Неприятности в клубе «Беллона»

Глава VII Девятка бубен

Учитывая проявку фотографий и телефонные звонки, было очевидно, что Бантеру предстоит хлопотный вечер. Так что его светлость заботливо предоставил дворецкому квартиру на Пиккадилли, а сам отправился погулять и поразвлечься на свой странный лад.

Сперва лорд Питер посетил одну из тех контор, что ведают размещением объявлений в прессе. Здесь он составил короткое обращение к водителям такси и договорился, чтобы текст сей опубликовали при первой же возможности во всех печатных изданиях, представляющих интерес для представителей помянутой профессии. Трем водителям предлагалось срочно связаться с мистером Дж. Мерблзом, адвокатом из «Стейпл инн», который щедро вознаградит их за беспокойство и потраченное время. Требовались: во-первых, водитель, забравший престарелого джентльмена из особняка леди Дормер на Портмэн-Сквер или в непосредственной близости от такового вечером десятого ноября. Во-вторых: водитель, посадивший в такси престарелого джентльмена у дома доктора Пенберти на Харлей-Стрит после полудня или вечером десятого ноября. И, в-третьих: водитель, доставивший все того же престарелого джентльмена к дверям клуба «Беллона» между десятью и двенадцатью-тридцатью утром одиннадцатого ноября.

«Хотя, вероятнее всего, — размышлял про себя Уимзи, платя по счету за публикацию объявления на протяжении трех дней, если заказ не отменится, — у этого Оливера есть машина и он сам подвез старика. И все-таки, попытка не пытка.»

Следующим пунктом программы Уимзи, со свертком под мышкой, кликнул кэб и назвал адрес сэра Джеймса Лаббока, известного химика-аналитика. По счастью, сэр Джеймс оказался дома и искренне обрадовался гостю. Коренастый, широкоплечий, с красным лицом и сильно вьющимися седыми волосами, он принял его светлость в лаборатории, где руководил проведением теста Марша на содержание мышьяка.

— Вы не посидите минутку, пока я не закончу?

Уимзи уселся на предложенный стул и с интересом засмотрелся на ровное пламя бунзеновской горелки, играющее на стеклянной трубке, в узком конце которой медленно скапливался и загустевал темно-бурый осадок. Время от времени химик понемногу подливал в воронку омерзительной на вид жидкости, откупоривая склянку; один раз ассистент его добавил еще несколько капель, в которых Уимзи распознал соляную кислоту. Очень скоро вся отвратная жидкость перекочевала в колбу, осадок потемнел настолько, что в загустевшей части сделался почти черным; трубку отсоединили и убрали, горелку затушили, и сэр Джеймс Лаббок, набросав несколько строк и заверив их своей подписью, развернулся и сердечно приветствовал его светлость.

— Я вас, часом, не отвлекаю, Лаббок?

— Нимало. Мы только что закончили. Это был последний из образчиков. В суд мы успеем с запасом. Никаких сомнений нет. Тут вещества с избытком хватит, чтобы слона убить. Ужас, до чего люди расточительны — учитывая, что в ходе судебного преследования мы любезно и услужливо берем на себя труд пространно объяснить массам: двух-трех гран мышьяка вполне достаточно, чтобы избавиться от непопулярного индивидуума, каким бы крепким орешком он ни был. Учишь, учишь, а все без толку. Мальчишку-рассыльного, окажись он таким же неумехой, как среднестатистический убийца, вышвырнут из конторы пинком под зад без выходного пособия. Ну, так что у вас за проблемка?

— Сущая мелочь, — проговорил Уимзи, разворачивая сверток и извлекая на свет левый ботинок генерала Фентимана, — даже стыдно к вам по такому пустяку обращаться. Но мне крайне хотелось бы знать, что это такое, а поскольку дело это строго конфиденциальное, я позволил себе заявиться к вам с дружеским визитом. Вот здесь, с внутренней стороны подошвы — у самого краешка.

— Кровь? — предположил химик с усмешкой.

— Вынужден вас разочаровать. Мне сдается, что скорее краска.

Сэр Джеймс внимательно рассмотрел образчик с помощью сильной лупы.

— Да, что-то вроде коричневого лака. Возможно, с пола или с мебели. Вам провести экспертизу?

— Если вас не затруднит.

— Ничуть. Пожалуй, поручим-ка мы это дело Сондерсу; такие опыты по его части. Сондерс, будьте так добры, осторожно соскребите пятнышко и посмотрите, что это. Обеспечьте мне препаратные стекла, а остаток используйте для анализа, если удастся. Как срочно вам нужны результаты?

— Знаете, хотелось бы как можно скорее. Ну, не в ближайшие пять минут, конечно.

— Тогда останьтесь и выпейте с нами чаю; а к тому времени, смею надеяться, у нас будет чем вас порадовать. Непохоже, что образчик — нечто из ряда вон выходящее. Зная ваши вкусы, не перестаю удивляться, что это не кровь. А кровушки, часом, не предвидится?

— Насколько мне известно, нет. Охотно останусь к чаю, если еще не совсем вам надоел.

— Никоим образом! Притом, раз уж вы здесь, может, расскажете, что вы думаете по поводу этих моих старинных трудов по медицине? Не верю, что они представляют большую ценность, однако — затейливые вещицы! Пойдемте.

Уимзи провел пару чрезвычайно приятных часов в обществе леди Лаббок, сдобных кексов и дюжины древних трактатов по анатомии. Вскоре появился и Сондерс с результатами. Образчик оказался самой что ни на есть заурядной смесью коричневой краски и лака, не больше и не меньше: такая разновидность хорошо известна столярам и мастерам-краснодеревщикам. Это современное, ничем не примечательное средство использовалось повсеместно. Не паркетный лак, нет; таким составом скорее покрывают двери, перегородки и тому подобное. Химическая формула прилагалась.

— Боюсь, не слишком-то мы вам помогли, — заметил сэр Джеймс.

— Никогда не знаешь, где найдешь и где потеряешь, — откликнулся Уимзи. — Вы не будете так добры снабдить предметные стекла этикеткой, заверить их, вместе с результатами анализов, своей подписью, и сохранить их у себя в качестве справочного материала, на случай, если вдруг понадобятся?

— Разумеется. А как их пометить?

— Ну… напишите «Лак с левого ботинка генерала Фентимана» и «Результаты анализов лака с левого ботинка генерала Фентимана»; поставьте дату, я поставлю свою подпись, потом распишетесь вы с Сондерсом, и тогда, полагаю, все будет в полном порядке.

— Фентиман? Тот самый старый бедолага, что скоропостижно скончался на днях?

— Он самый. Но незачем смотреть на меня этаким взглядом смышленого дитяти; нет у меня в запасе никакой кровавой байки, так и знайте! Вопрос лишь в том, где старик провел ночь, если угодно!

— Все страньше и страньше! Да не волнуйтесь вы, меня это вообще не касается. Надеюсь, когда все закончится, вы мне расскажете всю подноготную. А пока займемся этикетками. Вы, я так понимаю, готовы засвидетельствовать подлинность ботинка, а я могу засвидетельствовать, что видел лак на ботинке, а Сондерс засвидетельствует, что соскреб лак с ботинка и подверг его анализу, и что образчик содержит этот самый лак. Все точно, как у Кокера[9]. Ну вот, готово. Подпишитесь здесь и здесь; с вас восемь шиллингов и шесть пенсов.

— Восемь шиллингов и шесть пенсов — уж больно дешево выходит! проговорил Уимзи. — Восемьсот шестьдесят фунтов — и то много не показалось бы — или даже восемь тысяч шестьдесят, если уж на то пошло.

В лице сэра Джеймса Лаббока отразилось подобающее случаю благоговение.

— Вы меня нарочно поддразниваете; знаете ведь, до чего любопытно делается! Ну что ж, хотите изображать из себя ходячего сфинкса — ваше право. Обещаю, что сберегу для вас эти сокровища в целости и сохранности. Ботинок вернуть?

— Не думаю, что душеприказчик поднимет скандал. А с ботинком под мышкой выглядишь полным идиотом! Уберите его вместе со всем остальным, до тех пор, пока не понадобится; вот спасибо!

Так что ботинок перекочевал в стенной шкаф, а лорд Питер, освободившись от обременительной ноши, продолжил полуденную программу.

Первой его мыслью было дойти до Финсбери-Парк и заглянуть к мистеру и миссис Джордж Фентиман. Однако Уимзи вовремя вспомнил, что Шейла еще не вернулась с работы, — она подыскала себе место кассирши в модном кафе, — и тут же подумал (с деликатностью, столь редкой в среде людей состоятельных), что, если придет рано, его непременно пригласят к ужину, а стол у них и без того скудный, так что Шейла непременно расстроится, а Джордж подосадует. Поэтому его светлость зашел в один из своих многочисленных клубов и подкрепился превосходно приготовленным морским языком а ля Кольбер, заказав впридачу бутылочку «Липфраумилх», яблочную шарлотку и закуску, умеренно сдобренную пряностями; а в довершение — черный кофе и редкий сорт хорошо выдержанного бренди. Этот простой и сытный ужин привел его в превосходнейшее состояние духа.

Супруги Фентиман занимали две комнаты первого этажа с общей кухней и ванной в одном из двух смежных особняков, с сине-желтым веерообразным оконцем над дверью и полосатыми муслиновыми занавесками на окнах. По сути дела, то были типичные меблирашки, но домовладелица неизменно именовала их квартирой, поскольку сие означало, что жильцы сами себя обслуживают и сами благоустраиваются. Переступив порог, лорд Питер едва не задохнулся: совсем рядом жарили рыбу на подсолнечном масле. Кроме того, в самом начале вышла небольшая неприятность: его светлость позвонил только один раз, вызвав тем самым обитателя цокольного этажа, в то время как более осведомленный визитер нажал бы на звонок дважды, давая понять, что этаж требуется первый.

Заслышав, как в прихожей бурно выясняют отношения, Джордж выглянул из-за двери гостиной и воскликнул:

— О! Привет!

— Привет, — поздоровался Уимзи, тщетно пытаясь найти место для своих вещей на перегруженной вешалке и в конце концов пристраивая пальто и цилиндр на ручке детской коляски. — Вот подумал, не заглянуть ли в гости. Надеюсь, я не помешал.

— Конечно, нет. Очень великодушно было с вашей стороны просочиться в эту мерзкую дыру. Входите. У нас тут страшный кавардак, как обычно, но уж ежели ты беден, так волей-неволей живешь в свинарнике. Шейла, это лорд Питер Уимзи: вы ведь знакомы, не правда ли?

— Конечно. Как мило, что вы к нам выбрались! Вы уже ужинали?

— Да, благодарю вас.

— Может быть, кофе?

— Нет, право же, не нужно, спасибо — я только что из-за стола.

— Ну что ж, — вступил Джордж, — тогда могу предложить только виски.

— Спасибо, старина, не сейчас; может быть, попозже. Я уже выпил бренди. Стоит ли мешать виноград с зерном?

— Да вы мудрец! — откликнулся Джордж. Чело его прояснилось: собственно говоря, ближайшим источником виски служила пивная, а согласие означало бы по меньшей мере шесть шиллингов и шесть пенсов, не говоря уже о затрате сил на доставку.

Миссис Джордж Фентиман выдвинула для гостя кресло, а сама присела на низкий пуф. Ей исполнилось около тридцати пяти; и в лице ее еще сохранились следы былой красоты, хотя болезнь и заботы состарили Шейлу до срока.

— Не огонь, а одно название! — угрюмо заметил Джордж. — Что, угля больше нет?

— Мне очень жаль, — отозвалась Шейла. — Нынче поденщица ведра толком и не наполнила.

— Так почему ты не проследишь, чтобы наполняла? Это уже не в первый раз. Если в ведре для угля хоть что-то осталось, эта особа почему-то считает, что наполнять его незачем.

— Я схожу принесу.

— Нет, не трудись. Я сам. Но ты уж не забудь сказать поденщице.

— Не забуду — я ей целыми днями напролет об этом твержу.

— Старушенция глупа как курица. Нет, Шейла, не ходи — я не допущу, чтобы ты таскала на себе уголь.

— Чепуха, — не без ехидства отозвалась жена. — Какой ты все-таки лицемер, Джордж. И почему это рыцарский дух просыпается в тебе только в присутствии гостей?

— Позвольте мне, — порывисто предложил Уимзи. — Я люблю носить уголь. В детстве я уголь просто обожал. Сколько от него грязи, сколько шуму прелесть что такое! Так где же он? Ведите меня прямо к месту!

Миссис Фентиман выпустила ведерко, а Джордж и Уимзи, состязаясь в учтивости, некоторое время вырывали ценный приз друг у друга. В конце концов к громоздкому ларю на заднем дворе отправились всем скопом: Уимзи добывал уголь лопатой, Джордж подставлял ведро, а дама держала длинную свечку, крайне ненадежно закрепленную в эмалевом подсвечнике на несколько размеров больше, чем нужно.

— И скажи миссис Крикетт, — не отступался Джордж, с раздражающим упрямством вновь и вновь возвращаясь к наболевшему вопросу, — чтобы каждое утро наполняла ведро, как полагается.

— Я попытаюсь. Но миссис Крикетт терпеть не может, когда ее отчитывают. Я вечно боюсь, что она соберется увольняться.

— Но ведь на свете, наверное, есть и другие поденщицы?

— Миссис Крикетт — безупречно честная женщина.

— Знаю; но ведь честность — еще не все. Ты с легкостью подыщешь замену, надо только постараться.

— Хорошо, я обо всем позабочусь. Но почему бы тебе самому не поговорить с миссис Крикетт? Ведь утром я ее, как правило, не застаю.

— Да, безусловно, я знаю. Вовсе незачем лишний раз напоминать мне о том, что на хлеб зарабатываешь ты. Ты считаешь, меня такое положение дел несказанно радует? Уимзи тебе расскажет, что я на этот счет думаю.

— Не глупи, Джордж. Лорд Питер, и почему это мужчины так трусят объясняться с прислугой?

— Объясняться с прислугой — прямая обязанность женщин, — возразил Джордж, — это вообще не мое дело.

— Ну, хорошо, я поговорю с ней — но за последствия отвечаешь ты.

— Никаких последствий не будет, дорогая моя, если ты проявишь хоть немного такта. Вообще не понимаю, из-за чего столько шума!

— Хорошо же, я буду сама любезность. А вы, лорд Питер, не страдаете от поденщиц, я надеюсь?

— Боже праведный, конечно, нет! — перебил жену Джордж. — Уимзи живет пристойно. На Пиккадилли о возвышенных радостях нищеты и не ведают.

— Мне изрядно повезло, — отозвался Уимзи с покаянным видом, что неизбежно порождается обвинением в избыточном богатстве. — Мой дворецкий предан мне всей душой и исключительно понятлив; он заботится обо мне, точно мать родная.

— Да уж, небось, помнит свою выгоду, — сварливо заметил Джордж.

— Право, не знаю. Думаю, Бантер останется мне верен при любом раскладе. В войну он некоторое время состоял при мне сержантом, мы с ним вместе в такие переплеты попадали, что вспомнить страшно; а когда все закончилось, я разыскал его и взял к себе. Бантер, разумеется, и прежде состоял в услужении, но хозяин его погиб, семья разъехалась, так что моему предложению он только порадовался. Просто не знаю, что бы я теперь без Бантера делал.

— Это он обеспечивает вас фотографиями, когда вы идете по следу преступника? — предположила Шейла, торопливо хватаясь за эту, как ей казалось, безобидную тему.

— О да. В обращении с фотокамерой ему просто нет равных. Единственная загвоздка состоит вот в чем: он время от времени запирается в темной комнате, а мне приходится перебиваться самому. Я даже телефон к нему провел. «Бантер?» — «Да, милорд!» — «Где мои запонки?» — «В среднем отделении третьего выдвижного ящичка справа в комоде, милорд». «Бантер!» — «Да, милорд». — «Куда я задевал портсигар?» — «Сдается мне, в последний раз я наблюдал его на пианино, милорд». — «Бантер!» — «Да, милорд!» — «Я тут запутался с белым галстуком». — «В самом деле, милорд?» «Послушай, ты не можешь что-нибудь сделать?» — «Прошу меня простить, милорд, я произвожу проявление фотопластинки». — «К черту пластинку!» «Как скажете, милорд». — «Бантер… подожди… зачем все воспринимать так буквально? Докончи проявку, а потом приходи завязать галстук». «Всенепременно, милорд». А я, видите ли, сиди и страдай, пока эту треклятую пластинку не закрепят, или что уж там с ними делают. Просто-таки раб в собственном доме — вот что я такое.

Шейла рассмеялась.

— Отродясь не видела таких счастливых да балованных рабов! А сейчас вы что-нибудь расследуете?

— Ну да. Собственно говоря — ну вот, снова! — Бантер удалился от мира в фотографическую тьму на весь вечер. У меня и крыши над головой не осталось. Вот, скитаюсь неприкаянно, точно эта пташка без ног, как бишь ее там…

— Сочувствую: до какой же крайности нужно было дойти, чтобы искать приюта в нашей нищей конуре, — кисло рассмеялся Джордж.

Уимзи уже начал жалеть о том, что пришел. Миссис Фентиман досадливо хмурилась.

— На эту реплику можете не отвечать, — проговорила она, пытаясь свести дело к шутке. — Ответа нет и быть не может.

— А пошлю-ка я эту загадку тете Джудит в еженедельник «Веночки для Рози», — подхватил Уимзи. — «А. отпускает замечание, на которое нет ответа. Что делает Б.?»

— Вы уж извините, — промолвил Джордж, — собеседник из меня нынче никудышный. Сущим дикарем становлюсь. А вы разговаривайте, не стесняйтесь, а на меня и внимания не обращайте.

— И какая же тайна на очереди? — полюбопытствовала Шейла, ловя мужа на слове.

— Да, собственно говоря, это забавное дельце насчет генеральского завещания. Мерблз предложил мне покопаться в вопросе о наследовании, выяснить, кто кого пережил…

— Ох, вы полагаете, что сумеете все уладить?

— Очень на это надеюсь. Но дело и впрямь тонкое: того и гляди счет пойдет на секунды. Кстати, Фентиман, а вы, случайно, не были в курительной клуба «Беллона» утром одиннадцатого ноября?

— Ах, вот вы зачем пришли! Так бы сразу и сказали! Нет, не был. Скажу больше: я ничего ровным счетом не знаю. И с какой стати эта мерзкая старая карга Дормерша не могла оставить пристойное, разумное завещание, раз уж взялась, это для меня тайна за семью печатями. И какой смысл оставлять такие деньжищи старику, если она отлично знала, что он того и гляди сыграет в ящик? И почему, в случае его смерти, ей понадобилось передавать все состояние в обход законных наследников этой девчонке Дорланд, у которой ни малейших прав нет? И хоть бы хватило порядочности у негодяйки подумать про нас с Робертом…

— Если вспомнить, как грубо ты повел себя и с нею, и с мисс Дорланд, Джордж, удивляюсь, что она оставила тебе хотя бы семь тысяч!

— Что такое для нее эти семь тысяч? Все равно что пятифунтовая банкнота для любого другого. Оскорбление, вот как я это называю. Признаю, что и впрямь нагрубил ей, но, в конце концов, мог ли я допустить, чтобы старуха думала, будто я подлизываюсь к ней ради денег!

— Джордж, ты противоречишь сам себе. Если тебе не нужны были деньги, зачем брюзжать, что не получил их?

— Тебя послушать, так я кругом виноват! Ты отлично знаешь, что я имею в виду. Да, на деньги я не зарился, но эта девица Дорланд вечно намекала, что я, дескать, только о них и думаю, вот я ее и отделал. Я ни черта не знал о треклятом наследстве, да и знать не хотел! Я всего лишь хочу сказать, что если уж она хотела оставить что-нибудь нам с Робертом, уж могла бы завещать и побольше, чем эти дрянные семь тысяч на каждого.

— Ну так и не ворчи! Сейчас эти деньги пришлись бы необыкновенно кстати.

— Знаю — к этому-то я и веду! И вот старая идиотка составляет завещание настолько дурацкое, что я вообще не знаю, получу свою долю или нет! Я даже законными двумя тысячами не могу распорядиться! Вынужден сидеть тут, да бить баклуши, пока Уимзи рыщет вокруг с рулеткой и ручным фотографом, выясняя, имею ли я право на деньги собственного деда!

— Милый, я понимаю, как тебе тяжко приходится. Но будем надеяться, что вскоре все уладится. Все бы ничего, если бы не Дугал Мак-Стюарт…

— Кто таков Дугал Мак-Стюарт? — тут же встрепенулся Уимзи. — Судя по имени, представитель старинного шотландского рода. Сдается мне, я о нем слышал. Это, часом, не услужливый, обходительный джентльмен, у которого есть богатый друг в Сити?

— На редкость услужливый, — мрачно подтвердила Шейла. — Так и навязывает тебе своих друзей. Он…

— Шейла, заткнись! — грубо оборвал ее муж. — Лорду Питеру вовсе не интересны неаппетитные подробности наших частных дел.

— Зная Дугала, смело могу строить догадки, — заметил Уимзи. — В недалеком прошлом наш друг Мак-Стюарт великодушно предложил вам свою помощь. И вы ее приняли — на скромную сумму в… в чем там исчислялась скромная сумма?

— Пятьсот фунтов, — отозвалась Шейла.

— Пятьсот фунтов. А фактически — триста пятьдесят наличными, а остальное — так, пустячное вознаграждение для его друга в Сити, который, собственно, и ссудил деньги, да так доверчиво, без всяких гарантий. Когда это произошло?

— Три года назад — когда я основал кафе в Кенсингтоне.

— Ах, да. А когда вы уже не могли выплачивать шестьдесят процентов в месяц, или сколько бы уж там он ни запросил, друг в Сити любезно согласился приплюсовать проценты к капитальной сумме, в ущерб самому себе, разумеется! Подход Мак-Стюарта мне хорошо знаком. Фентиман, каков на сегодняшний день общий итог? — спрашиваю из чистого любопытства!

— Если уж вам так приспичило знать, так к тридцатому числу нарастет тысяча пятьсот, — недовольно буркнул Джордж.

— А я ведь предупреждала Джорджа, — опрометчиво начала было Шейла.

— Ну, конечно, ты всегда знаешь, как лучше! А все твой чайный бизнес! Я говорил тебе, что на чае не заработаешь, но в наши дни женщины твердо уверены, что способны сами вести дела!

— Я все понимаю, Джордж. Но ведь это проценты Мак-Стюарта съели всю прибыль! Ты ведь знаешь, я хотела, чтобы ты одолжил деньги у леди Дормер.

— Ну, а я не собирался — и точка. Так я тебе в ту пору и сказал.

— Да, но послушайте, — вмешался Уимзи. — Как бы дело ни обернулось, полторы тысячи для Мак-Стюарта у вас все равно что в кармане. Если генерал Фентиман умер раньше сестры, вы получаете семь тысяч; если скончался после нее — вам гарантированы две тысячи по завещанию. Кроме того, брат ваш, вне всякого сомнения, по-справедливости поделит деньги, которые получит как наследник имущества, очищенного от долгов и завещательных отказов. Так о чем вам тревожиться?

— О чем? Да теперь, с этим треклятым юридическим пустозвонством, деньги-то заморожены черт знает до каких пор, я и притронуться к ним не могу!

— Знаю, знаю, — терпеливо продолжал Уимзи. — Но вам надо лишь отправиться к Мерблзу и попросить его ссудить вам деньги под залог наследства. Что бы ни произошло, меньше двух тысяч вы не получите, так что он охотно пойдет вам навстречу. Собственно говоря, он до известной степени обязан улаживать ваши долги, — в пределах разумного, конечно! — если к нему обратиться.

— Ведь и я тебе о том же твержу, Джордж! — горячо подхватила миссис Фентиман.

— Да, конечно, ты вечно диктуешь мне, как поступать. Ты ведь никогда не ошибаешься, верно? А предположим, что дело дойдет до суда, и на издержки уйдут тысячи и тысячи фунтов, э? Что тогда, миссис Ума Палата?

— Если возникнет необходимость, пусть в суд обращается ваш брат, разумно предложил Уимзи. — Если он выиграет, денег на судебные издержки у него окажется предостаточно, а если проиграет, ваши семь тысяч останутся при вас. Ступайте к Мерблзу — он все уладит! Или — вот что я вам скажу! займусь-ка я нашим общим другом Мак-Стюартом и посмотрю, нельзя ли как-нибудь перевести долг на меня. Он, конечно, ни за что не согласится, если узнает, что речь идет обо мне, но, может быть, через Мерблза дело провернуть удастся. А тогда мы пригрозим ему разборками по поводу взимания грабительских процентов, и все такое прочее. То-то поразвлечемся!

— Чертовски великодушно с вашей стороны, но я бы предпочел оставить все как есть.

— Как угодно, как угодно. Но, в любом случае, обратитесь к Мерблзу. Он вас вызволит. Впрочем, не думаю, что завещание станут оспаривать в судебном порядке. Если выяснить, кто кого пережил, не удастся, думаю, что вам с мисс Дорланд разумнее всего сговориться полюбовно за пределами зала суда. При любом раскладе, так оно и по справедливости выйдет. А почему бы, собственно, и нет?

— Почему? Да потому, что эта негодяйка Дорланд требует свой фунт плоти. Вот почему!

— Да ну? Что же это за женщина?

— Да одна из этих современных девиц, обитательниц Челси. Страшна как смертный грех — и абсолютно бесчувственная. Малюет картинки — мерзких, костлявых проституток с зеленой кожей, голышом, в чем мать родила. Небось думает, что, если уж не состоялась как женщина, так давай лезть в интеллектуалки! Неудивительно, что в наши дни человеку приличной работы ни за что не найти: повсюду эти упрямые ослицы с сигаретами в зубах, корчат из себя невесть что: тоже мне, гении, тоже мне, деловые женщины!

— Ну, право же, Джордж! Мисс Дорланд ни у кого работу не отбивает; ну не сидеть же ей целыми днями сложа руки в компаньонках у леди Дормер! И что плохого в том, что она пишет картины?

— Ну, а почему бы ей и не побыть компаньонкой? В прежние времена тысячи незамужних девушек состояли в компаньонках, и уж поверь, милая моя женушка, жили они куда счастливее, нежели в наши дни, когда принято плясать под джаз, щеголять в коротких юбках, да думать только о карьере! Ни тебе скромности, ни возвышенных чувств! Деньги, деньги да скандальная репутация, — вот и все, что нужно современной девице! Вот за что мы сражались в войну — вот к чему мы пришли!

— Джордж, не уклоняйся от темы. Мисс Дорланд вовсе не танцует под джаз…

— Я и не уклоняюсь. Я говорю о современных девицах. Я не имею в виду конкретно мисс Дорланд. Но тебе непременно надо перейти на личности! Типично женский подход! Спорить на общие темы вы вообще не умеете — всегда умудряетесь свести разговор к одному-единственному частному случаю! Вечно уходите от вопроса!

— Я не уходила от вопроса. Мы начали говорить о мисс Дорланд.

— Ты сказала, что невозможно ограничиться ролью компаньонки, а я ответил, что в прежние времена немало исключительно милых девушек жили себе в компаньонках — и не тужили!

— Вот уж не уверена.

— А я зато уверен. Как сыр в масле катались! А заодно выучивались и мужьям угождать. Небось, не бегали по офисам, да клубам, да вечеринкам, как в наши дни! И если ты думаешь, что мужчинам это по душе, я честно и откровенно скажу тебе, женушка: ничего подобного. Мужчины терпеть не могут вертихвосток.

— А это важно? Я хочу сказать, в наше время о том, чтобы подцепить мужа, как-то меньше думают.

— Ну да, конечно! Для вас, феминисток, муж — что пустое место! Любой сгодится, были бы у него деньги…

— Почему же «для вас, феминисток»? Я не утверждала, что разделяю эти взгляды. Мне вовсе не нравится работать…

— Ну вот, нате вам! Опять на свой счет приняла. Я отлично знаю, что работать тебе не нравится. Я отлично знаю, что ты работаешь только потому, что я превратился в жалкую развалину. Вовсе незачем напоминать об этом всякий час. Я знаю, я — неудачник. Благодарите свои звезды, Уимзи: когда вы женитесь, вам будет на что содержать супругу.

— Джордж, ты не имеешь права так говорить. Ничего подобного я в виду не имела. Ты сказал…

— Я помню, что я сказал, но ты все восприняла превратно. Как всегда, впрочем. Спорить с женщиной — все равно что воду в ступе толочь. Нет, довольно! Ради всего святого, не начинай все сначала. Мне нужен глоток чего-нибудь крепкого. Уимзи, вы ведь со мной выпьете? Шейла, скажи служанке миссис Маннз, пусть сходит принесет полбутылки «Джонни Уолкера».

— Милый, а может, ты сам сходишь? Миссис Маннз очень не нравится, когда мы посылаем девочку с поручениями. В последний раз она такой скандал закатила!

— Ну и как я, по-твоему, могу пойти? Я уже ботинки снял. Вечно ты суетишься по пустякам. Ну, и что с того, если мамаша Маннз и пошумит немножко? Не съест же она тебя!

— Конечно, не съест, — вступился Уимзи. — Но вы подумайте о развращающем влиянии пивной на неискушенную душу служаночки миссис Маннз! Я всецело одобряю миссис Маннз. У нее материнское сердце. Я сам превращусь в святого Георгия и спасу служанку миссис Маннз от Синего Дракона! Ничто меня не остановит. Нет, дорогу показывать не нужно. У меня врожденный нюх на злачные места. Завяжите мне глаза, скрутите руки за спиной — и я отыщу паб даже в густом желтом тумане.

Миссис Фентиман проводила гостя до входной двери.

— Джордж невесть чего нынче наговорил, но вы уж на него не обижайтесь. У него живот разболелся, вот он и злится. А из-за этих злосчастных денежных неурядиц бедняга просто извелся.

— Все в порядке, — заверил Уимзи. — Я все отлично понимаю. Посмотрели бы вы на вашего покорного слугу, когда у него с желудком неладно! Вот на днях пригласил я одну юную леди в ресторан — омар под майонезом, меренги и сладкое шампанское — по ее выбору — о, Господи!

Его светлость состроил весьма выразительную гримасу и отбыл в направлении паба.

Когда он вернулся, Джордж Фентиман поджидал его на ступенях.

— Послушайте, Уимзи — я вынужден извиниться; я вел себя как последний невежа. Всему виной моя несносная вспыльчивость. Дурной тон, вот как это называется. Шейла легла спать в слезах, бедняжка. И все из-за меня. Ох, если бы вы только знали, как эта треклятая ситуация действует мне на нервы… я понимаю, что меня это никоим образом не оправдывает…

— Ничего, пустое, — заверил Уимзи. — Бодритесь. Со временем все уладится.

— Моя жена… — снова начал Джордж.

— Превосходная женщина, старина, просто превосходная. Дело в том, что вам обоим необходимо отдохнуть и развеяться.

— Еще как необходимо! Ну да ладно, не будем падать духом. Я повидаюсь с Мерблзом, как вы советуете.

В тот вечер Бантер встретил хозяина сдержанной улыбкой невыразимого самодовольства.

— Удачный был день, Бантер?

— Благодарю вас, ваша светлость, исключительно плодотворный! Отпечатки пальцев на трости и на листке бумаги, полученном от вас, абсолютно идентичны.

— В самом деле? Это уже что-то. Я взгляну на них завтра, Бантер, — уж больно утомительный выдался вечер.