Неужели я умру?

Глава 32

Когда принимаешь мысль о предательстве друга, то на мгновение часть твоей души тускнеет. Исполненный отчаянием, ты желаешь, чтобы жизнь преподала обидчику урок, принесла боль, испытав которую, он вспомнит и пожалеет о том дне, когда нанес удар тебе в спину. Измученный угрызениями совести, он пожалеет о случившемся. Ведь все, кто поступает плохо, заслуживают несчастной жизни. Я ловил себя на этой мысли, и мне становилось грустно. Зачем мне чужое испытание вины? Неужели, увидев это, я стану сильнее? Пожелав зла, я его сотворю, предам самого себя. Нет! Пусть все у него получится, пусть мораль его будет непоколебимой. Только прошу для него осознание ценностей — ведь я начинаю понимать, что имеет действительную цену за считанные минуты до смерти.

Вечер был испорчен нависшим смятением. Каждый присутствующий глубоко обдумывал произошедшее, до конца не веря в то, что человек, который так отчаянно тратил силы на благородные поиски Ромаля, теперь готов был с потрохами променять дружбу на «тридцать процентов». Я избегал взгляда папы, потому что в нем отражалось мое упрямство и гордыня, но в то же время не было ни малейшего осуждения и презрения. Скорее, я сам признавал свое нежелание прислушиваться к близким. Признавал свою покорность перед властью собственного эго — «я сам все знаю и умею». Месье Деданж сохранял уже привычное для меня безмятежное спокойствие, скрывающееся за беспечной улыбкой. Не в силах скрыть обжигающий лицо стыд, я обратился к маэстро:

— Месье Деданж, я так виноват перед Вами…

— Шаду, не продолжай. Случилось то, что должно было случиться. Именно так проверяется дружба. Я рад тому, что ты испытал предательство в самый неожиданный момент от самого неожиданного человека. Понимаю, что сейчас внутри все сжимается, но ты ведь наверняка в глубине души сомневался в нем? Задумывался хотя бы иногда, что ты значишь для него? Наверное, силой подавлял эти мысли?

— Да… Я думал, это все зависть, которая порождает сомнение… Признаюсь, что во многом хотел быть похожим на Лимерция.

— Нет, юноша, это не зависть. Настоящий друг никогда не покажет своего превосходства для утверждения своей важности. С ним ты всегда будешь самим собой, не стыдясь произносить глупости вслух, без упрямого выражения серьезности и страха быть навязчивым или занудным.

— Как с Вами сейчас, месье Деданж. Мне легко быть собой…

Эти слова были приятны маэстро и невольно отразились румянцем смущения на его бледных щеках. Он продолжил:

— А вот сомнение, это неспроста. Ты улавливал сигналы своего хранителя. Ты в силах превозмочь и это испытание. Перед моими глазами новый Шаду — гораздо сильнее, чем прежде, и ты еще на один шаг стал ближе к мудрости.

— Он угрожал. В гневе говорил, что мистер Руст заберет картины…

— И эти угрозы способны запугать лишь только того, кто боится потерять материальное. Лимерций угрожает в первую очередь себе самому. Бедный мальчик, мне искренне жаль его, ведь он рискует лишиться последних остатков своей духовности. Надеюсь, он опомнится, пока не поздно. Мы должны благодарить настоящее, даже если оно тяжелое, и с надеждой ждать завтра, невзирая на приключения, которые нас поджидают.

— Месье Деданж, прошу Вас, картины нужно спрятать, им нельзя попасть в грязные лапы…

— Мальчик мой, научись доверять происходящему, ибо все, что произошло с тобой, оказалось к лучшему, разве не так?

Затем, уловив мое согласие, он обратился ко всем присутствующим, пребывавшим в беспокойстве:

— Прошу Вас всех не падать духом и как следует отдохнуть, набраться сил перед новым днем. Завтра мы обсудим произошедшее в спокойной обстановке.

Маэстро был прав, но всё же из глубины моей души доносились те самые тревожные «сигналы хранителя», наделявшие меня не то даром прорицателя, не то просто беспокойством. Теперь я понимал: испытывая то же самое, папа пытался уберечь меня от грядущих бед. Наш Вестос всегда чувствует даже самые тонкие нити событий, скрывающиеся за неизвестностью. Всё же, вопреки словам мисье Деданжа, я решил тайком спрятать две картины, которые мы единогласно решили скрыть от глаз мистера Руста в прошлый раз. Именно эти два творения таили всю боль и в то же время исцеление для души: что-то невообразимо святое, открытое лишь для чистых сердец.

Все разошлись, кроме меня и Гелны. Я выразил желание провести ночь в доме месье, на что Деданж радушно согласился. Дождавшись полуночи, я тихонько спустился в свою комнатушку. Заботливо обернул каждую картину в белоснежную простыню и через окно спустил их в надежные руки моей соучастницы. Затем, старясь быть незамеченным, покинул дом. Я знал, что стоит мне только попасться на глаза Деданжа, как он в тот же миг без единого слова разоблачит мой замысел. Этот старик всегда догадывался, о чем я молчу.