Несговорчивые супруги

4

Когда они вернулись домой, Дороти поспешила отправиться спать, хотя было чуть больше девяти. Теперь она точно убедилась, что Джон ни минуты не сомневался, будто она потратила деньги со счета на любовника. Дороти было очень больно сознавать это, но она не находила сил спорить и отрицать что-либо, поэтому и постаралась как можно быстрее избавиться от общества Джона.

Дороти слышала, как он около полуночи поднялся по лестнице и остановился у ее двери. Она с замиранием сердца ожидала, что Джон вот-вот повернет ручку двери и войдет. Кровь стучала в висках, минуты тянулись бесконечно.

Но, постояв немного, Джон пошел в свою спальню, — Дороти с облегчением услышала знакомый скрип двери, которую руки так и не дошли смазать. Только теперь она смогла перевести дыхание.

Интересно, о чем думал Джон, стоя под ее дверью? Дороти хотелось надеяться, что мужа терзало желание войти к ней и заняться любовью со страстью, которая всегда заводила ее. Но она прекрасно знала, что теперь все изменилось и прошлая счастливая жизнь канула безвозвратно.

Дороти многое бы дала, чтобы проникнуть в сокровенные мысли Джона. Радуется он или переживает, что их семейная жизнь развалилась? Собирается ли подавать на развод сразу после похорон? Или он действительно глубоко сожалеет о разрыве, но гордость не позволяет ему раскаяться?

Поглощенная этими невеселыми мыслями, Дороти уснула лишь на рассвете. Она не вышла к завтраку, так что миссис Смит принесла ей завтрак в постель. Дороти сонно приподнялась на кровати.

— Это распоряжение Джона, — заявила экономка, опережая возможные протесты Дороти. — Вы должны нормально питаться. Он сказал, что вчера вы почти не притронулись к ужину. По-моему, вы напрасно потратили деньги, я вполне могла бы приготовить вам что-нибудь вкусное и легкое.

— Вы очень добры, миссис Смит. — Дороти приподняла салфетку и увидела на подносе омлет с беконом и грибами, тосты, масло и мармелад. — Но мне все это не одолеть.

— Вы здорово похудели, — сочувственно заметила экономка. — Готова поспорить, что вы не питались как следует все это время. Так что подчиняйтесь и наверстывайте упущенное. Вот здесь ваш чай. Налить или справитесь сами?

— Спасибо, я сама.

Как только ушла миссис Смит, в комнату вошел Джон с влажными после душа волосами. На нем были черные брюки и шелковая рубашка. Джон выглядел печальным, и сердце Дороти разрывалось от жалости к нему.

— Миссис Смит передала тебе мои указания? — грубовато спросил он.

— Смотря какие. — Дороти подцепила вилкой кусочек омлета.

— Вчера за ужином ты съела меньше воробья, а сегодня вообще не спустилась к завтраку. Похороны через час, что ты себе позволяешь?

Дороти пришла в ужас.

— Я понятия не имела, который сейчас час! Мне некогда завтракать. — Она отшвырнула вилку. — Я...

— Ешь! — прогремел Джон. — Я не желаю, чтобы ты грохнулась в обморок на похоронах.

— Тогда выйди. Я не могу есть, когда стоят у меня над душой.

И когда сердце мое разрывается при виде тебя, мысленно добавила Дороти.

Родственники, друзья и подчиненные Лестера Майлза в полном составе ожидали в часовне начала церемонии, когда вдруг появилась высокая элегантная женщина в дорогом черном костюме и в широкополой шляпе с вуалью. На вид ей было чуть больше пятидесяти.

Дороти понятия не имела, кто эта незнакомка, и с недоумением отметила, что родственники, особенно старшего поколения, как-то странно оживились, по толпе прокатился недовольный шепот. Никто даже не поздоровался с дамой.

Джон заметил ее одним из последних, и Дороти увидела, как сузились его глаза и сжались кулаки. Лишь вернувшись в Бендж-холл, она узнала, кто была таинственная незнакомка.

Миссис Смит вместе с экономкой Лестера приготовили горячую закуску, и гости принялись за угощение. Джон и Дороти стояли в стороне. Неожиданно перед ними словно из-под земли выросла та самая дама. Дороти не подозревала, что та поехала вместе со всеми в Бендж-холл.

— Джон, — заворковала женщина, растянув в улыбке накрашенные алой помадой губы. — Каким красивым мужчиной ты стал! Конечно, ты не догадываешься, кто я, но...

— Напротив, я тебя сразу узнал, — неприязненно возразил Джон. — Что ты здесь делаешь?

Женщина примирительно положила руку с красным маникюром на руку Джона.

— Что наговорил тебе Лестер? Я пришла, чтобы проститься с моим умершим мужем. Разве это возбраняется?

У Дороти от изумления едва не отвисла челюсть: она всегда считала, что мать Джона умерла.

Рассмотрев женщину вблизи, Дороти заметила, что они с Джоном очень похожи: у обоих правильный прямой нос, красивая форма ушей. По всему видно, это мать и сын. Джон больше походил на мать, чем на отца.

— Ты больше не жена Лестера.

Женщина улыбнулась, в ее улыбке мелькнуло что-то дьявольское.

— Отец не говорил тебе, дорогой, что все эти тридцать лет мы с ним формально оставались супругами? Просто развод никому не был особенно нужен — я так и не вышла снова замуж, Лестер тоже не женился. — Она небрежно повела плечом. — Вот мы и оставили все как есть. Сам знаешь, как это бывает.

При последних словах Джон побледнел.

— Нет, Не знаю. Думаю, будет лучше для всех, если ты уйдешь прямо сейчас.

Его мать продолжала улыбаться.

— Я не могу сделать этого, Джон. Я хочу услышать завещание. Или тебе уже известно, что в нем?

Джон отрицательно помотал головой.

— Нотариус отца должен зачитать его сегодня во второй половине дня.

— Вот и хорошо. Лестер всегда старался соблюдать обычаи. Кстати, почему ты не представишь меня своей... жене, кажется?

С угрюмым видом Джон неохотно представил женщин друг другу. Дороти пожала ледяную руку его матери и, как только та отошла, не удержалась от вопроса:

— Джон, я думала, твоя мама умерла, когда ты был маленьким.

— Фактически так оно и было, — нехотя ответил он. — По крайней мере, так предпочитал считать мой отец. Пруденс бросила его, когда у него сорвалась очередная сделка. Она заявила, что муж без денег ей не нужен.

Опять эти пресловутые деньги!

— А ты помнишь ее?

— У меня всегда была ее фотография. Кроме того, о Пруденс часто упоминали в светской хронике. Похоже, она не испытывала недостатка в поклонниках.

— Ты действительно думаешь, что она не была разведена с твоим отцом?

— Я как раз собираюсь выяснить это у мистера Гаммелла, — спокойно ответил Джон. — Думаю, она лжет. Ей известно, что отец нажил солидное состояние, и, кажется, она несколько раз пыталась сойтись с отцом, но ничего не вышло.

— По ней не скажешь, что она нуждается, — заметила Дороти. — Ее кашемировый костюм стоит немалых денег. Но, может быть, мы излишне жестоки к Пруденс и она действительно пришла проститься с мужем?

— Очень хотелось бы в это верить, но — увы.

Позже, ожидая вместе со всеми в гостиной оглашения завещания, Дороти тихо спросила Джона:

— Что сказал тебе Гаммелл?

Джон поморщился, он уже успел поговорить с нотариусом, и новости оказались неутешительными.

— Развода действительно не было. Похоже, таким способом отец хотел помешать Пруденс вступить в новый брак.

Дороти нахмурилась.

— Но она-то вполне могла с ним развестись. К чему ей было сохранять такой брак?

Джон пожал плечами.

— По-моему, каждый из них вел свою игру.

Он помнил, что в доме запрещалось упоминать имя Пруденс, а Лестер чуть что вымещал свое недовольство на сыне.

Дороти сочувственно пожала его руку, и это вызвало в Джоне бурю эмоций, что явилось для него полнейшей неожиданностью. Неужели простое пожатие руки может свести на нет его решимость развестись с этой женщиной? Ведь она ничем не лучше Пруденс и Фионы, тогда в чем же дело? Почему ему никак не удается выбросить ее из головы?

По завещанию большая часть состояния Лестера Майлза отходила Джону, остальное он распределил между родственниками и даже не забыл о Фионе. О Дороти и о Пруденс в завещании не было ни слова, что отнюдь не обрадовало последнюю.

Пруденс вскочила со своего места, ее лицо покрылось красными пятнами.

— Я буду оспаривать завещание! — обратилась она к нотариусу достаточно громко, чтобы ее слова слышали остальные присутствующие. — Мы с Лестером состояли в браке. Он не имел права оставлять меня без средств.

— Это ваше право, — угрюмо отозвался мистер Гаммелл. — Но должен предупредить, миссис Майлз, у вас мало шансов на успех.

Джон взял Дороти за руку и увлек прочь из гостиной.

— Поехали домой. Экономка запрет двери, когда все разойдутся.

Слово «домой» наполнило сердце Дороти забытым теплом. Ах, если бы так! Шесть месяцев ее семейной жизни были наполнены таким счастьем и любовью, что ей не верилось в то, что все кончено. Хотя, если очень постараться, можно на некоторое время продлить иллюзию, будто ничего плохого не произошло и они с Джоном еще любят друг друга.

Войдя в дом, Джон скинул пиджак, расстегнул воротничок сорочки и уселся в свое любимое кресло. Это был устоявшийся ритуал, и Дороти готова была поверить, что все плохое ей только приснилось. Постепенно Джон расслабился, черты его лица разгладились, как вдруг раздался резкий звонок в дверь.

Джон едва не выругался.

— Не отвечай, — посоветовала Дороти, опасавшаяся, что нежданный визитер нарушит хрупкое блаженство.

— Это может быть мистер Гаммелл, ему тоже не терпелось поскорее уйти с поминок. Я должен с ним поговорить.

Джон пошел открывать, и по донесшемуся из прихожей голосу Дороти поняла, что пришел вовсе не нотариус, а разъяренная Пруденс.

— Что это ты вздумал сбежать?! — злобно набросилась она на сына. — Видите ли, ему не понравилось, как я разговариваю с вашим драгоценным нотариусом!

— И что?

— Даже не мечтай, что я буду сидеть сложа руки. Я имею полное право на часть денег Лестера.

— Поступай как знаешь, — ответил Джон, и Дороти понравилось его спокойное достоинство. — Я тут ни при чем.

Она обратила внимание, что Джон не приглашает мать в дом. Значит, их отношения действительно оставляют желать лучшего, решила Дороти.

— Очень даже при чем, — не унималась Пруденс. — Будь ты хорошим сыном, ты со мной так не обошелся бы и мы все уладили бы миром. Мне будет стоить немалых денег...

— Извини, но, с моей точки зрения, ты перестала быть мне матерью с тех самых пор, как ушла, — прервал ее Джон.

Затаив дыхание, Дороти ожидала следующего выпада Пруденс. Может быть, выйти в прихожую и как-то поддержать Джона?

Но, пока Дороти раздумывала, Пруденс ушла. Прежде чем выйти на дорогу, она обернулась. Стоявшая у окна Дороти увидела гордо вздернутый подбородок свекрови, злобно перекошенные красные губы на бледном, но все еще красивом лице. Всем своим видом Пруденс будто говорила: «Я еще не сказала последнего слова. Я скоро вернусь. Не думайте, что я все так оставлю, это не в моем стиле».

Как же много у них с Джоном общего, не только внешне, подумала Дороти. Обоих отличает твердость воли в достижении своих целей.

Джон вернулся в комнату, его застывшее лицо напоминало маску.

— Извини, мне очень жаль, что тебе пришлось все это выслушивать.

Дороти поняла, что на сегодня их хрупкая общность нарушена. Джон казался очень расстроенным и оскорбленным, и ей захотелось хоть чем-то облегчить его душевную боль.

— Остается надеяться, что Пруденс скоро поймет тщетность своих притязаний и тихо уйдет со сцены.

Джон подошел к бару, налил себе полный бокал виски и залпом выпил. Потом снова наполнил бокал и сел а кресло.

— Пруденс привыкла только брать от жизни. Единственное, что она дала миру, — это я. Хотя вряд ли ее это порадовало, как, впрочем, и меня.

Дороти нахмурилась.

— Что ты имеешь в виду?

— Впрочем, неважно, — ушел он от ответа. — Какой сегодня ужасный день!

— Что поделаешь, похороны.

— Подойди, ты нужна мне.

Его слова несколько удивили Дороти, но ей не пришло в голову сказать «нет». Она медленно приблизилась к Джону, глядя ему прямо в глаза. Ее сердце бешено колотилось, она чувствовала жар во всем теле.

Джон усадил ее на колени и прижал к себе, одной рукой обнимая за плечи, как ребенка, и Дороти почувствовала, как бьется его сердце и как напряглась его плоть. Она помнила, что раньше так же сидела у Джона на коленях и всегда это заканчивалось одним...

Джон провел пальцем по ее щеке, и Дороти от волнения облизнула кончиком языка неожиданно пересохшие губы.

— Когда ты возвращаешься в Лонг-Бич?

Дороти чуть не застонала от досады: ну почему надо было все испортить! Она уже чувствовала себя на седьмом небе, и вдруг этот дурацкий вопрос. Сейчас ей хотелось лишь одного — запустить руку под рубашку Джона и почувствовать возбуждающую шелковистость волосков на его груди, подставить губы для опьяняющего поцелуя...

— Дороти, ты слышишь меня?

Она разочарованно вздохнула.

— Завтра. Я там пробуду еще некоторое время, а потом вернусь в Окленд и начну искать работу.

Теперь давай помолчим, мысленно взмолилась Дороти.

Джон стал снова гладить ее по щеке, затем его пальцы скользнули на шею, осторожно отбросили непослушную прядь волос, нащупали пульсирующую жилку и замерли. Напряжение Дороти, казалось, почти достигло апогея.

Джон снова заговорил:

— Ты будешь счастлива в Окленде? Помнится, ты говорила, что тебе надоел бешеный ритм большого города, хочется тишины.

Пальцы Джона легли на ее грудь.

— Совершенно верно, — сдавленным голосом отозвалась Дороти. Боже правый, что он со мной делает! — пронеслось в голове. — Но надо зарабатывать себе на хлеб.

Не то я говорю!

— Или найти богатого мужа, готового удовлетворять твои фантазии. Подумай над этим вариантом, ведь ты ничем не лучше Пруденс.

Дороти как ошпаренная вскочила с колен Джона, ее глаза метали молнии.

— Как ты смеешь сравнивать меня с этой женщиной!

Она собиралась продолжить свою гневную тираду, но здравый смысл остановил ее. Джон столько пережил за сегодняшний день, что, должно быть, не в силах адекватно мыслить.

Джон взял свой бокал с виски и, медленно отпив из него, сузившимися глазами наблюдал за Дороти.

— Ты так считаешь? Может, лучше посмотреть на все моими глазами?

— Ты устал и плохо соображаешь, что говоришь. — Дороти пыталась сохранять спокойствие, хотя внутри у нее все кипело от негодования. — Честно говоря, я тоже устала и пойду отдыхать.

Джон отпустил ее без каких-либо возражений, и, уходя, Дороти услышала, как звякнуло о стакан горлышко бутылки. Ну и пусть себе напивается, какое мне дело! — упрямо подумала она.

Но состояние Джона расстроило ее. Мало того, что сегодня он похоронил отца, так еще эта отвратительная сцена с Пруденс. Такое нелегко выдержать. Из-за этого, решила Дороти, он накинулся на меня. Если бы я не сдержалась, Бог знает, во что это могло вылиться.

Дороти не знала, в котором часу Джон вошел к ней. Она уже спала, и ей приснилось, будто Джон гоняется за ней в темноте вокруг какого-то озера. Она проснулась от своего же крика и увидела, что у кровати стоит Джон. Комнату освещал свет луны, и Дороти показалось, что она грезит наяву.

— Уйди! — вскричала она.

Джон присел на край кровати и обнял Дороти.

— Все хорошо, тебе приснился плохой сон.

— Мне приснился ты, — чуть успокоившись, призналась она. — Просто какой-то ночной кошмар.

— Кажется, я сказал что-то, чего не следовало говорить.

— Не извиняйся.

В объятиях Джона Дороти могла позволить себе быть великодушной. Ей совсем не хотелось сейчас ссориться, хотя она прекрасно понимала, что Джон не стал бы сравнивать ее с Пруденс, если бы не верил в это. Он убежден, что я сняла деньги со своего счета, чтобы отдать их любовнику, и мне никогда не переубедить его, грустно думала Дороти. Так что наивно полагать, что у нас может быть будущее.

Джон все еще держал ее в своих объятиях, и его глаза горели так, что Дороти было нелегко оставаться спокойной. Сквозь легкую ткань сорочки она чувствовала, как сильно бьется его сердце, как возбудилась его плоть. Она прикрыла глаза, чтобы не видеть мужчину, который формально все еще оставался ее супругом. Будет большой ошибкой с ее стороны отдаться Джону прямо сейчас, но как устоять, если их желания совпадают?

У Дороти не было ни малейших сомнений, что Джон хочет ее. От него исходил специфический, только ему присущий запах самца, который всегда действовал на Дороти как наркотик.

Ничего не изменилось!