Ночная

Глава 14 Пиромантка и молитвы епископа

Искать подтверждения без помощи Рэвена мы не рискнули, и Раинер, посомневавшись, отправился обратно в Храм заучивать защитную литанию. Я осталась сидеть на крыльце, вдумчиво прислушиваясь к недовольному бурчанию в желудке: соваться в город было слишком опасно, и оставалось только благодарить чертову Тангарру за двухгодичный курс выживания в условиях хронического недоедания. На мгновение мелькнула малодушная мысль о подносах на мансарде, но запах из хижины заставил меня сразу же расстаться с этой идеей.

На мое счастье, Рэвен догадался захватить узелок из трактира возле главных ворот — и самому ему кусок в горло не лез.

- Оберон не отвечает на вызовы, — сходу сообщил лейтенант, сунув мне еще теплый хлеб и крынку с молоком. — Мы договорились, если что, связываться напрямую, заклинанием. Но его словно распыляет на подходах, и я ничего не могу поделать!

Пришлось отложить вожделенный узелок и честно пересказать, до чего додумались мы с Раинером. А будущий граф Гейб, выслушав, протянул руку и коварно выхлебал половину крынки — причем чувствовалось, что он пожалел о том, что попросил наполнить ее всего-навсего молоком.

- Кажется, тут мы наткнулись на что-то крупное, — хрипло пробормотал он, вернув мне ополовиненную посудину. Я поспешила переставить ее подальше от него, а Рэвен, кажется, и вовсе не обратил внимания, пристально глядя куда-то поверх моей макушки. — Эмори не у Маркеля.

- Что? — опешила я. — Но зачем тогда епископ Арман…

- Вот это меня и волнует, — пробурчал Рэвен и прикрыл глаза. — Защита от поисковых заклинаний, которой прикрыта Мелкая, сплетена на основе типичных хелльских схем. А в южной башне спета тангаррская литания, и в обмен на запертого в ней пленника Тегилю пообещали целителя. А Эмори, на минутку, до сих пор не заткнула за пояс половину иринейских врачевателей только потому, что ей по статусу не положено.

- Тогда кто сидит в южной башне? — сообразила я и поморщилась. — Ну, помимо Оберона, очевидно… ты можешь связаться с Ирейей и передать новости?

- Попробую, — не очень уверенно ответил Рэвен и, недолго думая, устроил голову у меня на коленях, опасно свесив ноги с крыльца.

Я вздрогнула, раскрошив краюшку над его волосами, виновато ойкнула и отвела руку. Будущий граф нехорошо прищурился, обещая мне долгий и тяжелый разговор в ближайшем будущем, но пока предпочел молча закрыть глаза, выплетая заклинание связи.

Я отложила недоеденный хлеб на крынку и обреченно потерла ладонями лицо.

Потом. Вся эта сердечная ерунда — потом. Пока и без нее все слишком сложно.

Словно в подтверждение моих слов, Рэвен выругался сквозь зубы и рывком сел, а в ответ на мой вопросительный взгляд только раздраженно отмахнулся:

- Неважно, домашние проблемы.

Я понятливо заткнулась. «Домашние проблемы», вероятно, заключались в первую очередь в том, что уже завтра виконт Гейб должен присутствовать на помолвке в королевском дворце Нальмы — а единственный доступный телепортист застрял в защитном контуре авторства незабвенного епископа Армана.

Причем сам Рэвен наверняка был в смешанных чувствах — потому как помолвку он пропустил бы с удовольствием. Но не ценой пропавшего брата… и кузины…

- Рэвен, — севшим голосом окликнула я. Он обернулся с таким виноватым видом, будто заранее ждал, что я закачу истерику из-за этих его «домашних проблем» с графиней Шейли ри Паовилл. Я добавила ему поводов для смешанных чувств, спросив: — Ты случайно не интересовался статистикой по пропавшим магам за последние два года?

- Не слишком, — с недоумением признался он. — Пропавшими гражданами Ирейи занимается несколько другой отдел. Но на оперативках их регулярно костерили на все лады… погоди. Ты хочешь сказать?..

- Что, если Тангарру использовали в качестве перевалочного пункта не только ради леди Эмори?

В конце концов, магические способности сейчас — не только повод задирать нос перед другими знатными семействами. За последние двадцать пять лет, с момента внесения изменений в закон об обучении одаренных детей, магия успела стать еще одним социальным лифтом.

Быстрый, гарантированный способ подняться в обществе и получить всестороннюю государственную поддержку. Просто за то, что твой ребенок — маг.

А когда он вырастет и выучится, то станет ниточкой, прочно сшивающей своих родителей и ведомство, к которому его припишут. Новые знакомства, полезные связи. Новые горизонты.

Пусть даже для этого придется пройти через черный рынок.

Я не могла понять, почему похитили именно принцессу. Но что, если механизм сперва отладили как раз на «ком попроще»? А за леди Эмори взялись, только убедившись в собственной безнаказанности, обеспеченной закрытостью Тангарры…

- Все еще не объясняет, откуда похитители знали, как добраться до Мелкой, — заметил Рэвен. — Но, знаешь, Эйв… — Он замолчал и без объяснений снова устроил голову у меня на коленях, явно собираясь донести мою догадку до коллег.

Так нас и застал Раинер. Он неспешно прошел по гати, сощурил ядовито-свинцовые глаза, рассмотрев композицию на крыльце — и я поспешно потребовала:

— Молчи!

Десятник недовольно сжал губы, но покорно оставил комментарии и новости при себе и взобрался по веревочной лестнице. Позабытая крынка и остатки хлеба несколько примирили его с суровой действительностью, но безмятежное лицо Рэвена, ушедшего в мысленный диалог с родным ведомством прямо с моих коленей, явно добавило эффективности храмовничьим литаниям. Лейтенант, впрочем, не остановился на достигнутом, уже через несколько минут объявив:

- Эйв, дядя хочет тебя в свой отдел.

Менять позу он и не подумал, и в этом молчаливом протесте против приличий было что-то первобытно-демонстративное. Я старалась не смотреть на Раинера.

- Увеличение числа «висяков» по пропавшим магам относительно плавное, но оно совпадает по времени с пребыванием Тегиля Айвенна на Тангарре, — проинформировал нас Рэвен, безмятежно улыбнувшись в ответ на мои возмущенно вскинутые брови. — Похоже, он действительно пытался упрочить свое шаткое положение в Альянсе. Леди Эмори должна была обеспечить ему связи с древнейшими иринейскими семействами, имеющими определенный вес в Совете. Что ж, Орден Королевы предупрежден, и, если у нас не выйдет вернуть Мелкую немедленно, начнет действовать куда жестче. Но во избежание скандалов и разбирательств на уровне государств Планетарного Пакта в наших же интересах вытащить принцессу и того, кто заперт в южной башне, без лишнего шума. Потом Дэн и Мелкая разберутся, как лучше преподнести всю эту историю с космической работорговлей и какую выгоду может принести доклад, но пока нужно сосредоточиться на графском замке.

Раинер молча склонил голову к плечу, как любопытствующий пес, и я спохватилась:

- Уже можно говорить. Заклинание закончено.

А храмовник предпринял безуспешную попытку просверлить макушку Рэвена взглядом и негромко сказал:

- Мне уже не нравится, к чему идет дело.

- Боишься лезть в замок? — тут же поинтересовался Рэвен с нарочитым пониманием в голосе.

Раинер раздраженно дернул бровью.

- Нет, на этот счет у меня есть одна идея. Но ты понимаешь, какой скандал разразится на самой Тангарре, когда история с похищенными магами всплывет на поверхность?

Если учесть, что в ней очевидно замешан храм, который якобы должен этих самых магов всячески истреблять, а вовсе не транспортировать, куда угодно заплатившим… черт.

До Рэвена тоже дошло, и он все-таки сел и подобрался.

- Что ты хочешь за помощь? — обреченно спросил будущий граф Гейб.

- Как преподносить эту историю, должна решать не только Ирейя, — безапелляционно заявил Раинер. — Она может… всколыхнуть Тангарру больше, чем стоило бы.

Не то слово. Того и гляди, придется прекратить дискриминацию по признаку одаренности. А там недалеко и до отмены дискриминации по признаку половому, а это для местного общества уж точно ни в какие ворота.

- Хорошо, — не посомневавшись даже для вида, кивнул Рэвен. — А что за идея с проникновением в замок? Держать невидимость так долго, как Оберон, я не смогу, сразу говорю.

- А тебе и не понадобится, — пожал плечами Раинер — и, помедлив, признался: — Но идея тебе не понравится.

Мертвец двигался с механической неотвратимостью запрограммированного робота. Живые люди так не ходят: они осматриваются, вертят головой, огибают лужи и перешагивают через мусорные кучи… но по-тангаррски худощавого мужчину с серым лицом уже мало волновало состояние его рясы и сапог.

Его уже вообще ничего не волновало.

Рэвен дождался, пока мертвец промарширует по вымощенной камнем дороге к главным воротам замка, обреченно пробормотал себе под нос что-то про шарахнутых авантюристов и нырнул за помост, махнув рукой.

Раинер едва заметно кивнул и подтолкнул меня вперед. Я демонстративно повесила голову, в который раз ощупав веревки, стягивающие запястья за спиной, и уныло побрела через площадь, не поднимая взгляда. Храмовник двинулся следом, вынув меч из ножен — на случай, если проклятая ведьма решит отколоть какой-нибудь фокус.

На его счастье, фокусами здесь заведовала не я.

Сначала мертвеца заметили часовые на башне. Оттуда не было видно особых подробностей, и мужчине достался дежурный оклик: «Стой, кто идет?».

Я подняла взгляд, вдумчиво рассмотрела удаляющуюся рясу с обрывком епископской ленты и серую полоску кожи между воротом и по-юношески густыми волосами. И только потом, выждав еще пару секунд, с чувством завизжала.

С башни со вкусом обругали истеричных баб и зычно потребовали открыть ворота для епископа Армана. Мертвец продолжал механически чеканить шаг, даже не вздрогнув. Решетка ворот неумолимо поползла вверх.

Раинер забыл вознаградить меня тычком за внезапный вопль, и реакцию на него пришлось изображать без помощи второго актера, но, кажется, моих потуг никто не оценил: часовые на воротах, наконец, рассмотрели, кого впустили к себе во двор. После этого храмовника с сомнительной девицей они разглядели куда быстрее, да и вопили куда как громко.

Раинер без единого сомнения перебросил меня через плечо и побежал к замку. Первый же его шаг выбил весь воздух из легких, и я зажмурилась и вцепилась связанными руками в ленту десятника, молясь, чтобы он поскорее добрался до ворот и сбросил свою «добычу» на землю.

Веревки, и без того не слишком-то тщательно затянутые, от тряски сдались первыми, и в пыль замкового двора я рухнула уже свободной. Раинер не смотрел в мою сторону, сразу раскрыв молитвенник и затянув знакомую литанию — да и остальных зрителей вряд ли волновала какая-то живая оборванка, когда посреди графских владений разгуливал мертвый епископ!

Что это вовсе не Арман, а какой-то старик с одутловатым лицом, стало ясно уже через пару секунд, когда с него слетела наскоро состряпанная Рэвеном иллюзия. Когда мы проверяли, успею ли я вскочить на ноги, пока храмовник поет, все было куда как медленнее…

Но секундного замешательства, пока часовые с недоумением разглядывали мертвеца, мне все-таки хватило. Я сбросила веревки и припустила по знакомой тропинке: мимо кустов шиповника к кухонной двери.

Самый скользкий момент: если кухню запирают на ночь, если там обнаружится кто-то посерьезнее кухарки и пары поварят, если тревогу поднимут раньше, чем часовые догадаются, куда я направилась… десятки «если», на которые я ни за что не подписалась бы, если бы не критическая нехватка времени. Теперь оставалось только уповать на то, что Рэвен сумеет уловить момент, пока Раинер молчит в тряпочку и изображает шок, и проскочить в замок следом за нами, прикрывшись заклинанием невидимости.

Потому что если он не справится, затея станет самоубийственной.

Кухонная дверь поддалась без труда. Я схватила подвернувшийся под руку черпак и запустила в кухарку. Та его легко поймала, но упустила момент, когда я пролетела мимо и выскочила в коридор. Это не помешало доброй женщине поднять крик, и промчавшиеся через кухню гвардейцы с храмовником во главе только повысили градус ее негодования.

Счет пошел на секунды.

Требовалось не только обозначить направление — к лестнице, наверх, — но еще и попасться не выглянувшей навстречу прислуге и не гвардейцам, а Раинеру лично. Я прошмыгнула мимо выглянувшего в коридор поваренка (этот вопил громче кухарки и гвардейцев, вместе взятых), увернулась от сонного лакея, протянувшего ко мне руки на манер достопамятного зомби…

А вот раздраженная прачка, высунувшаяся откуда-то из хозяйственной пристройки, оказалась куда мудрее (или нет?) и попросту выплеснула мне под ноги полный таз мыльной воды. Я предсказуемо поскользнулась, от неожиданности помянув прачкину мать по-ирейски, но за громом гвардейских ругательств ляпсус прошел незамеченным. Раинер сосредоточенно молчал. Опрометчиво оглянувшись перед поворотом коридора, я даже поняла, почему: трое преследовавших меня гвардейцев с разъяренными воплями пытались вызволить форменные сапоги изо льда, заполнившего коридор. Избежать ловушки удалось только храмовнику и одному чрезвычайно удачливому, но крайне недовольному лакею.

Что ж, по крайней мере, Рэвен точно прорвался следом.

Обнаружившуюся за поворотом женщину в форме прислуги я бесчестным образом толкнула прямиком в объятия лакея (авось теперь не будет таким недовольным). Он предсказуемо поотстал, а я воспользовалась моментом, чтобы выскочить на лестницу…

Увы, граф учел прошлые ошибки, и дверь на хозяйский этаж оказалась заперта. Впрочем, к этому моменту я уже едва дышала и прямо-таки мечтала, чтобы меня, наконец, поймали и можно было больше не бегать, так что без особых сожалений сдалась Раинеру.

Храмовник сосредоточенно кивнул мне и набросил на запястья новую веревку — так же легко и ненадежно, как и предыдущую, исключительно для благодарных зрителей, заполонивших лестничный пролет.

Для них же был разыгран и следующий акт: запертая дверь издала душераздирающий скрежет и распахнулась сама собой. Раинер уставился на нее, выжидая, и заговорил только несколько секунд спустя:

- Доложите графу, что произошло, — сквозь зубы процедил он и демонстративно дернул за конец веревки, не столько затягивая узел, сколько заставляя меня приподнять связанные руки — для самых придирчивых театральных критиков. — Ведьма зачем-то пыталась прорваться наверх…

Судя по удрученным физиономиям в стане противника, прислуга отдала должное нашим актерским талантам и предпочла бы, чтобы комедию и дальше ломали мы сами. Но, увы, взмокших десятников, не говоря уже о ведьмах, посреди ночи в покои графа не впускали…

Разбуженный среди ночи граф метал громы и молнии.

Камердинер (то ли надоевший всем до чертиков, то ли просто единственный, кто имел право заглянуть в покои Его Сиятельства без предупреждения) вылетел в коридор, выпучив глаза и тяжело дыша. О захлопнувшуюся за ним дверь что-то громко звякнуло и, судя по звуку, разлетелось на осколки. Пожилой слуга поежился, но, оценив количество устремленных на него взглядов, откашлялся и все-таки зашел обратно.

Его Сиятельство Маркель Огастин, граф Патрисийский, изволил пригласить отважного храмовника на личную беседу всего-то через час. «Отважный храмовник» не преминул немедленно возгордиться оказанной честью и упереться рогом, отказавшись упускать «проклятую ведьму» из виду.

Благодаря его упрямству я оказалась-таки в одной комнате с графом. Правда, на полу, связанная и с кляпом во рту, что сводило все преимущества аристократической гостиной на нет. Но, по крайней мере, я смогла лично убедиться, что менестрель из Раинера наверняка был весьма и весьма хорош. Заливаться соловьем храмовник умел, как никто другой. А натренированная мимика и невыносимо честный и внимательный взгляд шли бонусом.

Я даже в чем-то посочувствовала графу.

Раинер был неподражаем. Он рассыпался в извинениях, убеждал, что никогда не посмел бы нарушить покой высокопоставленной персоны (слышал бы Рэвен!), если бы не страх за репутацию храма и доброе имя самого епископа. Ведь «проклятая ведьма» (здесь следовал испепеляющий взгляд под ноги) воспользовалась именно его ликом, чтобы посеять смуту в рядах доблестной стражи!

Слышала бы стража…

Зато граф, узнав о направлении, в котором побежала «проклятая ведьма» (еще немного, и я начну на это откликаться), тотчас обеспокоился и прервал все многословные политесы, приказав вытащить кляп. Раинер не преминул мягко выразить опасение за Его Сиятельство, но получил втык («А ты-то тут для чего, по-твоему?») и повиновался.

Поскольку от меня требовалось как можно дольше тянуть время, пока Рэвен добирается до южной башни, я отплевалась и мрачно воззрилась на графа. Молча.

- Говори, — велел он мне с обманчивой мягкостью. — Ради чего ты пыталась пробраться в замок?

Заливать, как Раинер, я не умела и вообще опасалась, что естественный страх нищенки, внезапно очутившейся посреди графской гостиной, свяжет мне язык. Поэтому только бросила короткий взгляд в окно, откуда прекрасно просматривалась та самая южная башня, и, будто спохватившись, опустила глаза и сжала губы.

Ночное время, как-никак. Вдруг моих актерских способностей хватит?

- Отвечай! — услужливо рыкнул Раинер, наградив меня тычком в бок.

Слишком слабым, чтобы это было хоть сколько-нибудь действенно, но я все-таки дернулась, уворачиваясь — и упрямо глядя в пол.

- Башня? — мрачно уточнил Маркель, жестом приказав храмовнику не слишком усердствовать.

На этот раз я вздрогнула на самом деле. В голосе графа звучало что-то жуткое, первобытное и нерассуждающее, словно рык волка, защищающего логово.

- Башня?! — вскричал Маркель и вскочил на ноги.

От затрещины у меня зазвенело в ушах. Мир перекувырнулся и украсился взвесью серебристых точек, мерцающих перед глазами. Что-то загрохотало, сочно звякнуло, и следующим, что я услышала, был тихий, неестественно ровный и мягкий голос Раинера.

Похоже, по голове мне досталось знатно. Потому что храмовник, отлично знающий цену правильно сыгранной сцене, никак не мог обещать графу:

- …еще раз, и я тебе яйца оторву.

А граф в ответ на это вряд ли стал бы невнятно мычать. Он бы сразу позвал стражу, и следующее утро самонадеянный храмовник встретил бы в компании палача, молясь, чтобы оно было последним.

Но, когда я проморгалась и сплюнула розоватую слюну, картина не изменилась. Его Сиятельство граф Маркель Огастин лежал на полу, не рискуя дергаться. Изящный расшитый халат, надетый на голое тело, гармонировал с пушистым ковром — и удачно дополнялся грязным кляпом, который пару минут назад пыталась выплюнуть я.

На скуле Его Сиятельства наливался нездоровой краснотой отчетливый след кулака.

- Ты что натворил?! — севшим голосом поинтересовалась я.

Раинер встряхнул руку, брезгливо покосился на тело у своих ног и пожал плечами.

- Он тебя ударил.

Я села на полу и потерла саднящую щеку, не найдясь, что ответить.

Это же Тангарра. Здесь всем очевидно: если граф ударил оборванку, у графа спрашивают, не ушиб ли он руку! Ну, или хоть платок предлагают, чтобы протереть ладонь…

- Тащи его в спальню, — вздохнула, так и не сообразив, что сказать Раинеру. Все возражения и упреки так и бродили на краю сознания, напрочь отказываясь складываться в слова. — Полагаю, граф утомился беседой и желает почивать до утра, а беспокоить его смерти подобно. А тебе приказано проверить южную башню на случай, если я успела что-то натворить.

Маркель возмущенно дернулся и попытался встать, и поясок от его роскошного халата пришлось употребить не по назначению. Я помогла Раинеру привязать Его Сиятельство к кровати, пока он пытался испепелить нас взглядом и невнятно мычал проклятия, — а потом честно вернула свои веревки на место и снова ссутулилась, всем видом выражая вселенскую скорбь от чудовищного ведовского поражения.

Так можно было без особых опасений выйти обратно в коридор и пройти в злосчастную южную башню. Храмовник идет по делу, нет, ведьму он не отпустит даже в графскую темницу, потому как оттуда она уже один раз сбежала, так что расступись, честной народ.

Со мной Раинер больше не заговаривал. Я тоже помалкивала, понимая: его планы остаться на Тангарре только что претерпели кардинальные изменения.

Рэвен ждал нас на верхней ступеньке винтовой лестницы, перед закрытой дверью в южную башню. Будущий граф Гейб коснулся моего плеча, чтобы сбросить заклинание невидисмости, и изрядно перепугал меня всего одной фразой:

- Эйв, ты только не волнуйся…

Разумеется, я тут же перепугалась, представив себе набор худших вариантов — от посторонней девицы в круге, готовой поднять панику и шум при виде чужаков, до потери способностей единственным доступным телепортистом. Рэвен обреченно поморщился, сообразив, что сделал только хуже, и без лишних комментариев распахнул перед нами дверь.

Я поспешно зажала себе рот, давя рвущийся наружу вскрик.

Защитный контур прорисовывался правильным кругом, охватывающим почти всю комнату, слепяще белой полосой вгрызаясь в сероватые доски пола. Точно над чертежом в воздухе словно мерцала какая-то странная дымка — белесая, едва заметная, но стоило только отвернуться, как периферийное зрение улавливало, как она наливается цветом и плотностью.

В круге лежал один-единственный соломенный тюфяк. Оберон, разумеется, благородно уступил его даме — хоть дама до сих пор ни разу в жизни не спала на соломенных тюфяках и, будь она в сознании, наверняка уже выла бы в голос. Или, что более вероятно, жгла тюфяк — и хорошо еще, если только его.

Длинные волосы белого золота разметались по грубой ткани, драгоценными ручейками стекали на пол, отвлекая внимание, не позволяя сконцентрироваться на лице — а оно того стоило: нежная кожа, выдающая не менее нежный возраст, будто светящаяся изнутри, и правильные, тонкие черты лица, какими обычно могли похвастаться только очень древние ирейские семьи.

И Рэвен еще хотел, чтобы я не волновалась?!

- Ясмайн?! — я рискнула отнять руки ото рта — рановато. — Какого черта?!

Рэвен быстро исправил мою ошибку, сграбастав меня в охапку и уткнув носом себе в плечо. Из его подмышки все мои возмущения звучали на порядок тише.

- Как она могла здесь оказаться?!

- Так же, как и леди Эмори, — с какой-то нехорошей задумчивостью отозвался Раинер из-за моей спины.

Оберон попытался что-то сказать — но звуки контур тоже не пропускал, и маг, убедившись, что мы его не слышим, молча остановился на самой границе контура.

- Вперед, — старательно пряча как насмешливые, так и нервные нотки в голосе, скомандовал Рэвен храмовнику. — Пой. Вся надежда на тебя.

Раинер раздраженно передернул плечами и вытащил молитвенник, отыскивая нужную страницу.

- Ты что, так и не выучил нужную литанию?! — глухо возмутилась я из лейтенантской подмышки.

Десятник наградил меня хмурым взглядом и снова уткнулся в молитвенник. Я прикусила язык.

Литании учили годами. Высшие чины храма посвящали чуть ли не всю сознательную жизнь молитвам. Требовать от Раинера, чтобы он справился с литанией меньше, чем за ночь, могла только вусмерть перепуганная за сестру истеричка. И по носу я не получила только потому, что храмовник по какой-то малопонятной причине готов сделать скидку на мое душевное состояние.

- По книге-то сможешь спеть? — тоже заволновался Рэвен.

Вместо ответа Раинер страдальчески закатил глаза — и прямо так, удрученно разглядывая небеленый потолок, протяжно зарокотал первые слова литании.

Я развесила уши и мгновенно покрылась колкими мурашками. На руке Рэвена, бдительно придерживающей меня за плечо, встал дыбом каждый волосок.

Хрипловатый, надтреснутый голос будто резонировал с камнями башни, эхом гулким метался по лестнице, многократно возвращая обрывки слов и музыкальных фраз. Казалось, будто кто-то потусторонний, непостижимый шепчет из темноты, суфлируя усталому, невыспавшемуся храмовнику, такому заурядному на вид, что было совершенно непонятно, где в нем прячется столько звука.

Белесая дымка защитного контура дрогнула раз, другой — и словно включилась в представление, пританцовывая в такт. Она то сгущалась, покрываясь тонкими серебристыми полосами, то снова почти растворялась в воздухе, когда Раинер на мгновение прерывался, чтобы вздохнуть, и мерцала все ярче и ярче.

Завороженная этим зрелищем и пением, я не сразу заметила, что Оберон опасливо отступил от границы круга, сдернув Ясмайн с тюфяка, а храмовник хмурится все сильнее. Он не замолкал, словно надеясь разбить дымку голосом, как оперная дива — хрустальный фужер. Но, кажется, никак не мог угадать с нотой.

А дымка будто издевалась, становясь все гуще и заметней. Ритмичное изменение рисунка на ее поверхности стало почти незаметно.

Я начала улавливать в пении Раинера знакомые фразы: храмовник заходил не то на второй, не то на третий круг. По его виску неспешно стекала одинокая капелька пота.

«У него не получается», — сообразила я, наконец.

Десятник, всего-то год назад прибившийся к храмовой дружине — и то, прямо скажем, отнюдь не из религиозных убеждений, — против епископа, двадцать лет блюдущего обеты и следующего всем правилам соборного устава… наверное, наивно было рассчитывать на то, что молодость и горячность перевесят опыт и тренировку.

Но там, за плотной защитной завесой, спала магическим сном моя младшая сестра. А далеко-далеко отсюда, должно быть, сходила с ума от беспокойства сестра старшая.

Ради Ясмайн не поставят на уши весь Орден Королевы. На ее поиски не бросят агентов из МагПро. Она — не Эмори. За нее некому заступиться, кроме Юнити — и меня.

Я выкрутилась из объятий Рэвена, увернулась от его руки, когда он попытался меня удержать, на мгновение замерла, собираясь с духом. Наверное, так и не собралась бы, но Раинер едва заметно кивнул, не прерывая литании.

Он все равно вздрогнул и едва не сбился с ноты, когда я обняла его со спины, впечатываясь в него всем телом, как давно хотелось — и как я ни за что бы не позволила себе, если бы не Ясмайн. Раинер будто окаменел под моими руками, привыкая к новым ощущениям, запел тише — и треклятая дымка защитного контура окончательно сгустилась в непроницаемую белую стену, перестав реагировать на литанию.

Я прикрыла глаза, уткнулась носом в основание его шеи и обреченно выдохнула.

А Раинер вдруг положил свои ладони поверх моих, заставив вздрогнуть от этого прикосновения — загрубевшая, шероховатая кожа, такая горячая, будто он горел заживо. И, так и не позволив себе умолкнуть, завел литанию в четвертый раз.

Вот так, вплотную к нему, литания слышалась совсем по-другому. Она резонировала вовсе не с холодными камнями башни — и почему мне только показалось так в первый раз? Она резонировала со мной, дрожью отзываясь в каждой косточке, и каждый хриплый шепоток, эхом возвращающийся с лестницы, касался запоздалой, запретной лаской.

И мне казалось, что я слышу его ушами — чуткими, привычными различать малейшие изменения мелодии, чувствую его руками, под которыми такие маленькие, такие холодные ладони отчаянно цепляются в грубую ткань храмовничьей рясы… и его глазами вижу, как бледнеет, растворяется прочная, надежная защита, которая могла бы простоять не один год — чтобы смениться совсем другой.

В ней уж точно не было надежности, и уверенности она не даровала. Новый контур не мерцал белесой дымкой, прячась от чужих глаз, а непреклонно поблескивал ядовитым свинцом — тяжелым и упрямым, как сам Раинер.

Храмовник умолк.

Под моими руками раздувалась и снова опадала грудная клетка, жесткая и горячая. Самая обыкновенная грудная клетка самого обыкновенного человека.

С самым сумасбродным голосом, какой только можно представить.

- Получилось, — хрипло сказал Раинер, будто сам себе не веря, и сжал пальцы на моих запястьях. — Получилось…

Рэвен молчал. Наверное, оно было и к лучшему.