Большой черный фургон, известный в департаменте как «лаборатория», уже стоял у пирса в конце пристани Хейген, когда туда приехали Ник и Грант.
Пара констеблей прилаживали дуговую лампу-переноску, питающуюся от аккумуляторной батареи. За их работой наблюдал детектив-сержант Уэйд, заведующий лабораторией.
Уэйд был крупным, полным мужчиной с двойным подбородком. Он носил очки в роговой оправе, так что можно было ошибочно принять его за мягкого человека. На нем были тяжелое пальто и фетровая шляпа с небольшими, слегка загнутыми сзади полями; он выглядел как процветающий букмекер из захолустья. Двигался он очень медленно, но в той области, в которой он работал, значение имели только мозги, а они у Уэйда функционировали блестяще.
— Быстро сработали, Генри, — сказал Грант, подходя.
— Для разнообразия неплохая работенка. Интересная, — ответил Уэйд. — Мы занимались налетом на литейный цех Парсона, когда мне позвонили. — Он с любопытством взглянул на Ника. — Кто этот юноша? Выпускник престижного колледжа?
Ник проигнорировал его замечание и прошел мимо фургона к концу дамбы. В этот момент кто-то зажег переноску, и свет залил разбитую ограду.
Бен Гарвалд лежал на спине в грязи. Одна рука его была подвернута, другая вытянута, пальцы слегка согнуты. Глаза его были широко раскрыты, и взгляд их прикован к точке, расположенной на расстоянии миллиона световых лет, в вечности. На губах его застыла слабая удивленная улыбка, будто он не мог поверить в то, что с ним произошло. Казалось, он вот-вот встанет, но это было невозможно из-за рваной раны на его шее, прямо под подбородком, и кровавого отверстия в его плаще с левой стороны груди, куда угодила вторая пуля.
Ник смотрел на тело, стоя и держа руки в карманах. Его черные задумчивые глаза выделялись на бледном лице. Шесть или семь часов тому назад он впервые услышал имя Бена Гарвалда. С тех пор из материалов, с которыми он ознакомился, перед ним возник образ человека: сначала туманный и расплывчатый, затем кости его будто обросли мясом; и наконец он побеседовал с ним в течение десяти минут.
Вероятно, он изучил Бена Гарвалда лучше, чем кто бы то ни было. Может быть, именно этим можно было объяснить странное чувство личной утраты, которое он испытывал сейчас, глядя на распростертое тело.
— Не очень здорово выглядит, — заметил Грант.
Ник покачал головой:
— Не знаю, что случилось, но он заслуживал лучшего.
Грант взглянул на него с любопытством, затем повернулся к Уэйду, который натягивал пару резиновых перчаток:
— Начинаешь, Генри?
— Сию минуту. Тебе нужны все подробности?
— Все. Любые мелочи, отпечатки, если, например, убийца подошел, чтобы убедиться, что он мертв. И сфотографируй все вокруг. Не забудь и про машину Миллера. — Он повернулся к Нику: — Прости, но нам придется ее задержать.
Когда Уэйд направился в конец пирса, где находился какой-то мусорный ящик, Грант обратился к молодому констеблю, который терпеливо стоял у фургона. С его шлема капал дождь.
— Джонсон, сэр, Центральный округ, номер восемьсот два.
— Это ты его нашел, да?
— Верно, сэр.
— Расскажи.
— Я получил задание поискать автомобиль сержанта Миллера в три часа тридцать минут, когда был на дежурстве с моим сержантом, сэр. Было ровно четыре пятнадцать, когда я на нее наткнулся здесь.
— Ты осмотрел ее?
— Только подергал дверцы, сэр. Они были заперты.
— И тогда ты решил заглянуть сюда?
— Я подумал, что логично осмотреть это место. Калитка была приоткрыта. Я подумал, что там может быть еще кто-нибудь, и прошел вдоль пристани, проверил двери складов. Я собирался уже повернуть назад, когда мой фонарь осветил разбитую ограду.
Грант взглянул на его забрызганные грязью башмаки:
— Ты, как я вижу, спускался к нему?
— Глаза у него были открыты, и я сначала не понял, жив он или мертв. Я вынул его бумажник и обнаружил там документы о его освобождении из тюрьмы и прочее. Из этих документов я узнал, кто он. Я отправился к ближайшему телефону и доложил о случившемся. Затем вернулся и стал ждать.
«Для этого потребовалось определенное напряжение нервов», — отметил про себя Грант, думая о тумане и темноте и о том, что лежало там, в грязи, около пирса.
— Выполнял ли ты когда-нибудь какие-либо задания для Центрального управления по расследованию уголовных преступлений?
— Нет, сэр.
— Я подумаю, что можно будет для тебя сделать, ладно? Стой здесь, пока я не отпущу тебя. Ты можешь мне позже понадобиться. Через пару минут ты получишь чашку горячего чая, если я правильно понимаю ребят из «лаборатории».
Джонсон постарался скрыть свою радость, и ему это удалось.
В этот момент Генри Уэйд, который стоял, скорчившись, у тела Гарвалда, поднял глаза, и свет лампы отразился в его очках.
— Я могу сказать одно, сэр. Он находился здесь недолго.
Грант повернулся к Нику:
— Он действительно не мог быть здесь долго, правда? Когда он забрал твою машину?
— Около трех часов.
— Допустим, что он был мертв по крайней мере полчаса, когда его нашел Джонсон. Остается сорок пять минут. Интересно, что он делал в это время?
— У него была только одна цель, ради которой он возвратился, — сказал Ник, — я теперь уверен в этом.
— Деньги от «Стил Амальгамейтед»? Ты все еще веришь в это?
— Больше, чем когда-либо.
Грант прислонился к фургону и закурил сигарету, которую ему предложил Ник.
— Допустим, что ты прав. Если эти деньги существуют, то кому мог Гарвалд их оставить? Если в тот раз за рулем был Ментон, сразу возникает другое объяснение сегодняшних событий.
Ник покачал головой:
— Бен написал Белле из тюрьмы перед самым выходом. Он написал: «Скоро встретимся. Бен». Зачем? Он не любил ее больше. Он мне сам сказал, что не прикоснулся бы к ней даже десятифутовой тростью, и я поверил ему.
— Это означает, что он хотел видеть ее по другой причине.
— Чтобы получить деньги, которые она хранила для него все эти годы. Единственное слабое место в этой версии — сама Белла. Зная ее, я считал бы, что она давно все потратила.
— Не обязательно, — возразил Грант. — Я следил за ней почти год с тех пор, как Бен был арестован, как раз на случай, если она начнет тратить много денег. Это доказало бы, что деньги не сгорели. Однако она этого не делала. Большую часть времени работала официанткой, потом получила работу в одном из клубов Гарри Фолкнера. С этого момента она начала жить припеваючи. Гарри довольно долго охотился за ней, и она, поверь мне, заставляла его раскошеливаться.
За их спиной проехала машина, и высокий, аскетического вида мужчина в темном пальто с университетским шарфом, замотанным вокруг шеи, вышел из нее. В руке у него была старая черная сумка. Он по-свойски кивнул Гранту.
— Простите, профессор, — сказал Грант, — для этого случая вам потребуются резиновые сапоги. Там, в машине, для вас есть пара.
Профессор оперся о колесо и передернулся.
— Я понимаю, что вы имеете в виду.
Он поставил свою сумку и повернулся к фургону. Грант взял Ника под руку и отвел его в сторону.
— Я уже подумал. К счастью, Гарри Фолкнер может находиться сейчас только в двух местах. Он или поехал назад во «Фламинго», или он у нас, ждет меня, чтобы узнать о деле Брэди. Поэтому Белла одна. Было бы хорошо, если бы ты нанес ей визит.
— А какой версии мне придерживаться?
— Можешь начать с того, что она нужна для опознания тела Гарвалда. Она его бывшая жена, самая близкая родственница.
— Так я и скажу.
— Посмотри на ее реакцию. Если она сломается, возьмись за нее сразу. Это будет подходящий момент. Не говори, что тебе не на чем ехать. Можешь взять мою машину. Если случится что-нибудь неожиданное, сообщи мне по радио.
Грант повернулся к выходящему из фургона профессору в резиновых сапогах, которые были ему здорово велики, а Ник быстро пошел, довольный тем, что ему позволили уйти.
Теперь перед ним, по крайней мере, стояла какая-то конкретная задача, решение которой могло со временем привести к разгадке.
Машина Гранта стояла за воротами, на дорожке, и водитель сидел за рулем, куря сигарету.
— Старший инспектор остается здесь, — сказал ему Ник, — а ты отвезешь меня к дому Гарри Фолкнера в Сент-Мартин-Вуд. — Он взялся за ручку дверцы. И водитель спросил:
— А что делать с янки, сержант? Он ходит здесь взад и вперед как кот по горячим кирпичам с тех самых пор, как вы вошли в ворота.
Чак Лайзер вышел из тени на свет, под одинокий фонарь над воротами. Он выглядел как живой мертвец. Кожа на его лице натянулась, и темная щетина на подбородке подчеркивала желтоватую бледность кожи.
В глазах Чака стоял вопрос, и Ник ответил на него:
— Боюсь, что это Бен. Похоже, что в него дважды стреляли в упор. Хочешь войти?
Потрясение было явно слишком сильным: казалось, что-то вышло из Лайзера вместе с глубоким вздохом. Он покачал головой:
— Зачем?
— Подбросить тебя?
— Куда? — Лайзер снова покачал головой. — Он был славным малым. Слишком хорошим, чтобы кончить так.
Он повернулся и пошел прочь. Ник настойчиво окликнул его:
— Чак, ты не сделаешь никакой глупости?
Лайзер пожал плечами:
— Это не важно, генерал. Разве вообще что-нибудь имеет значение в этом паршивом мире?
— Мы узнаем, кто это сделал. Мы их поймаем.
— Ну и что? Это ведь не вернет Бена. Иисусе Христе, генерал! Вы когда-нибудь задавали себе вопрос: что же происходит?
Он снова побрел прочь; Ник догнал его и схватил за руку.
— Я еду к Белле, Чак. Она нужна для официального опознания. Поедем со мной. Ты можешь, если хочешь, остаться ждать меня в машине.
— А какой в этом смысл?
— Ну, скажем так. Смерть одного хорошего человека за ночь — этого достаточно. Я просто не перенесу еще одной.
Лайзер мрачно смотрел на него несколько минут, ничего не говоря, затем дважды кивнул, давая знать, что он понял. Вместе они вернулись к машине.
Дом в Сент-Мартин-Вуд был все еще залит светом, когда они подъехали, но перед домом оставались припаркованными только четыре машины. Все еще раздавалась музыка проигрывателя, слабо звуча сквозь занавески на окнах в длинной комнате. Ник повернулся к Лайзеру:
— Пойдешь со мной? Похоже, вечеринка еще в разгаре.
— Почему бы не пойти? Может быть, им нужен хороший пианист.
Они вместе поднялись по ступеням. Дверь была заперта, и Ник сильно нажал на кнопку звонка. Он держал на ней палец добрых полминуты.
Когда дверь, наконец, раскрылась, выглянул Крэйг. Лицо его с одной стороны сильно распухло, на нем была видна большая ссадина. Он выглядел очень злым. По его сверкающим глазам было видно, что он пьян.
— Что вам здесь, дьявол вас возьми, нужно? Вечеринка закончилась!
— Мне кажется, что еще нет.
Ник сильным толчком отпихнул его и вошел. Холл был пуст, но в длинной комнате две пары все еще бессмысленно топтались на полу. Возле камина на диване стиля Регентства спал мужчина в смокинге.
Лайзер прошел по комнате, подошел к проигрывателю, выключил его, сел за фортепьяно и начал играть.
Крэйг захлопнул входную дверь, схватил Ника за рукав и повернул его к себе.
Ник легко освободился:
— Посмей только сделать так еще раз, и я прошибу тобой стену. Где миссис Фолкнер?
— У тебя есть ордер?
— Дело в том, что он мне не нужен. Где она?
— Я видел, что она прошла в свою комнату примерно полчаса тому назад. Похоже, что с нее довольно.
— Иди и притащи ее. Скажи, что я хочу с ней поговорить.
Крэйг открыл рот, чтобы огрызнуться, но, по-видимому, решил воздержаться. Он пошел по холлу, а Ник подошел к фортепьяно.
Лайзер устало улыбнулся:
— Мы уже были здесь, генерал!
— Долгая ночь, Чак. Чертовски долгая ночь, — сказал Ник. — Хочешь выпить?
— Неплохо бы.
Ник подошел к бару, нашел пару чистых стаканов, бутылку шотландского виски и вернулся к фортепьяно. Он щедро налил Лайзеру, наполнил до краев свой стакан и выпил его залпом.
— Осторожно, генерал! Так это может войти в привычку, — сказал Лайзер.
Когда тепло разлилось по его телу, Ник налил себе еще, затем прислонился к фортепьяно, слушая музыку, которая, казалось, окутывала его.
Было пять часов утра. Долгая ночь была на исходе, и он чувствовал себя очень усталым, слишком усталым, чтобы здраво мыслить; это было очень плохо. Это было плохо, потому что подсознательно что-то грызло его, пилило, как ножовкой, что-то, что было ключом ко всей этой истории, и будь он проклят, если он может догадаться, что же это такое!
Появился Крэйг и насмешливо поклонился:
— Она себя не очень хорошо чувствует. Тебе придется подождать до завтра, фараон.
— Завтра уже наступило. — Ник покачал головой. — Ты что, хочешь получить, Крэйг? Делаешь ошибку!
Он пошел по комнате, не обращая внимания на возмущенный окрик Крэйга, затем прошел через холл и подошел к библиотеке.
Когда он открыл дверь и собрался войти, Крэйг бросился за ним и схватил его за плечо. Ник отшвырнул его так, что он пролетел по холлу, вошел в комнату, закрыл за собой дверь и запер ее изнутри на ключ.
Огонь в камине догорал, но лампа на столе все еще горела. Он подошел к двери спальни и постучал. Ответа не последовало, и, когда он попробовал открыть дверь, оказалось, что она заперта. Он снова постучал:
— Белла, это Ник Миллер. Мне нужно поговорить с тобой.
Какое-то время стояла тишина. Затем раздались шаги и поворот ключа. Когда он открыл дверь, она шла к камину.
На ней было черное шелковое неглиже с рукавами, отделанными норкой. Она была очень бледна, с черными кругами под глазами. Она взяла стакан с маленького столика, налила себе двойную порцию джина и вызывающе повернулась к нему:
— Где до сих пор Гарри? Не говори только мне, что он накололся на чем-то после всех этих лет.
— Гарри? — Ник нахмурился, затем вспомнил. — Ты все спутала, Белла. Влип не он, а Фред Ментон. Он хотел смыться с содержимым сейфа во «Фламинго». Гарри пригласили для того, чтобы он проверил, что там есть. Вот и все.
За ее спиной в зеркале отражалась фигура чужого человека в плаще с темными глазами, которые смотрели из-под козырька полувоенной фуражки. Они пронизывали насквозь и, казалось, даже глубже. Она передернулась и поспешно сделала глоток джина.
— Это все, что ты хотел мне сказать?
— Нет, я приехал, чтобы сказать тебе, что Бен больше тебя не побеспокоит.
В глазах ее что-то мелькнуло, но лишь на мгновение. Она откинула голову:
— Правда? Ладно, можешь передать ему, чтобы он катился к черту, если это касается меня!
— Он меня не услышит, — спокойно произнес Ник, — он лежит на спине в грязи в конце пристани Хейген, Белла. Кто-то выпустил в него пару пуль.
До сих пор все это было только кошмаром, сопровождаемым дождем, туманом и ночью, — чем-то, что можно было стряхнуть с себя с утренним светом, забыть, как дурной сон. Но теперь, в момент откровения, она представила его себе, лежащего там, в грязи, с приклеенной улыбкой, — и только тогда то, что произошло, обрушилось на нее с полной силой.
Она уронила стакан и вытянула руку, будто отстраняясь от него. Голова ее раскачивалась из стороны в сторону, лицо исказилось, а в горле поднялась рвота, и она бросилась в ванную, зажимая рот рукой. Она наклонилась над раковиной, плечи ее содрогались.
Ник стоял в дверях и наблюдал за ней со странным хладнокровием. Ему казалось, что он наблюдает за ними обоими со стороны, но это, скорее всего, было действие виски. Он стоял в тени другой комнаты, глядя на себя и на эту женщину, зная, сознавая с большой долей уверенности, что он на пороге разгадки.
Наконец он схватил ее за плечи и повернул к себе:
— Во-первых, зачем Бен приезжал сюда? За деньгами, не так ли? За теми деньгами, которые хранились все эти годы у тебя? За его долей от «Стил Амальгамейтед»?
Она с силой оттолкнула его к стене и бросилась в другую комнату.
— Убирайся! — крикнула она. — Убирайся вон отсюда!
— Он был сегодня здесь?
— Нет, неправда. Я не видела Бена Гарвалда девять лет.
Она попыталась проскользнуть мимо него, но он схватил ее за руку и швырнул на кровать. Она лежала там, глядя на него с ужасом. Он склонился над ней:
— Он мне сказал, что не дотронулся бы до тебя даже тростью длиной в десять футов, и я ему верю. Тогда зачем ему нужно было видеть тебя? Из-за денег?
Он сунул руку в нагрудный карман, вытащил бумажник и разные документы, разбрасывая их по кровати, роясь в них одной рукой, держа в то же время ее другой рукой за кисть.
Наконец он нашел письмо, быстро развернул его и поднес к ее глазам:
— Он написал из тюрьмы, предупреждая, что придет, верно? Вот это письмо!
Лицо ее исказила судорога. Он отпустил ее кисть и посмотрел, нахмурясь, на письмо. То, что он увидел там, внезапно ударило его, будто мул копытом, под ложечку.
Когда она начала истерически рыдать, он схватил ее за горло и заставил поднять голову:
— Ладно, сука, теперь мы узнаем правду!