Невеста для демона страсти

ГЛАВА 10.

Небо медленно розовело, даря миру все новые краски, цветы раскрывали свои сонные лепестки, одаривая вселенную ароматами, птицы искусно заполняли пространство звуком. Его сиятельство Герхард Эммануил фон Шрок, в иных обстоятельствах предпочитавший короткое и благозвучное «Лис», небрежно смахнул с рукава несуществующую пылинку, достал из кармана золотой брикет и задумчиво взглянул на стрелки часов. Увы, время еще было. Его противник не опаздывал, он просто был чуть более пунктуален и собирался явиться точно к сроку.

Лис, впрочем, тоже никуда не спешил. Просто нежными красками рассвета, да и пением птиц предпочитал наслаждаться в роще, а не в душных покоях. А то, что в эту симфонию природы вот-вот ворвется жаркий гейзер человеческих эмоций, делало ожидание еще более сладким. Он предвкушал. О, да. Он уже почти наслаждался.

Но вот, наконец, все в сборе. Правила оглашены, предложения об извинениях отвергнуты, оружие выбрано. Лис небрежно скидывает кафтан на руки своего слуги, и, оставшись лишь в сорочке и камзоле, неспешно движется в центр отведенной для дуэли поляны. Его противник, молодой виконт Дордижд пылает праведным негодованием невероятно красиво и аппетитно. Просто лапочка! Не волнуйся, малыш, первая кровь на этой дуэли прольется очень, очень не скоро…

Лис отсалютовал противнику, встал в позицию, сделал резкий выпад — разумеется, мимо. Тут же ушел в оборону, почти раскрылся очередным неудачным выпадом и «чудом» избежал удара… От виконта повеяло удовлетворением, его нервное напряжение чуть спало — видно, оценил, что противник ему вполне по силам, более того, что противник в определенных моментах откровенно слаб… Конечно, слаб. Вот, видишь, даже споткнулся и «чудом» на ногах устоял. И опять едва удар не пропустил… А вот теперь стремительная контратака, и «чудом» уцелел уже виконт, едва не лишившись при этом глаза…

Лис наслаждался. Он танцевал, его шпага пела, тело впитывало эмоции раззадоренного виконта, становясь все более сильным и настоящим с каждой выпитой каплей. Он чувствовал пот, стекающий по виску. И прилипшую к спине батистовую сорочку. Ощущал небольшие неровности стельки в правом сапоге. Нет, ему все это не мешало, ему просто нравилось ощущать. Уходя от очередного выпада противника, он даже позволил себе упасть — просто ради удовольствия перекатиться по жесткой земле, ощутив спиной все мелкие и крупные камни, бугорки и выбоины. И даже чихнуть от забившейся в ноздри пыли. Не изобразить чихание, нет — просто чихнуть…

Конечно, он вскочил быстрее, чем противник сумел воспользоваться своим преимуществом. Разумеется, вновь слегка припугнул его, опять чиркнув шпагой перед самым виконтовым носом. Даже позволил себе чуть-чуть пропороть ему левый рукав — самую малость, а то не дай Деус, у виконта там какая царапина, которую он поспешит выдать за первую кровь. Эту бурю эмоций, эту смертельную страсть к победе над мнимым врагом Лис хотел бы пить бесконечно. Ну, или хотя бы до тех пор, пока виконт будет в состоянии эту страсть испытывать, ведь усталость, увы, притупляет любые страсти…

Он вновь отступал, виртуозно разыгрывая суетливость и неуверенность и едва не облизываясь от того азарта, которым делился с ним его взвинченный до предела соперник… И вдруг задохнулся, ослеп, оглох — мгновенно и абсолютно. Дикая, совершенно потусторонняя боль пронзила внутренности — и никакого отношения к удару шпагой эта боль не имела. Да и не почувствовал бы он сейчас любой удар… Он, собственно, и не почувствовал. Шпага виконта, не встретив сопротивления на своем пути, проткнула ему легкое за миг до того, как он безвольным кулем повалился на землю.

Очнулся он быстро, фактически сразу. Наваждение прошло, он вновь мог видеть, слышать, ощущать, дышать… Вот дышать было… больно, и кровь пенилась на губах, и какие-то люди склонялись над ним, закрывая небо. Что-то говорили наперебой, чего-то боялись и рвали пуговицы его любимого песочного камзола.

— Лежите, граф, лежите, врач сейчас будет…

— Не стоит… — Лис тяжело закашлялся. — Не страшно… У меня свой… — попытался, было, привстать, но голова закружилась, и пришлось вновь бессильно откинуться на землю. Все же у полного очеловечивания были свои недостатки. Рана его, разумеется, не убьет, исцелиться не сложно. Но ведь не при всех же, его методы исцеления слишком уж кардинальны для почтеннейшей публики. Сначала надо добраться до выделенных ему покоев.

— Гастон, — окликнул он слугу, — помоги.

С помощью верного секретаря почти удалось подняться (было бы значительно проще, если б не приходилось при этом отбиваться от множества рук, пытавшихся его удержать), но тут его сердце пронзил бесконечный ужас, а где-то в глубинах черепа завибрировал отчаянный женский крик.

— Роззи, — обреченно прошептал Лис, наконец осознавая произошедшее. И отчаянно рванулся к ней, позабыв про «смертельную рану» и «тяжелое состояние». К счастью — вместе с раненым телом, хотя это уже действительно — чудом.

— Роззи! — дверь распахнулась, и в спальню ворвался Лис. — Все вон! — рявкнул он на сбежавшихся на мой крик служанок. — Гастон, лошадей, карету — мы немедленно уезжаем!

Несколько шагов от двери и до кровати он проделал без свойственной ему плавности, рывками. И тяжело повалился возле меня на колени. Я в тот момент уже тоже сидела на полу — перепуганная, дрожащая — сцепив в замок неостановимо трясущиеся руки.

— Тише, Роззи, тише. Испугалась? — он улыбнулся так уверенно и спокойно, что я на миг поверила — все в порядке. А потом заметила кровь, запекшуюся на его губах и подбородке, пропоротый и залитый кровью камзол в районе правой груди, слипшиеся от пота и посеревшие от пыли волосы.

— Ты… Тебя ранили? — тут же снова пугаюсь я. — Ты что, умираешь? Это из-за этого я?..

— Ну что ты, Роззи, что ты? Я бессмертен. Я разве не говорил? — вновь спокойно улыбается он, и тонкая струйка крови вытекает из уголка его рта и спускается к подбородку. — А это просто дуэль, я ж рассказывал: мужчинам надо иногда подраться. Не обращай внимания, — он протянул руку в перепачканной перчатке и осторожно накрыл мои ладони.

— Не чувствую! — я в панике шевельнула руками. — Не чувствую тебя, видишь?! Не соприкасаюсь! — я резко дернула руки вверх, и они легко прошли сквозь его ладонь, как прежде проходили сквозь прикроватный столбик — даже не почувствовав преграды на своем пути.

— Прости, моя роза, это моя вина, — чуть вздохнул мой раненый граф, не выказав ни малейшего удивления, — полез к благородной даме в грязных перчатках. Сейчас исправим, — и очень медленно и аккуратно он сдернул перчатку со своей правой руки.

Я ожидала… чего-то. Не знаю, но его маниакальное желание всегда и везде оставаться в перчатках, породило у меня стойкое подозрение, что там, под ними… Там была ладонь. Обыкновенная, человеческая, мужская ладонь: светлая кожа, проступающие сквозь нее синеватые вены, сеточка «линий судьбы»… Он протянул мне ее, и я мгновенно схватилась, ни на миг не задумавшись, как хватается за любую соломинку утопающий… нет, увязающий в жутком, нереальном болоте…

Рука была настоящей! Я держалась за нее, ее ощущала. Моя ладонь не проходила ее насквозь! Рука была теплой, надежной, крепкой. Не веря себе от счастья, я ухватилась за нее и другой рукой, я сжала его ладонь изо всех сил, я навалилась на нее едва ли не всем весом. Его ладонь лишь чуть дрогнула, качнувшись в воздухе, но удержала меня!

— Встаем, Роззи, — он осторожно потянул меня наверх. — Все хорошо, ты же видишь? Все в порядке.

Закусив губу и не отрывая напряженного взгляда от его лица, я очень медленно поднялась, держась за его руку, словно, словно за последнюю опору во вселенной. Ноги дрожали после пережитого кошмара, и я не доверяла ногам, я доверяла только его руке в моих руках.

Но тут он пошатнулся, бледнея еще сильнее, и мы оба едва не упали.

— Ой, прости, — я перестала давить на его руку, выровнялась и помогла устоять ему. — Прости, ты же ранен… Тебе, наверное, надо лечь. Все очень плохо?

— С раной? Нет, обойдется. Не вовремя просто. Идем, тебе надо одеться. Нам придется уехать отсюда. Немедленно, Роззи. Время терять не стоит.

Не выпуская моей руки, он подвел меня к сундуку с одеждой, что стоял возле одной из стен. Открыл крышку свободной рукой (той, с которой так и не снял перепачканную землей и кровью перчатку), достал оттуда широкий плащ, укутал меня в него, накинув на голову огромный капюшон, полностью скрывший мое лицо, и тут же потянул к выходу: — Идем!

— Погоди, а обувь? И ты сказал одеться, а я под плащом в одной сорочке.

— Все потом, моя Роззи, нам просто дойти до кареты.

— Но, Лис… — пытаясь хоть немного затормозить его, я схватилась свободной рукой за дверной косяк. Попыталась схватиться — рука прошла его насквозь. И отступивший было кошмар вновь заставил меня зайтись в истошном визге.

— Не трогай, Роззи, не надо, — попросил Лис спокойно и деловито, словно заботливый папа не в меру шебутного ребенка, давно привыкший к непоседливости своего сорванца. И, не замедляя движения, потащил меня к выходу из флигеля.

— Лис, я… — сообщила ему севшим от ужаса голосом, перестав визжать, — я, кажется, в пол проваливаюсь. Вязну в нем.

— Не вязнешь, Роззи, это просто твои страхи. Спокойнее, паркет не сможет тебе навредить.

— Но Лис…

— Не здесь, моя радость. Ты ведь понимаешь — не здесь.

Карету подогнали к крыльцу практически сразу. Спрыгнув с козел, Гастон и кучер ринулись мимо нас в дом, видимо, за вещами. Поэтому дверцу — свободной рукой, на которой перчатка все еще оставалась — открывал нам Лис:

— Прошу.

А я взглянула на тоненькие ступеньки, которые он, нагнувшись, расправил, на тонюсенький пол кареты — и отпрянула в ужасе:

— Я не смогу, Лис! Я провалюсь! Я пройду это все насквозь!

— Тихо, Роззи, тихо. Это моя карета. Она удержит. Я обещаю, — он легонько потянул меня вперед. — Давай, милая, шаг, другой…

Она удержала. И подножка, и сама карета. И даже сиденье показалось мне достаточно жестким и материальным. Я тут же ощупала его обеими руками, пользуясь тем, что Лис отпустил меня. Бархат нежно ласкал мои ладони, не пытаясь поглотить их. Под гладким шелком обивки стен я чувствовала твердое, абсолютно непроницаемое дерево. С облегчением выдохнула. Наверно, впервые за это утро.

— Вот видишь — все хорошо, — улыбнулся мне Лис, с трудом опускаясь напротив. — Осталось дождаться вещей — и можно ехать, — он устало откинулся на спинку и прикрыл глаза. Тут же закашлялся, и кровь вновь потекла по подбородку. Не открывая глаз, он стер ее тыльной стороной ладони. Благо, натянутая на эту ладонь перчатка была и без того перепачкана кровью. Сейчас, когда ужас из-за произошедшего со мной чуть отступил, я видела, что выглядит мой спутник просто ужасно. Черты лица его заострились, кожа словно пожелтела, под глазами залегли глубокие тени.

— Твоя рана, Лис, — нерешительно начала я. — Я могу чем-то?..

— Просто не визжи больше, ладно? — попросил он устало. — Слишком громко выходит. Мне кажется, у меня голова от этого визга взорвется.

— Попробую, — я опустила руки на колени и сцепила пальцы. Несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь изгнать панику из мыслей — она мне сейчас не поможет точно. — Только объясни мне, наконец, что происходит. Хотя бы в двух словах, если тебе тяжело говорить.

— В двух словах, — кивнул в ответ Лис. — Твой законный муж попытался расторгнуть ваш брак.

Я судорожно расцепила руки и взглянула на правую ладонь: звездочка была. Правда, она стала странной — не рисунком на ладошке, как было прежде, но сияющим из глубины ладони неярким светом. Будто она провалилась внутрь моей ладони, и я вижу ее сейчас сквозь кожу.

— Нет, у него не вышло, — даже не открывая глаз Лис, казалось, видел, чем я занята. — Привязка осталась, волю Дэуса не отменить колдовскими плясками. Но герцог закрылся. Не только я, даже ты не можешь более дотянуться до его жизненных сил, — он вновь закашлялся, достал из кармана камзола платок и поднес ко рту. — Это не смертельно, Роззи, — продолжил он, и я не сразу поняла, что он обо мне, а не о себе. — В наших планах практически ничего не меняет, просто чуть сокращает… ознакомительную часть, — он попытался ободряюще мне улыбнуться. Получилось не очень.

— Все готово, господин, можем трогать, — раздался снаружи голос Гастона.

— Трогай, — позволил Лис и вернулся к беседе. — Помнишь, я говорил, ты преобразишься? Получишь новые возможности, недоступные людям, станешь во многом подобной мне?

— Стану призраком? — уточнила холодеющими губами.

— Разве я призрак, Роззи, что ты? Я могу быть материальным, могу не быть им. У тебя тоже пробуждаются эти способности. Из-за выходки герцога — слишком быстро, ты не готова, — он вновь вынужден был прерваться. Его силы явно кончались, голова безвольно склонилась к самой груди. Лис попытался глубоко вздохнуть, тут же снова закашлялся. — Не успела привыкнуть ко мне, осознать, нагуляться, — упрямо продолжил он, вновь поднимая голову, но так и не открывая глаз. На его сомкнутых веках лежали тени, и оттого веки казались впавшими, словно под ними больше не было глазных яблок, только бездонные провалы. И мрачное темное пламя, пляшущее в этой бездне. — Но это не страшно, ты справишься. Я тебя научу. Мы едем сейчас ко мне… Ко мне домой, ко мне на родину… В мою долину. Там не надо будет притворяться человеком. Можно быть собой и учиться новому… Ты не бойся, там тоже бывают балы. И красивые платья. И влюбленные кавалеры… И никаких ограничений, условностей… Можно просто быть, — он вновь взял паузу, чтобы собраться с силами. — Ты попробуй сейчас отдохнуть. Уснуть, быть может. Я уйду… на какое-то время. Это тело… слишком сильно ранено, надо менять. Закрой глазки сейчас, хорошо?

— Хорошо, — согласно кивнула я, закрывая глаза. Расслабленно откинулась на спинку, демонстрируя послушание. Замерла на миг. И резко распахнула их снова.

Опоздала. На мгновение, но опоздала. Окровавленная перчатка еще только падала на пол, одежда сиятельного графа Герхарда безвольной кучкой тряпья оседала на скамейку, а вот самого его уже не было в карете, и лишь дрогнувшая шторка на окне могла бы подсказать мне, куда он делся.

Я бросилась к окну, отдергивая шторку и выглядывая наружу. Ничего. Никого. Нет, была дорога, по которой мы неслись с бешенной скоростью, были распаханные поля по ее сторонам, был лес вдалеке. Еще были горы, эти лесом покрытые, и дорога вела нас именно к ним.

А вот того, что могло бы быть… кто мог бы быть… Лисом, лишенным материальной оболочки (Дэус, неужели это я сейчас серьезно?), разглядеть, увы, не удалось. Он просто исчез, оставив меня одну, и дав на прощание самый нелепый совет, какой только возможно: поспать. Да я только проснулась, если вдруг он не в курсе. Я в шоке, я в ужасе, я перевозбуждена. Я не хочу проваливаться сквозь пол и проходить сквозь стены. Я не призрак, я живая! Я… я даже не умирала еще, за что мне так?!

Он вернулся не скоро, и я не заметила его возвращения. Не потому, что спала, прислушавшись к его совету. Просто сидела, сжавшись в комок в уголке кареты самым неаристократическим способом: задрав ноги на лавку и обхватив руками колени, и безумным взглядом рассматривала противоположную стенку.

— Вот и я, моя радость, — прозвучало негромко. Он, кажется, устроился рядом. Но я не спешила поворачивать голову, чтобы проверить это. Мало ли, что я там увижу.

— Твои волосы вновь отливают красным? — уточнила у него осторожно.

— В какой-то мере. Некоторые сказали бы, что фиолетовым. Кто-то умудряется разглядеть отдельно синий и сиреневый. Еще лиловый, фуксия, марон…

— Не надо. Это… Это нормально? Для вас, для всех? И я тоже теперь буду?.. — немного нервно вытянула свою прядь, придирчиво оглядела — нет, вроде, каштановая. Только тут сообразила, что волосы не только не уложены — они не причесаны даже, и начала судорожно прятать их обратно под капюшон.

— Ро-оззи, — мягко протянул мой спутник своим чудовищно низким, вибрирующим голосом. — Не надо так волноваться. Цвет не изменится, пока не захочешь, это не проблема.

— А в чем проблема? — по-прежнему упрямо глядя в противоположную стену, я обхватила себя руками за плечи. Холодно. А мне казалось, что духи не чувствуют. Значит, я еще не совсем дух?

— Проблема в том, что ты боишься меня. И себя. Давай исправлять, — его рука осторожно легла мне на плечи. Она была теплой, почти горячей. Вторая неторопливо потянулась к завязкам плаща. Распутала их, несмотря на мою трусливую попытку от нее отбиться. — Не надо, Роззи. Тебе станет лучше, вот увидишь. Иди ко мне, — скинув с моих плеч тяжелый плащ, он потянул меня к себе на колени, вынуждая устроиться на нем верхом, лицом к лицу.

Он был почти полностью обнажен, лишь какие-то легкие, почти воздушные штаны обтягивали бедра. Его красивый рельефный торс (в общем, вполне знакомый мне торс) мог бы вызвать разве что острый приступ желания. Если бы этот торс не венчала настолько жуткая голова. Нет, само лицо его некрасивым, и уж тем более жутким, не было. Она было, скорее, совершенным в своей безликости: ни мимических морщин, ни примет времени, ни каких-то характерных, одному ему присущих особенностей. Просто лицо. Если бы не темные провалы глазниц, в которых не было глаз. И лишь жгучее темное пламя металось где-то в глуби. Если бы не яркие, как рубины, пряди волос, в которых вспыхивали то и дело фиолетовые искры.

— Не нравится видеть меня таким? — его горячие руки осторожно ласкали мне спину.

— Очень страшно, — честно призналась в ответ. — Я, знаешь, обычная, очень приземленная девушка. Меня всю жизнь учили Дэуса чтить. А он, в общем-то, очень против всей этой несусветной мистики.

— Да тот еще подлец твой Дэус, это я в курсе, — недобро хмыкнуло мое чудовище, не прекращая нежно меня поглаживать. И эти поглаживания… они успокаивали, да. Я даже осмелилась положить руки ему на плечи.

— А ты не мог бы… — меньше всего я хотела бы сейчас его обидеть, но смотреть в его огненные очи сил не было. — Не мог бы вернуть себе нормальное… привычное мне лицо?

— Увы, моя радость, но тратить силы на воссоздание полностью материального облика сейчас неразумно. Твой деятельный супруг крайне ограничил мой резерв, так что силу лучше поэкономить. У нас с твоим герцогом еще встреча назначена. Важная. Я должен на ней быть при полном параде.

— Что за встреча?

— Потом, моя фея, все это потом. Сейчас главное — сохранить тебя, мое хрупкое маленькое сокровище. Закрывай-ка глазки. Помнишь, я говорил: самого главного глазами не увидеть. Глаза легко обманут. Ощущения — никогда…

Я трусливо подчинилась, и тут же почувствовала, как его рука мягко легла мне на затылок, а его горячие губы нежно коснулись моих. Он не давил, он ни на чем не настаивал, он словно спрашивал разрешения, завлекал и манил. И я согласилась — завлечься, увлечься, отдаться этой тягучей, пьянящей страсти. Чтобы забыть обо всем, чтобы чувствовать только его нежность. И мои руки сомкнулись на его затылке, запутавшись в его волосах: какая разница, какого они цвета, если их владелец умеет быть настолько нежным? И стало неважно, что вместо глаз у него только пламя — ведь они никогда не мешало ему видеть меня, любоваться мной. Да мне в собственном доме никогда не было так тепло, как в объятиях этого демона.

И, словно в подтверждение моих мыслей, я ощутила это тепло очень явно, отчетливо. Оно втекало в меня через рот, будто демон дарил мне свое дыхание, и горячей волной растекалось по телу, согревая каждую клеточку. По мне словно разливалась его сила. И его нежность. И его уверенность, что все обязательно будет хорошо.

В какой-то момент стало жарко, и Лис отпустил меня.

— Вот видишь, — улыбнулся мой демон, позволяя прижаться к его груди. — Твои страхи напрасны. Я все тот же, каким и был. Ты все та же, какой и была. Остальное — внешнее.

— Что ты сделал?

— Согрел. Поделился силой, которой тебе не хватало. Заполнил ту пустоту, которая образовалась, когда герцог закрылся.

— То есть ты… — попыталась я сообразить. — Ты можешь не только тянуть чью-то силу, но и питать своей?

— Тебя — да, могу. Я, собственно, это всегда и делал. Просто вливал немного, вот ты и не ощущала так явно. В основном ты восполняла свои силы от герцога.

— Но почему — немного? Зачем было вмешивать в это еще и его?

— Моя сила нематериальна, Роззи. Она тебя изменяет. Он был твой якорь, удерживающий в тебе человеческое.

— А теперь? — тут же вновь испугалась я.

— И теперь, моя Роззи. Ты все еще человек. Грань не пройдена. И мы не будем пока спешить.

— Человек? Но я… — снова вспомнился кошмар моего сегодняшнего пробуждения. Люди так… С людьми так не бывает!

— Немного, Роззи, немного. Некоторые способности пробуждаются, — успокаивающе погладил он меня по волосам. — В определенные моменты даже удобно. К примеру — не надо больше тратить время на то, чтоб тебя раздеть, — коварно усмехнулся демон, а я только тут сообразила, что сорочки на мне больше нет. И штанов на нем, собственно, тоже.

Одежда обнаружилась на сиденье, прямо под нами. Абсолютно неповрежденная, она словно прошла наши тела насквозь, упав на скамью.

— Но мы… — озадачилась я. Что-то было неправильно. — Наша одежда. Она упала, потому что для нее мы стали духами, да? Нематериальными? Для нее нас нет?

— Можно сказать и так, — спокойно кивнул на это Лис.

— Но я не чувствую себя… или тебя бесплотным духом. Ты твердый, горячий…

— О да, моя радость, — с готовностью расплылся он в предвкушающей улыбке.

— Погоди, я не об этом, — уперев руку ему в грудь, я попыталась чуть от него отодвинуться, чтоб не ощущать, насколько он… твердый и горячий, особенно в некоторых местах. — Мое тело… да и твое — оно не деформируется от порывов ветра, рука, к примеру, она не истончается и не вытягивается змеей… Я все такая же… обычная… как и была. Просто вещи вокруг стали… неосязаемы.

— Рооз-зи, — мягко протянул он своим чарующе низким голосом. — Маленькая моя паникерша. Я же объясняю тебе: ты человек. И ты все еще жива. Ты просто переходишь… в другую реальность. На другой пласт бытия. Он осязаем, он материален, но — только для тех, кто находится на нем. Для привычного тебе человеческого мира призраки мы, а для нас — они. Это их и предметы их мира мы будем ощущать теперь нематериальными и неосязаемыми. Не себя.

— А карета? — тут же поспешила я уточнить. — Она предмет какого мира? Просто что-то одно должно было пройти это сиденье насквозь: либо мы, либо наша одежда.

— Карета, моя Роззи — это создание двух миров. Или даже — это две кареты, соединенные вместе особыми скрепами. Своего рода тайное убежище для меня и моей суженой.

— Но ты можешь стать нематериальным даже для нее. Исчезнуть… раствориться… совсем.

— Я — могу, — спокойно согласился он. — Но я и не человек.

— А кто ты, Лис? На самом деле?

— Я? — он чуть вздохнул и притянул меня вновь к своей груди, заставив положить голову ему на плечо. — Я — разум, Роззи. Бесплотный разум, приговоренный жить вечно и помнить о своем утраченном физическом теле. И жаждать его воссоздать, — он снова вздохнул, и тихонько погладил меня по спине. И я ощутила, что ничего он сейчас особо не жаждет. Порыв страсти прошел, осталась лишь горечь давних раздумий. — Но нам оставили только этот загон… Только эту нишу… Только этот способ питания…

— И ты уговариваешь меня, что все хорошо, когда сам так тоскуешь обо всем человеческом?

— Ну, Роззи, я — не образец. Я, между прочим, самый несносный из моих братьев, и вечно тоскую о том, чего не имею, тогда как они наслаждаются тем, что есть, — Лис усмехнулся, мысленно встряхиваясь. — Да и я, если уж вспомнить, первые сто лет был просто без ума от открывшихся нам новых возможностей. Так что, даже если характером ты в меня — у тебя еще чуть больше человеческой жизни, чтобы просто получать удовольствие, — жизнерадостно заключил мой демон и мягко поцеловал в висок. — Да и, — добавил он, помолчав, — я все еще не проиграл. Да, нам не дали хорошенько развлечься, но это мы сможем сделать и после. Твой дражайший супруг может обвешаться всеми амулетами Белого Бога, но в Черном Замке они ему не помогут. А Черного Замка кузен короля не минует. Он не трус, и привык во всем идти до конца. А уж направление ему подскажут.