Нейронная одержимость

Глава 25

в которой Адриан невозмутим, делает замечание и оправдывается

Скомороший шпиль. «Гнездо».

Резкость Фёдора меня удивляет. Всё-таки недостаточно свой?

— Скорее так: Рогволд, в отличие от тебя, не просто решил потрогать ножкой тьму. Он погрузился в неё, насладился ей и пропитался, — мурлычет Ада.

Брат морщится (искренне надеюсь, чему-то своему) и медленно отвечает мне:

— Я давно настаивал, что его стоит вычеркнуть из всех разрядных книг. И запретить пользоваться фамилией «Комнин». Рано или поздно его сожгут на костре, а вину в грехопадении возложат на нас.

— Мрачноватое пророчество.

— Всего лишь анализ ситуации, Адриан. Анализ ситуации.

За болтовнёй мы совершенно забываем, что уже вступили в «гнездо». В любом шпиле есть такая зона — закрытая для чужаков и овеянная облаком легенд. Многократно сильнее охраняемая и богатая. Обитель богачей, сильных мира сего и прочих примечательных (иногда) и совершенно серых (куда чаще) личностей. Воздух забит киберхерувимами, щебечущими воробьями. Мои нейронные системы начинают ныть не то от количества невм, не то от аромата благовоний. Он кажется настолько плотным, что на него можно повесить бердыш. Брррр. Адриановы воспоминания сигнализировали о скуке и отчаяния от глубоко въевшегося этикета.

Я — не настолько чопорен. Как и многие археологи, я искренне недолюбливаю высший свет и его академическое подобие во всех составляющих: многослойные реплики, зашкаливающий пафос и абсолютная оторванность от остальных людей. Тем не менее — и признаю его достоинства, как очевидные, так и не очень. Поэтому и остаюсь спокойным. Как-никак, это — мой первый подъём на вершину, и если собираюсь действительно отожрать себе место под солнцем и у хорошего хирургеона — придётся напитаться местной атмосферой. Да и если честно, мне банально любопытно.

Фрески, невесть откуда привезённые мраморные статуи, тихо гудящие серверные стойки, замаскированные под какие-то шкафы резного дерева. Дамы в расшитых сарафанах, кокошниках с настоящими, подсвеченными самоцветами. Напялившие на себя маску высокомерного презрения бояре, чьи горлатные шапки не могли достать до высоких сводов. Если бы не светящиеся глифы и явный подгон архаичной моды под практичность — вспомнил бы стереотипные иллюстрации Билибина. Но пока в голову лезли осколки невесть зачем вставленного на истфак курса по экономике.

Чёрт возьми, на чём местные делают деньги? Вроде бы вокруг города — пустошь, но за счёт кого тогда Нижнедонск и все его обитатели богатеют? Ладно, шуты торгуют зрелищами. Уары — продают меч всем интересующимся. Каллиники торгуют хлебом духовным, Комнины — материальным. А остальные? Прибавочная стоимость-то откуда берётся? Моя озадаченность не остаётся незамеченной Фёдором. Правда, он её трактует по-своему.

— Отвык от верхушки, братец?

— Не то слово, — улыбаюсь я.

— Особенно и не привыкай. Боюсь, пока рано тебя на свет Всесоздателя и… — он понижает голос, — суд этой клятой публики тебя выводить.

— Да я и не стремлюсь.

— Тогда нечего на девиц лишний раз смотреть. Совсем в подулье расслабился, скоро гарбуза вручат — а ты и забудешь, что ж родители бабёнки в виду имели.

Брат хлопает меня по плечу, и не успеваю изобразить смущение, как вижу — брат заметно напрягся. К нему откуда-то сбоку даже не подходит, а подползает мужичок при шубе (как он её носит-то в такую жару?) и высокой, «горлатной» шапке. Немедленно тяну руку к мечу, но Фёдор почти неуловимым жестом даёт знать: всё в порядке. Мы плавно останавливаемся, словно хотим насладиться красотой очередной мозаики. А «шуба» тем временем подходит в упор.

— Фёдор Иоаннович? — склоняет лысину мужик, снимая шапку. Голос — негромкий, растекающийся салом по шкворчащей сковороде. Льстивый. Отвратительный голос для человека его положения.

— Не уверен, — протягивает брат, — что вы обратились по адресу.

— Слухи расходятся, как круги по воде, милсдарь. — Боярин выпрямляется и водружает обратно шапку. И как она только держится на его лысине? — Прошу прощения, что не оказал вам всех нужных почестей, и что нарушил вашу тайну пребывания. Но моё дело крайне важно для стабильности всего Нижнедонска.

— Будете очень любезны, Ворлат, если не займёте много моего времени, — сдаётся Фёдор.

— Мне нужно кое-что рассказать вашему старшему брату. Кое-что, не терпящее отлагательств.

— Тогда лучше обратиться к церковникам. Они большие мастера по проведению церемоний венчания и отпевания.

— Хаха, милсдарь шутник! — заливается боярин хихиканием, но затыкается, словно кто-то над ухом щёлкнул пальцем. — Нет, Константин должен узнать кое-что.

Боярин переводит маслянистые глазки с меня на брата и обратно. Его взгляд — мелкий, словно степной ручей, и в нём прекрасно читается тень непонимания, смешанная с недоверием. Боится сказать лишнего в присутствии чужих ушей — и не понимает, кто ж сопровождает анонимного Комнина на самую верхушку шпиля. Благо, что лицо кирпичом я умею делать не хуже брата.

— Это свой человек, — подмигивает Фёдор и я напускаю себя потребный вид, вставая на караул. Лихой и слегка придурковатый, дабы своим видом начальство не смущать. — Я так понимаю, вы арендовали палату неподалёку?

Следующие пятнадцать минут проходят очень глупо. Ворлат крупным шепотком сдаёт крупных мздоимцев и пару изменников всея Нижнедонска (подозреваю — конкурентов). Параллельно намекает на свою тяжёлую годину и малолетних дочерей, нуждающихся в приданном и хорошем женихе. Пусть даже не из Великих Родов — но и не каких-то захудалых (тут он бросает на меня выразительный взгляд) родов. Фёдор кивает и принимает один пергамент, другой, третий. После пятого боярин, наконец, пятится к выходу и мы покидаем чертог. Только чтоб увидеть небольшую толпу из таких же обормотов.

— Курррвы, — сквозь зубы шипит Фёдор, пока волны пытаются преодолеть свежевышедшее заграждение из дружинников. — Всё-таки сдали, Адри. Хочешь совет?

— У?

— Не переигрывай, с бравадой, а то запомнишься как юродивый. И уйди-ка покурить или похмурить местных красавиц. Не стоит тебя светить перед такой толпой. Кто-то из них наверняка раньше был в Золотом шпиле.

— А как же этикет ухаживаний и демонстрация гарбуза?

— В жопу этикет. — Фёдор шумно выдыхает ноздрями. — Но не в этот раз. Я вернусь максимум через сорок минут. Постарайся не ввязаться в неприятности за это время.

— Принято, атаман, — шучу я вполголоса и неторопливо отделяюсь от брата.

Лабиринт коридоров и галерей, наконец, выводит меня на здоровый балкон. Как и везде, покрытие из стали тут давно разворовали, но широкие поручни и серовато-голубые плиты содержатся в чистоте. С удовольствием бы закурил, вот только Адриан не оставил мне табачку. Остаётся только дышать свежим воздухом да осматривать Нижнедонск. В утренней дымке хорошо видны достопримечательности города. Блеск Золотого Шпиля, расположившегося аккурат в месте, где в оставленной реальности сурово торчал памятник Стачке 1902 года, собор Святых отцов, притаившийся чуть позади Птичьего Шпиля, а так же шпили Хитрово и Лаодикиев. Красота да и только. Но что, если каждый из шпилей несёт в себе скверну раскола?

Ну да ладно. Будет ещё время заняться политическими тонкостями. Я нахожу контакт мнемотехника и набираю сначала пару сообщений, затем — вызов. Ответа нет, но через какое-то время скрытый контакт сам вызывает меня. Видимо, осторожная блондинка выставила сторожевых бесов на случай попыток поиска её личности церковниками. Что ж, с учётом местных методов дознания — весьма предусмотрительно.

— И..

— Без имён, придурок!

— Ну хорошо, известная мне особа. Как ты там?

— Мне удалось замести следы. Но не рассчитывай на какую-нибудь помощь в ближайший месяц. Я слишком сильно засветилась. Мои песики иногда приносят обломки сообщений наших напыщенных друзей. Им очень интересно, кто тебе оказывал поддержку.

— Знаю, — вздыхаю я. — Кстати. У меня есть неплохая коллекция бесов, которую оставил Армод на плашках памяти. Разберём как-нибудь?

— В ближайшее время их не удастся продать.

— А…

— Рекомендую поискать место для ночёвки. У меня небезопасно.

— Но…

— Я сама тебя найду, когда будет достаточно безопасно.

Гудки. Странная девушка. Впрочем, кто сейчас не без странностей?.. интересно всё же, как Адриан её узнал. Нужно постараться вспомнить знакомство, эмоции и всё такое — пусть даже детей нам с ней, может, и не растить, но понять личность девицы и выстроить равноправные отношения сам Первосоздатель ве…

— Сзади! — рявкает Ада, и я резко разворачиваюсь на месте.

Арку, ведущую к коридору, заняло трое при оружии и странных, искажённых шутовских масках. Я один на балконе, брат метрах в трёхста, стражников рядом нет. Кажется, приехали.

— Адриан Комнин? — спрашивает тот, что посередине. Я приосаниваюсь и гордо выбрасываю:

— Моё имя слишком известное, чтобы называть его такому сброду.

— Он? — спрашивает Левый у Говоруна.

— Он. Хватай его.

Двое успевают схватить меня за руки, и я даже не успеваю послать их к чёрту. Пытаются устроить мне полёт с высоты тридцати-сорока этажей? Что ж, посмотрим ещё — кто кого. Хорошо размахнувшись, бью третьего лбом. Пользуюсь суматохой и обнимаю ногами Левого, пока правый вытаскивает верхнюю часть моего тела на парапет вместе с незадачливым товарищем. Сил двоих нападавших слишком много, но у меня всё ещё есть голова и зубы — а у Левого отлично открыта ярёмная вена. Вскоре он на своём опыте узнаёт, что жевательные челюсти — самые сильные у человека и начинает орать. Моё лицо окатывает поток вишнёво-алой крови, и напор слева чуть ослабевает. Но отправленный в нокдаун Говорун, пошатываясь, встаёт. Ту ше?

— Ты не продержишься долго, — комментирует Ада, взлетев чуть выше свалки. — Я могу помочь, но их мозги должны быть разбросаны по всей округе. Иначе церковники учуют мою деятельность.

— Просто уравняй шансы!

Ада щёлкает пальцами и Левый с Правым синхронно выпучивают глаза в приступе первобытного ужаса. А я, наконец, вырываюсь из схватки. Говорун вытаскивает револьвер (нечто вроде «Нагана»), но тот сухо щёлкает.

— Боёк взведи, идиот! — ору я, и пока несостоявшийся Грязный Гарри исправляет ошибку, я выдаю один из лучших апперкотов в жизни.

И вижу влетающего на балкон четвёртого нападающего. Дремавшая ярость прорывается наружу, и вопя что-то нечленораздельное, я несусь на нового противника, пока Левый хрипит:

— Пристрели его, Виктор!

Но у меня уже есть фора. Меч покидает ножны и я движусь навстречу новой опасности. Удар рукоятью по истекающему кровью. Парировать замах кинжала от Правого. Уйти влево и вниз с линии огня. Понять, что алая спица, оставившая след на сетчатке, прошла мимо. Ткнуть в живот Стрелка остриём меча и развернуться. Ситуация?

Левый пытается зажать рану. Правый вытаскивает меч в пару к даге. Говорун — кое-как пытается подняться и тоже нащупывает меч. Стрелка в расчёт можно не брать, он пытается разобраться с вытекающим наружу обедом. Двое на одного? Что ж, вдвое лучше, чем пять минут назад. Если не брать в расчёт того факта, что я никудышный фехтовальщик. Массовые свалки, бугурты, даются мне куда легче. Адриан… в голове проносятся какие-то уроки фехтования, но они мне не дают ничего.

Что ж… пора вспомнить тот пяток уроков исторического фехтования, на которых меня хватило с моей «испанкой». Я не проникся дестрезой, но кое-что из меня ни одна лопата не раскопе не смогла выбить. Встать в профиль к противнику, поставить ноги буквой «Т». Начать движение по часовой стрелке. Отбить первую атаку, уйти вбок. Понять, что убийцы ещё хуже в фехтовании, чем Адриан — и то пытаются напасть по очереди, то мешают друг другу. Отбить вторую атаку, сдвинуться на шаг вперёд, давая мечу Говоруна рассечь пустоту, а носу Правого — укоротиться в длине.

— Я тебе кишки скормлю!

Пользуюсь паузой чтобы отрисовать случайную невму из предложенных и наотмашь ткнуть Говоруна остриём в скулу. Под неприятный скрежет кости вновь сдвинуться по кругу и пнуть вставшего Левого. Не слушать его вопли в полёте, но услышать грохот спускаемой воды на всём этаже, заглушающий схватку. Сдвинуться назад по окружности, уступая место атакующему Левому, увидеть движущееся остриё Говоруна. Скрестить клинки, ткнуть в незащищённую кисть, ткнуть в лицо, уйти от кривой контратаки и откинуть противника к перилам. Развернуться, увидеть оставшегося на ногах Левого.

— А вот теперь можно драться один на один. По всем правилам высокого искусства, — декларирую я и салютую окровавленным мечом с пылающими руническими знаками.

— Хрена с два, высокородный, — бурчит левый, а его глаза начинают дергаться. Невмы? Невидимый агисхъяльм начинает жечь кожу руки, пока Ада шипит в моих ушах хуже рассерженной кошки. Я прикусываю губу, но удерживаюсь — к удивлению Правого.

— К барьеру, — салютую я и двигаюсь в атаку.

Мой первый укол — пробный. Он лишь пробивает ферязь, на котором начинает растекаться тёмное пятно. Противник рубит, придерживая кинжал напоследок. Я парирую первый удар, второй и третий. На четвёртом вижу разрыв в защите и, наконец, наношу удар — и клинок оказывается в захвате кинжала и меча, улетая прочь.

— Довыёживался?

— Возможно, — признаю я и тянусь к пистолету.

— Лезь на парапет. Твой лазер ничего мне не сможет сделать.

— Зато пуля — очень даже, — звучит у меня над ухом недовольный голос и я глохну от выстрела.

Кавалерия вновь прибыла из-за холмов. От головы Правого остаётся лишь небольшой кусок, словно Фёдор расстрелял её из карманной гаубицы. Я подхожу ближе к мечу и вижу вскочившего Говоруна. Он не успевает поднять клинок, зато натыкается на мой отличный хук, отправляющий его на перила.

— Куда!? — ору я и движусь вперёд. Мне нужно узнать, кто меня заказал. Однако вожак убийц считает иначе. Он бросает на меня недовольный взгляд из-под напухших дуг бровей и откидывается назад. Отправляясь вслед за Левым в полёт с балкона.

— Чёртов упрямец, — шипит Фёдор. — Ты чего устроил? Зачем спустил воду со всех унитазов, не мог отбить сигнал о помощи?

— Был немного занят.

— Он одержимый! Одержимый! — хрипит Виктор. — Только одержимый демоном пойдёт на то, чтобы жрать плоть людскую в драке!

— Расскажешь церковникам. Вместе с заказчиком, — ухмыляется Фёдор.

— Но обвинение в колдовстве и нуждается в хорошем опровержении, господарь, — негромко замечает один из прибывших с братом стражников.

— Вы думаете, что Комнины потерпят среди своих родственников чёрное колдовство?

Виснет мёртвая тишина, прерываемая только ударами конвульсирующего Сторожа о плитку. Фёдор поднимает бровь, и пока кровь отливает от лица местных стрельцов, я понимаю — всё инкогнито только что отправилось в тартарары.