Глава 17 - 22 Интриги Кремлёвских башен
17. ИНТРИГИ КРЕМЛЁВСКИХ БАШЕН
— Алло, это Кремль? Вам генсеки не нужны?— Вы что, гражданин, идиот?— Да, к тому же старый, и больной!
(анекдот 1985)
Накануне нового 1985 года Константин Устинович заметно приободрился. Энергетическая терапия, проведённая краснокожей минойкой, и в самом деле, оказалась эффективной. Черненко стал гораздо меньше задыхаться, у него даже прошли провалы сознания. Появился аппетит. Сон стал длительным и приносящим нечто похожее на бодрость. Однажды он даже попробовал подняться на ноги. Дело едва не кончилось травмой. Его повело, голова начала кружиться и генсек едва не рухнул на пол.
Политбюро он решил собрать. Но в больничной палате. Для этого Черненко принесли большую подушку, на которую он опирался спиной.
Когда сокращённый состав высшего управленческого органа страны разместился на принесённых из буфета стульях, Константин Устинович оглядел всех собравшихся, казалось даже лукавым взглядом. Прокашлялся и начал:
– Товарищи, я сразу хочу извиниться, что вынужден проводить заседание в столь несоответствующей обстановке, – он развёл руками. – Тем не менее, рад сообщить, что чувствую себя значительно лучше.
Внезапно его лицо посерело, а сам он судорожно сглотнул и тут же поднёс к лицу маску кислородного концентратора. После нескольких коротких вдохов его щёки снова порозовели, а дыхание выровнялось.
– Товарищи, позвольте поздравить вас с наступающим новым годом! – Черненко даже нашёл в себе силы улыбнуться присутствующим. – Желаю вам встретить Новый год дома, с вашими близкими! А не как я, в этой камере смертника... Знали бы вы, как мне здесь осточертело! Но у меня для вас есть подарок, – он опять окинул взглядом присутствующих. – Чувствую я себя гораздо лучше. Врачи тоже отмечают, как они говорят, «положительную динамику». Так что ждите, через пару недель встретимся в Кремле. – Он опять присосался к аппарату.
– Константин Устинович, – на правах самого опытного проговорил Тихонов. – Может быть, не стоит торопиться? Отлежитесь, пройдите терапию...
– Тебя бы, Николай Александрович, на моё место, – криво усмехнулся Черненко, не дав Предсовмина договорить. – Но хватит о постороннем! Я хочу сделать заявление и надеюсь, что вы, товарищи, меня поддержите.
Он как-то странно посмотрел на Чебрикова, и, кажется, даже подмигнул ему. Хотя это движение века можно было принять и за старческий тик.
Черненко замолчал. Он молчал довольно долго. Наконец, открыл глаза и глухо проговорил:
– Я прошу освободить меня от занимаемой должности. Лёжа в этих четырёх стенах я вдруг понял, что из-за старческой глупой боязни, загораживаю дорогу более молодым товарищам. Не годится такое дело, чтобы самый передовой общественный строй продвигался только такими как мы с вами пнями трухлявыми.
– Что вы такое говорите! – наперебой, как гуси, зашумели гости. – Не можем мы на молодых страну оставить! Нет никого! Вы ещё... А мы вам...
Каждый из собравшихся старцев не хотел покидать своё тёплое и хлебное местечко с практически неограниченной властью.
– Силой меня будете удерживать? – скривился Черненко. – В марте проведём Пленум ЦК, на котором и объявим нового генсека.
Все вздохнули с облегчением. Члены Политбюро, как никто другой понимали, насколько всё зыбко и хрупко в сложившейся ситуации. Последние три года показали, насколько легко уходят, казалось бы, самые здоровые кадры.
***
Второго января нового, 1985 года на даче Горбачёвых шёл немного странный разговор:
– Все в порядке?
Раиса посмотрела на мужа с беспокойством.
– Да. Почему спрашиваешь? – тот удивлённо пожал плечами, ночь он провёл нормально, хоть и без сна. Но старался никого не будить. До самого утра пробовал писать не то план, не то стратегию. Он сам не очень понимал, что. Встреча с Маргарет Тэтчер произвела на него неизгладимое впечатление. Её железная воля подавила его, в тоже время как обаяние с элементами лёгкого флирта, заставляли скорее подражать, чем отвергать.
Жена подошла ближе.
– Ты какой-то не такой сегодня.
– Голова, – он немного поморщился. – Горло вроде бы немного першит. Ничего страшного. По-сравнению с Черненко.
– В поликлинику записать?
– Нет, меня в Кремле посмотрят.
– Там посмотрят... – Она фыркнула пренебрежительно. – Сплошные блатные. Вот бы это гнездо разогнать.
– Рая, не нагнетай, – Михаил Сергеевич с деланной суровостью погрозил пальцем. – Кстати, после обеда позвони мне, напомни про «Волгу» для твоего Левады. Только осторожно, не напрямую, завуалировано, а то мало ли...
Уже светало, где-то вдалеке мерцали огоньки, зима в этом году выдалась суровая и снежная. Вот и утро после новогодних праздников радовало бодрым морозцем под двадцать градусов.
– Рая... – сказал Горбачёв. – Проводи меня.
Она повернулась. Думаю, она поняла, почему муж её позвал – в доме всё прослушивается. Поговорить без посторонних ушей трудно.
– Я решил бороться за пост Генерального.
Раиса как-то странно посмотрела в глаза мужа. И он увидел, что она боится.
– Ты, серьёзно, так решил? – сказала она.
– Да. Стране нужны перемены. Еще один – два старика – и всё. Конец.
Ветерок дунул, поднимая в воздух снежное месиво, но почти сразу стих.
– Ты как то изменился... – сказала она.
– Я принял решение, Рая. Ты со мной? – Михаил Сергеевич поправил выбившуюся прядь волос на виске супруги.
– Куда ж я денусь... – прошептала та. – Иди, тебя машина ждёт
Он ткнулся губами в её щёку, уловил запах «Champs Elysees», вздохнул и шагнул к прикреплённому авто. Привычно расположился на заднем сиденье, положил рядом шапку-пирожок и бросил водителю:
– Юра, трогай.
ЗИЛ плавно выкатился со двора мимо засыпанных снегом деревьев. За ним пошла машина сопровождения. И вот уже два чёрных «членовоза» несутся по Рублёво-Успенскому шоссе. Первое утро после Новогодних праздников на дороге спокойно.
Когда машины миновали Усово, водитель почувствовал, что с пассажиром что-то не в порядке.
– Скорость сбавить, Михаил Сергеевич? Нехорошо вам?
– Нет, нет. Все нормально.
Горбачёв мучился не столько физическим недомоганием, сколько тем, что действующий Генеральный секретарь, который должен дать дуба ещё десять дней назад, не только не скончался от эмфиземы, но и внезапно почувствовал себя значительно лучше. Кроме того, дошли слухи, что КГБ усилило охрану Черненко, и вот уже 12 дней за ним наблюдает врач, к которому прикреплена вся семья Черненко. Врачи ЦКБ, в палату не допускались. Щасов пытался скандалить по этому поводу, но в Политбюро ему дали понять, что скандалы такого рода могут довести его до разбирательств. Председатель КГБ пообещал, что если что, то можно начать повторное расследование смертей всех высокопоставленных деятелей, ушедших за последние несколько лет.
– Может быть мы ничего и не найдём, – сказал Чебриков, – но жизнь у вас, товарищ Щасов, лёгкой не будет. Это я могу обещать со всей большевистской прямотой.
Щасову оставалось только надеяться, что до проверки всё-таки не дойдёт.
«Врёшь, Константин Устинович, – подумал про себя Горбачёв. – Никуда ты от меня не денешься. Не сегодня, так завтра... не завтра, так через месяц».
В обычной текучке день прошёл незаметно.
Вечером, когда Горбачёв уже собрался уезжать, в кабинет к нему зашел заведующий отделом ЦК, Лигачев. Влияния у него побольше, чем у какого-либо другого члена Политбюро – зав отделом организационно-партийной работы. Если коротко – кадры. Кадры решают всё, как заметил когда-то в стародавние времена один усатый диктатор.
Егор Лигачев – по возрасту старше, и это давало ему право «наставлять молодого» секретаря ЦК. Тем более, учитывая его роль в работе с кадрами партаппарата.
– Михаил Сергеевич... Поговорим?
– Егор Кузьмич... Конечно! – Горбачёв привычно демонстрирует радушие. – Всегда рад поговорить со старшим товарищем. Чаю будете? У меня тут вот сушки...
– Нет, воздержусь... – Лигачев, демонстрируя деловитость, почти сразу перешел к делу.
– Тут Рыжков заглянул...
– И? Николай Иванович вас чем-то напугал? – в голосе Горбачёва слышится лёгкая ирония.
– Меня-то ничем не напугаешь, – не принял шутливого тона Лигачёв. – А вот Рыжков... Он прямо бледный какой-то. Говорит, вы собираетесь фонды резать на Сибирь и Урал.
– Егор Кузьмич. Ну не надо из мухи слона делать. Кто я такой чтобы резать утвержденные уже фонды... – Горбачёв улыбнулся, но, в то же время, посмотрел в глаза нежданному гостю, каким-то цепким взглядом.
Он вдруг понял... они боятся, что он начнёт проталкивать интересы своего Ставрополя и вообще Юга. Да... если в мире и есть что бесконечное, то это глупость людская.
– Николай Иванович сам не понял, испугался больше, – сдал назад Лигачев.
– Да я уж понял. Кстати, Егор Кузьмич. У вас с Новосибирском связи остались?
– Как не остались, работал я там, только потом в Томск перебросили, Михаил Сергеевич. Помнить меня там должны. Много добрых дел вместе...
– Припоминается мне, что в Академгородке работает какой-то Глушков. Он, вроде бы, продвигал идею автоматизированной системы управления.
– Нет. Глушков он в Киеве... жил. Помер. Два года как. – Лигачев заинтересованно подался к собеседнику, – а систему его того... признали несвоевременной. В Новосибирске есть академик Ляпунов, но он на оборонку трудится, его вояки руками и ногами держат. Не отпустят ни за что.
– Вот же я в лужу сел... – сокрушённо покачал головой Горбачёв. – С нашей работой некогда за новостями науки следить. А надо... Ведь сколько времени тратим на переписку, на справки. Штат не увеличивают, а работы все больше и больше.
– Это да, – согласился Лигачев. – Даже ставки технических работников не дают. Как мы экономический отдел пробивали, с каким боем...
– Так может пойти по пути технического прогресса. Автоматизация. Хранение данных. У вас там целые институты, поговорите с людьми. А то ведь работать невозможно.
***
После обеда в кабинет Горбачёва постучался Рыжков.
– Михаил Сергеевич... – как-то робко проблеял он. – Сказать хочу...
– Ну?
– Тихонов имеет на вас зуб.
– Это как понять?
– На ближайшем Политбюро он намеревается выступить против вас.
Горбачёв снял очки и начал их тереть бархатной салфеткой. Потом снова водрузил на нос и впился глазами в посетителя.
– Откуда знаешь?
Молчание было ответом.
– Сдал?
– Сдал...
Горбачёв удивился такому странному поведению. Ведь Николай Рыжков не из детского сада. Директор «Уралмаша», зампред Госплана... Седой взрослый мужик. А жесткости никакой. Перед начальством робеет. Взялся играть, – так играл бы до конца. Времена травоядные – никто бы ему ничего не сделал.
– А зачем пришел?
Рыжков неуверенно мнётся и молчит, но тоже неуверенно.
– Только честно.
– Понял, что вы правы, – Рыжков поднял глаза. – Я с вами Михаил Сергеевич.
Рыжков достал партбилет, положил на стол, накрыл его квадратной ладонью и торжественно-трясущимся голосом произнес:
– Клянусь, Михаил Сергеевич. Больше себе такого не позволю.
***
На первом этаже горбачёвской дачи перед прихожей располагается что-то вроде сеней, холл, не холл, так – ноги от снега обтрясти. Вот тут они с Раисой и присели – Горбачёв со своими думками, Раиса с беспокойством о нём и о семье. У неё родители прошли через жернова репрессий, она помнила их рассказы, как это страшно.
– Ты какой-то не такой все последние дни, – сказала вдруг Раиса Максимовна, – изменился... даже говорить стал как-то иначе.
– А какой?
– Не знаю... ты суровее стал. Даже глядишь иначе.
– Много думаю, Рая. А думы они только морщин добавляют, – усмехнулся Михаил Сергеевич.
– О чем?
– О себе. О нас. О стране вообще. Помнишь, Хрущев сказал, что к восьмидесятому году мы построим коммунизм? Ведь я тогда поверил. А ты?
Раиса Максимовна повела плечом
– Наверное, тоже. – Неуверенно сказала она. – Я не помню, если честно. Давно это было. Мы же тогда были так молоды, так наивны. Помнишь, Ирка совсем ещё малышка?
– А сейчас? Сейчас кто-то верит? – Горбачёв повернулся к заиндевевшему окну.
Раиса пожала плечами и чуть скептически опустила уголки губ.
– Что с нами случилось, Рая? Почему мы больше ни во что не верим?
Раиса Максимовна тронула мужа за рукав, поворачивая к себе.
– Я верю.
– Ты – хорошо. А другие? Посмотри, хоть кто-то вспоминает что такое - быть коммунистом? Во что превратилась партия? Комсомол?
Раиса Максимовна смотрела на мужа, явно не понимая. Этот внезапный спич никак не согласовывался с уже привычным цинизмом, который помогал легко примирить лозунги и «подарки», которые Миша легко принимал в бытность главой Ставрополья.
– Помнишь, Андропов сказал: «Мы не знаем общества, в котором живем». Боюсь, никто не понимает, насколько он прав. Я смотрю на себя и, ты знаешь, не уверен, что у нас социалистическое общество.
– Рая, нужно изучать общество. Я не верю тем докладам, которые идут наверх, в Политбюро. Не верю докладам КГБ и МВД. Я уже никому не верю.
– Миша, но что я... – попыталась увильнуть он такого странного поворота Раиса.
– Рая, ты же социолог. Настоящий. Я помню твою кандидатскую. Серьёзный труд. Может быть, стоит сделать институт...
– Когда это было. С тех пор столько воды утекло, что страшно подумать. – Попыталась она опять сменить опасную тему.
– У тебя же остались связи с однокурсниками. Пусть не ты возглавишь. Твой однокурсник, которому мы «Волгу» пробиваем... твой Левадов, плевать, что еврей. Он же социологией занимается?
– Юра. Юра Левада. Да. Он занимается как раз прикладной социологией.
- Отлично. Свяжись с ним. С машиной будешь помогать, и заодно поговори о встрече со мной. Надеюсь, что не откажет, – криво усмехнулся Горбачёв.
– Постараюсь, если он в Москве.
– Только никто ничего знать не должен, поняла?
– Поняла, но... что он сможет для тебя сделать?
– Хочу предложить создать что-то типа... наблюдения за общественным мнением при Политбюро. Как метеоцентр для прогноза погоды, так служба общественного мнения, должна давать прогнозы о настроениях в обществе. Будут опрашивать людей, проводить исследования, как они относятся к тем или иным нововведениям...
– А разве КГБ не дает вам материалы?
– Дает, но не те. И не вовремя. Нам нужно принимать решения и получать результаты социологии по ним за несколько дней.
– Миша, это невозможно! – глаза Раисы Максимовны округлились от удивления.
– Почему. Если подумать, все возможно. Если заниматься этим регулярно. Что я тебе рассказываю, ты же у нас социолог. Я знаю, есть специальные методики...
– Во Франции... – усмехнулась Раиса. – Может быть. Или в Америке.
– Значит надо в Америку съездить. – Сказал Михаил Сергеевич, как отрезал. – Вот пошлём этого Леваду. И еще. Помнишь, учился в вашей группе грузин один, кажется, Мерабом звали?
– Конечно. Мераб Мамардашвили. Умный был мальчик. Нинка, жена его, недавно в Москву к маме приезжала, мы с ней поболтали немного, общагу повспоминали.
– Он сейчас кто? Кандидат? Доктор?
– Доктор, кажется, но его куда-то не в ту степь понесло. Его из «Вопросов философии» за не ту философию попросили. Он сейчас в Тбилиси в Университете лекции по Прусту читает.
– Мне бы и с ним повидаться...
– Но он же занимается историей, психологией и философией. Совершенно не прикладными вещами. Это помимо того, что он в Тбилиси, а ты в Москве.
– Тбилиси не на Луне, а поговорить есть о чем, – сказал Горбачёв. – Я думаю, члену Политбюро не откажут в командировке научного сотрудника. Так что его согласия можно и не спрашивать. Его просто в командировку отправят, а мы тут просто... за чаем посидим. Вспомним старые времена.
– Можно ещё Жору Щедровицкого, тоже очень был талантливый... – Раиса вздохнула. – Красавчик. Девки за ним табунами бегали.
***
Два человека стояли у стекла в кабинете здания на Старой площади и смотрели на зимнюю Москву. Один из них еще при делах, другой уже нет, персональный пенсионер союзного значения. Оба в прошлом не раз конфликтовали, но теперь конфликты забыты перед лицом опасности, объединяющей их.
– Кучер[1] всё, да? – спросил Георгий Цуканов, бывший личный помощник Брежнева и один из лидеров Днепропетровских.
– Да, не жилец, – ответил академик Косолапов, редактор журнала "Коммунист" и один из теневых идеологов режима. – Я у него в больнице был. Храбрится старик изо всех сил, но по всему видно, что не выйдет уже...
Цуканов ткнул кулаком в стекло, оно глухо задребезжало. Даже здесь всё болталось на честном слове. Ему захотелось выматериться, но он сдержался.
– Как упустили, а? – процедил он сквозь зубы.
Косолапов с сарказмом усмехнулся, похлопав Цуканова по плечу.
– Как упустили, как упустили. Так и упустили... Решать надо. А всё тянули, ждали чего-то. Дождались, меть его.
– У них кто, как ты думаешь?
– И гадать не надо, – Горбач, – Косолапов зло выругался. – Сука! Он еще ведь щенок. Лиха не видевший. Пороху не нюхавший.
– Щенок не щенок. Не нюхавший, да... У нас и такого нет.
– Как нет? А Щербицкий? Гришин? Романов, в конце концов...
– Щербицкий не пройдёт, у него сын наркоман. Гришин стар... давай, не будем обманывать себя, а? Никто больше не проголосует за генсека на год-два, всем хоронить надоело. Романов... Вот это был бы очень хороший вариант.
– Значит надо его и тащить!
– Мы не успеем выдвинуть Романова. Просто не успеем. И никто не выберет человека не из Москвы, это надо понимать. Фамилия у него не подходящая к тому же. Анекдоты обеспечены сразу после назначения.
– Глупости ты говоришь! Горбач в Москве без году неделя!
– И, тем не менее, он уже несколько лет здесь. Пообтёрся. Проживет как минимум лет десять, а скорее всего и больше, – Цуканов посмотрел на коллегу со значением. – На твоем месте Ричард Иваныч, я бы думал, что с него попросить.
Расстроенный Косолапов сел на один из гостевых стульев, начал мерно стукать кулаком по столу. На лице его написано отчаяние
– Надо. Надо. Что тут просить? Просящий сразу становится обязанным. Надо сделать так, чтобы он просил.
– Надо. Вот и сделай. Только знаешь, что?
– И что же?
– У нас нет выбора. Мы успокоились, расслабились и прохлопали.
Коллеги минуту помолчали. Мысли путались, а плодотворная идея так и не приходила в их головы.
– Горбач чужой, я это кожей чувствую. Для него ленинизм просто слова. – Вдруг заявил Косолапов.
Цуканов зло посмотрел на академика.
– А для нас дела что ли? – бросил он с усмешкой. – Ты сейчас не на трибуне, можешь говорить как нормальный человек.
Косолапов изумленно уставился на собеседника.
– Ты чего, Георгий?
– Чего-чего! Того! Надо хоть иногда в народ то выходить. Смотреть, слушать. Что сейчас творится. Все хапают, спекулируют, тащат, веры нет никакой. На партсобраниях спят. Громыхают словами – а веры, веры настоящей – нет.
Цуканов зло смотрел на Москву за стеклом.
– Знаешь, я все больше уверяюсь в том, что Андропов был прав, мы не знаем ни народ, ни страну, ни общество. Может, мы заблудились. А может...
– Что – может? – Косолапов вдруг напрягся, почувствовав за недоговорённостью что-то страшное.
– Может, мы должны потерять то, что имеем, чтобы понять правильную цену. Что имеем, не храним, потерявши плачем.
– Ты что говоришь то!?
– Говорю, как есть. Андропов, чтоб его, был человеком умным, как не крути. При нём готовились самые разные варианты обновления партии...
Цуканов осекся.
– Теперь это все в наших руках...
– Горбач придёт, он тебе покажет, что в чьих руках!
– Надо Романова тянуть, во что бы то ни стало!
– Встретимся с Тихоновым, Гришиным, Чебриковым постараемся быть убедительными. Это же настоящие мастодонты, зубры партии. Я уверен, что они поддержат Романова.
– На Чебрикова я бы не рассчитывал, он что-то слишком часто последний месяц с Горбачём общается. Либо решил переметнуться, либо просто чует что-то.
***
– Говорит Лондон. В эфире русская служба Би-Би-Си, – приятный женский голос едва пробивался через скрип глушилок. – В Лондоне 21 час в Москве – полно-ш-ш-ш-ш-тр-р-р. – Помехи перекрыли «вражескую станцию». Купленный ещё в Ставрополе ВЭФ-202 позволял при должном навыке слушать некоторые западные станции.
Михаил Сергеевич попробовал чуть-чуть повернуть ручку. Сначала влево. Звук резко усилился, резанув по ушам. Рука дёрнулась вправо, перелетела через нужную волну. Пришлось лёгкими движениями по долям миллиметра искать правильное положение.
– ... толий Гольдберг расскажет о текущих событиях в передаче «Глядя из Лондона». – Звук вдруг стал чётким, почти как на стационарной радиоточке. – Сева Новгородцев с программой «Поп-музыка из Лондона», порадует вас сразу после новостного блока, а сейчас вашему вниманию представляем «Глядя из Лондона».
В целом ничего особенного Горбачёв в сегодня не услышал. Лишь в конце его внимание привлёк материал подаваемый, как курьёз.
– ... Григорий Романов, глава Ленинградского обкома, известный тем, что в 1974 году провёл свадьбу дочери в Таврическом дворце и перебил музейную посуду из Эрмитажа, собирается бороться за кресло Генерального секретаря ЦК КПСС. Юмор в том, что до революции семнадцатого года во главе России стояла династия Романовых. История повторяется?
«А вот это уже интересно, – в голове у Горбачёва сразу заработала нужная извилина. – За это можно зацепиться и прокатить товарища Романова». Он выключил приёмник и замер над чистым листом.
Егора Лигачёва он посчитал сразу «своим». Всё-таки благодаря ему, тот из Сибири перебрался в Москву. Поддержит в любом случае.
Следующим на листе появилась фамилия Громыко. У самого влиятельного члена ПБ рыльце в пушку, сам взяток не берёт, зато своей благоверной резвиться не мешает. Сейчас это Горбачёву только на руку. Громыку припугнуть, и он проголосует как надо.
За Громыко Михаилу Сергеевичу вспомнился Чебриков. По совместной работе с Андроповым они были хоть и не друзьями, но думали в одну сторону.
Эдик Шеварднадзе – свой человек. Давний знакомый. Грузия и Ставрополье рядом. По-соседски друг к друг в гости ездили. Самого его в генсеки не выберут, это исключено, А иметь своего человека на высшем посту выгодно. Поддержит.
Гейдар. Ставленник Андропова. Вроде бы свой. Но с этими восточными надо всё время быть начеку. Тот же Алиев, – коммунист, чекист, а в разговоре нет-нет да проскользнёт что-то такое не наше, не советское. Мусульманин, хоть и тщательно скрывает, но в разговоре нет-нет да и проскочит... Не понятно, может и поддержит, а может быть и нет. Если пообещать что-то? Что?
Его Михаил Сергеевич вписал в третий столбик.
«Тихонов. Живое ископаемое, последние годы живёт. Вот кого на незаслуженный отдых. Этот точно против. Во второй столбик его пишем. Его поддержат Воротников, Щербицкий, Гришин, Романов... Эти трое тоже кандидаты на высший пост. Значит они и друг другу конкуренты. Это хорошо. Кунаев тоже будет против. Не простит поддержки проекта выделения нефтяных областей. Будет Романова поддерживать. Вот тут-то Би-Би-Си мне на руку сыграло, – мысль аппаратчика привычно фильтровала фамилии».
Интересный расклад получается: пять «против» и пять «за». Горбачёв посмотрел на получившуюся таблицу, перенёс Алиева в противники и, решив, что утро вечера мудренее, отправился в спальню.
***
После предновогодней энерго-стимуляции у Черненко наступил тяжёлый откат. Отсутствие лёгких сказывалось, прилив энергии не помогал получать необходимое количество кислорода, а изношенный организм медленно умирал в палате ЦКБ. Тлетворное действие оказывали и препараты, которыми его кормил Щасов.
Константин Устинович, вождь страны с арсеналом чудовищной силы, не может жить без баллона с кислородом рядом. Он лежал на кровати и мучительно думает о будущем. Он понимает не только то, что он умирает. Но и то, что сменить его некому.
Он понимает, что всё. По глазам врачей понимает. Не выберется он отсюда. Единственное, что он еще может, это назначить преемника.
Преемник. Вопрос вопросов. Назначить то и некого.
К нему зашел прикрепленный. В медицинском халате, но с выправкой строевого офицера.
– Константин Устинович, к вам Громыко.
Черненко показал глазами, – зови.
Громыко сейчас «на хозяйстве» за старшего... Возраст все же много значит. Он был последним из поколения сталинских наркомов, мистер нет, лицо советской дипломатии на протяжении не одного десятилетия. И тоже – с виду бодрый старик, а как на деле... После того, как скоропостижно скончался ни на что никогда не жаловавшийся Устинов, Черненко боялся даже загадывать.
– Костя, я слышал, ты на поправку... – начал Громыко.
Черненко ладонью показал – сядь поближе...
– Андрей... – он экономил слова и дыхание. – Не... доживу...
– Да ты чего, Костя. Чего ты сдаешься-то. Ты, давай, соберись, надо бороться, знаешь какие времена сейчас сложные? Молодые не сдюжат. На нас только и надежда.
– Андрей...
Громыко замолчал, чуть склонившись к больному.
– После меня... должен быть... Горбачев. Понял?
– Да ты чего... Костя, ты чего говоришь то.
– Слушай меня. Страну... угробим... нельзя так... Горбачев. – Он говорил, медленно отдыхая после каждого слова. – Горбачев!
Силы оставили Черненко, говорить он больше не мог, но пребывал в сознании и требовательно смотрел на Громыко.
***
На обратном пути, мчась по обледенелой трассе, Андрей Андреевич Громыко напряженно думал.
Он знал, что Черненко тяжело болен, и рассчитывал воспользоваться этим.
Горбачев...
Громыко считал, что главный претендент после Кучера – он сам. Но понимал, что другие так не считают, поэтому шансов у него немного. За ним ни поддержки силовиков, ни региональных кланов. Он никогда и в стране то толком не работал - все по заграницам. Его не выберут.
Но почему Горбачев? Почему Черненко настаивает на этом выскочке из Ставрополя? Просто хочется покоя – без похорон, без постоянных перетрясок? Как при Брежневе. Занял пост – и все спят спокойно. Спи спокойно, дорогой товарищ... – невесело усмехнулся про себя Андрей Андреевич.
С другой стороны...
Он по службе хорошо знал, что происходит на Западе, как там ведется политика. И его не покидала мысль, что выборы первого лица на всенародных выборах - это не плохо. Даже можно сказать – хорошо. С одной стороны народ спускает пар недовольства. За кого проголосовали – тот и рулит. С другой стороны - в регулярных встрясках система закаляется, смена первого лица не становится чрезвычайным событием как у нас.
И что делать? С этим его поручением?
Как-то доработав день, Громыко поехал домой. Посоветоваться. Жена давно стала настоящим министром СССР, Пусть теневым, но именно главой важнейшего ведомства.
Лидия Дмитриевна Громыко занималась расстановкой кадров в МИДе в соответствие с величиной подношения. В коридорах шептались, что за назначение на должность первого зама полномочного посла в США Лидия Дмитриевна взяла брошь с бриллиантами. Когда она приезжала в Нью-Йорк, то ходила по магазинам и скупала меха и драгоценности на большие суммы. А уж про хамство этой бабы ходили легенды.
За окном машины мелькали знакомые улицы... проулки... рогатые троллейбусы, осторожно пробирающиеся во тьме...
Андрей Андреевич подумал некстати – просрали державу... «Ты и просрал, – сказал он сам себе. – А всё бабы, поистине бесово семя».
Дома прислуга подала ужин, но аппетита не было. Громыко тоскливо поковырял в тарелке, показал жене – пойдем, на лоджию выйдем...
Лидия Дмитриевна появилась в собольей шубе... и Громыко, глядя на ее заплывшее лицо, внезапно почувствовал тоску и глухое раздражение... вырядилась... на балкон и то шубу нацепила... какая же дура! Это из-за неё всё!
– Я сегодня в больнице был.
На лице Лидии Дмитриевны отразился живейший интерес
– Костя... плох совсем. С меня взял слово, что я проголосую... за Горбачева.
Лидия Дмитриевна моментально взбеленилась
– Что? Этот сопляк!? Да кто он такой!
– Рот свой закрой! – почти крикнул Громыко.
Пораженная грубостью мужа, Лидия Дмитриевна замолчала.
– Просто так я не выполнить приказ генерального секретаря не могу.
– Да он из ума выж...
– Помолчи, сказал! – уже в полный голос рявкнул Громыко. – Кто знает, может, он не одного меня обработал. За Горбачевым все андроповские. Они нас в момент сожрут и не подавятся!
– Андрей, но как так. Он молодой, ему не чину.
– Не по возрасту, значит, ему наставник нужен.
Лидия Дмитриевна навострила уши.
– Кроме Горбачева других кандидатур, по сути, и нет. Потому надо договариваться - кто первый, тот и в дамки. Пойду и переговорю с Михаилом, торговаться буду. Завтра.
– Может тебе тогда пост Председателя Совмина просить?
– Сам так думаю, но надо хорошо подготовиться, наверняка, этот проныра уже кого-то в это кресло присмотрел.
***
Министерство иностранных дел расположено на Смоленской площади, в одной из знаменитых сталинских высоток. У крыльца стоял министерский ЗИЛ. Когда машина Горбачёва затормозила рядом, навстречу секретарю ЦК спустился лично глава ведомства. На лице играл странный румянец, как будто министр успел хлопнуть водки.
– Михаил Сергеевич!
– Андрей Андреевич...
– А мы тут выехать решили... на природу, можно сказать. Составите компанию?
– Со всем нашим, это... удовольствием.
Прошли МКАД. За МКАДом просто зеленая трава, лески, лужайки. ЗИЛы остановились около старинного особняка, крашенного бледно-желтым, с белыми колоннами. Первым вышел Громыко, жестом гостеприимного хозяина показал - прошу!
– Сейчас что-нибудь перекусить организуют. Повар здесь хорош... – он вдруг оборвал себя на полуслове, спросил: – О чём задумался, Михал Сергеич?
Тот демонстративно обвел глазами комнату, и Громыко моментально понял, кивнул.
– Потом погуляем. Воздухом подышим. В Москве дышать нечем...
После того, как подкрепились, пошли на улицу, протоптанной тропинкой – в ельничек. Ранний январский вечер уже скрадывал синими тенями белые сугробы. Темнело...
– Красиво, да? – спросил Громыко
– Да, нет ничего лучше русской природы, – поддакнул Горбачёв, – у нас не так. Степь да степь кругом, только недавно начали насаждения делать...
Громыко остановился.
– Миша, – сказал он, - я сейчас говорю с тобой как старший товарищ... по партии, по Политбюро. Время пришло, дальше откладывать вопрос нельзя. Следующим Генеральным должен стать ты.
Горбачёв не ожидал такого поворота. Он думал, что ему придётся как-то давить на старого политического мамонта, а тут вон как повернулось...
– Это не мое мнение. Это мнение Константина Устиновича.
– Вот как?
– Да. У него. Тебе бы тоже надо навестить старика.
– Как он?
– Плохо, Миша. Очень плохо. Перед Новым годом вроде бы стало получше... Он же даже говорил, что на работу поедет, но сейчас уже еле дышит.
– А врачи что?
– А что врачи... Правду они, как всегда, не говорят. Клистирные трубки. Про Леонида Ильича не сказали. Не сказали ничего о Юрии Владимировиче. Он ведь инвалидом, оказывается, был... По почкам, уже много лет.
– Что-то с этим тоже надо делать. Мы с товарищами получается, всё время жизнью рискуем с такими коновалами. – Рубанул Горбачёв. – Как минимум Щасова надо менять.
– Это всё, Миша, дело будущего... – не поддержал его Громыко. – Всё куда серьёзнее. Обстановка и в стране, и в мире нездоровая. Про экономику ты и сам лучше меня знаешь. Уже не выполнили две пятилетки, подогнали цифры. Третью тоже, наверное, не выполним. В Европе – ракеты. В Афганистане все плохо. В Польше... В таких условиях, генеральный секретарь нужен не просто работоспособный – двужильный нужен. Я не справлюсь, здоровья и сил не хватит.
Горбачёв лихорадочно размышлял. Он знал по себе, что просто так такие предложения не делаются, и где-то здесь «собака порылась».
– В одиночку мне не справиться. – Выдал он, оттягивая время.
– Не в одиночку, Миша, мы поможем.
– Андрей Андреевич, в одиночку я партию и государство не потяну. Ни сил не хватит, и ответственность сумасшедшая. Партию... допустим, я возьму, а государство... давайте, возьмёте вы, хотя бы временно. Почувствуете, что не справляетесь, поставим вопрос.
Громыко выждал приличествующую паузу, кивнул. – Хорошо, Михал Сергеич. Если ты так настаиваешь...
– Кого на ваше место?
– Я подберу.
– Если у нас такие сложные отношения с США, может... Анатолия Федоровича?
Громыко не ждал этого предложения. Оно стало для него неожиданностью. К тому же нарушало принятый порядок «наследования».
Несколько секунд он молчал, а потом, словно махнул рукой.
– Добрынина? Ну... может и так, он посольскую должность перерос давно, но что мои замы скажут... –
Но тут же Громыко дезавуировал себя.
– Впрочем, пусть говорят, что хотят.
Они постояли ещё, словно высматривая что-то в тени ельника.
Горбачёв решил, что успех надо закрепить.
– Андрей Андреевич, мне кажется, что мы делим шкуру не убитого медведя. В Политбюро есть такие товарищи как Романов, Гришин, Тихонов... Они мою кандидатуру точно не поддержат.
– Кунаев тоже против, – кивнул Громыко. – Но ты Миша, не забывай, на твоей стороне, вернее на нашей, рекомендация Черненко, а для большинства товарищей это очень важно. Я думаю, мы с этим справимся.
***
В конце февраля Черненко попросил Вадима Печенёва организовать для него встречу с Горбачёвым. По принятым правилам Печенёв не мог обойти КГБ, поэтому Чебриков присутствовал в обязательном порядке. Сам же Михаил Сергеевич решил, что будет хорошо, если его сопроводит Егор Лигачёв.
Несколько дней назад прошли выборы в Верховный Совет РСФСР. Черненко к этому времени почувствовал себя лучше и даже попросил Гришина организовать ему персональный избирательный участок, что тот и проделал в соседней палате. Палата оборудована таким образом, что понять, где она находится невозможно.
Константин Устинович в тот день превозмог опять нахлынувшую слабость, сам оделся и сумел с помощью врача дойти до избирательной урны, чтобы под телекамерой опустить бюллетень. Тут же ему вручили депутатское удостоверение. Потом ему, как главе КПСС надо было прочитать речь. На это его в тот день уже не хватило. Он кое-как одолел первый абзац, потом руки у него задрожали, листы с подготовленным текстом полетели на пол, а сам Генеральный секретарь начал падать. Его подхватил, стоящий рядом с ним Щасов и почти волоком увлёк в его палату.
После этого силы окончательно покинули умирающего генсека.
Встречу с молодым секретарём ЦК Черненко назначил на 28 февраля. Ночью накануне потеплело. Серая хмарь опустилась на Подмосковье, под ногами – грязная снежно-ледяная каша. Выпавший снег тут же таял. Чуть не плюсовая температура превратила сугробы вдоль дорог в просевшие чёрные торосы.
У крыльца лечебного корпуса прибрано, ноздреватый снег искрился в свете яркого фонаря. В дубленке, наброшенной на плечи, прибывших встречал Щасов.
– Состояние Константина Устиновича стабильно тяжёлое, – доложил он гостям сразу после дежурного обмена приветствиями. – Но он в сознании. Ждёт.
Генеральный, которому уже трудно не только говорить, но и вдыхать кислород, сидел в кровати, привалившись спиной к поднятой большой подушке.
– Константин Устинович, мы работаем над тезисами Пленума по научно-техническому прогрессу... – начал торопливо Горбачёв.
Черненко поморщился недовольно, потом останавливающим жестом остановил словесный поток гостя.
– Подожди, Михаил, не до того сейчас, – он втянул с неприятным шумом очередную порцию кислорода. – Я скажу, и прошу тебя сделать...
– Я, лёжа тут, много думал, – сипло начал Черненко. – Виктор ты же помнишь ту странную ночь перед Новым годом?
– Конечно, – сказал Чебриков и шагнул вперёд. – Такое забыть не возможно. Слава богу, никто кроме нас этих пришельцев не видел. Я уже начал думать, не сон ли это был.
– Нет, не сон, я же почти месяц после них чувствовал себя относительно хорошо. Думал даже, что на поправку дело пошло... Вон даже в выборах поучаствовал... – серые губы Черненко чуть дрогнули, но улыбаться он тоже уже не мог.
Генеральный секретарь закрыл глаза. Всем показалось, что он уснул, но это просто пауза. Веки его поднялись, и он продолжил.
– Михаил, тебе предстоит сделать очень важное... дело. Мы здесь... на Земле действительно заигрались. Только игрушки... К нам даже гости из космоса прилетели, чтобы эти опасные вещи отобрать. Виктор Михалыч сви... – он сделал короткий глоток кислорода. – Свидетель. Были тут у меня... Уговаривали отказаться от нашего ядерного щита. Пугали страшными последствиями.
– Так и было, – вставил слово Чебриков, когда Константин Устинович сделал очередную паузу. – Баба была красная, как варёный рак. А мужик вроде обычный смуглый, как какой-нибудь кавказец.
– Товарищи, вы что шутки шутите? – оторопел Горбачёв. И тут он вспомнил декабрьский визит в Лондон и странную команду из Москвы. – Константин Устинович, это по вашему указанию я тогда передал Тэтчер запрос на переговоры о разоружении?
– Нет, по их.
У Горбачёва отпала челюсть от такого признания. Он стоял, не зная, что сказать.
– 29 декабря они нам наглядно продемонстрировали их силу, – сказал Чебриков. – Тогда проходили плановые испытания наших крылатых ракет. Так эти наглецы взяли и одну нашу ракету отправили в Финляндию.
– А почему финны молчали? – удивился ещё больше Горбачёв. – Если по ним прилетало нашей ракетой они всегда ноту...
– Так ракета упала где-то в Лапландии, в какое-то из их озёр, ничего не разрушила, не повредила. Наверное, поэтому не стали ничего требовать. Но само падение зафиксировали. Отклонение от цели более 300 километров! При этом наши локаторы никаких посторонних объектов в окрестностях квадрата пуска не зафиксировали.
– Знаете! Это уже ни в какие ворота! – возмутился Горбачёв. – Может быть, это и браться по разуму, но так нагло шантажировать СССР! Я понимаю, что мы от них отстали в технологиях, но это не даёт им права вмешиваться...
– Остановись, Миша! – в голосе Черненко вдруг откуда-то проявилась твёрдость. – Кроме того, что они показали силу, они вполне справедливо указали, что при том количестве ядерного оружия, что произведено нами и американцами, шанс случайного начала ядерной войны увеличивается.
– В своё время покойный Леонид Ильич сам подошёл к этой мысли, – присоединился Чебриков. – Мы же политику разрядки не просто так начали. Но эта сволочь голливудская всё нам испортила. И после его выпадов гонка пошла ещё быстрее.
– Миша, пообещай... дай слово коммуниста, что ты сделаешь всё, для того чтобы уменьшить ядерное противос... – силы окончательно оставили Черненко.
– Врача! – закричал Лигачёв, до этого молча стоявший у двери в палату. – Константин Устинович без сознания.
По коридору с поста уже бежала дежурная сестра, в конце коридора хлопнула дверь ординаторской, выпуская бригаду реаниматологов.
– Товарищи, покиньте, пожалуйста, помещение, – Шушалин строго посмотрел на слегка растерявшихся представителей власти. – Сейчас лечащая бригада будет проводить комплекс реанимационных мероприятий. Вы будете нам мешать.
Внезапно глаза Черненко открылись, рука, дрожа, поднялась в направлении Горбачёва, а изо рта раздался сипящий сдавленный шёпот:
– Миша! Ты должен! Ты должен возглавить партию... Ты... – он хотел сказать ещё что-то, но силы окончательно покинули его и Константин Устинович провалился в обморочный мрак.
10 марта Михаил Сергеевич вернулся домой немного позже обычного. Он предвкушал чашечку крепкого чая, как вдруг звонок телефона вернул его к печальной действительности. Звонил Щасова с известием о смерти Черненко. Горбачёв сразу связался с Громыко, Тихоновым, Боголюбовым и назначил заседание Политбюро на 11 часов вечера.
– Черненко всё? – спросила Раиса Максимовна.
– Щасов позвонил, сказал, что «в 19.15 в связи с лёгочной недостаточностью...».
– Поезжай пораньше, сразу будешь в роли хозяина.
– Да, Рая, я так и сделаю. Только я бы поел, голоден как волк...
По предварительной договоренности с Громыко, они встретились минут на двадцать раньше назначенного времени.
– Андрей Андреевич, надо объединять усилия: момент очень ответственный.
– Да, Михаил, договорённости в силе.
– Я исхожу из того, что мы с вами сейчас должны взаимодействовать.[2]
– Щербицкий сейчас в Канаде, Романов в Паланге, мы в большинстве.
– Вот и не будем товарищей беспокоить, сообщим по факту. – Усмехнулся Горбачёв, так удачно для него складывающимся обстоятельствам.
К одиннадцати начали подъезжать другие члены Политбюро и Секретариата ЦК.
Пользуясь прямым указанием Черненко, Горбачёв взял на себя роль председателя и сообщил о случившемся. Встали, помолчали. Заслушали, приглашенного на заседание, Щасова. Он кратко доложил историю болезни и обстоятельства смерти.
– Товарищи, нам надо готовить документы, собирать Пленум ЦК КПСС. – сказал Горбачёв.
Никто не возражал. Лигачеву, Боголюбову, Соколову дали поручение обеспечить своевременное прибытие членов ЦК в Москву, с привлечением МПС и воздушного флота.
Создали похоронную комиссию, включив в нее всех членов Политбюро. Когда встал вопрос о председателе комиссии, вышла небольшая заминка. Председателем комиссии по организации похорон умершего генсека, как правило, назначался будущий генсек.
– А почему медлим с председателем? – вдруг говорит Гришин.
– Виктор Васильевич, давайте не будет торопиться, – ответил Горбачёв. – Дело серьёзное. Всем надо будет всё хорошо обдумать. Взвесить. Я предлагаю назначить Пленум ЦК на 17 часов завтрашнего дня, а Политбюро — на 14. Будет время – ночь и полдня. Определимся на Политбюро и пойдем с этим на Пленум.
С Медведевым, Яковлевым и Болдиным Горбачёв договорился о концепции его выступления на Пленуме. Решили, что лучше сразу заявить обществу и всему миру свою позицию.
Чебриков настоял, чтобы идея замораживания ядерных вооружений прозвучала громко и однозначно. «Ребята из космоса, наверняка, нас будут слушать, – сказал он. – Пусть успокоятся. Пусть считают, что всё у нас идёт как они хотят».
***
«...11 марта 1985 года состоялся внеочередной Пленум Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза.
По поручению Политбюро ЦК КПСС пленум открыл член Политбюро, секретарь ЦК КПСС тов. Горбачёв М.С.
В связи с кончиной Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР Черненко участники Пленума почтили память Константина Устиновича минутой скорбного молчания.
...Пленум ЦК КПСС рассмотрел вопрос об избрании Генерального секретаря ЦК КПСС. По поручению Политбюро с речью по этому вопросу выступил член Политбюро тов. Громыко А.А. Он внёс предложение избрать Генеральным секретарём ЦК КПСС тов. Горбачёва М.С.
Пленум единодушно избрал тов. Горбачёва М.С. Генеральным секретарём ЦК КПСС.
(из информационного сообщения о Пленуме ЦК КПСС, опубликованном в «Правде» от 12 марта 1985 г.).
***
За те несколько месяцев, что минойцы провели на орбите Земли, они собрали много материала и по геологии, и по геохимии, биологии, метеорологии, экологии планеты. С миром природы всё более или менее ясно. Планета – прекрасна! За двести лет развития машинной цивилизации земляне не успели нанести планете значительного вреда.
Зато чем больше минойцы углублялись в тонкости политической и экономической жизни Земной цивилизации, тем больше запутывались. Чем ближе подступала дата открытия точки перехода, тем сильнее беспокоилась Тайнесса Родамантис. Ей казалось, что она что-то упускает, причём что-то очень важное, без чего их последующим миссиям может столкнуться с непредвиденными сложностями. Вся история человечества пропитана кровью. Люди воевали друг с другом на протяжении веков. Многие готовы умереть, защищая свою страну и свой народ. Такая самоотверженность делала планету совсем не простым объектом экспансии, но простых способов договориться о сотрудничестве, пока тоже придумать не получалось.
18. ВО ИМЯ АЛЛАХА ВСЕМИЛОСТИВОГО И ВСЕМОГУЩЕГО!
Древний некрополь Эль-Карафа в центре огромного города под названием Аль-Кахира, или Каир минойцы решили осмотреть, чтобы понять ещё одну крупную этно-религиозную общность. Тайнессе показалось, что в самом густонаселённом городе исламского мира сделать это будет проще и быстрее всего. Кроме того, казалось, что на кладбище легче появиться, не привлекая внимание. После анализа земных телепрограмм у стратегессы экспедиции сложилось впечатление, что в силу солидаристских черт учения под названием «ислам» минойцы смогут опереться на представителей этой в чём-то рациональной конфессии. Для изучения ситуации на месте Даната Сойфер и Давд Зибулон вызвались за неделю собрать необходимую информацию.
Туманным апрельским утром, когда со стороны Нила мегаполис заволакивала шапка испарений, мерцающее зеленоватое облако опустилось рядом с мавзолеем имама Аш-Шафи, что на окраине гигантского города мёртвых – древнего кладбища столицы Египта. Высадка с планетолёта прошла успешно. Дана даже сменила любимый изумрудный цвет кожи на красновато-кирпиный, встречающийся у местных жителей, приезжающих в город с верховьев Нила. Волосы ей пришлось спрятать под полосу белой ткани, приняв во внимание трепетное отношение арабов к тщательности покрытия тела и головы женщин.
Давд обнаружил, что его любимый оттенок золотисто-бронзовый, почти полностью совпадает с самым распространённым цветом местных жителей. Цвет волос у него тоже совпадал, хотя и были они у него в отличие от местных длинными и волнистыми.
В белых балахонах минойцы с трудом лавировали в развалинах строений заполнивших огромное пространство Эль-Карафа. К их огромному удивлению здесь везде текла жизнь. Среди обломков древних саркофагов, на надгробьях, в склепах и мавзолеях спали, готовили нехитрый завтрак, стирали, сортировали мусор тысячи людей. Дышать мешало зловонье, исходящее от гор гниющего мусора, отходов человеческой жизнедеятельности, овечьего и куриного навоза.
Бури и землетрясения за многие века, разрушили даже прочные, добротно выстроенные усыпальницы, превратив многие из них в безобразные груды камней, плит и арочных сводов. Величественно выглядит древнее здание с изящным вытянутым куполом. По всем признакам оно очень древнее. Ворот на кладбище много. Тяжелые порталы с угловатыми крышами опираются на восьмигранные колонны высотой метров в пятнадцать. Минойцы прошли сквозь один из проходов, как бы вступив в другой мир. Здесь чувствовалась та же недобрая монументальность, но постройки были ещё более древние. Каждое из огромных зданий предназначалось для умаления человека, дабы он ощущал себя ничтожной дешевой деталью общественного механизма, в котором он выполнял работу, не рассуждая и не требуя понимания.
Печать смертного запустения в этой части чувствовалась острее, чем на действующем кладбище. При взгляде на высохшие пруды, каналы, зубчатые стены гробниц, крутые, смелые арки контрфорсов, бесполезно горбящиеся над безводными руслами проходов.
Внезапно из-за серо-жёлтых строений до них донеслись непонятные звуки, им показалось, что это приглушенные расстоянием вопли людей.
Путешественники хотели узнать, что происходит в глубине кладбища, но им, ни на шаг не удалось продвинуться внутрь. Обрушенные внутренние перекрытия закрывали нижнюю часть здания, не оставляя ни лазейки. Ониприслушались. Вопли теперь слышались ясней, словно источник их приближался.
Наконец со стороны ворот, через которые они прошли, послышались отчетливые человеческие голоса. Данате показалось, что она различает отдельные слова.
– Жалко, что мы не осваивали арабский – вздохнула она с сожалением. – Думаю, что в этих трущобах на английском или русском никто не говорит.
Речь ее прервалась таким отчаянным воплем, что она содрогнулась от неожиданности. Крик слабел, пока не замер, заглушенный злобными мужскими голосами.
Даната беспомощно оглянулась. Ее познания в социологии низкоорганизованных обществ казались слишком ограниченными, чтобы предвидеть события и найти наилучшую линию поведения. Давд кинулся туда, откуда доносились крики, но, тут же вернулся. Он понял, что будет лучше всё-таки держаться вместе. По крайней мере до тех пор пока обстановка не прояснится.
Голоса между тем приближались сразус двух сторон – единственных выходов с площади перед мрачной усыпальницей. К её стене примыкала стена из серого камня с узким проходом. Давд Зибулон предложил уйти под стену гробницы, благо, дверь представляла из себя наспех скрученную металлическую решётку. Они легко сняли решётку с петель и проникли внутрь.
На площадку, где они всего минуту назад находились, ворвалась беснующаяся толпа. Подножие башни скрывало от минойцев большую её часть. Никто не заметил путешественников, и те могли рассмотреть местных жителей в их естественной среде обитания. В основном это были молодые люди, вероятно принадлежавшие к городским мусорщикам и землекопам, золотарям и водоносам. Оборванные и неряшливые, с тупыми лицами, как будто одурманенные наркотиком. Впереди дюжие молодцы волокли двух истерзанных людей,женщину и мужчину. В разорванных одеждах, в грязи и крови. Распустившиеся длинные волосы женщины скрывали опущенное на грудь лицо.
Даната взглянула на старого приятеля с немым вопросом. Тот приложил пальцы к губам и пожал плечами.
Из второй толпы выступил человек в черном балахоне до пят, его голова была обмотана такой же чёрной тканью. Он поднял правую руку и что-то крикнул. В ответ раздался смех. Перебивая друг друга, завопила собравшаяся толпа. Страшный смысл воплей не сразу дошел до минойцев.
– Мы поймали нечестивых! Жена почтенного Умара Абд-Нагиба спуталась с каким-то кафиром. Теперь эта зания[3] получит по заслугам!
– Да мы гнались за ними от самого Эль-Маадаса, загнали как джайренов прямо на вас! – в голосе второго слышались нотки азарта.
Пленнице вывернули руки, и она изогнулась от боли. Тогда один из мужчин пинком сбил ее с ног, и женщина упала в пыль перед входом в гробницу. Мужчина-пленник рывком освободился из рук мучителей и кинулся к женщине, но был схвачен человеком в распахнутой куртке. Пленник в яростном безумии, дико визжа, вцепился в уши преследователя, и оба покатились по мостовой, поднимая клубы пыли.
Пленник ударил головой мучителя о ступени входа. Тот неожиданно замер и перестал подавать признаки жизни. С ревом толпа ринулась на победителя. Пленник всё же успел догнать того, что тащил женщину. Но тот оказался крепче. Не выпуская из левой руки волосы жертвы, он свалил мужчину искусным ударом правой. Тогда пленник впился зубами в щиколотку мучителя, опрокинув того на землю.
Подоспевшие на помощь мужчины оторвали пленника от упавшего и растянули ничком на плитах. Чёрный вскочил, ощерил редкие зубы и, отпихнув женщину в проём гробницы, выхватил кривой с двойным изгибом нож и вонзил в спину пленника.
Минойцы, осуждая себя за промедление, выбежали на площадь. Торжествующий рев вырвался из десятков глоток, но толпа разглядела необычный вид новых действующих лиц, притихла от неожиданности. Даната склонилась над скорчившимся пленником, осмотрела кинжал. Она мгновенно приняла решение, добив смертельно раненного, тем самым избавив его от лишних мучений.
Женщина, не в силах встать на ноги, умоляюще протягивая к ним руки. Чёрный прыгнул к ней, но вдруг завертелся и с глухим стуком ударился головой о плиты мостовой перед входом. Давд, который сбил его силовым полем, бросился к женщине, чтобы поднять ее. Откуда-то из толпы вылетел такой же тяжелый нож и вонзился между лопатками женщины, убив еенаповал. Второй нож отскочил от силового поля, защищавшего Давда, и отлетел в сторону, третий попал в щеку Данаты, но тоже не причинил никакого вреда.
Под рев толпы и звон отскакивающих и падающих на камни ножей, минойцы укрылись в гробнице. Не сразу, но нападавшие поняли, что имеют дело с невидимой, но непреодолимой силой. Они отступили, но уходить не собирались.
Давд подошел к подруге и приобнял за плечи.
– Дани, может применим наше ударное средство? – спросил он, нежно коснувшись губами уха. – Раздолбаем тут сейчас всё в прах, и вернёмся на корабль.
– Сейчас мы вернуться не сможем, – тряхнула головой Даната. – Планетолёт придёт сюда только ночью. А до ночи нам придётся ждать здесь. Давай, я попробую поговорить, может мы зря вмешались. Те двое убитых, возможно, чем-то сильно провинились...
Она поднялась с каменной скамьи и направилась к выходу.
Появление Данаты было встречено грубыми гортанными криками и красноречивыми жестами. Даната подняла руку, показав, что хочет говорить. С двух сторон подошли, очевидно, главари – в чёрных халатах и с чёрными повязками на головах.
– Кто вы? – спросила Даната на английском.
– А кто вы? – спросил в свою очередь татуированный, при этом он говорил, коверкая даже такую простую фразу.
– Мы ваши гости, пришельцы из космоса!
Главари разразились хохотом, за ними смех подхватила вся толпа.
– Почему вы смеетесь?
– Наши гости! – проорал чёрный. – Вы – дети шайтана. Вам нет места среди правоверных.
Аллах акбар! – внезапно завопил чёрный.
– Аллах акбар!!! – вторила ему толпа и сделала несколько шагов в направлении Данаты. – Смерть кяфирам!
Даната вглядывалась в лица приближавшихся к ней людей и ужаснулась: ни одной мысли нельзя было прочесть в этих лишённых смысла глазах. Дикая и темная, плоская, как блюдечко, душа недоразвитого ребенка смотрела на нее. И Даната отступила внутрь склепа. Отброшенные ударом силового поля Давда, преследователи покатились по камням площади.
Всю ночь продолжалось странное противостояние Каирской секции исламского джамаата, под предводительством шейха Аз-Зафарани и его нукера Салаха Хашема и пары пришельцев с Минойи.
Всю ночь перед древним мавзолеем раздавалось гортанное пение, ритмичные хлопки и мерный топот десятков пар ног. Это мужчины в грязно-серых одеяниях до пят, кружили, выпевая – ла иллаха ил алла... ла иллаха ил алла... ла иллаха ил алла...
Перед рассветом Давд и Даната получили сигнал и координаты места прибытия планетолёта. Место расположено в полутора стадиях от гробницы, где укрылись разведчики.
– Я попробую ещё раз уговорить их разойтись, – поднялась и направилась к дверям Даната. – Давай ты вдаришь вон по той стеночке. Мне кажется, что она не очень толстая и должна рассыпаться от мощности одного человека.
– Давай, Дани, – поддержал её Давд. – Только вместе пойдём. Чтобы эти мерзавцы видели, что стена рухнула от наших усилий, а не сама по себе.
Он на мгновение прикрыл глаза, словно что-то вычисляя в уме.
– Слушай, Дани, А если не получится?
– А если не получится, то им же хуже, – невесело усмехнулась Дани. – Придётся удвоить усилия. Сексуальная подкачка позволит создать такую мощность, что всех, кто тут пляшет, размажет по камням тонким слоем.
Звонкий голос странной распутной женщины, заставил мужчин, сосредоточенно выполняющих священный обряд, остановить зикр[4].
– Послушайте! – Крикнула Даната, стараясь перекричать мерный гул голосов. – Разойдитесь и дайте нам уйти! Иначе мы применим силу.
Сразу после её слов, мужчина, стоявший за её спиной, вытянул руку. И сразу грохот рассыпавшейся каменной стены перекрыл остальные звуки. Впрочем, ни на кого из сторонников шейха это не произвело никакого эффекта. Минуту постояв, они снова возложили руки друг другу на плечи и продолжили монотонное кружение.
– Видит Космос, мы этого не хотели... – проговорил Давд, скидывая балахон. – Снимай эти тряпки, они будут мешать.
Дани подпрыгнула, обхватывая ногами поясницу товарища. Давд соединил руки, позволив ей упереться в них спиной. Дани откинулась, прогнувшись назад, почувствовав в себе крепкий нефритовый жезл. Ещё через мгновение привычно пошло тепло от энергетического центра в промежности. Сила магнитного поля планеты потекла по телам. Даната вытянула руки за голову, направляя энергию по сектору в девяносто градусов. Втянула на секунду мышцы, и, расслабив их, резко дернулась, направляя через себя поток энергии.
Удар получился мощным. Людей перемешало с камнями в одну почти однородную массу. Уцелели только те, что по какой-то случайности оказались вне сектора направленной энергии. Но эти несчастные сделать уже ничего не могли, поскольку произошедшее лишило их разума.
19. С УСКОРЕНИЕМ
– Михаил Сергеевич, – голос Виктора Чебрикова звучал обеспокоенно. – Четырнадцатого приедут иностранцы. Хочу тебе напомнить, чтобы ты с американцами встретился.
– Думаю, что Рейган не приедет, – оторвался от написания очередной бумаги Горбачёв. Последние дни он исписывал кипы бумаг. – Ну, ты ж понимаешь, что лучше говорить с Тэтчер. Тем более что мы с ней, кажется, нашли общий язык. Знаешь, в Лондоне мы поговорили... Удивительное дело – умная женщина. Почти как моя Рая.
– С Тэтчер, это хорошо, это правильно, но главные наши противники всё-таки американцы. – Чебриков в задумчивости тёр стёкла больших очков. – Да, плохо, что Рейган не приедет... Всё равно кого-то они должны послать. Хорошо, если Шульца. С ним Андрей Андреевич недавно встречался. Если сейчас приедет он же, ты можешь с ним переговорить уже в новом статусе.
– Если только вместе с Андреем Андреевичем. Он же всё-таки рангом ниже.
– Куда же без него...
– Виктор Михалыч, ты подготовь мне справку, будь добр. По каждому из гостей. Особенно по Колю[5], Накасонэ [6], Шульцу и Бушу. Мне кажется, что если не Шульца, то пошлют Буша, он всё-таки второе лицо в государстве.
– Сделаем, прямо сейчас команду дам. Хотя, наверное, лучше тебе с этим в МИД.
– Правильно, не надо затягивать. Хорошо бы прямо сегодня вечером и подготовили. Я бы дома вечером почитал, покумекал. Мидаков я тоже запрошу, но у них свой взгляд, а у вас, у чекистов – свой.
– Михаил Сергеич, у меня ещё один важный вопрос.
– Инопланетяне?
– Они самые, черти бы их побрали... Может нам как-то выйти на них, чтобы первыми получить доступ к их технологиям. Как ты считаешь?
– Это было бы просто замечательно! Обхитрить этих пришельцев долбанных, получить у них... что там у них, я не знаю, но главное получить, а потом как вдарить!
– Но у нас нет к ним связи. Они сами тогда на нас вышли. Представляешь, Михаил, прямо посреди Кремля вышли на Ивановской площади и говорят: «Ведите нас к вашему самому главному». Мне тогда среди ночи позвонили, я чуть генерала Плеханова в рядовые не разжаловал. Он как начал про инопланетян докладывать, представляешь? Я со сна ничего понять не могу... Хотел уже им всем бошки пооткручивать.
Разговор нового Генерального с главой КГБ прервал настойчивый стук в дверь. В кабинет Горбачёва энергичным шагом почти влетел Егор Лигачёв. Седой вихор на его макушке задорно топорщился, как у попугая какаду. Он кивком поприветствовал Чебрикова и, не спрашивая разрешения, присел к столу.
– Виктор Михайлович, можете быть свободны, – кивнул Горбачёв председателю КГБ. – Вечером я к вам зайду. И просьбу мою не забудьте.
Лигачёв дождался, когда за Чебриковым закроется дверь. Потом подтянул стул к столу и склонился в сторону Горбачёва.
– Михаил Сергеевич, есть мысль, как нам решить проблему производительности труда.
– Интересно! И как же? – Горбачёв упёрся подбородком в кулак, глядя на Егора Кузьмича. – Слышал, что у нас 40% дутых показателей?
– Пьёт у нас в стране народ много!
– И что? предлагаешь сухой закон ввести? Ну, ты же должен понимать, Егор, что наскоком такую проблему не решить. Кроме того, чем предлагаешь латать бюджет? Я тебе напомню, что водка даёт нам 60 миллиардов поступлений.
– А ты посчитай, сколько народу травится, сколько преступлений совершается, сколько прогулов, опозданий, брака! – разгорячился Горячев. – А инвалидами, сколько становятся по пьяни? Я уверен, что если баланс свести правильно, то от сухого закона в плюсе останемся. А главное, пьют в основном русские, то есть если мы справимся с «зелёным змием», то будущие поколения скажут нам...
– Дураки, скажут, предки наши были, – усмехнулся Горбачёв. – Егор Кузьмич, ты сначала посчитай, потом будем посмотреть. Сейчас у нас другие более важные дела горят. Ну, ты понимаешь... Константин Устинович, как бы это сказать, – он обвёл глазами кабинет, – подзапустил что можно и что не можно. Такие конюшни разгребать... Я должен откровенно тебе сказать, не завидую я сам себе, вот ни на грош.
– Нет, ты подожди, Михал Сергеич, нельзя так к серьёзному делу... – настаивал Лигачёв. – Посмотри, вот у меня тут кое-какую статистику... Есть один хирург у нас, он уже старый, старше меня... Углов его фамилия. Он всё собрал, что в открытом доступе...
– Хорошо, Егор Кузьмич, оставь бумаги. Посмотрю попозже. Ты вот что мне скажи: – послезавтра к нам приедут на похороны иностранцы, как ты считаешь, можем мы им рассказать о наших бедах с инопланетянами?
– Ни в коем случае! – седые вихры Лигачёва даже всколыхнулись от энергичного отрицающего движения. – Да над нами тогда весь мир смеяться будет. Лучше с ними как-то самим.
Он упёрся кулаками в крышку стола и нахмурился задумавшись.
– Я, конечно, товарищу Чебрикову всецело доверяю, – сказал он через пару минут раздумий, – но что-то всё это какой-то дурной мистикой отдаёт.
– Если судить по его рассказу, то получается, что этих... – Горбачёв замер, подбирая слово, – этих злополучных пришельцев немного. Они могут причинить достаточно большой урон, но только в одном месте. Так?
– Не знаю, – честно ответил Лигачёв. – Чебриков, если и видел кого, то только двоих. Про остальных мы знаем только с их же слов. Верить я бы не стал, а как проверить?
– Свалились на нашу голову! Тут свои проблемы не знаешь, как решить, ещё и эти... Чёрт бы их всех побрал! – Горбачёв выплеснул эмоции и уже спокойнее продолжил. – Егор, как считаешь, а какие могут быть истинные цели у этих, – он пошевелил пальцами над головой.
– Не могу знать, но думаю, что совсем не те, что они Черненко озвучили. Кто ж полетит за тридевять земель лаптем киселя хлебать?
– Это-то понятно! Не понятно мне, для чего им потребовалось разоружить нас. Рас они требуют, чтобы мы сели за стол переговоров с американцами, значит, хотят, чтобы и те тоже уничтожили своё оружие.
– Мне кажется, они хотят ослабить Землю, чтобы установить здесь свои порядки.
– Верно! Но зачем? Им не хватает места у себя? Им не хватает каких-то ресурсов?
– Я думаю, что идти у них на поводу не стоит. – Твёрдо сказал Лигачёв. – Переговоры – это хорошо, но никто не ограничивает нас во времени. Громыко на какую дату договорился в январе?
– Не важно. После смерти первого лица, мы сроки имеет право пересмотреть. Надо будет отдельно над этим подумать.
Горбачёв начал смешно копаться в лежащих перед ним бумагах.
– Егор Кузьмич, ты Харитона знаешь?
– Слышал, конечно, об этом уникальном человеке, но чтоб самому лично... – проговорил Лигачёв, и задумался ненадолго. – Нет, лично я с ним не знаком.
– Жаль... Ладно, это потом. Давай, мы Громыко пригласим и с ним вместе вспомним, что он там такого в Женеве натворил.
– Он разве не доложился?
– Конечно, доложил, всё честь по чести, но тут такая каша заварилась. Проще чем самому вспоминать, вызвать и ещё раз его послушать.
Через четверть часа в кабинет вошёл новоиспечённый Председатель Президиума Верховного Совета СССР.
Для человека далеко за семьдесят Громыко выглядел достаточно бодро. К концу рабочего дня, когда он уже предвкушал скорое возвращение домой, звонок Генерального заставил его вернуться в деловой ритм. Впрочем, для высших чиновников это было нормальное явление, и он воспринял звонок, как привык – начальство вызывает, надо идти.
– Андрей Андреевич, напомните мне, пожалуйста, чем закончились переговоры с Шульцем? – не тратя время на приветствия, сходу начал Горбачёв. – Вы же понимаете, что надо готовиться к переговорам, а тут ещё всякая чертовщина...
– В заключительном коммюнике написали, что переговоры на высшем уровне должны состояться 12 марта. Цель переговоров начать новый раунд, то есть последовательную серию переговоров, чтобы прийти к ликвидации ядерного оружия полностью и повсюду.
– Даже так? – Горбачёв покачал головой. – А не слишком ли круто посолили?
– Константин Устинович, лично мне звонил и лично требовал внести в протокол слова о полной ликвидации. – Громыко удивлённо посмотрел на Генерального. – Я же вам, Михал Сергеич, докладывал.
Последние слова Горбачёв пропустил мимо ушей.
– Нет, ну это просто не реально! – возмущённо проговорил он, выходя из-за стола. – Это ж никакой баран, ни в какие ворота не влезет. Наши предшественники, наш многострадальный народ столько перенесли, чтобы у страны появился ядерный щит. И теперь его надо уничтожить?
– Но ведь это не только щит... – удивился Громыко неожиданной реакции Генерального, до этого тот всегда выступал за сокращение вооружений. – Чем больше ядерных зарядов, тем выше вероятность случайного срабатывания.
– Я думаю, надо будет сделать так, – Горбачёв помахал над головой указательным пальцем. – Вести переговоры долго и упорно. Андрей Андреевич, это же, кажется, ваши слова: «Лучше десять лет переговоров, чем один день войны»?
– Мои слова, да. И я полностью готов за них отвечать.
– Правильно, я тоже с вами здесь согласен. Нам надо будет просто вести переговоры, не переходя от слов к делу. Кстати, а что американцы говорили про космос?
– Шульц всячески увиливал от ответов по этой теме, – пожал плечами Громыко. – Я и так и этак пытался его на эту тему натолкнуть. Никак не получалось. Он всё время переключал внимание на наше превосходство по количеству ядерных зарядов.
– Вот это плохо! – воскликнул Горбачёв. – Для нас очень важно разоружение по космическому направлению. Андрей Андреевич, как вы считаете, что могло бы их заинтересовать?
– Много что, – немного подумав, ответил Громыко. – Вывод войск из Афганистана, например. Реформы в Польше, тоже могут быть ими рассмотрены. Наше присутствие в Ираке и Сирии... Но главное, это сокращение наших стратегических ракет.
– А давайте рассмотрим такой вопрос! Предложим им идею о сокращении, скажем, что мы готовы, но не просто так, а в обмен на готовность к переговорам о космических вооружениях с их стороны. Ну, вы же понимаете, что обещать, еще не значит жениться. А мы даже и обещать пока будем только, чтобы на эту тему поговорить. Пообещаем пообещать, – усмехнулся своей шутке Горбачёв.
– Если вопрос ставить таким образом... – задумался Громыко. – Надо будет очень тщательно готовиться. Тут с наскоку можно дров наломать. Ещё у нас министр иностранных дел новичок. Думаю, что не меньше полугода потребуется.
– Вот и хорошо! Чем дольше, тем лучше, – обрадовался Горбачёв. Торопиться не надо! Эдуард Амбросиевич быстро научится, он ученик Андропова. Мужчина хваткий. Да, и вы, надеюсь, не откажете ему в помощи.
Он энергичной походкой прошёл по кабинету, вернулся к столу и, повернувшись к присутствующим товарищам, театрально завершил совещание.
– Думаю, есть все основания для чувства удовлетворения результатом нашего сегодняшнего разговора. Поехали, товарищи, по домам.
***
Главным для ускорения научно-технического прогресса, как главного условия увеличения производительности труда, Горбачев видел развитие машиностроения. К 1985 году треть советского оборудования устарела. На «ускорение» в машиностроении партия выделила невероятную сумму - 200 млрд. рублей, в два раза больше, чем за предыдущие десять лет! А так как машиностроение в СССР большей частью составляла оборонка, то на уровне жизни советских людей такие затраты никак не отразились. Напротив, за счет супервливаний в машиностроение сильно «похудели» сельское хозяйство, легкая и пищевая отрасли. Дисбаланс в экономике только усиливался.
***
– Друзья мои! – Голос Давда дрожал от возмущения. – Мне кажется... Нет! я уверен! Люди, населяющие эту прекрасную планету, совершенно испорчены. Когда-то давно произошёл какой-то генетический сбой и теперь планета населена генетически испорченным человеческим материалом. Я считаю, что нам надо просто уничтожить 99% населения, оставив только некоторые этнические группы, живущие вне городов. Такие группы не смогут нанести вред ни планете, ни себе, ни нам.
Собравшиеся вокруг костра члены экипажа и экспедиционной команды звездолёта, только что выслушали доклад Данаты Сойферт о состоянии дел в регионе, условно названным минойцами «арабо-исламским». Сообщение не радовало. Поведение землян на их родной планете казалось совершенно непонятным.
– Дáви, подожди! – Тайнесса Родамантис не была склонна к скоропалительным решениям. – Всё-таки мы пока не готовы переносить поведение в исследованных нами районах на всю планету.
– Где бы мы ни оказались, мы везде сталкиваемся с одними и теми же проявлением чудовищной взаимной ненависти, глупости, алчности! – продолжал возмущаться, обычно спокойный Давд. – Что у нас с Дани, что у Раса и Олли, что у Васа и Нэйтис в этом страшном Свердловске. Везде одно и то же! Немотивированная агрессия, жестокость, насилие, зверство. В Каире хотя бы взрослые, а в Свердловске какие-то озлобленные зверёныши. Дети, убивающие себе подобных... Унижающие, глумящиеся друг над другом... У меня от Васиного рассказа до сих пор разум вскипает от гнева.
– Это очень нехорошо! – заметила Эвиста Танатис. – Васик, зайди ко мне сегодня вечером, я тебя через регенератор прогоню. Иначе ты у нас можешь выйти из строя.
– Брось, Эви, я совершенно здоров!
– Не вижу я этого, судя по твоей неадекватной реакции на поведение местных. Мало ли как могут вести себя существа на другой планете? Пусть они и генетически идентичны нам. Планета всё-таки отличается от Минойи. Наверное, это и сделало землян такими.
– Эвиста совершенно права! – поддержала медика стратегесса. – Тебе, Василис надо немного подлечиться.
– А я поддерживаю Василиса! – поднялась с пальмового бревна Оллиса. – Когда по нам открыли прицельный пулемётный огонь в городе Январской Реки[7], я чуть не шарахнула энергетической волной. Едва сдержалась. Хорошо, что там стрелки такие же как и всё здесь, то есть рукожопые. Они попасть не могут не только в человека, но и в стену.
– Скорее всего, стрелки под воздействием стимуляторов, потому и палили просто от избытка чувств. – Усмехнулась Эвиста.
– Ага! Именно от избытка чувств они несколько человек из соседнего района изрешетили почти в упор, та-та-тах... – Олли изобразила пальцем работу пулемёт. – Нет, ребята, там всё серьёзно. Если бы в меня попали, даже энергополе могло бы не выдержать. Патрон 7,92 с дистанции в полстадия, мне кажется, пробил бы. Наше счастье, что ребята были «под газом»... Там вообще вся страна, похоже, не просыхает.
– Да, я тоже поддерживаю идею очистки планеты от биомусора, – поднял мускулистую руку Сволимба. – Мы с Ми такой радости как Олли или Дани не испытали, но впечатления о самом большом городе самого сильного государства на планете у нас похожие.
Он всё-таки решил сменить позу, и из положения полулёжа, плавно переместился в сидячее, подхватил ближайшую фляжку с вином и отхлебнул добрый глоток.
– Я сейчас расскажу вам наши похождения, – проговорил он, вытирая губы тыльной стороной ладони. – Ми, ты же меня поправишь, если что не так?
Сол поднял с песка сухой пальмовый лист и кинул в костёр. Немного помолчал, собираясь с мыслями. Глотнул ещё вина и заговорил слегка хриплым басом:
– У нас, как вы помните, задание – исследовать Нью-Йорк. Выбрали парк. Планетолёту там сохранять невидимость и приземляться проще. Называется «Либерти стейт парк», что на тамошнем наречии значит – «парк свободной страны». Возможно, нам не повезло, и просто это место оказалось традиционной площадкой для драк. Возможно. Не знаю...
Мы приземлились на пляже залива. Называется, кажется, Нью-Арк. Пляжем это место тоже назвать можно только потому, что расположено рядом с водой, а так это поверхность, усыпанная крупными бетонными обломками покрытыми маслянистой ржавой плёнкой. Пахнет тоже не фиалками.
– Мазутом, гнилыми водорослями и фекальными стоками, – уточнила Минойта. – Ароматика просто верх наслаждения.
– Не перебивай меня, а то я собьюсь. Ты же знаешь, что рассказчик из меня не очень.
– Ладно, извини, не смогла сдержаться.
– Зато оттуда открывается интересный вид на центр этого огромного города. На фоне заката он смотрелся просто ужасно.
– Точно! Как челюсть нашего крокодракуса[8]... – вставила Минойта, – всё-всё-всё... молчу.
Так вот, среди групп местных деревьев, каких-то хилых и чахлых мы заметили группу местных жителей. В парке довольно темно, поэтому сразу разглядеть, чем они занимаются, мы не смогли. Решили подойти поближе и вступить в контакт.
Стоило нам выйти на освещённую вытоптанную поляну, как стало ясно – идёт драка. Молодые люди разных рас колотят друг друга железными прутьями, камнями, деревянными дубинками, наконец, просто кулаками. Судя по плотности можно было оценить общее количество голов в пятьдесят-шестьдесят. Нас сразу поразила жестокость дерущихся. Мы же знаем, что здесь отсутствуют устройства регенерации, а обезболивание находится на очень примитивном уровне.
Переговорив с уважаемым Грифандром Риптусом, мы получили разрешение на прекращение конфликта. Однако едва мы сняли режим невидимости, как в нас сразу полетели камни, бутылки и всякий мусор. Озверелая толпа начала прыгать вокруг нас, что-то орать...
– Перевести и понять, что они там такое кричали совершенно невозможно, – опять встряла Минойта. – Какой-то дикий сленг.
– Да, и при этом применять энергетический удар нам запрещено. Как пресечь массовую драку в таких условиях?
– Инфразвук?
– Да, как показал опыт Киривина, при помощи звука мы, наверное, справились бы, но дело приняло совершенно другой оборот.
Под пронзительные звуки сирен подъехала целая кавалькада полицейских машин. Как мы поняли из заявления полиции, на место побоища прибыла рота 44 пехотной бригады Национальной Гвардии Нью-Джерси. Из того же обращения мы поняли что дрались две банды какие-то «калеки» с какими-то «латинскими королями»[9].
Вот тут и началась настоящая дикая расправа. Правда, сначала войска вдарили из пулемёта поверх разгорячённых дракой мужчин. Тем, кто успел упасть и сложить руки за голову повезло. Их просто сковывали наручниками и закидывали в фургоны, а тех, кто не успел, либо просто расстреливали на месте, либо били прикладами, ломая конечности и головы.
Поняв, что никакого контакта в таких условиях мы не установим, мы просто наблюдали, фиксируя всё происходящее. Вот после этой картины я понял, что на американской земле вступать в контакт и налаживать какие-то отношения просто нельзя. После рассказов Дани и Васа я присоединяюсь к предложению очистить планету. Каким способом? Думаю, что этот вопрос должен решать Верховный Совет Минойи. Ничего сложного я тут не вижу. Опыт подобной санации есть. Помните, как лет сто назад пришлось проводить дезинфекцию группы планет Нимфоруса?
– Но там не человекоподобные, а нимфы, со способностью разлагать любую материю до самого примитивного уровня. Тогда у нас не было выхода. Их разведчики попались на внешних базах. А здесь мы имеем дело с нашими генетическими родственниками...
– Извини, Тай, – Грифандр перебил взволнованную речь главы экспедиции, – но здесь мы наблюдаем схожий случай. Тот факт, что генетически мы относимся к одному виду не должно нас останавливать. Ведь если у кого-либо из нас, не дай Космос, случится заражение костного мозга в какой-нибудь из конечностей, то лучше будет избавиться от конечности, но не допустить распространение заразы на весь организм.
– Я предлагаю послушать четвёртую разведгруппу, может быть, в СССР дела обстоят по-другому. – Не стала вступать в пререкания Тайнесса.
– В Свердловске всё точно также, – Нэй тоже решила, что удобнее говорить с места. – Мы с Васом после того, как вернулись на базу, попробовали проанализировать, почему так складывается и к некоторым умозаключениям пришли.
– Ну, наконец-то, кто-то... – Тай с облегчением вздохнула. Я уж начала думать, что в нашей исследовательской экспедиции исследователей не осталось.
– Можно я продолжу? – спросила Нэйтис.
– Извини, Нэй, на меня похоже, тоже плохо влияет местная атмосфера. Конечно, продолжай.
– Свердловск – это так называемая столица Урала. Город под завязку набит промышленными предприятиями. Там трудятся в чудовищных условиях десятки тысяч местных жителей. Уровень развития производства здесь –даже не позавчерашний, а просто пещерный. Дети этих несчастных трудяг, предоставлены сами себе и развлекаются, как могут. А поскольку интеллекту у них не развит, то и развлечения на уровне животных. Они и ведут себя как стайные животные. Подстраиваются под сильных, унижают слабых, объединяются в группы, чтобы драться за территории. По этой же причине, и не способности к рефлексии. Драки проходят крайне жестоко.
Мы с Василисом наблюдали стычку стаи под названием «Уралмаш» с такой же точно стаей, но почему-то с названием «Синие». Отвратительное зрелище. Ничего не имеет общего с нашей групповой борьбой, хоть мы и бьёмся с членовредительством, но делаем это красиво, а главное – честно.
Там же дерутся грязно, подло, не соблюдая никаких правил. Используют арматуру, кирпич, деревянные жерди, ножи... Вот огнестрельного я там не заметила.
– В СССР огнестрельное оружие запрещено иметь лицам не связанным с силовыми структурами, – пояснила Тайнесса. – Продолжай, Нэй, вы всё правильно заметили.
Отсутствие огнестрела не мешает забивать противника до смерти, калечить, выбивать глаза, резать горло и всё в таком духе. Судя по ментальному полю, что я смогла зафиксировать при наблюдении за дракой. Победа над соперниками даёт выброс в кровь солидной дозы дофамина, что делает этих детей зависимыми от драк.
Относительно решения об уничтожении этой грубой и опасной для планеты цивилизации, то тут наши мнения с Васом разделились. Я считаю, что если мы их предоставим самих себе, то постепенно, с изменением производственных сил и внедрением более совершенных технологий они смогут преодолеть этот несимпатичный этап развития. С нашей помощью они смогут сделать это гораздо быстрее. А вот Вас поддерживает идею чистки. Он не верит, что тут можно что-то исправить.
– Нет! я категорически возражаю, – воскликнула стратегесса, подняв над головой обе руки, которые словно языки пламени взметнулись над её головой. – Друзья мои, посмотрите внимательно. Мы уже сейчас достигли довольно многого. Лидер СССР объявил об одностороннем моратории на испытания ядерного оружия, обе стороны договорились о встрече на высшем уровне в ноябре этого года. Это как раз то, что нам нужно. Если нам удастся добиться ликвидации ОМП, это сделает освоение планеты гораздо более простым предприятием. Предлагаемая вами чистка чревата сопротивлением, и если дело пойдёт совсем плохо, то возможно применение этого оружия с известными последствиями.
– Тай, но переговоры состоятся только в ноябре, – напомнил Гриф. – Нас уже здесь не будет, и до чего они договорятся, мы не знаем. И что-то мне подсказывает, что на самом деле они и не собираются разоружаться. Ведь, кроме того, что это гарантии безопасности, это ещё и занятость для миллионов работников.
Последовавшая пауза отняла больше времени. Тай присела к костру, и какое-то время всматривалась в игру языков огня, кружащихся искорок и мерцающих угольков. Все остальные терпеливо ждали вердикта стратегессы. Только минут через пять она глубоко вздохнула и, встряхнув чёрной гривой волос, поднялась с места.
– Мне очень стыдно за вас, друзья мои... – голос её твёрд, но слегка дрожит. – Как вы можете требовать уничтожения целой цивилизации, опираясь только на несколько случаев? Вспомните! Пару месяцев назад, наш самый младший член экипажа, рискуя собственной жизнью спас пассажирский самолёт, потерявший управление над океаном. Мне кажется, мы с товарищем навархосом упустили важный момент. Мы не проследили, чтобы поучительная история архилохоса Гениоса Аталидиса была донесена до каждого члена нашей команды.
Почему-то я думала, что мои соратники, мои возлюбленные, мои братья и сёстры не впадут в соблазн простых решений, что я наблюдаю сейчас. Да, без сомнения, жители этой планеты находятся на крайне низком уровне социального развития. Да, нам кажется, что они вот-вот уничтожат сами себя вместе с планетой. Но! Братья мои! Это не повод, чтобы их уничтожать! Наше призвание оградить их от гибели. Сделать так, чтобы не только сохранилась планета, но и жители её населяющие, при этом не только те, что с нами одной крови, но и остальные виды живых существ.
Тай опять не секунды замолчала. Она обвела взглядом присутствующих, нашла Гена и улыбнулась ему.
– Ген, давай выходи сюда ко мне. Расскажи, как у тебя тогда всё произошло. Только, пожалуйста, рассказывай кратко, чётко и по делу. В конце разрешаю придать рассказу эмоциональность. Потом можно будет плавно перейти к хориагапис[10].
– 19 февраля, выполняя дежурный облёт северного полушария, в секторе «окто[11]» обнаружил летательный аппарат марки «Boeing-747»[12] совершающий странные маневры. На моих глазах перестал работать один из четырёх двигателей. Скорость аппарата сразу упала вдвое, составив приблизительно 2500 стадий в час. Эзотерископ показал наличие на борту 274 человек. Мне показалось интересным такое поведение команды, и я решил понаблюдать.
Скорость самолёта продолжала падать, и я решил, что судно идёт на вынужденную, тем более, что они уже летели над континентом. Пользуясь полем односторонней прозрачности, я подвёл планетолёт на максимально близкую дистанцию. Через четверть часа скорость судна снизилась, и оно начало крениться вправо. Когда крен достиг 600, лайнер влетел в облака, а когда пробил облачный слой – пикировал в направлении поверхности с максимальной скоростью. Ежесекундно он набирал по стадии. Я принял решение предпринять действия для спасения самолёта. Для этого требовалось погасить скорость. Для этого я приблизился на максимально близкое расстояние, уравнял скорость и включил генератор силового поля на максимум. Это способствовало торможению и выравниванию траектории падающего воздушного судна. Происшествие закончилось без критических повреждений. Скорее всего, какие-то поломки и увечья на борту имели место, но в целом всё закончилось хорошо.
Я понимаю, что рисковал важным оборудованием, без которого, мы не могли бы попасть на звездолёт и готов понести заслуженное наказание. В тот момент я оценивал вероятность риска, как незначительную.
– Ты всё сделал правильно, архилохос! – пробасил Грифандр Риптус. – Я напишу представление тебя к медали «Тимис[13]». Ты действительно оказался парнем достойным.
Довольный Гениос вернулся на место. К нему тянулись руки соратников, ободряюще хлопавшие его по плечам, по спине и по ягодицам.
Тайнесса подошла к костру и подняла руку, привлекая внимание.
– Тише, пожалуйста, милые мои! Позвольте подвести короткий итог нашего сегодняшнего непростого собрания.
Она подождала несколько секунд, пока стихнет оживление.
– На основании права данного мне Советом я принимаю решение продолжить исследования и наблюдения за жизнью цивилизации Земли. Судя по тому, как развиваются события, нам придётся остаться здесь ещё на один оборот. Мы должны проконтролировать выполнение взятых землянами обязательств. Иначе события могут выйти из-под контроля.
А сейчас давайте потанцуем! Ген, настрой звук на планетолёте, будь добр.
Гениос хотел бежать к челноку, но вдруг остановился и в замешательстве посмотрел на остальных.
– А какую музыку поставить? Вкусы у всех разные...
– Вот что значит, человек не прошёл предполётное слаживание, – проворчал навархос. – Ставь наш любимый эпилог[14] «От Эпира до Ретимно».
– Да! Да! – закричала Даната, обхватывая талию навархоса ногами, а его же шею руками. – Мне очень нравится та чудесная мелодия... как же её? Гриф, напомни... Меня от неё просто трясти начинает. Особенно в сочетании с сапфировым регистром.
– «Прохтес»?
– Точно! Ну, как ты всё помнишь? – Даната прикусила Грифа за ухо. – «Прохтес та ксимеромата». Это просто чудо, какая мелодия. Не зря автору памятник при жизни поставили. Какой это гениальный человек. Почему я не могу писать такую музыку?
– Наверное, это потому, что ты гениальный ксенолингвист, – проговорил Василиос, обнимая Дани со спины.
К нему пышной грудью прильнула Эвиста, перебирая агатовые волосы Данаты.
Конструкция из четырёх обнажённых тел плавно колыхалась в такт звучащей между высокими пальмами мелодии. Солнце уже опустилось за кромку горизонта, и цветные переливы лучей с планетолёта создавали замысловатые радужные узоры на песке и на набегающих на берег волнах.
– Ген, ты сегодня герой дня, не теряйся, я готов. – Крикнул Вас, спрыгнувшему на песок помощнику.
– А почему это ты командуешь? – звонко крикнула Минойта. – может Генка с меня начнёт. Я же помню как мы с ним в первый день... Помнишь, как мы с тобой в моторном отсеке?
Тем временем плавная мелодия сменилась мажорным бодрым ритмом, поднимающимся над верхушками пальм...
20 МОЛОДЕЦ[15] ПРОТИВ МИРОТВОРЦА
Юрке Правцу, сержанту срочной службы Советской Армии в ночь на 13 апреля, не спалось. Накануне его команда заступила на сопровождение какого-то секретного эшелона, следующего из ГДР вглубь России. В Бресте на «802-ом»[17] простояли весь день под погрузкой. Говорят, что урановую руду грузили. Всё бы ничего, но Шнурко и Кожемякин... эти два придурка из его отделения опять выкинули номер. Смылись в самоволку. Вот же послал бог наказание! Умотали в город, за бухлом, естественно. Никакого у этих алкашей чувства долга. Ну, ладно, хорошо, купили горючки, ну, вернитесь в вагон и квасьте сколько влезет. Никто бы ни слова не сказал. Нет, же! Этим идиотам надо сразу залиться. Их, скорее всего, Брестская милиция и повязала. А ему теперь как старшему в команде придётся отдуваться. Хорошо, если только выговор влепят, а если под трибунал? Вот, не было печали. Юра совсем недавно прочитал отрэмленую распечатку лекций Фёдора Углова про алкоголизм в СССР и сейчас был готов просто на куски рвать всю алкашню, что пропивала и страну, и себя.
От печальных раздумий Юру оторвал грохот вагонных сцепок. Свет от фонарей на платформе закрыл прибывший состав. Можно только разобрать, что поезд международный, «Москва-Берлин». Пассажирский состав и спецэшелон разделяли два пути.
«Пойду, покурю, – подумал Юра. – Всё равно сон не идёт». Он натянул сапоги, накинул на плечи бушлат, вставил в рот беломорину, похлопав себя по карманам, убедился, что спички на месте и пошёл в тамбур.
Стоило ему сделать первую затяжку, как папироска чуть не выпала изо рта. Между двумя составами, подскакивая на шпалах, летел стотридцатый зилок с топливной цистерной на шесть кубов. Юрий машинально сплюнул и придавил недокуренный бычок. Судя по тому, что ЗИЛ был болотно-зелёного цвета, принадлежал он какой-то воинской части.
Бензовоз остановился как раз перед тамбуром вагона сопровождения. С грохотом открылась разболтанная дверь, и из кабины раздался знакомый голос рядового Шматко:
– Р-р-рядовой Шматко из увольни... – он икнул, и продолжил заплетающимся языком, – пр-р-рыбыл для пр-р-р-рохождения эт-т-ик -ого... Ну, вобщем, ты п... нял...
Он мешком вывалился из кабины, но не упал, чудом удержавшись на ногах.
– Юр-р-рик-ик! – Он опять икнул. – Мы на тебя тоже самогону -ик. Ты наш старшой! Мы тебя уважаем! Вот! – Бормоча ещё что-то нечленораздельное, Шматко полез куда-то за кабину.
– Кожа! – заорал он оттуда через минуту. – Сука! Ты куда самогон дел?
– Смотри лучше, дурья башка, – отвечал ему Кожемякин, с трудом выбираясь из кабины бензовоза. – Я специально к-канистру укутал, чтобы она не... Вон же она!
Он вытянул из вороха промасленной ветоши стандартную алюминиевую канистру.
Тут пассажирский состав неожиданно дёрнулся, как укушенная оводом корова, зашипел, выпустил облако пара и судорожно сдвинулся на пару метров. Заскрежетали гребни колёс на рельсах, из вагона послышались недовольные крики пассажиров и детский плач.
– Лядь! Сука! – забормотал Кожемякин, едва не свалившийся на землю. Он завозился с крышкой канистры. – Так же можно меня и уронить. Придётся поправить поташ... пошатну... нувшееся здоро... ве.
– Ты погодь глушить! – попытался остановить его Шматко. – Дай сюда!
Он потянул канистру на себя. Кожа отдавать не пожелал. Мысль влить в себя ещё порцию огненной воды увлекла его полностью. Поэтому он дёрнул канистру на себя. Самогон пролился на ветошь за кабиной, пропитанную отработанным маслом.
– Мужики, вы там кончайте суетиться, – подал голос водитель бензовоза. – Забирайте свой самогон и валите быстрее. Мне ещё в часть надо успеть.
Договорить он не успел. Дверь пассажирского поезда открылась, пьяный женский голос визгливо выдал что-то неразборчивое. Потом в воздухе мелькнул печной совок. В свете окон вагона поплыло облако золы от бойлера. Какие-то непотухшие угольки попали на промасленную ветошь и тут же вспыхнули.
– Бежим! Все на х...! – заорал водила и первым метнулся под пассажирский вагон.
– Пиздец! – прошептал Шматко и тоже бросился под вагон, не забыв канистру.
Наблюдавший за всем этим спектаклем Кравец, резко толкнул дверь вагона, выскочил на землю и собрался уже собственным телом закрыть разгорающийся огонь. Он понял, что если рванёт бензин в цистерне, то его составу точно не поздоровиться. Кравец плохо представлял, что конкретно может произойти при разрушении его состава. Ему казалось, что, может быть всё, даже атомный взрыв. Раздумывать некогда.
Он подскочил к автомобилю, попытался залезть в кабину, но дверцу заклинило. Кулаком выбил стекло. Боли от осколков, впившихся в руку, даже не почувствовал. Повернул зажигание, отжал педаль газа. Мотор, по закону подлости, тут же заглох.
***
Под днищем планетолёта проплывала тёмная поверхность Земли. Более тёмными смотрелись пятна лесов, более светлыми – поля и пустоши. Яркими огнями горели города и деревни, выпускающие в стороны щупальца янтарных пунктиров освещения. Аспидно-чёрными лентами змеились реки. Гениос шёл привычным маршрутом, облетая западную границу Советского Союза. Несколько месяцев назад он как раз неподалёку от этих мест столкнулся с двумя пассажирскими самолётами. Тогда ему здорово влетело от начальства. С тех пор он многому научился, много узнал. Информации усвоил больше, чем за годы учёбы в кадетском корпусе.
Внезапно на табло внешнего наблюдения замерцал тревожным красным цветом сигнал обнаружения повышенного уровня радиации. Ген легко коснулся приборной доски и перед ним загорелись цифры координат места и характеристик излучения.
«52.223696, 24.345543, – пробормотал Ген про себя. –UO2[18]». Вывел на иллюминатор координатную сетку и присвистнул от удивления. По всему выходило, что излучение идёт от расположенного в каком-то городе почти у западной границы СССР железнодорожного узла. Увеличив изображение на максимум, Ген заметил, что сифонит от четырёх вагонов стоящего на одном из путей состава. Но удивило его не это. Рядом с этим радиоактивным составом горел какой-то механизм.
– Прошу разрешения нанести энергоудар для предотвращения радиационного заражения, – Ген связался с навархосом. – Горит прямо рядом с большими ёмкостями радиоактивных материалов.
– Что там у тебя опять происходит? – Грифандр Риптус так и оставался сторонником минимального вмешательства в земные дела. – Доложи факты. Коротко и чётко.
– Да. Навархос. Докладываю. На железнодорожных путях недалеко от западной границы СССР стоит состав из пяти вагонов, от четырёх эзотерископ фиксирует очень высокий уровень радиационного излучения. Рядом горит по неизвестной причине автомобиль для перевозки горючих жидкостей. Если не остановить, то взрыв ёмкости приведёт к разрушению вагонов и рассеиванию радиоактивных материалов, с заражением почвы, воздуха и воды на обширных территориях.
– Понятно! – Навархос не стал дожидаться окончания доклада. – Убрать огонь от вагонов сможешь?
– Да. Ударю энергополем вдоль состава. На пару стадий перенесу и там его рвану.
– Эндакси! Приступай.
***
Кравец проклиная алкоголиков и не слушающийся мотор, пытался включить зажигание. Внезапно он почувствовал мягкий толчок и лёгкое покачивание. Он не успел ничего понять, как увидел, что бензовоз, покачиваясь на рессорах, опустился на рельсы метрах в полста от состава. Юрий больше не раздумывал. В любую секунду мог произойти взрыв. Могли пострадать люди, зачем-то выскакивающие из пассажирского поезда. Он помчался обратно, чтобы помочь. Первой увидел девочку лет шести. Она растерянно стояла возле вагонов и что-то лепетала на непонятном языке. Юра поднял ее, собираясь подсадить в вагон, но тут воздух разорвал грохот взрыва. Цистерна, наконец, не выдержала и, исторгнув столб оранжевого пламени, ударила взрывной волной. Кравец заслонил собой ребенка и инстинктивно выставил руку в сторону взрыва. Её буквально изрешетило какими-то осколков. Но боли он не чувствовал. Девочка, к счастью, не пострадала. Вагоны поезда тоже только обгорели. Некоторые выскочившие пассажиры тоже получили мелкие ранения. Всех рассадили по местам, и поезд тронулся, стараясь нагнать расписание. К Юрию подбежали его бойцы.
– Тащ сержант, ты как?
– Ничего, жить буду, – морщась от боли, процедил сквозь зубы Кравец. – Главное, что наш груз остался невредим.
– Там, это...– подбежавший следом Валерка Абовян, махнул рукой в сторону их вагона, – Там тебя начальство ищет. Говорить с тобой хочет.
Вот этого Юра не любил. Он не считал себя мастером разговоров с начальством, да и что он мог рассказать? Про то, что Шматко с Кожевниковым самогон украли и чуть атомный взрыв в Белорусии не учинили?
***
Звонок аппарата правительственной связи оторвал заведующего отделом оргработы Егора Лигачёва от навалившейся в последние дни текучки. Вал документов, поднявшийся после прихода Горбачёва, грозил затопить весь аппарат ЦК.
«Что ещё надо, этому болтуну? – подумал Лигачёв. – Всегда в самый неподходящий момент у него какие-то идеи...».
На этот раз Генеральный не стал ни о чём распространяться по телефону, просто попросил явиться. Последнее время это происходило довольно часто, и Егор Кузьмич уже привык к такой практике. Он подхватил красную папку с последними вопросами, чтобы было на что ссылаться, если вдруг речь зайдёт, и быстрым шагом двинулся по коридору.
– Егор Кузьмич! Надо что-то со всем этим делать... – сразу с порога начал Горбачёв. – Тут мне сообщили, что мы чуть Польшу радиацией не потравили. Слыхал?
– Нет, мне ещё о таком ЧП не докладывали, – потупил взор заворгработы. – Причина уже известна? Неужели что-то на Игналинской АЭС?
– Типун тебе на язык, Егор Кузьмич. Слава богу, обошлось. Алкаши эти... будь они неладны. Чуть не подорвали РТ-23, тот самый комплекс железнодорожного базирования, что вояки назвали «Мóлодец». Представляешь? Ещё могли и пассажирский поезд... там как раз «Москва-Берлин» рядом стоял. Ещё бы немного и... Хорошо, там сержантик один случайно трезвый оказался и как-то всё разрулил.
– Вот, Михаил Сергеевич, я всегда говорил, что надо водку запретить... – аккуратно стукнул по столу Лигачёв. – Ты читал записку Углова?
– Мы уже с тобой разговаривали на эту тему, Егор. – Махнул рукой Горбачёв. – Не можем мы водку запретить. Треть бюджета страны через это дело... Да и в этом случае солдатики не водкой баловались. А про Углова, нет, не читал. Принеси, если что-то действительно интересное.
– А чем же если не ей родимой?
– Самогоном местным. А он у нас и так запрещён.
– Это на самом деле не важно. Надо, если не запрещать, то поднять цену, затруднить доступ и...
– Затруднишь доступ, и народ начнёт дома в ванной гнать из всего, что под рукой. Травиться начнёт. Заводскую мы хоть как-то контролировать можем.
Надо строже наказывать за появление пьяным на работе, за последствия. Вплоть до уголовки. Особенно за рулём! Прав лишать навсегда!
Горбачёв, задумавшись, посмотрел в окно. За окном пролетала стая кремлёвских галок, апрельский ветер трепал голые ветки деревьев на Сенатской площади. Потом повернулся к Лигачёву и сказал:
– Мы, Егор, должны понимать, что без победы над этим злом, нам перестройку не осилить. Поэтому вот тебе поручение: подготовь вместе с Соломенцевым к маю проект постановления по жесточайшим мерам в этом направлении.
– Михаил Сергеевич, как считаешь, а не порушат идею наши энтузиасты на местах?– немного подумав, спросил Лигачёв. Он прекрасно понимал, что могут натворить «слуги народа», если увидят в чём-либо способ лёгкого продвижения по служебной лестнице.
– Ну, есть такая беда, – развёл руками Горбачёв. – Некоторые наши товарищи на местах, нам не совсем товарищи, а иногда и вовсе не товарищи, но что-то делать надо. Вот, Егор, ты подумай, как сделать, чтобы вред от их инициатив был бы минимальный. А то ведь, знаю я наших... Головотяпы, каждый второй, а остальные просто раздолбаи.
Он снова отвернулся к окну.
– Михаил Сергеич, я вот что подумал, – подал голос Лигачёв. – Может и в самом деле правы те ребята, про которых Чебриков рассказывал. Какая-нибудь пьянь в генеральских лампасах что-нибудь напутает, и пошла писать губерния.
– Правы-то они, конечно, правы, это и без них понятно. Работаем мы в этом направлении, не беспокойся. Но тут понимать надо, что нельзя вот так всё сразу с наскоку. Рейган этот... Никак не хочет от этих «звёздных войн» отказываться».
***
7 мая 1985 г. «Правда» опубликовала постановление ЦК КПСС и СМ СССР № 410 «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма, искоренению самогоноварения». Постановления предписывало усилить борьбу с пьянством и предусматривалось значительное сокращение производства алкогольных напитков, числа мест их продажи и времени продажи. Согласно этим документам, мероприятия по борьбе с пороками общества должны включать в себя: активизацию деятельности трудовых коллективов и административных органов по устранению причин и условий, порождающих пьянство и алкоголизм. Предписывало активнее вовлекать граждан, и особенно молодёжи, в общественно-политическую жизнь, научно-техническое творчество; художественную самодеятельность, искусство, физкультуру и спорт.
***
На борту «Несущего свет» было непривычно тихо. Вся свободная от вахты команда предпочитала работать на земной базе на острове Киривина. Всё-таки искусственный воздух помещений корабля, как он не сбалансирован, и как не напитан микроэлементами, всё равно уступал морскому бризу Земли. Сейчас вахту несли инженер бронезащиты Нэйтис Холампиу и старший исследователь биолог Теофиса Ксенаку.
Грифандр Риптус, бессменный командир корабля, навархос космофлота любил тишину пустого кубрика. Мягкая мелодия «Астеро скони» любимого композитора Антиохтоса помогала ему сосредоточиться, а отсутствие товарищей по экспедиции снижало градус ответственности. Всё-таки Гриф аксиоматик старой закалки, две сотни лет безупречной службы сказывались. И хоть его телесное здоровье не подавало никаких тревожных сигналов, Гриф чувствовал, что пора уступать дорогу молодым.
Сейчас ему хотелось тщательно обдумать ситуацию, складывающуюся на этой прекрасной во всех отношениях планете. С одной стороны, удалось запугать аборигенов применением силы, удалось принудить их начать двигаться в сторону уничтожения самых опасных видов вооружения. Но с другой... Диастизия, присущая Грифу с младых ногтей, подсказывала ему, что всё идёт слишком хорошо и так быть просто не может.
На полдень он назначил доклад Гениоса Аталидиса по результатам последнего патрулирования. Парень нравился навархосу. Он обладал хорошими задатками астронавигатора, но одновременно проявлял склонность к аналитической работе. К тому же ему постоянно везло на чрезвычайные ситуации, из которых впрочем он выпутывался, сам того не замечая. «Это очень полезное качество для любого командира, – усмехнулся про себя Гриф. – Быть баловнем судьбы, это дорогого стоит».
Анализ показаний эзотерископа показал, что беспокойство иполохагоса обосновано. Состав представлял собой мобильный стартовый комплекс в составе четырёх баллистических ракет с ядерными боеголовками. Если бы мальчишка не проявил внимание, то взрыв на западной границе СССР мог бы привести к страшным последствиям. При этом само заражение было бы ещё частью беды. Вот если бы командование ВС СССР решило, что по стране нанесён ядерный удар и решилось на удар возмездия... Сам Грифандр склонен именно к таким быстрым и неотвратимым действиям. Шанс на такое развитие событий невелик, но и не нулевой.
– Иполохагос Гениос Аталидис прибыл по вашему приказанию, – прошелестел в воздухе голос искусственного интеллекта выбравшего тембр чуть хриплого голоса женщины утомлённой воспитанием подрастающего поколения.
В кают-компанию уверенной походкой вошёл высокий мускулистый Ген. Он остановился в десяти локтях от навархоса и принялся пересказывать уже известное развитие событий.
– Спасибо, Гениос! Достаточно, – оборвал его Грифандр. Я читал отчёт и знаком с анализом начинки состава, который ты спас от взрыва. Ты молодец! Вернёмся, представлю тебя к медали за отвагу. Заслужил.
– Служу народу Минойи! – рявкнул во всю глотку Гениос и отсалютовал от сердца к солнцу, как положено в космофлоте.
– Не стоит так шуметь, – поморщился навархос. – Мы не на плацу. До возвращения ещё дожить надо. Ты, Ген, скажи, как, по-твоему, готовы земляне к уничтожению запасов ядерного оружия или будут просто тянуть время? Ты же чаще других патрулируешь и Союз и Штаты.
– Что в головах у их руководителей я знать не могу, – отчеканил Ген, вытянувшись, как того требовал устав. – Наблюдать за аборигенами увлекательно, но для меня главное это чувство полёта. Местная атмосфера... Здесь немного другой газовый состав, наверное, поэтому совсем другие ощущения, чем на Минойе. Или, может быть, какое-то хитрое движения воздушных масс, я не знаю. Я спрашивал у Ликраса. Он только плечами пожимает. Говорит, что надо проводить длительные многолетние наблюдения. Но летать мне нравится.
Если предположить, что руководители такие же люди, как и остальные, то думаю, что обманут они нас запросто. Американцы, судя по содержанию их ТВ-программ, продолжают готовиться к созданию системы противоракетной космической обороны. Тут даже громкое название для этой системы придумали – «Программа звёздных войн». Смешные. В космос не могут выйти, а уже звёздные войны собираются объявлять.
– А советские? – спросил Гриф.
– Там всё ещё больше запутано, – пожал плечами Гениос. – С одной стороны, они объявили мораторий на проведение ядерных испытаний, но с другой, везде трубят о необходимости научно-технического рывка, принимают на вооружение новые системы. При том, что у них и так превосходство по ракетам...
Ген замолчал, словно собираясь с мыслями, потом продолжил:
– Из последних странностей в этой странной стране – начали бороться с алкоголем.
– С алкоголем? – удивлённо поднял брови Грифандр. – Зачем? Вещества, помогающие человеку перейти в состояние изменённого сознания, использовались в истории человечества всегда. Потребность у нас такая. Странно с ней бороться, да ещё запрещая только один из видов стимуляторов. Человек найдёт, чем заменить запрещённое вещество. Природа Земли богата.
– Я не знаю, товарищ навархос. Пока они только подняли цену, ограничили время и количество точек реализации алкоголя. Что из этого получится, я не представляю.
– Не бери в голову, малыш!Это чужой и во многом непонятный для нас мир. Наша задача – сделать так, чтобы местные дикари его не разрушили. И для этого нам придётся остаться здесь ещё на один оборот. Не успеваем мы сделать так, чтобы процесс принял осязаемые и необратимые формы.
– Зито-о-о![19] – не смог сдержать восторг молодой человек, но тут же взял себя в руки. – Извините, товарищ навархос, просто мне здесь очень нравится. И команда у нас подобралась замечательная.
***
Нэнси Рейган не стала ждать, пока ее муж раскачается и займется своим здоровьем. Онкология это не шутки. Проведённое год назад обследование выявило у Рональда начальную стадию рака прямой кишки. После того памятного вечера накануне Рождества, Ронни уверял, что он чувствует себя прекрасно. Он почему-то сразу поверил, что те черномазые, называвшие себя гостями с Минойи, действительно вылечили его полностью. Да, Нэнси присутствовала тогда и сама слышала, как высокая чернокожая с огромной шапкой курчавых волос объявила «результаты сканирования». Однако поводов доверять ей у Нэнси не было никаких. Любой человек может сказать всё, что угодно. Разве можно верить людям на слово, особенно черномазым.
К лету подозрения мадам Рейган укрепились. Ей стало казаться, что её любимый Ронни что-то не договаривает. Она поняла, что без гороскопа обойтись просто невозможно. Необходимо составить зодиакальную карту с учётом всех последних событий.
Джоан Квигли взяла трубку после первого же гудка.
– Миссис Рейган? Рада вас слышать. У меня клиент, но если что-то срочное...
– Да, милочка. Дело срочное и касается здоровья Президента. Придумай что-нибудь, чтобы избавиться от этого твоего клиента.
Мадам Квигли прикусила губу, но более ничем не выказала раздражения. Клиент был денежный и как все денежные клиенты, любил долгие разговоры о себе любимом.
– Одну секунду, – бросила она в трубку и положила рядом с аппаратом.
Через несколько секунд её голос вновь зазвучал в трубке.
– Я вся в вашем распоряжении, мэм.
– Дженни, милочка, – пропела в микрофон миссис Рейган, – нужны свежие гороскопы, на Рональда, и на меня. Очень срочно.
– Хорошо. – Служительница единственной точной науки немного помедлила. – Но лучше, если вы расскажете мне, что произошло. Тогда я смогу принести вам бо́льшую пользу.
Мадам Рейган побарабанила пальцами:
– Но ведь тебе не обязательно знать всё?
– Конечно, нет. Гороскоп может составить любой, имеющий некоторые математические способности, понимающий звезды и получивший соответствующую подготовку; для этого не нужно знать ровно ничего, кроме места и момента рождения субъекта. Вы и сами могла бы, если бы не ваши дела. Однако нужно учитывать, что звезды не принуждают, а лишь склоняют. Чтобы провести подробный анализ и дать рекомендации по выходу из кризиса, мне нужно знать, какой именно астрологический дом к этому причастен. Что заботит вас больше всего? Влияние Венеры? Или Марса? А может…
Миссис Рейган, наконец, решилась.
– Юпитера, – прервала она разговорчивую собеседницу.
– Почему именно Юпитера?
– Нас никто не подслушает?
– Конечно же нет, мэм. У меня в кабинете прекрасная звукоизоляция, выполненная патентованной фирмой «Спейсфлекс» из лучшего полиуретана...
– Сколько времени вам потребуется на выполнение моего задания, – остановила поток информации Нэнси. – Дженни, милая, постарайся сделать побыстрее.
– Да, да, конечно, будьте уверены, через пару часов или чуть больше я вам сообщу.
Двумя часами позднее мадам Квигли устало вздохнула. Листы бумаги, испещренные цифрами и диаграммами, а также затрепанный навигационный справочник наглядно свидетельствовали о серьезности выполненной работы. В отличие от многих собратьев по профессии, Джоан Квигли вычисляла влияние светил на судьбы человеческие с помощью книги «Тайная наука беспристрастной астрологии, или Ключ к Соломонову Камню». Автором этого источника тайного знания был её дед, профессор Джон Квигли, знаток древних тайн, зарабатывавший хлеб фокусами, гипнозом и чтением мыслей.
Мадам Квигли верила этой книге столь же истово, как в прошлом – ее первоначальному владельцу. В составлении гороскопов мистер Квигли не имел себе равных (пока был в трезвом состоянии), чаще всего он даже не нуждался во вспомогательной литературе. Его внучка признавалась себе, что никогда не достигнет такой квалификации, ей всегда требовались и книга, и навигационный справочник. Стаканчик виски тоже очень хорошо помогал.
Возможно, поэтому гороскопы мадам Квигли пользовались таким успехом в Вашингтоне и округе Колумбия. Президентская чета была не единственной знаменитостью среди клиентов Джоан Квигли.
После двух часов кропотливой арифметики она имела полные исходные данные для гороскопов супругов Рейган. Смущало её только требование мадам Рейган учитывать влияние именно Юпитера. «У Президента – планета влияния Марс, у первой леди – Луна, – подумала она, перебирая страницы фолианта. – Причём здесь Юпитер?».
Одним словом – сплошной ужас, все равно, что извлекать кубический корень (именно эта неразрешимая проблема заставила малютку Дженни, в своё время расстаться со школой). Мастер древнего знания решила, что помощь заветной бутылочки будет совсем не лишней.
На столе появилась сберегаемая для трудных моментов кубическая ёмкость того самого тонизирующего, коим несколько злоупотреблял её дедушка. Мадам Квигли быстро приняла одну стопку, налила вторую и задумалась, что бы сделал в подобной ситуации дедушка Джон. Через несколько минут после того, как она проглотила вторую порцию, у неё в голове прозвучал ровный спокойный голос: «Уверенность, детка, и еще раз уверенность. Не теряй уверенности, и у тебя всё получится».
Квигли почувствовала себя бодрее и начала писать гороскопы Рейганов. Как обычно, ее охватило ощущение, что ложащиеся на бумагу слова сами себя доказывают – они истинны и в этом нет никаких сомнений! Работа подходила к концу, когда снова позвонила Нэнси Рейган. Она не смогла дождаться окончания работ, уж очень сильно её волновал результат.
– Дженни? Ты уже все?
– Вот как раз дописываю последнюю строчку, – деловым голосом сообщила мадам Квигли. – Влияние Солнца уменьшается, влияние Юпитера становится почти неощутимым, но зато он попадает в совершенно новый, я бы даже сказала – уникальный аспект. Да вы, мэм, и сами все это понимаешь. Потребовались весьма длительные вычисления…
– Дженни, к чёрту подробности. Скажи только главное – ты знаешь ответы?
– Естественно.
– Так говори же. Сейчас, я только включу запись…
– Так вот, Нэнси, я начну с простого. У тебя всё без изменений. Всё в полном порядке и беспокоиться не о чем. Вот с натальной картой мистера Президента сложнее. Звёзды говорят, что настал критический период его жизни. Но вы, мэм, должны сохранять спокойствие, избегать излишней поспешности, тщательно все обдумывать. В целом знамения благоприятны… при условии, что никто не будет им противиться.
– Что у него со здоровьем? – перебила астролога Нэнси.
Джоан Квигли всегда давала хорошие советы, давала их убежденно, а потому и убедительно. Вот и сейчас она не смутилась и постаралась успокоить чем-то взволнованную клиентку.
– В свете ваших гороскопов видно, что здоровье мистера Рейгана значительно улучшится, но следует как можно скорее проконсультироваться с лечащим врачом. Не нужно беспокоиться, мистер Хаттон[20] прекрасный специалист. Он сможет выбрать правильное направление. И с этим лучше не затягивать. Самое главное, мэм, – сохраняй спокойствие.
– И еще одно. На вас, мэм, ложится бремя ответственности, и вы обязаны принять этот вызов. Вы должны проявить специфически женские черты характера – спокойную мудрость и сдержанность. Должны поддержать мужа, провести его через бурные воды, успокоить его и утешить. Это ваш особый талант – так воспользуйтесь же им.
– Дженни, – восхищенно вздохнула миссис Рейган, – ты просто великолепна. Не знаю, как тебя и благодарить.
– Благодари Древних Учителей, ведь я – всего лишь скромная их ученица.
Мадам Квигли закончила разговор, чувствуя приятное удовлетворение от честно выполненной работы, – ведь она знала, что ничуть не ошиблась в толковании небесных знамений. Бедняжка Нэнси! Хорошая женщина, только терзается противоречивыми желаниями. Это большая честь – хоть самую малость облегчить ее бремя. Честь – и одновременно удовольствие.
Мадам Квигли очень нравилось, что Нэнси обращается с ней почти как с ровней; справедливости ради нужно добавить, что сама она напрочь лишена снобизма и даже в мыслях не ставила себя на одну доску с супругой Президента. Джоан Квигли не обижалась на её капризы. Она любила людей. Она любила Нэнси Рейган. Бекки Визи любила всех и каждого, особенно после стаканчика виски.
Нэнси удалось уговорить Ронни лечь на обследование. Док Хаттон поддержал её в этом. Ему как специалисту было крайне интересно узнать о состоянии прямой кишки, которая ещё год назад сигналила о необходимости операции по удалению опухоли.
Результат обследования привёл всех в радостное изумление. Никаких следов раковых клеток ни в кишечнике, ни в каком другом органе мистера Рейгана обнаружено не было. Все показатели на уровне здорового мужчины средних лет, что никак не соответствовало внешности пожилого джентльмена в возрасте далеко за семьдесят.
– Мне бы узнать секрет такого преображения, – прочитав заключение, сказал Хаттон. – Я бы озолотился, продавая рецепт вечной молодости.
***
Воодушевлённый такими новостями президент в тот же день собрал у себя в палате совещание доверенных лиц. Настроение у него было прекрасным. Он смеялся и шутил даже больше чем обычно.
– Когда я был мальчишкой, а штатов было всего тринадцать, – шутил он, пожимая руки, входящим в палату седым джентльменам. – Строить оборону было куда проще. Русские тогда не имели ракет.
Одетый в голубой спортивный костюм свободного кроя и неизменную белую сорочку, президент расхаживал по палате между столом и окном. Члены его штаба расположились полукругом напротив стола, на больничных стульях из гнутых металлических трубок. Кроме Буша, Кейнси, Шульца и Уайнбергера в этот раз присутствовал личный помощник президента и старший директор по делам Европы и СССР в совете Национальной безопасности Джек Мэтлок.
Джентльмены, для поднятия настроения у меня есть для вас отличный анекдот.– Рейган растянул узкие губы в улыбке, больше похожей на оскал самца павиана. – Доставили мне только сегодня утром прямо из Москвы.
«Просыпается Рейган посреди ночи в холодном поту. Жена спрашивает: «Ронни, что случилось?». «Кошмар приснился, – отвечает Рейган. – Мне снится, будто идет очередной съезд, Брежнев говорит: «Дорогие товарищи, слово предоставляется первому секретарю Вашингтонского обкома КПСС товарищу Рейгану. – А я не готов!».
Никто не смеялся. Такая перспектива никого не радовала.
– Так вот, джентльмены, чтобы этого не случилось, нам следует немного напрячься, – в голосе президента звучали стальные нотки. – Мне доложили наши аналитики, у нас с Советами сложился дисбаланс и по количеству и по массе забрасываемых ядерных зарядов. Каспар, будьте добры, напомните, сколько у нас этих дьявольских игрушек?
– На сегодняшний день числится 23'135 зарядов, – кинув взгляд в блокнотик, быстро ответил министр обороны Каспар Уайнбергер. – У Советов, по нашим данным, больше сорока тысяч[21]. Соотношение получается как 1: 1,7.
Рейган сделал серьёзное лицо и обвёл взглядом присутствующих.
– Это позор! Шутки кончились, джентльмены. Большевики могут ударить по нашим шахтам в любой момент, а мы не сможем им ответить.
– Но, мистер президент! – воскликнул госсекретарь Шульц. – Вы же помните, как в прошлое Рождество пригласили нас в Белый дом? Мы все были свидетелями и участниками переговоров с этими, как их там? Минойцами, кажется. Мы обещали тогда остановить производство и начать переговоры.
– И подвергнуть риску уничтожения Америки?
– Я этого не говорил!
– Да, опасность того, что случайное применение ядерного оружия приведёт к Армагеддону, существует. Да, мы должны возобновить переговоры с Советами. Я не оспариваю очевидное. Но любые переговоры идут лучше, если они идут с позиции силы. У русских сейчас такая позиция есть, а у нас?
– Мы сильны в научно-технической сфере, в области электроники и в военно-морских силах, мистер президент, – вставил слово Уайнбергер.
– Правильно, Каспар! – Рейган ткнул скрюченным артритом пальцем в министра. – Поэтому нам надо усилиться именно в этих областях. Я помню, что Джонни разрабатывал интересную тему, кажется, она называлась «Миротворец». Насколько мне не изменяет память, а она мне пока ни разу не изменила, там штука в том, что ракеты с ядерными зарядами располагаются на подвижных железнодорожных платформах. Что делает их практически невидимками. С нашей сетью железных дорог, найти такой состав даже со спутника не реально.
Директор ЦРУ Уильям Кейси поднял палец, привлекая внимание. Когда все замолчали, он сказал:
– По нашим сведениям, у русских уже курсируют по стране подобные ракетные системы. Называются «Maladets». Жаль, нам не удаётся определиться с количеством таких составов. Секретность в этом направлении запредельная. Даже наш человек в КГБ не смог узнать ничего кроме названия и самого факта наличия таких ракет.
– Тем более! Нам следует как-то воздействовать на Конгресс, чтобы увеличить финансирование этого направления, – поддержал Рейган. – Мы не должны забывать наше главное направление «Стратегическую оборонную инициативу». Я надеюсь, среди нас нет коммунистических шпионов?
Все собравшиеся сдержанно улыбнулись нехитрой шутке.
– Я так и знал. Поэтому должен прямо сказать, что наша, впрочем, как и никакая другая экономика не выдержит, если начнёт расходовать деньги налогоплательщиков на подобную программу в полном её виде.
Мистер Шульц, будьте любезны, напомните нашу стратегическую задачу, – Рейган обратился к Госсекретарю. – Вам по должности необходимо помнить о ней днём и ночью.
– Исходя того, что Мировая революция обозначена главной целью большевистской партии, что открыто говорится в её программе, наша задачей является отстаивание демократических ценностей, ценностей свободы и прав человека. Исходя из этого, наша стратегия строится на политике экономического истощения противника.
– Да! Именно так! – воскликнул Рейган. – И в деле экономического истощения нет ничего лучше, чем убедить противника тратить средства и ресурсы на заведомо недостижимую цель. Поэтому, джентльмены, нам надо как можно сильнее пугать мистера Горбачёва, пускай тратится. И тогда, может быть, нам повезёт, и мы спляшем шимми на руинах большевистской империи.
21 А ТАУ-КИТЫ ТАКИЕ СКОТЫ
Горбачев звонит Рейгану:— Примите наши соболезнования по поводу взрыва «Челленджера»!— Но «Челленджер» взлетает только через минуту…— А-а, извините, я позвоню позже.
Борт №1 Генерального секретаря ЦК КПСС замер как вкопанный точно на отведённой для него точке лётного поля. В аэропорту - все уже готово. Михаил Сергеевич последний раз глянул в иллюминатор и повернулся к супруге.
– Рая, посмотри...
Раиса придирчиво оглядела фигуру мужа в новом костюме. Шили его в Москве, в кремлёвском ателье, но ткань британская, самая дорогая. Модель «Принц Уэльский».
– Миша... Всё в порядке. Наверное, пора.
– Знаю. Пошли. – Горбачёв улыбнулся и шагнул в тамбур. За ним последовала супруга. По неписаному ритуалу, первым к трапу должен подходить глава делегации с супругой. Они на несколько секунд замерли на верхней площадке, давая возможность фотокорреспондентам запечатлеть исторический момент. За четой Горбачёвых следовали остальные члены советской делегации.
Немногочисленные допущенные журналисты щёлкают блицами, как только советская делегация вступает на швейцарскую землю – Центральный оркестр Швейцарской армии играет советский гимн. Музыканты в красных кителях и фуражках зябнут на ноябрьском ветерке, несущем с Женевского озера мокрый снег.
Делегацию встречает Курт Фурглер, нынешний президент Швейцарской конфедерации. Фигура больше декоративная, чья работа и состоит в подобных встречах. Рядом высокая фигура в чёрном пальто. Это госсекретарь США Шульц. Рейган в аэропорт не приехал, на что никто и не рассчитывал. Он в качестве хозяина «дома» ждёт на арендованной американцами вилле на берегу Женевского озера.
Погода не располагает к длительному пребыванию на открытом воздухе. И прибывшие, и встречающие рассаживаются по чёрным представительским лимузинам, и кавалькада покидает аэропорт «Cointrin».
До виллы «Fleur d'Eau»доехали всего за четверть часа. Аэропорт Женевы находится прямо в городе, а пригород Версуа всего в десятке километров от него. Длинный чёрный лимузин подкатил к высокому крыльцу двухэтажного особняка. Как только представительское авто притормозить, как из дверей на крыльцо вышел сам президент Рональд Рейган. Казалось, что он так и шёл с вытянутой для рукопожатия рукой. Лицо светилось голливудской улыбкой? весь вид его излучал гостеприимство и расположение.
Горбачёв, покинув салон, рефлекторно поплотнее подтянул кашне и выбрался из лимузина. Увидев Рейгана, шедшего на встречу в одном костюме, он не стал застёгивать пальто, а просто широко улыбнувшись, протянул руку.
Рейган на правах встречающей стороны, увлёк Горбачёва на высокое крыльцо. Не смотря на свои 74 года, двигался президент легко и бодро. Отсутствие верхней одежды в сочетании с лёгкостью движений делали его более моложавым, чем его визави, который был моложе на целых двадцать лет. Жестами Рейган дал понять Михаилу Сергеевичу, что хорошо было бы дать репортёрам сделать несколько снимков на крыльце виллы. Переводчик Генерального не успел, но Горбачёв и сам догадался, чего от него хотят. Они зафиксировали рукопожатие перед камерами и прошли внутрь.
Следом по лестнице поднялась вся советская делегация. Шеварднадзе, помощник генсека Яковлев, замминистра иностранных дел Корниенко, посол в США Добрынин. Со стороны США в переговорах участвовали, госсекретарь Шульц, руководитель аппарата Белого дома Риган, посол Хартман, и множество других официальных лиц. Толпа получилась не маленькая.
Первое, с чего начал президент, после того как закончились протокольные мероприятия была преамбула, настраивающая на серьёзный лад.
– Соединенные Штаты и Советский Союз – две величайшие страны на Земле, две сверхдержавы. Мы единственные, кто может развязать Третью мировую войну, но также и единственные, кто может принести мир всему Миру.
Советские участники даже посветлели лицами, им показалось, что американская делегация настроена на конструктивный диалог. Однако уже спустя полчаса стало ясно, – простыми переговоры не будут. Рональд Рейган начал с претензий. При этом это не столько претензии к системам стратегических вооружений, сколько текущие общемировые вопросы.
– Почему войска вашей страны находятся на территории Афганистана? – патетически вопрошал президент. – До каких пор ваша коммунистическая партия будет чинить препятствия для эмиграции? Как долго вы собираетесь поддерживать бандитские террористические группировки в развивающихся странах? Сколько ещё будет литься кровь детей и женщин в Никарагуа, Камбодже и других несчастных странах?
Вот это уже не нравилось никому из советской делегации. Горбачёв даже подумывал, не стоит ли встать и покинуть зал переговоров. Всё-таки сдержался и решил ответить.
– Я не ваш ученик, господин президент, – Михаил Сергеевич заговорил спокойно и даже, казалось, несколько флегматично, что было на него совсем не похоже. – Вы не мой учитель. За нами огромные страны. Можно сказать миры. В каждом из этих миров есть много проблем. Я сейчас тоже мог бы назвать проблемы связанные с вашей, мистер президент, политикой, вашей страной, но не буду этого делать. Если мы свалим в одну большую кучу все проблемы мира, то решить их не сможем никогда. Я предлагаю вернуться к заявленной теме: «Ограничение стратегических ядерных вооружений». И впредь стараться не отходить от конкретики. Только так, мне кажется, можно достичь каких-то значимых результатов. В противном случае нам с вами не имеет смысла терять время на пустые перебранки.
После этого американская делегация несколько снизила накал атак, а после того, как прозвучали общие положения, лидеры двух сверхдержав притупили к переговорам в режиме один на один.
В этом режиме напор Рейгана на младшего по возрасту партнёра ещё более усилился. Даже спокойный и обладающий сангвиническим темпераментом Горбачёв иногда начинал терять самообладание.
Вместо пятнадцати минут первая беседа продолжалась более часа. Тон с самого начала заданный Рейганом привёл в идеологический тупик. Это скорее яростный спор «коммуниста № 1» с «империалистом № 1», чем деловой диалог руководителей двух самых мощных государств. Горбачёв как мог, отбивался от обвинений в нарушении прав человека, а Рейган, в свою очередь, отвергал всякие попытки указать на роль ВПК в США, на существование машины пропаганды, ведущей подрывную работу против СССР. И уже оба с жаром возлагали друг на друга ответственность за гонку вооружений, поставившую мир на грань катастрофы.
Разгорячённые непростым диалогом, главы США и СССР решили пройтись перед обедом вдоль берега Женевского озера. Шли медленно, словно выверяя каждый шаг на минном поле. Вдруг Рейган остановился и, повернувшись к партнёру по переговорам, спросил:
– Скажите, Михаил, – он доверительным жестом легко коснулся локтя Горбачёва. – Скажите, если на мою страну, на Соединённые Штаты нападут инопланетяне, можем ли мы рассчитывать на вашу военную помощь?
Горбачёв удивлённо поднял глаза. Он вспомнил причину этих переговоров, но только сейчас догадался, что инопланетяне подталкивали к ним не только руководство Советского Союза. Последняя фраза свидетельствовала о том, что с администрацией США тоже вели определённую работу.
– Рональд, вы верите в инопланетян?
– Нет, хотя и видел как-то раз нечто похожее на странный искусственный объект. Поэтому мне хотелось бы быть уверенным, что нам, как жителям одной планеты лучше держаться вместе. – Рейган отвёл взгляд чуть в сторону. – Лучше противостоять возможным вторжениям, откуда бы они ни происходили.
– Как сосед по планете, я отвечу, что да, вы можете рассчитывать на любую нашу помощь, как наши отцы в своё время бились плечом к плечу с нацистами. В случае инопланетного вторжения мы бы пришли вам на помощь.
Про себя Михаил Сергеевич отметил, что упоминание инопланетян вполне может указывать на то, что минойцы посетили не только Кремль, но и Белый дом.
– Мы бы тоже, – коротко сказал Рейган и протянул руку для рукопожатия.
В кабинете, отведённом советской команде, все с нетерпением ждали возвращения Горбачёва. По протоколу вот-вот должен начаться обед, а глав делегаций всё ещё не было. Наконец, на крыльце виллы появились «виновники» волнения.
– Товарищи, – сходу начал Михаил Сергеевич, – этот мистер президент, не просто рядовой консерватор, это просто какой-то политический динозавр. С ним очень трудно вести нормальный диалог. К тому же верящий во всякую чепуху вроде инопланетян.
– Так вы там про зелёных человечков полчаса разговаривали? – удивился Яковлев.
– Нет, мы больше про евреев, про психушки и про... – Горбачёв взял под руку Раису Максимовну и направился в сторону обеденного зала. – Мне кажется, нас уже пригласили к столу.
После обеда разговор пошел о контроле над вооружениями. Рейган почувствовал прилив сил и рванул в бой. Он рассчитывал первым огласить заготовки, чтобы, навязать свою игру. Он предложил резко сократить наступательные вооружения с переходом к оборонительным системам. Президент с благородным негодованием разнес в пух и прах доктрину сдерживания, которая привела к гонке вооружений. Закончил Рейган страстным утверждением, что Советский Союз не должен бояться стратегической оборонной инициативы. Президент даже выдвинул идею «открытых лабораторий», заявив, что, когда технология будет отработана, Америка поделится ею с русскими.
Горбачёв слушал собеседника, не перебивая и не останавливая его полет фантазии. Про себя же думал, что значат эти разговоры? Всего лишь прием, имеющий целью сделать СССР сговорчивым, или все-таки попытка успокоить пришельцев, которые наверняка потребовали от американцев того же что и от русских. Тогда, возможно, что и сама идея СОИ, получившая последнее время какое-то новое дыхание, попытка защититься от этих самых минойцев. Хоть и возникла она пару лет назад и с самого начала продвигалась как инструмент устрашения Советского Союза.
– Спасибо за столь трогательную заботу, мистер президент, – сказал Горбачёв, получив ответное слово. – Однако есть нюанс. Любому здравомыслящему человеку видно, что СОИ – в сущности, такая плохо замаскированная попытка создать щит для отражения удара возмездия, который последует после нанесения вами первого удара. Общие рассуждения и «заверения» не могут ввести в заблуждение. Они лишь свидетельствуют, что США нам не верят. А почему мы должны верить вам больше, чем вы нам?
Он сделал почти театральную паузу, после которой продолжил:
– Советский Союз против переноса гонки вооружений в космос, но, если американцы не воспримут аргументы разума, нам останется только ответить тем же. Должен сообщить, что ответ у нас в принципиальном плане уже есть. Он будет эффективным, менее дорогостоящим и может быть осуществлен в более короткий срок.
Выслушав длинную тираду Генерального секретаря, Рейган помрачнел. Он был достаточно хорошим актёром, чтобы подыграть собеседнику. Внутри же – ликовал. План вовлечения СССР в гонку сверхдорогих космических вооружений сработал.
Услышав слова: «Похоже, мы зашли в тупик...» он поднял глаза на Горбачёва.
– Почему бы нам с вами не пройтись ещё разок? – предложил президент.
– По-моему, хорошая идея. – Не стал отказываться Горбачёв.Они в сопровождении переводчиков вышли во внутренний дворик. Направились к какому-то зданию. В гостиной пылал камин. Прогулка, новая обстановка, треск поленьев сняли напряжение. Но Рейган снова заторопился исполнить тактические ходы, заготовленные ещё в Вашингтоне. Он передал Горбачёву предложения по контролю над вооружениями.
Это был пакет из девяти пунктов на английском и русском языках. Там было много того, что ранее уже обсуждалось сторонами, но согласованных решений не удалось достигнуть. Рейган подчеркнул, что американская сторона рассматривает эти предложения именно как единый пакет.
***
Пресс-конференция после переговоров
– Господин Генеральный секретарь, – поднялась с места высокая стройная девушка европейской внешности с правильными чертами лица и радикально короткой стрижкой. – Миранда Королингс, «Папуа-геральд ньюс», вы сказали, что Советский Союз тоже работает в области стратегической обороны, прокомментируйте, пожалуйста, вашу позицию. Спасибо.
– Я такого не говорил, – рассмеялся Горбачёв. – Я сказал, что мы занимаемся фундаментальными исследованиями. Некоторые из них в отдельных направлениях затрагивают проблемы, которые в США входят в разработки Стратегической оборонной инициативы. Кроме того, я сказал, что СССР является решительным противником СОИ, так как это явный перенос гонки вооружений в космос. Мы не собираемся создавать у себя чего-то подобного. С Земли, как говорят наши учёные, мы сможем при необходимости, ликвидировать любые объекты ближнего космоса. Мы призывали и призываем наших уважаемых партнёров сделать то же самое. Если администрация Белого дома не прислушается к нашим призывам, если всё-таки пойдёт на создание стратегической обороны, на развёртывание в космосе систем противоракетной обороны, то она возьмёт на себя всю ответственность за подрыв стратегической стабильности, за открытие новых сфер гонки вооружений с самыми непредсказуемыми последствиями.
Если у наших американских партнёров так много денег, то мы не в праве указывать им, как ими распоряжаться. У нас есть наработки позволяющие ответить ассиметрично, то есть более эффективно и с меньшими затратами.
«Он лжёт, красиво и артистично, – подумал сидящий тут же Рейган, – глаза его выдают. Чтобы он не говорил сейчас, я вижу, что он боится».
– Кажется, наш план сработал, – прошептал на ухо президенту, сидящий рядом с ним, Шульц. – Русские клюнули.
– Петер Шиндлер, «Ной Бернер Цайтунг», – с первого ряда поднялся импозантный мужчина с рыжеватой бородкой. – У меня вопрос к господину президенту.
– Я вас слушаю, мистер Шиндлер.
– Господин президент, читателям нашей газеты, всем жителям Швейцарии, да и, думаю, что всего мира хотелось бы узнать, в чём сущность такой дорогой «игрушки» как «Звёздные войны».
– Это на самом деле очень просто! – Воодушевился Рейган, почувствовавший любимую тему. – Главное, засечь старт ракеты как можно раньше, чтобы поразить её на самом первом этапе полёта. Для этого в космосе развешиваем спутники наблюдения. Этот этап, можно сказать, уже выполняется. Причём и США и Советским Союзом. Мы пристально следим друг за другом.
Рейган сложил ладонь трубкой и, приложив к глазу, направил на Горбачёва, нахмурив при этом густые брови.
Зал оценил шутку, громким взрывом смеха.
– Я продолжу, с вашего позволения. После того как старт ракеты зафиксирован, в дело вступает противоракетная оборона. Здесь наши умники предлагают много разных устройств. Оружие направленной передачи энергии. Боевые лазеры, пучковые пушки и прочие хитрые научные штучки. Они должны поразить вражескую ракету ещё на взлёте.
Но часть стартовавших ракет может продолжать полёт. И тогда в дело вступают космические платформы с электромагнитными пушками, спутники с космическими противоракетами, чтобы не допустить гибели миллионов мирных граждан.
– Марвин Калб, Эн-Би-Си, – представляется очередной мастер печатного слова. Седина его аккуратно подстриженной шевелюры выдаёт солидный возраст, но глаза блестят по-юношески. – У меня вопрос к обоим лидерам. Можно?
– Валяйте, мистер Калб, – кивает Рейган. Он лично знаком с журналистом ещё по первой предвыборной гонке. – Думаю, что мистер Горбачёв не будет против.
Горбачёв улыбнулся и кивнул в знак одобрения.
– Можете ли вы кратко ответить о достигнутых на саммите результатах?
Гул голосов в зале подтвердил, что публика ждёт резюме.
– Самое главное, до чего мы смогли договориться, – пользуясь старшинством, начал Рейган, – ядерная война не может быть развязана ни при каких условиях! Сегодня всем понятно, что победителей в ней не будет, а выжившие позавидуют погибшим. Поэтому мы решили продолжить переговоры. Я пригласил мистера Горбачёва в США, а он в свою очередь пригласил меня в Москву, чему я очень рад. Надеюсь, что мы вышли на путь к лучшему пониманию друг друга, и это ключ к миру.
Он сел и кивнул Горбачёву, как бы передавая эстафетную палочку.
– Со своей стороны хочу добавить, – начал тот. – Можно рассматривать нашу встречу как начало плодотворного диалога с целью добиться перемен к лучшему. Как в советско-американских отношениях, так и в мире вообще. Как говорится, лучше десять лет вести переговоры, чем один день воевать.
Хочется верить, что, не смотря на то, что оружия в мире осталось столько же, сколько и было, мир всё-таки стал более безопасным, чем до переговоров.
Гром оваций не захлестнул зал. Журналисты были несколько разочарованы тем, что никакого реального сдвига в решении проблемы разоружения достичь не удалось.
***
Ноябрь на Тробрианах – сплошные низко висящие облака, ежедневный дождь, мощный, но короткие, словно из ведра, и тридцатиградусная жара. При этом ночь не приносит прохлады, так как нагревшееся за день море делится с сушей теплом, не давая ей остыть.
Местные жители привычно занимались обыденными делами: ухаживали за посадками ямса, ловили рыбу в прибрежных водах Соломонова моря, обменивались браслетами и ожерельями из местных ракушек. Жизнь текла своим чередом. Появление странных людей с разноцветной кожей не принесло в быт островитян ничего нового. Только дети постоянно крутились рядом с построенной для иноземцев фаренуи. Хохеэрэ как глава общины повелел соорудить гостевой дом для почётных гостей и торжественно вручил символические ключи от земного жилища.
– Пусть этот дворец служит вам уютным домом на нашем славном острове! – сказал он на празднике в честь окончания строительства.
Сам фаренуи представлял из себя хижину на сваях, со стенами из мангровых жердей, зашитыми тростниковыми матами. От дождя защищала крыша из банановых листьев. Дождь иногда был таким мощным, что вода текла с потолка ручьями. Впрочем, минойцев это не сильно расстраивало. Огорчало их только то, что приходилось постоянно сушить балахоны и запас материи на пошив новых. Во влажном и жарком климате ткань постоянно покрывалась плесенью.
Здесь для местных открылся новый сектор экономики. Дюжина женщин занималась ежедневным шитьём, стиркой и сушкой одежды для пришельцев. За это папуасский гангстер Питер Мозес привозил живых свиней и ящики спиртного. Всё это он покупал в Порт-Морсби, параллельно занимаясь обменом золота на валюту.
Питер Мозес, хорошо подумав, решил временно завязать с преступным бизнесом. Доход от работы с инопланетянами обещал быть не меньшим, чем от торговли рабами или наркотиками, а риска не нёс никакого.
«В конце концов, – думал Мозес. – Эти ребята улетят отсюда. Вот тогда я и развернусь. Может быть, даже в Австралии закрепиться получится».
Вот и сегодня он привёз несколько ящиков рома, который любил как сам арики, так и все его домочадцы. Спиртное оказалось самой лучшей валютой при расчётах с местными. Они быстро поняли, что можно легко получить бутылку «огненной воды», всего лишь поработав полдня на шитье простых одеяний из белой хлопчатобумажной материи.
Мозес скомандовал ребятам разгружать ящики с ромом, а сам отправился навестить новых друзей. Благо, склад он устроил между прибрежных коралловых останцёв, рядом с домом минойцев. Такое расположение позволяло ему не заботиться об охране, он знал, что местные фоа[22] ни за что не будут красть у гостей Йугумиша́нты[23].
– Да будут ваируа благосклонны к вам, – поприветствовал он кого-то, переступая порог фаренуи. – Я привёз свежую партию рома. Хороший. Австралийский.
–Эх, Мози, не до рома нам сейчас, – голос Нэйтис полон печали. – Я только что вернулась из Женевы.
– Что случилось в Женеве? – Мозес слабо представлял, где находится Женева и вообще что это такое. Он с брезгливостью окинул взглядом жилистую фигуру девушки. Ему не нравились худые женщины. Он предпочитал упитанных дам со здоровым тёмно-шоколадным цветом кожи. – Наводнение? Пожар?
– Тебе бы всё шуточки, – вздохнула Нэйтис. – Тайнесса, как мой рассказ услышала, так места себе не находит. Рвёт и мечет. Я её такой сердитой никогда не видела.
– Поэтому вам всем надо выпить рому! – многозначительно поднял палец бывший гангстер. – Пальмовый самогон тоже хорошо, но ром лучше. Особенно австралийский. Этот чудесный напиток и успокаивает, и помогает. Вот, взять нашего друга Хохеэре. Он даже рыбу не идёт в море ловить, без того чтобы не хлебнуть пару глотков ваипиро[24]. А я предлагаю не какой-то вонючий самогон, а продукт высшего качества. Двойная перегонка! Да!
Он поднял бутылку тёмного стекла к глазам и по слогам прочитал название:
– Бан-да-бер дис-тел-ла-ри, Бандабер дистеллари! Брисбен. – Мозес скрутил винтовую пробку и приложился к бутылке. – Хороший ром, вкусный! Мозги прочищает, до кристальной ясности.
Он сделал ещё один глоток и завернул крышку. Потом достал из кармана непочатую бутылку и протянул Нэйтис.
– Держи.
Нэй с сомнением взяла и, поблагодарив, вернулась внутрь фаре.
На мягких, доставленных с корабля пластиковых диванах сидела вся команда, кроме тех, кто нёс вахту на луне.
– Братишки и сестрички мои, – улыбнулась Нэй и протянула Тайнессе бутылку рома. – Тут бывший пейратис передал нам местный стимулятор. Говорит, что этот напиток хорошо помогает в решении каких-то проблем.
– Дешёвое алкогольное пойло, – сказала стратигесса, пробежав глазами текст этикетки. – Действие этанола, которого здесь целых сорок процентов, в целом разрушительно. Я понимаю, после полученных тобой сведений, настроение не может быть радужным, но инженеру бронезащиты следует знать элементарные вещи. Этанол хорош в малых дозах и в сочетании с альдегидами действительно стимулирует работу мозга.
– Тогда может быть нам устроить сейчас катайгидос... – воскликнул Гениос. – Только использовать не это пойло, а из наших запасов с Минойи. Если там ещё осталось.
– Я предлагаю использовать дары местных жителей, – сказал Грифандр Риптус. – Наши запасы вина на исходе. Мы не знаем, что нам предстоит пережить в оставшиеся до возвращения дни. Предлагаю всем желающим попробовать этот «Бандабер». Остальные могут выпить по бокалу фестского. Надо подумать, как перегнать эту бурду во что-то приличное.
– А чтобы напиток не пропадал зря, требую от всех, братья мои, подумать и выдать вариант наших дальнейших действий. – Голос Тай звучал по-командирски чётко.
– А хорептики агапи[25] потом устроим? – спросила Теофиса Ксенаку преданная поклонница этого высокого искусства. – Без агапи, боюсь, у меня не получится.
– Я думаю, что сегодня танцы только по желанию, – Нахмурилась Тайнесса. – У меня после проделок местных лидеров, нет никакого настроения. Лучше я прогуляюсь по берегу. Буду здесь через три часа. Всем быть готовыми для доклада по заданной теме.
***
Три часа пролетели незаметно. Идей таких, чтобы всё решилось прямо здесь и сейчас, ни у кого не возникло. Поэтому сошлись на решении преподать хороший урок каждой из сторон.
– Американский президент грезит «звёздными войнами»? – задала риторический вопрос Тайнесса. – Прекрасно! Надо устроить для него показательный спектакль с огоньком. Взорвём один из его взлетающих космических аппаратов прямо на старте. Следующий старт у них, кажется, запланирован на начало января? Вот и хорошо. Его и рванём.
– Правильно, – поддержал стратигессу Гриф. – А русских проучим по-другому. Раз они наращивают наземные ядерные силы, то и урок должен быть на земле. Обрушим что-нибудь из их атомных объектов. Они должны почувствовать нашу решимость.
***
Утром 28 января 1986 года все конструкции стартового комплекса на мысе Канаверал были покрыты ледяной коркой, поэтому время старта отложили. Ждали, пока лед растает. На трибунах, возведённых для зрителей, царило приподнятое настроение. Погода наладилась, несмотря на холодный ветер с океана, все присутствующие переживали энтузиазм, подпитываемый бравурной музыкой. Наконец лёд на агрегатах стартового комплекса растаял, и в 11.38 по восточному поясному времени корабль многоразового использования «Challenger», на борту которого находился экипаж из семи астронавтов, устремился в безоблачное небо.
На трибунах, где находилась публика, началось ликование. Телевизионная камера крупным планом показывала лица родителей Кристы Маколифф, провожавших дочь в полёт, – они улыбались, радуясь, что мечта их девочки стала реальностью.
Через 52 секунды после старта «Челленджер» приступил к максимальному ускорению. Командир корабля Фрэнсис Скоуби подтвердил начало ускорения. Ещё через 20 секунд в центре управления полётом услышали возглас Скоуби – «Ого!». Это были последние слова, прозвучавшие с борта «челнока». На семьдесят третьей секунде полёта, когда «Челленджер» уже поднялся на высоту пятнадцати километров, зрители увидели, как он исчез в белом облаке взрыва.
Запуск транслировался по телевидению, и свидетелями трагедии стали миллионы американцев. Поначалу никто не понял, что случилось. Кто-то испугался, кто-то восхищённо зааплодировал, полагая, что всё происходит по программе полёта. Казалось, что диктор тоже считает, что всё в порядке. «1 минута 15 секунд. Скорость корабля 2900 футов в секунду. Пролетел расстояние в девять морских миль. Высота над землёй — семь морских миль», — продолжать вещать голос из громкоговорителей над трибунами.
Лишь спустя пару минут он понял, что что-то пошло не по плану и объявил о «критической ситуации». Ещё через мгновение прозвучали страшные слова: «Челленджер взорвался»...
***
3 февраля 1986 года президент Рейган учредил Президентскую комиссию по расследованию аварии космического челнока "Челленджер". Бывший госсекретарь Уильям Роджерс возглавлял комиссию, в состав которой входили Салли Райд, Нил Армстронг и Чак Йегер. Комиссию так и назвали – «Комиссия Роджерса».
"Комиссия Роджерса" тщательно изучила фотографии, видеозаписи и обломки, оставшиеся после аварии. Комиссия установила, что авария вызвана направленным воздействием внешней силы. Этот вывод ясно указывал тем, кто в теме, на действия пришельцев. О настоящей причине взрыва решено было общественности не рассказывать. Всё списали на неисправность уплотнительных колец правого твердотопливного ракетного ускорителя.
***
– Гениос, ты поставил псевдооблако достаточной плотности? – голос навархоса звучал в ухе молодого астронавигатора, как будто тот стоял у него прямо за плечом. – Надо, чтобы никакая оптика не смогла показать, что взрыв коснулся только ракеты-носителя.
– Да, навархос. Всё сделал, как мы рассчитали. – Доложил иполохагос. – Приборы показывают, что прозрачность камуфлирующего объекта 86,7%. Этого вполне достаточно, для того, чтобы...
– Я помню, – оборвал доклад Грифандр. – Продолжай наблюдение. Как только капсула с экипажем начнёт падение, включишь силовое поле поддержки. Подхватишь капсулу и под прикрытием обратной прозрачности возвращайся на орбиту. Как понял?
– Я понял вас, навархос, но кабина уже пошла вниз... – в голосе Гена послышалось волнение. – Разрешите приступать к выполнению без доклада?
– Действуй, кадет!
Прошло немного времени. Капсула с ошарашенным экипажем помещена в грузовой отсек планетолёта и погружена в полную темноту.
***
– Эй, Фрэнк, что происходит, – первой подала голос Джудит Резник. Я знала, что в космосе темно, но не до такой же степени. Хотя бы приборы на приборной доске должны светиться.
– Да, Фрэнк, может, скажешь, что случилось с управлением нашей калоши? – присоединился к ней Эллисон Онизука. Сколько я на шаттлах не летал, ничего подобного никогда не происходило.
– Спокойствие! Главное – спокойствие! Нам до космоса ещё лететь минут десять. Почему не горят циферблаты для меня тоже зага.... –командир экипажа Ричард Скоуби не закончил мысль, заснув под воздействием транквилизирующего излучения. –
Астронавтов быстро переместили из кабины челнока в рубку планетолёта. Стало тесновато. Всё-таки семь человек дополнительно в корыте, рассчитанном только на трёх человек экипажа.
– Надо избавиться от этого уродца, тогда управлять кораблём будет проще, – сказала помогавшая Гену Минойта. – Ген, вытряхни его прямо в море, пусть тонет. Хорошо бы упал куда-нибудь поглубже. Давай у Раса спросим, где здесь место поглубже.
– Я вас и так слышу прекрасно, – отозвался Тарасий Ликрас. – Вы сейчас как раз над самым глубоким местом пролетаете. Тут глубина около пятидесяти стадий[26].
– Отлично! – воскликнула Мика. – земляне замучаются ил глотать. Ген, открывай быстрее люк, а то летим мы на приличной скорости, легко мимо проскочим.
Вскоре в паре миль севернее острова Бель-Вью (Британские Виргинские острова) раздался громкий «плюх», а в небо взлетел белый фонтан брызг и пены. Океанская пучина в очередной раз приняла в себя продукт человеческого гения.
– Товарищ навархос, что будем делать с землянами? – обратился Гениос. Пока они спят их можно выгрузить куда угодно, но днём будет труднее сохранять невидимость.
– Покатай их до ночи. А там где-нибудь в пустынном районе высадишь. Пусть они проснутся с потерей памяти на эти сутки.
***
Первым пришёл в себя, как и положено командиру, Ричард Скоуби. Он открыл глаза и увидел над головой чёрное небо с мириадами мерцающих звёзд. «Почему я сплю на улице? – пронеслась у него в голове мысль. – Мне же сегодня лететь. Ничего не понимаю». Он приподнялся на локте и посмотрел по сторонам. С одной стороны на поверхности моря играли блики отражающихся в воде огоньков, какого-то крупного города, с другой – на фоне неба чернела волнистая линия какой-то растительности. Рядом лежали товарищи по предстоящему полёту. Все одеты в скафандры, как полагается при старте шаттла.
Постепенно все проснулись, или вернее пришли в сознание. Никто не помнил, что с ними произошло, и как они оказались на берегу моря в скафандрах, но без шлемов. Последние воспоминания у каждого из них фиксировали отход ко сну вечером накануне старта «Челенджера».
После разведочного рейда, в который отправили Криста Маколиф и Джуди Резник, стало ясно, что они находятся на острове Пуэрто-Рико. Как они тут оказались совершенно не ясно, поэтому командир принял решение обратиться к местным властям.
Команду шаттла переправили сначала на Кубу, на базу Гуантанамо. Где продержали, всячески издеваясь в смысле медицинских опытов не менее месяца. Общественности объявили о их гибели. Потом всех переправили по домам, взяв с них честное слово о неразглашении[27].
***
Операция «Тимория» прошла успешно. Президент Рейган, лично присутствующий на космодроме, прекрасно понял символику события. В тот же день на внеочередном собрании Совета национальной безопасности США принято секретное постановление о приостановке запусков челноков. Прессе доложили только о том, что не будет запланированных НАСА 15 запусков текущего года.
Гибель корабля запустила настоящую цепную реакцию, так или иначе затронувшую практически все аспекты американской космической индустрии. На программе «звёздных войн» поставили крест, хоть и не признались в этом публично. Риторика в средствах массовой информации продолжалась, деньги на космические вооружения выделялись, но работы больше не велись.
22 ПАДЁТ ЗВЕЗДА С НЕБА, А ИМЯ ТОЙ ЗВЕЗДЫ – ЗВЕЗДА ПОЛЫНЬ [28]
– Егор, подойди, надо переговорить, – Михаил Сергеевич решил, что перед тем как готовить доклад по итогам встречи в Женеве, неплохо было бы обсудить детали с Лигачёвым. Тот всё-таки и постарше и поопытнее. Может быть, посоветует что-нибудь.
Подумав немного, он позвонил ещё и Чебрикову, чьё общение с настоящими «виновниками» прошедших переговоров позволило бы сейчас понять направление дальнейших действий.
Оба чиновника пришли одновременно.
– Заходите, садитесь, товарищи, – радушно встретил соратников Горбачёв. – Мне в Женеве наши посольские презентовали какие-то печенюшки, говорят, вкусные. Кажется, тирггель называются. Угощайтесь не стесняйтесь. Чай наливайте...
Подождав немного, пока Лигачёв и Чебриков справятся с чаем, немного покопавшись в бумагах, Михаил Сергеевич, сложил руки на бумагах и, улыбнувшись, повернулся к Чебрикову.
– Виктор Михалыч, как ты считаешь, удалось мне создать нужное... – он поиграл пальцами в воздухе, подбирая слово. – Нужное впечатление?
– Михаил Сергеевич, мне пока трудно что-то сказать... – Чебриков говорил, аккуратно подбирая слова. Казалось он идёт по минному полю. – Я, конечно, прочитал, что наши ребята мне докладывали, но если вы сейчас расскажете подробнее... Всё-таки одно дело расшифровка записей, и совсем другое рассказ фигуранта, извините.
– Не надо извиняться, Виктор Михайлович, – усмехнулся Горбачёв. – Работа у тебя такая. Хорошо, я сейчас расскажу коротенько, буквально в двух словах, основные моменты... Да, собственные впечатления тоже постараюсь передать.
Он отхлебнул из стакана в массивном подстаканнике, немного подумал и начал:
– Как вы помните, главной задачей для нас в этих переговорах состояла в создании реноме. Чтобы весь мир, а главное ваши космические гости увидели, что мы выполняем их требование. У меня даже сложилось впечатление, что Рейган встречался с этими ребятами лично. Знаете, что он меня спросил, однажды на прогулке, вне записывающих устройств?
Михаил Сергеевич сделал театральную паузу.
– Он спросил: «Придёт ли Советский Союз на помощь Америке, если она подвергнется атаке инопланетных агрессоров?».
– Точно! – проворчал Лигачёв, размешивая сахар в стакане. – Может быть, и не с ним лично, но с кем-то из его администрации наши космические «друзья» встречались.
– А как тебе, Михал Сергеич, сам мистер Рейган? – спросил Чебриков. – Такой же мерзкий тип, как его у нас рисуют?
– Не очень образованный, не очень умный, явно не семи пядей, но зато хитрый, обаятельный и умеющий располагать к себе. – Чуть подумав, ответил Михаил Сергеевич. – Это если дать чисто внешнюю оценку. Сами понимаете, карикатурный образ, он к реальному человеку никак относиться не может. Рейган не без причуд, но совсем не людоед. С ним вполне можно иметь дело, можно договариваться.
– И исходя из твоих впечатлений, – Лигачёв вертел в пальцах твёрдый, как деревяшка, тирггель. – Как ты, Михал Сергеич, собираешься поступить? Будем сокращать наши ядерные силы?
– Это вряд ли, – улыбнулся хитро Горбачёв. – Мы на это пойти не можем. Сокращать если что-то и будем, то только в порядке замены на более мощные.
Он повернулся к Чебрикову.
– Виктор Михалыч, это по твоей части. Как думаешь, каким образом эти твои пришельцы могут контролировать нас?
– Я тоже уже интересовался этим вопросом. Специально Александрова к себе на Лубянку пригласил. – Чебриков тоскливо вздохнул. – Мы с ним битый час толковали. Что в лоб, что по лбу. Только и сказал, что если бы он был на месте этих наших гуманоидов, то следил бы за радиационным фоном. Если мы обещаем сокращение, то работы по ликвидации должны каким-то образом влиять на радиационный фон.
– Понятно, – сказал Лигачёв. – Если мы увеличиваем фон, значит, дело движется.
– Как-то так.
– Значит надо озадачить товарищей из академии наук, чтобы они что-то такое придумали, для повышения радиационного фона. – Он погрозил пальцем невидимому собеседнику Горбачёв. – С этим понятно. Теперь у меня задача – доложить на сессии Верховного Совета. Доклад опубликуем в газетах. Это будет сигналом, что мы выполняем.
– Надо с Бовиным встретиться, – заметил Чебриков.
– Можно и Бурлацкого привлечь, – Лигачёв вспомнил того вальяжного журналиста, что брал у него интервью несколько лет назад. – Недурно умеет словами играть.
– Да, я и сам могу, – заикнулся, было, Горбачёв, но Чебриков и Лигачев, не сговариваясь, замахали на него руками.
– Михал Сергеич, тебе делать больше нечего? – фыркнул Лигачёв. Генеральный не может себе позволить так относиться к времени, он не для того служит народу, чтобы доклады писать. У тебя и без того дел невпроворот.
Через неделю во всех во всех газетах Советского Союза был напечатан доклад Генерального секретаря ЦК КПСС о результатах переговоров с президентом США. Из доклада народ узнал, что «Мы предложили полностью запретить ударные космические вооружения потому, что начало гонки вооружений в космосе ничьей безопасности не укрепит. Прикрытые космическим «щитом» ядерные средства нападения станут еще более опасными».
***
Вечером 28 ноября аппаратура слежения звездолёта зафиксировала среди трансляций Советского телевидения доклад главы КПСС о Женевских переговорах.
– Русские, похоже, отнеслись более серьёзно к нашим требованиям, – сказала Тайнесса Родамантис, пробежав глазами распечатку доклада. – Если всё будет обстоять так, как они заявляют в этом докладе, то можно надеяться, что они всё-таки начнут ликвидацию вооружений.
– Ты им веришь? – Грифандр с удивлением посмотрел на главу экспедиции. – Эти земляне, что русские, что любые другие будут лгать и изворачиваться, тянуть и выжидать, лишь бы избежать невыгодного для себя решения.
– Так ведь разоружение выгодно, прежде всего, для них самих.
– Они так не считают. Для них как раз прекращение наращивания вооружений – это рост социальной напряжённости, связанной перепрофилированием производства вооружений. С потерей тёплых мест, постоянного дохода и уверенности в завтрашнем дне.
Гриф прошёлся по потрескивающей под ногами деревянной галерее фаренуи.
– Нет! Ни в коем случае нельзя прекращать наблюдение за атомными объектами ни СССР, ни США.
– Я и не предлагаю прекратить наблюдения, – пожала плечами Тай. – Я думаю, что ты преувеличиваешь вероломство местных жителей. Лучше выпей бокал вина, да потанцуем вдвоём. Что-то мне сегодня хочется только твоей компании. Всё-таки молодёжные безумные игрища несколько утомительны.
***
Сильный южный ветер, мараму, нёс на Киривина тяжёлые свинцовые тучи. Обычно в апреле сезон ураганов уже заканчивается, сила и скорость ветра падает, а длительность дождя сокращается до летнего уровня. Почему в этом году великий Тангароа вдруг изменил правилам и пригнал к Соломоновым островам чудовищной силы ураган, остаётся только гадать на панцире древней черепахи.
Нэйтис Харлампиу, нёсшая вахту на звездолёте первой заметила зарождающийся ураган в районе Маршалловых островов. Он сразу привлекал внимание скоростью вращения белых облаков вокруг синего ядра – «глаза» циклона. Циклон быстро двигался в юго-западном направлении, угрожая затопить и разрушить всё на своём пути. Скорость ветра в нём достигала ½ стадии в секунду, следовательно, к Киривина ураган придёт уже через какие-то десять часов.
Не мешкая, Нэйтис связалась с начальством и вкратце обрисовала ситуацию.
– Ты утверждаешь, что нам грозит какая-то опасность?
– Я лично ничего не утверждаю, но физика говорит, что мини-депрессия, случайно возникшая из-за нагрева поверхности воды, устремляется к зоне пониженного давления и выбрасывается в верхние слои атмосферы, подтягивая новые порции воздуха с поверхности океана. За счет расширения при подъеме происходит охлаждение, сопровождающееся интенсивными процессами конденсации. Падающая вода формирует стены гигантской «трубы», выбрасывающей наверх новые порции воздуха. Процесс ускоряется, и циклон движется, сметая всё.
– Не надо меня пичкать физикой! – Рассердился навархос. – Считай, что убедила. Что рекомендуешь делать?
– Рекомендую убираться с острова как можно быстрее.
– Ты же говорила что-то про десять часов? И что делать с местными? Их тут тысяч двадцать...
– Даже и не знаю. Вроде бы ребята симпатичные, но что мы для них можем сделать? – задумалась Нэй. – Слушай, навархос, а может быть сообщить через Мозеса на Папуа? Даймоны с этой нашей секретностью...
– Ты думаешь, их кто-то будет спасать? Как? На баржах эвакуировать? – спросил Гриф.
И тут же ответил сам себе, – нет, не верю я, что папуасское правительство сделает хоть что-то. Интересно, а как они раньше спасались от таких ураганов? Пойду-ка я спрошу у Хохеэрэ. Он всё-таки здешний вождь, должен знать.
Всё оказалось до смешного просто. Раньше, в случае прихода циклона, всё население острова собиралось на самой высокой горе. Тащили с собой всё, что считали наиболее ценным и молились Мауи и Пеле, держащим мир. Так как обычно ураган длился не более нескольких часов, то переждать его, вымокнув под холодными струями тропического ливня было меньшим неудобством, чем рисковать быть смытым в море. На памяти арики были ураганы с высотой волны до двух человеческих ростов.
– Я помню, когда мне было лет десять, случился очень сильный ураган. В нашей деревне смыло все фаре до единого, и весь ямс на ближайшем поле вместе с почвой. Плохо было в тот год. Помню, как всё время есть хотелось. Да. Много тогда киривини умерло...
Минойцы не стали дожидаться прихода циклона. В тот же час к звездолёту ушёл планетолёт с четырьмя исследователями на борту. За два рейса удалось вернуться на корабль всем. Второй рейс уже отправлялся, преодолевая стену воды, льющей с неба сплошной стеной.
***
Тем же вечером, когда вся команда с замиранием сердца наблюдала за приближением к ставшему уже таким близким островку, к Тайнессе подошёл Тарасий Ликрас.
– Тай, микрокифины наблюдающие за территорией СССР зафиксировали радиационный выброс и тектонический удар мощностью 2,5 балла. Похоже, что русские взорвали достаточно крупный ядерный заряд.
– Расчёт на мощность сделал?
– По расчётам получилось около пяти мегатонн.
– Вот же малакесы! – резко воскликнула стратигесса. – Собираем общий совет команды. Надо решить, как нам проучить засранцев.
Уже через пять минут все собрались в кают-компании.
– Предлагаю ударить по какой-нибудь отдалённой базе русских. – Сразу заявил Грифандр. Тогда они точно поймут, что с нами шутки не проходят.
– А если это был взрыв промышленно-производственного назначения? – возразила Минойта Королис.
– Что это меняет для нас? – пожал плечами Грифандр. – Нам нужна целая, чистая, спокойная планета. Любое развитие ядерных технологий должно быть пресечено. Мне кажется, это понятно каждому в нашей команде.
– Но ведь ядерные технологии это не только разрушение... – Минойта не собиралась сдаваться. – Это развитие энергетики, медицины, транспорта...
– Точно! Энергетика! – воскликнул Тарасий Ликрас, поднимаясь с дивана, на котором только что обнимался с Данатой и Нэйтис. – У русских развит процесс преобразования ядерной энергии в электрическую. Через тепловую, но это дела не меняет.
– Хм... И как ты себе это представляешь? Взорвать АЭС? Ты представляешь, какое заражение местности мы тогда получим? – хмыкнул скептически Грифандр. – У нас задача строго обратная. Мы должны дать понять этим дикарям, что ядерные технологии для них закрыты.
– Не надо ничего взрывать! – твёрдо стоял на своём планетолог. – Достаточно будет слегка качнуть какую-нибудь АЭС и дать понять, что это сделали мы, а не дикие силы природы. У меня даже есть на примете такая станция. Даже две! Эти дикари додумались построить атомные станции на границах тектонических плит.
– Но это же очень опасно! – подала голос Теофиса.
– Поэтому я и говорю – дикари! – махнул рукой Тарасий. – Спасибо Гениосу! Мальчик хорошо поработал, составив карту опасных промышленных объектов. Один из таких объектов расположен вообще в зоне 8-9 бальной сейсмической активности на так называемом Гарнийском разломе[29]. Вторая в более спокойном месте на стыке Украинского щита и Днепровско-Донецкой впадины. По любой можно...
– Нет! – повысила голос Тайнесса. – По той, что в девятибальной зоне нельзя ни в коем случае! Вы представляете цену ошибки? Если что-то пойдёт не так, мы потеряем планету или значительный её участок. Предлагаю рассмотреть толчок по той, что расположена неподалёку от крупной реки на Украине. Так, кажется, называется территория?
– Ты права, Тай, – кивнул Рас. – Территория называется Украинская Советская Социалистическая Республика, главная река Днепр, а атомная станция расположена на одном из притоков. Приток называется Припять. Благодаря тому, что планета обладает активным электромагнитным полем, мы можем легко стимулировать сейсмическую активность на разломах тектонических плит. При этом энергетическое поле планеты будет индуцировать само себя. Нам достаточно лишь слегка направить его в нужном направлении.
– «Вуди»! – скомандовал навархос. – В экстренном режиме рассчитай минимальную мощность для сейсмоудара по разлому рядом с Чернобыльской АЭС.
– Да, навархос! – бравым баритоном ответил ИИ корабля. – Координаты?
– Тарасий, выдай «Вуди» координаты рекомендуемой точки удара.
– 51.388815, 30.098725, – тут же откликнулся Рас. – Чтобы избежать попадания, лучше взять немного восточнее...
– Я не понимаю, что значит «немного», – ИИ начал проявляться в центре кают-компании прямо из воздуха. – Прошу точных координат.
– Что тут может быть непонятного? – рассердился Рас. – Немного это значит меньше 50 стадий, но больше 30.
– «Вуди» прав, – сказал навархос. – Это искусственный разум, он не может интерпретировать твои метафоры и иносказания. Назови координаты и всё, больше от тебя ничего не требуется.
– Тогда я смогу дать только через пять минут.
– Пять минут ничего не решают. – Закончил диспут Грифандр. – «Вуди», приказ тебе. Сразу по получению координат, произвести расчёт мощности удара, достаточный для колебания фундамента сооружения с амплитудой в один палест. Конструкции должны остаться неповреждёнными.
– Гениос! – повернулся навархос к младшему члену команды. – Тебе, как самому ловкому в управлении планетолётом, приказываю подлететь в режиме прозрачности к АЭС, сразу по получении расчётной мощности и ударить. К выполнению приступить немедленно!
– Да, навархос! После получения координат цели и данных по мощности нанести удар! – отрепетовал лахагос космофлота. Отсалютовал, выбросив руку вправо-вверх, и быстрым шагом отправился к планетолёту, ставшим за полтора года почти родным.
***
Служба эксплуатации станции накануне получила возможность провести испытание турбогенератора. В штатном режиме работы на АЭС этот турбогенератор вырабатывает электроэнергию, поступающую затем в энергосистему страны.
Предполагалось, что в случае необходимости питать от турбогенераторов, вращающихся по инерции, циркуляционные насосы, которые подают воду для охлаждения активной зоны реактора. Ведь заглушенный реактор все равно необходимо какое-то время охлаждать. Из его раскаленной активной зоны надо отводить тепло, даже если остановлена цепная реакция. Цепная реакция заглушена, но наработанные радиоактивные осколки продолжают делиться с выделением тепла, которое надо отводить из активной зоны, чтобы она не перегрелась и не разрушилась.
На случай аварийной остановки реактора в таких условиях, когда вся АЭС обесточилась, предусмотрен целый ряд мер. В момент приёмки станции в эксплуатацию часть из них приняли авансом. Эксплуатационники предложили еще один источник электроэнергии для электропитания циркуляционных насосов – это вращающиеся по инерции турбогенераторы. Этот источник им предстояло испытать.
Испытания решено было проводить в ночь на 26 апреля. Анатолий Дятлов, человек вспыльчивый, резкий с подчинёнными и смежниками к прибытию дежурной смены уже находился на БЩУ. Он нервно расхаживал из угла в угол.
Эксперимент должны были провести ещё два года назад, перед сдачей блока в эксплуатацию, но из-за массы недоделок подготовку к нему затянули и к госкомиссии времени на какие-то ещё эксперименты не осталось. В принципе, ничего опасного никто делать не собирался, но, как говорится, жизнь внесла коррективы...
25 апреля 24:00:00, Чернобыльская АЭС. Строго по графику на вахту заступила дежурная смена Александра Акимова.
26 апреля 01:00:00, Анатолий Дятлов, заместитель директора по эксплуатации приказал стабилизировать мощность реактора четвёртого энергоблока на уровне 200 Мвт .
26 апреля 01:22:30, СИУР Леонид Топтунов по распечатке программы увидел страшное: требуется немедленная остановка реактора. Некоторое время он колебался. Ведь бывали случаи, когда вычислительная машина ошибалась. Тем не менее Топтунов доложил обстановку Акимову и Дятлову.
26 апреля 01:23:04 старший инженер управления турбиной Игорь Кершенбаум по команде Метленко: «Осциллограф включен!» закрыл клапаны восьмой турбины, и начался выбег ротора генератора. Одновременно нажал кнопку максимальной проектной аварии. Таким образом, оба турбоагрегата – седьмой и восьмой – оказались отключены, аварийная защита реактора – заблокирована.
Началось запаривание главных циркнасосов и произошло уменьшение расхода воды через активную зону. В технологических каналах реактора вскипел теплоноситель. Процесс при этом развивался вначале медленно, и через некоторое время после начала испытаний стала медленно повышаться мощность. Кто знает, может быть, рост мощности и в дальнейшем оказался бы плавным, если бы не вмешательство...
26 апреля 01:23:15, Гениос Аталидис, младший астронавигатор получил координаты места удара и расчётную мощность. Не раздумывая ни секунды, он привёл в действие энергоустановку планетолёта. Через секунду стены станции ощутимо вздрогнули, закачались под потолком лампы дневного света, по стенам и полу зашевелились тени.
26 апреля 01:23:40,Александр Акимов нажал кнопку «Аварийной Защиты», пытаясь продублировать аварийный сигнал, по которому в активную зону должны войти все регулирующие стержни. Но вошли те роковые концевые участки стержней, которые дали приращение реактивности половину беты из-за обезвоживания каналов СУЗ. Они вошли в реактор как раз в тот момент, когда там началось обширное парообразование, также дающее мощное приращение реактивности. Тот же эффект дал рост температуры активной зоны. Сошлись воедино три неблагоприятных для активной зоны фактора.
26 апреля 01:23:58, концентрация водорода в гремучей смеси в разных помещениях блока достигла взрывоопасной. Раздалось последовательно три взрыва.
То, что потом назвали первым взрывом, на самом деле было ударом, спровоцированным подземным толчком. В результате разрушился трубопровод. Быстро поднялась температура в реакторе. Вода превращалась в пар не так, как положено - постепенно, а моментально и тут же стала выходить из реактора, «крышка» которого весила 2,5 тысячи тонн. Концентрированный пар приподнял крышку на полсантиметра и уронил ее снова. Получился удар, который ошибочно приняли за второй взрыв. Крышка вернулась на место, и процесс повторился. Произошел второй удар. На третий раз в «кастрюле» остался один пар: при этой огромной температуре произошла реакция превращения воды и пара в гремучую водородно-кислородную смесь, которая и привела к третьему взрыву.
Взрывы раздались как раз в тот момент, когда машинист Валерий Ходемчук находился в дальнем конце помещения главных циркуляционных насосов, а начальник смены реакторного цеха Перевозченко бежал по коридору деаэраторной этажерки в сторону блочного щита управления…
Реактор разрушен. Значительную часть топлива, реакторного графита и других внутриреакторных конструкций взрывом выброшено наружу.
26 апреля 01:24:15, борт планетолёта. С ужасом смотрел вниз на чудовищное облако плазмы. «Еслисейчас рванёт весь запас, то воронка получится... – пронеслось в голове у Гениоса. – Планетолёт отлично экранирует радиацию!». Больше он не раздумывал. Ладони крепко ухватили полусферу управления, почему-то язык отказывался отдавать голосовые приказы на самоуничтожение, но руки слушались и привычно скользили по полированной поверхности плоскости управления.
Тридцатиметровыйпланетолёт быстро опустился на место купола четвёртого блока. Он на какое-то мгновение завис, обретая видимость в электрическом свете фонарей станции. Повисел пару секунд, словно примериваясь, и рухнул, накрывая собой реактор. Огромное здание энергоблока скрылось в облаке пыли и пара.
Взрыв, последовавший за этим, был такой силы, что днище планетолёта разворотило, а плазма с температурой в несколько тысяч градусов выжгла внутренности космического аппарата. Силой взрыва выпуклая поверхность верхней палубы планетолёта приподнялась, выпуская в воздух дым и пыль, и тут же опустилась обратно, навсегда запечатав реакторное помещение.
***
26 апреля 18:30, в разрушенном взрывом энергоблоке вспыхнул пожар. Огонь бушевал всю ночь. В Припяти из окон верхних этажей видно это жуткое зрелище: языки пламени поднимались на десятки метров на высоту стоящей рядом с реактором трубы! Пламя было белым, это означало, что температура достигла нескольких тысяч градусов. Плавились, превращались в лаву или выбрасывались в воздух тысячи тонн загрязненных радиацией веществ. Фон вокруг станции из-за этого вырос в десятки раз.
Ядерное горючее, плутоний 239, сконцентрировался в критическую массу, что привело к четвёртому взрыву. Все, что находилось на дне реактора, вылетело бы оттуда, сорвав «крышку», если бы не таинственный неопознанный объект, закрывший собой реакторный блок. Внутри блока образовалось облако плазмы. Его отметили очевидцы аварии.
***
Николай Иванович Рыжков[30], утром двадцать шестого апреля собирался в Кремль. Суббота для руководства страны день рабочий. Он уже выходил, как в коридоре услышал телефонный звонок.
– Кажется, ЧП на Чернобыльской атомной, – услышал Рыжков взволнованный голос министра энергетики Майорца...
– Кажется или ЧП? – властно перебил Рыжков. – Говорите конкретней!
– В половине второго на четвертом блоке Чернобыльской АЭС произошел мощный взрыв, вызвавший пожар.
– Где? В машинном?
– Нет, – ответил Майорец, – в реакторе. Сильный выброс пароводяной смеси и возгорание. Говорят, что с возгоранием уже справились.
– Авария по коду "Один, два, три, четыре", – добавил Майорец.
Рыжков тяжело вздохнул. Значит, кроме пожара, есть разрушения, жертвы и выход радиации.
– Что Брюханов?
– Общие фразы. Ничего конкретного. Боюсь, он сам толком не знает…
– Прямо сейчас отправляйтесь на станцию, – перебил Рыжков Майорца, – осмотрите всё и доложите реальную картину. – Рыжков, не опуская трубку, надавил пальцем на рычаг телефона. Тут же набрал номер академика Александрова.
Александров разволновался, но ничего конкретного сказать не смог. Рыжков не стал слушать старческие причитания, отключился. Немного подумав, он набрал Горбачёва.
Тот тоже ещё не успел выйти.
– Михаил Сергеевич, мне сейчас Майорец звонил. На Чернобыльской АЭС, какая-то авария...
– Диверсия?
– Вроде бы нет. Говорят, – мощный выброс пароводяной смеси, повлёкший большие разрушения. Возгорание на кровле энергоблока. Уже сообщили, что возгорание ликвидировано. Есть жертвы, фиксируют утечку радиации.
– Во сколько это случилось?
– В половине второго ночи.
– Что наука говорит? Ты, с кем-то уже переговорил?
– Александров говорит много, как обычно, но ничего по делу. Информации мало.
Горбачёв на минуту задумался и продолжил:
– Собирай срочное заседание Политбюро, – приказал Генсек. – Попробуй вызвонить этого, как его... Автора проекта реактора, забыл фамилию.
– Доллежаля?
– Вот-вот, пусть нам расскажет, что и как у него с этим реактором. И сразу подбирай состав комиссии. Я буду на месте через полчаса. Значит на 9:30 пускай все собираются.
Принято решение немедленно направить на место аварии правительственную комиссию во главе с заместителем Председателя Совета Министров Борисом Евдокимовичем Щербиной. В комиссию вошли специалисты по атомным электростанциям, медики, радиологи, осуществлявшие контроль за средой.
К четырём часам в зал ожидания подъехали помощник Генпрокурора СССР Шадрин, министр энергетики Майорец, замминистра здравоохранения Воробьев и другие члены комиссии. Всего шестнадцать человек. В состав комиссии вошли и офицеры госбезопасности. Вечером 26 апреля она была на месте.
Ближе к ночи Горбачёву позвонил сам Председатель КГБ.
– Михаил Сергеевич, – с места в карьер начал Чебриков. – Мои ребята интересные вещи мне доложили. Я решил, что тебе тоже надо знать.
– Не тяни, Виктор Михалыч, не до того сейчас. – Горбачёв промокнул лысину большим платком. – Надо понимать, ещё что-то случилось.
– К счастью нет, но через дым мой человек разглядел непонятный купол. Говорит, странного синеватого цвета. Он когда-то сопровождал госкомиссию по приёмке энергоблока в эксплуатацию... – Чебриков посмотрел на Генерального. – Так вот, ничего такого там быть не должно.
– И что, по-твоему, там упало?
– Это привет от наших космических друзей, я так думаю. Они дают нам понять, что нашу игру они раскусили и намерены дать такой вот наглядный урок.
– Да, они что там, совсем с ума посходили? – сердито воскликнул Гобрачёв. Для того чтобы нам что-то там продемонстрировать разрушить опасный объект? Нет, я в это не верю. Пусть они продолжают расследование.
***
В конце мая ситуация с непонятным объектом, которого ни по каким проектам на станции быть не могло, прояснилась достаточно, чтобы посвящённые в тайну космических гостей приняли к сведению случившееся именно как послание свыше.
Письменный доклад сотрудников госбезопасности, фотографии сопровождавшие донесения, а также протоколы допросов очевидцев не оставляли никаких сомнений. Это был урок. Жестокий урок.
– Нам придётся пойти на разоружение, – сказал Горбачёв на очередном заседании Политбюро.
А уже в октябре 1986 года на встрече с Рейганом в Рейкявике он предложил сократить ядерные арсеналы на 50%.
Внутри СССР тоже начались процессы приведшие, в конце концов, распаду страны и резкому ослаблению противостояния разных политических миров.
Частью процесса разоружения стало прекращение региональных конфликтов. Правительства СССР и Афганистана договорились о выводе советских войск. 15 февраля 1989 г. последний советский солдат покинул Афганистан.
Весной 1989 г. Президиум Верховного Совета СССР принял решение о сокращении численности армии на 500 тыс. человек, а также расходов на оборону на 14%. Значительная часть находившихся на территории стран Восточной Европы советских войск должна была покинуть их. Советские войска также выводились с территории Монголии, что привело к улучшению отношений между СССР и Китаем. Советское руководство смогло убедить правительство Вьетнама в необходимости вывода войск с территории Кампучии, где они находились после вторжения с целью ликвидации режима «красных кхмеров». После урегулирования кампучийского вопроса стала возможна встреча на высшем уровне между советским и китайским руководством.
***
Гнев Грифандра был ужасен. Он расхаживал по рубке управления, сжимая и разжимая могучие кулаки. Вахтенная группа в составе Василиоса и Нэйтис сидела, понуро глядя в пол. Они не были ни в чём виноваты, но почему-то чувствовали за собой какую-то вину.
– Гамисета! Декара-скила![31] – Кричал вне себя навархос. – Разбить планетолёт! Лишить нас единственного средства взаимодействия с Землёй! Как ему только в голову такое пришло!
– Больше всего похоже на то, что произошло какое-то чудовищное совпадение, – Василиос поднялся с кресла астронавигатора. – Сейсмический удар пришёлся по реактору. Мы даже сумели зафиксировать детонацию материкового основания под станцией в три балла по местной шкале. Что-то пошло не по плану. Ядерного горючего на станции зафиксировано достаточно для взрыва в полсотни мегатонн. Я думаю, Гениос пожертвовал собой, чтобы спасти миллионы местных жителей. В радиус поражения попадает огромное количество населённых пунктов...
– Молчать! Не надо строить из дурака героя! – продолжал кричать Гриф. – Спас он миллионы... А что будет с нашим заданием? Как можно так легкомысленно относиться к...
Он не договорил. В рубке появилась стратегесса экспедиции.
– Возьми себя в руки, навархос! – сказала она. – Подумай сам для начала. Ведь если бы не самопожертвование Гениоса, планета получила бы пятно радиоактивного заражения радиусом в несколько тысяч стадий. Кроме того отношение местного населения к нам тоже было бы совсем не таким как нам бы хотелось.
– Спасение... самопожертвование... – ворчал, понемногу успокаиваясь, Грифандр. – А как мы теперь будем высаживаться на планеты? Мы остались без транспортного средства, а это очень сильно снизит наш исследовательский потенциал.
– Вот это, навархос, не твоя забота, – ответила глава исследовательской группы. – Твоя забота вовремя прилететь куда пошлют и вовремя улететь оттуда, не допуская столкновения с небесными телами. Да, мы потеряли планетолёт. Это плохо, но у нас осталось достаточно много микрокифинов, чтобы оставшиеся до возвращения дни получать нужную информацию.
За оставшиеся четверть оборота вокруг Солнца мы успеем отследить реакцию землян на наши требования. Сможем доложить Совету достаточно для успешной организации миссии вторжения.
А Гениос Аталидис... Герой навсегда останется в наших сердцах.
[1] Кучер – так за глаза называли чиновники партаппарата Черненко К.У.
[2] Диалог из воспоминаний Горбачёва «Жизнь и реформы»
[3] зания – от арабского زانية прелюбодейка
[4] зикр – танец-молитва использующийся в некоторых мусульманских суфийских орденах
[5] Гелмут Коль – канцлер ФРГ
[6] Ясухиро Накасонэ – премьер министр Японии
[7] Рио-де-Жанейро
[8] крокодракус – хищное животное в степях планеты Минойя с вытянутыми челюстями и большими зубами. Отрицательный персонаж детских сказок.
[9] калеки – «Crips», латинские короли – «Latin kings» реальные Нью-Йоркские банды постоянно враждовавшие между собой
[10] хориагапис от греч. χοροί αγάπης – любовные танцы, практикуемые формы сексуального общения среди минойцев. Сочетают музыку, свет, телесный контакт и гимнастические упражнения.
[11] окто – восемь
[12] происшествие на самом деле имело место. Борт Авиалайнер Boeing 747SP-09 авиакомпании China Airlines выполнял регулярный рейс из Тайбэя в Лос-Анжелес. На подлёте к аэропорту перешёл в крутое пике и смог чудом затормозить в 3000 м над землёй.
[13] «Тимис» – знак отличия присваиваемый бойцу космофлота за мужество и героизм. Тимис от греч. Τιμής – отвага.
[14] эпилог – искаж. греч. επιλογή – подборка
[15] РТ-23 УТТХ «Мо́лодец» – стратегические ракетные комплексы СССР железнодорожного базирования
[16] Миротворец – перевод с английского «Peacekeeper» LGM-118, тяжёлая межконтинентальная баллистическая ракета США шахтного и железнодорожного базирования.
[17] объект 802 – пункт перегрузки ядерного топлива в Бресте
[18] UO2– диоксид урана топливо АЭС
[19] Зито! – Ура!
[20] Джон Хаттон – семейный врач Президента и его семьи
[21] в 1985 году у СССР имелось 39197 зарядов, американской разведке было выгодно завышать советские силы, чтобы легче получать финансирование.
[22] фоа (маори) – народ
[23] Йугумиша́нта – женский персонаж папуасской мифологии, персонифицирующая землю
[24] ваипиро – пальмовый самогон
[25] хорептики агапи (χορευτική αγάπη) – танцы любви, групповые сексуальные практики принятые в космофлоте Минойи для поднятия тонуса и боевого духа команды
[26] трасса старта шаттлов проходит над Пуэрто-Риканским желобом, с максимальной глубиной 8742 м
[27] странная история, но на самом деле команда «Челенджера» практически в полном составе имеет двойников. При этом у некоторых из этих двойников даже личные имена совпадают с именами астронавтов
[28] Полынь на украинском (южно-русском наречии) Чернобыль
[29] речь идёт об Армянской АЭС построенной в 1974 практически на тектоническом разломе
[30] Председатель Совета Министров СССР
[31] Гамисета, декара-скила (икаж. греч.) грязные минойские ругательства аналогичные – пиздец, блядь-сука.
[Б.Г.1]19
[Б.Г.2]20
[Б.Г.3]21
[Б.Г.4]22
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги