Ночная

Глава 4 Голова и тело

Лично ко мне умные мысли приходили в самый неподходящий момент.

На востоке смущенно розовела полоса солнечного света, наконец-то почтившего своим присутствием отсыревший город. Из крошечного окошка чужой кельи открывался не слишком обширный вид, но небо вроде бы прояснилось, и можно было рассчитывать, что хотя бы сегодня обойдется без дождя.

- Раинер! Ну Раинер же!

Десятник оторвал бессмысленный взгляд от кусочка неба под потолком, проморгался, сгоняя остатки сна, и сфокусировался на мне. Я неловко переступила с ноги на ногу, на всякий случай еще придерживая хлипкую дверь его кельи — вдруг все-таки придется драпать? Но Раинер только подскочил и потянул тощее одеяло на плечи.

- Ты что здесь делаешь?!

- Тебя бужу, — призналась я, завороженная этой внезапной стыдливостью.

Десятник зажмурился, сел и потер лицо ладонью, откинувшись спиной на стену кельи. Одеяло он все-таки отпустил, и оно благополучно сползло до пояса, но ничего крамольного мне не открылось — все та же нижняя рубаха, ветхая и застиранная, с грубой шнуровкой у ворота.

- И зачем? До побудки еще уйма времени… тебя никто не видел?

Вообще-то я специально выждала, чтобы ежечасный патруль скрылся за поворотом, и только потом вышла в коридор, но от пакостной улыбки не удержалась.

— А, ты переживаешь, что думают братья по вере про твой обет?

- Уже нет, — обреченно вздохнул Раинер. — Наверняка весь монастырь твердо уверен, что я его нарушил дня этак два назад, просто настоятель слишком занят для воспитательных бесед с личным составом. Так зачем ты меня разбудила?

- Смотри, — я устыдилась и поспешила перейти к делу. — Все неупокойники — на самом деле зараженные чумой зомби, так? И полный их список можно составить, если кто-нибудь еще раз сходит в хижину бокора и перепишет имена с бутылок…

- И ты решила стребовать еще денег под сей поход? — усмехнулся храмовник.

Для человека, знакомого со мной меньше недели, предсказывать мои действия ему удавалось слишком хорошо.

- Если придется идти самой — стребую, — все-таки подтвердила я, но увести себя с курса не дала. — Но я сейчас не о том. Гранд ведь тоже восстал. Вряд ли он сам запер свою душу в бутылке.

- Вот зараза, — выдохнул Раинер и подался вперед. — Так бокоров тоже двое?! То есть… было двое…

- Точно, — невесело усмехнулась я. — Где-то в городе есть еще один дом с изумительной коллекцией кухонной посуды с крышечками, и, если нам нужен полный список жертв, нужно найти его.

Десятник задумчиво покачал головой.

- В городе эпидемия. Люди запираются в домах, почти никуда не выходят и никого не впускают. Мы ведь не знаем, жил ли второй бокор один или с кем-то еще… хотя тогда другой жилец наверняка догадывался бы о его занятиях… — сказал он и уставился на меня широко раскрытыми глазами.

Я ответила таким же ошалелым взглядом, но решительно тряхнула головой.

- Нет, это уже отдает паранойей. Остановимся на том, что бокоров было двое.

- Допустим, — не стал спорить Раинер. — Но этой сногсшибательной новостью ты могла поделиться и с синодом. Зачем будить меня?

Для человека, знакомого со мной меньше недели… черт. Кажется, я рановато записала его в послушные валенки. За обескураживающей честностью пряталась лисья наблюдательность, превращающая его прямолинейность и открытость в отличный инструмент по завоеванию чужого доверия.

Применять его десятник не стеснялся.

- Я подумала, — старательно подбирая слова, заговорила я, — кого могли похоронить без савана? Горожане всегда следят за соблюдением обрядов, и, кроме того, если бы у Гранда была возможность участвовать в организации погребения, уж он бы озаботился сделать все, как положено.

- Мы не знаем, покидал ли колдун город, — медленно сказал десятник. — За ним никто не следил, а жил он за стеной и мог уйти в любой момент куда угодно.

Я поморщилась. Раинер явно понял мою неозвученную мысль, но не хотел признавать, что это может быть правдой.

- Второй бокор был неосвещенный, судя по монетке, и храмовые каратели не всегда сжигают до костей, как Гранда… — упрямо продолжила я.

- Я понял, — перебил меня Раинер. — А теперь прикинь, что будет, если город узнает, что в эпидемии чумы виноват храм, а не бокор.

- Ну, на некоторое время вы останетесь без пожертвований, а в отдаленных районах разгромят пару мелких святилищ, — признала я. — Но болезнь остановится, разве не это сейчас главное?..

- Храм никогда не останется виноватым! — холодно оборвал меня десятник.

Я замолчала.

Да, я привыкла считать местных зашоренными мизогинистами, сдвинутыми на вере в светлое Небо и панически боящимися Темного Облака. На религию я смотрела со здоровым прагматизмом человека, выросшего в светском государстве и, кроме того, отлично понимавшего, что Облако было не Темным, а всего-навсего плотным — над Хеллой такое уже лет триста висит, и ничего.

Но на Хелле любым фанатикам успешно противостояли маги. Шестьдесят процентов населения, в той или иной степени наделенные даром, были весьма весомым аргументом в вопросах религиозной терпимости. А здесь магов жгли на кострах — и вполне успешно выдавали это за высшее благо: чем меньше становилось магов, тем светлее было Небо.

Попробуй я заикнуться об обратном, начни расшатывать столпы местного мировоззрения — и храм первым забудет о выданном мне свитке с милостью синода. А если первой до меня доберется разъяренная толпа, то о храмовых карателях с их традиционным подходом к излишне инициативным женщинам я буду вспоминать с нежностью.

Раинер понял это куда раньше меня, и в беспорядках в отдаленных святилищах был заинтересован еще меньше, чем в моей смерти. Оттого и не спешил поддерживать не то что мои идеи — даже разговор.

Что ж, он оценивал ситуацию куда более точно и полно. Ради его реакции я сюда и пришла, разве нет?

Но мне все вспоминалась безрассудная надежда в глазах умирающего Старшого, когда тот услышал о возможности спасти своих детей.

- Нищая братия перероет все кладбище и проверит каждый труп, — сказала я наконец. — Нас… их много, и все верят, что кого-то еще можно спасти. Рано или поздно город узнает, что нахцерера на погосте нет, и до мертвецкой в Соборе додумается любой. А если приказать остановить поиски, горожане взбунтуются и перекопают все сами. Они слишком напуганы.

Розоватый солнечный свет рисовал на стене яркий клин, будто нацелившийся на дверь. В коридоре послышались шаги, и десятник затаился, как мышь. Я дождалась, пока они затихнут в отдалении, и констатировала:

- Труп придется подбросить. — Я ожидала бурю возражений, но Раинер только кивнул так задумчиво, будто уже сам обдумывал, как бы это сделать. — Нужно придумать, как попасть… — воодушевившись, начала я.

- …в твою келью до побудки, — перебил меня Раинер. — И не вздумай говорить настоятелю, что ты задумала, если хочешь жить! Обсудим все после того, как разберемся с опасностью быть застуканными в одной келье на рассвете.

«Все-таки переживаешь за свои обеты?» — едва не спросила я, но вовремя прикусила язык и, осторожно выглянув в коридор, прошмыгнула вдоль стены к выделенному мне закутку.

Раинер остался в келье, но четверть часа спустя я увидела его во внутреннем дворике, мрачно обливающегося холодной дождевой водой из бочки. У него зуб на зуб не попадал, и моя физиономия, выглядывающая в щель между ставнями, вызвала только страдальческую гримасу.

Я быстро присела, чтобы не мозолить ему глаза, а потом и вовсе ушла из кельи — завтракать.

В общей храмовой столовой кормили куда как скромно. Прежний настоятель, должно быть, держал для себя где-то отдельную кладовую с едой, потому как у него на завтраке жидких каш и плохо чищеного лука я что-то не заметила. В качестве приправы к основному блюду шли десятки косых взглядов поверх грубо сколоченных столов. Храмовники считали, что девка в их святая святых оскорбляет Небо и сбивает с пути, отвлекая от расправы над неупокойниками, а любители строить догадки презрительно косились еще и на Раинера.

- Ты вполне могла поесть и в келье, — заметил десятник, давясь кашей.

Я пожала плечами. Могла. Но поговорить с братом Раинером все равно было нужно, и уж лучше проделать это здесь, чем потом искать уединенное местечко — все с тем же риском попасться кому-нибудь на глаза.

- Но тебе до того необходим этот труп, что ты готова терпеть даже местных блюстителей чужих обетов, — вздохнул десятник, смирившись с невозможностью достучаться до моей совести раньше, чем до инстинкта самосохранения. — А тебе не приходило в голову, что труп может возражать против перевозки? Нам ведь нужно, чтобы его нашли нищие, и только потом уже мы упокоили, как положено.

Бежать с моей больной идеей к вышестоящим брат Раинер, похоже, не собирался. Должно быть, слишком хорошо понимал, что после этого получит приказ транспортировать-таки нахцерера (если он все-таки в мертвецкой) на кладбище — а сам оттуда уже не вернется. Храму ни к чему лишние свидетели — а потому чем меньше народу знает об этой авантюре, тем лучше.

- Вот это-то меня и беспокоит, — встряхнулась я, спрятав излишне благодарный взгляд. — Я знаю, что будет делать нахцерер, предоставленный сам себе, но вот как он отреагирует на людей в мертвецкой?

- Судя по предыдущему опыту — заорет, — буркнул Раинер, ничуть не воодушевленный такой перспективой. — Но у меня как-то не было настроения выяснять, с какой целью он собирался вылезти из могилы.

- У меня есть одна идея, — неуверенно сказала я, уставившись в почти не тронутую тарелку. — Но, во-первых, нужно, чтобы нас никто не видел, включая попрошаек и храмовников, а во-вторых, нам придется совершить набег на отпевальную.

- На отпевальную, — устало повторил десятник и прикрыл глаза. — Думаешь, нахцерер пойдет за саваном?

- Он за ним побежит, — мрачно напророчила я, — потому как саван будет улепетывать со скоростью перепуганной девицы.

Раинер усмехнулся и покачал головой.

— Рискну предположить, что перепуганный храмовник доставит нахцерера на погост куда быстрее. Но, во-первых, никто эту погоню не должен видеть, а во-вторых, нужна готовая яма, куда можно будет бросить саван, и потом в темпе закопать его вместе с мертвецом. Днем на кладбище постоянно снуют нищие, так что рыть могилу придется с наступлением темноты.

Я прикинула перспективы и обреченно вздохнула.

Если выбирать между рытьем могилы впотьмах и бегством от целеустремленного нахцерера, я предпочла бы оказаться на другой планете.

Но такого шанса мне никто не предоставил.

До эпидемии отпевальная была небольшой комнаткой с прилегающей тесной кладовкой в задней части Собора. В ней обычно читали заупокойные молитвы для зажиточных, но все же недостаточно богатых горожан, чьи родственники не могли позволить себе вызвать храмовника на дом и провести церемонию в собственной гостиной. Бедняков отпевали старухи из Нищего квартала, а самими попрошайками занималась бессменная мамаша Жизель.

Но чума устанавливала свои порядки. Нищий квартал превратился в Мертвый, а мамаша наотрез отказывалась вылезать из своей лачуги, да и гостей перестала жаловать. Под напором горожан храму пришлось открыть отпевальную для всех, и очень скоро она переполнилась, вынудив священнослужителей работать в две смены, — но соседние залы все равно вскоре оказались набиты не отпетыми еще трупами, и они все прибывали.

Едва протиснувшись в дверь, я подавила рвотный позыв и поспешно зажала нос рукой. Такими миазмами не мог похвастаться даже Мертвый квартал: тела лежали штабелями вдоль стен, тщательно завернутые в гниющие тряпки, и отнюдь не все безутешные родственники позаботились о том, чтобы их омыть или хотя бы переодеть. В дальнем углу из отдельного штабеля высовывались обугленные кости, укутанные в старые лохмотья.

За освященный саван храм просил целый медяк, но их тоже не хватало.

- Стой за дверью, — скомандовала я. — Я сама.

- Не забудь заплатить, — не стал спорить Раинер. Я раздраженно отмахнулась и решительно ступила внутрь.

Дверь кладовки перегородили чьи-то причудливо изувеченные босые ноги, и я, нервно сглотнув, отпихнула их в сторону специально прихваченной палкой. К моему ужасу, мертвец будто бы выдохнул и скатился с кучи трупов, неестественно запрокинув голову. На шее темнели ожоги. Кто-то пытался прижечь ему чумные бубоны в надежде спасти, и, по всей видимости, именно это его и добило.

- Чего ты там застряла? — обеспокоенно поинтересовался Раинер, приоткрывая входную дверь, и на глазах побелел.

- Подожди в коридоре, пожалуйста, — терпеливо попросила я и, подождав, пока недовольная физиономия десятника не скрылась в темноте, сунулась в кладовку.

Она оказалась почти пустой. На одной из полок лежала тощая стопочка саванов, а рядом стоял тяжелый ящик с мелкими медяками. Я зачерпнула горсть и ссыпала ее обратно. Покосившись на открытую дверь, обреченно вздохнула и кинула еще одну монетку в «кассу».

Саваны на ощупь были грубоватыми, и пахло от них лежалыми тряпками и сыростью (вероятно, из-за процедуры освящения, которую должны были проводить под солнечным светом — но провели под дождем), но выбирать не приходилось. Я взяла верхний из стопки и быстро вышла в коридор, сразу же захлопнув за собой дверь. Удовлетворенное выражение лица Раинера подсказало мне, что десятник старательно вслушивался в медный звон, пока я была в кладовке.

Я протянула ему честно оплаченный саван и поинтересовалась:

- А как мы попадем в мертвецкую?

Брат Раинер печально вздохнул и вытащил из-за пазухи мой набор отмычек и «коготков».

Стеклянный офисный монстр оказался идеально приспособлен для нужд храма. Конференц-залы превратились в молельные, офисные закутки — в мастерские, цоколь отвели под кельи, а холодные коридоры технического этажа прекрасно подошли для склепа.

Разумеется, электронные замки давно пришли в негодность, а охранные заклинания, если они здесь вообще были, благополучно выветрились. Низкую дверцу, ведущую на лестницу технического этажа, украшал тяжелый навесной замок типично тангаррского вида — допотопный и ржавый.

— Поверить не могу, что я этим занимаюсь, — пробормотал брат Раинер.

Справедливости ради, он ничем таким не занимался, а просто маячил у меня за спиной и озирался со страдальческим видом праведного параноика, которого впервые в жизни попросили постоять на стреме. Не верить в происходящее полагалось скорее мне самой, но, увы, это был не первый склеп, куда я столь целеустремленно ломилась. Если бы не одна небольшая деталь, придающая определенную остроту всей эпопее, я бы, наверное, уже вся иззевалась.

Но даже несколько часов, потраченные на препирательства с Раинером, наотрез отказавшимся ждать меня на кладбище, и незапланированное расширение братской могилы на северной окраине погоста не вымотали меня в достаточной степени, чтобы притупить страх.

Если я была права, то по ту сторону двери разгуливал нахцерер. А рядом упрямо торчал принципиальный идиот, помешанный не то на кодексе чести, не то на твердой вере в женскую неполноценность, и, в отличие от меня, вполне способный заразиться чумой!

- Ты все еще можешь отказаться от участия, — напомнила я ему, отложив отмычки. По большому счету, Раинер был нужен только в качестве рабочей силы: я бы ни за что не успела вырыть подходящую могилу за столь короткий отрезок времени. Забросать ее землей, пока нахцерер грызет вожделенный саван, куда проще, и провернуть это вполне реально в одиночку. Зачем тащить за собой храмовника? Это мне нужно, чтобы все прогнозы сбылись в точности, а он-то тут причем?

- А ты так уверена, что все пройдет по плану? — насмешливо поинтересовался брат Раинер, словно подслушав мои богонеугодные эмансипистские мыслишки, и ненавязчиво-естественным жестом положил руку на рукоять храмового меча.

Выглядел он в этот момент словно сияющий рыцарь с лубочной картинки (да и чувствовал себя, судя по всему, так же), и мне бы радоваться, что можно не лезть на рожон, но…

До мысли, что какая-то ничтожная женщина может переживать за чью-то сурово-брутальную мужскую шкуру, не говоря уже о том, что какая-то женщина способна справиться с погребением нахцерера в одиночку, Тангарре оставалось еще пять-шесть веков планомерного развития. Раинер подобный подход точно не оценил бы.

Я удрученно потерла лоб. Там давно уже ничего не болело, но ощущение утраченных возможностей (хотя бы оглушить чертова упрямца и утащить куда-нибудь подальше!) саднило куда хуже лопнувшего магического канала.

Увы, сделать с Раинером я ничего не могла, а на препирательства времени не оставалось, так что я беззвучно сняла открытый замок с петель.

Из склепа пахнуло застоявшимся воздухом, заставившим нас одинаково сморщиться и побледнеть. Ступеньки уводили вниз, в темноту. Я машинально пошарила рукой по стене, и щелчок выключателя прозвучал пушечным выстрелом — но светлее, естественно, не стало.

- Что это было? — бдительно спросил Раинер, оттеснив меня в сторону, и провел факелом из стороны в сторону.

Я промолчала, смущенно пожав плечами, и прижалась к стене. Идти вперед он мне предсказуемо не позволил — да и саван не отдал. Оставалось только плестись в арьергарде и предаваться ядовитым размышлениям на тему корреляции средней продолжительности жизни мужчин и патриархальных тезисов о проявлении благородства.

В мертвецкую при храме попадали в основном самоубийцы, жертвы несчастных случаев, неопознанные и обвиненные в ереси — сплошь клиентура карателей — а потому с погребальными церемониями здесь не слишком заморачивались. С тем же успехом можно было выбросить труп на помойку — разве что считалось, что освященная земля не позволит покойнику подняться, потому мертвецкая была несколько более популярным местом.

Поначалу каратели все-таки соблюдали какое-то подобие порядка. Самые старые тела аккуратно лежали вдоль стен, завернутые в саваны, но эпидемия устанавливала свои правила. Спускаться в рассадник чумы ради правильного погребения каких-то неудачников, Темным облаком помеченных, каратели определенно не горели желанием.

Трупы посвежее валялись у подножия лестницы.

Я думала, что три года учебы в Иринейской школе младших целителей и два — периодических подработок у мамаши Жизель подготовили меня к подобным зрелищам, но переоценила крепость своей нервной системы — и, что немаловажно, желудка.

- Ты в порядке? — осторожно спросил брат Раинер, обернувшись на характерный звук и чуть опустив факел.

Трепещущее пятно света подползло ближе к его ногам, выпустив обратно в темноту переплетение мертвых тел.

- Нет, — честно ответила я и сплюнула на лестницу.

Брат Раинер убедился, что очень даже да, и отвернулся. Пятно света снова поползло вперед, и я машинально отвела взгляд — и разозлилась сама на себя.

Еще ведь собиралась сюда в одиночку лезть!

- Ничего не слышно, — удрученно вздохнула я.

- Этому-то нахцереру чавкать нечем, — заметил брат Раинер и вытащил меч из ножен. Помедлил на нижних ступенях лестницы и обернулся. — Подожди-ка лучше здесь. Или наверху, заодно последишь, чтобы в коридоре никого не оказалось в самый неподходящий момент.

Похоже, наши мнения о том, кому нечего делать в мертвецкой, расходились еще кардинальнее, чем я думала поначалу. Я честно попыталась представить ситуацию с его точки зрения: все привычные приемы и тактика рассчитаны на десяток боеспособных храмовников за спиной, а тут — какой-то перепуганный довесок (хуже: женщина!), темнота и теснота душного склепа.

Пожалуй, если бы не один нюанс, я бы с ним даже согласилась. Но вместо этого запустила руку за ворот и выразительно покачала погнутой монеткой на грубой храмовой нитке.

Монетка не одобрила подобную фамильярность и зловеще окуталась густым, полночным темно-синим ореолом. Пламя факела затрепетало, словно от внезапного сквозняка, и погасло, а откуда-то из переплетения технических коридоров донесся высокий вскрик, отозвавшийся эхом в каждом пустом закоулке.

Вырвавшийся у Раинера комментарий явно не входил в десятку рекомендованных храмом, но я с перепугу выразилась еще крепче. Это, кажется, напомнило храмовнику, где он и зачем — а потому десятник отбросил бесполезный уже факел и обмотал освободившуюся руку саваном. В блеклом свечении монетки я различала только белую ткань и отблески на клинке — а стоило Раинеру уйти на пару шагов вперед, как и вовсе потеряла его из виду.

- Ты хоть видишь, куда идешь?

Судя по почти беззвучным шагам — видел, еще как. А я предпочла замереть на нижней ступеньке, судорожно вслушиваясь — правда, слышала я только свое собственное дыхание и истерически частый стук сердца.

А Раинер, похоже, в прошлой жизни был котом.

- Ты уверена, что нахцерер должен бежать за саваном? — уточнил он — совершенно не из той точки, где я предполагала его обнаружить.

- Нет, — честно ответила я, заранее сжавшись в комочек.

Но Раинер только хмыкнул.

- Хорошо. А то он, кажется, бежит от.

— Думаешь, от савана, а не от монетки? — с сомнением уточнила я и в порядке эксперимента спрятала «артефакт» под рубаху.

Это тоже оказалось опрометчивым шагом. Тьма мгновенно сгустилась, и Раинер, до сих пор прекрасно ориентировавшийся в синеватом сумраке, незамедлительно обо что-то запнулся (нет, не хочу знать, обо что!) и звучно загремел — не то клинком, не то чем похуже. Вырвавшийся у десятника возглас волне мог бы посрамить даже нахцерера — но тот предусмотрительно отмалчивался и вообще драпал совершенно беззвучно.

Я поспешила снова вынуть монетку. Раинер добавил пару ласковых, окончательно выпав из образа праведного последователя храма, поднялся с пола и брезгливо отряхнулся.

- Дай сюда, — скупо велел он и протянул ладонь.

А я — сдуру, не иначе — взяла и послушалась.

В мгновенно опустившейся кромешной темноте третий по счету нецензурный комментарий Раинера прозвучал как-то особенно удрученно.

- Вернемся за факелом? — предложила я, безуспешно пытаясь нащупать его руку.

- Нет, — мрачно отозвался храмовник почему-то опять совершенно не оттуда, где я ожидала его обнаружить, — он слишком сильно сужает поле зрения. Возьми монетку и держись позади меня. Не отставай.

Нащупал он меня в итоге сам — походя мазнул жесткими пальцами по ключице и плечу, смущенно кашлянул и вложил монетку обратно в мою ладонь, где она тут же налилась зловещим, потусторонним сиянием. Глаза наконец-то привыкли к сумраку, и лицо Раинера показалось мне каким-то беспомощно-обескураженным, но, не успела я спросить, в чем дело, как он отвернулся и деловито пошел вперед.

Коридор пронзал весь технический этаж насквозь. Каждые несколько метров в стенах зияли одинаковые проемы, и из них тянуло застоявшимся воздухом и сырой пылью. Я ничего не слышала и старалась идти след в след за храмовником — потому как любая вольность незамедлительно заканчивалась тем, что я спотыкалась, осознавала, что совершенно не хочу знать, обо что, и с испуганным всхлипом цеплялась за рукав Раинера. На третий раз он не выдержал и сам задвинул меня себе за спину, велев держаться за ленту десятника, переброшенную через плечо.

Я вцепилась уже в нее. От грубой холстины умиротворяюще веяло теплом, и я подстроилась под шаги храмовника, постепенно успокаиваясь — разумеется, рано.

- Тупик, — ровным голосом сказал Раинер и плавно развернулся. Поскольку я не отпускала ленту десятника, то волей-неволей обошла его кругом и уперлась в шероховатую стену.

Первым порывом было уткнуться лбом в спину Раинера, но я героически сдержалась.

Нахцерер оказался где-то между нами и выходом. Оптимизма это по понятным причинам не внушало.

- Я его не слышу, — напряженно сказал Раинер. — Замри!

Я послушно задержала дыхание, но по одной только напряженной спине десятника поняла: он по-прежнему не знает, где затаился нахцерер. Тогда я все-таки уткнулась лбом ему в лопатку и обреченно сказала:

- Отсюда должен быть еще один выход.

Лопатка дернулась так, как не заставил бы ее и нахцерер, явись он перед нами во плоти. Раинер медленно обернулся, ни на секунду не выпуская клинка, и в этот момент как никогда был похож на первого сына Старшого, когда тот на повышенных тонах рекомендовал отцу вышвырнуть «ведьму» за городскую стену.

До сих пор десятник до того адекватно реагировал на все мои странности, что я уже расслабилась и совершенно забыла, что, с точки зрения местных, это было ни черта не адекватно. Правильную реакцию он выдал только сейчас, когда нацелил острие мне в горло.

- Брат Раинер! — жалобно пискнула я, отлично понимая, что словосочетания вроде «требования пожарной безопасности к максимальному расстоянию до эвакуационного выхода» приведут к весьма прискорбному нарушению правил пожарной безопасности в отношении одной отдельно взятой ведьмы. — Но куда еще мог деться нахцерер, если не проскользнул мимо нас?

- Ты была здесь раньше, — уверенно возразил десятник, не убирая клинка. — Ты знала, что здесь будет еще одна лестница и прямой коридор, иначе споткнулась бы на входе, а потом — всматривалась бы в боковые помещения.

Словосочетания вроде «типовая застройка колониального стиля» тоже не относились к числу рекомендованных при общении с людьми, выросшими среди религиозных фанатиков. Даже если до сих пор эти люди демонстрировали лояльность и терпимость, свойственные скорее жителям туристических городов на популярных курортах.

- Я шла за тобой!

Острие коротко кольнуло нежную кожу шеи — и тут же дернулось, прочертив неглубокую, но зверски саднящую полосу, когда Раинер резко обернулся.

На этот раз прерывающиеся звуки — не то сдавленное дыхание, не то неровные хрипы — расслышала даже я, и только они заставили меня отвлечься от мысли о том, что десятник не прирезал меня сразу только потому, что не захотел рисковать, возвращаясь в кромешной тьме мимо неизвестно где загулявшего нахцерера.

Увы, он же послужил отличным аргументом против нецелевого использования «коготков» из набора ночной нищей — на удачно подставленной спине.

Удрать от нахцерера по прямой, отвлекая его саваном, — еще куда ни шло. Но пробежать мимо него в темноте, не разбирая дороги, да еще памятуя о свалке трупов у лестницы — нет, без шансов.

Раинер все еще был мне нужен. А я — ему, пусть и в качестве фонарика.

- Справа, — уверенно сказал храмовник, словно предыдущего разговора не было.

Я с досадой поняла, что все доводы за сотрудничество, посетившие мою голову, в его храмовническую башку заглянули на полминуты раньше. Потому он и не переживал, подставляя мне спину — знал, что я все равно ничего не сделаю, пока нахцерер рядом!

- Как вообще вышло, что ты до сих пор только десятник?

Вместо ответа Раинер оттолкнул меня в левый угол и отскочил на пару шагов, прокрутив какой-то хитрый финт клинком. Что это было не просто позерство и даже не разминка, я поняла, только когда что-то звучно хлопнулось на пол и с каким-то противным хлюпом подкатилось к моим ногам.

Я запретила себе опускать взгляд и просто отступила в сторону. Одновременно с моим шагом на середину коридора упало обезглавленное тело.

- Вопрос остается в силе, — пробормотала я, прежде чем меня опять вырвало.

- Как вообще вышло, что ты до сих пор жива? — задумчиво спросил он меня в ответ, не убирая клинок. — Это ведь закрытый склеп. Сюда допускаются только каратели и могильщики.

Я мрачно подумала, что для закрытого супер-отдела сюда было потрясающе легко попасть. Впрочем, если учесть, насколько местные суеверны и пугливы…

- Я просто шла за тобой, — упрямо повторила я. — На вершине лестницы у нас еще был факел, а по коридору ты сам пошел прямо.

Раинер помедлил.

- Ты знаешь слишком много для женщины. Умеешь читать. Не побоялась пойти на болота…

- Не побоялась?! — едва не взвыла я. — Иначе мне пришлось бы вернуться в Мертвый квартал! Где Старшой уже не стал бы стеной за Темным облаком помеченную бесплодную девку! Где не заболели только дневные добытчики! Где…

…уже никто не стал бы слушать. Где не было ни просветов, ни надежды.

На Таргарре у незамужней женщины без родственников или хотя бы внушительной родословной оставалось два пути: Нищий квартал или бордель. Прислужницы в храме набирались строго из замужних, для работы в приличных домах требовались рекомендации, а идти к алтарю — кто ж меня возьмет-то, попорченную оборванку с улицы?

Терпеть меня в Нищем квартале соглашались только из-за Старшого, которому глянулась сумасшедшая девица, лопочущая на незнакомом языке. Как только негласного хозяина не станет, у меня останется только одна дорога — такая, что перспектива утопиться в болоте начнет казаться радужной.

- Это никак не отменяет того, что ты знаешь слишком много, — не дрогнул Раинер. — И до сих пор ни разу не ошиблась. Откуда?

Последний раз, когда я пыталась честно ответить на этот вопрос, меня вышвырнули в Нищий квартал. К остальным юродивым.

- Ты точно хочешь обсудить это прямо сейчас? — обреченно спросила я.

Храмовник сморгнул и, наконец, опустил клинок.

У его ног валялось обезглавленное тело, у моих — недостающая часть. Мы рассчитывали, что до погоста нахцерер доберется сам, и теперь время играло против нас.

- Он же не упокоился из-за того, что я отрубил ему голову? — догадался спросить Раинер.

- Если это нахцерер, — невозмутимо отозвалась я, — то нет.

Брат Раинер протяжно выдохнул и выразился по поводу сложившейся ситуации так, что у праведной женщины уши в трубочку свернулись бы. Я только криво усмехнулась и присела на корточки.

Голова неотрывно следила взглядом за приближающейся монеткой.

А та — внезапно засияла всеми цветами радуги, превращая унылый типовой коридор технического этажа в танцующий калейдоскоп теней.

Голова нахцерера оказалась неожиданно тяжелой. То ли в ней было много умных мыслей, то ли я все-таки оказалась недостаточно тренированной, чтобы таскать чужие головы через полгорода на дальний погост. Увы, ближний вплотную примыкал к храму, и там копающий свежую могилку брат Раинер вызвал бы уйму вопросов у товарищей по Ордену — но и эти вопросы меркли перед теми, что вызвал бы брат Раинер, на пару с недавно подобранной нищенкой закапывающий чье-то обезглавленное тело.

К тому же собственно тело десятник по-рыцарски взвалил на себя — и, в отличие от некоторых, тащил без единого писка.

Судя по двум блекло светящимся пятнам за облаками, до рассвета оставалось от силы два часа. Из-за порядков в Мертвом квартале это означало, что нам с Раинером нужно управиться за полчаса и в темпе убраться с кладбища. Потом засобираются на работу приходящие горничные, кухарки и прачки — а следом за ними на промысел выйдут и ночные нищие. И если честные трудяги обычно бредут по привычному маршруту до работы, как зомби, глядя исключительно под ноги, — то моим «коллегам» в силу специфики профессии свойственно держать ушки на макушке, и им нельзя попадаться даже просто на обратном пути.

Нахцерер это как будто понимал. Отрубленная голова, к сожалению, мешала ему только в одном — он не мог скоординировать действия. Но кусаться, скалить зубы и беспорядочно махать конечностями у него получалось преотлично — до тех пор, пока у Раинера не лопнуло терпение и он не поделил саван на две неравные части.

Такого развлечения, как переноска спеленатого нахцерера по частям, Мертвый квартал точно не представлял.

К тому моменту, когда мы с Раинером, одинаково взмокшие и запыхавшиеся, добрались до заранее вырытой могилы, чертова нежить исхитрилась прогрызть в саване дырку и знатно засадить храмовнику по почкам, несмотря на все меры предосторожности, так что за лопату пришлось браться мне.

- Одно хорошо, — задумчиво произнес Раинер, с нескрываемым удовольствием наблюдая, как я машу лопатой, — с отрубленной головой особо не поорешь. Если бы он еще и визжал, как предыдущий…

- Об этом я не подумала, — призналась я, смахнув со лба налипшие пряди, и мстительно сбросила на негодующего нахцерера полную лопату земли. — Кажется, мы с тобой везунчики… если так вообще можно говорить по двоих сумасшедших, перепрятывающих нахцерера в ночи во имя всеобщего блага.

Раинер подавился нервным смешком и, смотав порванный саван в компактный рулончик, заткнул его за пояс.

- Что? Его всегда можно выстирать и зашить, — невозмутимо сообщил десятник, заметив мое перекошенное лицо. — Ты же говорила, что нахцерер сам по себе не заразен, а болезнь распространяет, питаясь душевными силами живых. Или здесь тоже имела место некоторая недосказанность?

Я страдальчески закатила глаза и, воткнув лопату в землю, облокотилась о черенок.

- Клянусь, о нахцерерах я рассказала все, что знала. Но я — всего лишь нищенка из Мертвого квартала. Не ведьма и не бокор.

- То есть подвох в том, что ты не уверена? — скептически уточнил Раинер.

- То есть ты обнаружил ходячего мертвеца в запертом склепе, обезглавил его, притащил через полгорода на кладбище, получив от него по почкам в процессе, и все еще в чем-то уверен? — не менее скептически уточнила я.

- Один-один, — задумчиво признал храмовник.

Но саван все-таки не выбросил.

Парой минут спустя его хозяйственность сразила наповал долговязого, на диво нескладного подростка в заношенной рабочей робе. Храмовники в принципе воздействовали на местных каким-то удивительным образом. Обычно я у сыновей Старшого вызывала вполне объяснимое желание встопорщить все иголки, и никакие обстоятельства не могли удержать их от пары ласковых в адрес залетной девицы, на несколько долгих месяцев почти лишившей их общества родного отца. Но тут Длинный заметно стушевался, едва рассмотрев моего спутника.

Храмовник машинально сотворил над ним священный жест. Костоломное движение вышло у него как-то на диво легко и естественно, как и у всех служителей, и Длинный, убедившись в подлинности десятника, опустил глаза и надулся, как мышь на крупу.

- Храм решил найти нахцерера своими силами?

Мы с Раинером переглянулись.

Похоже, мальчишка видел только, как мы торчим на кладбище с одной лопатой на двоих и препираемся. Мысль, что мы искомого мертвеца не раскапываем, а очень даже наоборот, в его голову просто не пришла.

- Нет, это моя личная инициатива, — заявила я. — А брат Раинер как раз напоминал, что мне за это не заплатят.

Лишнее напоминание о моей меркантильности пришлось весьма кстати. Все сомнения в увиденном Длинного покинули — вместе с самообладанием.

- А тебя, — мстительно сообщил он, глядя на меня исподлобья и злорадно улыбаясь, — искали какие-то… чужаки.

Для среднестатистической ночной нищей сообщение, что она кого-то заинтересовала, — хуже не придумаешь. Мы должны быть незаметными, тихими, не привлекающими абсолютно никакого внимания, а в идеале — не существовать вообще. А уж если заинтересовать кого-то так, чтобы за тобой притащились в зараженный чумой город…

Я поняла, что стиснула черенок лопаты, только когда заныли побелевшие от усилия пальцы.

Искали. Меня.

Нашли-таки!..

- Надеюсь, Старшой сообщил чужакам, что Бланш — собственность храма? — вкрадчиво уточнил брат Раинер.

Длинный страдальчески сморщил лоб, и я заставила себя встряхнуться.

Бланш — «белянка», всего лишь прозвище, которым меня наградили в Нищем квартале. Местным незагорелая студентка с дождливой Иринеи и впрямь казалась этакой снежной королевой — недаром Старшой заинтересовался… а искали отнюдь не грязную попрошайку, порушившую надежды Старшого на юбилейного отпрыска.

Искали совершенно другого человека.

- Мы своих не выдаем, — пробурчал Длинный таким тоном, что стало ясно: он-то выдал бы меня с потрохами, но пока за всех решал Старшой.

Пока.

Чертов десятник, похоже, понимал это едва ли не лучше меня, а потому благосклонно кивнул:

- Мудрое решение, — и так многозначительно улыбнулся, что Длинный нервно сглотнул и поспешил приступить к работе, дабы не мозолить храмовому воину глаза. Про саван он даже спрашивать не стал, и я поймала себя на чем-то, подозрительно напоминающем благодарность.

Так давить авторитетом еще уметь надо. Вроде бы просто похвалил — а одновременно исхитрился еще и запугать, и задать правильное поведение, и не подставиться при этом, как в прошлый раз.

Поняв, что сейчас все-таки не выдержу и задам неудобный вопрос — а Раинер-то уж не погнушается задать мне ответный, еще более неудобный! — я прикусила язык, вытащила лопату из земли и деловито развернулась в сторону храма, всем своим видом обозначив желание немедленно прильнуть к груди святого Ордена.

В результате чуть не прильнула к Раинеровой.

- А теперь приведи мне хотя бы один разумный довод, почему я все еще должен тебя выгораживать, — предложил храмовник вполголоса и, заметив, что Длинный навострил уши, тоже направился обратно к храму.

- Ты меня уже выгородил, — справедливости ради заметила я. Про разумность доводов, которыми храмовник при этом руководствовался, предпочла промолчать: очевидно же, что они были какими угодно, но не разумными.

- Перед подростком, — хмыкнул брат Раинер. — У Старшого вопросов возникнет куда больше, чем у мальчишки. А уж у епископа Армана…

Я вспомнила не в меру проницательного младшего епископа, говорившего от имени синода, и невольно вздрогнула. От его вопросов недалеко до вопросов карателей, а уж каратели вопросы задают, как правило, уже разложив костер. Не хватало еще попасть к ним, когда спасатели уже нашли нужную планету!..

С которой их еще и попытались вытурить, заявив, что никаких студенток тут не находили, и вообще, женщина, умеющая читать… и далее по тексту.

Я устало потерла рукой лоб. Там по-прежнему ничего не болело и даже не чесалось, но привычка оказалась неистребимой, как Раинерово любопытство.

Старшому, положим, я рассказала все. Он, разумеется, не поверил; учение храма отрицало всякую возможность выбраться с Тангарры (обвиняя в этом отнюдь не разрушенный при захвате колонии космодром), а потому негласный хозяин Нищего квартала просто убедился, что меня вышвырнули в его вотчину по очевидной причине: я спятила. Но в остальном я была «адекватной», а значит — вполне пригодной для работы и постели.

Раинеру я не нужна ни для того, ни для другого. Зато десятник был куда ближе, чем Старшой, к храмовому книгохранилищу и вполне мог в мою историю поверить.

А дальше… что вероятнее: что он захочет устранить девицу, способную пошатнуть авторитет непогрешимого храма, или что он решит мне помочь воссоединиться с «чужаками», чтобы я отсюда убралась подобру-поздорову?

Будь реалисткой, Бланш. Нельзя ничего ему рассказывать. Даже если он смотрит на тебя кристально ясными глазами человека, который ни разу в жизни не ослушался доводов своей совести.

Особенно если он так смотрит. Не покупаться же на этот трюк в… который там раз? Третий? Четвертый?

- А это епископ приказал тебе втереться ко мне в доверие? — раздраженно поинтересовалась я и с опозданием прикусила язык.

- Нет, прежний настоятель, — невозмутимо отозвался брат Раинер. — Впрочем, нынешнему тоже очень интересно, откуда ты узнала о нахцерерах и почему монетка слушается только тебя. А что, я уже втерся?

На мгновение я потеряла дар речи.

Будь я проклята, если этот пройдоха воспитывался в храме!

- Втерся, — помедлив, признала я. — Иначе я бы ни за что не рискнула прийти к тебе с предположением, где может скрываться второй нахцерер.

Брат Раинер на мгновение застыл, бросив на меня откровенно обескураженный взгляд, и я едва успела спрятать злорадную усмешку. Что значит бить врага его же оружием!

- Тогда почему ты не хочешь рассказать, откуда так много знаешь о нежити? — логично поинтересовался десятник.

Потому что я о ней всего-навсего читала. А храм наверняка заинтересуется, где это я отыскала столь занимательную литературу, что вернет меня к проблеме разнообразных вопросов, возникающих у карателей в свете костра.

Я встретилась взглядом с Раинером — и отчего-то стушевалась.

Озлобленные, умирающие нищие вполне могли избить чистенького и возмутительно живого храмовника, тайком пробравшегося в сердце Нищего квартала, но даже тогда они не стали бы ему солгать. И я, хоть и не верила ни в какие потусторонние силы соборных служителей, отчего-то тоже никогда не рисковала.

Но, видимо, все-таки придется.

- Понимаешь, я… — начала было я, но меня прервал истошный крик — и мучительно знакомый взвизг, звоном отдающийся в ушах.

У Длинного тоже возникали вопросы. Но он, в отличие от некоторых, предпочитал не мучить девушек, а работать.

Например, раскапывать то место, где девушки только что маячили с лопатами…

Брат Раинер, к его чести, тоже мгновенно потерял интерес к разговору и бросился назад, на ходу вынимая меч из ножен. Я на секунду застыла на месте, растерянно глядя ему вслед. По-тангаррски худощавая фигура двигалась с какой-то странной, расчетливо-скупой грацией, не допускающей ни единого лишнего движения, — обманчиво плавно и мягко. Даже идиотская укороченная ряса и мешковатые холщовые штаны не могли испортить впечатление, и я поймала себя на том, что, кажется, не отказалась бы взглянуть, как Раинер выглядит вообще без них.

«Ведь правда втерся», — обреченно подумала я и припустила следом с лопатой наперевес.

Что ж, еще два утверждения про мифических нахцереров можно было внести в список подтвержденных. Во-первых, без монетки или кулинарных изысков типа варки в уксусе отрубленная голова и впрямь прирастала к телу. А во-вторых, без савана нахцерер действительно норовил вылезти из могилы и с энтузиазмом прокапывался навстречу любопытствующему отпрыску Старшого.

Длинный встрече предсказуемо не обрадовался. Нахцерер — похоже, наоборот, но тут в их тет-а-тет грубо вторгся брат Раинер с обнаженным клинком, и дальнейшие планы мертвеца претерпели резкие изменения.

Храмовника он запомнил (что, впрочем, неудивительно — не каждый день тебе отрубают голову) и выразительно оскалил на него неестественно белые и чрезвычайно острые зубы. Раинер впечатлился и нападать в лоб не стал, но сместился в сторону, загородив собой мальчишку — а тот, не будь дурак, тут же задал стрекача.

Я спросила себя, не дура ли я, но драпать следом не стала. Бросаться на нахцерера с лопатой, впрочем, тоже.

В идеале я рассчитывала разделаться с этой пакостью при свете дня, в окружении благодарных свидетелей, и тут же потребовать свою законную награду. Но закапывать нахцерера после того, как его уже видел Длинный, было бы, по меньшей мере, странно, поэтому я трагически вздохнула — прощай, шанс прославиться, чтобы обо мне все-таки сболтнули спасателям! — и вытащила монетку из-за воротника рубахи.

Увы, нахцерер, в отличие от бокора, благоговейно тянуть руки и мирно растворяться не спешил.

Монетка ярко озарила погост всеми цветами радуги, на мгновение ослепив и меня, и Раинера. Мертвяку этого промедления хватило, чтобы полоснуть когтями по руке храмовника, выбив меч, и нацелить зубы уже на меня.

Оказавшись лицом к лицу с озлобленным нахцерером, я позорно растерялась и застыла столбом.

Лицо, как назло, сохранилось превосходно. Наверное, я даже встречала бокора при жизни, беспечно прогуливающимся по улочкам близ Нищего квартала, — кто знает? Выглядел он типичнейшим тангаррцем: такое же узкое, как и у Раинера, серовато-бледное лицо с четко выраженными скулами и упрямым подбородком, будто вырубленным в три замаха топором, и большие выразительные глаза. Будь он жив, я бы даже назвала нахцерера красивым.

Но сейчас на комплименты что-то не тянуло.

От первого взмаха когтями я увернулась не иначе как чудом. Ноги казались ватными, ужасно неуклюжими и неустойчивыми, а о лопате в руках я вспомнила, только когда нахцерер решил не мелочиться и к чертям загрызть строптивую добычу. Мертвец прыгнул — я едва успела выставить вперед черенок лопаты, и он налетел на него животом. Лопату я, естественно, не удержала, но нахцерера отпихнула.

Раинер воспользовался моментом, чтобы коварно напасть на него со спины. Увы, меч он был вынужден держать в левой руке, и отрубить колдуну голову с одного удара ему не удалось — а шанса на второй нахцерер не предоставил. Оставшись безоружным, храмовник коротко дернул уголком рта и поднял кулаки, закрывая корпус от предполагаемой атаки.

Я увидела, что нормально сжать в кулак он смог только левую руку, и, заскулив от безнадеги, прыгнула нахцереру на закорки.

Такой вопиющей фамильярности мертвец не ожидал и предсказуемо не удержал равновесие. Мы упали на рыхлый земляной отвал возле свежей могилы, но из меня все равно вышибло весь воздух, а рухнувшее сверху тело — пусть и по-тангаррски узкокостное — только усугубило положение. Кроме того, тело было чертовски недовольно таким обращением и вообще жаждало меня загрызть.

Такое обращение меня тоже не устраивало, и я с невесть откуда взявшимися силами двинула ему ногой, тут же отползая назад, — и с воплем скатилась с земляного отвала прямиком в могилу.

На мое счастье, Раинер поленился рыть яму на священные два метра вглубь, справедливо полагая, что братские могилы вообще никто особо не утруждался копать в соответствии с доктриной храма. Но даже получившегося в итоге метра хватило, чтобы я отбила плечо и ногу, а нахцерер возрадовался и собрался сигануть следом — когтями вперед.

Но наскочил на меч, любезно подставленный Раинером.

Приземлившееся в могилу тело исторгло из меня вопль, на какой не мог бы рассчитывать даже целый нахцерер, но последовавшая за ним голова быстро прекратила это безобразие. Позабыв про брезгливость и страх, я мстительно запихнула переливающийся всеми цветами радуги артефакт в раззявленную пасть и собственноручно ее захлопнула.

Потусторонний свет струился через остановившиеся глаза и обрубок шеи еще долгие три минуты, прежде чем погаснуть. За это время я поклялась себе, что больше ни на шаг не приближусь ни к одну мертвецу, куплю дом в Высоком квартале и лично заплачу всем храмовникам, колдунам и шарлатанам, чтобы мое жилище закляли ото всякой инфернальной мути. А потом подумала, что теперь-то уж точно не упаду в обморок в морге, как это было в первый визит.

Раинер несколько пошатнул эту мою уверенность, когда выронил меч.

Располосованная рука выглядела плохо. Так плохо, как будто нахцерер прошелся по ней когтями с неделю назад — и с тех пор ее никто не догадался промыть.

- Раинер… — растерянно охнула я и прикусила губу.

Он поднял побелевшее от боли и открывшихся перспектив лицо.

Нет, на самом-то деле проблема почти наверняка решалась двумя заклинаниями, которые проходили на третьем курсе. Только вот я больше не могла их сплести — да и не помнила наизусть.

- Ты же говорила, что он не заразный, — недоверчиво произнес храмовник, будто я могла воскликнуть: «О, точно!» — и рана бы рассосалась на глазах, пристыженная своей необразованностью.

Нахцерер и не должен быть заразным. Он разносит чуму, отнимая душевные силы — постепенно, по крупице, истощая жертв.

Видимо, на когти мертвеца это не распространялось.

Черт подери, Раинер мне жизнь спас! Я ведь могла, как идиотка, попытаться справиться с нахцерером сама, уповая на мирный опыт упокоения первого бокора! Вот бы братская могила пригодилась — все равно здесь никто не знает, как меня зовут…

- Нам нужно к Старшому, — неуверенно сказала я.

- Да нечем мне ему заплатить! — вспылил десятник. — Сначала нужно вернуться в храм и доложить обо всем настоятелю.

- Настоятель отправит тебя в храмовую лечебницу, — неожиданно тонким голосом произнесла я. — А там…

Раинер опустил взгляд на распухшую руку — и потемнел лицом.

- Те чужаки, про которых говорил Длинный… — я сглотнула, понимая, что после этого от допроса будет не отвертеться. — Они смогут помочь.

Храмовник дернулся всем телом. Было очевидно, что сейчас он готов душу продать за любую надежду сохранить руку — но в каких-то чужаков не верит.

Местная медицина в таком случае могла предложить только ампутацию. Раинер, повидавший многое за время службы в храмовой дружине, это знал наверняка.

- Они… — я с несчастным видом переступила с ноги на ногу. — Слушай… им нужна я. Надо только их найти, и в благодарность они… — я прикусила губу.

Интересно, какова вероятность, что брат Раинер предаст служение храму и согласится усилить Темное облако, чтобы спасти свою руку?

- А что будет с тобой?

- Со мной? — я настолько растерялась, что даже не сразу поняла, о чем он и как отвечать. — Мне тоже нужно к ним.

- Он тебя тоже оцарапал? — спросил храмовник и побледнел еще сильнее — будто было куда.

Я криво усмехнулась и кивнула. Маленькая ложь во спасение — почему бы и нет? Нахцерер-то меня и пальцем не тронул, но два падения расцветили меня синяками и царапинами в самых неожиданных местах. Выбрать какую-нибудь пострашнее…

- Кто они такие? — все-таки спросил Раинер, пытаясь загнать меч в ножны левой рукой.

Я не выдержала издевательства над оружием и убрала его сама.

- Пообещай, что отдашь меня им, — потребовала я, подняв глаза и не убирая руку с его пояса.

Храмовник хоть и не терялся так сильно, как в первый раз, когда я с перепугу бросилась к нему на шею, но все же замер, пристально всматриваясь в мое лицо — будто рассчитывал внезапно обнаружить на лбу крупную и разборчивую надпись «ведьма, сжечь немедленно!».

- Старшой тебя не выдал, — заметил он таким тоном, словно события минувшей ночи ставили его в один ряд с моим бывшим любовником.

- И если ты думаешь, что я ему благодарна… — проворчала я и потянула его в сторону Мертвого квартала. — Пойдем. Каждый час на счету.

Впрочем, судя по руке, речь шла скорее о минутах…