Ночная Фурия: первый акт

Глава 13

Вы когда-нибудь смущались так, что все, что вы хотели, это заползти в какую-нибудь щель или умереть?

Ну, вот так я чувствую себя прямо сейчас.

Мои ноги двигаются быстро вверх по лестнице, а потом вниз в мою комнату, я открываю дверь, потом закрываю ее позади себя и запираю. Я снимаю свое платье, оскорбленная тем, что одевала что-то особенное для мужчины, который не оценил это. Мужчины, который не захотел меня.

Я чувствую себя отвергнутой по неправильным причинам.

День назад Кларк был просто моим другом. Он даже не подозревал, что последние 24 часа, я рассматривала, как восстановить наши несуществующие отношения.

Я быстро переодеваюсь в свободные черные пижамные штаны и белую футболку, проскальзываю в шлепки и иду туда, где чувствую, что мне всегда рады. Иду длинным путем, чтобы избежать гостей, я спускаюсь вниз к личному входу Боба сбоку здания. Прохожу на цыпочках к задней двери, где меня ждет мое спасение.

Я иду в сад, и, удивляясь, резко останавливаюсь. Кларк сидит на скамейке под деревом рядом с моим садом.

Вздыхая, я пробегаю рукой по волосам и делаю маленький шаг вперед. Кларк сидит, его локти стоят на коленях, лицо — на руках. Листья шелестят под моими ногами, и Кларк поднимает на меня взгляд. Его глаза встречаются с моими.

В мое сердце вонзаются шипы:

— Привет.

Он долго смотрит на меня, как на незнакомку.

— Привет.

Ну, очень неловко. Надо остановить это.

Кларк не смотрит на меня, его голос напряженный и низкий:

— Что случилось с нами, Кэт? — я даже не пытаюсь ответить, потому как, откровенно говоря, я не знаю что сказать. Он вздыхает: — Я знаю, что ты все знаешь. Френки предупредила меня, прежде чем я вышел искать тебя.

Я медленно подхожу к скамейке и сажусь рядом с ним. Я не хотела находиться здесь сегодня вечером, особенно когда девушка Кларка ждет внутри, но это невозможно предотвратить.

— Я ничего не знала, думала, она шутит, — я закатываю глаза и подталкиваю его плечом. — Ты же знаешь, какая Френки, она так часто язвит, что даже она сама начинает верить в ту чепуху, которую несет.

К моему облегчению, он хихикает:

— Ага, знаю, но она честна, когда это важно, — он наклоняется вперед и кладет локти обратно на колени. — Хотя это правда, она не лгала, — он поворачивает голову и искренне говорит: — Я думаю, что люблю тебя.

Мое горло сжимается вместе с моими внутренностями. Мне трудно дышать.

В прошлом мне не повезло с любовью. Я не связываю ее со счастливыми эмоциями.

— С чего ты это решил? — шепчу я.

Он невесело смеется:

— Я знаю, Кэт. Просто знаю, — он делает паузу. — Или, по крайней мере, я думал так. Но больше я ни в чем не уверен, — он смотрит поверх меня. — Знаешь, почему я не привел Мишель раньше?

Я, молча, качаю головой.

Он объясняет:

— Потому что я не был уверен, люблю ли я тебя, или люблю ту Кэт, которой ты была 3 года назад, — он глубоко вдыхает и продолжает на выдохе. — Потом ты вернулась в Мираж, и все те чувства выбрались оттуда, где я их прятал, но я уже встречался с Мишель. Я не хотел поступать непорядочно по отношению к ней, поэтому затягивал ее знакомство со всеми вами. И когда я, наконец, решил привести ее сюда, чтобы познакомить с вами, Френки воспользовалась возможностью и разболтала все тебе, и когда мы пришли, ты начала вести себя как маленький ребенок, который должен поделиться любимой игрушкой.

Я краснею и моргаю:

— Я не вела себя так!

Он ухмыляется:

— Ага, Кэт. Как раз так ты себя и вела, — я кладу руки на скамейку, прикусывая губу, чтобы не начать защищаться. Теплая рука накрывает мои руки, и смотрю Кларку в глаза. Он бормочет: — Все в порядке. Я бы поступал также.

Мой взгляд перемещается к саду — моей гордости и радости — и без разрешения мой рот открывается и выбалтывает то, что я никогда не собиралась произносить:

— Я была очень сильно влюблена в тебя, — я улыбаюсь в темноту, — ты был моим парнем, но ты даже не знал об этом. Мне было пятнадцать, когда я увидела тебя впервые. Я знала, что такое Мираж, и почему ты был там, но мне никогда не позволяли быть рядом с тобой. Ты был самым безопасным парнем, чтобы влюбиться без памяти.

Он печально улыбается, и я знаю, это не то, что он хочет услышать.

Я продолжаю:

— Потом пришло время моего первого задания, и я начала работать с тобой. И когда я узнала тебя… — я замолкаю, неуверенная, хочу ли я сказать ему что-то большее. Действую против своей интуиции и честно говорю ему —…я думала ты удивительный, в тебе есть все, что девушка хотела бы видеть в парне. Ты очень умный и милый. Ты был заботлив и уделял мне свое время, и я, — с трудом сглатываю и шепчу, — я любила тебя, очень долго.

Кларк делает быстрый вдох. Я чувствую, он смотрит на меня, когда бормочет:

— Чувствую, что здесь есть какое-то «но».

Легкая улыбочка появляется на моих губах:

— Но случилось многое. Прошли годы, и то, что случилось с Джеймсом… это больно. Очень долго я подвергала сомнению каждое свое чувство, потому что появилось ощущение, будто все было ложью, и… — мое сердце ухает в пятки, и я понимаю, что пришло время для того, чтобы быть честной, безжалостной, — и я забыла тебя. Ты был на заднем фоне. Меня не пускали в Мираж, и я сосредоточилась на тренировках. Я больше не хотела любить тебя и подсознательно, думаю, что перестала.

Тишина захватывает нас в кокон неловкости, но если я и должна была быть в этом коконе, то рада, что с Кларком. У него есть способ заставить человека чувствовать себя лучше, он может ничего для этого не делать, просто находится рядом.

Проходит минута. Затем вторая. Наконец, он тихо произносит:

— Все это так отстойно.

Это было далеко не тем, что я думала, он скажет, от удивления я начинаю смеяться. Облегчение ослабляет напряжение в груди.

— Ага, это так. Отстой. Определенно.

Кларк улыбается той самой озорной улыбкой, которую я люблю.

— Боже, это было так забавно, наблюдать, как ты ревнуешь меня.

Ненормальный мужчина.

— Я не ревновала.

Он толкает меня плечом:

— Ревновала. Что наводит меня на вопрос: почему ты ревновала, и почему ты так сильно беспокоишься?

Я рявкаю, расстроившись:

— Я не беспокоилась.

В момент кристальной ясности, глаз моего мозга подмигивает мне, поскольку ответ очень прост и понятен. Я морщу лоб. Моргаю и шепчу:

— Я не беспокоилась.

Меня это не беспокоит. Ни на йоту. Мне плевать, что Кларк встречается с Мишель.

Я не влюблена в Кларка.

— Мне жаль, Кларк. Но я не беспокоилась, — я смотрю на него, и мое сердце пропускает удар.

Боль, написанную на его лице, невозможно замаскировать. Его брови поднимаются, и он бормочет:

— Ух. Ауч.

Но есть одна вещь, которую чувствую я должна сделать, чтобы доказать это внезапное прозрение.

— Поцелуй меня, Кларк.

Его брови поднимаются практически до линии роста волос. Он заикается:

— Чт-что?

Я пожимаю плечом:

— Поцелуй меня. Пожалуйста, — когда он просто моргает и смотрит на меня, будто я сошла с ума, я добавляю на полном серьезе. — Мне нужно, чтобы ты сделал это. Только так я узнаю все наверняка. Пожалуйста, поцелуй меня.

Он сглатывает, наклоняется вперед и останавливается на расстоянии волоска от моих губ. Его дыхание теплое, когда он шепчет:

— Я годами хотел сделать это, — потом его губы обрушиваются на мои.

И это не нежный поцелуй, который я воображала себе миллион раз. Этот поцелуй отчаянный и мощный, как будто он умоляет меня любить его. И от этого мое сердце обливается кровью.

Мой рот открывается для него, и кончик его языка выскальзывает, чтобы уговорить мой.

Он приятный. И теплый. И привлекает платонически. Он на вкус как кола и пахнет сладко, как яблоко. Но…

— Подожди.

Тело Кларка напрягается, когда он отстраняется от меня. Он съеживается:

— Было плохо? Плохо, да?

— Нет! Это очень приятно, Кларк, но…

Я пытаюсь подобрать слова. К счастью для меня, Кларк легко их находит. Он вздыхает:

— Но недостаточно.

Ощущение беспомощности пульсирует во мне. Я чувствую себя идиоткой.

— Мне так жаль, Кларк. Я не попросила бы тебя сделать это, если бы мне не нужно было убедиться. Я никогда не обманывала тебя.

Он кивает:

— Я знаю. И в каком-то смысле, я даже рад, что мы разобрались в этом. Теперь мы все понимаем, — его улыбка не достигает глаз. — Что есть, то есть.

Не говоря больше ни слова, он встает, засовывает руки в карманы и идет обратно к входу в кухню.

Я шепчу ему вслед:

— Я всегда буду любить тебя, Кларк, только не так как тебе это нужно.

Я нуждаюсь в отвлечении, смотрю на амбар и решаю, что немного подольше задержусь, прежде чем пойти спать.

Если вы посмотрите на «Мираж» внутри, то не увидите никакой угрозы. Только два стола, доски, несколько шкафов для документов, принтер и факс. Он настолько же опасен, как и любой другой офис в мире.

Внешность может быть обманчива.

«Мираж» может выглядеть как любой обычный офис, но на самом деле — это нервная система могущественной организации, которую я пока не полностью понимаю. Факс, е-майл или телефонный звонок в «Мираж», и закончится ваша жизнь через несколько дней. Возможно, эту жизнь я отберу своей собственной рукой.

Предполагаю, такова жизнь.

Первое, что я сделала, когда зашла внутрь, это включила радио на такую громкость, чтобы в моих барабанных перепонках загудело.

Музыка и песни — странные вещи. Они могут унести тебя так далеко, так глубоко в твое сознание, что ты не осознаешь, как сильно ты увяз, пока не зазвучат последние ноты песни, и ты не упадешь обратно в реальность.

Музыка — прекрасная вещь. Как вино для причастия.

Когда ты слушаешь музыку и добавляешь к ней вино, ты здорово проводишь время.

Я сижу на полу, наклонившись на стол Кларка, открываю бутылку вина и делаю большой глоток. Потом еще одни. И еще. Музыка играет, а вино согревает мой желудок, я откидываю голову на стол и закрываю глаза. Я пытаюсь разглядеть хорошее в том, что произошло сегодня, но воспоминание о страданиях Кларка нисколько не помогают.

Я никогда не причинила бы боль кому-либо охотно. Когда я обдумываю это заявление, я начинаю хихикать.

Я убила мужчину, но от мысли о том, что я задела самолюбие моего друга мне становиться плохо? О, блин. Я точно странная.

Когда бутылка вина выскальзывает из моей руки, я подскакиваю на ноги и открываю глаза. Марко сидит рядом со мной и делает глоток из бутылки. Он выхватывает пульт от стерео из моей руки, делает музыку очень тихо, и извиняется:

— Извини, я испортил твое платье.

Нахмурившись, я наблюдаю за ним, прежде чем отбираю бутылку, делаю глоток и отвечаю:

— Все в порядке. Это была просто вода, и в этом больше моей вины, чем твоей.

— Ты выглядела, как будто вот-вот заплачешь.

Я фыркаю и лгу:

— Я не плачу.

Губы Марко дергаются:

— Не уверен, что верю в это. Все плачут.

Поднимаю бровь и спрашиваю:

— Даже ты?

Он кивает уверенно:

— Даже я. Когда-то очень давно, но да, я плакал.

Я фыркаю, а он спрашивает:

— Что? Ты никогда не плакала? — я закатываю глаза.

— Конечно, плакала. Я просто не подумала бы, что ты так спокойно допускаешь такую слабость.

— Слабость? О, нет, дорогая, ты неправильно все поняла. Я охотно отвечаю на вопрос. Свободно. Если ты думаешь, что это слабость, ты просто смотришь на все неправильно. Я не стыжусь. Я ничего не прячу. Я искренний. Я вытянул всю силу из этой слабости, когда рассказал тебе об этом. Теперь попытайся использовать это против меня. Это не произведет никакого эффекта на меня, — он ухмыляется: — Я выиграл.

Это точка зрения обоснована. И я одобряю. Мои брови понимающе поднимаются, а еще, потому что я немного подвыпившая.

Туше.

Вино, которое я выпила, плескается в моем мозгу, затуманивая мысли. Я выпаливаю:

— Я сегодня целовалась с Кларком.

Он останавливается на середине большого глотка на секунду, прежде чем набирает полный рот вина.

— Ну, я предполагал, что это обязательно должно было произойти. Парень страдает от безответной любви к тебе; это более чем очевидно, — он гримасничает. — Пришел к тебе, пока его девушка внутри дум…

Я перебиваю его:

— Я попросила его поцеловать меня.

Он не отвечает, просто делает еще глоток из бутылки.

Тишина раздражает меня. Так сильно раздражает, что я начинаю бессвязно болтать:

— Когда-то я любила его. Несколько лет назад. Потом я влюбилась в кое-кого другого, в того, в кого не должна была. Для меня все стало дерьмово очень быстро, и я забыла его. И это должно было стать моей первой подсказкой. Разве можно забыть о человеке, которого любишь? — он открывает рот, чтобы ответить, но я продолжаю свою болтовню: — И так я подумала, если мы поцелуемся, и я почувствую что-нибудь, то это того стоило. Потому что если я почувствовала бы «щелчок», то он бы оказался тем, кого я люблю. — Марко просто смотрит вперед, его выражение лица не выдает никаких эмоций. Оно остается отрешенным.

Я хватаю вино и одним глотком выпиваю четверть бутылки. Тепло из моего желудка распространяется по телу до тех пор, пока я не чувствую покалывание в пальцах.

Я удобно оцепенела в нашем молчании.

Но на мой рот это оцепенение не распространяется.

— Это просто так странно. Первый поцелуй, который у меня был, ощущался так невероятно. Он заставил меня почувствовать себя любимой и особенной, и такое редкость, я думаю, — я замолкаю на секунду, а потом продолжаю тише: — но это все было чепухой, Марко, это было так больно, что я думала, никогда не восстановлюсь. И та часть моего мозга, которая отвечает за чувства, сломалась. Я очень долго ощущала пустоту. Но недавно это изменилось, — я глубоко вдыхаю и закрываю глаза, пока моя голова плавает в счастливом тумане. — Сначала, Джеймс, потом все это с Кларком, и этот сон с твоим участием, и я подумала, что с мужчинами много проблем, и я должна задуматься о том, чтобы стать лесбиянкой.

Скрипучий смех Марко согревает меня. Он вырывает бутылку из моего захвата, мягко проводит большим пальцем по задней части моей руки. Тишина кажется такой безопасной.

Я чувствую себя в безопасности здесь с Марко.

Его грубый голос прорывается сквозь мой приятный алкогольный дурман:

— Что за сон?