Невозможная птица

СМЕРТЬ – ЭТО НАСОВСЕМ

Чёрный кот по имени Себастьян отпустил Майка так же быстро, как и укусил.

Он спрыгнул с его колен и торжественно вышел из комнаты, осмотрительно ступая по красным квадратикам. Держась за запястье, Майк увидел цепочку дырочек в коже на том месте, где обычно носил часы. При шоке, какой он получил, он не должен был чувствовать боли. Однако его трясло.

Хранительница посмотрела на него и повторила его мысли:

– Трясло. Несло. Коромысло. Успокойся, Майкл. Обещаю тебе: это будет ровно настолько больно, насколько ты этому позволишь.

– Этот подонок укусил меня!

– Я позволяю ему попробовать свои силы время от времени. Тебе полегчало?

– Нет, – ответил он. – Ты вроде бы говорила, что он ручной.

– Я никогда не говорила, что он ручной, – захихикала она. – Я сказала, что он хорошо воспитан, – Хранительница подошла к раковине и включила воду. – Откуда взялась идея о страдании в качестве очищения? Из чувства вины? Из желания ублаготворить боль? Чтобы придать страданию оттенок справедливости? Смысла? Это придумала не я, уверяю тебя.

Она вытащила из раковины влажное красное полотенце.

– Держи руку, – сказала она, промакивая его рану. – Ты думаешь, Богу есть дело до того, кто с кем спит? Ты вообще имеешь представление, о том, сколько организмов трахает друг друга каждую миллисекунду? – она приложила к его запястью чистый лейкопластырь. Было такое чувство, словно Себастьян оставил один из клыков у него под кожей, как сломанный кончик карандаша.

– Что? – сказала Хранительница. – Она не нашла лучшего занятия, чем вести счёт?

Она? – подумал Майк.

Она улыбнулась.

– Чего ты ждал? Чарлтона Хестона?[70] Горящий куст? – Хранительница подложила ладонь ему под подбородок и внимательно изучала его лицо. Её запах был почти съедобным. – Чего ты хочешь, Майкл?

Он поразмыслил. Вопрос был самым обычным, но напряжение, с которым она спросила, было ему внове. Он чувствовал, что это важно.

– Последний шанс, – уговаривала она.

– Я хочу Денни, – он сам удивился. Он никак не ожидал, что ответ будет таким.

– Он мёртв, милый, – сказала она мягко, убирая свою руку. – Смерть – это насовсем.

– Из всего, что у меня когда-нибудь было, он был самым близким… – Майк не смог закончить.

Она смогла.

– … К понятию дома. Да. То есть… то, что ты на самом деле хочешь сказать – ты хочешь домой.

– Да.

– Что ж, это моя специальность, – сказала она. – Скажи это, дорогой.

Он взглянул ей в глаза и с изумлением обнаружил, что она была на самом деле очень красивой женщиной. Ему хотелось заключить её в объятия. Неважно, что она была не в его вкусе. Он мог бы пойти с ней в постель в любую минуту.

– Домой, – сказал он. – Я хочу домой.

– Ещё раз, – она мелодично выделила второй слог.

– Я хочу домой.

– И ещё раз.

– Я хочу домой. Пожалуйста.

– Вот видишь? Все, что требуется – это вежливо попросить. Возможно, тебе стоит теперь прочесть письмо.

– Какое письмо?

– Которое лежит у тебя в бумажнике.

Он посмотрел в пол.

– Я знаю его наизусть.

– Нет, милый. Другое письмо.

Как она могла знать об этом? Завёрнутое в письмо Джулии, в его бумажнике лежало ещё одно письмо, которое она присовокупила к своему прощальному привету. Тонкий гладкий листок голубоватой почтовой бумаги, заляпанный чёрными чернилами – каракулями Денни. Последняя капля. Возможно, именно из-за этого письма они и расстались. Майк прочёл его только один раз – когда получил. И никогда не перечитывал. Но, впрочем, и не выкинул. Он просто больше не открывал его. Это было слишком больно.