В последнее время жизнь моя стала жутко насыщенной. Домой я приходил только чтобы поужинать и поспать. На обед мы обычно питались сухим пайком, который покупали в ближайшем магазине. Родители даже начали переживать за меня, но их видимо успокаивало то, что денег я не просил, а, следовательно, с плохой компанией не связался.

Вот и в этот, мой единственный выходной день, мама попыталась заставить меня помочь ей по дому, но не для того я вырывался из цепких лап Георгия, чтобы потратить весь день на очередную генеральную уборку. Поэтому пообещав сделать всё возможное и даже невозможное, чтобы убрать свою комнату сразу после того как вернусь, я покинул пределы родного дома.

Похоже, взгляды на хорошее времяпрепровождение у нас с Татьяной всё же разнились. Она постоянно меня пыталась вытянуть на культурные мероприятия, а я стремился найти тихое, уединённое место, где бы нам никто не мешал. Там бы я мог даже просто сесть напротив неё и часами любоваться. Идеальным местом для этого была природа, но не будешь ведь таскать туда свою подругу каждую неделю.

На этот раз мы пришли к соглашению, что одно мероприятие сегодня мы выбираем на её вкус, а второе на мой. Танюшка была неоригинальна, и мы снова отправились в кинотеатр Удокан. Фильм, на мой взгляд, был довольно скушен и я все полтора часа сидел и думал куда бы нам пойти дальше.

— А ведь это лишь наше четвёртое свидание, — подумалось мне, — а уже и некуда девушку повести. Что ж за город у нас такой — сходить некуда. Решено, в следующий раз отправимся с утра пораньше куда-нибудь за город — на озёра. Раз с культурным отдыхом не получается, будем хоть красивые виды смотреть.

— Фиг! — тут же подумалось мне. — В следующий раз уже будет холодно, может даже снег выпадет… может уже пригласить её к себе домой? вдруг не откажется.

Тем временем кино закончилось, а я так и не придумал куда отправляться дальше. Выйдя из кинотеатра и поглядев на Танюшку я понял, что надо на что-то решаться — она смотрела на меня и ждала моего хода.

— А ты была в музее декабристов? — спросил я неожиданно даже для самого себя.

Похоже Татьяну я удивил не меньше, чем себя самого. Она ждала от меня чего угодно, но только не приглашения в музей.

— Нет, не была, — ответила она.

— Ну пойдём, сходим, — выдохнул я, обрадовавшись хоть какой-то определённости, взял её за руку и потащил за собой.

О музее декабристов я знал только одно — он где-то тут есть. Часть прохожих, которых я спрашивал о музее, впадали в ступор и смотрели на меня с удивлением — не разыгрываю ли я их. Другая часть просто отмахивалась как от назойливой мухи. В конце концов, одна старушка показала дорогу — музей оказался совсем близко. Зажатая между трёх современных домов деревянная церковь, в которой располагался музей, выглядела инородным пятном.

— Ей, наверное, лет триста, — удивлённо сказала Таня, — вот уж не знала, что тут такие старые здания сохранились.

В музее возле входа сидели три тётеньки, пили чай и тихо разговаривали. Кроме них никого не наблюдалось.

— Ой, ребятки, вы в музей? — засуетилась одна. — Ну пойдёмте, я вам всё покажу.

— А билеты? — спросил я.

— Какие билеты, вы ведь школьники, а школьники у нас бесплатно. Пойдёмте-пойдёмте, я вам расскажу про наш музей.

— Да не беспокойтесь, мы уж сами, — попробовал отказаться я, смутившись.

Какое там, в зале включили свет и нас буквально подтащили к первому экспонату.

Оказалось, что в 19 веке наш город был ещё большей дырой, чем сейчас и понятие «сырьевой придаток», которое так сейчас любят обсасывать по телевизору, тогда соответствовало действительности на все сто. Ну а какой же человек в своём уме поедет копать руду за гроши, тем более что из техники тут, похоже, были одни тачки. Вот и ссылали сюда из Москвы и Питера всех недовольных, чтобы развивали они восточную Сибирь.

Впрочем, женщина рассказывала не об этом. Она самозабвенно повествовала о том, какими хорошими людьми были Рылеев, Трубецкой, Оболенский, Бестужев, Муравьёв и многие-многие другие участники восстания. Каким толчком для культурного развития Сибири стала их ссылка.

— Ведь многие из них после ссылки остались здесь жить, быть может вы или вы одни из потомков этих дворян, — показала женщина рукой на меня и Таню.

— Я вряд ли, моих предков сюда только в 37-м сослали, — хмыкнул я.

— Всё равно, — не смутилась тётенька, — вы должны почувствовать, что здесь до сих пор присутствует незримый дух культуры декабристов.

Я не стал досаждать боле своими комментариями и спокойно дослушал лекцию до конца, рассмотрел фотографии декабристов, их домов, их жен, их детей.

Для себя я сделал вывод, что им не так уж и плохо здесь жилось — просторные дома, куча прислуги, свежий воздух. Кто знает, может они даже и были рады, что их увезли из столицы насильственным путём, раз уж они остались тут жить, сами-то они никогда бы не додумались, что и в такой глуши можно поселиться.

Выйдя из музея, Татьяна заявила, что она просто потрясена и чмокнула меня в щёку. Я не понял, что её так порадовало, но расспрашивать не стал. Вместо этого, воспользовавшись моментом, я предложил:

— Приходи ко мне на днях в гости — будем вместе уроки делать, а то я что-то их совсем забросил в последнее время.

Таня, похоже, тоже решила воспользоваться представившейся возможностью и расспросить меня про наши с Жорой секреты:

— Слушай, а куда это вы с Цветковым каждый день после школы убегаете? Я помню в прошлом году ты каждый день после уроков понуро шел домой, а теперь язык на плечо и бегом в другую сторону.

Я сделал для себя в уме заметку, что Татьяна, оказывается, ещё в прошлом году смотрела — куда я иду после уроков. Вот уж никогда бы не подумал. Вслух я сказал, подумав:

— Это секрет. Нет, не подумай, это не мой секрет, — поправился я, увидев, что Таня недовольно насупилась. — У меня вообще нет секретов от тебя. А это секрет Цветкова. Как только будет такая возможность, я тебе сразу всё расскажу и покажу. Надеюсь это время уже не за горами, а пока он просил ну никому не рассказывать.

Таньке явно такой ответ не очень-то понравился, но продолжать расспросы она не стала.

Мы ещё немного погуляли вдоль речки Ингоды и отправились домой, поскольку Татьяна сказала, что обещала родителям вернуться не поздно.

Я пробубнил, что-то на тему, что в 14 лет могла бы уже и сама определять, когда возвращаться домой, но настаивать на длительной прогулке не решился.

Придя домой раньше, чем рассчитывал, я быстренько убрался в своей комнате — в остальных уже постарались родители и набрал телефон Цветкова. Тот, конечно же был в КБ, куда я и отправился, пообещав родителям вернуться засветло.

Жора за день приделал электромотор к шторе, закрывающей потолок, и теперь можно было закрыть и открыть отверстие в крыше простым нажатием на кнопку, что он мне и продемонстрировал с гордостью.

Прошел лишь месяц с той поры, как я познакомился с Цветковым, а у нас уже всё было готово к тому, чтобы начать сборку корпуса НЛО. Ещё неделю назад мы устроили несколько тестов для двух капотов, склеенных с помощью новой пены, и остались довольны. Получившуюся конструкцию можно было немного согнуть (хоть и с большим трудом), но разломать или пробить представлялось совершенно невозможным. В общем, материал получился по словам Жоры именно такой, какой и требуется для аппарата, способного разгоняться с огромным ускорением.

Мы, конечно, не испытывали его на прочность в широком диапазоне температур, но Жора сказал, что с этим проблем не будет.

Я с трудом представлял, как собирать сам корпус летающей тарелки. Попытка собрать её так, как мы на уроке трудов собирали табуретки — типа один держит, другой пилит и прибивает, успеха не принесла.

Мы попытались сложить без клея основание нашей конструкции, но жесть не хотела гнуться, листы не стыковались, пока я держал резину, у Жоры выскальзывал капот, а подпорки скользили по гладкому полу. Промучившись с полчаса я сказал, что так не пойдёт. Мы сели думать, но ничего хорошего не приходило в голову.

Наконец, у меня появилась идея сделать сначала крышу и пол нашей летающей тарелки, а потом уже соединить их стенами. Для этого я предложил на полу сделать деревянную эллипсовидную форму, с её помощью выгнуть автомобильную жесть и на ней же сварить основу для НЛО.

За неимением других идей стали воплощать эту. Делать форму из тех досок, что в изобилии валялись во дворе, Жора отказался, сказав, что эти гнилушки не подойдут. В результате, на следующий день мы снова отправились в магазин, на этот раз уже за брусом и гвоздями.

Уже тогда, подсчитывая в уме во сколько нам, а точнее Жоре, а ещё точнее Жориному отцу, обходиться наша идея, я тихо ужасался. С каждым днём я ожидал, что он обнаружит, что его деньги вбухиваются в какие-то детские игры и перекроет нам источник финансирования. Но, похоже, у старшего Цветкова была ещё та выдержка и этот день всё не наступал.

Из толстого бруса мы собрали посреди комнаты некое подобие древнеримского Колизея, только наш был поплоше и в форме овала. С боков мы оставили лишь немного пространства до стен, чтобы потом можно было поставить на бок крышу и дно для последующей сборки.

С деревянным Колизеем работа заспорилась. Мы сложили жестянки внахлёст, решив, что так надёжнее, а стыки и края хорошенько проварили сваркой. Швы, конечно, получились не очень красивые — сварщики-то из нас были аховые, но надёжные, что нас вполне устраивало.

Когда мы сварили вместе несколько листов, перед нами встала проблема жесткости. Жора сказал, что он думал, что небольшой аппарат можно сделать просто из двуслойной жести, проложенной резиной и он будет держаться, но я разубедил его — мне, даже без математических расчётов представлялось, что подобная консервная банка, если её сделать достаточно большой сплющится и раздавит саму себя, даже никакая сварка и Жорина суперпена не поможет.

Впрочем, тут же сделав математические прикидки прямо на столе, Жора со мной согласился, и мы стали думать из чего сделать рёбра жесткости. Не придумав ничего лучшего, мы отправились в один из дней на городское «кладбище автобусов» — в муниципальный автопарк.

С тех пор, как коммерческий транспорт полностью заменил в городе муниципальный, старые городские «Икарусы» оказались невостребованными и пылились там без надобности и без стёкол. Местный забулдыга-слесарь согласился срезать нам все лонжероны с десяти раздолбанных автобусов всего за ящик водки. Причём двойной ценовой эквивалент водки в американских долларах на него не произвёл никакого впечатления.

— Водка и точка, — отрезал он, — глядя куда-то в облака мечтательными голубыми глазами.

Ещё за пять бутылок лонжероны нам доставил в КБ водитель грузовика из того же автопарка.

Родители просто поражались тому, каким вымотанным я приходил домой. Наконец-то я понял отца, которому по вечерам ничего не было надо, кроме как помыться, посмотреть телик и лечь спать. Теперь мы почти всё это делали синхронно, и практически молча. Молча садились за стол, когда мать накрывала на ужин, после чего обменивались не значащими фразами и молча шли смотреть телевизор. Даже компьютер я как-то позабросил — виртуальная жизнь не шла ни в какое сравнение с насыщенной реальной. Да и вообще, за лето я столько на компе наигрался, что разве что из ушей не лезло.

В среду, как и договаривались, ко мне пришла делать уроки Татьяна. Я заранее отпросился у Жоры, не обращая внимания на его недовольное бурчание.

— Слушай, — попытался я его урезонить, сколько по твоим оценкам мы будем строить этот аппарат.

— До весны, не меньше, — сказал он, подумав.

— То есть ты увидишь свою подругу не раньше, чем через несколько месяцев. Ты хоть связь-то с ней поддерживаешь? А-то забудет она тебя за это время.

— Чего же ты меня, за идиота принимаешь? Конечно поддерживаю, раз в три дня — железно звоню.

— А ты ей письмо напиши ещё! — сходу придумал я, чем бы занять деятельного Жору.

— Это ещё зачем? — не понял он.

— Как зачем? Просто так! Девчонки любят письма. Звонки это тоже хорошо, но они не передают ощущения разлуки, а если она получит от тебя письмо, только не е-мэйл и не напечатанное на принтере, а написанное от руки и полученное по почте, как в старые добрые времена, то она просто растает. Ничего ты не понимаешь в романтике.

— Да? — задумался он. — Ладно, надо попробовать.

Загрузка...