Неустанное преследование (Болито – 27)

Херрик взял подзорную трубу и серьёзно её изучил. «Рано ещё, сэр Грэм». Всегда титул, как последний гонец, точно так же, как он никогда не использовал слово «лорд» в отношении Силлитоу, ни в своём отчёте, ни в этой комнате.

«Похоже, лорд Силлитоу глубоко вовлечён в деловые дела Вест-Индии». Бетюн помедлил. «А в Африке?»

Херрик сказал: «В этом нет никаких сомнений. В лондонском Сити это подтвердили. Силлитоу, возможно, не знал, насколько это было связано с работорговлей, но незнание не освобождает от ответственности перед законом». Он добавил с внезапной горечью: «Любой, кто предстал перед военным трибуналом, скажет то же самое!»

Бетюн снова повернулся к окну. Должно быть, он сошёл с ума; Кэтрин была права. Так близко к Темзе, где их мог увидеть любой. Перспективный флаг-офицер, готовый к дальнейшему продвижению, с женой и детьми, и всё ещё достаточно молодой, чтобы соответствовать новым требованиям флота в мирное время. Он подумал о флоте, вышедшем из Плимута навстречу неизбежному столкновению с деем Алжира. Мира было мало, и между новыми союзниками нарастало напряжение из-за работорговли.

Он даже прикоснулся к ней, взял ее за руку, не дал ей отдернуть ее.

«Я не хочу, чтобы ты уезжала, Кэтрин. Ты можешь остаться здесь, в Лондоне. Я могу обеспечить твою конфиденциальность».

Он видел ее глаза.

«В качестве твоей любовницы, Грэм? Очередной скандал? Я слишком уважаю тебя, чтобы разрушить всю твою жизнь».

Херрик резко спросил: «Есть ли новости о Кэтрин?»

Бетюн повернулся к нему. «Я говорил с ней. Несколько раз». Он увидел недоверие, затем осторожность. «Она собирается отправиться с лордом Силлитоу в Вест-Индию». Он вдруг вспомнил о медали Нила и о её облегчении, когда он сообщил ей, что она благополучно доставлена в дом Болито в Фалмуте.

Он услышал бой часов, больше похожий на дрожь, чем на звук, и снова наполнил стаканы, размышляя о том, что он сделал.

Его обвинят в том, что он предупредил её. Его будущее будет разрушено. Возможно, назначение на флот спасло бы его… Он отставил бутылку.

Он видел, как она идёт к своей карете. Она остановилась и совершенно спокойно спросила: «Ты меня любишь, Грэм?» Он не мог вспомнить своего ответа, только её последнее слово. «Тогда ты дурак».

Херрик сказал: «Неужели он ничего не может сделать?»

«Их светлости сейчас слишком заняты Алжиром. А потом…» — Айл пожал плечами. — «Возможно, лорд Силлитоу отпустит себе грехи».

Херрик осторожно встал. «Я должен откланяться, сэр Грэм. Мне сказали, что вскоре мне придётся вернуться во Фритаун. Это проклятое место! А потом меня высадят на берег». Словно он видел это, смотрел правде в глаза, словно человек, стоящий одной ногой на эшафоте.

Бетюн спросил: «Ты вернешься в Кент?»

Херрик внимательно посмотрел на него. «Теперь я здесь чужой».

Он наблюдал за дверью, зная, что там ждет слуга, готовый вызволить его.

«Прошу вас, сэр Грэм. Я сделаю всё, что в ваших силах, для Кэтрин. Сэр Ричард подарил мне жизнь. Она вернула мне доверие».

Что-то словно удерживало его у двери. «Адам Болито. Он уже в море?»

«Мне сообщили, что Unrivalled вчера покинул Плимут».

Херрик сказал: «Как я ему завидую».

Дверь закрылась, и Бетюн снова взял бутылку, что было на него не похоже.

Он поднял стакан и громко произнес: «Да, Кэтрин, я дурак!»

Он подумал о её руке в своей, о её сопротивлении. И о чём-то большем.

Слуга был невнимателен. «Я хотел напомнить вам, сэр Грэм. У нас в полдень встреча с Первым лордом».

«Понятно», — он взглянул на пустые стаканы. «Тогда лучше не заставлять его ждать».

Ему остро вспомнилась комната, которую он видел на Мальте, последнее место, где она присоединилась к Ричарду Болито.

Он тогда сказал те же слова. Как я ему завидую.

Это был еще не конец.

Лейтенант Ли Гэлбрейт последовал за капитаном в кормовую каюту и ждал у двери, почти ожидая, что тот что-то вспомнит и поспешит в другую часть корабля. Так было с самого его возвращения: неиссякаемая, заразительная энергия, которой делишься, сам не зная почему.

Даже О’Бейрн лишился дара речи, что было весьма необычно. Он перевязал рану и фыркнул: «Ездить верхом — вот что я тебе скажу, приятель. Неужели этот капитан, за которым мы следуем, жаждет смерти?»

Гэлбрейт заметил, что Йовелл был здесь, его пальто лежало на стуле, его стол и часть окружающей террасы были покрыты папками и списками, а еще больше писем.

Он понял, что капитан остановился у кормовых окон, раскинув руки на нижнем подоконнике, словно обнимая якорную стоянку.

«Хорошо обойтись без адмиральского флага, который правит нашими днями, а? Флот теперь будет на верном пути». Гэлбрейт увидел, как одна рука похлопала по свежевыкрашенному дереву. «Не бойся, мы скоро их догоним». Он обернулся. «И ты рекомендовал Лоусона на повышение до помощника боцмана, чтобы заменить…»

«Селби, сэр. Лоусон был рулевым на ялике и хорошим моряком. Но если подумать…»

Адам улыбнулся. «Я думал, что Сандерс может быть правильным выбором, но нет, я с тобой согласен. Лоусон — правильный выбор. Я поговорю с ним напрямую».

«И новый мичман, сэр. Мне с ним разобраться?»

«Нет. Я увижу его. Это важно, я думаю».

Гэлбрейт наблюдал, как он снова прикоснулся к ране.

Нейпир вышел из каюты, перекинув через руку несколько чистых рубашек. Он был босиком, и Адам знал причину. О’Бейрн ему рассказал. В бедре мальчика был осколок, тиковый, как и другой, но более глубокий и опасный. Все моряки ненавидели тик. «Тритон» был голландским кораблём, и большинство из них были построены из древесины, привезённой из далёких голландских владений.

Нейпир сказал: «Всё будет хорошо, сэр. Я не буду хромать, если…» «Если» всегда было угрозой.

Адам сказал: «Я доволен кораблём, Ли. И тем, чего ты достиг за время пребывания здесь „Непревзойдённого“». Он покачал головой. «И я знаю, что ты скажешь о всей помощи, оказанной нам адмиралом. Я сам был первым лейтенантом и не забыл, кто действительно добивается результатов». Он улыбнулся ему. «Это будет выглядеть хорошо, когда я буду писать твой отчёт».

«Доложите, сэр?»

Адам обернулся, чтобы посмотреть на проплывавший ял, и не заметил внезапного опасения.

«Когда придёт время повышения!» Он обернулся, полуослеплённый ярким светом с якорной стоянки. «Будь готов, парень! Это произойдёт, или я узнаю причину. А теперь давай ещё раз пройдёмся по списку. Орудийные расчёты и их капитаны. Старшины и шлюпочные команды». Он вспомнил разбитое колесо, изуродованные тела, цепляющиеся за раздробленные спицы, и снова прикоснулся к свежей краске. Словно всё остальное было лишь воспоминанием.

Никогда больше.

«Расскажите мне о новом мичмане. Есть ли что-нибудь, что могло бы успокоить его при нашей встрече?»

Он подумал об удивлении и даже удовольствии, которое он видел на лицах, которые, как ему казалось, он уже знал.

Он снова был у руля. И это имело значение. Близко к победе, сказал О’Бейрн. Будут ли они следить за ним, когда их в следующий раз вызовут в казарму? Никогда не сомневайтесь. Сделайте это. Неужели всё было так просто?

Гэлбрейт сказал: «Его зовут Джон Бремнер, он служил на фрегате «Джуно». Ему пятнадцать лет».

«Я помню «Джуно». Французский приз, пятого класса. Когда я в последний раз слышал о ней, её собирались разбить. В любом случае, он должен быть опытным. То, что нам сейчас нужно».

Он смотрел, как ветер рябит воду у якорной стоянки; Кристи говорил, что всё выдержит. Даже он был доволен, подумал он. «Мы в долгу перед этим мерзавцем, сэр!» Он чуть не улыбнулся.

Он чувствовал, как напряжение покидает его. Даже рана сейчас не болела.

И они снова уйдут. Завтра.

Он увидел, как от борта отходит небольшая лодка, а гребец остановился, чтобы прикрыть глаза и взглянуть на позолоченные пряники вокруг кормы.

Они воспользуются временем в пути, чтобы присоединиться к флоту; артиллерийская подготовка будет иметь первостепенное значение. Он почти слышал слова адмирала. «Непревзойденный» был там. Остальные — нет.

Я хочу, чтобы ты был в фургоне.

В дверь постучали: новый мичман. Для него это самое важное время. Значит, и для меня тоже.

Но это был лейтенант Беллэрс, и его лицо даже сейчас было обожжено солнцем.

«Прошу прощения за беспокойство, сэр. Но я подумал, что это может быть важно».

Адам посмотрел на него и понял, что Гэлбрейт тоже полностью сосредоточил на нём своё внимание. Беллэрс, сам совсем недавно ставший мичманом, изменился с тех пор, как погиб молодой Казенс. Они были близки, и Беллэрс помогал другому мичману обучаться флагам и сигналам, прежде чем самому стать лейтенантом. Как будто он закалился, повзрослел почти за одну ночь, а не тот Беллэрс, который покраснел, рассказывая ему о девушке по имени Джейн, которая жила в Дартмуте.

Он открыл маленькую, наспех сложенную обложку.

На мгновение хижина исчезла. Лица, личные заботы и обязанности остались за дверью другого дома.

Ясная, незнакомая рука, но он сразу ее узнал.

Я был здесь. Я видел тебя. Бог с тобой.

Он уставился на волнующуюся от ветра воду и как раз вовремя увидел, как лодка исчезает среди двух громад.

Это было невозможно. Как и сон, когда он почти потерял рассудок от боли и отчаяния. Когда она всегда была рядом с ним…

Он снова повернулся к ним.

«Спасибо вам за это, мистер Беллэрс».

Он сел в кресло, привезенное из Фалмута.

«Пришлите, пожалуйста, мистера Бремнера».

Он кого-то покидал. И это тоже имело значение.

«Спокойно, сэр! На юго-запад, на юг!»

Адам уперся ногами в мокрый настил, пока «Unrivalled» врезался штевнем в бурлящие волны пролива, тщательно выравнивая стекло, измеряя расстояние и направление до последнего выступающего мыса земли. Мыс Пенлек, море там тоже бурлило, брызги плыли, словно розовые тени в утреннем свете.

Он опустил стекло. Кристи был прав: они пройдут мыс, имея в запасе полмили. С подветренным берегом рисковать нельзя. Он прошёл по накренившейся палубе, чувствуя, как корабль вздрагивает, поднимаясь и опускаясь на более глубокую воду. Всё, что у неё получалось лучше всего. А поперёк носа лежала открытая вода.

Перед рассветом все были подняты по трубам, последняя почта и депеши были спущены на сторожевой катер, и после наспех поданный обед был взят на борт капитанский кабестан, матросы делали все возможное, чтобы устоять на подъеме юго-восточного ветра.

Во время стоянки корабля в Плимуте Гэлбрейту удалось найти семерых рекрутов, чтобы заменить погибших. Удивительно, но все они были первоклассными моряками, так что разница была гораздо важнее, чем просто численность. Возможно, это произошло потому, что «Unrivalled» был последним кораблем, покинувшим порт, и лишь кренящиеся корпуса напоминали людям о грядущих тяжёлых временах? Убрав все шлюпки и отдав якорь, «Unrivalled» отошёл на рассвете, озарив землю ярким светом.

Он направился на корму, люди расступались у него на пути, такелаж стонал и выдерживал нагрузку, опытные глаза осматривали новые и старые снасти на предмет слабости или слишком поспешной работы в гавани.

Он подумал о новом мичмане, которому было всего пятнадцать, но он уже хорошо подготовился на предыдущем корабле. Темноволосый, серьёзный юноша, пожалуй, даже слишком серьёзный, вероятно, сравнивавший Адама с его предыдущим капитаном. На фрегате не было пассажиров, и вскоре его истинная личность вынуждена будет проявиться. Это поможет отвлечь других мичманов от мыслей о Казенсе и пропавшем Санделле.

Он вышел из себя и крикнул: «Мистер Гэлбрейт, дайте курс, как только мы отплывём от мыса». Он уставился на покатые мачты, на угловатые реи, где марсовые уже расселись, словно обезьяны, не обращая внимания ни на высоту, ни на кипящее у наветренного борта море. Одна рука за короля. Это был первый урок для любого настоящего моряка. Другую же оставь себе.

Он отвернулся, когда Гэлбрейт выкрикнул приказ боцманской команде, ожидавшей у фок-мачты. Покидаем порт. Неужели он никогда к этому не привыкнет? Волнение, маленькие картинки, которые никогда не оставишь позади. Рыбаки стоят в своих хрупких суденышках, чтобы помахать, их ликование беззвучно в грохоте парусов, и ноги бегут к фалам и брасам. Небольшой пакетбот под французским флагом, приспускающий флаг, когда они проходили мимо. Старый враг; море, пожалуй, было единственным, что их объединяло.

Он направил подзорную трубу на землю, залив уже поглотил её за кормой, и представил её себе такой, какой она, должно быть, писала записку, какой-то внезапный каприз или решимость заставили её передать её какому-нибудь лодочнику. Возможно, она уже сожалела об этом, боясь, что её неправильно истолкуют или что-то похуже. Он положил своё письмо к ней в сторожевой катер. Его доставят Брайану Фергюсону; если она ещё не уехала, он её найдёт.

Он услышал, как один из рулевых тихо выругался, увидел, как тот указал на что-то на большом двойном штурвале — замену разлетевшемуся на куски штурвалу.

Он снова коснулся бока. Письма, возможно, и не было. Он подумал и о погибшем морском пехотинце, выронившем мушкет. Человеке, которого все любили и помнили, потому что он когда-то служил под началом молодого капитана Нельсона на «Агамемноне», «Старой Эгги», как её ласково называли.

Остался ли кто-нибудь, возможно, в Плимуте, кто скорбел бы по нему? Или это было бы ещё одно забытое имя, как боцман «Парадокса», прибывший из Сент-Кеверна, наблюдавшего за Оковами, о котором они говорили, пока он умирал. Так много. Слишком много.

Он сдержал внезапный и, как он понимал, беспричинный гнев, прочитав письмо отставного контр-адмирала, служившего с отцом Санделла и поручившего мальчику назначение мичманом. Ни грусти, ни жалости. Скорее, лишь возмущенное неодобрение из-за того, что будущий офицер пропал в море без должного расследования, что, несомненно, было ошибкой его капитана. Разве он бы так заботился о порядке действий, если бы за бортом пропал простой сухопутный моряк?

Он увидел мичмана Дейтона, стоящего у флагштока с выбранными им руками, слегка нахмурившись, изучающего свою сигнальную карточку, затем улыбнулся, услышав что-то от помощника капитана. И он увидел, как лейтенант Беллэрс отвернулся от своего поста с кормовой охраной, чтобы посмотреть, как ему показалось, с некоторой грустью, словно увидел кого-то другого. И вот он снова со своими людьми. Он справится с этим. Другого пути не было.

Он схватился за гамак, когда корабль врезался в длинный, непрерывный вал. И каков будет исход этой затеи? Это была полная ответственность адмирала; он решал, разоблачить ли дея или бросить все свои корабли и людей в яростный бой. Ни один корабль не мог сравниться орудием с тщательно расположенной береговой батареей. И могли быть шквальный огонь и стрельба – единственное, чего действительно боится каждый моряк. Согласно письменным приказам, дей установил тысячу пушек или больше, возможно, на тех самых старых разваливающихся батареях, которые он видел сам, когда вытеснял вражеский корабль с якорной стоянки, и позже, когда адмирал лорд Родс предпринял свою атаку с бомбардировщиками и своими более тяжелыми кораблями в поддержку. Но слишком далеко, чтобы найти и уничтожить эти спрятанные орудия.

Эксмут был моряком на фрегате. Раньше был. Как бы он воспринял и принял вызов, который мог закончиться катастрофой?

Он видел, как Гэлбрейт изучает его, стараясь не показывать этого. Он тоже как-то изменился. Его беспокоил капитан? Он не был уверен в нём после того, что случилось?

Адам стоял лицом к ветру, который теперь дул сильнее, чувствуя его вкус. Как слёзы того дня, упавшие на его руку.

Что бы ни случилось, они должны быть готовы к предательству и ловушкам.

Казалось, голос настаивал: «Ты должен быть готов. Ты».

Он крикнул: «Проложите курс, мистер Гэлбрейт! И ещё одна рука у штурвала!»

Он видел, как он поднял свою рупорную трубу, как люди замерли, готовые исполнить его приказ, их тела были раздеты и блестели от брызг. Как у тех воинов, о которых она упоминала в мифах и преданиях древности, о которых он знал так мало. Она описала его как воина. Возможно, она не совсем понимала, насколько это было уместно. У мальчика, прошедшего путь от Пензанса до Фалмута, не было ни возможности, ни времени стать кем-то другим. Капитаном фрегата.

Он слышал грохот спущенного паруса, наполняющегося и твердеющего под ветром. «Непревзойденный» стоял на якоре, все восемнадцатифунтовки с наветренной стороны наваливались на казённики.

Возможно, они снова пойдут вместе. И она разделит это с ним.

Он смотрел на ветер до тех пор, пока брызги почти не ослепили его.

Она должна была знать. Это пришло словно кулак из ниоткуда. Зачем она написала эту короткую записку, которая теперь казалась такой срочной.

Да благословит тебя Бог. Как будто услышал её голос.

«Больше рук на погодном форштевне, мистер Филдинг! Пошевелитесь!»

Адам снова уставился на землю, почти затерявшись в ветре и брызгах. Зелёная дымка, лишенная какой-либо формы или содержания. Она скоро исчезнет, как только они сменят курс.

Он подождал, пока корабль стабилизируется, а паруса засияют, словно металлические латы, затем подошел к перилам квартердека и ухватился за них обеими руками.

Страх был врагом, но его можно было сдержать. Когда другие смотрели на тебя, выбора не было. Иногда лица возвращались, чтобы напомнить ему. Он только что видел это в Беллэрсе, как и в Гэлбрейте. Искал чего-то, кроме доверия.

Это было давно, другой голос. Я не хочу умирать. Пожалуйста, Боже, не сейчас.

Но голос был его собственный.

18. «Приготовьтесь к битве!»

Люк Джаго стоял, уперевшись ногами в плавное движение корабля, сдвинув шляпу набок, чтобы защитить глаза от немигающего сияния. Кому-то он мог показаться спокойным, даже равнодушным. Тем, кто его не знал.

«Всё одно и то же, – подумал он, – с того самого момента, как приказ был передан по кораблю. Всем матросам! Всем матросам – лечь на корму, чтобы увидеть наказание!» Это часть жизни на флоте: хорошо это или плохо, ты с этим смиряешься.

Часто ты никогда толком не знаешь, как это началось и можно ли было это предотвратить. Порядок, дисциплина, распорядок дня – он должен был уже к этому привыкнуть.

Возможно, дело было в скуке. Прошёл почти месяц с тех пор, как «Unrivalled» покинул Плимут. Они догнали флот в Гибралтаре, стоя на якоре, пока многие из «хромых уток» ещё только готовились к последнему подходу.

Но после этого корабль почти все время проводил в море, поддерживая связь с другими фрегатами, разведчиками адмирала, лишь наполовину осознавая планы и интриги, которые, должно быть, имели место.

Он взглянул поверх голов собравшихся на горизонт, похожий на расплавленный металл из печи, а за ним — на нечто, похожее на далёкое неподвижное облако. Африка.

Он услышал, как Хейсти, главный оружейник, крикнул: «Заключенный арестован, сэр!»

Джаго двинулся вперед, в нескольких футах от левого плеча капитана, его тело лишь слегка наклонилось к перилам квартердека.

Он мельком взглянул на пленника. Раздетый до пояса, он ухватился за решётку, повернув голову и глядя на фигуры на квартердеке. Небольшая группа мичманов с одной стороны, вахтенный офицер Беллэрс с другой, толпа свободных от вахты и безработных матросов заполняла обычно оживлённую палубу, «рынок», как они её называли.

Вахтенные занимались своими обычными делами: стояли на трапах, сращивали и обслуживали бегучий такелаж, некоторые работали высоко над палубой, в то время как марсели и кливеры хлопали или наполнялись в такт ветру, который был чуть сильнее горячего бриза.

Джаго слышал, как капитан ругался. Возможно, им было нужно быстрое плавание, когда каждый человек должен был управлять кораблём.

Например, заключённый, обычный матрос по имени Беллами, не из тех, кто обычно бунтует или хулиганит. Возможно, ему просто не повезло.

Он вполуха слушал, как капитан зачитывал соответствующий раздел Военного устава. Яго знал его наизусть. Он почувствовал, как напряглись его плечи, вспоминая тот момент, тошнотворный удар плети по голой спине. Его несправедливо высекли; офицер заступился за него и доказал его полную невиновность. Но он пронесёт шрамы кошки до самого смертного одра.

4// другие преступления, не караемые смертной казнью, совершенные любым лицом или лицами на флоте… "

Джаго снова взглянул. Двое боцманов ждали у решётки; один, Криг, нес красную сукно, и он увидел, что второй — Лоусон, который до повышения был рулевым ялика и хорошим моряком. Его первая порка, и он попал в плен, которого он, вероятно, знал ещё со времён кают-компании.

Капитан сказал: «Две дюжины, боцман. Исполняйте свой долг».

Ни злобы, ни презрения. Но Джаго знал, что это не так.

Когда рука взмахнула назад, вверх и вниз, и девятихвостый кот хлестнул по голой коже, он увидел, как рука капитана сжала ножны. Мастер над оружием крикнул: «Раз!»

Яго увидел первые капли крови, услышал, как жертва ахнула, как из неё выбили воздух. Однажды он стал свидетелем порки по всему флоту по обвинению в мятеже. Шлюпка, перевозившая заключённого, распластанного на кабестане, заходила на каждый корабль, и каждому капитану было приказано назначить свою долю наказания.

Триста ударов плетью. Вскоре после этого мужчина умер.

"Два!"

Корабль накренился на небольшой зыби, и Джаго качнулся вперед, чтобы посмотреть на офицеров.

Если бы это был кто-то из опытных бойцов, опытный уорент-офицер вроде Партриджа, все могло бы закончиться на месте — достаточно было бы быстрого удара кулаком или постукивания пусковым шнуром.

Он наблюдал за выражением лица лейтенанта Варло. Оно было бесстрастным, но при каждом ударе плетью он видел, как тот поджимал губы. Он наслаждался этим.

"Восемнадцать!"

Джаго увидел, как хирург О’Бейрн наклонился, чтобы осмотреть спину заключённого. Он заставил себя сделать то же самое. Он не должен был забывать.

Спина мужчины была похожа на нечто нечеловеческое. Разорванная, содранная плоть, почерневшая, словно обожжённая огнём.

О’Бейрн отступил в сторону. Наказание продолжилось.

Лоусон уже пускал в ход плетку, вероятно, сдерживаясь, хотя пленник уже не чувствовал боли. Джаго помнил капитана, который, заподозрив снисходительность в боцмане, угрожал ему перед всей командой. Давай посильнее, парень! Или, клянусь Богом, поменяемся с ним местами!

Он взглянул на обгоревшую на солнце руку капитана. Костяшки пальцев, сжимавшие меч на боку, почти побелели.

"Двадцать четыре!"

«Руби его». Капитан обернулся и увидел выражение лица Джаго. Он сказал: «Дайте мне врага, с которым я смогу сражаться, а не этого!»

Джаго отступил в сторону. Он сомневался, что капитан вообще его видел и знал, что он говорил вслух.

Гэлбрейт спросил: «Распустить руки, сэр?»

Адам посмотрел на него. Он вспомнил радость и гордость Лоусона, когда тот сообщил ему о повышении. Теперь он понял обратную сторону сделки. Черту, которую он переступил, которая отличала его от остальных.

И Мартинс, их самый юный мичман, который прошёл через бой, как храбрый, пусть и неопытный, лев. Но только что, когда проводилась порка, этот же стойкий мальчик плакал.

Он понял, что Гэлбрейт все еще ждет.

«Да. И я хотел бы, чтобы вы поговорили с мистером Варло как можно скорее».

Гэлбрейт отвернулся, чтобы не обращать внимания на остальных. «Не думаю, что это должно исходить от меня, сэр».

Адам снял шляпу и коснулся своего влажного лба. Какое это имеет значение?

«Потому что у вас есть опыт, и вы понимаете, как важно держаться вместе. Если я увижу его лично, это может закончиться военным трибуналом, его или моим, я ещё не решил!» Он увидел О’Бейрна, ожидающего у трапа. «Сделай это».

Это было похоже на падение ставня. Возможно, он так и не поднялся по-настоящему.

Казалось, он снова услышал её голос. Я хочу, чтобы ты рассказал мне о своей жизни. Неужели это действительно было? Твой корабль, люди, которыми ты командуешь. Что бы она подумала, если бы увидела его сейчас?

О'Бейрн выжидал, осознавая свое горе, которое, как он предполагал, никто другой даже не мог себе представить.

«Беллами скоро поправится, сэр. Я видел и гораздо худшее».

Адам посмотрел на него. Почти пора снова сменить курс. Бескрайний прямоугольник моря. Невидимый флот и горстка мелких судов, управляющих им. Глаза флота, как их называл Нельсон.

Он спросил: «А как насчёт парня, Нейпира? Ты можешь что-нибудь для него сделать?»

О'Бейрн серьёзно его осмотрел. Для тебя, ты имеешь в виду.

«Да, сэр. Пока такая погода держится. Конечно, риск есть…»

«Пожалуйста, не рискуйте».

Он подошёл к сеткам, пока матросы и морские пехотинцы расступались и расходились. Несколько человек уже скребли решётку и палубу, а внизу, на орлопе, матрос по имени Беллами, утолял свою агонию и унижение в большем количестве рома, чем мог выдержать.

Роковое уравнение. Слишком много выпивки, несдержанный язык и не тот офицер. Варло справедливо утверждал, что просто исполнял свой долг. Признание, а не оправдание.

Он посмотрел вверх, мимо главного рея, где тело Казенса упало на палубу, и увидел впередсмотрящего, крошечную фигурку на фоне пустого неба.

«Плавайте на ветре, сэр!»

Звено в цепи. Оно должно было быть. Все остальные будут держаться подальше.

Ещё мгновение он смотрел на облачный контур далёкого берега. Возможно, всё уже закончилось. Он моргнул, чтобы прочистить зрение, и посмотрел вниз, на главную палубу, где последние следы крови смывались в шпигаты.

Это ещё не конец. Судьба, предназначение, кто знает?

Он оттолкнул его. «Наши лучшие наблюдатели наверху, мистер Гэлбрейт. Мы немедленно изменим курс и позволим ему налететь на нас».

«Я буду готов, сэр».

Беллэрс наблюдал за ними и пытался расслабиться, пока корабль медленно возвращался к обычному режиму.

Ему нравилось думать, что, будь он моряком Беллами, он мог бы избежать порки, ведь он знал, что в строгом мире корабельной дисциплины и целеустремлённости слово офицера должно быть уважаемо. Подчинялись. Он думал о девушке по имени Джейн, которая жила в Дартмуте, представлял, как её лицо засияет, когда он однажды подойдёт к ней, будучи капитаном. С собственным фрегатом…

Кристи устало крикнула: «Когда у вас будет свободная минутка, мистер Беллэрс, я бы хотела, чтобы журнал был засвидетельствован и подписан».

Беллерс встряхнулся и вышел из этого состояния.

«Сейчас же, мистер Кристи!»

Под их ногами Адам прошел прямо к корме и сгорбился в кресле с высокой спинкой, которое он привез из Фалмута.

Какие мысли должны были быть у него в голове, сидя здесь вот так? И надежды, прежде чем судьба настигла его. Он коснулся раны. Надо попросить О’Бирна осмотреть её ещё раз.

Он прислушался к внезапному топоту ног, приглушенным отрывистым командам и понял, что ему следует снова выйти на палубу.

А как же доверие? Он вспомнил лицо Гэлбрейта. Снова барьер.

Появился Йовелл, на этот раз без писем и документов.

«Будем драться, сэр?»

Как один человек мог бы спросить другого о погоде на какой-нибудь проселочной дороге.

«Полагаю, что да, Дэниел». Он не заметил удивления от того, что его имя было произнесено столь небрежно.

Йовелл неуверенно ответил: «Я ознакомился с письмом, сэр. С юридическим». Его взгляд на мгновение остановился на стуле. Возможно, вспоминая.

Адам слушал стук румпеля и представлял, как переворачивается штурвал, Кристи следит за компасом и штурвалом, а Рист или другой помощник капитана ждет, чтобы направить корабль на новый курс.

Он услышал стук ботинок Нейпира. Он собирался идти в лазарет.

Он тихо сказал: «Если что-нибудь случится, например, со мной, об этом мальчике нужно позаботиться. Он напоминает мне меня». Он слабо улыбнулся. «Каким, я думаю, я когда-то был».

Йовелл сказал: «Хирург — хороший человек, сэр».

«Я на это рассчитываю». Он встал, проведя рукой по спинке стула. Он мысленно представил их всех. И описывал ей.

Люди, которыми вы руководите.

Дверь открылась, и Джаго вошел в каюту.

«Парус меняет галс, сэр. Фрегат. Один из наших».

Он понимал, насколько это тяжело, и был этим возмущен. Любой капитан мог решить, жить тебе или умереть. Но этот был неравнодушен. «Салливан на главном посту, сэр».

Йовелл поправил очки. Он почувствовал необычную связь между ними, хотя пока не осознавал её до конца. Человек, презиравший власть и поспешивший в этом признаться. Но заслуживший уважение, пожав руку Адаму Болито. Йовелл не был моряком, но заметил, что, когда Джаго вошёл, часовой даже не окликнул его.

Адам сказал: «Я сейчас поднимусь». Их взгляды встретились. «Позови меня».

Он снова оглядел каюту, пытаясь найти слова, чтобы описать её. Но тут вмешался другой голос.

Я хочу, чтобы ты был в фургоне.

Это уже было решено.

Мичман Дейтон зажал книгу под мышкой и снова навёл телескоп. «Это «Алкион», двадцать восемь, капитан Роберт Кристи, сэр!» Он быстро взглянул на остальных и, казалось, был поражён властностью, звучавшей в его собственном голосе.

Адам скрестил руки на груди и наблюдал за другим фрегатом, который теперь шел почти прямо, с растрепанными парусами, меняя галс, чтобы приблизиться к «Непревзойденному».

Даже сейчас он ощущал дрожь воспоминаний, мгновенного узнавания. Как будто он знал.

Неужели с их последней встречи прошло всего год или около того? Когда адмирал лорд Родс приказал «Алкиону» преследовать и атаковать большой фрегат «Тритон», в тот день, когда столько лиц было стерто с лица земли. Уступая в дальности и вооружении, «Алкион» не имел никаких шансов, и Родс, должно быть, это понимал. Но он так хотел помешать «Непревзойденному» начать преследование, что приказал ему оставаться на позиции. Адам проигнорировал сигнал, и они победили. Когда Мартинес, агент и советник дея, погиб, сбитый капралом Блоксхэмом, когда тот собирался открыть огонь. В тот день, когда юный Нейпир получил огромный осколок в ногу.

И всё же, несмотря на боль и ненависть, радость и печаль, одна картина всегда стояла у него в памяти. Он взглянул на суровый профиль Гэлбрейта; он тоже вспомнит его. Они проплыли мимо повреждённого «Алкиона», и он видел его разрушение, тонкие алые нити, стекающие из шпигатов, словно корабль истекал кровью. Юный Дейтон тоже был там. И он слышал голос Гэлбрейта, хриплый от волнения: «Они ликуют! Ликуют!»

Каким-то образом «Халцион» выжил, и её капитан тоже; Джеймс Тайак говорил о нём, когда они встретились во Фритауне. Он почувствовал, как его губы расплылись в улыбке. Казалось, это было так давно. Тайак был лейтенантом на «Маджестике» в битве на Ниле, а Кристи был молодым мичманом. Он подумал о медали, которая теперь лежала в его сейфе. «Нил». Она повлияла на стольких в этой морской семье. «Счастливые немногие»… Где Тайаку снесло половину лица. Как раз перед тем, как это случилось, он спас того молодого мичмана от разрушения. Когда Кристи стал мужчиной. «Лучший нзан», – сказал он позже сэру Ричарду. Он вытер рот рукой. Меньше двух лет назад, в этом же Средиземном море.

«Ложитесь в дрейф, пожалуйста». Он увидел глаза Гэлбрейта. Он вспомнил.

Дейтон крикнул: «Донесения на борту, сэр!»

Он почти чувствовал, как рассеивается напряжение окружающих и самых близких. Ожидание и неизвестность остались в прошлом. Джек всегда знал…

Кристи пробормотала: «Он времени зря не теряет, да?»

«Непревзойдённый» легко вернулся на круг, с поднятыми парусами, и тот же капрал Блоксхэм, теперь уже сержант, кричал морским пехотинцам, чтобы те построились у входа. Палуба всё ещё тяжело поднималась и опускалась, пока корабль ложился в дрейф, так что они закружились в нестройном танце, пока не встали на ноги.

Некоторые моряки широко улыбались. Матрос и «бык» никогда не совмещались.

Адам наблюдал, как фрегат с силой тянет гичкой по тёмно-синей воде, с треуголкой на корме. Кристи шёл лично.

Гэлбрейт наблюдал за «Альционом» в телескоп. По какой-то причине он чувствовал себя чужаком. Даже без подзорной трубы он видел поцарапанную и вздутую краску, носовую фигуру, всё ещё не отремонтированную и частично снесённую. Он опустил подзорную трубу. Потрёпанный и изношенный, явно мало времени проведший в гавани, но корабль, за который любой отдал бы правую руку.

Раздались звонкие крики, и Адам увидел Кристи, выходящего из лодки. Высокий, с проницательным, умным лицом; вероятно, назначенный примерно на год позже меня. Из тех мужчин, которые привлекут внимание любой женщины. Капитан фрегата.

Но когда он снял шляпу перед гвардией и квартердеком, Адам увидел последствия того ужасного дня.

Над ухом его волосы не просто седели, они были белыми, словно их выкрасили. Прикосновение войны.

Встреча в «Непревзойденном» была короткой, Адам ощущал и срочность, и облегчение от этой встречи.

Один из дежурных в кают-компании подавал закуски и был удивлен, что Кристи выбрал ром.

Он сказал: «Все мои запасы в полном беспорядке. Его светлость действительно не даёт нам скучать. Я рад, что с этой сумятицей мыслей покончено».

Адам подождал, пока Йовелл развязывал конверт, и резко взглянул на своего гостя, когда Кристи сказал: «Лорд Эксмут послал весть дею. Сдайте всех христианских рабов и распустите флот ренегатов – пиратов, как я бы их назвал, – иначе поражение неизбежно». Он впервые улыбнулся, и Адам представил его себе гардемарином Тиаке на Ниле. «Само собой разумеется, что послание проигнорировали. Посланнику чертовски повезло, что он остался жив!»

Адам взглянул на уборщика, его лицо было очень сосредоточенным, уши были настороже и внимали всему, что говорилось.

Он подумал о Нейпире. Море пока что было достаточно спокойным. О’Бейрн мог воспользоваться случаем и извлечь этот опасный осколок.

«К лорду Эксмуту присоединяется голландская эскадра, шесть хороших кораблей, судя по всему. Но, между нами говоря, я бы предпочёл действовать без чьего-либо вмешательства».

Адам вспомнил, как Джаго сделал примерно то же самое замечание: «Пусть менирсы держатся подальше и курят свои трубки». Война закончилась. Недоверие — нет.

Он встал и подошёл к кормовым окнам, чувствуя рывки и дрожь большого руля. Готовый к действию. Подчиниться.

Он услышал свой голос: «Значит, послезавтра». Двадцать седьмое августа. Ровно месяц с тех пор, как Беллэрс передала ему свою записку. Вот.

Кристи держал шляпу в руке, а его стакан был пуст. «Мне нужно идти. Лорд Эксмут очень спешит. Он настоял, чтобы вас нашли без промедления».

Адам последовал за ним к двери. Последний в шеренге. И первый, кто повёл.

«У вас прекрасный корабль, капитан Болито». Но зависти не было.

Адам сказал: «После этого, возможно, ты вернешься в Англию».

Кристи повернулся к нему; ни санитар, ни суровый морской пехотинец ничего не значили. Они словно были совсем одни.

«Англии нечего мне предложить. Они отнимут у меня мой корабль. Без неё…» — он оборвал себя и почти резко сказал: «Лучшего корабля и капитана в авангарде я и желать не могу». Он пожал Адаму руку, задержав на ней взгляд. «Если вы снова встретите капитана Тьяке…» Он не смог продолжать.

Но когда морская охрана и бортовая группа выстроились в стройные ряды, чтобы оказать почтение одному кораблю другому, они увидели только двух капитанов.

Гэлбрейт ждал, пока гичка отчалит от борта, и наблюдал за взглядами своих матросов, критическими или восхищёнными, в зависимости от их положения. Ни один сухопутный человек никогда не поймёт этого, подумал он.

Он посмотрел на людей наверху, стоявших непринуждённо у брасов и фалов. Ждали следующего приказа. Капитан им даст знать, но все, от повара-размазни до элегантного капитана Королевской морской пехоты, уже знают. И скоро, скорее рано, чем поздно, эти орудия снова вступят в бой. Серьёзно и безжалостно.

Он взглянул на лейтенанта Варло, который находился у фок-мачты вместе с Ристом, помощником капитана.

Кают-компания была пуста, что редкость на любом корабле. Даже кают-компания была в другом месте; он позаботился об этом.

Их было всего двое. Варло уверенно, почти с улыбкой, высказал ему всё, что думал о его поведении в целом и, в частности, о порке.

Гэлбрейт вышел из себя. Он поклялся этого избежать. Он хотел этого сделать.

Варло небрежно сказал: «Капитан мог бы сам мне сказать, если бы счёл это важным. За весь свой опыт я никогда не слышал подобных оскорблений. Как первый лейтенант, вы имеете право диктовать свои обязанности, если и когда это оправдано. Но это не так. Я не потерплю наглости ни от одного хама, ни пьяного, ни трезвого — я перебью хребет любому, кто попытается это сделать!»

Гэлбрейт услышал свой собственный голос. Другой звук, другой человек.

«С учётом всего вашего опыта… я совсем забыл. Простите». Он заметил, как на его лице появилась лёгкая улыбка. Как ни странно, она помогла. «Флаг-лейтенант флаг-офицера, пусть и младшего. Но он был о вас, своём адъютанте, такого высокого мнения, что любой мог бы ожидать дальнейшего повышения». Улыбка тут же исчезла. «Вместо этого вас назначили в «Непревзойдённый», как ни странно, на место покойника. Я знаю некоторых, кто отдал бы всё за эту должность, но флаг-лейтенанту наверняка следовало бы предложить что-то более перспективное!»

Варло резко ответил: «Я не понимаю, что ты имеешь в виду!»

Всё зашло слишком далеко. Теперь он знал наверняка. Скоро они сразятся.

Он сказал: «Адмирал хотел на этом закончить. Ваш связной.

Варло смотрел на него, ошеломлённый. Я видел его только что, наблюдая за ним с фок-мачты. Шок, ярость и что-то гораздо более глубокое.

Как же тихо казалось в кают-компании! Даже звуки такелажа и шпангоутов затихли.

И тогда Варло тихо сказал: «Если бы мы были на берегу, где угодно, только не на этом корабле, я бы позвал тебя, и ты бы заплясал под другую дудку!»

Гэлбрейт подошёл к двери. «Исполняйте свой долг и помните, что вы полагаетесь на наших людей, так же как они, бедняги, зависят от вас». Он обернулся, почти ожидая удара или другой угрозы, и сказал: «В следующий раз, мистер Варло, позаботьтесь о том, чтобы адмирал благополучно женился, а?» Притворство закончилось. «И позовите меня, когда и куда пожелаете. Найдёте кого-нибудь подходящего!» Он всё ещё слышал, как за ним хлопнула дверь, и вспомнил потрясение и стыд от собственных слов. Но никаких сожалений.

«Прошу вас, дайте кораблю ход». Капитан смотрел на него, всё ещё сжимая шляпу в руке. «Я поговорю с народом завтра. Возможно, это последний шанс».

Гэлбрейт понял и повернулся, чтобы позвать боцмана. Но что-то заставило его замешкаться.

«Вы можете на меня положиться, сэр».

Другой фрегат уже расстилал паруса и двигался, гичка была поднята и убрана.

Адам подумал о её капитане, Роберте Кристи, служившем под командованием Джеймса Тайка на Ниле. Мы с ним одного склада, одного поколения. Лицо, которому можно было доверять, когда шёл сигнал к ближнему бою.

Он снова почувствовал холод. Предупреждение.

Они больше никогда не встретятся.

Джозеф Салливан, лучший наблюдатель корабля, удобно устроился на своем насесте на поперечных деревьях и взглянул на палубу далеко внизу. Трудно было поверить, что никто из них там, внизу, не мог видеть то, что видел он. Пока нет. Их разбудили рано, но ничего необычного, почти не спеша, подумал он. Но целеустремленно, серьезно. И хороший завтрак; он все еще чувствовал вкус толстых ломтей свинины, запитых пинтой или больше терпкого красного вина. И, конечно же, немного рома. Настоящий выпуск, на который офицеры и уорент-рангеры смотрели сквозь пальцы, когда старшие матросы доставали свои припасы. В конце концов, никогда не знаешь, был ли это последний глоток в этом мире.

Он посмотрел на нос судна и изучил строй кораблей. Они казались неподвижными и неподвижными в утреннем солнце, но приближались достаточно быстро – флот, подобного которому они, возможно, больше никогда не увидят. Лайнеры, сохраняющие безупречный строй при слабом ветре, все паруса подняты и хорошо натянуты, учитывая обстоятельства. Пока не готовы к бою. Фрегаты тоже, держась наветренной стороны, готовые броситься на дно, как терьеры, по приказу адмирала. Голландцы в своей эскадре. Он вытащил нож и отрезал себе кусок жевательного табака. Он провел в море почти всю свою жизнь, или, по крайней мере, столько, сколько помнил. Он знал, что важно. Как изменчивый алый узор морской пехоты, всего лишь марионетки, расставленные на квартердеке, некоторые должны были разместиться у люков и в тех местах, которые бывалые моряки называли убежищами, куда испуганный человек мог сбежать в разгар боя. Морпех не допустит этого. Бежать было некуда, но только опыт научил тебя этому.

Салливан был в растерянности. Прекрасная модель его старого корабля «Спартиат», стоявшего в строю у Трафальгара, была закончена. Трудно было вспомнить, когда именно он её начал. На его предыдущем корабле над ним подшучивали. Но он и модель всё ещё были здесь. Остальные — нет.

Он снова посмотрел вниз. Теперь вокруг было больше фигур. На нервах, хотелось поскорее с этим покончить. Он увидел пар, поднимающийся от моря, и высвободил из зубов последний кусок свинины. Огонь на камбузе погас. Время почти пришло.

Он обернулся и посмотрел на берег – уже не тень, а бесконечная преграда из песка и камней. Он увидел мыс, внезапную вспышку света, солнце, отражающееся от окна или телескопа. Он измерил его на глаз. Три мили. Только к полудню они будут достаточно близко. Он вспомнил капитана вчера, когда они очистили нижнюю палубу, чтобы услышать его речь с квартердека.

В такие моменты это было странно, подумал он. «Непревзойденный» перевозил около 250 человек всех возрастов и званий, и в переполненном трюме можно было ожидать, что каждый из них будет знаком с ним. И всё же, сбившись в кучу на палубе или цепляясь за ванты и вытяжки, чтобы подслушать, ты всё равно оказывался рядом с тем, кого никогда раньше не встречал.

Каждый военный корабль, каким бы переполненным он ни был, был разделен по званию, статусу и должности. Вскоре порядок вещей снова изменится. Орудийные расчеты и пороховщики, команды по управлению парусами и люди, чинящие повреждения. Он смотрел на землю, словно она как-то изменилась. Другие – чтобы утащить раненых или сбросить трупы за борт.

Капитан рассказал им о рабах-христианах, а также об убийствах и преследовании беспомощных людей, взятых в плен на море или на суше во имя дея.

Он слышал, как Айзек Диас, сквернословящий командир артиллерии, пробормотал: «Они могут выделить лишь несколько жалких шхун, чтобы приструнить работорговцев на юге, а, ребята? Но для христиан это целый флот!» Это вызвало несколько ухмылок; не стоило ссориться с лучшим командиром артиллерии «Unrivalled». Салливан улыбнулся про себя. Ни на что другое он был бесполезен.

Ему было интересно, что думает об этом капитан. Действительно думает. Его корабль, его люди и его шея, если всё пойдёт совсем плохо. Он спрашивал о нём рулевого, но Джаго был скован, как моллюск. «Он меня убьёт», — был его единственный ответ. Забавно для человека, который всегда ненавидел офицеров.

Салливан снова взглянул на флот. Это было невозможно, но теперь они были ближе. Он видел Георгиевский крест на мачте большого трёхпалубного судна во главе шеренги, «Королевы Шарлотты». Корабль адмирала; говорили, что на нём было не меньше сотни орудий. Противник подготовил и хорошо разместил артиллерию. За все годы плавания он слышал споры о кораблях, противостоящих береговым орудиям. Он усмехнулся. Кто бы стал адмиралом сегодня?

Он посмотрел вниз, между босых ног, на огромный грот-рей, наклоненный под ним, перекрывая оба бимса. Молодой мичман Казенс упал на него, когда его сбросили отсюда. Если бы я был с ним… Он выключил это из своей головы. Его здесь не было. Другое лицо переместилось дальше.

Он видел, как морские пехотинцы забирались на марсы, стрелки и несколько человек, чтобы управляться со смертоносными вертлюжными ружьями, которые при неправильном наведении и обучении могли убить или покалечить больше твоих товарищей, чем противника. Ромашковые резаки. Изобретены тем, кому никогда не приходилось их использовать, подумал он.

Он понял, что один из морпехов указывает на него мушкетом. Салливан помахал рукой. Кто-то идёт… Неужели он никогда не спит? Салливан видел светящийся люк всю ночь и слышал, как тот посещал погреб, где заправлял Старый Странейс, артиллерист, и даже лазарет, где его слуга делил место с тем, кого высекли. Губы его скривились. Из-за этого чёртова мистера Варло. Как и Санделла, его не хватятся.

Он вдруг взглянул на свои большие, грубые руки; все они были покрыты шрамами и ямами от смолы, но из них все еще можно было вылепить идеальное подобие корабля.

Будут ли по мне скучать?

Он наблюдал, как капитан преодолел последние несколько футов, без шляпы, с загорелым лицом, блестящим от пота. Он всё ещё мог улыбаться.

«Прекрасный день, Салливан!»

С удивлением он вспомнил о капитане, которому служил раньше. В команде корабля он случайно задел офицера, когда они подходили к кораблю. Капитан проклял ему глаза и пригрозил обвинить его в нападении. Но, по крайней мере, с таким кровожадным тираном ты знаешь, что имеешь в виду.

Салливан стоял достаточно близко, чтобы протянуть руку и коснуться его. Человек, как и он сам, без власти и Военного кодекса. Он вздохнул. Бесполезно. Джаго, вероятно, был прав.

Он увидел, как капитан коснулся его бока и сделал несколько глубоких вдохов, сначала переведя взгляд на берег, затем на шкентель на верхушке мачты, словно пытаясь оценить силу ветра.

Адам чувствовал на себе пристальный взгляд впередсмотрящего. Один из лучших моряков «Непревзойденного», но, более того, он был словно один из самых крепких брусьев корабля. Люди, которыми ты командуешь.

Он изучал ряд кораблей и гадал, как эта мрачная земля покажется адмиралу. Словно плывущая в гигантскую ловушку. Он снова проверил направление ветра. Почти восточный, как и заверила его Кристи сегодня. «У этого участка побережья он скорее восточный, чем западный. Совершенно верно». Он сказал это без тени улыбки. Возможно, он вбил себе это в голову много лет назад, в этом же море.

Он вдруг вспомнил студию в старом доме с разрушенной часовней. Теперь заброшенную. Пустую. Она наверняка знала об этих водах всё, когда правили фараоны, и до них. Другой мир.

Он посмотрел на Салливана.

"Полдень?"

Салливан кивнул. «Почти как в аду, сэр».

Они оба рассмеялись, и некоторые из морских пехотинцев на грот-марсе высунулись вперед, чтобы попытаться расслышать.

Он снова посмотрел на корабль. Спокойно, неторопливо, как и намеревался. Им и так было бы трудно выстоять и принять первый натиск без обычного шума и призывов к оружию. Но скоро. Очень скоро.

Он представил себе мичмана Дейтона с подзорной трубой, направленной на флагман. Один сигнал, и «Непревзойдённый» с «Хальционом» за кормой возглавит атаку.

Когда они обсуждали возможности, Гэлбрейт сказал: «Все достаточно просто, если не думать об этом слишком много!»

Удивительно расслабленный, даже весёлый. Всё это ему сегодня понадобится. Если бы только он мог поспать, но это никак не удавалось. За исключением одного раза, когда он впал в изнурительную дремоту – ни то, ни другое.

Затем он увидел её, увидел, как она борется, её крики беззвучны, но от этого не менее ужасны. Бесформенные, звероподобные существа прижимают её к земле, исследуют её наготу, мучают и проникают в неё.

Он проснулся, отрываясь от одеяла, весь в поту, и звал ее по имени.

Он почти ожидал, что Нейпир выскочит из кладовой, но когда его разум успокоился, он вспомнил, что все еще находится в медотсеке.

Он натянул рубашку и ходил по кораблю, разговаривая с вахтенными и матросами, которые просто сидели на корточках на палубе, как и он сам, не в силах уснуть, не понимая, что он сказал или услышал в ответ.

Но сон остался, мрачный и ужасный. Как и должно было быть.

Он нашел Нейпира спящим, в замкнутом пространстве царил тяжелый запах рома.

О'Бейрн был там с одним из своих помощников, проверяя инструменты, которые блестели и дрожали на столе, как будто были живыми.

Он сказал: «Он хорошо перенёс, сэр. Порез был глубокий – я нашёл его после борьбы». Он почти улыбнулся. «Храбрый парень. Похоже, его беспокоит только одно: он хочет быть с вами, когда начнётся действие».

Адам положил руку на обнажённое плечо мальчика и увидел, как хмурое выражение сходит с его бессознательного лица. Как будто он знал.

«Ты сможешь покататься на пони, мой мальчик. Будь в этом уверен».

Он ушел, а остальные смотрели ему вслед.

Он очнулся от своих мыслей и понял, что на фор-марсе тоже расположился отряд морской пехоты. Он посмотрел на землю. Тысяча орудий, а то и больше. Он снова проверил свои чувства, но страха, неуверенности не было. Скорее, это было похоже на смутное принятие.

Он полез в карман штанов. Там была записка. Всё, что у него было.

Он вытянул ногу из-под перекладины и ждал боли. Боли не было. Она тоже онемела.

Он сказал: «Помнишь, Салливан?»

Он ухмыльнулся, и его молодые глаза ярко засияли на лице старого моряка.

«Да, сэр. За короля!» Затем, словно удивлённый своим поступком, он протянул руку и пожал её.

Адам не торопился, изредка останавливаясь, чтобы сквозь снасти окинуть взглядом панораму кораблей и парусов. И сотни людей… в неизбежном.

Я хочу, чтобы ты был в фургоне.

Он вывернулся, обогнул ванты и пролетел последние несколько футов до палубы. Кристи одарила его быстрой, кривоватой улыбкой.

Капитан Люксмор, «истинный солдат», как назвал его Гэлбрейт, выглядел так, будто собирался провести парад или выстроить почётный караул. Новый штурвал был полностью укомплектован: мичман Дейтон, которому помогал юный Мартинс, совсем ещё ребёнок, стоял со своей небольшой группой у флагштока. Беллэрс, Рист и Варло, который снова был впереди у первого дивизиона восемнадцатифунтовок. Без улыбки, даже подавленно. Он гадал, что сказал ему Гэлбрейт.

Высоко над главной палубой цепные стропы уже были пристегнуты к реям, чтобы тяжёлые рангоутные балки не падали на людей, работающих с парусами или пушками. Также будут раскинуты сети, и большинство шлюпок будут брошены на произвол судьбы, прежде чем они ещё больше сблизятся с берегом. Это всегда тяжёлый момент для матросов на любом корабле, но он необходим: разлетающиеся обломки скосили больше людей, чем любое цельное ядро.

Двое маленьких флейтистов стояли у наветренного борта, смачивая языками инструменты и не сводя глаз с капитана.

Но в этот день будут использоваться только их барабаны.

Джаго подошёл к нему, его взгляд был совершенно спокойным, но настороженным. Он, несомненно, заметил штаны, заляпанные смолой после падения, и расстёгнутую рубашку с небрежно повязанным вокруг голого горла шейным платком. Он был без шляпы, в привычном морском кафтане с выцветшими и потускневшими кружевами. Джаго молча кивнул в знак одобрения, словно ставя свою печать. Сегодня никаких глупых шансов. Но всё же капитан.

Он поднял руки, и Джаго закрепил старый меч на месте.

Голос Дейтона нарушил минутную тишину.

«От Флага, сэр! Приготовьтесь к бою!»

"Сознавать!"

Джаго сказал: «Мы слышали это уже несколько раз, да, сэр?»

Адам ухмыльнулся и порывисто схватил его за руку. Он был на волосок от гибели. Яго, должно быть, видел, насколько близко.

Он сказал: «И еще кое-что, старый друг!»

Он отвернулся, не заметив облегчения Яго. «Вперёд, барабанщики! По четвертям, и вперёд!»

Он почувствовал, как ожидающие фигуры заколебались, а затем ожили, словно ими управляло нечто гораздо более сильное.

Адам взглянул на длинный вымпел на мачте, который теперь струился, указывая путь.

Люди спешат на свои места, экраны срываются, корпус оживает от шума и целеустремлённости. Корабль войны.

Это было сейчас.

19. Наследие капитана

АДАМ БОЛИТО взглянул на компас и направился к упакованным сеткам гамака, чтобы направить телескоп. За эти несколько шагов он увидел, как рулевые следят за головой гонщика, который теперь предупреждающе хлопал крыльями, в то время как «Unrivalled» держался как можно ближе к ветру, подгоняемый лёгким напором воды.

Так медленно. Так медленно. Он выровнял подзорную трубу и смотрел на изрезанный выступ земли, тянущийся к кораблям. Всё было так, как он помнил: суровый ландшафт, где порой трудно было отличить саму страну от разрушающихся укреплений и обветренных башен из песочного камня, которые казались старше самого времени.

Он повернул подзорную трубу через корму. «Алкион» держался на месте, второй флаг был поднят, чистый и яркий над пожелтевшими парусами и изрешеченным корпусом. Другой их товарищ, 14-пушечный бриг «Сорока», находился дальше по корме, крошечный на фоне огромного количества парусов, куда флот приближался к цели.

Адам вернулся к палубному ограждению и увидел, как несколько матросов смотрят на него с ближайших восемнадцатифунтовок. Столько раз, и всё же никогда не было уверенности. Он пробежал взглядом по всей длине корабля. Палубы были отшлифованы, чтобы люди не поскользнулись в разгар боя и впитали кровь первых упавших. Это всегда было труднее всего принять. Не то, что люди умрут, а то, что это были знакомые тебе лица и голоса, частью которых ты стал. Он увидел фитильки медленного горения, каждый в ведре с песком возле каждого орудия. Всё ещё не было редкостью, что современное кремнёвое ружьё ломалось из-за спешки командира орудия или из-за чрезмерного рвения опередить остальных, чтобы дать первый бортовой залп.

Сети были растянуты над головой, а ярус для шлюпок пустовал, отчего палуба казалась просторнее, чем должна была быть. Гичка и ялик буксировали за кормой; остальные уже были далеко, дрейфуя к парусиновому морскому якорю. Ждали, когда победитель их поднимет, независимо от того, какой флаг ещё развевался.

Земля снова уходила вдаль, словно горлышко браконьерской сумки. Он направил трубу вперёд, избегая вант и штагов, а также лиц, которые настороженно смотрели на них, когда они попадали в объектив. Он видел главную якорную стоянку, точно такую, как было описано в приказе и как доложил флаг-лейтенант его дяди, Эвери, после того первого визита.

Адам опустил подзорную трубу и всмотрелся вдаль. На якоре стояли корабли, некоторые из которых, несомненно, ждали возможности атаковать и измотать медленно движущиеся суда флота лорда Эксмута, как только его намерения станут известны. Он слышал четыре удара колокола, но не мог вспомнить точное время. Удивительно, что моряк сохранил самообладание и сумел заметить время.

Салливан был прав. Они закрыли участок в полдень. Это было два часа назад.

Он посмотрел на расчёт орудий прямо под собой. Раздетые и готовые к бою, тела блестели от пота, шейные платки были повязаны вокруг ушей, абордажные сабли были только что заточены на точильном камне и находились в пределах досягаемости. Ещё один взгляд вверх. Большие реи были так плотно укреплены, что казались почти вертикальными; судно шло в крутом бейдевинд. Он услышал резкий скрип штурвала, и один из рулевых что-то пробормотал, словно пытаясь заставить его замолчать.

Он увидел Гэлбрейта у трапа правого борта, разговаривающего с Ристом, помощником штурмана, и Уильямсом, помощником канонира, который был с ним во время рейда на Чебек. Он промокнул губы рукавом. Всего лишь один день назад.

Беллэрс крикнул: «Флагман меняет курс, сэр!»

Адам повернул подзорную трубу. Невозможно было представить себе, с какой силой и напряжением теперь реагировали на сигнал Эксмута. Тяжеловесно, медленно, а некоторые и вовсе сбились с курса, но корабли двигались как одно целое, их очертания удлинялись, когда они, подобно плывущим левиафанам, направлялись к берегу.

Было всё ещё слишком далеко, но он представлял себе, как убегают ряды орудий, как вокруг него бьются мускулы и пот сотни таких же людей, готовящихся помериться силами с врагом. Если лорд Эксмут ожидал капитуляции в последнюю минуту, он был бы разочарован. Дей полагался на своё мощное вооружение. Адам вспомнил эту короткую встречу. Уловка за уловкой. В душе Эксмут всё ещё оставался капитаном фрегата.

Раздался глухой удар, звук которого был заглушен эхом от земли, затем они увидели, как мяч рухнул на землю и помчался по воде, словно разъяренный дельфин.

Кристи держал часы в одной руке, но голос его был почти безразличен.

«Сделайте запись в журнале, мистер Бремнер. В половине третьего противник открыл огонь».

Адам отвернулся. Казалось, ничто не тревожило старого капитана. Он даже помнил имя гардемарина, который совсем недавно присоединился к кораблю. Как скала. Человека, родившегося на соседней улице с Коллингвудом.

Возможно, наблюдатели на берегу ожидали, что флот сразу же войдет в якорную стоянку, даст несколько выстрелов с дальней дистанции, а затем уйдет, не рискуя попасть под обстрел. Если так, то они ошибались. Над «Королевой Шарлоттой» взмыл флаг, и воздух разорвал грохот выстрелов. В отличие от любого бортового залпа, он длился без перерыва: орудия стреляли и перезаряжались практически без перерыва, а залив и берег уже были окутаны клубами дыма.

То, к чему, должно быть, готовились орудийные расчеты на всем пути от Плимута и от Гибралтара до этой отметки на карте.

Адам вцепился в поручень и почувствовал, как вибрация от бомбардировки сотрясает дерево, словно некоторые снаряды обрушились рядом.

Он вспомнил свою службу на линейном корабле и знал, что капитан «Алкиона» тоже её помнит. Невероятный грохот, который царапал глубины сознания, так что только муштра и дисциплина спасали его от безумия. Внизу, на орудийных палубах, где балки над головой скользят по волосам, в замкнутом пространстве, густо пропитанном дымом и смрадом горящего пороха, и только открытый иллюминатор за каждым экипажем – смутный силуэт или тень, которая, должно быть, была врагом.

Вынимай губку! Заряжай! Выбегай! Готов! Ничего больше не существовало.

Адам крикнул: «Два румбовых румбa, мистер Кристи! Держим курс на юго-запад!» Это было невозможно, но он чувствовал, как его губы расплываются в ухмылке. «Это даст ей больше свободы!»

Он обернулся и увидел извивающийся столб искр, поднимающийся далеко за пределы ближайших кораблей. Возможно, один из них взорвался, или случайный выстрел угодил в один из погребов цитадели. Никто не мог пережить такое.

Он поманил Яго. «Мы сейчас же прибудем на якорную стоянку. Держитесь мистера Гэлбрейта». Он снова поднял подзорную трубу и затаил дыхание, пока не нашёл нужное судно. Шхуна, пришвартованная отдельно от остальных. Он слегка повернул подзорную трубу и увидел фрегат, стоящий на якоре носом к корме, плавучую батарею и ещё один военный корабль, лежащий сразу за ней. Охраняя якорную стоянку, корабли составляли основу жизни «И-Джея». «Ты знаешь, что делать, да?»

Он понял, что Джаго молчал. Он посмотрел на него, зажав уши в ожидании очередного оглушительного взрыва, и увидел выражение, которое он узнал с того дня, когда они обменялись рукопожатием.

Джаго хрипло сказал: «Моё место здесь. С тобой». Он увидел, как мимо пробежал лейтенант Варло с группой моряков. «Отпустите их!»

Адам сдержал внезапный гнев. «Я этого не слышал, Люк». Он махнул рукой в сторону стоящих на якоре кораблей. «Эта шхуна — наше оружие. Ветер попутный. Шлюпки, быстро заканчиваем. Поверьте мне».

Джаго коснулся двухклинкового оружия на поясе. «Выжечь этих ублюдков, прежде чем они успеют сбежать».

Адам кивнул. «Или пробраться к флоту. Некоторые из наших кораблей уже в пути».

Джаго нахмурился, его взгляд был устремлён в сторону. Возможно, он вспоминал другую битву.

Он коротко сказал: «Дичка и лодочка. Можете остаться без денег». Он взглянул на кого-то под поручнем. «Некоторые ещё мокрые за вагонами. Если вас схватят…» Он посмотрел на него и пожал плечами. «Вы приказываете, сэр». Адам почувствовал, как дрожат его конечности. Не от страха. Это было хуже. Безумие. Просто находиться здесь. Это не имело смысла и никогда не будет иметь.

Джаго оглядывался по сторонам, уже выискивая лица, имена. «Я готов».

Он спустился по трапу, не сводя глаз с квартердека, с рулевых, которые едва шевелились, пока паруса снова наполнялись ветром. Даже там было полно едкого дыма. А когда смотришь назад, кажется, что весь флот поглотил его, кое-где прерываемый вспышками выстрелов и непрекращающимися узорами горящих балок. Словно адская сцена.

По сравнению с этим, эта палуба была тихой: Кристи сидел за своим маленьким столиком, оснащенным оснасткой, его взгляд беспокойно перемещался от шкентеля на топе мачты к компасу, от отдельных парусов к помощникам и помощникам его капитана, мичман Дейтон у флагштока, Беллэрс ждал, когда можно будет поставить больше парусов, а морские пехотинцы заняли позиции за сетками гамака — их единственной защитой, когда придет время.

Джаго сказал: «Будьте осторожны, сэр». И он исчез.

Сквозь дым пронеслось ещё больше вспышек. На этот раз со стороны якорной стоянки. Адам поморщился, когда железо ударило по нижней части корпуса. Не опасно. Он старался не двигаться и не вытирать лицо. Даже малейшее изменение в поведении могло быть воспринято как сомнение или потеря уверенности.

Фрегат, стоявший на якоре носом и кормой, снова открыл огонь, но выстрелы были беспорядочными, возможно, расчёты орудий были сбиты с толку распространяющимся дымовым барьером. Адам перешёл на борт и посмотрел на бриг. Он держался на месте. Было слишком легко приблизиться друг к другу, хотя бы ради ложного чувства безопасности.

Он услышал, как Кристи сказал: «Это тот самый корабль, сэр! На этот раз никаких флагов янки, пусть его покарает Бог!»

Адам почувствовал кого-то рядом. Это был Нейпир, его взгляд был полон неповиновения, словно он ожидал худшего.

Но Адам сказал лишь: «Оставайся со мной, Дэвид. Спускайся, если я скажу». Он увидел, как юноша кивнул, а затем прикусил губу, перенося вес на больную ногу.

«Хирург сказал…»

Адам схватил его за плечо. «Я могу представить, что он сказал, так же, как он сказал мне, я не сомневаюсь!»

Несколько матросов на квартердеке девятифунтовых орудий переглядывались и подталкивали друг друга. Капитан проводил время со своим слугой, словно они всё ещё были в Плимуте. Не могло быть всё так плохо.

Гэлбрейт был здесь. Он выглядел очень собранным, времени на ошибки больше не оставалось.

«Готов, сэр. Беру Риста своим заместителем — он хороший парень. Уильямс уже подготовил план. Я уже знаю, на что он способен!»

Адам не отвел взгляд, когда рваный бортовой залп прогремел и эхом разнесся по якорной стоянке.

Беллэрс воскликнул: «Халцион попал, сэр!»

Адам отбросил это и сосредоточился на Гэлбрейте. Хорошем офицере, привыкшем рисковать. Который собирался снова поставить свою жизнь на карту. Который хотел получить собственное командование и наблюдал, как фор-стеньга «Алкиона» шатается и падает в воду рядом с ним. Словно он видел, как его собственный корабль находится под огнём.

«Я приду, как только ты спустишься с лодок. Если всё сложится не так, то отправляйся к флоту сам. Как сочтёшь нужным, Ли. Я уже знаю, что ты можешь сделать!»

Гэлбрейт прикоснулся к шляпе и легко сбежал по трапу, выкрикивая приказы. Он остановился лишь раз, чтобы взглянуть на «Халцион», когда её снова обрушил мощный бортовой залп. Затем он тоже исчез.

Адам увидел, как Партридж обернулся и помахал рукой; лодки отчалили, и они уже шли как сумасшедшие к якорной стоянке.

Он измерял расстояние, словно изучал гигантскую карту.

Варло останется на носу, чтобы направлять орудия, когда наступит «Непревзойденный». Внутренний голос не отпускал. Если ветер не помешает. Его также могут призвать командовать, если случится худшее и квартердек превратится в кровавую бойню. Он огляделся: Беллэрс с ютом, капитан Люксмор с сержантом Блоксхэмом и его морскими пехотинцами. Он уже отправил своего лейтенанта Кокрейна прикрывать и защищать экипажи карронады на баке. Он увидел мичмана Дейтона, пристально смотрящего на него поверх сигнального ящика, и его неожиданную улыбку, когда Адам небрежно помахал ему рукой. Небрежно? Это было похоже на воскрешение мертвых.

«Оставайтесь на шканцах!»

Кристи ждал, слегка сгорбившись, словно предчувствуя шальной выстрел. Рядом с ним стоял мальчик Эде, которого пощадили за покушение на убийство, и он оказался неподходящим спутником на пороге битвы. Кристи заявил, что ни одно его навигационное оборудование никогда не попадало в такие надёжные руки. Это была настоящая похвала.

Он считал секунды, отбрасывая в сторону все, кроме сужающегося треугольника дымчатой воды.

Ещё один быстрый взгляд вверх: мачтовый шкентель поднимался и опускался, как и прежде. Но ровно. Ветер держался.

Его рука нащупала сложенную записку, которую он засунул в карман брюк.

Ловенна. На древнекорнуоллском языке это означало «радость».

Он сглотнул, но во рту пересохло. Так и будет.

«Приготовьтесь! Опустите штурвал!»

Ему приходилось кричать, перекрывая шум ветра и холстов, и непрерывный грохот далёкого боя. И из-за своего сердца, которое, несомненно, должны были слышать окружающие.

«Руль к ветру, сэр!»

Они начали поворачиваться, разворачивая укосину поперек стоящих на якоре судов, как будто двигались они сами, а не «Unrivalled».

«Без гвоздей и листов!»

Адам смотрел поверх голов бегущих людей, в то время как корабль продолжал подчиняться рулю, пока не оказался направленным прямо против ветра.

«Выключить батарею левого борта». Он обнажил шпагу и успел представить себе, как «Непревзойдённый» подставляет свой противоположный борт стоящему на якоре фрегату. Они, должно быть, ожидали немедленного вызова и были готовы.

"Закончиться!"

Он схватил мальчика за плечо и понял, что причиняет ему сильную боль.

Он видел, как орудия накренились в сторону, их дула поднялись под напором ветра и колес, словно они пытались вынюхать своего старого врага.

Меч висела над его головой. Всё остальное было забыто. Даже скрежет железа, врезавшегося в корпус, ничего не значил.

Ни одного голоса он не узнал.

«Как повезет, ребята! Огонь!»

Лейтенант Ли Гэлбрейт приподнялся со своего места на корме гички, когда очередной рваный залп пронёсся по воде. Он увидел вспышки, отразившиеся в глазах гребца-загребного, но заставил себя не обернуться. Это казалось гораздо более смертоносным, более личным, несмотря на непрекращающийся грохот тяжёлого оружия, который, насколько он мог судить, не прекращался с первых выстрелов.

Он видел, как брам-стеньги «Непревзойденного» натянулись и снова наполнились, когда судно полностью легло на противоположный галс, слышал визг блоков и представлял себе выкрики команд и топот ног, когда люди напрягали все силы тел и душ на брасы и фалы.

Затем раздались залпы бортовых орудий «Непревзойденного» и более резкий лай девятифунтовых орудий брига «Сорока», когда он неторопливо плыл среди стоящих на якоре судов.

Здесь, на концерте, все было по-другому: словно ты был зрителем или жертвой, без обычной скрытности и хитрости нападения с лодки.

Он чувствовал тяжёлый пистолет у себя на боку, с уже отпущенным в ножнах креплением. Слабые на фоне грохота битвы, линейные корабли шли вровень с батареями Дея. Дым над городом был гуще, чем когда-либо, сквозь него поднимались пожары, орудийные расчёты, вероятно, наполовину ослепли и настолько оглушены, что даже не могли бояться.

Он сказал: «Сбавь скорость, рулевой. Мы потеряем шлюпку, если не будем осторожны!» Ему показалось, что он услышал хрюканье Джаго, и он увидел быстрый обмен репликами между ним и загребным. Шлюпка была на траверзе, тяжелее и медленнее из-за взрывчатки Уильямса и нескольких дополнительных людей, которые компенсировали сопротивление и внезапную смерть.

Он резко обернулся, когда сквозь дым прорезался очередной бортовой залп. Стоявший на якоре фрегат всё ещё стрелял, но темп был ниже; внезапная атака «Непревзойдённого» сработала. Раздались новые выстрелы с другого направления, вероятно, с «Алкиона». Раненый или нет, он вполне мог отбивать удары.

Гэлбрейт всмотрелся вдаль, где сквозь дымку виднелись две баржи, стоящие на якоре. Он поймал себя на том, что держится за анкер, словно пытаясь удержать равновесие. Шхуна находилась прямо за ними.

Он увидел лучника на ногах с вертлюжным орудием на форштевне. Оставалось всего на один выстрел. После этого… Яго пробормотал: «Вот она!»

Сквозь дым казалось, маячила шхуна. Гэлбрейт прикинул расстояние. Одного крюка было бы достаточно. Каждый матрос был тщательно отобран. Все знали, что делать. Как умереть без жалоб, если их офицер допустит ошибку. Он знал, что Джаго смотрит на него. Наверное, и так сочтет его сумасшедшим, раз он умел улыбаться в лицо смерти.

Кто-то прошипел: «Шлюпка, сэр! Левый борт, нос».

Его там не должно было быть. Шёл серьёзный бой. Никто в здравом уме и трезвости не рискнул бы покинуть безопасное место стоянки.

Раздались дикие крики, и внезапно раздался треск мушкетного огня. Гэлбрейт услышал и почувствовал, как пули ударяются о корпус, увидел, как гребец-загребной вскинул руки и упал на банку, а весло волочилось за бортом, словно дополнительный руль.

Он крикнул: «Огонь, мужик! Разнеси ублюдков!»

Так близко от воды грохот вертлюжного орудия прозвучал оглушительно, заряженная картечь врезалась в другую лодку почти в упор. Весла работали в полном беспорядке, лодка разворачивалась в клубах брызг, воздух разрывали крики людей, скошенных взрывом.

Носовой матрос, спотыкаясь, добрался до кормы, чтобы помочь загребному перебраться через планшир и занять его место. Всё это заняло время. Гэлбрейт взглянул на труп, плывущий за кормой, слегка повернувшись на одно плечо, словно наблюдая, как они продолжают путь без него.

Еще несколько снимков сверху.

Гэлбрейт ахнул, когда его с силой швырнуло на румпель. Словно по спине протащили раскалённый железный прут; он даже почувствовал запах горящей ткани своего пальто, а затем жёсткие руки Джаго, когда тот сорвал его и приложил к ране комок тряпок. Но боли не было. Только одышка, словно его пнули.

Джаго резко бросил: «Спокойно, мистер Гэлбрейт. Мы вас починим, и вы будете как новенький!» Он обернулся, когда шлюпка прошла мимо, беспрестанно поднимая и опуская весла, словно только что отчалили от борта. «Фрэнк Рист справится». Он почувствовал, как Гэлбрейт повернулся, чтобы послушать, понять, и добавил: «В любом случае, он всегда хотел иметь собственное командование, черт возьми!»

Затем боль действительно наступила, и Гэлбрейт обнаружил себя лежащим у первых носилок, подложив под голову чью-то шляпу. Он был жив. Но всё, о чём он мог думать, — это о том, что потерпел неудачу.

Джаго протянул руку. «Вёсла». Он окинул взглядом нависающую корму. Молодому Дейтону это бы понравилось, смутно подумал он. Но разум его всё ещё был ледяным. «Готовы на носу». Он услышал шипение вытаскиваемой стали и понял, что двое из них вооружены топорами для добычи. Он решил, что крюк уже брошен, и вскочил на ноги, когда гичка с резким рывком зашла под прилавок. Раздался выстрел вертлюжного орудия, казалось, всего в нескольких футах от него, и на мгновение ему показалось, что команда шхуны была готова и ждала их. Вместо этого он услышал дикий вопль и понял, что это Уильямс, безумный валлиец. «На них, ребята!» Затем он вместе со всеми остальными пробрался наверх и перелез через корму.

Он остановился лишь для того, чтобы взглянуть на двуколку, где лежал Гэлбрейт, которого оттащили в более безопасное место. Он даже ухмыльнулся. Чёртовы офицеры!

Фрэнк Рист, помощник капитана, услышал выстрелы и смертоносный ответ вертлюжного орудия. Выполнив приказ, он подвёл ялик к борту. Он знал, что сделал бы это в любом случае. Даже если друга сразят в бою, не протягивай руку. Иначе твоя очередь.

Он протёр жгучие глаза; дым был повсюду. На многие мили. Он молча выругался, когда его ботинки поскользнулись на крови и кусках плоти. Только один человек бросил им вызов, и он принял на себя всю мощь картечи, в одиночку. Ещё несколько скулящих существ были схвачены без малейшей борьбы. На борту были одни вахтенные, всего восемь человек. Один пытался бежать, но абордажный топор остановил его. Всплеск воды рядом с кораблем всё сказал.

Он обнаружил, что может расслабиться, хотя и сдерживая нервы. Он слышал грохот битвы на заднем плане, как гибнут и калечатся люди, как выводятся из строя или тонут корабли. Всё это казалось бессмысленным вдали, в дыму.

И орудия «Непревзойдённого» перестали стрелять. Вместе с двумя своими спутниками она, должно быть, ждала. Он оглядел незнакомую палубу, едва веря своим глазам. Из-за нас.

Он услышал, как Уильямс зовёт одного из своих приятелей, и представил, как его ловкие пальцы скручивают и чинят предохранители, как в тот раз с чебеками. Гэлбрейт тогда был там.

Ему показалось, что Уильямс напевает что-то себе под нос, не обращая внимания ни на что, кроме того, что находится за пределами его непосредственной досягаемости. Рист почувствовал, как улыбается. Безумие битвы. Уильямс, вероятно, поставил бы на исход этого рейда до последней минуты. Несмотря на свою силу, он делал вид, что его сила не требует усилий; Рист видел, как он поднял гандшпайк и наставил им восемнадцатифунтовую пушку, чтобы что-то объяснить новичку в Плимуте. Он приложил не больше усилий, чем человек, передвигающий стул к столу. Но во многом он был мягким человеком, несмотря на свою профессию помощника артиллериста. Как в тот раз, когда он нес на руках молодую чернокожую девушку на борту того проклятого работорговца, когда её хозяин узнал его, или подумал, что узнал, по прошлому. Девушку так жестоко избили, что вряд ли она оправится. Это было обычным делом. Но она не произнесла ни слова и ни разу не возразила, когда Уильямс нёс её к своим, хотя по праву должна была считать его просто ещё одним белым дьяволом.

Уильямс мог бы давно добиться повышения, если бы не его любовь к азартным играм. У него это было как похоть, и, дисциплина или нет, ничто не могло его изменить. Игра в кости или просто ставки на самые обычные ежедневные события: сколько узлов будет пройдено за одну вахту или сколько рома будет выпито за одну неделю. У него была группа верных товарищей-игроков, его «клан», как он их называл, и, поскольку он умел читать и писать, именно он вёл учёт выигрышей и, что ещё вероятнее, проигрышей. Рист слышал, как некоторые из них говорили, что уже отдали Уильямсу свою награду – раба и приз – и даже ещё не получили её!

Уильямс был самостоятельным человеком. Если ты ему нравился, этого было достаточно. Если ты заходил слишком далеко, будь осторожен.

Всё произошло так быстро. Если бы этот чёртов мистер Сэнделл не шнырял между палубами, когда ему следовало стоять на вахте, этого бы не случилось. Может, мичман что-то услышал и решил проявить себя. Но он был там тем утром, когда Уильямс возвращался в свою кают-компанию после очередного тайного сеанса с муфтой.

Санделл, вероятно, пытался захватить список ставок или даже часть денег в качестве улики. Всё произошло так быстро, что никогда нельзя было сказать наверняка. Только что их было двое: Уильямс возвышался над разгневанным, жестикулирующим мичманом, а потом остался только Уильямс. Санделл откинулся на одну из карронад, ударившись головой о железный «сокрушитель». Мёртвый или без сознания, он был принят морем. И, чёрт возьми, скатертью дорога.

Он виновато обернулся, когда Уильямс крикнул: «Готово, Фрэнк! Перережь трос, и мы уходим!»

Рист поспешил вперёд и крикнул: «Снимайте, ребята!» Он смотрел вперёд, на перекрывающие друг друга силуэты стоящих на якоре судов. Вскоре они сделают то же самое, увидев приближающийся брандер.

Моряк крикнул: «Берегись!» Это был почти крик.

Один из вахтенных на якоре, должно быть, спрятался внизу, не замеченный, когда абордажная команда выскочила со шлюпок. Он словно вынырнул из палубы, из маленького люка, который никто не удосужился осмотреть.

Фист прицелился из пистолета; он даже не помнил, как вытащил его. Два выстрела прозвучали как один. Он бросился на помощь Уильямсу, упавшему на колени; тот даже вскрикнуть не успел, когда абордажная сабля вонзилась ему в череп.

«Где оно, Оуэн?» Другие помогали, но Рист и Уильямс были совершенно одни.

Уильямс хрипло проговорил: «Это серьёзно, Фрэнк. На этот раз, кажется…» Голова его запрокинулась, и он застонал, словно пытаясь сдержать боль. Рист чувствовал, как кровь стекает по запястью. Серьёзно. Он уже насмотрелся на них.

«Мы доставим вас к лодке».

Уильямс попытался возразить, но боль удержала его. Затем он сказал почти нормальным тоном: «Ты слишком занят, чтобы смотреть на ветер, парень? Он изменился. Ненамного. Но немного. Достаточно, понимаешь?»

Рист огляделся. «Мне плевать!»

Внезапно Уильямс с силой подтянулся к штурвалу шхуны. Задыхаясь от боли, он медленно обмотал и закрепил старый перевязочный ремень, который всегда носил, вокруг спиц, чтобы он принял на себя его вес.

«К шлюпкам, Фрэнк. Пора двигаться, понимаешь? Больше ничего не поделаешь. Ты сейчас понадобишься кораблю!»

Кто-то спросил: «Что вы скажете, мистер Рист?»

Ещё мгновение он смотрел на мачты и свободно хлопающий кливер. Его собственный приказ. То, чего он всегда хотел. Он пожал плечами, словно обращаясь ко всему миру. Того же хотел и Гэлбрейт, хотя никогда в этом не признался бы.

Он посмотрел вниз, и чья-то рука схватила его.

Рист опустил голову, и их лица почти соприкоснулись. Чувствуя боль и внезапную решимость.

«Что случилось, Оуэн?»

Уильямс крепче сжал его руку. «Ты видел меня, Фрэнк, тем утром. Я знал, что видел». Он подавил приступ кашля. На его рубашке была кровь. Рист услышал далёкие выстрелы. Так долго не могло продолжаться. Ему нужно было думать о других.

«Да, я видел это».

«И ты так и не сказал?» Он попытался улыбнуться, но это только усугубило ситуацию. «Спасайся, понимаешь? Пора идти, перерезать трос. Сейчас же». Он внезапно протянул руку, и Рист услышал резкий щелчок кремневого ружья. Осознание словно парализовало его, но он ясно и ясно видел это в своём сознании. Уильямс поджёг фитиль.

«Режь трос, Билли! Все остальные — в шлюпки!»

Палуба была пустынна, единственным звуком был ровный стук тяжёлого топора. Он услышал, как Уильямс пробормотал: «Жизнь за жизнь, понимаешь, Фрэнк? Так меня учили!»

«Снято!» Матрос уже бежал на корму к ожидающим шлюпкам.

Рист замер, наблюдая, как штурвал реагирует на движения рук, а кливер набирает силу, позволяя корпусу слегка качнуться. Судно дрейфовало, и в любую секунду могли перегореть предохранители.

Затем он побежал на корму, перекинув ногу через перила, как раз когда первый приглушенный взрыв выбил искры из носового люка.

Голоса кричали ему, чтобы он прыгал; ему показалось, что он слышал и Гэлбрейта, но он думал только о фигуре, привязанной к штурвалу шхуны. И о том, как сильно звучал его валлийский акцент перед лицом самой смерти.

Кто-то сунул ему в руки бутылку. Ром, словно огонь, обжег ему горло. Он снова поднял бутылку и пробормотал: «Всё, друг, ставки сделаны!»

А потом мир взорвался.

«Не стрелять!» Адаму пришлось дважды крикнуть, чтобы привлечь внимание Варло. Орудия дали три бортовых залпа, и разрушение на палубе другого фрегата было хорошо видно, несмотря на дым и неразбериху. Возможно, их команда на баке была уничтожена первым двойным натиском, когда «Непревзойденный» появился, чтобы продемонстрировать своё истинное намерение. Корабль теперь качался, держась только на носовом якоре, а кормовой якорь был перерезан, чтобы уйти от второго бортового залпа. Цель или паника – теперь это не имело значения, но пылающая шхуна, которую Гэлбрейт и его две шлюпки взяли на абордаж, оказалась достаточной для переполненного флота, полагавшегося на бортовые залпы пришвартованных военных кораблей.

Брандер столкнулся с другой шхуной, и теперь они оба дрейфовали, как один огромный факел.

Наблюдая, Адам увидел, как загорелось другое, меньшее судно. Пламя перекинулось на высушенный солнцем такелаж, превратив паруса в пепел. Он услышал предупреждающие крики с грот-мачты и увидел, как две вёсельные галеры пронеслись мимо других кораблей, как один повернув к «Непревзойденному» и набирая скорость под настойчивый барабанный бой.

Такая фанатичная отвага должна была привести к более благополучному исходу. Но бриг «Сорока» был готов и обстрелял головную галеру картечью и картечью, в мгновение ока превратив её в груду развалин. Второй же, не обращая внимания, встретил ещё больше картечи из карронад левого борта «Непревзойдённого».

Длинные гребни трещали, словно самшит, когда галера накренилась и затряслась. В следующее мгновение люди уже хлынули вверх по трапу и перелезли через него, но тут же столкнулись с абордажными сетями, с которыми, вероятно, никогда раньше не сталкивались.

Мужчины схватили сабли и топоры, а другие стащили со стоек смертоносные абордажные пики и пронзили ими кричащих, обезумевших нападавших еще до того, как им удалось прорваться через сети.

И всё же некоторым удалось прорваться сквозь оборону. Один из них, бородатый гигант, выделявшийся среди остальных алой мантией, добрался до трапа на шканцах, не сводя глаз с человека, в котором узнал капитана.

Адам держал меч в руке, небрежно балансируя, как могли подумать некоторые. Как будто ему уже всё равно…

Он увидел, как огромный клинок опустился, услышал чей-то крик, возможно, Нейпира, предупреждающий. Словно он был кем-то другим, способным оценить силу и вес удара. Он почувствовал, как он пронзил его руку, услышал скрежет стали, когда два клинка скрестились, и более тяжёлый клинок скользнул вниз, чтобы сомкнуться с рукоятью меча. Он даже почувствовал запах нападавшего, почувствовал всепоглощающую ненависть, которая вытеснила всё остальное.

Он отступил в сторону, задыхаясь от боли, пронзившей раненый бок, но сохранив равновесие, когда гигант ринулся вперед.

Это было безумие. Момент, когда риск и осторожность ничего не значили. Скорее, он чувствовал головокружение и понимал только одно: он хочет убить этого человека.

Тень промелькнула по дымному солнечному свету, и он увидел гигантскую катушку в стороне, его глаза все еще горели, когда он спускался по лестнице.

Крепкий парень Кэмпбелл, держа саблю обеими руками, словно палаш, почти отделил ему голову от тела.

Кэмпбелл повернулся, показывая свою изуродованную спину, на которой виднелись следы дюжины или более ударов плетьми, с чем-то вроде триумфа гладиатора.

Адам поднял на него старый меч.

"Спасибо!"

Кэмпбелл, забрызганный кровью — своей или своих жертв, — изобразил поклон.

«Ваш слуга, капитан!»

И вдруг, как бы невозможно это ни было, всё закончилось. Как внезапная глухота, оставшаяся после последних залпов.

Адам ухватился за поручень квартердека и посмотрел вдоль своего корабля. Мертвые лежали там, где упали, словно уснули. Другие протягивали руки, пока угрюмые моряки и морские пехотинцы суетливо бродили вокруг них и над ними: несчастные раненые. Наследие капитана, чтобы он не забыл.

Мичман Дейтон крикнул: «С флага, сэр! Прекратите бой!»

Адам попытался вложить меч в ножны, но тот был липким от крови. Сигнал был бессмысленным. Кто-то вытащил меч и протирал его тряпкой.

Он посмотрел на Нейпира и хотел улыбнуться, но губы не шевелились. «Ты молодец, Дэвид. Твоя мать…» Он сделал ещё одну попытку. «Я горжусь тобой!»

Маленькие, но суровые кадры запомнились. Как и первые мгновения, ожидание. Последствия были ещё хуже.

Беллэрс сидел на баррикаде с водой, закрыв лицо руками, а прекрасный меч, подаренный ему родителями в знак присвоения звания лейтенанта, лежал у его ног, его клинок тоже был обагрен кровью. И вот Йовелл, впервые появившийся снизу, из трюма, где он помогал хирургу с ранеными и умирающими. Оглядываясь по сторонам, он заметил длинную грязную повязку, торчащую из кармана. Человек, борющийся со своими убеждениями.

И вот шлюпки возвращаются к борту, а Рист спешит на шканцы, разглядывая обшивку, испещрённую мушкетными пулями вражеских снайперов, и тёмные пятна крови там, где люди стояли вместе и погибали. Наконец, он взглянул на Кристи, старого штурмана, и почти небрежно заметил: «Значит, ты всё-таки выкарабкался?»

А Кристи, выглядевший и ощущавший свой возраст, который ни разу не покидал эту палубу во время атаки, улыбнулся, возможно, потому, что знал, чего ожидал Рист, и ответил: «Прошел через что, мистер Рист?»

Адам подошёл к сетке гамака, ощупывая рукой рваную ткань там, где пули мушкета пронзили плотно набитую подстилку. Некоторые из них предназначались ему.

Бомбардировка закончилась. Сквозь завесу дыма он видел только что поставленные паруса: флот лорда Эксмута снова в движении. Отступает. Потери будут ужасными, но ни один корабль не потерян. На берегу бушевали пожары, а орудия молчали. Многие, должно быть, были погребены вместе со своими командами, когда старые укрепления рухнули под огнем Эксмута.

Он вспомнил, как облегчённо ему стало, когда он увидел, как Гэлбрейту помогают подняться на борт. Он испытывал боль, но сохранял тихую решимость, словно человек, открывший в себе нечто такое, о чём и не подозревал.

И момент, когда Гэлбрейт, чьи раненые плечи были прикрыты матросской курткой, остановился возле Варло, в том месте, где он командовал каждым орудием и каждым человеком полного бортового залпа.

Гэлбрейт сказал: «Ты хорошо справился».

Варло слегка улыбнулся и ответил: «Иди к черту!»

И теперь они покидали это место. Многие суда были уничтожены или брошены. Вражеский барк не был одним из них. Они встретятся снова. Он сжимал сети, пока боль в боку не пронзила его. А завтра лорд Эксмут потребует выполнения всех своих предыдущих условий. У дея не будет выбора.

Он отвернулся от дыма и огня.

«Поверните стрелки, мистер Беллэрс! Мы готовимся к отплытию.

Он снова окинул взглядом корабль. Первые прибывшие, последние ушедшие. И они это сделали.

Он посмотрел на трупы, некоторых из которых вытащили оттуда, где они лежали, чтобы очистить откат орудий. Один из них был морским офицером, его лицо было покрыто окровавленной тканью. Лейтенант Кокрейн. «Непревзойденный» был его первым кораблем.

«Шевелитесь!» Он снова подошёл к борту. Капитан никогда не должен показывать слабость. Его власть была его бронёй. Это всё, что у него было.

Беллэрс крикнул: «Мы их переместим, сэр?»

Адам пристально посмотрел на него. Так просто спросил. Этого было достаточно?

Он сказал: «Нет. Мы похороним их, когда расчистим землю». Он увидел, что Йовелл наблюдает за ним. «Может быть, вы прочтёте подходящую молитву, мистер Йовелл?»

Потом он подумал, что это было похоже на то, как отчаяние Йовелла рассеивается. Вспыхнуло ещё одно воспоминание. Всё, что ему было нужно.

«Ради всех нас, сэр».

А завтра…

Гэлбрейт выпрямил спину, несмотря на повязку, и тихо сказал: «Вот идет Халцион».

Адам перешёл на противоположную сторону, чувствуя на себе их взгляды. Рулевой, сержант Блоксхэм, опирался на мушкет, к которому всё ещё был примкнут штык. Мичман Дейтон, всё ещё глядя в подзорную трубу на далёкие корабли, кусал губу, пытаясь изобразить своё хладнокровие.

И Джаго, наблюдающий за медленно движущимся фрегатом, чувствующий её боль. Разделяющий её. Фок-мачта снесена, паруса изрешечены дырами, корпус изрешечён орудийным огнём в упор.

Сорока следовала за ней; она была в самой гуще событий, но по сравнению с ней казалась незамеченной.

Второй флаг «Хальцион», поднятый по сигналу флагмана «Приготовиться к бою», был приспущен до половины мачты в честь человека, который был мичманом Тиаке на Ниле и любил свой корабль больше всего на свете. И корабль, и капитан сражались в последний раз.

Адам вскарабкался на ванты, словно что-то щелкнуло, освободив его от оцепенения, и крикнул: «Ура, ребята! Выкладывайтесь на полную!»

Он помахал рукой и представил, что видит телескоп, направленный с раздробленной палубы «Халциона».

Затем он спустился и почувствовал, как Джаго поддержал его за руку. Должно быть, дело в дыме. Бой продолжался весь день. Скоро стемнеет.

Он оглядел повреждения, его разум притупился от бурных приветствий «Непревзойденного», которые люди Халкиона будут помнить всегда, даже когда их отправят на другие корабли.

Он сказал: «Будьте любезны, приложите руки к подтяжкам». Лишь бы глаза перестали болеть.

Он снова взглянул на якорную стоянку, уже скрытую дымом и тенью.

Последним ушёл «Непревзойдённый». Как и было приказано.

А завтра…

Он услышал, как Джаго заметил: «Нашей двуколке понадобится нечто большее, чем пара новых досок, когда мы вернемся домой, сэр».

«Да», — он не решился сказать больше.

Теперь слово «дом» приобрело новый смысл.

Джаго наблюдал за ним и был удовлетворен.

«Как и его корабль, — подумал он. — Непревзойденный».

Оглавление

Александр Кент Неустанная погоня (Болито – 27)

1. Пути назад нет

2. Лучший во флоте

3. Служить этому кораблю

4. Одержимость

5. Призраки и проклятые

6. Свидетель

7. Секреты

8. Прямое действие

9. Щука в камышах

10. Кодекс поведения

11. Домой из моря

12. Доверие

13. Примирение

14. Внезапная смерть

15. Самый старый трюк

16. «Иди со мной»

17. Единственный ключ

18. «Приготовьтесь к битве!» 19. Наследие капитана