в которой Адриан вынужден оглядываться, а мир — удивить.
Стопы улья Каллиник. Жилой район Б14
Адреналин, растекающийся по венам, начинает выветриваться с той же скоростью, с которой я отхожу подальше от горящей панельки. Мне остаётся только надеяться, что пожар быстро потушат и никто не пострадает… а есть ли, кому страдать? Я едва ли не останавливаюсь как вкопанный, но какой-то инстинкт гонит меня дальше. Прочь от места явного преступления — и в неизвестность. Ведь, чёрт возьми, даже не понимаю, где нахожусь.
Вокруг меня плывут потускневшие мозаики на панельных стенах, скрытые баннерами и некогда добавленными грубыми блоками какой-то аппаратуры — не то кондиционеры, не то неизвестные мне механизмы. Небо? Скрыто монументальным сводом, только где-то вдалеке за арками виден серовато-голубой оттенок. Словно весь жилой район притаился в тени гигантской башни вроде Эйфелевой. Такое любят фантастические художники, но вот конкретного имени или аналогии в одной из куч прочитанных книг вспомнить не мог.
Язык? Вроде бы русский. И на том спасибо. Одежда — смесь привычной мне европейской и чего-то лубочного, с налётом стереотипности и тяжёлой торжественности. Без лишних объёмов, но с неуловимым намёком чего-то знакомого, видимого раньше. Я её не могу узнать, хотя в голове и всплывают малознакомые слова вроде «ферязи» и «запоны». Накатывает лёгкое чувство сожаления, что ушёл по тематике от Византии и Древней Руси в скандинавистику.
Что ж, для начала примем за данность — вокруг киберпанковская не то Византия, не то Древняя Русь. Точно — реальная. Слишком много запахов, от человеческого пота до тяжелых духов. Слишком много деталей: играющие невесть во что дети, коробейники с какими-то ватрушками и хмурые дружинники с самыми настоящими бердышами, словно сошедшими с иллюстраций к учебнику. Вот только светящиеся символы на лезвии настораживали. Я пытаюсь к ним приглядеться — и весьма зря.
— С дороги! — возвещает патрульный, надвигаясь на меня. Я понимаю, что оказался слишком близко (вижу даже маленький значок птицы на униформе), но непривычное чувство страха заставляет замешкаться.
— Смотри куда прёшь, — шипит второй, отпихивая меня с их пути. — Развелось, б… торчков, некуда сапог поставить!
— Сам смотри, — негромко ворчу в ответ. Чувство страха, пришедшее из каких-то подкорков памяти — явно не лучший подарок от Адриана.
К постаменту статуи какого-то весёлого старца прилеплено с пару десятков листков, явно веселящих всех, собравшихся вокруг. Я даже замедляю шаг перед ней, но очередной укол боли под челюстью напоминает — вообще-то преступник и надо валить подальше. Это явно не зубная боль. Но что? Сигнал вызова? Старая рана? Сбой импланта? Имплант… а ведь у меня есть кое-что, скрытое в нём!
— Эй, дамочка, ты ещё тут? — негромко осведомляюсь я.
— Как невежливо… — в ушах слышу приглушённое фырчание, скорее лисье, нежели человеческое. Короткие помехи в глазах — и передо мной прямо из воздуха материализуется привычная женская фигура, закованная в доспехи — Тут я.
— Помочь не хочешь? Как-никак, в одной лодке плывём.
— Моя помощь весьма дорога, и у неё есть своя цена, дорогой, — мурлычет демоница.
— Даю расценки: я либо подхожу к патрулю, каюсь…
— … и получаешь лазерный болт в голову, — саркастично комментирует Ада.
— …или не подхожу. Выбор за тобой.
— Что ж… в тебе слишком много горячности, милый. Я чувствую отсвет многих знаний и многих эмоций… зачем же тебе моя помощь? Неужели хочется ещё чуть-чуть?
— Можно и так сказать, — дипломатично отвечаю, стараясь игнорировать раздражение от подначек демоницы. — Где я? В каком времени?
— В реальности. Уж это небо от родного я отличу, — усмехается девушка, проверяя металлические ногти. — А время… будто ты сам не знаешь, мм?
Я не отвечаю. Не очень хочется палиться перед демонической сущностью прям сразу. Хоть она и расколола меня в первом же полноценном разговоре.
— Что ж, курьер с инфодемоном в «ракушке». Могу посоветовать тебе несколько вещей. Первое — держаться подальше от церковников. Я расстроюсь, если мой милый носитель попадёт в руки к злейшим врагам. Второе — не ссорься с Великими домами, какими бы жалкими не казались высокородные. Бояре злопамятны и могут хорошо попортить твою оболочку. Третье — как можно скорее покинь правый берег города. На левом мы слишком громко повеселились, и скоро тут начнётся облава.
Мудрые советы. Правда, меня коробит обращение «мы». Нет никакого «мы», только я да информационный паразит в моём импланте, который…
— Кто ты?
— Твоя попутчица на неопределённое время.
— Не очень содержательно.
— Какой вопрос — такой и ответ, — пожимает плечом Ада.
— Что за субчик был с нами в Пургатории?
Демоница заливисто, искренне смеётся, а уши закладывает мне. Кое-кто из людей вокруг морщится и стучит по челюсти, словно у них что-то заболело или засбоило. А мне остаётся надеяться, что смех собеседницы не привлечёт внимания местных церковников.
— Ну же, милый. Не стоит начинать приятное знакомство с допроса.
— Я владелец твоего обиталища, — негромко возражаю, тщательно выбирая слова. Пусть вокруг многие говорят «в пустоту» (как любители беспроводных гарнитур в оставленном мной мире) — но вряд ли многие общаются на оккультистскую тему с демоном. Любой из них может донести, если услышит лишнего.
— Я неуязвима для тебя ровно настолько же, насколько неуязвим ты, — мягко возражает мне Ада. — Сомневаешься в моей силе? Попробуй вырвать меня из нейры и не умереть при этом. Сомневаешься в моих словах о реальности? Что ж, купи себе дрянной ножик в любой лавке и вскрой себе руку.
— Некогда во сне меня зарезали, — возражаю я, и старый кошмар даёт о себе знать фантомной болью в животе, — так что это ещё ничего не значит. Ты не даёшь мне фактов, просто ставишь своё слово против моего.
Ада вновь фырчит и начинает растворяться в воздухе. Уже когда сквозь её доспехи становится виден дощатый тротуар, я слышу, как демоница оставляет последнее слово за собой:
— Тогда подождём, милый, когда день вновь сменится днём.
Дожить бы ещё до следующего дня… Я никогда не был романтиком «высокого средневековья», пусть в нём каждый носит в себе по одному импланту минимум. Неземное искусство и мастерство наверняка соседствуют с инфекциями — и хотя с гигиеной тут вроде почти нормально (уж потных людей и в моем времени всегда достаточно), но вот болезни и преступность меня беспокоят не меньше, чем церковники неведомой веры и обломки памяти Адриана. Может, свалить подальше? Речка, шалаш, ловля лещей?
Рядом со мной стоит мой отец, седой, но все еще крепкий. Дружина расположилась в отделении, и мне кажется, что они уважают наш покой, хотя в реальности — лишь охраняют от лишних гостей. Рядом с нами лишь старый гридень, прошедший с нашей семьёй через множество испытаний и невзгод. Мы идем к берегу в тишине, словно совершаем семейный обряд, беря с собой надежду на удачный улов и память о наших предках. Отец поднимает взгляд к небу, вдыхает свежий воздух и поворачивается ко мне с грустной улыбкой.
— Иногда мне кажется, что в этой излучине останавливается время. Уже бываю тут восемьдесят пять лет, с самого детства — и почти всегда тут легкий ветер и редкие облака.
— А как же тот шторм в пятьдесят девятом? — усмехается воин, и я вспоминаю не то его род, не то имя. Гаврас. Дядька Гаврас.
— Тогда у нас было много медовухи, — отмахивается отец, улыбаясь в бороду и доставая наживку.
Я смотрю на бесконечную реку и на пребывающего в спокойной радости отца. Обычно он куда суровее и мрачнее, будучи окружён золотом, а не тростниковыми удочками. Так почему, почему он остаётся в этом тесном шпиле, а не тут?
— Пааап?
— Ась?
— Ты не думал, что великая река зовёт так к себе?
— Нет, сынок, — усмехается отец. — Великая река манит к себе всех. От зверей и степняков до диких биомехов и мутантов. Все мы — её гости. Но явно не сватья и не мужья.
Я трясу головой не хуже мокрого ньюфаунленда. Чужие воспоминания — расплывчатые, незнакомые, но реальные. Обломки памяти Адриана? Вполне возможно. Что ж, мой (его) отец прав. Сбежать в степи можно, но ненадёжно. Да и я слишком отравлен ядом города — мне действительно интересно осматривать статуи, слушать городские легенды, общаться с людьми. Читать новости, пропивать хорошую по меркам обывателя сумму в уникальном баре, торговаться на рынке — слишком уж привык к таким приятным мелочам жизни.
Чтобы я мог ими насладиться и дальше, нужно:
а) Сбросить с хвоста погоню и отсидеться в какой-то норе.
б) Заработать побольше денег да и вообще разобраться, чем тут оплачивают. Кредиты? Гривны? Тугрики? Где тут местный рынок?
в) Забраться повыше от этого гм, подулья. Чем выше сидишь в обществе — тем лучше медицинское обеспечение и больше времени остаётся на личные дела.
г) Рвануть ещё выше по местной иерархии. Если система застойна и все в ней привыкли не дёргаться — конструктивная активность в ней не останется незамеченной. Ну а если не оценят по достоинству — речка, шалаш, ловля лещей.
Ещё надо не забывать отзываться на чужое мне имя. Или хотя бы учиться изображать рассеянность. Но без перегибов.
Смотрю вверх, к мерцающим огням арки местного шпиля. Интересно, он один такой — или весь город усеян ими? А может, весь мир стал единым городом? Ада упоминала про «другой берег» — что ж, значит как минимум реки тут ещё существуют. Внутреннее чувство направления уводит меня подальше от дымящей многоэтажки. Мимо безликих дверей подъездов, мимо маленьких магазинчиков, мимо стариков на лавках. Я миную «Оружие Котремира», где научился платить банковским имплантом (сослался на амнезию) и «Доступ в Эгрегор», где на мою просьбу о Порайске отреагировали, словно я попросил дочь царя на выданье.
Запах пряностей, свежего хлеба и овощей наводит на мысли о рынке. Людские потоки, вытекающие из улочек, сами наводят меня лучше любого навигатора. А может — наконец захотелось поесть. В любом случае — в толпе удастся окончательно затеряться, и если повезёт — узнаю побольше о том, куда именно меня занесла нелёгкая. Правда, приходится отшатываться от очередных патрулей, каких-то напыщенных мужиков в рясах, да от очень странных вскриков сзади:
— Дорогу, возлюбленные! Дорогу! Дорогу тому, кто взял на себя грехи этого мира! Дорогу, возлюбленные!
Я отшатываюсь в сторону. По улице идёт странная процессия — шесть церковников в чёрных рясах (на плечах какая-то грубая статуя сидящего человека), два стражника с саблями наголо, да покрытый струпьями старичок, чей единственной одеждой были изрядно потрёпанные провода, надетые крест-накрест, как пулемётная лента у революционного матроса. Они и голосит безостановочно, хотя на его крики внимания почти и не обращают.
— … и бесы те ели мысли людские и напитывались знаниями, как собака блевотиной! — надрывается старичок, потряхивая оборванными проводами, словно те были цепями. — А вырос бес — так становился демоном информияционным, кои должны были собраться да стать естеством Диавола Разбитого! Так уступите дорогу тому, кто смотрит за проклятыми землями, за Эгрегором нашим и Пургаторией окаянной!
Юродивый? А что ж за статую тащат тогда церковники?
— Это нейромонах, — шепчет в ухо Ада, не появляясь, так сказать, наяву.
— Феофан?
— Понятия не имею, — признаётся демоница. — Они заковывают себя в скафандры жизнеобеспечения и проводят время, охраняя вашу часть Пургатории. Мерзкие создания.
Я приглядываюсь получше. Действительно, к «статуе» подходили какие-то провода и трубки, а прямо из спины торчал веер антенн — видимо, для связи с Эгрегором, местным киберпространством. Местные на него смотрят благовейно, осеняя себя какими-то знаками. Надо будет запомнить. Чтоб не выделяться из толпы.
— А так и не скажешь…
— Сзади слева, чипинник! — рявкает Ада, и я практически инстинктивно бью наотмашь чуть левее собственной шеи. Чья-то кисть с хрустом ломается. Резко разворачиваюсь на месте и вижу крысоподобного субчика в сером, зажимающего пальцы.
— Совсем охамел, губа? — шипит вор. — Кистенем по голове не хочешь?
— А ты попробуй, тать, — сплёвываю я. Толпа резко расходится в стороны. Ну спасибо, удружили.
— Гонька! Васька! Косой! — орёт «крыса», злорадно усмехаясь.
Откуда-то выскакивает троица. Здоровый амбал, которого видел раньше в толпе, и двое из ларца, одинаковых с лица. Парочка — с самыми, что ни есть, настоящими ржавыми моргенштернами. А вот детина — просто с кулаками размером с маленькую наковальню. Неприятно, но нам есть чем ответить. Тянусь к пистолету, но меня опережают:
— Шухер! — и вся банда теряется, словно её и не было. Оглядываюсь — и понимаю, почему. Подходят представители местной власти: сразу десять дружинников, вооружённых весьма представительно. Цепляю на лицо маску удивления и медленно отвожу руки от карманов. На всякий случай.
А десятка оперативно берёт меня в кольцо. Пяток (кираса поверх шинели, дробовики и бердыши) окружает меня, пока не наводя оружие. Ещё две пары страхуют их чуть в стороне. Наконец, из-за могучих спин выплывает коренастый мужик — такой же, как и остальные, только меди в его кирасе было куда больше, да к шапке был прикреплён хвост какого-то зверя. Умом я остаюсь напряжён, но поджилки чуть расслабляются. Среди дружинников нет церковников — а значит, Аду им не обнаружить.
— Ороз из дома Валькор, — представляется главный. — Что тут произошло?
— Местная… — знают ли тут слово «шваль»? — …ватага татей пыталась приласкать да утянуть мой чип. Я был против. Они решили высказаться.
— А чего в рожу дал? Наорал бы, мы б и примчались, — прищурился Ороз. Видимо, с охраной правопорядка тут было всё в порядке.
— Я вас, милсдари, не увидел, людей много, как на праздник всех святых отцов!
Понятия не имею, существует ли вообще такой, но приходится импровизировать. Стражники усмехаются и одновременно напрягаются, словно услышали какую-то команду по закрытому каналу связи. Затем кивают друг другу «со значением», берут оружие на изготовку и разворачиваются прочь. Их главный отступает назад и следует примеру подчинённых. Пожалуй, повезло.
— Осторожнее с чипинниками. Они люди злопамятные, — советует мне десятник и уводит патруль.
Кто в этом проклятом городе вообще не злопамятный? Иду следом за патрулём — благо, что тот идёт прямиком к рынку. И начинаю соображать — видимо, местные решили «по горячим следам» взять наглеца, устроившего горячий приём местной штурмовой группе. Есть ли у них ориентировка? Видимо, неточная. Или же просто она не дошла. В этом случае стоит отпустить милсдаря Ороза куда подальше. Благо, поток людей становился плотнее, и не просто так — вывеска «Птичий рынок» дала мне знать, что наконец-то дошёл до рынка. Вместе с давящей болью, говорящей о том, что Аде есть о чем поговорить.
— Звала?
Демоница материализуется чуть выше толпы, но на этот раз её «помехи» тревожат значительно меньше людей. Видимо, затеряться в толпе и ей проще. Она какое-то время просто разглядывает меня, не находит чего-то и разочарованно фырчит.
— Решил забежать за покупками?
— Толпа — уютное место, — ворчу я, уклоняясь от ретивой бабульки при тележке, с грацией ледокола пробивающейся навстречу толпе.
— Зря ты туда идёшь. Через десять минут закроют внешние порты и отключат текстовую порайскую связь. Через пятнадцать — изолируют сеть и начнут прочёсывать.
— Только в рынке?
Ада отрицательно машет головой.
— Вот видишь. Куда бы я ни пошёл — в любом случае придётся выкручиваться. А теряться в толпе куда удобнее, чем на пустых проулках. Поверь мне.
Демоница вздыхает.
— Тогда возьми себя в руки и постарайся не облажаться.
Из моей груди вырывается усмешка. Ближайшие сутки будут весёлыми, но не могу позволить себе отступить. Толпа привычна для меня, и каждый вдох и выдох наполняет меня не просто кислородом — но решимостью, которую мне не подарит не один инфодемон. Город будущего может быть холодным и необычным, но я чертовски упрям и любопытен.
Посмотрим, кто кого.