в которой пребывает неожиданная кавалерия, колдун предаётся воспоминаниям, а главный герой — тревоге.
Стопы шпиля Балагурово. Палаты Армода.
Я прибываю на поле боя привычным путём — пикируя сквозь стеклянный потолок, точнее — его остатки. Мой визави, выкинувший из окна получасом раньше, уже лежал растерзанный выстрелами в упор вместе с несколькими телами штурмовиков. Падаю прямо на недобитую куклу, выбивающую моих людей из-за баррикад: грузное тело неопределённого пола и пучок хлыстов вместо правой кисти. Пока агисхъяльм выдерживает несколько прицельных попаданий, я без лишних сомнений рублю её толстую шею.
Нотка сожаления, правда, была. Плохо, что не удалось. действительно разметать кого-то из культистов. Их немного и кто-то надоумил укрыться за баррикадами так, чтоб простреливать всех, включая соседей. Подозреваю, что у этого кого-то имя начинается на «А», и заканчивается на «д». Хитрый сукин сын. Скатываюсь с тела, истекающего чёрно-синей жижей, и тактически перекатываюсь к ближайшему завалу. За ним залёг Филлион, с весьма сосредоточенным лицом. Броня — с кучей подпалин и оставленных бес знает чем дыр, сквозь которые видна арамидная ткань нижних слоёв бронепластин. Лицо — с прикипевшим, словно маска, выражением упрямства на лице.
— Не скучаете? — со слабой долей ехидства ору я. Связки, знаете ли, на предельной мощности плохо передают полутона.
— Что ты, атаман. Щиплет иногда глаза, а так расслаблены, как медведь в спячке. Как ты выжил вообще? Тут некоторые думали прыгнуть за тобой и свалить — но не под этой перестрелкой.
— Есть идеи, как нам прорваться?
— Нужно валить Армода! Он рисует невмы, так часто, словно у него не плашка, а том памяти!
— Они на нас не влияют, Адриан. Но его черти устали, а магия невм позволяет им высасывать из организма все соки.
— К тому же — у него явно твой кодекс.
Я отмалчиваюсь, оценивая ситуацию. Взлететь по параболе и спикировать на Армода? Нет, его-то трон под бетонным куском крыши. Уточняю по гранатам (пусто) и понимаю, что у нас не осталось ничего, что может его обвалить. Прорваться вперёд, вспоминая капрала Ричарда Л. Дженкинса? Опасно. Может, «шлем ужаса» и защищает от лазеров — но опасность представляют не только они. Выстрелы разрушают палаты: осколки стекла, керамики и паркета летят во все стороны, а куски стен с завидным постоянством вываливаются куда-то наружу.
Я чувствую слабое удивление. Нет, не из-за того арсенала, который накопили культисты — скорее из-за того, что местный ОМОН ещё не вязал нас в морские узлы. Или уже готовится узнать? Сеть переполнена какими-то пустыми новостями про котиков, так что остаётся обратиться к той, что следит за происходящим со стороны. Набираю мнемотехника и вжимаюсь в баррикаду, не забывая постреливать снятым с трупа лазерным пистолетом. По барабану, попаду или нет — нужно поддерживать реноме боевитого атамана.
— Ира? Ты на связи?!
— Чего?
— Ты стараешься там, вижу, хорошо.
— Не представляешь даже как.
— Ну это… спасибо!
— Не благодари! Слушай меня, Комнин новообретённый. К вам выдвинулось минимум пять нарядов. Два — обычные патрульные, которые доберутся минут через двадцать. Плюс отряд подавления беспорядков. Плюс — штурмовые гридни.
— Час от часу не легче.
— Не перебивай! Адриан, у вас от силы минут семь чтобы свалить из палат. Постарайся не забыть раненых.
— Только с победой, моя миледи, только с победой.
— Адри…
Но я уже не слушаю. Семь минут? В киберпространстве они будут казаться парой часов.
— Армод! Прячешься на троне сукин сын?
— Приди и возьми, как говорили древние.
Ярость клокочет во мне, и я вскакиваю, помогая в прыжке невмой. Меня пытаются сбить — и наиболее глупые культисты, высунувшиеся из-за баррикад и обломков, пропадают под выстрелами шпилевиков. Прыжок переносит меня прямо к трону — и я пронзаю его мечом.
— Преклонитесь, — хрипло сообщаю я, — и будете жить.
Острая боль в затылке показывает, что сюрпризы на сегодня не заканчиваются. Кстати, о любителе пацанских цитат. Неужели в этом мире сохранилась память о Филлипе? Любопытно. Возможно, Армод не так прост, как кажется.
— Не прост, — звучным баритоном слышу я, пока клубящаяся тьма формируется в бесконечную равнину. Правда, вместо безжизненных полигонов из алого стекла подо мной оказывается трава. — Ты прав, молодой шпилевик.
Я оглядываюсь. Армод выглядел гораздо младше и лучше, чем я его помнил. Короткая борода «ёжиком» с проседью, вполне европейская одежда — пиджак, рубашка и всё такое. Ни следа стереотипной «русской» одежды с тулупами и стоячими воротниками. Кажется, даже запонки на месте.
— То, что ты не уроженец Нижнедонска, не давало тебе права обкрадывать меня.
— Просчитался, — неожиданно кивает колдун. Его одежда постепенно темнеет, словно выгорает под степным солнцем. — Ты выглядел лохом при кошельке. Потенциальным золотым билетом наверх. Даже сам Первосоздатель, так сказать, воспользовался бы шансом — их не так много бывает. Как шпилевик, ты должен знать, каково это — падать в смрад подулья.
— Из насквозь фальшивого богатства в искренние руины? Лучше бы сильные мира сего падали так почаще. Лучше скажи, где мы? Я думал, в этом мире только серые пустоши, забитые биомехами.
— Жёлтые. Жёлтые степи. Мы сейчас в верховьях одного из притоков великой Реки. На меловых скалах я провёл детство.
Я заметил, что одежда моего противника начинает обугоиваться — но он даже не обратил внимание на мой кивок.
— Тут ты проводил своё время на троне?
— Хотелось бы мне, — невесело смеётся Виктор Армод. — Нет, к трону я оказался прикован два года назад, когда мясники… изъяли часть моих имплантов. Тогда мне и пришлось… найти это.
— Сколько же ты заплатил за него? Такие технологии доступны только высшим иерархам.
— Всем. Но скажу тебе — зря ты отказался от такого же, когда была возможность. Да. Я чую её запах.
Одежда серыми хлопьями осыпалась, и теперь дело шло за кожей, из которой прорывались механизированные конечности. Ада и дикий даймон научили меня опасаться в киберпространстве всего, из чего торчали лишние провода, арматуры, колючки и конечности. Видимо, дурак Армод в отчаянии заключил пакт с демоном — как и дурак Адриан чуть позже. Но в отличие от Комнина, у колдуна рядом не оказалось отчаянного археолога из другого земного плана. Поэтому демон спокойно напитался знаниями и чувствами Армода.
— И как, оно того стоило? И вообще, с тобой ли я разговариваю? Или с куском Разбитого, натянувшего твою кожу и обломки твоих воспоминаний?
— Поверь, высокородный, — последние слова Армод почти выплёвывает, — во мне гораздо больше жизни, чем в окружающих тебя приспешниках. Я наслаждаюсь каждым днём — хотя не было даже грана того, что получил ты. Власть, деньги, родственники. Раздери меня даймон, как ты мог поступить с собой так глупо?
— С большими деньгами приходят большие горести, — усмехаюсь я и перекладываю энграммный меч в другую руку. Теперь я держу его не за перевязь — а за устье ножен. При необходимости их можно будет быстро стряхнуть.
— Это тебе так кажется, — Армод двигает спиной, и новые пучки кабель-шупалец, покрытых кровью, выползают на землю. Часть лезет ко мне с явно недобрыми намерениями, но мерцающий шар защитной невмы до поры до времени их не пускает.
— Я заинтригован. Как же так — родился в трущобах, а жалеет о бедности?
— Не в трущобах! — первое щупальце из сонма прорывает защиту и я понимаю — агисхъяльм не может даровать вечную неуязвимость. Что ж, хорошего понемногу. Отпускаю ножны и рублю мечом, который проходит сквозь металл, как через сухую солому. — И вообще не в этом проклятом месте! Почему я не мог попасть в тело аристократа, боярина — да хоть в одного из этих чёртовых монстров?
Я отбиваю очередной удар щупальцем.
— А кем ты был раньше?
— Какая разница, — неожиданно холодно отвечает Армод и отступает назад. — Важно то, кто я теперь.
Его тело сухо трещит. Одежда превращается в лоскуты, растворяющиеся в Пургатории алыми искрами. Тело — разламывается на части. И хотя кожа остаётся дурацким, рваным напоминанием о внешности колдуна, его плоть, сотканная из бесчисленного числа живущих своей жизнью кабелей, вырвалась наружу. Видимо, демон всё-таки взял верх над ослабленным телом колдуна — вон, даже вместо проклятий просто рычит. С лица, конечно, воду не пить — но явно не с оголённого металлического черепа, рычащего и пылающего ненавистью. Этот демон явно душкой не был.
— Армод, или кто там тебя заменяет, а договориться не хочешь?
В ответ эта чёртова каракатица рвётся ко мне, подтягивая неповоротливое тело наиболее длинными из щупалец. Кажется, кранты. Как бы нейрошунт веревочкой не вился, а всё равно конец настанет. Бежать? Нет, пожалуй — бесполезно. Зову Аду, но она не отзывается — видимо, о таком мою девочку стоит предупреждать заранее. Или же это — побочный эффект агисхъяльма? Неважно. Я останавливаюсь и оборачиваюсь. Смерть стоит принять вот так — лицом к лицу, выдавая вису напоследок.
Что там у нас есть известного? Как назло — все некогда выученные до последней строки не лезут в голову. Только жгучее чувство горечи во рту. Что ж. Придётся импровизировать. Я медленно поднимаю клинок со светящимися рунами. Целую его и поднимаю вверх, как священное знамя. Набираю побольше несуществующего воздуха и ору:
— Ливень мечей зовущий! Слушай вису скальда, и Всеотца ливень шумный!
Армод неожиданно останавливается. Его мёртвые глазницы лишены яблок, но движение головы показывает: он смотрит на Скофнунг. Скашиваю взгляд на меч и начинаю понимать, почему мой противник замер. Вбитые в металл руны не просто светятся — они пылают самым настоящим, янтарным огнём, и его языки постепенно охватывают весь клинок, от гарды до острия.
— Хороший трюк. У меня будет много времени, чтобы его изучить.
— А вот хрен тебе, — ворчу я. — Попади для начала, идиот.
Широкий размах провода по ногам оказывается слишком предсказуемым, о чём спешу сообщить одержимому. Тот ревёт, рвётся вперёд и ускоряет замахи, но я умудряюсь то уйти в сторону, то отразить гибельный удар мечом или невмой. Голова страшно трещит от перегруза памяти, и даже стеклянная земля Пургатории лопается не то от магии, не то от богохульств, которыми мы с Армодом активно посыпаем окружающее пространство. У меня немного шансов на контратаку, и лишь когда Армод, наконец, пробивает защиту агисхъяльма, я подаюсь вперёд и провоцирую его открыться.
А затем делаю ещё шаг вперёд и жалом выбрасываю Скофнунг.
Меч погружается в гнилую плоть кибердемона, и от ихора начинает светиться настолько ярко, что обычные тени Пургатории меркнут. Армод вопит, бессмысленно избивая «полигоны» конечностями. Его агония от одного-единственного удара не может не удивить, и я отхожу подальше — на всякий случай. Однако едва опускаю меч, как вижу знакомые жёлтые столбы, в которые входят неясные фигуры. Жёлтые столбы. Фигуры. Пургатория. Логическая цепочка с щелчками бронзовых шестерёнок собирается в пазл, и мне уже плевать на Армода — ведь вырисовывается перспектива бросить к чёртовой матери этот безумный мир.
— Мужики! Господари! — подхожу я к светлым силуэтам. — Вы как сюда попали?
— Меч, — ровным голосом отвечает мне ближайший.
— Меч позвал и мы пришли, — эхом отзывается следующий.
— Меч служил мне, а теперь я служу мечу, — гордо отворачивается ещё кто-то.
— Я послужил мечу и вернусь в Порайск.
Фигуры растворяются в столбах, пока ещё светящихся вокруг скулящего демона. Они пришли из местного цифрового рая, потому что их позвали. Душа прилетела на зов меча. Жёлтые столбы — лишь эхо Порайска, души, времнно призванные в пользование могучим артефактом. Класс. Тогда кто я? Почему тогда мой дух прилетел на зов Ады? И почему моего гнева хватило, чтобы выйти из под контроля?
— Если честно, дорогой, я и сама не знаю, — раздаётся у меня за спиной. Я оборачиваюсь.
Лицо Ады наконец, открыто. Я не могу сказать, что демоница уродлива. Напротив — её скулы и огненный взгляд, искривлённая улыбка и стройное тело манит, как маяк в ночи. Но к счастью или нет, но одной лишь внешней красоты мне мало. Даже та многозначительная улыбка — и все равно не может сковать мою волю и (особенно) мой гнев.
— Я тебя не звал. Убить этого, — я пинаю носком Армода, — твоего родственника для меня дело чести.
— Как это мило, — фырчит демоница и подходит ближе. — Тяжело ранил не самого сильного демона, а фырчишь индюком. Позвал на помощь, но ходишь гоголем. Рад, небось?
— Тебя ничего не смущает? — ярость клокочет во мне адским пламенем, и мне по барабану на демонический гнев. Меч жаждет крови и не очень хочется сдерживать его позывы.
— Например?
— Ну, меч для убийства демонов. Отсутствие ответов с твоей стороны, м?
— Мммм, неопределённость мне… нравится, — она ведёт плечиком и осматривается. — Как тебе откровения духов? Ты наконец понял, что всё это всерьёз?
— Что это меняет? — ворчу я в ответ.
— Посмотрим. Ты можешь запаниковать и броситься под пули — или продолжишь держаться идей и принципов. Ах, эти эмоции… жаль, ты не можешь ощутить, как химия преображается в бинарные канты…
Я чувствую вспыхивающее раздражение. Неважно, невмы тому виной или остатки характера Адриана — но я решаю показать норов демонице. Сравнять, так сказать, счёт.
— Говоришь, эмоции?
Меч входит в глазницу с минимальным сопротивлением, и намёки на осознанность движений пропадают в тот момент, когда остриё пробивает заднюю стенку черепа колдуна. Вокруг меня вновь появляются золотистые тени, наносящие колящий удар прямо в голову одержимого колдуна, и я проворачиваю клинок в глазнице. Желтоватые осколки вытекают вместе с чем-то, подозрительно напоминающим машинное масло, и Армод даже не стонет — лишь дёргается в судорогах. Ада молчит, и я решаю сказать эпитафию за неё.
— Один твой родственник не так давно мне сказал, что невмы не могут быть сильнее самого меча. Точно так же и тело не может быть сильнее духа. Ада, что ты скажешь на эту слабость тела? А ты, Армод? Ты сдался. Не меч и не руны, не демон, взявший во владение твоё тело — твоя истощённая сила воли проиграла нашу схватку. Поэтому и только поэтому ты и твой новый хозяин будут сегодня мертвы.
Замах. Рукоять упирается под резиновый змеиный язык, шипящий от прикосновения к пламенеющему клинку. Острие указывает в чёрное, несмотря ни на что, небо Пургатории. Мне остаётся провернуть оружие в ране, не обращая внимание на мерзкие, чавкающие знаки, новые золотистые тени и чёрный ихор, заливающий мне штаны и ботинки. Что и делаю под внимательным взглядом Ады. Мне хочется спросить её — какие эмоции она получает, видя смерть дальнего родственника по своей вине? Видит местный Первосоздатель — выдернув кодекс, оставил бы этого юродивого в покое (может, и погром бы сгладился). Но насмешливый тон демоницы меня взбесил.
Ярость пробирает мои импланты, а туча вопросов готова порвать мой мозг. Впрочем, никого спросить я не успеваю. Как только труп перестаёт вздрагивать, меня выносит в реальное пространство, в котором моё тело ещё летит мешком с дерьмом. Или — вместе с мешком дерьма, если таковым считать покойного Армода.
— Атаман?
Скинуть с себя труп. Кое-как, напрягая мышцы, приподнять его и начать рубить мечом по напичканной железом шее. Не очень успешно — всё же, в этой реальности мечи не секут всё подряд. Понять, что такими темпами на клинке останутся зазубрины, весьма хреново влияющие на функционал. Но всё же ткнуть пару раз в сторону наиболее «мясных» частей тела колдуна. Просто для сброса пара.
— Эй, щеглы!
Я слышу вопли возмущения. Но всё же поднимаю как можно выше отпиленную голову колдуна, сопровождая пафосный жест не менее пафосным окриком. Боевики, видя падающий кибертруп, сдаются — но далеко не все. Часть, несущая на лице явные следы спешного наведения лоска у барберов, шрамы от драк и прочие следы в глубоком подулье, сопротивляются ещё отчаяннее. Словно понимают, что без Армода их в лучшем случае выкинут на свалку. Что ж, похоже это пат. Пора сваливать.
— У вас есть план, как вытаскивать тела?
— Какой план, атаман? Бросаем их и прыгаем вниз!
— Не боись, Адриан. Семьи потом получат долю и полную историю, чин по чину! Настоящий Уар гордится сыном, погибшим в бою! — ревёт тот самый «Точноуар», закованный в глухую броню, и выкидывает куда-то в сторону вопящих культистов гранату. Скотина, приберёг напоследок — хотя я очень долго спрашивал, нет ли у кого взрывчатки. — Но нам стоит сваливать, други.
Впрочем, я понимаю, что шпилевик прав. Нас вновь прижали огнём, а с каждой секундой увеличивается вероятность возвращения местных безопасников. Нужно сваливать — и сваливать подальше.
— Проверить «стрекозы» и дать отсечку в командный… — слово «интерфейс» тут знают? — в командное, курва, окно! У кого нет — подбирайте с мёртвых! Даю отсчёт шестьдесят секунд!
Иконки шпилевиков, горящие зелёным, по очереди начинают обрамляться золотистым контуром готовности. Остаются только трое, в прыжке тянущихся к раненым, а то и убитым. Забрать рюкзаки со «стрекозами». Одна иконка остаётся серой — вне зоны покрытия. Чёрт с ней!
— Тридцать восемь, тридцать семь… Ложись!
Взрыв сносит гигантские двустворчатые двери. Те самые, обитые бронзой. Мои люди вновь залегают, предусмотрительно накрывая раненых. Новых жёлтых или чёрных значков не появляется, и я рискую поднять голову. Дым и пыль рассеиваются медленно, хотя я слышу тихий сухой кашель одиночных разрядов и горестные вопли противника. Прибыла кавалерия? Оборачиваюсь, чтоб подбодрить своих людей, но они застыли, глядя куда-то вверх и непрерывно матерясь. Через мгновение присоединяюсь к ним — есть из-за чего.
Сквозь остатки стеклянного потолка медленно опускаются самые настоящие тяжёлые штурмовые костюмы. Дружинники Вакхов решили не остаться в стороне и наконец прекратить веселье.