Ретроспектива
Чёрный лес
(кв. 23–36, 70 км. юго-западнее п. Выселки)
Странник
Не выдержав нового приступа боли, он прижался к стволу сосны и закрыл глаза. В нос ударил терпкий запах разогретого на жаре дерева; захотелось упасть, зарыться лицом в траву, чтобы солнце грело спину, и от ласкового тепла, разливающегося по телу, и дурмана летнего разнотравья пришёл сон, красивый и лёгкий, как в детстве.
Сзади в лесу, уже совсем близко, послышались голоса и мерный хруст веток. Максимов затравленно оглянулся. Они шли не таясь, растянувшись в цепь, как охотники на облаве. Как ни старался их сбить со следа, не удалось.
— Вот теперь ты допрыгался. Теперь — всё! — прошептал он сам себе.
За последним рядом деревьев начиналась огромная поляна, широкой проплешиной сползавшая с холма.
«В самом узком месте — метров триста, — прикинул Максимов. — Если дотянуть до того пятачка берёз, то … Нет, это первое, что им придёт в голову. Останавливаться нельзя. Бежать надо до самой опушки, прикрываясь берёзками. Там прилягу, переведу дух… Повезёт, пойдут цепью, тогда успею пяток снять, пока не залягут. Ещё пару человек можно накрыть по выстрелам. Дальше, хрен его знает… Скорее всего, залягут и будут ждать подкрепления. Высадят десант с тыла, и погонят малой скоростью на «номера», как зверя. Вот непруха, а!»
Ещё раз прислушавшись к лесу, он подхватил винтовку и, припадая на правую ногу, по бедру растекалось тёмное пятно, подсохшая кровяная корка больно бередила рану, но посмотреть, что там, было некогда, побежал, путаясь в густой, годами некошеной траве …
Он почти повис на тонком стволе берёзки, хрипло выдохнул и сплюнул вязкую слюну.
«Ну, что же ты, гадина, а! — Правая нога самопроизвольно дёргалась в судороге. Максимов что есть силы сжал руками колено, пытаясь унять дрожь. — Только не здесь. Бежать надо, бежать! Первой же очередью прочешут березняк, ты же это понимаешь. Давай же, давай!»
Сзади над лесом, почти у самой опушки, взвилась в небо вспугнутая сойка. Максимов закусил губу и заставил себя бежать…
Как подрубленный, он упал, едва дотянув до тени первых деревьев.
Мягкая, чуть влажная трава приятно щекотала пылающее лицо. Он с трудом перевернулся на спину. Солнечный свет, просеянный сквозь листву, терял свой июльский жар, от непрерывной пляски тёмных пятен листьев в слепящем мареве, а может опять сказалась недавняя контузия, закружилась голова, и к горлу подступила волна тошноты.
— В магазине осталось восемь патронов. — Он усилием воли цеплял ускользающее сознание, заставляя себя говорить вслух. — Ещё один — полный. Гранат нет. На хвосте усиленный взвод. Сорок стволов, против моего одного. Скорее всего, подмоги ждать не станут. Залягут, сориентируются в обстановке, оставят охранение у раненных и начнут воевать в полный рост. С такой ногой ты поменяешь позицию раза три, потом накроют… Прижмут к земле. И быстро поймут, что один. Группой не подберутся на бросок. Или закидают гранатами, или постараются взять живым. Последнее вероятней, но меньше всего улыбается. Не горюй, с такой ногой на жаре всё равно долго не протянуть. В группе будет человек пять-шесть. Это все, кого ты можешь взять с собой. Негусто, но и то — хлеб. Всё лучше, чем тихо загнуться от гангрены. Нормальный расклад. Могли карты лечь и хуже.
Ни жалости к себе, ни страха он не чувствовал, была только усталость. Он выщелкнул из запасного магазина патрон, засунул в нагрудный карман куртки. Блаженно закрыл глаза, давая телу отдохнуть. Осталось последнее, самое последнее усилие, а дальше — покой…
Обострённое чутьё загнанного зверя подсказало: рядом чужой. Гулко ударило сердце, и Максимов мгновенно вынырнул из сладкого полубреда, ощутил близкую опасность. Большой палец привычно скользнул вниз, снимая предохранитель. Указательный чутко лёг на спусковой крючок.
«Это ещё не они. Не может быть. Слишком рано». — Он, не меняя положения, беззвучно повёл стволом, готовый послать пулю на первый же шорох и молниеносно рвануться в сторону.
Боль катком прокатилась по позвоночнику и взорвалась в затылке. Максимов судорожно выгнул шею, еле сдержав крик, перед глазами всё поплыло, и тело подхватила тёплая волна невесомости…
Что-то прохладное коснулось лба. Максимов широко распахнул глаза.
Над ним склонилось незнакомое лицо мужчины лет сорока: борода лопаткой; чёрные, глубоко посаженные глаза смотрели умно и добро; от больших залысин лоб казался ещё больше и круче.
«Бред. Или это уже смерть? Так легко. И нет уже боли…»
Он попытался встать, но мужчина не сильно, но настойчиво надавил ладонью ему на лоб, прошептал:
— Не беспокойтесь. Я — друг. Лежите, всё в порядке! — Голос был мягким, и Максимов, сам того не желая, расслабил мышцы.
— А они? — Он не узнал свой голос.
— Они сюда не дойдут. Всё будет хорошо, успокойтесь!
Над поляной треснула короткая очередь. Максимов сжался в комок, стряхнул с себя руку.
«Это не сон. Господи, дай мне силы! — Он с трудом сел. — Вот теперь — всё!»
У березняка чернели фигурки, то ли от марева, то ли от мути в глазах, они, нелепо дёргались, как пляшущие марионетки.
«Сейчас осмотрят березняк, и прямиком сюда. Я так кровью наследил, собак не надо. Ладно, сейчас будем смеяться-веселиться!»
У березняка вспыхнул яркий солнечный зайчик — в бинокль осматривали опушку.
— Вы не беспокойтесь. В этот лес войти нельзя.
Максимов оглянулся. Человек спокойно сидел в трёх шагах от него, поджав по-турецки ноги. Одет был просто: в светло серую рубаху с пояском и тёмные старые штаны. Босые, перемазанные землёй ступни. Максимов успел отметить, какие у него тонкие, почти женские, запястья.
— Уходи! — прохрипел Максимов. — Не знаю, кто ты, но уходи, пока есть время. Сейчас нас делать будут! Не допёр ещё?!
— Всё давно понял, — спокойно ответил человек, хитро блеснув глазами. — Поверьте, ничего страшного не произойдёт.
— Ага! Дырок нам сейчас понаделают и успокоятся. Вали, кому говорю!
Он повернулся и обмер. По полю не таясь, в полный рост, шла частая цепь. Солдаты из-за высокой травы решили не ползти, время от времени приседали, скрываясь в траве, но, скорее, по привычке, чем по необходимости.
Максимов пробежал взглядом по цепи, достал из нагрудного кармана патрон, зажал в потрескавшихся губах острую хищную головку.
«Только не потеряй в горячке», — приказал сам себе.
— Это лишнее! Подождите чуть-чуть! — шепнул человек, подкравшись сзади.
«Ещё здесь, дурило чёртово!» — только и успел подумать Максимов. Хотел обернуться и выматерить в три этажа, но тонкие пальцы впились в спину чуть выше лопаток, казалось, кто-то медленно вводит под кожу тонкие иглы, и вдруг стало тепло, исчезло тело, растворившись в знойном воздухе …
Зрение стало отчётливым, словно кто-то протёр ладонью запотевшее стекло.
Чёрные фигурки стали выше, приобрели мишенную чёткость, когда так удобно ловить в перекрестье прицела этот скошенный книзу прямоугольник, и не думается даже, что там, на дальности прямого полёта пули, — человек.
— Всё, излучатель набрал мощность, — скороговоркой прошептал мужчина в ухо Максимову.
Он встал в полный рост, вышел вперёд, замер на границе света и тени, и вытянул вперёд руки…
Не дойдя метров сто, цепь сломалась. Фигурки сбились в кучу, только стреляй! бурно замахали руками. Сюда доносился лишь приглушённый гул голосов. Потом копошащийся сгусток фигур рассыпался, и Максимов не поверил своим глазам, они уходили! Фигурки становились всё ниже и ниже, некоторые совсем скрылись в траве. Они уходили!
Мужчина вернулся к Максимову, провёл холодной ладонью по его лицу. Сразу же вернулось ощущение тяжести в уставшем теле, и вернулась боль, забилась горячей волной. Винтовка вдруг сделалась свинцово тяжёлой. Ствол, дрогнув в ослабевшей руке, лёг в траву.
— Всё в порядке. Я же говорил. Они не вернуться. Потерпи немного, осталось чуть-чуть.
Голос шёл сверху, Максимов с трудом поднял голову, пытаясь заглянуть ему в лицо.
Краем глаза поймал, как одна фигурка развернулась и выпустила облачко чёрного дыма. Он рванул блаженного бородача за руку, опрокинул, вжал в землю рядом с собой.
Длинная, во весь рожок очередь, тридцать пуль, рассеянных по широкой дуге, ворвались в лес, срезая ветки, осыпая листву, завыли, рикошетя от толстых стволов.
Их обдало белыми смолянистыми щепками; пуля вошла в ствол в полуметре от их голов.
— Я же их, сук, знаю. Вот теперь — всё! — Максимов слабо улыбнулся и потерял сознание.
Оперативная обстановка
Секретно
код «Водолей»
СПРАВКА
В настоящее время на всех объектах, задействованных по программе «Водолей», развёрнута комплексная система охраны «Эшелон — 3».
Возможности системы:
— получение упреждающей информации об угрозе ЧС на объекте;
— дистантное обнаружение и мониторинг биообъектов (людей и животных) и работы технических средств в зоне действия системы;
— контроль и управление поведением биообъектов в зоне действия системы;
— селекция биообъектов на вход в рубежи охраны системы (возможность пропуска людей и отпугивание животных, и наоборот, выборочный пропуск людей по соответствующим критериям — возможно пропустить одного, заблокировав продвижение остальной группы, или пропуск группы с блокировкой её «негативного» члена);
— подавление работы, наведение сбоев, вывод из строя технических средств на рубежах охраны системы;
— направленное лучевое воздействие на биообъекты и технические средства, в том числе — вооружение и военную технику / исходя из ТТХ — например- дальность стрельбы/ по низколетящим целям — до 20 км, по наземным — до 50 км. Гарантированный вывод из строя операторов технических средств (пилотов, водителей, наводчиков и т. д.) — до 75 км. по лучу;
— оперативное реагирование и ликвидация ЧС техногенного характера на объекте;
— оперативное реагирование и ликвидация ЧС в случаях массового проникновения биообъектов через рубежи охраны и нападения на объект;
— оперативное реагирование и ликвидация вооружённого вторжения на объект с полным выводом из строя живой силы и технических средств.
Плановая замена системы «Эшелон-3» на объектах уровня А-1, А-2, Б-3, В-1 на систему «Преграда» возможна после окончания полевых испытаний изделий «Эхо» /дистантный индикатор биополя/ и «Рубин» /излучатель направленного действия/ — исполнитель: группа «Ротон».
Применение программного обеспечения, разработанного группой «Абердин», позволяет задействовать систему «Эшелон-3» в реверсивном режиме, срок работы элементов системы «на отказ» в данном режиме — не более 72 часа. При этом количество одновременно отслеживаемых целей увеличивается до 140, обеспечивается гарантированный выход из строя живой силы и техники на первом рубеже охраны, производится наведение сбоев в работе электронных, электрических, электромеханических и механических системах в радиусе до 75 км.
Остаточное негативное воздействие на биообъекты /сонливость, угнетённое состояние, расстройство зрения, обман ощущений, подавление воли и др./ сохраняется от 72 часов до двух недель, в зависимости от индивидуальных особенностей.
Согласно расчётам, вышеперечисленного достаточно для подавления попытки вооружённого вторжения на объект, задействованный в проекте «Водолей», предпринятой силами до батальона ЧОН стандартной штатной численности и двух приданных взводов усиления.
Контроль за развитием ситуации в течение 72 часов /максимум/ достаточен для организации противодействия обычными средствами, либо с использованием «заказчиками» возможностей по «верховному перехвату».
Яков Зарайский
Странник
Дождинки брызнули в лицо.
Максимов открыл глаза.
Вокруг шелестел пожухлой листвой, скрипел стволами, тонко попискивал надломленными ветками неопрятный, запущенный лес. Воздух пах городским угаром и кислой помойкой, и лишь совсем чуть-чуть привычными лесными ароматами. Лесопарк Тимирязьевской академии назвать настоящим лесом не повернулся бы язык, но хоть в жалком подобии, он всё равно оставался Лесом. Единственным местом, где Максимов мог расслабиться. В лесу он не боялся никого.
Левее, у платформы «Гражданская» низко рявкнул спецсигнал.
Максимов не пошевелился. Так и остался сидеть на рюкзаке, прислонясь спиной к стволу сосны.
Он был уверен, что в лес просто так облава не сунется. Им легче травить на улицах, чем подставляться на прицельный выстрел из укрытия. Для работы в лесу требуется особое мужество и специальная подготовка, тот, кто привык действовать в асфальтовых джунглях, в лес просто побоится сунуться.
Лесопарк давно превратился в стоянку цыганского табора. Бомжатского вида личности понастроили палаток из полиэтиленового рванья и коробок, развели кострища и обустроили схроны-склады. Прочёсывать лесопарк — дело хлопотное и небезопасное. За своё добро и свободу вполне могли и пальнуть из обреза. Или гранату кинуть. Ну их к лешему!
— К тому же сегодня у них работа по рынкам, — произнёс Максимов вслух.
Он поднёс правую ладонь к носу. Принюхался. Кожа ещё сохранила кислую вонь от пота седовласого.
В памяти сразу же всплыло всё, что седой выболтал срывающейся скороговоркой погружённого в гипнотический транс.
Пальцы чуть дрогнули. Они вспомнили, как им захотелось стальным кольцом лечь на горло седого, продавить морщинистую дряблую кожу, нащупать твёрдые скользкие пластинки хряща и с хрустом сломать, выдавив на синюшные губы розовую пену.
Максимов брезгливо вытер пальцы о колено.
Он оставил седого в живых в обмен на жизнь под управлением внедрённой в подсознание программы. Человек, издёрганный страхом, с выхолощенной волей — идеальный вариант для зомбирования. По сути, в седом «конторском» человеческого ничего не осталось. Такой предаёт не разумом, а животным нутром, истерзанным смертельным ужасом.
«Сейчас в их гадюшнике всем станет нескучно. Хотели поиграть? Вот и поиграете!»
Максимов сейчас знал достаточно, чтобы испортить жизнь многим. И некоторых просто лишить жизни. За этим и шёл три долгих года в Москву.
— Я — неучтённый фактор в ваших раскладах, — прошептал он.
И устало закрыл глаза.
Ретроспектива
Объект «Николина пустынь»
Странник
Максимов следил, как важно жужжащая пчела барражировала над букетиком полевых цветов.
Вода в стакане замутнела, солнечный свет, проходя через неё, приобретал нежно-кремовый тон. Он мысленно прикоснулся к ребристой стенке стакана, пальцы непроизвольно дрогнули. Ощущение пробежавшего по ним тепла было таким острым, что он невольно потёр их друг о друга, пытаясь избавиться от наваждения.
Яков проследил его взгляд, успел заметить непроизвольное движение пальцев и, откинув голову, засмеялся.
— Поживёте у нас ещё немного, перестанете удивляться элементарным вещам.
— Яша, не сватайте, не выйдет.
Максимов откинулся на подушку, вытянул раненную ногу. Второй день он не ощущал ноющей пустоты в том месте, где должна быть рана. Даже шрама не осталось.
Тогда же вечером, чудом вытащив из загона, Яков приволок его сюда, в самую чащу Чёрного леса.
Сквозь пелену бреда Максимов запомнил склонявшиеся над ним лица, потом очень чётко увидел по-женские тонкие пальцы, плавно скользящие над его окровавленной ногой. Они без боли вошли в рану, ему показалось, дошли до самой кости; женщина, он был уверен, что это была женщина, хотя не видел её лица, вытащила пулю, сдавила края раны, потом резко стёрла бордовую сукровицу, заляпавшую всё бедро до колена, и — не осталось ни раны, ни шрама, только тупая пустота там, куда вошла пуля.
— Болит? — спросил Яков.
— Нет. Даже не дёргает.
— Отлично.
Пчела возилась между цветами. В луче света кружились звёздочки пылинок. От бревенчатых стен исходил томный запах разогретого солнцепёком дерева.
Яков машинально пощипывал бородку, в тёмных глазах мелькали лукавые бисеринки. Одет он был, как тогда, на опушке, в холщовый костюм «а-ля граф Толстой на пахоте»: домотканую рубаху-косоворотку и просторные штаны.
«И не скажешь, что кандидат всех наук сразу, — иронично улыбнулся Максимов. — Но, что спаситель человечества, видно невооружённым глазом».
— Обратите внимание, практически все без исключения тираны стараются искоренить разнообразие в мыслях, чувствах, верованиях и даже в одежде своих подданных. — Яков оживился. — Почему?
— Чтоб было, как в армии, — проворчал Максимов. — Тоже мне — бином Ньютона. Как выражался прапорщик Перевертайло: «Чем тупее боец, тем дальше едет танк».
Яков закинул голову и зашёлся переливчатым смехом.
Максимов продолжил голосом великомудрого старшины батальона:
— У шибко умного прапора боец в одной портянке ходит. Хорошему командиру книжки читать некогда. У меня с товарищем генералом один размер головного убора, это вам о чём-то говорит?
Отсмеявшись, Яков вытер глаза.
— Частично ты прав, Максим. Чем примитивней объект, тем проще процесс управления. Власть по сути своей хищна. И как всякий хищник знает только два состояния: активный поиск пищи и послеобеденная сытая нега. Больше чем нужно для удовлетворения своих потребностей власть никогда делать не будет. Разве что при угрозе личной безопасности. Власть узурпировала право управлять, но постоянно лениться выполнять свои социальные обязанности. И поэтому сознательно оглупляет подданных и ограничивает разнообразие. В результате общество стремительно деградирует. Это рыба гниёт с головы. А человеческое сообщество гниёт и с хвоста, где концентрируется эволюционный шлак, и с «головы», куда пробились «лучше представители народа».
— Мы для них эволюционный шлак?
— Много хуже. — Яков задумчиво покачал головой. — В начале Катастрофы начался исход из больших городов. Люди бежали в сельские районы, спасаясь от угрозы техногенных аварий. Конечно же, они потащили за собой всю муть, накопленную в грязи мегаполисов. Какой опыт общежития имели наши люди? Зоны, казармы да общаги. Плюс опыт индивидуального рая в евростандартной клетушке в бетонном термитнике. То есть опыт ада. В большинстве «вольных» посёлков жизнь быстро превратилась в ад. Частично я поддерживаю власть, бросивших войска против этих клоак зла. Мера хищности и насилия одних и рабской зависимости других в условиях дикой природа превысила все разумные нормы. Не поверишь, но кроме физических наказаний, в поселениях стали практиковать человеческие жертвоприношения.
Яков бросил на Максимова пытливый взгляд. По напряжённому лицу понял, Максимов видел это своими глазами.
— Только с «эскапистами» ситуация диаметрально противоположная.
— «Эскаписты» это мы?
— Да. Те, кто сбежал в собственный мир. Вы унесли с собой очень важные видовые характеристики. Они срочно потребовались власти, и она всеми силами пытается вернуть беглых. Акции против «диких» посёлков служат только оправданием и прикрытием охоты на вас, эскапистов.
— У них там, что, дефицит в кадрах образовался?
— В некотором смысле, да.
Пальцы Якова вновь зашуршали в рыжей щетине.
— Вас не просто сгоняют с обжитых мест. «Эскапистов» селят в особых резервациях. Расположенных в особых зонах.
— С особым режимом?
— Нет, режим обычный. Если точно, его вообще нет. Уклад ничем не отличается от того, к которому вы привыкли. Только выходить за границы зоны категорически запрещено.
— Тогда понятно, почему люди встречают этих вилами.
Яков помолчал, скосив глаза на бьющуюся о стекло пчелу.
— Новые поселения находятся в зоне геомагнитной активности, — тихо произнёс он. Затаился, ожидая реакции Максимова.
Яков встал, распахну окно и выпустил пчелу.
— Оставайтесь у нас, прошу вас.
Он не повернулся к Максимову, но тот отметил, какой ждущей стала спина Якова.
— У вас без меня хватает психов. — Он знал, что сейчас по лужайке прогуливается стайка в цветастых одеяниях, Яков, наверняка, смотрел на них.
— Это не психи. Не надо так. Психические отклонения у этих людей есть, согласен. Их можно считать больными, если вам так удобнее. Мы их называем «нави». Это корректней и с человеческой, и с научной точек зрения. «Нави» — это пророк и сумасшедший, арабский вариант русского «блаженного». Им дано предвосхищать многое, о чём мы в своём здоровом бесчувствии и не подозреваем.
— Пытаетесь прогнозировать будущее?
— Уже умеем. Есть два пути. Первый — изучать опережающую реакцию социума. Через анализ кривых самоубийств, преступности, помешательств, рождаемости, короче, всего, что поддаётся качественно-количественному анализу, можно с большой долей вероятности прогнозировать возможные изменения в социуме. Второй путь — попытаться интерпретировать бредообразования «нави». Мы лишены возможности изучать социум, не то время. Да и в прошлом это позволялось с великим скрипом. Зато нашим методикам работы с «нави» нет аналогов. Как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло.
— Зачем ты мне это рассказываешь, Яков? Я и так слишком многое о вас знаю. Знание в чужих руках — опасно.
— Знание опасно тем, что оно обязывает к действию. — Яков повернулся и присел на подоконник. Чёрные буравчики глаз скользнули по лицу Максимова. — Ты сегодня проснулся с ощущением, что пора уходить. А сейчас впервые за две недели подумал об этом месте, как об объекте. Можно поздравить, опять стал самим собой.
— И на хрена я вам такой нужен? «Да здравствует нерушимый союз киллеров и хилеров! Голосуйте за блок экстрасенсов и экстремистов!»
— Хм! — Яков широко, по-детски открыто улыбнулся.
— Вот тебе и «хм»!
Яков присел на соседнюю кровать.
— Мы протестировали тебя всеми возможными и невозможными способами.
— Пока я без памяти валялся? — покосился на него Максимов.
— И тогда, и после. Сенситивность повышена, упреждающее отражение не хуже, чем у «нави», ресурс выживания — выше нормы. Самоустановка на действие слому не поддаётся.
— Что ещё?
— Остальное — несущественные детали. Тебе неприятно?
— Почему? Вы же мне жизнь спасли. В ноге ковыряться можно, а в голове — нельзя? Тем более, вы бы всё равно не удержались, даже если бы я был против, так?
— Думаю, да. — Он пощипал бородку. Взгляд стал острым, чёрные буравчики впились, дойдя до самого дна. — Окончательно решил уйти?
— Да.
— Уйдёшь завтра. Сейчас мы пойдём с тобой в одно место. Правильно подумал — в бункер. Пора тебе кое-что показать.
— А что скажет ваш «первый отдел»?
— Наш «первый отдел», ну и словечко, да? Они в полном составе вторую неделю пьют водку на дальнем озере. Мирятся с теми, кто чуть не вторгся на нашу территорию. Всё чуть не вышло по пословице: «Паны дерутся, а у холопов чубы трещат». — Яков подумал немного и добавил: — В Москве ещё драка идёт, а у нас уже мир, дружба и боевое товарищество.
Он кивнул, прочитав в глазах Максимова вопрос.
— Да. Целью акции были мы, а не ваша Слобода. Вас использовали в качестве повода.
Максимов прикинул в уме, какой потенциал должен иметь некто, способный цыкнуть, когда уничтожена рота спецназа. Да цыкнуть так, что все разом во фрунт встали. Получалось, этот некто был первым после Бога.
— И не боишься? — спросил он.
— Я же сказал, есть знания, обязывающие к действию. А ты — человек действия. Раньше таких называли «люди долгой воли». Очень редкий психотип. Надеяться, что нам второй раз повезёт, просто глупо. Я поговорил с ребятами, они все «за».
— Зачем вам это?
— Уравниваем шансы. — Яков не стал пояснять. Покопался в бороде, смущённо потупившись. — Должен признаться, мы использовали Слободу в качестве лабораторного объекта. Мы живём в отрыве от мира и лишены возможности изучать «эскапистов» в массе. Для нас вы были, как «нави», малочисленны, но вполне показательны для научных обобщений. Тебе это неприятно?
— Что вы за нами подглядывали своими экстрасенсорным методами?
— Не только подглядывали. — Яков вздохнул. — В принципе, мы могли сделать так, что вы видели бы сны по нашим сценариям. Это очень легко… Но мы старались не вмешиваться без особо нужды. Просто корректировали некоторые процессы. Тебя разве не удивило, что у ребят всё так легко получилось? И ветряк собрали почти из ничего, из какого-то хлама сварганили проточную гидроэлектростанцию, из минимума семян получали отличный урожай, врачевали, толком не разбираясь в медицине, даже телята рождались двойнями.
— Ну самоделкиных и левшей там было — через одного.
Яков покачал головой. Мягко улыбнулся.
— Мы тонко воздействовали на одни задатки и незаметно подавляли другие.
— Управляемая эволюция? — спросил Максимов.
— В некотором роде, да. И результат оказался великолепным. За шесть лет из табора удалось создать родовую среду, живущую в балансе с собой и природой. Что самое отрадное, люди не утратили технической культуры. Все инженерные и научно-технические знания задействовали на создание технологического базиса своей малой «цивилизации». При этом избежали главной ошибки, они научились брать от природы меньше, чем отдавали ей. Это главный урок, который они вынесли из Катастрофы. За хищничество по отношению к природе людям рано или поздно приходится расплачиваться каннибализмом. — Яков тяжело вздохнул. — А два года назад пришёл ты…
— И всё пошло наперекосяк? — усмехнулся Максимов.
— Нет. Ты стал фактором, который мы не учитывали в своих моделях. С твоим появлением община окончательно оформилась в гомеостат. — Яков сделал волнообразное движение пальцами. — Биополе общины забурлило, структура его стала плотнее. Ваша община обрела способность расширяться, осваивая всё новые и новые пространство. Если бы на планете не осталось бы больше людей, вы бы, вернее, ваши потомки, рано или поздно создали бы новый этнос. Или стали новым человечеством.
— А меня бы почитали, как Моисея? — Максимов без задержки влепил следующим вопросом:
— Вы спровоцировали нас ликвидировать разведгруппу?
Веки у Якова мелко-мелко задрожали.
— Тех, первых? Нет, не мы. Это вы сами. Община, как живой организм, обрела способность либо поглощать в себя всё новые элементы, либо уничтожать чужеродные. Как ты воспринял солдат?
— Как волков, — без промедления ответил Максимов. — Двуногих хищников. Слов они не понимают. Их либо сразу надо приучить держаться от людского жилья подальше, либо…
— Либо рано или поздно возникнет религия жертвоприношений, — закончил за него Яков. — Хищника же надо держать в сытости, да? Иначе он обезумеет от голода и просто вырежет всё «стадо». Не думай, что это гениальная мысль пришла в голову только вам. Практически по всей стране общины «эскапистов» встречают посланцев Большого мира вилами. Образно говоря. На самом деле, молниеносно формируется прослойка кшатриев-воинов, принимающая на себя первый удар. А вслед за ними «боевой дух» овладевает всеми.
— Сражайся или умри?
Яков помолчал, словно смакую тминную горечь фразы, потом кивнул.
— А со второй партией «чужаков» мы вам немножко помогли. — Он погладил морщинистый лоб. — Я был против… Это нарушало чистоту эксперимента. Но ребята настояли. Когда стало известно, что сюда перебрасывают крупные силы спецназа, мы, признаюсь, лишь усилили способность твоих воинов к обучению. Тебе разве не показалось, что переход от ролевой игры в воинов к реальным навыкам современной войны у них произошёл скачкообразно.
— Жить захочешь, научишься.
— Безусловно, стресс боевой тревоги запустил адаптационные процессы, а у них они были развиты в ходе ролевых игр и повседневной жизни в условиях дикой природы. Но кое-что нам пришлось подкорректировать. Скажи, они способны наслаждаться видом страданий, испытывать почти сексуальное удовольствие от кровавых зрелищ, считать, что сила есть высшее право или в тайне мучиться от греха убийства?
— Исключено, — подумав, ответил Максимов.
— То есть, не произошло охищнивания. Они будут делать своё дело, как работу. С азартом, на совесть, но без надрыва. Они не станут убивать, они будут отнимать жизнь у тех, кто угрожает Жизни.
Максимов решил обдумать услышанное чуть позже. Пора было переходить к главному.
— Высокопарно, но, в принципе, верно. А вы, значит, спецназа не боялись?
Яков коротко хохотнул.
— Ты же видел, в наш лес не так-то просто попасть. К тому же, как раньше выражались, у нас надёжная «крыша». Хочешь посмотреть наше хозяйство?
Максимов прислушался к себе. Внутри до отказа сжалась пружина. Хотелось действовать.
Он откинул одеяло.
— Пошли!
Под урочищем, на котором стояли десяток изб и ветхая церквушка, действительно находился бункер. Шесть этажей вниз. Напичканный научным оборудованием.
Сначала Максимову показалось, что он попал в космический корабль, на первой космической влетевшем под землю…
Яков с товарищами затевали свою игру, это Маскимов понял сразу. Он волен был войти в неё или оставаться в стороне. Но знания, действительно, обязывали.
Максимов не стал говорить вслух, ребята и без него всё понимали. Слишком далеко зашли. Не спасёт ни врождённая или благоприобретённая сверхчувствительность, и без ясновидящих было ясно — поздно. Грех соучастия требовал искупительной жертвы. Ребята свято верили в карму.
Их полунаучный, полумистический лепет он перевёл для себя просто: «Допрыгались!»
Насколько он знал правила, ребят приговорили. Или свои по ходу игры, или чужие в азарте контр-игры, но кто-то рано или поздно отдаст приказ. Что это будет: спикировавший на цель штурмовик, кинжальный огонь штурмовой группы или надёжный яд, полученный вечно пьяными «первоотдельцами» в очередной посылке, можно не гадать. Был бы приказ, желающих отличиться всегда навалом.
Он не стал изводить себя вопросом, почему выбор пал именно на него. В случайности он давно не верил. К чему вопросы, если всё идёт так, как оно должно идти.
Информацией они его завалили. Но ей была грош цена без главного — деньги. Откуда деньги у всесильного Старостина, создавшего эту космического уровня лабораторию в заброшенной пусковой шахте?
В нищей, разворованной стране стабильных источников больших денег, а здесь играли именно они, было раз-два и обчёлся. Деньги мыли в концентрационных лагерях и продотрядах, по старинке — на нефти, газе и электроэнергии, процветал классический русский способ — «контрабанда с последующей усушкой, утряской и обвесом», пускали в оборот кое-что из конфиската прижатых к ногтю нуворишей, которые не успел смыться за кордон, а также вовсю торговали оружием и наркотиками.
Максимов, как мог, чётко сформулировал вопрос. На утро Яков принёс ему бумаги.
«Привет от «нави». Можешь проверить, но я ручаюсь», — сказал он и вышел.
В бумагах рядом с фамилией лидера движения «Родина» появилась фамилия Карнаухов.
Максимов ушёл от них под вечер третьего дня. Всё время качал информацию, заполняя пробелы, образовавшиеся за годы отсутствия в Большом мире. Чем больше узнавал, тем крепче становилось убеждение: мир ничуть не изменился. Просто окончательно сошёл с ума.
Он ушёл не простившись и не пообещав ничего. Почему-то был уверен, Яков и его ребята ждали от него именно такого ухода.
Оперативная обстановка
копия
т. Старостину И. И.
Секретно
Оперативное донесение
В ходе оперативного мероприятия «ПК» на объекте «Николина пустынь» нами получен нижеследующий текст письма объекта «Свердлов» к объекту «Горский».
(фрагмент)
… Сидим и ждём команды «Открыть шлюзы». Азарт работы сменился тягучим бездельем. В голову лезут нехорошие мысли. Чем больше анализирую ход работ по «Водолею», тем больше убеждаюсь в полной бесперспективности попыток создания «психотронного оружия».
Никакого нового оружия уже не создать. Можно лишь без конца модифицировать старое. Но качественно нового скачка вооружений больше не будет. Ядерное было последним. Посчитайте количество облучённых при его создании, количество жертв лишь двух(!) его применений, затраты на обеспечение безопасности никому не нужных арсеналов. Я бы ещё добавил генетические последствия и катастрофическое изменение сознания и подсознания от так называемого «ядерного шока». Всё это умножим на N в степени N и получим цену, которую придётся заплатить за новое оружие. Убеждён, сама попытка его создания будет началом конца.
За время работ у нас на объекте трое покончили с собой, сломал шею в эпилептическом припадке Костя Столетов, бытовой травматизм перешёл все разумные границы. Если ребята ещё как-то пытались сдерживаться, то охрана и «соседи» не просыхали сутками. И это только у нас. Точных учётов потерь среди разработчиков, естественно, никто не вёл.
Каким всё казалось простым в начале! Думали, стоит собрать образцы культурных слоёв в районах, где происходили этнические толчки, вычленить из фонового излучения рабочие частоты, заложить их в излучатели — и вот вам светлое будущее и новая Россия! Надеюсь, Космос отзовётся на нашу имитацию этнического толчка мощным потоком излучения, и всё переменится к лучшему. Но кто может гарантировать результат. Подчеркну, результат, нужный нам. Кто мы? Что мы для Космоса? Никто не может предугадать, как он поведёт себя.
Нам осталось только ждать. И продолжать работу, какой бы нелепой и опасной она не казалась. Вам, надеюсь понятно, что одним фактом теоретических исследований по программе
«Водолей», мы вступили в резонанс с Космосом. Закон упреждающего отражения ещё никому не удалось обойти. Космос уже давно готов, он ждёт нашего последнего шага. Более того, напряжение среды сейчас таково, что срыв или отказ от запуска системы излучателей, приведёт к непредсказуемым последствиям.
Мы обречены действовать в рамках «Водолея», мы часть его электронного нутра. Только независимый элемент, привнесённый в замкнутую систему, способен обеспечить свободу развития. Мёртвая, машинная плоть «Водолея» вновь наполнится жизнью. Потому что жизнь — это непредсказуемость бытия.
Моя совесть чиста, я внёс «неучтённый фактор» в жёсткий алгоритм системы. Он / в тексте зачёркнута строка/… Даже не знаю, как он себя поведёт, но почему-то надеюсь.
Искренне Ваш Яков Зарайский
Резолюция:
т. Кравчуку
Ксерокопировать и — в дело! Письмо по почте не пересылать, использовать собственные каналы. Усильте работу в отношении «Черномора». Установите, о каком «неучтённом факторе» идёт речь.
т. Самохвалову
Усилить агентурную работу на объекте! Собрать информацию о настроениях работников, их мнения о надёжности и эффективности объекта. Организуйте анализ программного обеспечения, разработанного «Черномором». Разрешаю привлечь агента «Рубин». Доложить в понедельник.
зам. нач. 2 отд. 3 сектора
управления кадров Движения «Родина»
Григорьев Д. Ю.
Резолюция:
т. Кочубей! Вдуй Григорьеву по первое число. Что там за «неучтённые факторы»? Этого Самохвалова с объекта — поганой метлой!
И. Старостин
Особой важности
Циркулярно
Согласно списку
экз. единств.
В целях обеспечения режима секретности при переходе к третьему этапу работ по проекту «Водолей» прошу в дальнейшем употреблять следующие кодовые обозначения:
— пси-энергия — «стиральный порошок»;
— излучатели направленного действия — «стиральные машины»;
— космические платформы — «звёзды»;
— система низкоорбитальных спутников «Игла» — «созвездие»;
— наземная система ретрансляторов,
задействованных по программе «Нил» — «химчистка»;
— рабочие частоты системы — «ручей»;
— несущие частоты системы — «водопад»;
— программное обеспечение системы «Абердин» — «штамп»;
— программное обеспечение системы «НИЛ» — «матрица»;
— операторы пси-техники — «технологи»;
— технический персонал — «смотрители»;
— научные сотрудники — «мастера»;
— руководители проекта — «подрядчик»;
— кураторы — «заказчик»;
— система безопасности — «водозабор»;
— система мониторинга — «контролёр»;
— команда на запуск системы «Водолей» — «открыть шлюзы»;
— команда на прекращение облучения — «закрыть шлюзы»;
— территории, подлежащие первоочерёдному воздействию — «первая партия»;
— территории, подлежащие воздействию во вторую очередь — «вторая партия»;
— возможные негативные последствия — «остаточное загрязнение»;
— меры по ликвидации негативных последствий — «отбеливание»;
— население — «бельё»;
— население, избежавшее воздействия — «грязное бельё»;
— население, подвергнутое воздействию — «чистое бельё».
Для слов-связок использовать шифротаблицу «Клио-3». Календарные даты указывать по принципу «календарная дата минус два».
«22» марта Подпись: И. Старостин
Странник
Выйдя из лесопарка на улицу Сенной сторожки, Максимов из ближайшего автомата позвонил старшему группы. В трубке пропел мелодичный сигнал и безликая девица стервозным голосом пропела: «Извините, ваш разговор прослушивается в интересах охраны общественной безопасности».
Максимов поморщился: «Сука! С таким голоском дешёвой шлюхи только об этом и радеть!»
В столицах ещё надеялись на технику. В провинции действовали проще, вежливую фразу бубнил дежуривший на АТС опер, явно осатаневший от бесконечного её повторения, ближе к вечеру он просто шипел «Слушаем!», после чего следовал оглушительный щелчок. В Москве работали аккуратнее. Щелчок был слабый, едва слышен.
— Антон, ты? — Максимов привычно посмотрел по сторонам.
Узкая улочка, накрытая ветвями разросшихся тополей, была пустой.
— А кому ещё тут быть! — ответили в трубке.
— Я ничего не купил.
— Ясно.
В трубке запиликали короткие гудки.
С этой минуты, получив сигнал тревоги, двенадцать человек из группы прикрытия Юрки начнут покидать город. Так же незаметно, как и вошли в него месяц назад.
Максимов нажал на рычаг. Набрал номер, который выболтал седой. Дожидаясь соединения, машинально пальцем на стекле вывел стрелообразную руну.[6]
Опять тот же глумливый голосок девицы. Щелчок.
Оперативная обстановка
Контроль телефонных переговоров
Абонент «А» — 242-0909, номер закреплён за Московским управлением СГБ
Абонент «Б» — 745-5683, таксофон № 224569, ул. Сенной сторожки
«А» — Слушаю вас.
«Б» — Майора Рожухина.
«А» — Кто его спрашивает?
«Б» — Я говорю с Рожухиным? Если нет, передайте ему трубку. Это информация касается только его. Лично.
«А» — Хорошо, допустим, я — Рожухин. От кого вы узнали этот номер? Говорите, иначе я положу трубку.
«Б» — Позывной «Соловей».
(пауза — 8 сек.)
«А» — Я слушаю вас.
«Б» — Для тебя посылка от Соловья.
«А» — Н-да? И когда я её могу получить?
«Б» — Ты уже её получил.
«А» — Не понял?
«Б» — Вспомни акцию у Выселок. Тогда я не промахнулся. А сейчас — мажь лоб зелёнкой, сука, и заказывай себе отходняк «ре минор».
«А» — Спасибо, что предупредил!
Максимов бросил трубку. Пробежал к остановке, успел сесть в отходящий автобус. На этом перекрёстке они расходились по четырём направлениям, «наружка», даже если успела среагировать, сотрёт ноги по пояс, пока зацепит след.
Оперативная обстановка
Контроль телефонных переговоров
Абонент «А» — 19-114, номер закреплён за отделом «Т», кабинет 114.
Абонент «Б» — 22-221, узел связи Московского управления СГБ
«Б» — Узел связи, оператор Доронина. Слушаю вас.
«А» — «Полтава». Майор Рожухин. Откуда сейчас был звонок на мой городской.
«Б» — Назовите номер.
«А» — 242-0909.
«Б» — Секундочку… Таксофон на улице Сенной сторожки, дом три. Там, кстати, трубку плохо положили. Идут короткие гудки.
«А» — Вот такой у нас некультурный народ, барышня! Спасибо.
Преторианцы
Дмитрий бросил трубку. Откинулся в кресле, закинув ноги на стол.
Позу эту полюбил с детства. Мать гоняла, жена гоняла, пока, стерва, не ушла к другому. А он любил думать именно так, закинув повыше ноги. Зато до сих пор не было варикозных змеек на ногах. Несколько раз его заставали врасплох подчинённые, и за ним плотно приклеилась кличка «Ковбой». Лично он в ней усматривал намёк на авантюрность и лихость раскручиваемых им операций.
В кабинет он ни с кем не делил. В вечно перенаселённом здании Управления это было привилегией. Большинство ютилось по четверо, а то и по шестеро в кабинетиках, за тесноту прозванных «шанхайчиками». Отдельный кабинет полагался только начальникам отделений. Но Дмитрий сумел убедить своего шефа, что на своей должности начотдела он пашет за троих, включая самого полковника Губанова. Шеф спорить не стал.
Дмитрий потянул к губам сигарету. Спохватившись, отбросил. Белый цилиндрик покатился по полированной столешнице. Замер на самом краю.
«Кто играет?» — спросил себя Дмитрий.
Вариантов ответов было столько, что не хватит листа бумаги, чтобы записать. А для просчёта возможных вариантов развития событий потребовался бы мощный компьютер.
Ретроспектива
(15 км. юго-восточнее д. Выселки)
Преторианцы
Дмитрий потребовал, чтобы его отвезли к месту обнаружения трупа.
Поездка на БТРе никакого удовольствия не доставила. Спецназовцы глядели разъярёнными волкодавами, которым так и не дали команду «фас». Шутить с ними, видевшими, штабеля «груза-200» у кромки лётного поля, было просто небезопасно. Нравы у «волкодавов» были особые. Запросто могли подвесить на ремень гранату со снятой чекой. Свидетелей не будет, все свои, тридцать раз кровью мазанные. Так и скажут, сам лох подорвался.
В полумраке десантного отсека царило тягостное молчание. Только надсадно выли движки, да клацала коробка скоростей. То и дело Дмитрий ощущал на себе тяжёлые взгляды хмурых парней. Для них он был «шишкой из Москвы».
Хорошо, что ехать пришлось недолго.
Спрыгнув с брони, Дмитрий осмотрелся. Едва видимая грунтовка, вынырнув из леса, петлёй уходила в урочище. Тёмная кромка дальнего леса клином врезалась в пустошь.
«Метров шестьсот, не меньше», — прикинул расстояние Дмитрий.
Группа без команды рассыпалась в круг. Люди в камуфляже просто растворились в высокой траве.
— Лихо! — сказал Дмитрий оставшемуся рядом с ним командиру взвода.
Взводный никак на комплимент не отреагировал. Трижды свистнул.
Из травы у дуба, на метров двадцать выступившего за край опушки, поднялся человек в камуфляже, махнул рукой.
— Вон там твой трупешник.
— Они, что, его из лесу выволокли?!
Взводный скрипнул зубами.
— Не первый год замужем. Где нашли, там и оставили. И ещё следы прочесали.
Он подтолкнул Дмитрия вперёд.
Труп лежал лицом вниз. Руки связаны за спиной особым способом: тонкая бечёвка в несколько витков стянула большие пальцы, не вытянуть, не разорвать. Свободный конец бечёвки петлёй захлестнут вокруг правой стопы.
Стороживший труп постовой сразу предупредил:
— Мы его чуток потормошили. Ну, на предмет «сюрприза». Потом в исходное вернули. Так что, фоткайте смело. Всё, как в аптеке.
— Обойдёмся без формальностей.
Дмитрий сам перевернул труп лицом вверх. Кожа уже налилась трупной синевой, от сухой травы остались глубокие морщины.
— Это мой человек, — глухо произнёс Дмитрий.
Взводный пробормотал что-то невнятное.
— Ножом.
На груди у трупа слизко блестело буро-красное пятно.
Дмитрий прощупал воротник куртки убитого. Достал нож, вспорол шов. Вынул тонкий цилиндрик папиросной бумаги. Раскатал на ладони.
На листке угловатыми значками были написаны несколько строчек.
— Всё ясно.
Дмитрий выпрямился.
— Осмотрели здесь всё вокруг, да?
Постовой кивнул.
— Шёл оттуда. — Он указал вправо. — Держался опушки. А здесь его перехватили. Натоптал один человек.
— И куда ушёл?
Постовой пожал плечами.
— Хрен его знает. Петлю сделал, как заяц. След в овраг сбросил. И пропал. — Он указал за спину Дмитрию. — Ребята вдвоём туда пошли. Скоро должны вернуться. Мысль есть, что он по растяжкам на деревьях уходил. Хотят проверить.
— Такое возможно? — обратился Дмитрий к взводному.
— Ну как сказать… Сам не пробовал, но слышал про такое. Конец с грузом или крюком на ветку, второй особым узлом на своей завязать, шлейф за собой пронести. Прошёл, дёрнул за шлейф, развязал узел — и по новой. — Он сплюнул. — Геморрой одним словом. Китайский диверсант какой-то, бля.
Дмитрий отошёл от трупа. Прижался спиной к стволу дуба. Отстегнул с ремня фляжку. Свернул пробку.
— Мужики, давай моего помянем. И ваших.
Взводный с бойцом переглянулись.
— Коньяк, небось? — с недоверием спросил взводный.
— Спирт.
— Начинай, — сказал взводный.
Он сделал шаг к Дмитрию.
Рожухин выдохнул, прижал фляжку к губам и закинул голову.
Пуля врезалась в ствол в десяти сантиметрах от щеки.
Взводный взревел, распластался в прыжке и сшиб Дмитрия на землю.
В полной тишине они ждали новой пули. Ровно секунду.
Стальной трещоткой зашёлся автомат. Три короткие очереди ушли в сторону опушки.
Следом за ними с воем пошли те, что выплюнули автоматы группы прикрытия. С небольшим опозданием ожил башенный ПКТ. Наводчик длинной очередью прошёлся по опушке. Даже издалека было видно, как пули секут густой подлесок.
— Метил бы в грудак, тебе бы — полный звездец, — жарко выдохнул в ухо Дмитрию взводный.
И вдруг зашёлся хриплым нервным смехом.
Дмитрий стряхнул с себя его лапы. Перевернулся, лёг лицом к урочищу.
Взводный рявкнул на бойцов. Стрельба сразу же стихла.
— С такой дальности… — Дмитрий провёл ладонью по оцарапанной щепками щеке.
— Мужик, ему по болту дальность. Снайпер тем и отличается от нас, убогих, что куда целит, туда и попадает.
Он пошарил в траве. Протянул Дмитрию фляжку оглушительно пахнущую пролитым спиртом.
— Прими на душу, пока страх не пришёл.
Дмитрий, не морщась, хлебнул спиртягу. Выдохнул в рукав. Передал фляжку взводному.
— Как считаешь, он ушёл?
Взводный набрал в рот спирт, рисуясь, сначала прополоскал им рот, потом сглотнул. Разлепил в улыбке губы.
— Бухгалтерия считает, а я чую.
— Ни у что ты чуешь?
— Чую, что труп он как приманку положил.
— Ха, мудрая мысль. И ещё что ты чуешь?
— Чую, что ему был нужен кто-то круче, чем мои бойцы. Уж их-то он мог здесь положить штабелем ещё пару часов назад.
— А меня почему не снял?
— Счас затравим, спросишь. Ты с нами, или как?
Дмитрий принял из руки взводного фляжку, пригоршней спирта протёр пораненную щеку. Морщась от жгучей боли, оглянулся на дерево. На чёрном стволе отчётливо виднелась белая полоска там, где пуля высекла щепку.
— С вами, само собой.
— Тады — отползай.
Взводный сделал знак бойцу: «Остаёшься, веди наблюдение». Шурша травой, пополз к плотной стене подлеска.
На его место сразу же плюхнулся боец. Удобно расположился в ложбинке между корнями дуба.
— Эй, товарищ… Как вас там? — прошептал он. — Я сказать не успел, на дереве метка какая-то.
Дмитрий удивлённо посмотрел ему в лицо.
— Что за метка?
— Буква, или чё, я не знаю. Английская, похоже.
— Где?
Боец пальцем указал на скол от выстрела.
— Чуть правее.
Дмитрий с опаской глянул на урочище. Привстал на коленях.
Действительно, в двух ладонях правее скола кто-то вырезал ножом угловатую букву «R».[7]
— Странник, — прошептал Дмитрий.
И уже не боясь выстрела, встал в полный рост.
Каждый думает по-своему. Если вообще умеет думать. Например, товарищ Сталин возился с трубкой, набивая её табаком папирос «Герцеговина Флор». Привычные манипуляции с трубкой служили пусковым механизмом, включающим в форсированный режим изощрённое мышление вождя.
Дмитрий сбросил ноги на пол. Достал из нижнего ящика стола шахматную доску. Быстро расставил фигуры на доске. Собрался, готовясь сделать первый ход.
В Управлении шёл нескончаемый чемпионат по шахматам. Официальный, между подразделениями, и негласный — чтобы просто убить время. Очень многие играли вполне прилично. Но так, как играл он, не мог никто. Все, кто пытался сразиться с Дмитрием в «мерцающие шахматы»,[8] оказывались на голову разбиты.
Дмитрий скорыми, привычными ходами разыграл дебют. Отказной ферзевой гамбит был его любимым началом.
А дальше понеслось… Он брал фигуры, выставлял на доску взятые раньше, атаковывал и защищался, шёл на обмен и совершал позиционный манёвр, вновь выставлял нужную фигуру из сбитых с доски, катастрофически меняя баланс сил. И всё в таком бешенном темпе, словно бренчал на рояле безумный рок-н-ролл.
Лицо его раскраснелось, с искривлённых губ срывалось нервное дыхание, на висках заблестел пот. Он впал в полутранс…
Обречённый король чёрных спрятался за пешку. Белый конь на Н-4 отрезал путь к отступлению. Мат через ход. Пешка чёрных превращается в ферзя — шах белым. Слон белых — на D-3 — парирует удар. Проходная пешка чёрных, до последней линии осталось два хода, становится ладьёй. Шах белым. Король уходит за слона. Шах конём. Отход на В-3. Чёрный ферзь берёт слона, шах и мат. Всё, партия!
Дмитрий протяжно выдохнул и откинулся в кресле. С минуту сидел неподвижно, закрыв глаза.
— Шанс есть, — прошептал он.
Пальцы вывели на подлокотнике кресла стрелообразный значок.