Невозможная птица

ВСЕ ТВОИ ЖЕЛАНИЯ

Жизнь Дэниела была сведена к двум простым вопросам. Где Шон? Где Майк? И однако они напоминали последние вопросы на вступительном экзамене в кошмарном сне. Вопросы, к которым он не готовился.

Каким образом можно отыскать пропавшего человека?

Он позвонил Майку на студию. Там не было никого, кроме старой секретарши – миссис Ван дер Туйн. Странно, разве он не говорил, что она уволилась из-за сердца? Она сказала, что Майк в отпуске – не велено беспокоить. Денни сказал, что он его брат и у него неотложное дело. Она дала ему новый номер его сотового. По нему никто не отвечал; Он позвонил его экс-любовнице – зубастой фотомодели, бросившей его ради актёра. Майк рассказывал, что она нюхает героин. Она сказала, что её меньше всего заботит, где находится этот ублюдок. Он позвонил в режиссёрскую гильдию, где сослались на нескольких людей из команды, с которой Майк чаще всего работал – главного оператора, ассистента, помощника режиссёра – кем бы они ни были. Все они сказали, что не видели его со съёмок в джунглях. Тогда он вспомнил любимого издателя Майка – Адама Брейди, старого «запойного курильщика», который любил пошутить по поводу трех операций, которые ему делали из-за закупорки сосудов. Тот сказал, что собирался показать ему «сырой кадр» где-то на Амазонке, но Майк не вышел на связь. Все они в Лос-Анджелесе были такими: очаровательными, дружелюбными, самопоглощенными. Абсолютно бесполезными.

Майк исчез.

Дэниел подумывал о том, чтобы нанять настоящего сыщика, но он знал, что агенту Такахаши это не понравится.

Это было глупо. Каким образом он, разрази его гром, мог знать, где находится Майк?

Дэниел подумал, что разница между реальной жизнью и книгами в том, что в книгах пропускаются все скучные места. Триллеры – это постоянное напряжение и поступательное развитие. Детективы отличаются лаконичностью и драматизмом. Жизнь, в свою очередь, – это сплошной окольный путь, утомительный, путаный, бесконечный… Нет, разумеется, не бесконечный – просто это так ощущалось. В растерянности Дэниел обнаружил, что он не был настолько сообразительным, или чутким, или храбрым, как герои книжных страниц. Пожалуй, он был неудачным выбором. Он не был предназначен для утомительных головоломок, тупиков, для проклятых мелочей, которые отказывались становиться ключами к разгадке. В книгах сами врождённые свойства характера героя давали ему преимущество, снабжали его энтузиазмом, и враги валились на землю, двери открывались, и доказательства сами падали ему в карман.

Откровенно говоря, карман был пуст. Он никогда не был более пустым.

И все же он набирал номер за номером. Справочные. Библиотеки. Старые друзья. Ничего. Единственным положительным результатом его тщетных расследований было то, что они отвлекали его мысли от Шона. Но к концу дня ухо его онемело, пальцы болели от тыканья в кнопки телефона, и вся его работа не принесла ему ничего, кроме мигрени.

Он стоял в узком проходе между витринами аптеки, держа в руках две различные бутылочки и, хмурясь, сравнивал миллиграммы, когда молодой парень в голубом медицинском халате спросил у него:

– Вы принимаете это дерьмо?

На его нагрудном значке было написано: «Дж. Кросс».

– Я обычно не покупаю эти вещи сам. Видите ли, моя жена… – начал Дэниел, но не смог закончить.

– Могла бы с тем же успехом есть конфеты, – продолжил парень. Чёрные волосы, завязанные в хвост. Добрые чёрные глаза. Лошадиное лицо. В руках – толстый чёрный портфель.

– У меня нет рецепта, – признался Дэниел, кровь прилила к его вискам.

– Вы выглядите так, как будто схватили первоклассную мигрень.

– Вы врач? – спросил Дэниел.

– Господи, нет, конечно. Послушайте. – Парень взял бутылочки у него из рук и поставил их обратно на полку. – Вам не нужно ничего из всей этой ерунды, которая отпускается без рецепта. У меня дома есть кое-что, что поможет.

Дэниел поднял брови.

– Ничего противозаконного?

– Разумеется, ничего, – парень улыбнулся. – По большей части.

Какой любезный человек. Головная боль была на стадии пыточных тисков; в его черепе бесновался монстр Франкенштейна. Дэниел был готов попробовать все что угодно.

До дома фармацевта было рукой подать, но Дэниел подвёз его.

– Вы не пристёгиваетесь? – спросил парень, когда они тронулись.

– Простите, – сказал Дэниел, защёлкивая пряжку. – Дурная привычка. – Которой он хотел бы, чтобы Шон не подражал так часто.

– Симпатичная машина, – сказал фармацевт. – Что это за кнопка?

Это была круглая голубая кнопка без поясняющей подписи. Что-то бесплатно установленное фирмой-изготовителем.

Дэниел предполагал, что это какая-то особая противоугонная система или что-то в этом роде, он так и не собрался почитать руководство.

– Не трогайте, – сказал он. – Это Армагеддонская Кнопка. – Фармацевт улыбнулся, и Дэниел почувствовал гордость: его первая шутка за бог знает сколько лет. – Если вы нажмёте её…

– Знаю, знаю, – сказал фармацевт. – Наступит конец света. Я что, похож на полного дурака?

Они посмеялись.

Когда они поднялись в квартиру фармацевта, Дэниел почувствовал запах пачулей. Логово хиппующего холостяка: жёлтые косматые ковры, жёлтое кресло с набивкой из сухих бобовых зёрен, жёлтые пластиковые приставные столики, постер с «Жёлтой подводной лодкой» на стене. Они сели за жёлтый стол на отделанной жёлтым кафелем кухне, и парень открыл жёлтый комод и вытащил из него маленькую зеленую керамическую лягушку. Это было почти облегчением.

– Поцелуй лягушку, и превратишься в принца, – Фармацевт рассмеялся, держа её на ладони, чтобы показать Дэниелу. Одна из этих экзотических амазонских лягушек. С красными полосками по бокам. И ковшеобразным углублением в спине. – Это же трубка, господи боже, а ты что подумал?

– Это поможет? – спросил Дэниел, потирая лоб.

Фармацевт фыркнул.

– Ну конечно. – Он открыл холодильник и достал из него мешочек – пакетик с марихуаной – и маленький закрытый пробкой пузырёк, наполовину заполненный белым порошком. Он взял щепотку зеленого вещества, набил трубку и посыпал сверху небольшим количеством белого.

– Следующая остановка – забвение! – провозгласил он, одним щелчком открывая «зиппо» и высекая огонь. В ответ на его усилия лягушачья спина блеснула оранжевым. Он втянул дым в лёгкие и передал трубку Дэниелу.

Тот почувствовал её тепло в своей руке и ухмыльнулся, взглянув на дырку во рту лягушки. Он не курил траву уже бог знает сколько лет. Втянув в себя горячий дым, он перевёл взгляд с улыбающихся чёрных глаз парня на дерево за кухонным окном.

Парень наблюдал за его лицом.

– Пять-четыре-три-два-…

– … один, – сказал Дэниел, выдыхая. Дым медленно выливался у него изо рта, как заканчивающаяся плёнка, разматывающаяся, пока на экране не застынет последний кадр.

БАМ – и вот он может видеть каждую морщинку на серой коре клёна за окном, каждый изгиб, каждую чёрную трещинку и гладкую чешуйку. Как тогда, когда ему показали первые «живые» съёмки поверхности Луны. Аудитория в средней школе, все ученики собрались перед стоящим на возвышении телевизором, по экрану ползут черно-белые кадры, фиксирующие, как беспилотный космический корабль опускается на лунную поверхность. Кратеры вырастают все больше и больше, пока не становится видна каждая шероховатость, как на древесной коре. Экран темнеет – корабль разбился о поверхность. Ребята взрываются аплодисментами, как будто именно это и есть самая лучшая часть фильма.

Это было похоже на то, как если бы он ощупывал дерево с помощью глаз. Оно стало объектом ОЧАРОВАНИЯ. Жизнью прописными буквами. Дэниел изучал его, словно в нем заключалось какое-то удивительное содержание. Хотя что оно собой представляло, он не мог бы сказать. Дэниел вспомнил – это был приход. Он называл это «окаменением в настоящем». Ничто больше не приносило боли. У него не было никаких забот. Никаких стрессов. Никаких долгов. Время прекратило движение; завтрашнего дня не существовало, и кто-то другой был на страже, неся за него вахту и заботясь о мелочах.

Как будто он снова стал ребёнком.

Дэниелу вспомнился их таинственный опекун. Тот, кого они называли «Исполнение Желаний».

Каждый год под Рождество им звонил самый главный эльф из команды Санта-Клауса по имени Алоизиус.

Это был тот редкий случай, когда соблюдались все условности. Они надевали свои накрахмаленные воскресные костюмы. Они тщательно высмаркивали носы. И, прижавшись голова к голове на исцарапанной бордовой кушетке, передавая друг другу телефонную трубку, придирчиво исследуя свои начищенные до блеска выходные ботинки, Майк и Денни знали, что они счастливчики. Они знали, что ни у кого из соседских мальчишек не было своего человека на Северном Полюсе, как у них. И они держали это в секрете. Годы спустя, когда они уже не верили в Санта-Клауса, они все ещё испытывали благоговейный трепет перед Алоизиусом и восторженно предвкушали его сверхъестественный телефонный звонок.

Они не знали тогда, что это будет его последний звонок.

Алоизиус всегда хотел знать, были ли они «хорошими мальчиками». И каждый год они уверяли его, что были. Это была совершенно искренняя новогодняя амнезия. Они не упоминали о том, кто стащил из кружки деньги, которые сестра Шаберг собирала в фонд помощи детям язычников, кто раскрасил красной краской львов на веранде у миссис Крэбтри, из чьей рогатки был произведён выстрел, разнёсший окно в эркере у миссис Кемпбелл, кто опустошил тыквенные грядки на огороде Скарфонов, кто прихлопнул дверью ноги старого мистера Грегори, когда он лежал на животе, выманивая из-под крыльца своего Эдселя, кто испражнялся в розовых кустах мистера Амброджо, какой малолетний садист побрил налысо любимого пуделя Робина Уотсона, какой безумный парикмахер обстриг в церкви косички у Пегги Стек, и кому могла прийти в голову мысль об освобождении народа золотых рыбок в пруду миссис Власопуло, пока та проводила свой отпуск в Румынии. Их длинный и пёстрый ежегодный список мелких мальчишеских грехов оставался никем не засвидетельствованным и нигде не зарегистрированным, и благодаря этому, когда под Рождество Алоизиус проводил проверку их морального облика, их репутация оставалась незапятнанной.

Обычно его речь в трубке была многословной и нечленораздельной – как у взрослого после трех коктейлей. Он признавался, что за плечами чрезвычайно утомительный период. Ужасно хлопотливый год. Эльфы абсолютно не желают сотрудничать. Хоть бы раз заплели как следует соломенные хвосты деревянным бизонам… ээ, пони. Он имел и виду пони. Ох уж эти эльфы! Безалаберно относятся к своим иголкам. Постоянно витают в облаках. Беззаботные как стрекозы. Все время что-то щебечут. Ох, сколько раз у него болела голова из-за них! Вся эта их бессмыслица. Сколько раз оставляли северного оленя без еды. А груды радужных лент, которые приходится импортировать огромными рулонами из Центральной Америки, а непрестанный стук молотков, когда эльфы без конца мостят свои мостовые, отчего у бедного Алоизиуса разыгрывается мигрень!

– Что такое мигрень? – спросил Майк у брата, но тот шикнул на него.

Единственным утешением этого трудяги-эльфа была ежедневная порция горячего шоколада, который миссис Клаус приносила ему лично в завершение дневных трудов. Обновление – так называл это Алоизиус. Сладчайший, пьянящий напиток, равного которому вы никогда не пробовали. Дымящийся, покрытый звёздочками зефира, над которыми поднимаются в воздух облачка тонкой сахарной пудры, от которых начинает пощипывать в носу. И миссис Клаус, лучащаяся улыбкой при виде своего любимого помощника – великолепная женщина; женщина, наделённая статью, манерами и огненными рыжими волосами. Чьё прикосновение было столь нежным, и мягким, и пылким, что бедный эльф покрывался краской, и локон белых волос у него на лбу на какое-то мгновение смятенно вставал по стойке смирно. И тогда она лизала кончики своих изысканных пальцев и нежно приглаживала его, водворяя обратно на его малиновый лоб.

– Что такое локон? – спросил Майк, но в ответ опять раздалось лишь шиканье.

Ну что ж, ему пора идти. У него осталось ещё глотка два шоколада, и было бы преступлением пренебречь таким угощением. Он снова позвонит им через год, в это же время. И он заверял мальчиков, что будет следить за ними – где бы они ни были, куда бы они ни шли, он будет следить за ними. Ему, может быть, и двести лет, но его зрение не ослабело с годами. Он никогда не пропустит «подстрекателя» или «доносчика». В нем вызывают особенную неприязнь подстрекатели и доносчики. Таких людей он никогда не выносил.

– Что такое подстрекатель? – спросил Майк.

– Это ты, – прошептал Денни, сам озадаченный. Единственный раз в жизни он слышал это слово в исповедальне от отца Отто. «Хороший мальчик все рассказывает, Дэниел. Он не станет покрывать подстрекателей».

И возможно, продолжал Алоизиус, мальчики примут во внимание, что золотые рыбки – одно из самых любимых творений Санта-Клауса; каждая из них сделана из особого замороженного огня, который горит только на Северном Полюсе, и когда языки пламени обрезают золотыми ножницами, они падают в хрустальные кубки эльфов, следящих за огнём, а потом их морем отправляют в зоомагазины по всей Северной Америке, чтобы потом раздавать хорошим мальчикам и девочкам.

Майк и Денни ошеломлённо переглянулись.

– Хорошая штучка, – пробормотал человек с лягушкой неожиданно высоким голосом.

– Угу, – отозвался Дэниел, осознавая, что они в течение довольно долгого времени не разговаривали.

– Повторим?

Мгновение спустя они зашлись смехом. Это было все равно что предложить минет после лучшего секса в вашей жизни.

Потом он оторвал взгляд от серой коры дерева и заметил гнездо. Птичье гнездо на ветке. Шёлковый носовой платок, оранжевый как вечерняя заря, вплетённый в его стенку среди веточек и всякого мусора. Было в нем что-то зловещее. Гнездо было пусто – покинуто. Дом, в котором давно никто не живёт.

И тут образы снова ворвались в его мозг, как вспышка магния. Сначала – картина, от которой он каждый раз вздрагивал: рука мальчика, ломающаяся пополам; буква «I» , превращающаяся в букву «L».

И затем – образ серого древесного ствола, такого же, как тот, что был за окном, падающего прямо на него. Увернуться было невозможно, но картинка останавливалась : »а секунду до удара, как если бы в камере закончилась плёнка.

Дэниел покрутил головой и взял себя в руки. Паранойя, подумал он.

Интересно, похоже ли это на то, что ожидает его в самом конце? Слайды воспоминаний, на большой скорости мелькающие перед внутренним взором.

Он совсем свихнулся. Он, должно быть, совсем свихнулся. Почему он сидит здесь, укуриваясь до одури с каким-то незнакомцем? Куда девалась его решимость? Как насчёт его задания? Пропавшие без вести – почему он не прилагает все усилия, чтобы их отыскать?

Он просто трус.

Он представил себе доверчивое лицо сына, нуждающегося в нем, в одиночестве сидящего в какой-то комнате где-то там, в окружении незнакомых людей, ждущего, когда его отец придёт за ним.

Прости меня, Шон, подумал он, чувствуя боль в груди. Я трус.

Вырываясь из этой мучительной череды мыслей, он спросил:

– Как тебя зовут?

– Джо.

– Меня – Дэниел.

Парень помахал трубкой.

– Ещё одну?

Дэниел покачал головой.

– Ты давно работаешь фармацевтом?

Джо улыбнулся.

– А кто тебе сказал, что я фармацевт? Я просто занимаюсь поставками лекарственных препаратов.

– А-а, – Дэниел почувствовал себя дураком. – И тебе правится это?

– Какое там к черту нравится! Но благодаря этому я могу доставать это дерьмо бесплатно. – Джо стоял посреди кухни и водил лягушкой вокруг себя, как игрушечным самолётиком, выписывая бесконечные восьмёрки. Она оставляла за собой в воздухе призрачный зелёный отблеск. – Мне многое нравилось в жизни. Я много читал. В основном по американской истории. Но на Эйзенхауэре я задолбался. Ну да это неважно. Все равно все хроники кончаются на девяностом году. На том моменте, когда наши друзья нажали кнопку «сохранить».

На девяностом году? Друзья? «Сохранить»? Похоже, парня хорошо зацепило.

– Знаешь, это правда, – продолжал Джо. – История просто повторяется снова и снова. Так что я решил – к чертям историю. Попробуем науку. Я прочёл кучу научных книжек. Но в конце концов и они меня достали. В конце концов понимаешь, что никто не знает ничего, что все это сплошное безумие, так на кой ляд выпендриваться? Знаешь, что сказал Гейзенберг перед тем, как крякнул? Он сказал: «Почему относительность?.. Почему турбулентность?» – парень поднёс лягушку к лицу и посмотрел ей в глаза. – Сам отец относительности не имел ключа, – он поцеловал лягушку. – Так что я послал книжки на хер. Немного позанимался сексом. Походил некоторое время в эту идиотскую двенадцатиступенную церковь. Долбаная птичья дребедень. Теперь я курю.

Дэниел никогда не видел у человека таких пустых глаз.

– И это все?

Джо ухмыльнулся.

– А ты чем занимаешься?

Дэниел упёрся взглядом в жёлтый пол.

– Я ищу своего сына.

Джо вздёрнул брови.

– Да ну? А что с ним?

– Он потерялся.

– У меня никогда не было детей, – сказал Джо, держа лягушку перед своим лицом и поворачивая её взад и вперёд. Он сказал это таким тоном, как будто и эта тема, как и все остальные, была закрыта.

Да, это было, конечно, грустно. Дэниел расстроился из-за этого парня и его разочарования в жизни. Но потом он осознал, что зря тратит своё сочувствие. Для Джо он не был реален. Он был просто партнёром по трубке. Незнакомцем, который не откажется разделить с ним лягушку холодной зимней ночью. Было очевидно, что Джо не нужно абсолютно ничего, насколько это возможно. Он хотел чего-то значительного, но без содержания. Дэниел решил, что не хочет углубляться в это.

Его головная боль прошла.

– Спасибо, Джо, – сказал он, поднимаясь.

Взгляд Джо был устремлён в то место, с которого он только что встал. – Ты уходишь?

– У меня много дел, – он помедлил у двери. – Мне не опасно вести машину?

Джо поставил лягушку на жёлтый стол.

– Просто не превышай скорости и держись жёлтой линии.

На это Дэниел был способен. Он был уверен, что способен. Он слабо улыбнулся Джо и взялся за дверную ручку.

– Как ты, ещё не нашёл своего брата?

Дэниел застыл на месте. Он чувствовал, как каждый мускул его тела дрожит от быстрого и неожиданного удара по тормозам. Это наркотик. Конечно, это все наркотик.

– Что? – переспросил он, оборачиваясь.

– Позволь мне объяснить тебе кое-что, – сказал Джо.

Он не спеша подошёл и сильно ударил Дэниела по зубам.

Дэниел упал на пол. Он чувствовал пульсирующую боль в челюсти. Не такое уж неприятное ощущение, как он обнаружил – трава на все налагала свои чары. Джо яростно говорил:

– Твой брат. Вспоминаешь? Твой брат – вот кого ты должен искать. Твой брат, а не твой сын. Тебе понятно?

Дэниел глядел на жёлтые плитки пола. Он почувствовал, что на его ухо наступают ботинком. Это было уже неприятно.

– Понятно? – спросил Джо, повышая голос.

– Понятно, – промямлил он сквозь кровавую кашу во рту.

– Найди своего долбаного брата, и мы вернём тебе твоего долбаного сына.

Спускаясь по лестнице, держась за челюсть и чувствуя, как каждый шаг отдаётся стрелой боли в позвоночнике, Дэниел вспоминал слова агента Такахаши: «Мы будем присматривать за вами».

Прочь, на ледяную улицу.

Молчаливые чёрные птицы чертили воздух над его головой.

Дыхание инеем оседало на его обращённое вверх лицо.

Ключи зазвенели, когда «вольво» завёлся. На секунду, всего лишь на секунду, его внимание сконцентрировалось на голубом огоньке на приборной доске. Армагеддонская Кнопка. Дэниел представил себе, что нажимает её – и включается механизм катапультирования, который выбрасывает его из этой реальности в другой мир, мир полной безопасности.

В течение нескольких секунд все, что он мог сделать – это не нажать её.