Дворец Хуфенг, резиденция клана Цзао, разительно отличался от всех дворцов, что видел до сих пор Дан в этом мире. Выстроенный из черного камня, он возвышался на вершине скалы и казался её продолжением. Кольцом окружая каменный пик Хушан, он чем-то неуловимо напоминал коронку на гигантский зуб.
Расположение это делало его не только прекрасно защищенным от возможного нападения. С горы Хушан открывался отличный вид на Великую Стену. Картина это была мрачная, но эпичная: земля на сто метров в каждую сторону от Стены была многократно выжжена и засеяна солью, дабы ни одно растение не дало укрытие диверсантам-дикарям.
Да и в целом, атмосфера дворца Хуфенг так и дышала готовностью к войне. Не было здесь места ни чопорной деловитости королевского дворца, ни роскоши и блеску дворца Хуаджу, ни изяществу и легкой порочности дворца Чиньчжу. Каждый слуга, вплоть до последней поломойки, был в первую очередь стражником, бдительно высматривающим угрозу, и лишь во вторую — кем-то другим.
Так что Дан порадовался, что уличил момент, чтобы наложить заклятье личины, изменив примечательный цвет глаз и сделав черты лица более массивными. Талисманы дворца Хуфенг изрядно отличались от тех, что использовал он, но изобретение Фен Сюин обманывало их не хуже.
Рассказывать папеньке о необходимых доработках она явно не собиралась.
Такое обличье поддерживать было легче, чем обличье монахини Ахлам, из-за меньших различий, и Дан мог отвечать на адресованные ему вопросы, — но по большей части предпочитал отмалчиваться, чтобы не сболтнуть лишнего и не выдать своей неинформированности. Благо, быть отрешенным и «не от мира сего» для монаха было вполне нормально.
Обращались к нему нечасто: оба заклинателя Цзао разделяли характерную черту сословного общества. Все их внимание было полностью нацелено на Лаошу Айминь. По приезду во дворец девушку пригласили разделить трапезу с семьей наследника Цзао, тогда как «сопровождающего её монаха» отправили ужинать на кухне со слугами.
Его это вполне устраивало. Хотя бы уже потому, что давало блестящую возможность перекусить, не дожидаясь, пока Айминь примет ванну и переоденется после купания в болоте. Правда, оборотной стороной стало то, что ему самому принять ванну и переодеться не предложили вообще.
Пожалуй, оборотная сторона все-таки перевешивала.
За поздним ужином Даниил старался подслушать разговоры слуг, но в этот раз удача не сопутствовала ему. По большей части речь шла о людях и вещах ему совершенно неизвестных, и пользы от полученной информации было совсем немного.
После трапезы Даниил отправился исследовать дворец. Настороженные взгляды слуг смущали его лишь первое время. Затем привык. Куда больше удивляло, что при таком настрое среди них было так мало вооруженных.
Зато после увиденного на болотах халаты с открытым горлом казались зловещими.
Расспросив встреченных в коридоре слуг, Дан узнал, что роль общественных купален выполняет ручей с северной стороны горы. Со стороны он походил на воспетый японской культурой горячий источник, но увы, реальность оказалась жестокой.
Вода была ледяной.
Даниил ругался сквозь зубы, но ничего не мог поделать. Можно было, конечно, нагреть воду с помощью магии, но не тогда, когда за ним украдкой наблюдает чуть ли не половина женского населения дворца. Необходимость мыться в холодной воде раздражала настолько, что юноша даже не сразу вспомнил, что вообще-то сам этот факт должен его смущать.
Или он просто начал привыкать относиться к обнажению иначе, чем было принято в его мире? В конечном счете, что, если любые понятия «стыда», «стеснения» и тому подобного — суть никому не нужные общественные шаблоны? Глупость, не дающая ничего, кроме ограничений? Следствие привычки отвергать естественное и гнаться за искусственным?
Дан мельком вспомнил, что в средневековье способность стыдиться обнаженного тела считалась признаком наличия души. Разве не смешно? Как признаком души может быть стыд?
С каких пор душой зовется внутренний раздрай?
Порой, оглядываясь назад, он начинал подозревать, что общество его мира кто-то искусственно выстроил так, чтобы опутать каждого незримыми цепями. Чтобы не дать ни одному человеку достигнуть мира с самим собой, сделать каждого из них своим собственным врагом. Возможно, кто знает, потому в его мире люди и не владели магией?
Ведь не просто так все трактаты заклинателей начинались с рассуждений о принятии своей природы. А что может быть дальше от этого, чем объявление естественного — постыдным?
Дан вдруг подумал, что христианство все-таки уничтожило магию. Но не охотой на ведьм, совсем нет. Не кострами и виселицами. Не Святой Инквизицией и не Книгой Исхода.
А лишь тем, что объявило желание — искушением, а страсть — грехом.
Хотя, конечно, разгуливать голым по дворцу все равно не вариант. То есть, в исполнении принца Лиминя это может и приняли бы как особо экстравагантную выходку, но простой монах с такими привычками слишком уж привлекает внимание.
Простолюдину не пристало не испытывать стыда: это удел заклинателей. Рабам не положено снимать своих цепей.
А Айминь еще считает их свободными.
Так что волей-неволей пришлось ему постараться отстирать монашеский халат. Полчаса, наверное, потратил на это Дан, после чего критически осмотрел результат. Учитывая холодную воду, отсутствие мыла и весьма скромные навыки ручной стирки, результат был сильно ниже среднего. Болотно-зеленая грязь не столько отстиралась, сколько размазалась живописными пятнами, которые, будь он именитым художником-абстракционистом, передавали бы что-нибудь глубокомысленное.
— Поздравляю, Ваше Высочество, вы только что изобрели первый в этом мире маскхалат цвета хаки, — вздохнув, сказал Дан себе под нос.
Но делать было нечего: рубашка хоть и была почище, слишком явственно принадлежала представителю благородного сословия.
Так что очень скоро монах в камуфляже продолжил свой путь.
Библиотека дворца Хуфенг разочаровала. Если говорить без обиняков, то в сравнении с уже виденными ими библиотеками клана Шэнь она производила откровенно скудное впечатление. Дан уже усвоил, что в этом мире в домах простолюдинов книг обычно не было вообще, в домах знати же — непременно присутствовал один и тот же «минимальный набор». Входившие в него книги обычно носили такие не особенно конкретные названия, как «Наставления», «Беседы и суждения», «Жемчужины мысли» или «О пути и добродетели», и сводились к рассуждениям о том, как жить правильно, а как не очень. К этому обычно прилегал небольшой комплект книг по различным наукам, среди которых наибольшей популярностью пользовалась история.
В этот раз Дан уделил ей больше внимания, чем обычно. Хотя того, что искал, все равно не нашел.
Встречалась в библиотеках знати и художественная литература, любовные и приключенческие романы, но Даниилу они как-то не зашли. Слишком много в них было дистиллированной слезогонки, а также пафосных рассуждений о всесилии злой Судьбы и беспомощности человека перед Ней. Не сказать чтобы в книгах родного мира подобного не встречалось, но не в таких же количествах!
Дан мельком подумал, что шэньским романистам даже Оруэлл сказал бы: «Народ, больше оптимизма!».
Что же касается самосовершенствования, то каждая книга на эту тему стоила на вес золота и даже дороже. В сколько-нибудь заслуживающем упоминания количестве таковые встречались лишь во дворцах Великих Кланов. Но если во дворце Чиньчжу или в Чен-Мэй-Ву такие книги занимали привелегированное место в библиотеке и располагались так, чтобы любой посетитель мог видеть их и восхищаться богатством правящего клана, то осторожные Цзао явно не желали выдавать своих секретов кому попало.
Зато вот зал, примыкавший к библиотеке, впечатлял. Про себя Даниил окрестил его «музеем», хотя вряд ли он назывался именно так. Зал этот представлял собой огромное помещение, оформленное в черно-золотых тонах. И повсюду, куда ни глянь, были расставлены трофеи.
Здесь были чучела и скелеты различных животных, — и не только животных. По крайней мере, не обычных животных. Даниил был абсолютно точно уверен, что ни одно животное планеты Земля не сочетает козлиные рога с клыками, какие сделали бы честь саблезубому тигру. А вот череп неведомого существа, в котором (в черепе... хотя, вероятно, и в существе тоже) Дан мог бы поместиться целиком, вполне себе сочетал.
Никаких табличек или подписей под трофеями не было, и Дан мог лишь гадать, кому этот череп принадлежал.
Охотничьи трофеи плавно переходили в военные. В первый раз в жизни Даниил увидел оружие племен, которые шэньцы высокомерно называли варварами. Не умея ковать металл, варвары использовали дерево, резную кость и даже эбонит. В одном из трофеев Дан даже опознал меч из акульих зубов, какие в его мире ассоциировались с народами тихоокеанских островов. Это было странно. Как-то, когда речь шла о варварах за Стеной, он скорее представлял себе каких-нибудь гуннов или монголов.
На этом фоне небольшой медальон с символикой клана Фен смотрелся вопиюще дисгармонично и привлекал к себе массу внимания. Он тоже висел среди трофеев, — явно как напоминание об участии Цзао в походе по усмирению мятежного клана.
Разницы между мятежным кланом, варварами за Стеной и дикими животными для Цзао явно не было.
Чем дальше вглубь зала шел Даниил, тем сильнее ощущал он магию. По обе стороны от него на алых подушках были разложены старинные предметы — мечи, копья, диадемы, шпильки для волос. И каждый из них был магической реликвией, от которой еще ощущалась энергия создавшего его заклинателя или заключенного там некогда духа или демона. Как правило, энергия слабая, остаточная. Не хранились в «музее» реликвии, которые до сих пор можно было использовать. Однако присмотревшись к остаткам энергии, Дан мог различить структуру. К науке создания реликвий и талисманов он испытывал необъяснимую тягу, — возможно, потому что в отличие от боевой магии, она позволяла не разрушать, а творить.
Жаль только, что времени заниматься этим практически не было: в условиях войны с Веймином и поисков убийцы Сяолуна не до творения. Тут нужны были быстрые и грубые средства.
Говорят, что война — двигатель прогресса. Вот только прогресс этот все чаще оказывается до прискорбия односторонним. В любом из миров. В любом из миров, пока люди будут думать о войне друг с другом, ядерную бомбу, способную разрушать города, создадут не менее чем на столетие раньше, чем термоядерный реактор, способный обеспечить людей дешевой энергией.
Потому что если то, что ты построил, слишком легко разрушить, то рано или поздно ты сам захочешь не строить, а разрушать.
В конце пути должно было находиться что-то грандиозное, но здесь Дана постигло разочарование. Подушка, предназначенная для некоего особо драгоценного предмета, пустовала. Лишь по легкой деформации Дан мог предположить, что обычно на ней лежало что-то длинное и тяжелое.
— Это место для реликвии клана, — послышался женский голос у него за спиной, — Но будучи Хранителем реликвии, деверь носит её с собой. Сюда её приносят лишь для официальных церемоний.
Обернувшись, Даниил увидел темноволосую женщину лет тридцати, с красивыми, правильными чертами лица античной статуи. На фоне Айминь или Сюин она выглядела спокойной и сдержанной, но в карих глазах виднелась искорка любопытства.
— Приветствую госпожу клана Цзао, — поклонился Дан.
Он не помнил, как точно положено обращаться к ней. Он уже знал, что в этом королевстве не принято было менять фамилию при вступлении в брак: поэтому, в частности, покойная королева звалась Лунь Сянцзян, хоть и вошла в клан Шэнь. Но при этом знал он также, что супруга главы Цзао была вольной заклинательницей, не принадлежавшей к Великим Кланам, и потому не имела фамилии. А обращаться к ней по имени — для простолюдина как-то слишком уж нагло.
Однако проблема решилась сама собой.
— Право же, поднимитесь! — воскликнула женщина, — Я странно чувствую себя, когда мне кланяется принц.
Видимо, удивление Дана было написано на его лице, поскольку она тонко улыбнулась:
— Ваша маскировка может обмануть любого из мужчин. Но не меня, Ваше Высочество.
— Полагаю, заклятье до сих пор несовершенно, — дипломатично заметил он.
— Воистину так. Или же магия иллюзий неспособна совладать с магией приятных воспоминаний.
«Лиминь, ты что, наставил рога главе клана?» — мысленно предположил юноша. Жена главы Цзао хоть и была более чем на десять лет старше его, обладала изысканной, утонченной красотой, и вполне могло быть так, что развратный принц не обошел ее своим... вниманием.
Но эту версию он, разумеется, не озвучил.
— Если вы узнали меня, — медленно заговорил Дан, — Значит ли это, что скоро обо мне будет знать и Цзао Тенгфей?
— Ну что вы, принц, — голос заклинательницы прозвучал весело, но в глубине его крылось и что-то еще, — Я всего лишь слабая и глупая женщина. Бродяжка, возвышенная по капризу главы Цзао. Что я могу ведать о делах кланов?
Даниил хмыкнул. После того, как его знакомство с заклинательницами этого мира началось с решительной перфекционистки Сюин, странно было думать, что до гендерного равенства этому миру еще не меньше пары тысячелетий. То есть, конечно, те же Лю и Линь казались ему больше похожими на его представление о статусе женщины в Древнем Китае, — но как он думал, скорее лишь потому что были простолюдинками, а не заклинательницами.
Однако по всему выходило, что Сюин, Айминь и непробиваемая настоятельница монастыря Благосклонной Луны были скорее исключениями из правил.
— Вы столь задумчивы, мой принц, — заметила женщина, — В нашу прошлую встречу вы были куда более словоохотливы.
— Полагаю, так действует на меня воспоминание об этой реликвии, — вывернулся Дан, кивнув на пустую подушку, — Я ведь верно понимаю, что это тот самый меч, которым заклинатель Цзао убил своих собственных слуг?
Супруга главы кивнула, слегка удивленная:
— Да. Коготь Тигра. Меч, дарованный первому Цзао самим Сангуном. С этим мечом в руках Хранитель может защищаться и атаковать в ответ настолько быстро, что со стороны кажется, будто это происходит одновременно. Однако у всего есть своя цена.
— Коготь Тигра требует крови, — повторил Дан слова Тенгфея.
— Когда Хранитель обращается к силе меча, его восприятие ускоряется втрое, но при этом и его организм изнашивается с утроенной скоростью. Говорят, что первый Цзао умер в сорок пять лет глубоким стариком. Единственный способ обойти это — поить дух тигра чужой кровью. В сражениях с варварами это не проблема. Но в поединке с другим заклинателем деверю приходится приводить с собой слуг, единственная задача которых — умереть, чтобы утолить тигриный голод.
— Это разрешено? — удивился Дан, — Приводить слуг на поединок? Причем не как зрителей, а как участников?
Женщина недоуменно пожала плечами:
— А почему нет? Что они могут сделать?
Даниил вспомнил трагическую судьбу евнуха Цзе и служанки Жу. Один погиб, другая искалечена — и все лишь потому что они попытались защитить его. Они вступили в бой с бродячим заклинателем, но ему хватило пары ударов, чтобы с ними рассправиться.
А если бы на месте сравнительно слабого Миншенга был кто-нибудь уровня Веймина?..
— И все-таки, я полагаю, что это бесчестно со стороны заклинателя, — заметил Дан, — Слугам не место в магическом поединке. Так же, как заклинателю не дело выполнять работу слуг.
Проследив взгляд заклинательницы, он осмотрел свое грязное монашеское одеяние, понимая, что лишь воспитание не дает супруге главы привести резонное возражение, которое ему будет нечем крыть. Собственноручно хоронить мертвых считалось для заклинателей неподобающим трудом.
Однако он все же продолжил:
— Мы рискуем собой в поединках с другими заклинателями. Разве не затем, чтобы простым людям рисковать собой не требовалось? Разве не за это они нам служат?
— Вы изменились, Ваше Высочество, — ответила женщина, — Вы стали гораздо идеалистичнее. Однако возможно, вы слишком злоупотребляете размышлениями и философией, уходя от реальной картины. Жизнь гораздо проще, Ваше Высочество. Они служат нам, потому что мы заклинатели, а они слуги.
Она пожала плечами.
— Этого достаточно.
Глядя на земли Цзао с высоты главной башни, Даниил впервые пожалел, что он не художник. Открывавшийся вид просто необходимо было запечатлеть. Суровая, мрачная красота почему-то вызывала ассоциации со странами Севера, — хотя объективно говоря, климат здесь был вполне южный.
Но все-таки, сумрачные каменистые пустоши отвечали настроению юноши как нельзя лучше, и глядя на них сверху вниз, он думал над одним вечным вопросом.
Что дальше?
Дан не мог не признать, что его планы провалились. Ставка не оправдала себя: хотя он смог отыскать Байгу-цзин, её убили у него на глазах. И тайну, которую он желал узнать, Дух Белой Кости унесла с собой в Преисподнюю. Все, что она сказала, это имя, — причем одно из самых распространенных имен в королевстве Шэнь. Оно ассоциировалось с чем-то простецким, простолюдинским, — но строго говоря, это был далеко не факт. Как он убедился в библиотеке клана Цзао, Паков в истории королевства были десятки — и среди слуг, и среди заклинателей, и даже среди королей, хоть ни одному королю Шэнь это и не оставили бы в качестве посмертного имени.
С тем же успехом, разыскивая преступника в России, он мог бы узнать, что того зовут Вася или Ваня, — сужает, конечно, круг, но явно недостаточно.
Явно недостаточно, чтобы подтвердить или опровергнуть его теорию.
В то же время, он многое потерял ради этих поисков: Веймин вырвался далеко вперед. И когда он вернется в столицу, придется столкнутся с последствиями того, что он отнесся спустя рукава к поручению короля. Что с ним за это сделают, Дан понятия не имел: для жителей королевства Шэнь была немыслима сама идея того, что принц может нарушить королевский приказ.
И в этом, пожалуй, был главный плюс его решения. Хоть какая-то, пусть неочевидная, польза от него.
Что в остатке? Если учесть предсказание Панчён, можно было сделать вывод, что Цзао Тенгфей отличается завидной верностью, — в общем-то, клан Цзао на каждом углу кричал, что они самые верные слуги Его Величества.
Что ж, у всех бывают проколы: политики случайно сказали правду.
И в то же время, клан Цзао планирует вмешаться в гонку за титул наследного принца. Их не устраивает Веймин: точнее, их не устраивает Веймин в нынешней политической ситуации. Веймин, окруженный их конкурентами из других Великих Кланов. Цзао предпочли бы видеть вместо него Лиминя.
Они предпочли бы видеть его.
Вот только что потом? Дан, может, и не был выдающимся специалистом в истории, но даже он прекрасно понимал, что бывает, когда могущественный клан возводит на престол наследника, практически не обладающего собственной силой. Быть марионеткой на троне ему совсем не улыбалось. Он желал трона, — сейчас он уже не видел смысла отворачиваться от этого. Он желал трона, но он желал его для себя.
Чтобы изменить это королевство.
Как того желал каждый из королей Шэнь на заре своего правления.
Только вот в итоге каждый из них так или иначе отказывался от этого желания. И Шэнь Юшенг, возведенный на престол знаменитым Лунь Танзином, не был исключением.
Погруженный в свои мысли, Даниил не сразу заметил багряно-красную светящуюся точку в небе. Может, и не заметил бы вовсе, если бы та не двигалась столь стремительно.
Если бы та столь стремительно не приближалась.
Снизившись, точка оказалась пикирующей хищной птицей. Походила она на крупного орла или скорее беркута, но несоразмерно длинный и пышный хвост вызывал ассоциацию с павлином, а ярко-красный хохолок на голове и шпоры на лапах — с петухом. А самое главное — красно-золотое оперение птицы источало свет, подобный свету пылающего горна.
У самой башни птица затормозила. Тяжело махая крыльями, опустилась она перед Даном и что-то неприязненно каркнула.
— Тебя туда же, — машинально откликнулся юноша.
Огненная птица задумалась, склонив голову набок. Затем каркнула с интонацией «дурак, что ли?».
Тут уже задумался Дан.
— Я разговариваю с птицей, — сказал он наконец, — Еще вопросы?
Только сейчас он заметил привязанный к птичьей лапе бумажный свиток, — странно, но огненный жар её крыльев бумага переносила спокойно. То ли была зачарована, то ли пернатый умел контролировать, что сжигает его пламя.
— Это письмо для меня, или ты просто остановился поболтать? — осведомился юноша.
Птица закатила глаза и качнула лапой с привязанным свитком. Явно приглашая отвязать его наконец. Дан даже протянул руку, но заколебался.
— А я так руки не лишусь? — уточнил он.
Слишком уж горячим ощущался воздух рядом с крыльями. Судя по цвету, коснувшись оперения, Дан ощутил бы все «прелести» температуры в семьсот-восемьсот градусов, но конвекция — тоже, знаете ли, штука страшная, так что опасная зона начиналась несколько дальше.
Огненная птица уставилась на него выжидающе-любопытствующим взглядом и ничего не сказала. Мол, попробуй и узнаешь; можешь начать с левой руки: если что — не так жалко.
Совать в огонь голую руку Дан все-таки не рискнул. Вместо этого он потратил с полминуты на то, чтобы создать вокруг неё тонкую перчатку из Хладного Льда. Он надеялся, что этого хватит, хотя в бою озаботился бы защитой потолще.
Предосторожность оказалась вполне уместной: лед начал таять практически сразу. Неловко, одной рукой, Дан развязал шнурок, привязывавший свиток к птичьей лапе, и тут же ухватил письмо, быстро выдергивая руку с остатками ледяной корки.
В то же самое мгновение огненная птица взмыла вверх, закладывая вираж над головой юноши. Каркнув напоследок что-то явно матерное, она исчезла в яркой вспышке багряного пламени.
Оставляя Дана наедине с письмом.
Даниилу не составило труда сложить два и два, и разворачивая письмо, он уже догадывался, кто из его знакомых мог отправить послание таким образом. Хотя именной печати на нем не было, почерк был ему уже знаком, и что его предположение оправдалось, он понял сразу же.
«Мой принц. Я надеюсь, вы не слишком сильно обожглись о пламя феникса. В противном случае приношу вам свои извинения: я полагала, что вы сильнее и предусмотрительнее.
Я отправляю вам это письмо, чтобы не считали вы меня обманщицей и предательницей. Вы знаете, что я отчаянно желала бы видеть вас на празднованиях во дворце Фенгон, но видно, неугодно Небесам исполнение моего желания. Не будет доставлено во дворец Чиньчжу официальное приглашение, и даже официально сообщить о причинах клан Фен не имеет права.
Такова воля Его Величества. Хоть о том до сих пор и не было объявлено во всеуслышание, но неофициально Его Величество уже избрал своего наследника — и его невесту. Первый принц Шэнь Веймин, ваш старший брат, явится на празднество от имени клана Шэнь вместо вас и преподнесет богатые дары. После чего, по окончании всех церемоний, официально попросит моей руки. Моя семья примет это предложение, и я также не стану ей противиться. Пройдет несколько сезонов или лет, — и я стану королевой этой страны, принеся величие клану Фен, перевернув страницу его истории и навеки похоронив память о мятеже. Моя мечта, цель моей жизни, ради которой я столько трудилась, наконец-то осуществится.
Я сожалею о том, что произойдет это без вас, мой принц.
Я рассказываю вам об этом, балансируя на грани королевской воли, в благодарность за все приятные воспоминания, что связывают нас с вами. Я не считаю себя изменницей: с самого начала нашего знакомства я честно и открыто говорила о своих мотивах. Надеюсь, что и вам достанет сил не держать на меня зла, достойно принять волю Судьбы, Неба и Его Величества.
Так и не ставшая вашей, Фен Сюин, заклинательница шестого ранга, будущая королева этой страны.»
Какое-то время Даниил смотрел на письмо, не видя текста. Стало трудно дышать, как будто воздух земель Цзао вдруг наполнился выхлопами сотен автомобилей.
Как будто он снова вернулся домой.
Волны отвратительного бессилия накатывали на него. Как тогда, в родном мире, запертый в клетке бракованного тела, он знал, что жизнь проходит мимо него. Что всех его целей достигнет кто-то другой. Что если и полюбит он когда-нибудь девушку, она будет с кем-то другим, а ему останется лишь грустно смотреть со стороны на их любовь.
Все повторялось. Ему казалось, что здесь, в королевстве Шэнь, в теле принца Лиминя, он избавился от этого чувства навсегда. Но он ошибался.
Он был в теле принца Лиминя, но он не был принцем Лиминем.
Он был Даниилом Берониным, и судьба его — быть тем, кто наблюдает со стороны, как мимо проносится жизнь. Мертвец, ходящий среди живых, под назойливым биением незримых часов, — вот его судьба.
— Черта с два, — сказал он сам себе, — Судьбы нет. Кроме той, что мы творим сами.
Дан бросил взгляд на письмо, заставляя себя перечитать его заново. Пропуская через себя все те чувства, что оно вызывало.
«Ты знаешь, какой твой единственный выход», — шепнул на грани восприятия голос Шехунгуая, — «Позови меня, Даня, и попроси моей помощи, или смирись и благослови соперника. Третьего не дано!»
Но Даниил лишь покачал головой:
— Я больше не тот мальчишка, что жил ради других. Не тот, кто смирялся. Я изменился. В этом мире я нашел многое из того, о чем не смел и мечтать. И за все это... я буду бороться.
Он устремил свой взгляд на юго-запад, где за горизонтом скрывались земли Фен. И казалось ему, что будь его зрение острее, увидел бы он, как за много ли отсюда дерзкие зеленые глаза смотрят на северо-восток.
Надеясь, что феникс доставил послание адресату.
— Я, может, и мог бы уступить тебе трон, Веймин, — так же вслух сказал Дан, — Ты, конечно, упертый болван, но я тоже не настолько гений, чтобы быть идеальным королем. Однако эту женщину я тебе не отдам.
«Эту женщину я тебе не отдам»
Почему-то эти слова отозвались во всем его теле. Как будто сама реальность дрогнула — и встала на свое место. Дану казалось, что за его спиной выросли крылья.
Хотя обернувшись, он их, разумеется, не обнаружил.
Теперь Даниил знал, какова его дальнейшая цель, — осталось определиться с шагами по её достижению. Он не собирался мириться с решением короля. Пусть его желание было эгоистичным, — это было ЕГО желание.
Итак, празднество состоится на девятый день сезона Белой Росы. Сейчас тринадцатый день сезона Прекращения Жары, значит, у него одиннадцать дней. Из них дней пять уйдет на дорогу, и это если ехать напрямую из Хуфенга в Фенгон, что... Даниил покосился на изгвазданное болотной тиной монашеское одеяние. Не самый подходящий образ для появления в высшем свете.
Так что хотя бы неделю на дорогу нужно отвести. Стоит также навестить монастырь Благосклонной Луны: пообщаться с настоятельницей, убедиться, что у монахини Ахлам не будет проблем из-за него... и кое-о чем договориться.
План потихоньку приобретал конкретные черты. Дан знал, что делать, знал, чего он добьется, если все пройдет как задумано, — и где нужно подстраховаться, чтобы избежать трагической развязки. Оставалось самое сложное. Эпический подвиг, который во все времена вызывал трепет у мужчины, собирающегося посетить праздник любимой женщины.
Выбор подарка.
О, Фен Сюин была из тех девушек, кого мужчины задаривают драгоценностями чуть ли не инстинктивно. Настолько естественным это казалось, настолько самоочевидным, настолько соответствующим её природе...
...что даже самое роскошное украшение во всем королевстве не сделало бы этот день особенным. Не выделило бы его, — и не обратило бы её внимание на мужчину, что подарил бы его. Это было бы просто очередное украшение.
Гости могли состязаться в том, какие суммы потратили бы на подарок, но это была бы лишь простая математика.
Размышляя над этой загадкой, Даниил вспоминал. Вспоминал все, что видел и слышал в последние дни, во время своей охоты за демоном, до и после неё. Вспоминал, о чем говорила Сюин, что было для неё важно, — и что терзало её, даже если сама она в том не признавалась.
И чем больше он вспоминал, тем больше понимал, что знает, что делать.
Он улыбнулся, — но нехорошая это была усмешка. Мысленно спал очередной моральный барьер. Очередной пласт лживого налета цивилизации.
Очередная маска.
Интересно, если сорвать с человека все маски, что получится? Его истинная природа или голый череп?
Дан услышал приближающиеся голоса: слуги дворца Хуфенг ругались между собой. Кто-то увидел огненную птицу и отправил их проверить, но первым идти никому не хотелось. Юноша поспешил скрыться с главной башни: попадаться им на глаза и отвечать на вопросы ему совсем не хотелось.
Спустившись с башни, Даниил направился во внутренний двор. Первым делом... ему нужно было найти подходящий камень.
Самый обыкновенный камень.
Пиршественный зал дворца Фенгон отличался от остальных обилием света, простором, какой-то легкостью и воздушностью. Разделенный ажурными ширмами и освещенный бумажными фонарями нежно-лилового цвета, он совершенно не давил на посетителей, как это было свойственно дворцам кланов Цзао, Хоу или Лунь.
Несмотря на это, Веймин кожей чувствовал царившее здесь напряжение. Даже ему было немного неуютно от чего-то неуловимого в атмосфере этого праздника. О, разумеется, Фен Цзиньхуа была безупречна, как всегда. Ни словом, ни жестом, ни интонацией не выдавала она обуревающих её чувств. Но каким-то неуловимым чутьем за гранью рационального Веймин понимал. Она помнит все.
Сам он встречал её взгляд со спокойной, расслабленной уверенностью. Поединок с Фен Хэем был честным. Он, Веймин, не считал себя убийцей.
На войне всегда кто-то побеждает, а кто-то проигрывает.
А вот на Фен Роу, младшую сестру главы, он все-таки старался не смотреть. О, в ее взгляде как раз не было даже скрытой враждебности. Взгляд ее был чистым и незамутненным, а улыбка искренней и светлой.
Ведь с тех страшных событий восемнадцатилетней давности она жила где-то в своем собственном мире. Более спокойном, милосердном и безопасном, чем реальный.
Три женщины клана Фен — Цзиньхуа, Сюин и Роу, — сидели на небольшом возвышении, перед которым останавливался каждый из гостей церемонии. Затем вассалы клана Фен отходили в правую часть зала, а представители других Великих Кланов — в левую. Слуги ожидали позади возвышения, готовые исполнить любой приказ своих хозяек.
Главный слуга в красном халате дирижировал церемонией, объявлял гостей и тихонько направлял их, не допуская того, чтобы кому-то из приглашенных приходилось ждать. По традиции представители купечества и младших кланов подходили к возвышению первыми, и к моменту, когда начали приглашать высшую знать, у ног главы клана собралась небольшая горка подарков для именинницы.
— Его Высочество Шэнь Веймин из клана Шэнь, заклинатель девятого ранга и первый принц нашего королевства!
Веймин не ожидал, что его призовут так рано: негласные правила требовали объявить его одним из последних. Однако он не замешкался.
Он никогда не мешкал.
Твердым, решительным шагом подойдя к возвышению, первый принц почтительно поклонился главе клана. Затем — имениннице.
— Я поздравляю вас от своего имени — и от имени всей королевской семьи, — начал он, — Уверяю вас, что несмотря на всю тяжелую историю наших кланов, день, когда в мир пришла наследница Фен, наполняет наши сердца счастьем.
Цзиньхуа сохранила невозмутимость. Лицо Сюин же лишь на секунду дрогнуло, прежде чем она улыбнулась в ответ:
— Я благодарна вам за ваши теплые слова, Ваше Высочество. И уверяю вас, что клан Фен желает лишь перевернуть позорные страницы и жить дальше, как верные подданные Его Величества.
Веймин кивнул:
— Здесь наши желания совпадают. Его Величество признает многочисленные достоинства прекрасной Сюин — и высоко ценит их. И я тоже. И в доказательство тому я дарю вам этот драгоценный нефрит.
По его сигналу слуга за его плечом отворил шкатулку, демонстрируя собравшимся прекрасное ожерелье из голубого нефрита. Веймин указал было передать шкатулку слуге клана Фен, который положил бы её у ног главы, но Сюин сказала:
— Полагаю, матушка сочтет допустимым, чтобы Его Высочество надел ожерелье мне на шею собственноручно.
— Разумеется, — подтвердила Цзиньхуа, — Как я могу возражать.
Подобный знак внимания ценился весьма высоко, и Веймин почувствовал воодушевление. Подойдя ближе к возвышению, он достал свой подарок из шкатулки. Сюин приподняла вверх свои длинные волосы, плащом ниспадавшие за её спиной, открывая прелестную, изящную шею.
Аккуратно, чтобы не коснуться Ленты Феникса, первый принц застегнул ожерелье на шее девушки. Как бы невзначай коснулся он её кожи, — и ощутил, как её сердце забилось чаще. Она ждала. Ждала момента, когда он озвучит то, что уже знали оба.
Но к сожалению, этикет жестко ограничивал время, что должен был провести перед возвышением каждый гость, и с объявлением о помолвке приходилось подождать.
— Лунь Танзин, глава клана Лунь, заклинатель седьмого ранга и шурин Его Величества!
Первый принц отошел в левую часть зала, освобождая дорогу дяде. Тот не изменил себе: даже по случаю праздника не сменил свой черный кафтан без украшений на что-нибудь более роскошное, да и в речах был необычайно краток:
— Поздравляю вас с восемнадцатилетием, наследница Фен. Зная о ваших вкусах и ваших талантах, я дарю вам этот гуджень работы лучшего мастера земель клана Лунь.
Гуджень действительно был прекрасен. Даже Веймин, никогда не любивший музыку и не разбиравшийся в ней, видел это отчетливо. Даже не слыша его музыки, можно было заметить, с каким прилежанием вырезан каждый колок, как аккуратно натянуты серебряные струны и как просчитано расположение серебряных узоров, дабы ни на мельчайшую долю не нарушить акустику инструмента.
— Я благодарна вам, заклинатель Лунь, — склонила голову Сюин, — И обещаю, что из всех людей вы первым услышите мою игру на нем.
Задерживаться для дальнейшей беседы Танзин не стал. Дядя никогда не любил разводить долгих церемоний.
— Цзао Лянмян из клана Цзао, заклинательница четвертого ранга!
Веймин слегка напрягся. Клан Цзао не был в хороших отношениях с кланом Фен и в большинстве случаев игнорировал дежурные приглашения на его мероприятия. В этот раз что-то изменилось, и это слегка пугало.
Изменения всегда пугают, когда не понимаешь, чем они вызваны.
Небрежной, танцующей походкой заклинательница Цзао подошла к возвышению. Заглянула в глаза кузине. И несмотря на ее улыбку, показалось Веймину, что в трапезном зале внезапно похолодало.
— Я приветствую вас от имени клана Цзао и передаю поздравления своей семьи.
Лянмян изящно поклонилась, после чего перевела взгляд на главы Фен:
— Позвольте передать вам подарок, избранный моим дядей Цзао Тенгфеем... в память о славном прошлом.
Повинуясь её жесту, слуга вынес вперед резную шкатулку и раскрыл её перед главой. Шкатулка эта была крупнее, чем те, в которых передавались большинство подарков, и на контрасте тем сильнее бросалось в глаза её содержимое.
Два серебряных таэля.
— Дядя просил передать, — сладким голосом добавила Лянмян, — Что сожалеет, что опоздал с этим подарком на восемнадцать лет.
Цзиньхуа, казалось, превратилась в ледяную статую. Сюин же, казалось, сейчас бросится на гостью с кулаками.
— Щедрость клана Цзао не знает границ, — нашла в себе силы сказать она, — Но я сомневаюсь, что подобное «славное прошлое» уместно для упоминания здесь и сейчас.
— О, не могу согласиться с вами, кузина, — слово «кузина» Лянмян явно выделила голосом, — В конечном счете, если бы не оно, сейчас мы с вами не наслаждались бы этим прекрасным праздником.
Неприятно было Веймину смотреть на эту сцену. Он прекрасно понял, на что намекал этот «подарок»: хоть он и не был завсегдатаем «веселых домов», как Лиминь, но цену услуг столичной «певички» знал прекрасно. И крайне не одобрял подобного унижения побежденных.
Краем глаза первый принц заметил, как главный слуга покидает зал, уйдя разбираться с какой-то проблемой. Однако внимание всех собравшихся было приковано к пикировке Сюин и Лянмян. И хоть многие сочувствовали имениннице, переходить дорогу могущественным Цзао дураков не было.
— Полагаю, что это то, что клан Цзао умеет лучше всего, — не сдержалась Сюин, — Наслаждаться.
— Сюин, — одернула её Цзиньхуа.
Глава Фен поклонилась своей гостье:
— Передайте своему дяде мою благодарность. За напоминание.
Наследница же, понизив голос, обратилась к ближайшему слуге:
— Выясните, кто отвечал за порядок гостей. Кто поставил эту... — она запнулась и оглянулась на собравшихся, — Заклинательницу Цзао последней.
Между тем заклинательница Цзао продолжала улыбаться:
— Не стоит недооценивать себя, глава Фен. Уверяю вас, что мой дядя прекрасно помнит каждое мгновение, проведенное в вашем обществе.
— Это очень... лестно с его стороны, — не нашла лучшего ответа Цзиньхуа, из последних сил удерживая невозмутимый вид.
И в этот момент разговор прервало возвращение главного слуги:
— Его Высочество Шэнь Лиминь из клана Шэнь, заклинатель восьмого ранга и второй принц нашего королевства!
Взгляды собравшихся, как по команде, обратились ко входу в зал. Второго принца не должно было быть здесь; многие точно знали, что его не будет. Некоторые рассказывали даже, что он погиб, ведь не мог принц Шэнь нарушить королевскую волю.
В принципе не мог.
Однако он был здесь. Лиминь направился к возвышению, одетый в дорожную одежду и без подобающей — или хоть какой-нибудь — свиты. В нарушение правил этикета, прямо в руках он нес массивный деревянный ящик.
Но все-таки, он оставался принцем. И Цзао Лянмян поспешила освободить ему дорогу, прерывая затянувшуюся беседу.
— Прошу прощения за свой неподобающий вид и нарушения протокола, — поклонился младший брат, — Несомненно, из-за какой-то ошибки во дворец Чиньчжу не было доставлено официальное приглашение на празднества, так что у меня не было возможности должным образом подготовиться. Однако, я никак не мог не явиться на день рождения прекрасной Фен Сюин.
Он улыбнулся имениннице, и она, к непонятному раздражению Веймина, улыбнулась в ответ.
— В честь столь знаменательного дня я подготовил для вас особый подарок, — теперь он смотрел на главу Фен, — Надеюсь, что вы оцените его по достоинству.
Он передал ящик слуге, и тот, с видимым усилием, поставил его перед Цзиньхуа. Отворил крышку, позволяя женщине заглянуть внутрь.
И тогда произошло то, чего не ожидал никто. На глазах главы Фен выступили слезы. Каким-то как будто неосознанным движением сойдя с возвышения, она в нарушение всех правил этикета подошла к второму принцу и порывистым движением обняла его за шею.