Глава 11

Как только байк въезжает в ворота, я замечаю его. Моя грудь сжимается. Его тело напряжено, будто он готов атаковать, и он наблюдает, как мы приближаемся. Это не Боб. Это — отец Роберт. Боб легкий на подъем и веселый. Отец Роберт забавный и серьезный. И похоже, что я глубоко в дерьме.

Когда байк останавливается в нескольких футах от него, он подходит ближе, демонстрируя угрозу:

— Где, мать вашу, ты была?

Марко тут же отвечает:

— Мы выезжали в город.

Он смотрит на Марко:

— Не тебя спрашиваю, идиот, хотя, через минутку дойду и до тебя.

Снимаю шлем и поправляю покрывало. Сердце бешено колотится, и я кратко отвечаю:

— Я ездила в библиотеку.

— И ты не подумала кому-нибудь сказать об этом?

Как только я говорю это, я знаю, что сделала ошибку.

— Марко знал.

Отец Роберт хмурит брови и медленно повторяет:

— Марко знал?

Я смотрю куда угодно, только не на него.

— Я подумала, что мы ненадолго, и знала, что у Марко есть телефон. Мне очень жаль, если побеспокоила вас, отец.

Отец Роберт глубоко вздыхает, и затем появляется Боб:

— У Марко есть телефон, и я звонил на этот номер.

Он кривит губы.

— Но он не отвечал.

На лице Марко появляется удивленное выражение, и он похлопывает по своим карманам. Он съеживается, когда понимает, что телефона нет.

— Дерьмо, мужик. Я, должно быть, забыл его в комнате. Я всегда беру его с собой. Извини, Боб. Такого больше не произойдет.

Боб делает шаг вперед, пока он и Марко не оказываются практически нос к носу.

— Чертовски правильно, такого больше не произойдет. Ты будешь держаться подальше от Кэт. Ты понял меня, мальчик?

Я наблюдаю, как Марко стиснул челюсти, и его глаза становятся ледяными. Боб тихо говорит:

— Я знаю, что ты делаешь. Прекрати. Тебе не выгодно совать свой нос в дела других людей.

Никогда в жизни я не слышала, чтобы Боб с кем-то так разговаривал. Я в шоке.

Когда Боб возвращается в церковь, я стою там, в нескольких футах от Марко, где наблюдаю, как его челюсть напрягается все сильнее и сильнее. Бездумно, я кладу свою руку на его.

Он резко отстраняется, так агрессивно, что я быстро принимаю защитную позицию.

Макро говорит сквозь стиснутые зубы:

— Он прав. Ты должна держаться подальше от меня.

Молчание, затем:

— Я не хотел бы сделать тебе больно, Кэт.

Я начинаю:

— Марко…

Его глаза серьезные, он перебивает меня:

— Я не шучу, Кэт. Если ты понимаешь, что для тебя лучше, будешь держаться от меня подальше.

Я смотрю, как он садится обратно на байк, заводит его и выезжает на дорогу, ведущую в город. Мой мозг пытается переварить все, что только что произошло. Остается только одна мысль.

Моя когда-то простая жизнь стала любой, только не такой.

Моя когда-то простая жизнь изменилась.

* * *

Сегодня вечером особый праздник.

Я кружусь по кухне вокруг других женщин в танце, который мы поставили и усовершенствовали за все эти годы. Вместе мы работаем хорошо. Сегодня день рождение Кларка, так что мы пируем, как короли.

Френки и я готовим еду на ужин, пока Ари создает для всех нас шоколадное суфле. Суфле — привередливая штука, чтобы запекать его, и это еще сложнее, когда делаешь одно большое суфле для всех, но Ари делает это так изящно и точно; удивительно, что она слышит хоть что-то, происходящее вокруг нее.

Когда Ари печет, остальной мир перестает существовать. Она запирается в безопасном пузыре. Это ее счастливое местечко.

Френки чистит морковь и картофель, чтобы пожарить. Я посыпаю приправой ягненка, чтобы присоединить к морковке и картошке. Потом Френки замешивает тесто для домашней пасты. Я делаю соус «неаполитано». Ари моет латук для салата, пока я нарезаю помидоры.

Подходит Боб.

Три занятые женщины прогоняют Боба.

Работать на кухне весело, когда мы все вместе, в то время как утренние обязанности по кухне скучны с капитаном Б.

— Итак, Кэт, что ты преподнесешь Кларку на день рождение? — спрашивает Френки.

Мое тело замирает в страхе. Медленно поворачиваюсь и с недоверием спрашиваю:

— Мы в этом году дарим подарки? Мы никогда этого не делали!

Ари закатывает глаза:

— Я ничего ему не покупала, дорогая. Не паникуй, — поворачиваясь к Френки, она ругает ее: — Не пугай ее.

Френки все еще чистит овощи и ухмыляется:

— Просто я точно уверена, что знаю, что Кларк хочет получить на день рождения, но это можешь сделать только ты.

Я в замешательстве:

— Почему только я?

Френки наклоняется ближе и озирается по сторонам, прежде чем тихо говорит:

— Потому, что мальчик любит тебя, Кэт. Он не хотел бы получить поцелуй от кого-нибудь другого.

Поцелуй?

Целоваться с Кларком?

Взрыв хохота вырвался из меня, и рука Френки подлетела к ее груди, когда испугавшись, она отпрыгивает от меня.

— Иисус Христос, ты очень сильно напугала меня. Что, черт побери, тут смешного?

Все еще хихикая, я объясняю:

— Кларк и я — друзья! Мы всегда были друзьями. Мы всегда будем друзьями. Ничего больше. Он не думает обо мне в таком плане. Я бы знала, если бы было иначе. Он бы сказал мне.

Она сощурила глаза:

— Он бы сказал тебе, да?

— Да. Конечно.

Она берет кусочек помидора с моей разделочной доски, бросает его в рот и говорит:

— Тогда почему он рассказал мне это на прошлой неделе?

Я прекращаю резать. Поднимаю голову. На моем лице появляется удивление.

Френки саркастически говорит:

— Ох, но я уверена, он бы сказал тебе, если бы по уши был влюблен в тебя последние три года. Я уверена, — она говорит последнюю фразу и добавляет звук «пфф». — Потому, как он ну нисколько не выглядит неуверенным, когда дело касается тебя. Нет. Нисколько. Он так уверен, что ты тоже любишь его, что скрывает свои чувства все это время.

Выражение ее лица становится раздраженным.

— Раскрой глаза, Кэт! Он боится рассказать тебе о своих чувствах.

Мое спокойное сердцебиение ускоряется. Неужели она права?

Мысленно я возвращаюсь на два года назад.

Я перекладываю бумаги, и возле меня появляется Кларк:

— Как дела?

Я улыбаюсь ему:

— Спасибо, хорошо.

Он неловко смеется и чешет подбородок.

— Это прекрасно, Кэт. Но я имею в виду, как дела с работой?

Мои щеки краснеют.

— Умм, нормально, я думаю.

Улыбка Кларка исчезает.

— Прошел уже месяц, Кэт. Тебе нужно двигаться дальше. Нам нужны разведданные, и они нужны нам уже сейчас.

Но заканчивать эту работу значит, что мое время с Джеймсом закончится. Как, предполагается, я должна сделать это с человеком, которого люблю?

Не думаю, что смогу сделать это.

Я делаю серьезную ошибку. Прежде, чем обдумать свои слова, выпаливаю:

— Джеймс ничего не знает, Кларк. Я клянусь. Он хороший парень. Я знаю его. Он не плохой. Мы ошиблись на этот раз.

Он долго смотрит на меня, придвигается ближе и шепчет:

— Кэт, думай, что ты говоришь… что ты делаешь. Думай о решениях, которые принимаешь и почему.

Выражение его лица ожесточается.

— Ты не можешь выбрать его вместо меня… нас. Ты не можешь.

Я не отвечаю Кларку, он не понимает, что есть между мной и Джеймсом.

Никто из них не понимает.

Они все против него. Они даже не знают его. Избегая этого аргумента, я говорю ему:

— Мне просто нужна еще неделя.

Кларк не был глупым. Он точно знал, что я делаю. Черты его лица ожесточаются.

— Он не сможет дать тебе то, что могу я, Кэт. Он именно тот, кто мы и говорили. Мы твоя семья. Он — никто. И ты все для… нас. Пожалуйста, не делай ничего без моего ведома. У тебя есть одна неделя.

Он отходит от меня.

— Если ты не уложишься в неделю, я должен буду доложить Бобу об этом.

Это объясняет, почему Кларк так защищал меня, когда дело касалось Джеймса. Но даже если Кларк любит меня, остается один вопрос.

Люблю ли я его?

Загрузка...