Независимый отряд

Глава десятая

Перемещение в реальное пространство показалось сущей ерундой.

«Наверное, чем чаще это делаешь, тем легче выходит, – подумал Питер, оглядывая худые, слишком бледные лица на капитанском мостике. – Но вслух мне этого лучше не говорить. Кого-то еще вытошнить может».

Он настроил свой экран на общий осмотр той зоны. Кроме далеких звезд, ничего особенного там не проглядывало. По крайней мере, на визуальном обзоре. Тогда Редер переключил экран и негромко присвистнул. «Вот это да! – подумал он. – Такое не каждый день увидишь».

Перед ними было не менее, чем три прыжковых точки бок о бок.

Энергетические поля этих прыжковых точек переливались сияющими красками, выбранными для них компьютером. На узоры этих красок больно было смотреть – свет словно бы изгибался под странными углами, которые глаз стремился отвергнуть. Питеру требовалось порядком напрягаться, чтобы продолжать их разглядывать. Между тремя прыжковыми точками компьютер показывал множество трасс цвета электрик – нейтринных сигналов прошедших там судов.

Редер прекрасно понимал, что к человечеству все эти бурные транспортные потоки никакого отношения не имеют. Принадлежи подобный сектор сразу с тремя прыжковыми точками Содружеству, он был бы чертовски знаменит. Кроме того, в Академии Питера учили тому, что непосредственное соседство более чем двух прыжковых точек возможно, однако – вот уж действительно фраза месяца! – чисто теоретически.

«Так что все это определенно не наше, – подумал коммандер. – Скорее всего, повианское. Хотя это чудо может принадлежать еще какому-то виду, до сей поры неизвестному. Впрочем, надеюсь, что нет. Моя танцевальная карточка и так уже вся заполнена». Следовало принять за основу самое простое и очевидное. А именно – что эта триада прыжковых точек принадлежит повианам. Питер потер пальцами виски. «Такое ощущение, – подумал он, – что я тут в три скорлупки играю. С «Непобедимым» в роли горошины. Чем дальше в лес, тем толще повиане…» К несчастью, эта игра была нечестной, поскольку повиане поджидали содругов с кинжалами наготове везде, где тем случалось оказаться.

– Давайте просто шуранем мимо каждой из этих прыжковых точек, – предложил Питер рулевому. – И пусть наши следы затеряются в общем шуме. А потом выберем одну из них методом тыка и с Богом туда нырнем.

Не то чтобы в конечном итоге это сулило какую-то выгоду. «Просто мне уже так от всего этого тошно, – подумал Питер, – что любая подлянка для тех клоунов, что за нами гонятся, будет как бальзам на душу».

– Мисс Люрман, – сказал он вслух. – Я намерен позволить вам выбрать маршрут. Удивите меня, пожалуйста.

– Похоже, сэр, наши преследователи намерены за нас его выбрать, – ответила Люрман. – Что-то уже проходит позади.

Мастер охоты Уч-манат переносил неудобства прыжка обратно в нормальное пространство, не позволяя этим неудобствам отвлечь его от непрерывного просмотра поступающей информации. Эмиссии корабля-добычи указывали на значительный расход антиводорода. Теперь требовалось просто гнать содругов до тех пор, пока у них не кончится горючее, а тогда им придется сдаться.

«По крайней мере, это порадует даму Сучарес», – подумал мастер охоты.

Кроме этого, мало что в этой миссии могло ее порадовать. Уч-манат вздрогнул от воспоминания о том, как они вломились на территорию другой подкоролевы, дамы Сисик. Без всякого уведомления, и при этом явно преследуя добычу из Содружества. Должны были возникнуть… вопросы. Скорее всего, дама Сисик уже сейчас их задавала.

«Зачем возвращаться домой? – подумал мастер охоты. – Почему бы не ввязаться в бой с добычей и не умереть легкой смертью?»

Почему? Потому что его дама дала приказ, и все от культуры Уч-маната до его генов побуждало мастера охоты к повиновению. Несмотря на очевидный итог всего этого для него самого, а быть может, даже и для команды.

«Нет, – подумал Уч-манат. – Сучарес – дама странная, даже порочная. – Он деликатно поежился, вспомнив те мрачные слухи, что ходили про его госпожу. – Но она не дура. Она не станет от простой досады уничтожать тренированную команду». А кроме того, Куккеш, вторая после королевы, снимет ей голову за такое бесчинство.

Но своей жизнью ему определенно предстояло поплатиться. «Следовательно, – подумал Уч-манат, – я должен как можно успешнее выполнить свой последний долг». Ибо в следующий раз ему предстояло увидеть свою даму уже в качестве блюда ее стола.

– Мастер охоты? – дрожащим от внутреннего трепета голосом обратился к нему рулевой.

Уч-манат на него посмотрел, и цвет подчиненного сильно ему не понравился. Тускло-красные чешуйки стали почти коричневыми.

– Можете говорить, – сказал ему Уч-манат.

– Добыча ушла в сторону, мастер охоты. Она бежит к Трем Драпакам.

Мастер охоты приподнялся на сиденье, затем медленно осел обратно. От столь катастрофических новостей его чешуйки стали такими же тускло-коричневыми, как и у подчиненного.

– Любой ценой, – медленно произнес Уч-манат, – они должны быть захвачены в плен или уничтожены.

Неспособность это проделать стала бы оскорблением для самой королевы и верной смертью для всех них… возможно, даже для дамы Сучарес..

«Непобедимый» опять прорывался сквозь прыжковое пространство… невесть куда. Ашли Люрман сообщила Редеру, что никакого выхода в ближайшие по меньшей мере тридцать шесть часов не предвидится.

«На данный момент, – подумал Питер, – чем дольше, тем лучше».

Он решил добраться до моторного отделения и переговорить с глазу на глаз с Оджи Скиннером, старшим механиком. По дороге коммандер одобрительно оглядывал незнакомую территорию. Моторное отделение было в идеальном порядке, все люди выглядели бдительными и деловитыми. Впрочем, это был «Непобедимый», и меньшего Редер не ожидал.

«Как же легко нас избаловать, – с грустной улыбкой подумал он. – Совсем как в старинной поговорке: один день на капитанском мостике, и ты уже пьян от власти. Два дня – и ты уже перестаешь понимать, что ты могущественный пьяница».

– Мистер Скиннер, – сказал Питер, подходя к старшему механику. – Можно вас на минуточку побеспокоить?

Скиннер отвернулся от экрана, над которым он склонялся. На лице у него застыла предельная сосредоточенность. Какое-то мгновение он казался почти огорошенным. Затем облака медленно рассеялись, и старший механик мысленно переключил передачи.

– Сэр! – наконец произнес Оджи, окончательно выпрямляясь. – Чем могу служить? – Он наклонился к Редеру. – Мне следовало бы прийти к вам, коммандер.

– Откровенно говоря, мистер Скиннер, мне просто на месте не сиделось. И я еще никогда сюда не заходил. Я почти все время был на главной палубе – работал со «спидами».

Редер с одобрительным видом огляделся. Затем повернулся обратно и обнаружил, что Скиннер на него смотрит. Тогда он покраснел и ухмыльнулся.

– Ну вот, – сказал Редер, – все теперь по-другому со мной обращаются. По-моему, вполне естественно, что я из-за этого начинаю действовать так… так, словно я капитана Каверса транслирую.

Губы Скиннера слегка приподнялись – скорее всего, в усмешке.

– Мне показалось, я что-то знакомое узнал.

– Ладно, – сказал Питер. – Давайте начнем. Я пришел поговорить с вами насчет моторов. Подумал, что вы, может статься, покажете мне, чем вы тут занимаетесь.

Механик кивнул, а затем мотнул головой, предлагая коммандеру пройти в само моторное отделение. Они влезли в специальные комбинезоны, с которых стряхивались любые свободные частицы. Везде, где использовался антиводород, предпринимались все мыслимые усилия, чтобы туда ничего не попало. Приди в контакт с этим веществом хоть чешуйка кожи, взрыв был бы солидным.

Редер неловко поежился. Комбинезон оказался немного ему коротковат. Если бы он хорошенько выпрямился, то потом мог бы орать благим матом, пока его не доставили бы в регенерационный резервуар.

«Всего лишь быстрая инспекция, – пообещал себе Питер. – Спасибо хоть, что ботинки не жмут». Затем два офицера двинулись по целой череде специально спроектированных помещений, в которых сначала сжигалось, затем смывалось, а затем сдувалось все, что только могло к ним прилипнуть.

Скиннер прокладывал путь в запутанный комплекс трубопроводов и массивных автономных моторов, похожих на громадные коробки с экранами, на которых показывался характер потока, выделяемое тепло, расход горючего и тому подобное. Термоядерные моторы молчали, охлаждаясь от своего краткого запуска в реальном пространстве. В данный момент были включены транзитные моторы, и их негромкое гудение наполняло просторное помещение.

Всюду можно было увидеть указания на полученный «Непобедимым» удар. В одну из стен пришлось встроить временную перегородку, вздутия отмечали те места, где металл и пластик расплавились при взрыве. Один из транзитных моторов рядом с пробоиной был полностью заглушён. Скорее всего, ему суждено было и дальше таковым оставаться, поскольку большая часть его экранирования нарушилась. Казалось чудом, что он не взорвался и не уничтожил вместе с собой весь корабль.

К счастью, блестящая техника, которой был оборудован «Непобедимый», вновь проявила свое превосходное качество в аварийной ситуации. Автоматическое отключение сработало идеально, реверсируя поток антиводорода еще в моторе и безопасно его там сохраняя.

Другой поврежденный мотор находился под постоянной перегрузкой. Редер разглядел то место, где механики приладили шунт к частично оплавленной подводящей трубе. Самым худшим здесь было то, что контрольный замедлитель вышел из строя, и антиводород, так сказать, ревел из мотора на полную катушку, оставаясь в кильватере авианосца.

– В седьмом уже ничто восстановлению не подлежит, – прокомментировал коммандер.

Скиннер покачал головой.

– Понадобится совершенно новый мотор, – сказал он. – Модульный блок. В доке это достаточно просто, хотя придется снимать обшивку корпуса. Но даже если бы мы могли починить седьмой, то, чтобы проделать ремонт, нам пришлось бы заглушить все моторы. Что же до восьмого, то у нас просто не было времени на что-то лучшее, чем та заплата, с которой он теперь работает.

– А если мы просто его отключим… – начал Редер.

Скиннер опять покачал головой.

–Не уверен, сэр, что мы сможем выбраться из прыжка с шестью моторами.

Коммандер вопросительно поднял брови.

– По теории нужны три порядочных мотора, чтобы войти, пройти и выйти. Мы можем делать это с одним выключенным мотором, теоретически сможем проделать и с двумя. Но никто этого пока что не проверял.

– А что, если мы остановимся? – спросил Редер. – Просто все заглушим, а затем, пока будем дрейфовать, починим восьмой. Не могли бы мы тогда снова их запустить и продолжить рейс? Здесь, в прыжке, атака нам не грозит.

– Совсем заглушить моторы? – спросил Скиннер. Редер кивнул. Старший механик нахмурился и почесал в затылке. – Не знаю. Не уверен, что нам хватит энергии, чтобы выбраться.

– Теоретически, – уточнил Питер.

– Теоретически, – согласился Скиннер. С тревогой в глазах он посмотрел на израненный мотор. – Так или иначе, сэр, не думаю, что это внесет какую-то разницу, если учесть, сколько горючего мы уже израсходовали. Пожалуй, нам лучше оставить эту теорию непроверенной.

Питер поморщился, затем попытался потереть лицо ладонями, но они остановились, прижавшись к лицевой пластине. «Теперь я понимаю, – подумал он, – почему капитан Каверс трет шею, когда нервничает. – Коммандер перевел дыхание. – Оджи прав, – решил он затем. – В любом случае, выход из прыжка и бой с повианами куда важнее проверки какой-то темной теории. Несмотря на все наши последние успехи на этом поприще».

– У нас хватит горючего, чтобы мы вышли из прыжка? –спросил он у Скиннера.

– Так точно, сэр, – ответил тот. – Я бы сказал вам, сэр, если бы нам его не хватало.

Питеру показалось, что Оджи немного обиделся. «И немудрено, – подумал он, – Наверное, я бы тоже обиделся, если бы кто-то заявился на главную палубу и напомнил мне «спиды» заправить».

– Гм… полагаю, вы подрегулировали расход горючего на других моторах, чтобы компенсировать непомерные аппетиты восьмого?

Старший механик огляделся, прежде чем ответить.

– На том же высоком уровне потребления, сэр, они, разумеется, не работают. Чтобы это проделать, пришлось их замедлители отключать. Все действующие транзитные моторы должны работать абсолютно в одном и том же темпе. – Скиннер явно задумался. – Полагаю, это недостаток конструкции, с которым специалистам нужно будет в дальнейшем разбираться.

– Угу, – согласился Редер. «Черт побери, – подумал он, –раньше до меня никогда не доходило, какой же Оджи все-таки оптимист. У нас тут горючее кончается, мы бегаем как угорелые от злобного, хорошо вооруженного врага, у которого, между прочим, горючего хоть залейся, а Оджи думает, как бы ему производителям пожаловаться».

– Быть может, вам сюда старшину Кейси прислать? – предложил Редер.

На лице у Скиннера появилось забавное выражение, и Питер вдруг вспомнил, что Оджи и Падди частенько играли в покер. Собственно говоря, он и сам несколько раз с ними играл. «Н-да, – подумал коммандер. – Полагаю, если бы кто ко мне с таким открытым текстом пришел, у меня бы тоже забавное лицо сделалось».

– В смысле… – начал он.

– Я понял, сэр. – Скиннер махнул рукой, предотвращая дальнейшие объяснения. Теперь на лице у старшего механика выражалось легкое удовлетворение, и Редер понял, что мысленно Оджи покатывается со смеху.

– Даже такой редкий талант, как Падди, сэр, – Скиннер развел руками, – ничего не сможет с этим поделать, пока моторы не выключены. – Тут старший механик огляделся, и глаза его ненадолго опустели, пока он прислушивался к моторам. – А проблема того, что будет, когда мы израсходуем весь антиводород, по-прежнему останется.

Питер кивнул.

– Так сразу никакого решения на ум не приходит. Полагаю, нам просто придется на удачу рассчитывать.

– Пока что она нас не оставляла, и мы отлично справлялись, – сказал Скиннер.

«Ну вот, – подумал Питер. – Должно быть, вид у меня совсем безнадежный, раз Оджи Скиннер пытается меня подбодрить». За все время своего знакомства со старшим механиком Питер только два раза видел, как Скиннер не выдерживает и улыбается.

– Это правда, – согласился Редер. – Мы отлично справляемся. – И, к своему удивлению, сказав об этом, коммандер почувствовал себя лучше.

Бартер сделал еще одну подстройку и снова опробовал свое переводное устройство. Повианин на экране опять его проигнорировал. Судя по всему, чужак плел себе паутину. От такого зрелища в горле у лингвиста что-то сжималось, но он старался держаться. Впрочем, в конце концов он перестал говорить и принялся просто наблюдать.

– Ну и что ты теперь собираешься с этим делать? – язвительно поинтересовался профессор. – Мух ловить?

Переводное устройство забормотало, заблеяло, и повианин наконец-то поднял голову. Затем чужак что-то сказал, помахивая педипальпами и щелкая жвалами, тогда как его хелицеры слегка изменили положение.

–Дурак… недоумок… дамский деликатес… кожаная задница, – изрыгнуло устройство. – Не могу… отдохнуть. – Все остальное было непереводимо.

Бартер охнул и откинулся на спинку кресла. Переводное устройство вроде бы работало. «Возможно, тон моего голоса до него дойдет», – подумал он.

– Мы не желаем тебе вреда, – произнес профессор.

Переводное устройство один раз проблеяло. Повианин его проигнорировал.

Бартер потер лицо и досадливо фыркнул. «При чем тут тон моего голоса? – подумал он. – Он же не собака». А затем, пока профессор наблюдал за повианином, его вдруг осенило. Виртуозно набрав нужные клавиши, он запросил запись повианского ответа и внимательно ее прослушал. Голос существа был немного писклявым и с какими-то трелями. Лингвист сосредоточенно потер лоб. «Здесь почти никаких модуляций! – заключил он. – Ответ дьявольски монотонный. Значит, движения его рук… По-моему, это у него руки, а там что-то вроде рта».

По сути… Бартер очень медленно проиграл запись. Теперь он больше смотрел, чем слушал. Во время ответа все тело повианина приняло позу, в которой даже неповианский глаз мог различить выражение ненависти и презрения.

«Жестикуляция и мимика! – подумал лингвист. – Тонкости жестикуляции и мимики очень для них важны». Разумеется, они были важны и в человеческом взаимодействии. Но люди, как правило, их не замечали; они их воспринимали и действовали в согласии с ними, но бессознательно. «А для повиан, – решил Бартер, – жестикуляция и мимика составляют куда более очевидную часть разговора. Они добавляют модуляции, которые отсутствуют в разговорной речи». И теперь они были у него записаны!

«К несчастью, язык оскорблений нам не особенно пригодится», – подумал лингвист. Коммандер бы наверняка ему об этом напомнил.

Профессор снова попытался привлечь внимание повианина, но чужак продолжал его игнорировать, неустанно трудясь над своей паутиной. В конце концов он ее закончил, за что Бартер был ему очень благодарен. Зрелище того, как его подопечный плетет себе паутину, сильно его расстраивало. Повианин устроился в центре конструкции и застыл.

«Я должен заставить его говорить, – отчаянно подумал Бартер. – Если у нас не окажется большего словарного запаса для работы, переводное устройство будет бесполезно. Как сейчас, например».

Откинувшись на спинку кресла, лингвист уставился в потолок. Он уже много часов за этой сикарахой наблюдал и получил всего одну-единственную ремарку, да и то явно непристойную. Бартер подался вперед и включил запись Моцарта. Земным паукам эта музыка вроде бы нравилась. Так он, по крайней мере, читал.

Повианин неподвижно сидел в центре своей паутины. И молчал как рыба.

«Интересно, – подумал профессор, – почему он с собой не покончил? Мне казалось, они это проделывают. Или это только мокакам свойственно?»

Разумеется, чужак все еще мог совершить самоубийство. Предполагалось, что повиане предпочитают употреблять свою пищу в живом виде. А здесь ему такой не светило. На «Непобедимом» даже лабораторных крыс не было. Так что пленнику приходилось отказывалось от всего, что ему предлагали, и довольно скоро он должен был умереть. Бартер немного об этом поразмышлял. «Сомневаюсь, что медики попробуют ему что-нибудь внутривенно ввести, – решил он. – Во-первых, у них нет толкового представления о его кровеносной системе. А во-вторых, что более важно, они не отважатся ему панцирь пробить».

Бартер содрогнулся, представив себе, как специальная бригада пытается силой накормить эту тварь. Баталия получилась бы знатная.

«Быть может, с этой стороны к нему подойти?» – подумал он.

– Ты голоден? – спросил лингвист.

Повианин неподвижно сидел в своей паутине.

«Как же меня бесит, что он не моргает, – подумал Бартер. – А может, он какой-нибудь сикарашечьей дзен-медитацией занимается? И в конце этой медитации просто прикажет себе умереть?

Пожалуй, тогда очень многие от кучи хлопот избавятся. Но нет, черт побери! – с жаром подумал профессор. – Я не хочу, чтобы эта тварь умирала!»

– Хочешь жить? – спросил он.

Хелицеры повианина еле заметно сдвинулись.

«Пожалуй, я бы это презрительной усмешкой назвал, – решил Бартер. – Будь я пленным воином, хочется надеяться, я точно также бы усмехался в лицо своему врагу».

– Как насчет воды? – предложил он чужаку. Профессор нажал на клавишу, и в раковину у стены ударила струя воды. Пока вода текла, лингвист внимательно следил за своим подопечным.

Поначалу никакой реакции не наблюдалось; повианин просто смотрел прямо перед собой, как было с тех пор, как он обустроился в своей паутине. А затем Бартеру явственно показалось, что существо сотрясает легкая дрожь.

В свое время он заставил себя прочесть массу разной литературы о земных пауках, которых повиане так сильно напоминали. И теперь профессор вспомнил, что многие из них предпочитали влажную среду и легко обезвоживались.

Путем набора нескольких клавиш Бартер уменьшил поток воды до тоненькой струйки и стал наблюдать за чужаком. Его ротовые органы вроде бы сместились. Профессор воспроизвел самый последний отрезок съемки повианина, которая велась непрерывно. Они совершенно определенно сместились.

– Вода чистая, – сказал Бартер. – Никакого яда, никаких наркотиков, абсолютно безопасная.

Переводное устройство молчало, однако лингвист надеялся, что хоть какие-то из этих слов до пленника все же дошли. «Мне кажется, – подумал он, – на каком-то уровне я по-прежнему пытаюсь тоном голоса на него повлиять».

Но повианин держался стойко.

Бартер немного подумал, затем набрал еще несколько клавиш, увеличивая влажность в камере повианина.

– Так лучше? – спросил он.

Ощущая к пленнику странную жалость, профессор все поднимал и поднимал влажность, пока камера не стала мутной от пара. Прямо у него на глазах хелицеры повианина задвигались. Регулируя фокус одной из камер, Бартер разглядел, что повианин пьет воду, скапливающуюся на его панцире.

«Может статься, это первый шаг», – подумал он.

Профессор продолжил наблюдать за существом. Оно так наклонило голову, что капли стекали по ромбовидному лицу туда, где их могли собрать ротовые органы. Повианин пил долго. А затем вернулся к своей непроницаемой неподвижности.

– Быть может, теперь, когда вы приняли от нас питание, вы пожелаете со мной поговорить?

Переводное устройство выдало несколько слов, и повианин так дернулся, как будто его коровьим электропогонялом ткнули. Он поднял голову и, похоже, уставился прямо на экран.

Затем чужак заговорил – причем медленно, словно он хотел, чтобы его поняли. Вскоре устройство перевело:

– …ничего мне не давали. Я… сам собрал.

– Если бы я не увеличил влажность в вашей камере, там было бы нечего собирать, – резонно заметил Бартер.

Повианин продолжал молча смотреть на экран, однако все его тело дрожало.

– Я только хочу обучиться вашему языку! – сказал Бартер. – Разговаривать, понимать, общаться!

– Разговаривать, – без выражения произнес повианин. И в несколько вопросительной манере наклонил голову.

– Просто разговаривать, – подтвердил лингвист. Повианин опять заговорил, сохраняя все тот же вопросительный изгиб своего тела. Наконец переводное устройство выпалило:

– Не предавать?

– Нет! – сказал профессор, энергично подаваясь вперед. – Не предавать. Просто разговаривать. – Он немного выждал. Повианин оставался неподвижным. Наконец Бартер продолжил: –Вы приняли от нас питание. Но мы хотим только разговаривать.

Повианин снова осел назад. Затем он что-то сказал и сделал жест педипальпами, после чего замер в неподвижности. Переводное устройство выдало только:

– Подумаю.

– Тогда я пока оставлю вас в покое, – сказал лингвист и отключил экран в камере повианина.

Сам-то он, разумеется, по-прежнему мог его видеть. Имеющее целью удержать пленника от самоубийства, круглосуточное слежение продолжалось. Так что уединение повианина с самого начала было безнадежно нарушено. «Но это может ровным счетом ничего для него не значить», – несколько виновато подумал Бартер. Зато было бы вопиющей глупостью не наблюдать за чужаком на тот случай, если он вдруг сделает что-то важное и разоблачающее.

Повианин сидел в своей паутине и таращился в никуда.

«Мое переводное устройство работает! – ошалело подумал Бартер. – Если повианин согласится со мной говорить, мы очень скоро станем способны вести с ними настоящие разговоры. О Боже, какой же я молодец!»

Затем Бартер занялся просмотром записей кратких ответов повианина и составлением подробнейших описаний положения во время этих ответов тела и рук существа. Лингвисту очень помогало то, что он рассматривал лишь отдельные части чужака. Таким образом ему не приходилось в муках выносить созерцание всего его отвратительного облика.

Через два часа Бартер поднял взгляд на работающий экран. Повианин не шевелился.

«Быть может, он ждет, пока я с ним свяжусь?» – подумал лингвист. Конечно, так оно и было! Ведь насколько знал повианин, за ним никто не наблюдал. Следовательно, зачем ему было тратить силы на попытки связаться?

Бартер включил экран в камере чужака и восстановил аудио-контакт.

– Вы уже приняли решение? – спросил он.

– Буду разговаривать, – сказал повианин.