскрытой пастью. Шея и нижняя челюсть животного украшены косыми параллельными нарезками.

На территории Северного Казахстана известно несколько неолитических погребений. Наиболее интересное открыто в 1955 г. у с. Железинка, южнее пристани Башмачной (Агеева, Максимова, 1959). Обряд захоронения — неполное трупосожжение. Погребальный инвентарь включал тесло, пять каменных и пять костяных наконечников стрел, три копья, костяное шило. Найдены костяная накладка серповидной формы с мелким зубчатым краем (скорее всего гребенчатый штамп), ожерелье из 21 просверленного клыка животных, 14 подвесок и бус из раковин, две фаланги кулана, окрашенные охрой, три миниатюрных баночных сосуда со сферическим дном, украшенные зубчатым и прочерченным орнаментом, образующим горизонтальные и вертикальные пояса из прямых и волнистых линий, покрывающих всю поверхность сосуда.

Завершая обзор материалов по неолиту Казахстана, мы можем отметить их большое разнообразие. Памятники Приаралья тяготеют к кельтеминарской культуре (типы наконечников стрел, прочерченный волнистый орнамент на керамике). Влияние ее чувствуется и в более северных и восточных районах, но там уже сказывается и воздействие зауральских и западносибирских культур (показательны использование уральских яшм, ямочные узоры на керамике).

В южной и центральной части Казахстана преобладают остатки кратковременных стойбищ в пустыне; на севере, в лесостепи — поселки с долговременными жилищами. Это в основном наземные жилые постройки, но есть и полуземлянки. К сожалению, следов строительных конструкций не обнаружено. Форма жилищ подпрямоугольная (Пеньки 1, Тельмана X, Жанбобек), либо округлая или овальная (Пеньки 2, Усть-Нарым, Явленка VI, Виноградовка X). Площадь первых построек 70-105 кв. м, вторых — 20–30 кв. м. Оба типа жилищ бытуют на всем протяжении неолита, в рамках VI–III тыс. до н. э. Генезис их восходит к мезолитическим жилым сооружениям типа Тельмана ХIVа. В настоящее время в Казахстане прослеживаются две группы памятников — ранняя и поздняя. В первой каменный инвентарь сохраняет микролитический пережиточно-мезолитический характер (хотя появились и двусторонне обработанные орудия, и керамика). Во второй — микролитическая техника постепенно сходит на нет, широко распространяются изделия из отщепов. В этой группе уже представлены плоскодонные сосуды и кости домашних животных. Для некоторых районов предложены более дробные схемы (например, для Северного Казахстана), но в целом выделение культур и определение их хронологии по этапам для неолита всего Казахстана еще впереди.