Карвер-стрит представляла собой ряд домов, расположенных террасами, возле реки, в районе трущоб, подлежащих, как сказал Лайзер, сносу.
Пройдя примерно полпути, Гарвалд обнаружил забитое досками окно. Следующий дом выглядел так, будто мог рухнуть в любой момент. Он прошел по узкому проходу, который привел его на задний двор, заваленный консервными банками: здешний пейзаж не поддавался никакому описанию.
Гарвалд спустился по ступеням и постучал в дверь. Через некоторое время послышались шаги, дверь приоткрылась на несколько дюймов, и женский голос спросил:
— Кто там?
— Я ищу Сэма Роско, — сказал Гарвалд. — Сэма. Я его старый приятель.
— Его нет дома.
Легкий немецкий акцент, который был некогда частью шарма Вилмы, еще сохранился; Бен подошел ближе к двери:
— Вилма, это Бен. Бен Гарвалд.
За дверью ахнули, затем наступила пауза, после чего цепочка зазвенела, и дверь открылась. Когда он вошел в темный коридор, к лицу его протянулась рука, а потом его заключили в объятия.
— Бен, милый! Я не могу поверить! Это правда ты?
Она протащила его по коридору в комнату, находившуюся в самом его конце. Комната была довольно чистой и уютной. На полу лежал ковер, а у стены находилась двуспальная кровать.
Она повернулась, чтобы рассмотреть его, большая, грузная женщина с двойным подбородком. Только волосы неправдоподобного соломенного цвета сохранились такими, какими он их помнил. Гарвалд улыбнулся. Она порозовела и откинула голову.
— Ну что, я постарела? Ведь прошло так много времени!
— У тебя по-прежнему самые красивые волосы, которые я когда-либо видел!
Что-то сверкнуло глубоко в ее глазах, и на одно мгновение она снова стала молодой стройной немочкой, которую Сэмми Роско привез домой после войны. Она прижалась к Гарвалду, обхватив его за шею, и крепко поцеловала в губы:
— Ты всегда стоил больше, чем все они, вместе взятые!
Бен Гарвалд быстро обнял ее, смакуя с четким наслаждением ощущение женского тела, прижатого к его собственному, впервые после длительного перерыва; затем он решительно отстранился.
— Дело, Вилма, сначала дело. В доме есть что-нибудь выпить?
— Когда в этом доме будет нечего выпить, это будет особенный день!
Она направилась к буфету, вынула бутылку джина и два стакана. Гарвалд сел на стул около стола. Он огляделся:
— Все еще продолжаешь?
— А что я еще могу делать?
— А ты думала когда-нибудь о возвращении домой?
— В Баварию? — Она вскочила, подошла к окну в углу комнаты, приподняла ковер и извлекла белый конверт. Она открыла его и, вынув оттуда паспорт, бросила его на стол.
— Я прячу его подальше от Сэмми. Последний раз, когда я хотела им воспользоваться, он так меня избил, что я целую неделю пролежала в больнице.
— Ты не накопила денег?
— Ах, я тебя умоляю! — Она пожала плечами. — За все это время я не могла сэкономить даже пяти фунтов, ни разу. Он за этим следит. Ждет в кухне и, когда клиенты уходят, сразу отбирает у меня деньги.
Гарвалд поднял паспорт и раскрыл его:
— Он все еще действителен.
— Ну и что? Это все равно что билет на Луну. — Она проглотила свой джин и вновь наполнила стакан. — Что привело тебя назад, Бен? Здесь тебе ничего не светит. Вероятно, ты знаешь, что Белла снова вышла замуж.
— Да, мне говорили. А где сейчас Сэмми?
— В «Гросвенер Тэпс», это пивная в конце улицы.
— Он скоро вернется?
Она взглянула на часы и кивнула:
— Они закрылись примерно пять минут назад. Он обычно заглядывает домой перед работой.
— И где он сейчас работает?
Она пожала плечами:
— В разных местах. На этой неделе — в клубе «Илевен». Это забегаловка примерно в полумиле отсюда. Там работает на Фолкнера Фред Ментон.
— А кто там заправляет?
— Молли Райан.
— Там девочки, да?
Вилма снова пожала плечами:
— Ты же знаешь, что это за заведения. Там есть все. Тебе Сэмми нужен по делу?
Гарвалд закурил еще одну сигарету и выпустил дым на затемненную лампу.
— Когда я вышел вчера утром из Вандсворта, пара болванов пыталась избить меня, Вилма. Они совершили ошибку. — Он холодно усмехнулся. — И Сэмми тоже.
Наружная дверь распахнулась, и в коридоре раздались шаги. Через минуту в комнату ввалился Сэмми Роско. Это был мужчина бычьего сложения, с руками, свисавшими до колен. Лицо его опухло от пьянства, и он стоял, покачиваясь, со злобным блеском в глазах.
— Что здесь происходит?
— Кое-кто хочет тебя видеть, Сэмми, дорогой, — сказала Вилма голосом, в котором чувствовалось предвкушение удовольствия, — старый друг.
Гарвалд повернул голову и слегка ухмыльнулся:
— Ну вот, Сэмми, старый ублюдок, это — я.
Лицо Гарвалда было очень спокойным, но серые глаза, изменчивые, как гонимый ветром дым в осенний день, сказали Роско все, что ему следовало знать. Он повернулся, чтобы выскользнуть в дверь, но Гарвалд действовал быстрее. Его рука схватила Роско за шиворот и с невероятной силой швырнула его через комнату.
Роско рывком поднялся с пола. Гарвалд сделал шаг и хладнокровно ударил его ногой в живот. Роско перевернулся со всхлипом, падая на кровать и корчась от боли.
Вилма сидела, наблюдая эту сцену, и в глазах ее не было ни капли жалости. Гарвалд вылил содержимое бутылки в свой стакан, сел и стал ждать. Спустя некоторое время Роско повернулся. Лицо его было белым как бумага.
— Ну что, Сэмми, тебе лучше?
— Заткнись, ублюдок, — выдавил Роско.
— Ну, так-то лучше, — сказал Гарвалд, — так гораздо лучше. Теперь скажи, почему ты вчера утром натравил на меня этих двух головорезов?
— Я не знаю, черт побери, о чем ты говоришь?
В одно мгновение Гарвалд схватил пустую бутылку из-под джина и разбил ее о край стола. Он наклонился вперед, приставив острое страшное оружие к горлу Роско:
— Может быть, ты забыл, Сэмми, что я никогда не любил фокусов?
Лоб Роско покрылся каплями пота, глаза его расширились.
— Это был Фред, Бен. Фред Ментон. Он приказал мне организовать это для него. Он сказал, что не хочет, чтобы ты возвращался.
Гарвалд нахмурился, и глаза его потухли.
— Но почему, Сэмми? Зачем Ментон сделал это? Какой в этом смысл?
Он угрожающе выставил вперед разбитую бутылку, и Сэмми пропищал:
— Это все, что я знаю, Бен.
Гарвалд отшвырнул бутылку к камину, затем рывком поднял Роско на ноги. Он распахнул на нем пальто, вытащил из его внутреннего кармана бумажник и раскрыл его. Там было пятьдесят фунтов в банкнотах по пять, все новые. Он быстро пересчитал их, затем сильным толчком пихнул Роско к двери.
— Сыпь и не возвращайся!
Роско повернулся в дверях, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но потом, видимо, передумал. Он поковылял по коридору в темноте, и спустя мгновение входная дверь захлопнулась за ним.
Гарвалд сложил на столе пятьдесят фунтов:
— Это больше чем достаточно, чтобы ты могла вернуться домой, Вилма. Если только не все изменилось с тех пор, когда я был здесь, в Лондон все еще ходят ночные экспрессы.
Она бросилась ему на шею, прижалась, и, когда подняла лицо, из глаз ее лились слезы, смывая тушь.
— Я никогда не забуду тебя, Бен Гарвалд, никогда!
Он поцеловал ее, крепко обнял и ушел, а она стояла, прислушиваясь к его шагам, пока они не стихли на тротуаре; потом огляделась, наполненная внезапной ненавистью к жилищу, где провела годы, и к тому, что эти годы сделали с ней. Затем начала быстро собираться. К тому времени, когда она сложила вещи, была уже полночь. Она натянула плащ, закрыла чемодан, окинула в последний раз взглядом комнату и вышла в узкий коридор. Когда она подошла к двери, в нее кто-то постучал.
— О Господи, нет! О Боже, нет!
Крик нарастал в ее горле, она повернулась и бросилась назад по темному коридору, к комнате, которая была в его конце.
Дверь открылась.
Вилма упала на колени перед камином, пальцы ее отчаянно искали осколки стекла. Наконец они ухватили большой кусок, изогнутый и острый, как кинжал. Она выгнула шею, собираясь перерезать себе горло, но внезапно ее руку, как огонь, обожгла боль, так сильно, что она с криком выронила стекло. Рука подняла ее на ноги, повернула и толкнула через комнату так, что она упала на кровать.
Она подняла руку и закрыла лицо от удара, который должен был, как всегда, последовать. Затем она опустила ее, моргая, потому что у стола, глядя на нее, стоял не Сэмми Роско. Это был значительно более молодой человек, которого она никогда раньше не видела. Он был одет в дорогой синий плащ, и у него были странные, темные глаза, которые, казалось, пронизывали ее насквозь.